Страница:
— Послужи мне хоть в этом, — наполовину с мольбой, наполовину требовательно обратился он к Камню и сделал еще одну попытку, но все так же безрезультатно. Разочаровавшись, он нашарил на полке над сосудом кремень и огниво и зажег факел обычным способом.
Тени прыгали и дрожали на стенах, пока Дэрин спускался в главную комнату склепа по узким ступеням. Смола, сгорая, трещала и шипела, наполняя помещение удушливым дымом, который слоями повисал в неподвижном сыром воздухе. Вытирая слезящиеся глаза, Дэрин несколько раз обошел комнату, прежде чем отыскал вход, который ему был нужен: небольшую дверцу, над которой был вырезан на каменной панели герб Госни — косматый бурый медведь с золотой короной в зубах, загороженный двумя скрещенными копьями. Это означало «Защитник королей», и род этот был действительно древним, таким же старинным, как род короля Рейса, который на протяжении восьмисот лет существовал одновременно с династией Рыжих Королей. И Госни действительно были советниками и защитниками королевского дома, пока весь некогда славный род не воплотился в одного-единственного молодого человека, который задумывался только лишь о том, как ему отказаться от своего наследия.
Дэрин нырнул в дверь и оказался в коридоре с таким низким потолком, что пламя факела почти касалось его, оставляя на камне длинные языки копоти. Коридор вывел его в крошечную усыпальницу, в которой был установлен единственный каменный саркофаг.
Дэрин нашарил на стене металлическое кольцо для факела и медленно, чуть ли не со страхом приблизился к каменному гробу. Теперь ему стало понятно, почему он так не хотел приходить сюда. Причина была та же самая, по какой он не сидел у смертного ложа матери, — не видя ее мертвой, он мог вспоминать ее как живую. Даже сейчас какой-то тихий голос внутри него продолжал твердить: «Ее нет здесь, ее нет здесь!» Однако он больше не мог верить в эту сладкую ложь. Протянув руку, он нащупал на крышке саркофага тонкие буквы, высеченные в камне:
«Идонна. Любимая жена и мать».
Там были еще слова, и Дэрин в панике отдернул руку, лишь только разобрал текст. Это были строки из стихотворения, которое он сочинил несколько лет назад.
Темная женщина, где ты теперь?
Один я стою в темноте.
Вокруг тишина, но все чудятся мне Ладони на мокром лице.
Каким-то образом его отец, Эмил Джефсон, отыскал эти неуклюжие строки среди всех стихотворений, которые Дэрин дарил матери. Эти стихи нравились Идонне больше других, хотя она с радостью принимала все его стихотворные опыты. А теперь сын принес своей матери последний подарок. Дэрин осторожно разжал ладонь и положил на крышку саркофага белую розу.
Лепестки ее были измяты и испачканы его кровью. Многозначительность этого внезапно дошла до сознания Дэрина, и он некоторое время стоял как громом пораженный. Затем он внезапно рассмеялся, снова ощутив в висках и затылке тупую боль. Вопреки его воле этот хриплый смех превратился в рыдания, глухие и с трудом сдерживаемые. Дэрин не плакал уже очень давно, с того самого дня, как он уехал прочь от умирающей матери. Он не плакал ни тогда, когда старый маг выгнал его, ни когда отец избил его чуть не до полусмерти. Теперь же мысль о том, что он оставил мать наедине со смертью, причиняла ему острую боль.
Упав на колени возле гроба, Дэрин прислонился лбом к его каменной стенке. Холодная поверхность странным образом успокоила его. Дэрин опустился на пол, повернувшись таким образом, что теперь он сидел, опираясь о саркофаг спиной. Страшная усталость навалилась на него, веки стали тяжелыми. Огонь факела на стене внезапно заколебался, несмотря на то что воздух в комнатке оставался все так же неподвижен. Дэрину показалось вдруг, что к запаху горящей смолы примешивается аромат лесных фиалок. Раздувая ноздри, он поднял голову и принюхался, стараясь уловить этот слабый запах. Пламя факела снова заплясало.
— Мама?! — глухо воскликнул Дэрин. — Идонна?
— Я здесь, — ответ прозвучал у него в мозгу.
— Не могу увидеть тебя, — пожаловался Дэрин. — Посмотри, я принес тебе розу.
— Да, мой милый, — прошелестел ответ. — Я хочу попросить тебя еще об одной вещи.
— Все, что захочешь, мама! — Дэрин лихорадочно оглядывался по сторонам, но видел лишь тени на стенах. — Где ты?
— Принеси мне меч, Дэрин, Наследие Орима должно покоиться рядом со мной.
— Хорошо. Я принесу его сегодня ночью, пока все спят! — Дэрин говорил с мальчишеским восторгом, словно ожидая похвалы за правильное решение. Запах фиалок становился все сильнее, наполняя холодную комнатку живым теплом, и Дэрин почувствовал, что Идонна совсем рядом.
— Я больше не стану смущать твоих снов, мой мальчик, ибо ты поступил как надо и будешь делать что нужно и впредь. Я ничего больше не могу тебе подарить — знай только, что я люблю тебя. И запомни еще одно: тебе нужно быть очень осторожным, сын. Все, что тебе дорого, будет разрушено и отнято у тебя. Чтобы избрать жизнь, потребуется огромное мужество, но если ты выберешь смерть, это не принесет бесчестья. Когда все будет исполнено, я приду за тобой? — Голос Идонны становился все слабее, и Дэрин едва разобрал последние слова:
— Не страшись темноты, мой любимый сын, во тьме ты найдешь меня.
Дэрин, герцог Госнийский, очнулся лежа на полу. Голова его покоилась на вытянутой руке. Он мало что мог припомнить, но головная боль прошла, а на ее место пришли такие покой и умиротворение, каких он не испытывал уже очень давно. Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и посвежевшим, а осмотрев рану, нанесенную мечом Люсьена, он обнаружил, что это был всего лишь неглубокий порез чуть повыше запястья. Немного целебного бальзама, бинт — и рана заживет, не оставив даже шрама. Рубашка пострадала гораздо сильнее: один рукав ее был весь изорван и почернел от запекшейся крови.
Факел почти догорел. Дэрин вынул его из кольца держателя и вышел из склепа. Снаружи уже стемнело, и на выходе из подземелья его встретила почти полная темнота. Только полная луна, окруженная жемчужной короной, освещала землю своим призрачным сиянием. Опуская в урну остатки факела, Дэрин подумал о том, что погода скоро переменится. Несмотря на то что парок его дыхания был ясно виден в холодном воздухе, он чувствовал внутри себя необычное тепло. Даже пробираясь между неподвижными темными деревьями, он обратил внимание на то, что все, казавшееся ему зловещим или угрожающим при дневном свете, теперь выглядело уютным и безопасным. Вот крикнула над головой ночная птица, и другая откликнулась с другого конца леса, ничуть не испугав Дэрина.
Мимоходом он подумал о том, что, если кто-нибудь спросит о том, где он был, можно будет сказать, будто ходил в город. Следующая мысль его была о мече: конечно же, Кингслэйер должен храниться в усыпальнице, и он перенесет его сегодня же ночью. Там, рядом с прахом Орима, самое место страшному мечу.
Через два дня он поедет с королем и Гэйлоном на охоту. Это путешествие отнюдь не занимало всех его мыслей, он не ждал его с нетерпением, но, может быть, в отсутствие Люсьена ему удастся найти способ снова завоевать доверие принца.
Осторожно, стараясь ничего не потревожить, Люсьен обыскал покои герцога и наконец нашел то, что пригодилось бы ему для осуществления его нового плана,
— небольшой кинжал с рукоятью, украшенной бриллиантами и фамильным гербом герцога. В одном из выдвижных ящиков он обнаружил еще один предмет. Это был скрученный клочок бумаги, очень похожий на обрывок страницы из толстой книги, которую постоянно прятал его дядя Фейдир. Засунув бумагу в карман, Люсьен выскользнул из комнат. Как раз вовремя. Шаги Дэрина прозвучали на ступеньках, и Люсьен на мгновение ясно увидел его лицо в падающем из окна свете. Дэрин являл собой жалкое зрелище: весь в грязи и засохшей крови, с черной полосой сажи на лице. Должно быть, голубчик побывал в одной из таверн Киптауна и несколько раз пьяным падал в грязь, пытаясь вернуться обратно в замок. Довольно улыбаясь своей догадке, Люсьен тотчас задумался о вещах более важных.
Молодой южанин вернулся к себе, лихорадочно обдумывая детали своего блестящего плана. Если он пошлет письмо с утренней почтой, то получит необходимую помощь вовремя. Придворный лекарь Гиркан очень любит вино, а выпив, бывает болтлив до самозабвения, если только отыщется внимательный слушатель. Кетти, толстая повариха из замковой кухни, просто без ума от светловолосых и голубоглазых юношей.
Да. Если точно рассчитать время и при минимуме везения, план вполне можно осуществить, и у него появится отличный шанс добиться всего того, чего он хочет. И всего за ночь работы. У него еще остается целых два дня, чтобы тщательно продумать все подробности и неожиданные повороты. Конечно, если Фейдир не догадается?
При мысли о дяде сердце в груди Люсьена сбилось с ритма и куда-то провалилось. Страх его, однако, разбудил гнев, а гнев наполнил его решимостью во что бы то ни стало добиться своего. Дядины планы на будущее нисколько его не интересовали. Когда все получится, старый дурак только скажет ему спасибо. Ему просто придется сказать ему спасибо. В конце концов, не кто иной, как Люсьен станет его королем.
После первоначального возбуждения молодой лорд почувствовал необычайное спокойствие. Он легко уснул, и снились ему только приятные сны.
5
Тени прыгали и дрожали на стенах, пока Дэрин спускался в главную комнату склепа по узким ступеням. Смола, сгорая, трещала и шипела, наполняя помещение удушливым дымом, который слоями повисал в неподвижном сыром воздухе. Вытирая слезящиеся глаза, Дэрин несколько раз обошел комнату, прежде чем отыскал вход, который ему был нужен: небольшую дверцу, над которой был вырезан на каменной панели герб Госни — косматый бурый медведь с золотой короной в зубах, загороженный двумя скрещенными копьями. Это означало «Защитник королей», и род этот был действительно древним, таким же старинным, как род короля Рейса, который на протяжении восьмисот лет существовал одновременно с династией Рыжих Королей. И Госни действительно были советниками и защитниками королевского дома, пока весь некогда славный род не воплотился в одного-единственного молодого человека, который задумывался только лишь о том, как ему отказаться от своего наследия.
Дэрин нырнул в дверь и оказался в коридоре с таким низким потолком, что пламя факела почти касалось его, оставляя на камне длинные языки копоти. Коридор вывел его в крошечную усыпальницу, в которой был установлен единственный каменный саркофаг.
Дэрин нашарил на стене металлическое кольцо для факела и медленно, чуть ли не со страхом приблизился к каменному гробу. Теперь ему стало понятно, почему он так не хотел приходить сюда. Причина была та же самая, по какой он не сидел у смертного ложа матери, — не видя ее мертвой, он мог вспоминать ее как живую. Даже сейчас какой-то тихий голос внутри него продолжал твердить: «Ее нет здесь, ее нет здесь!» Однако он больше не мог верить в эту сладкую ложь. Протянув руку, он нащупал на крышке саркофага тонкие буквы, высеченные в камне:
«Идонна. Любимая жена и мать».
Там были еще слова, и Дэрин в панике отдернул руку, лишь только разобрал текст. Это были строки из стихотворения, которое он сочинил несколько лет назад.
Темная женщина, где ты теперь?
Один я стою в темноте.
Вокруг тишина, но все чудятся мне Ладони на мокром лице.
Каким-то образом его отец, Эмил Джефсон, отыскал эти неуклюжие строки среди всех стихотворений, которые Дэрин дарил матери. Эти стихи нравились Идонне больше других, хотя она с радостью принимала все его стихотворные опыты. А теперь сын принес своей матери последний подарок. Дэрин осторожно разжал ладонь и положил на крышку саркофага белую розу.
Лепестки ее были измяты и испачканы его кровью. Многозначительность этого внезапно дошла до сознания Дэрина, и он некоторое время стоял как громом пораженный. Затем он внезапно рассмеялся, снова ощутив в висках и затылке тупую боль. Вопреки его воле этот хриплый смех превратился в рыдания, глухие и с трудом сдерживаемые. Дэрин не плакал уже очень давно, с того самого дня, как он уехал прочь от умирающей матери. Он не плакал ни тогда, когда старый маг выгнал его, ни когда отец избил его чуть не до полусмерти. Теперь же мысль о том, что он оставил мать наедине со смертью, причиняла ему острую боль.
Упав на колени возле гроба, Дэрин прислонился лбом к его каменной стенке. Холодная поверхность странным образом успокоила его. Дэрин опустился на пол, повернувшись таким образом, что теперь он сидел, опираясь о саркофаг спиной. Страшная усталость навалилась на него, веки стали тяжелыми. Огонь факела на стене внезапно заколебался, несмотря на то что воздух в комнатке оставался все так же неподвижен. Дэрину показалось вдруг, что к запаху горящей смолы примешивается аромат лесных фиалок. Раздувая ноздри, он поднял голову и принюхался, стараясь уловить этот слабый запах. Пламя факела снова заплясало.
— Мама?! — глухо воскликнул Дэрин. — Идонна?
— Я здесь, — ответ прозвучал у него в мозгу.
— Не могу увидеть тебя, — пожаловался Дэрин. — Посмотри, я принес тебе розу.
— Да, мой милый, — прошелестел ответ. — Я хочу попросить тебя еще об одной вещи.
— Все, что захочешь, мама! — Дэрин лихорадочно оглядывался по сторонам, но видел лишь тени на стенах. — Где ты?
— Принеси мне меч, Дэрин, Наследие Орима должно покоиться рядом со мной.
— Хорошо. Я принесу его сегодня ночью, пока все спят! — Дэрин говорил с мальчишеским восторгом, словно ожидая похвалы за правильное решение. Запах фиалок становился все сильнее, наполняя холодную комнатку живым теплом, и Дэрин почувствовал, что Идонна совсем рядом.
— Я больше не стану смущать твоих снов, мой мальчик, ибо ты поступил как надо и будешь делать что нужно и впредь. Я ничего больше не могу тебе подарить — знай только, что я люблю тебя. И запомни еще одно: тебе нужно быть очень осторожным, сын. Все, что тебе дорого, будет разрушено и отнято у тебя. Чтобы избрать жизнь, потребуется огромное мужество, но если ты выберешь смерть, это не принесет бесчестья. Когда все будет исполнено, я приду за тобой? — Голос Идонны становился все слабее, и Дэрин едва разобрал последние слова:
— Не страшись темноты, мой любимый сын, во тьме ты найдешь меня.
Дэрин, герцог Госнийский, очнулся лежа на полу. Голова его покоилась на вытянутой руке. Он мало что мог припомнить, но головная боль прошла, а на ее место пришли такие покой и умиротворение, каких он не испытывал уже очень давно. Он чувствовал себя удивительно отдохнувшим и посвежевшим, а осмотрев рану, нанесенную мечом Люсьена, он обнаружил, что это был всего лишь неглубокий порез чуть повыше запястья. Немного целебного бальзама, бинт — и рана заживет, не оставив даже шрама. Рубашка пострадала гораздо сильнее: один рукав ее был весь изорван и почернел от запекшейся крови.
Факел почти догорел. Дэрин вынул его из кольца держателя и вышел из склепа. Снаружи уже стемнело, и на выходе из подземелья его встретила почти полная темнота. Только полная луна, окруженная жемчужной короной, освещала землю своим призрачным сиянием. Опуская в урну остатки факела, Дэрин подумал о том, что погода скоро переменится. Несмотря на то что парок его дыхания был ясно виден в холодном воздухе, он чувствовал внутри себя необычное тепло. Даже пробираясь между неподвижными темными деревьями, он обратил внимание на то, что все, казавшееся ему зловещим или угрожающим при дневном свете, теперь выглядело уютным и безопасным. Вот крикнула над головой ночная птица, и другая откликнулась с другого конца леса, ничуть не испугав Дэрина.
Мимоходом он подумал о том, что, если кто-нибудь спросит о том, где он был, можно будет сказать, будто ходил в город. Следующая мысль его была о мече: конечно же, Кингслэйер должен храниться в усыпальнице, и он перенесет его сегодня же ночью. Там, рядом с прахом Орима, самое место страшному мечу.
Через два дня он поедет с королем и Гэйлоном на охоту. Это путешествие отнюдь не занимало всех его мыслей, он не ждал его с нетерпением, но, может быть, в отсутствие Люсьена ему удастся найти способ снова завоевать доверие принца.
***
Забраться внутрь оказалось легче легкого. Дверь на террасу стояла распахнутой настежь; жители замка — да и всего Виннамира — были легковерными глупцами. Их доверчивость доходила до того, что во всем замке запирались лишь несколько дверей. Подогреваемый гневом и жаждой мщения, Люсьен планировал встать в тени за портьерой в комнате герцога и угостить его ударом кинжала, однако кончился вечер и настала ночь, а Дэрина все не было. В голове Люсьена начал созревать иной план, обещающий гораздо больше удовольствия, нежели обыкновенное убийство.Осторожно, стараясь ничего не потревожить, Люсьен обыскал покои герцога и наконец нашел то, что пригодилось бы ему для осуществления его нового плана,
— небольшой кинжал с рукоятью, украшенной бриллиантами и фамильным гербом герцога. В одном из выдвижных ящиков он обнаружил еще один предмет. Это был скрученный клочок бумаги, очень похожий на обрывок страницы из толстой книги, которую постоянно прятал его дядя Фейдир. Засунув бумагу в карман, Люсьен выскользнул из комнат. Как раз вовремя. Шаги Дэрина прозвучали на ступеньках, и Люсьен на мгновение ясно увидел его лицо в падающем из окна свете. Дэрин являл собой жалкое зрелище: весь в грязи и засохшей крови, с черной полосой сажи на лице. Должно быть, голубчик побывал в одной из таверн Киптауна и несколько раз пьяным падал в грязь, пытаясь вернуться обратно в замок. Довольно улыбаясь своей догадке, Люсьен тотчас задумался о вещах более важных.
Молодой южанин вернулся к себе, лихорадочно обдумывая детали своего блестящего плана. Если он пошлет письмо с утренней почтой, то получит необходимую помощь вовремя. Придворный лекарь Гиркан очень любит вино, а выпив, бывает болтлив до самозабвения, если только отыщется внимательный слушатель. Кетти, толстая повариха из замковой кухни, просто без ума от светловолосых и голубоглазых юношей.
Да. Если точно рассчитать время и при минимуме везения, план вполне можно осуществить, и у него появится отличный шанс добиться всего того, чего он хочет. И всего за ночь работы. У него еще остается целых два дня, чтобы тщательно продумать все подробности и неожиданные повороты. Конечно, если Фейдир не догадается?
При мысли о дяде сердце в груди Люсьена сбилось с ритма и куда-то провалилось. Страх его, однако, разбудил гнев, а гнев наполнил его решимостью во что бы то ни стало добиться своего. Дядины планы на будущее нисколько его не интересовали. Когда все получится, старый дурак только скажет ему спасибо. Ему просто придется сказать ему спасибо. В конце концов, не кто иной, как Люсьен станет его королем.
После первоначального возбуждения молодой лорд почувствовал необычайное спокойствие. Он легко уснул, и снились ему только приятные сны.
5
Королевский поезд отправился в путь ранним утром, когда только-только начинало светать. Его отбытие сопровождалось лишь звяканьем уздечек и шпор. Утро наступило серое, туманное и холодное, да и грядущий день не сулил лучшей погоды. Облака повисли низко над землей, задевая верхушки деревьев, и от этого казалось, что весь мир съежился и стал маленьким, унылым и серым.
Выстроившись парами, всадники спустились по узкой тропе к Киптауну и неторопливым шагом проехали по его улицам, держась так, чтобы лошади шли ноздря в ноздрю. Их было всего шестеро: король, Гэйлон, Дэрин и трое вооруженных гвардейцев. Тило вместе со всем багажом выехал во главе каравана слуг днем раньше.
Эмбер была настроена довольно игриво, словно радуясь тому, что на спине ее снова сидит Дэрин. Она пританцовывала, звякая подковами по булыжной мостовой, выгибала шею и ворочала по сторонам крупными глазами, неожиданно шарахнувшись от кудлатой рыжей дворняги, выскочившей из переулка с заливистым лаем. Дэрин выбранил кобылу, но проклятия его не были искренними
— Эмбер уже не раз доказывала, что в случае опасности на нее можно положиться.
Лязг сразу стольких подкованных копыт по булыжным улицам городка привлек внимание жителей — ремесленников и торговцев, — которые с одинаковым любопытством прильнули к окнам. Некоторые махали руками и выкрикивали приветствия, некоторые лишь натянуто улыбались и спешили вернуться к прерванному завтраку. По улицам стелился дым из многочисленных печных труб и дымоходов, который не торопясь скатывался по крутым черепичным и соломенным крышам, заполняя пространство между домами. Из-за окон и неплотно прикрытых ставней доносился невнятный гул множества голосов — признак жизни и довольства. Перед кузницей возились рябые куры, ковыряя носами землю.
Гэйлону очень понравился короткий марш через город. Перед выездом он плотно позавтракал ячменной кашей с медом и сливками, и теперь сырая и холодная погода была ему нипочем. Путешествие обещало быть приятным, но он постарался отогнать от себя радостное возбуждение и снова ощутить вину, которую он почувствовал, когда узнал, что Люсьен не поедет с ними. Его взрослый приятель был очень любезен, заверив принца, что у него накопилось достаточно неотложных дел, которыми он как раз и будет заниматься до тех пор, пока Гэйлон не вернется обратно. Когда же Гэйлон стал расспрашивать его об этих таинственных делах, Люсьен смутился и ответил ему сдержанно. Впрочем, Люсьен вел себя с ним подобным образом на протяжении всего того времени, что прошло со дня инцидента на фехтовальной площадке.
Что касалось Джессмин, то она очень рассердилась, узнав о том, что Гэйлон уезжает. Принцесса упорно обходила молчанием стычку между Люсьеном и Дэрином, и Гэйлон уверил себя в том, что она просто расстроена тем обстоятельством, что ее не взяли на охоту. В последнюю ночь, однако, принц долго и горячо спорил с отцом относительно участия в поездке Дэрина. Одна мысль о том, что ему придется провести в обществе герцога несколько дней, приводила принца в бешенство. Эта охотничья экспедиция была просто несколько отложенным во времени подарком ко дню его рождения, и ему ничуть не хотелось делить отца с кем бы то ни было, в особенности с Дэрином.
Гэйлон плотнее завернулся в свой непромокаемый плащ. Сегодня все путешественники были одеты в бесцветные накидки из грубой шерсти и широкополые шляпы, пропитанные овечьим жиром. Благодаря этому капли воды скатывались по промасленной поверхности, прекрасно предохраняя от сырости. Очень хорошо, что все путники предусмотрительно облачились в непромокаемые костюмы, так как, по мере того как становилось все светлее, промозглый туман превратился в мелкий, но частый дождь, который каплями сбегал по блестящим плащам, превращаясь в ручейки, стекающие по спинам коней.
Выехав из города, отряд пересек южный приток Великой реки, выбивая копытами коней барабанную дробь на толстых бревнах моста. На протяжении недолгой жизни Гэйлона этот мост перестраивали уже дважды. Это была тяжелая, массивная конструкция, которая — во всяком случае, так казалось — крепко и уверенно стояла над бурными водами, однако и река славилась своим капризным нравом, и потому тот же самый мост, в целости и сохранности простоявший лет двадцать, мог быть снесен половодьем и два, и три раза подряд. Тем не менее потребовался бы гораздо более сильный дождь, чтобы река вспенилась и затопила свои крутые берега. Во всяком случае, пока она смиренно катила свои воды по извилистому руслу, чтобы встретиться со своей северной сестрой и вместе влиться в Великую реку.
Как ни мелок и слаб был сегодняшний дождь, его, однако, хватило для того, чтобы главная дорога, ведущая на запад, превратилась в зловонную черную жижу, так что король и его спутники вынуждены были ехать шагом. Гэйлон отправился в это путешествие верхом на Кэти, крошечной гнедой кобылке с черными пятнами, тонкокостной и изящной от головы до самых копыт. Среди ее предков наверняка были горные пони, ибо за исключением размеров она была точной копией Эмбер. Принц сам обучал ее и весьма гордился своими успехами, однако в последний раз он ездил на ней верхом больше недели назад, и теперь маленькая лошадь снова демонстрировала свой норов: и там, где остальные лошади двигались длинными и плавными шагами, Кэти норовила пройтись тряской рысью или встать на дыбы. Закусывая удила, она с размаху опускала на землю передние копыта и забрызгивала своего седока и всех остальных жидкой грязью.
Гэйлон выбрал Кэти вскоре после отъезда Дэрина именно благодаря тому, Что она очень напоминала ему Эмбер. Каждый день, выводя кобылу на прогулку И занимаясь с ней, используя приемы, которые показывал ему Дэрин, принц Думал о том, как будет доволен его успехами герцог, когда вернется. Дни, Однако, складывались в недели, недели — в месяцы, а месяцы в конце концов Превратились в годы, однако от Дэрина не было никаких известий.
Впоследствии, когда дружба принца с Люсьеном окрепла, Гэйлон стал Чувствовать по отношению к Дэрину нечто вроде обиды, а невинные на первый взгляд замечания Люсьена лишь бередили рану и подливали масла в тлеющее пламя его гнева.
Напряженно выпрямившись и сжав губы в мрачной гримасе, Гэйлон правил своей кобылой, пробиравшейся через настоящее болото. Кэти то и дело выдергивала из грязи копыта и с громким всплеском опускала их, расплескивая по сторонам раскисшую почву. Ненароком оглянувшись, принц заметил, что Дэрин не отрывает от него внимательного взгляда, хотя все это время герцог ехал по правую руку от короля, с почтительным вниманием прислушиваясь к монологу монарха.
Некоторое время спустя герцог придержал Эмбер и, подъехав к Кэти сбоку, внезапно схватил ее под уздцы, пригибая ее голову к земле. Кэти попятилась, упираясь в землю напряженными передними ногами и дрожа всем телом с такой силой, что зубы Гэйлона громко застучали друг о друга. Принц с трудом удерживался от того, чтобы не натянуть повод или не дать кобыле отведать шпор — это только ухудшило бы ситуацию.
— Побольше отпускай поводья, — посоветовал Дэрин Гэйлону.
Принц не мог разглядеть его лица под низко надвинутым капюшоном и мог только догадываться, какие чувства написаны на нем сейчас, однако голос герцога звучал тихо и вполне дружелюбно.
— Когда она рвется вперед, сначала слегка натяни повод, а потом отпусти совсем. Скоро она поймет, чего ты от нее хочешь. Твоя кобыла отлично держится, но, задирая ей голову, ты только сильнее ее нервируешь. Не думаю, чтобы вам обоим это доставляло удовольствие? — с этими словами Дэрин догнал короля и снова поехал рядом с ним.
Гэйлон почувствовал, как краснеет. Он был благодарен дождю и широкому капюшону за то, что никто этого не видел. Неловкость, однако, довольно быстро сменилась гневом. Дэрин не обратил внимания на его успехи, не похвалил его — только отметил случайную оплошность. В этот момент Кэти сильно тряхнула головой и рванулась вперед, словно провоцируя Гэйлона прибегнуть к вожжам. Принц непроизвольно последовал совету герцога и тут же забыл о своем гневе. Присоветованный герцогом прием свершил настоящее чудо, так как кобыла с радостью подчинилась.
Отъехав на расстояние нескольких лиг к югу от Киптауна, кавалькада свернула с главной дороги и двинулась по узкой лесной тропе, петлявшей по склонам поросшего деревьями холма. Эта тропа и вела к охотничьему домику короля. Здесь они вынуждены были ехать гуськом, зато под копытами коней вместо размокшей глины оказалась плотная, переплетенная корнями лесная дорожка. Кэти совершенно успокоилась и важно шагала вслед за Реми, рослым жеребцом короля, и хотя она все так же грызла мундштук, однако вперед не рвалась и не нарушала строя.
Лесная тропа была усыпана свежеопавшими дубовыми и кленовыми листьями, а с простирающихся над головами путешественников ветвей продолжала капать вода, хотя дождь уже перестал. Воздух потеплел, и влажные запахи позднего лета слились в один сладкий, головокружительный аромат. Один за другим всадники скидывали с плеч тяжелые плащи. То, что первый дождь пролился так поздно, было неудивительно — такое случалось и раньше. Отрадно было другое: сегодняшний дождь закончил долгий и сухой период времени, когда одна-единственная искра могла привести к катастрофе для всей страны, ибо большая часть ее территории была покрыта лесистыми холмами. Жители Виннамира наверняка были рады дождю, и всадники поднимались по склонам холмов в самом добром расположении духа. Даже Гэйлон неожиданно поймал себя на том, что улыбается непристойным шуткам, которыми перебрасывались гвардейцы, хотя соль некоторых из них была выше его понимания. И принц мысленно завязал узелок на память, чтобы не позабыть спросить у отца о том, что осталось непонятым, если только ему удастся застать короля одного.
Охотничий домик был выстроен из толстых сосновых бревен, слегка обтесанных и уложенных в сруб. Изнутри помещения были отделаны гладко оструганными панелями из кедра, красного дерева и тиса. Повсюду на стенах были развешаны охотничьи трофеи — начиная от рогов молодого лося и заканчивая облезлым чучелом барса, которое, изогнувшись в причудливой атакующей позиции, скалило желтые клыки прямо перед входом. Барс был очень стар. Гэйлон был уверен, что его добыл на охоте один из его прапращуров. Чучело было изготовлено не очень умело, да и время брало свое. Барс совершенно облысел, однако ни один из королей Виннамира не решался выкинуть его и тем оскорбить славную память предка, передавая редкостный трофей по наследству своему преемнику. Очевидно, в свое время и Гэйлону предстояло решать эту же проблему, и в ожидании этого момента некогда грозный хищник продолжал беспомощно, бесконечно и безнадежно скалиться на входные двери.
Гэйлон в очередной раз пересек комнату, со скучающим видом трогая пальцем то один, то другой трофей и наслаждаясь ощущением, которое вызывал в пальцах пыльный, жесткий мех. Краешком глаза он заметил, как Дэрин подошел к круглому дубовому столику, установленному в самом центре комнаты. Висящая над столом масляная лампа заливала его поверхность дрожащим оранжевым светом, и Гэйлон удивленно смотрел, как герцог устанавливает на этой поверхности доску для игры в ферье — игры, напоминающей нарды. Король, лишь слегка заинтересованный, на мгновение приподнял голову и снова углубился в книгу.
Кто-то из владык Джинлара — страны, расположенной далеко на юге, края гораздо более богатого и благополучного, чем Виннамир, — прислал эту забаву в подарок прадеду короля Рейса. Игральная доска была обтянута изнутри тончайшим войлоком, а фишки из слоновой кости окаймлены золотом. Сам ящичек был вырезан из твердого черного дерева, выложенного другими породами дерева самых разных цветов и оттенков — от белого до темно-красного, — так что искусная инкрустация образовывала на поверхности сложные спиральные узоры. При взгляде на нее очень скоро начинало казаться, что спираль закручивается в обратном направлении. Была ли это магия или простой обман зрения — этого он не знал. Если это была магия, то, конечно, — очень древняя магия.
Тем временем Дэрин разложил на столе игральную доску, с легкими щелчками расставил по местам фишки и поставил рядом деревянный стаканчик с костями. Гэйлон поймал себя на том, что как зачарованный следит за уверенными движениями тонких пальцев герцога. Дэрин поднял голову.
— Не хочешь сыграть партию?
Принц подошел к столу, стараясь придать лицу равнодушное выражение. Король тоже поднял голову на звук голоса герцога и внимательно посмотрел на сына. От его проницательного взгляда не укрылось мечтательное выражение, промелькнувшее в ореховых глазах Гэйлона, когда он нежно провел пальцем вдоль кромки драгоценной доски. Его легкая сутулость, рассеянный взгляд и вкрадчивые манеры — все вместе очень напомнило королю Люсьена, но то, что в молодом южанине всего лишь раздражало, было совершенно невыносимо в десятилетнем ребенке.
— Пожалуй, нет, — наконец ответил Гэйлон.
Дэрин запустил руку в кожаный кошелек, висевший у него на поясе, и, зажав в кулаке какой-то предмет, со стуком опустил его на стол.
— Тогда — ставка! — воскликнул Дэрин, убирая руку.
Даже в слабом свете масляной лампы на столе сверкнул, рассыпая тысячи зеленых, алых, голубых и золотистых искр, небольшой драгоценный камень овальной формы. Гэйлон невольно потянулся к нему рукой и осторожно покатал камень в ладони. Маленький камень плеснул ему в лицо целой радугой цвета, заключенной в самой сердцевине кристалла.
— Что это?
Дэрин понимающе усмехнулся.
— Это огненный опал из великой пустыни Нороу, расположенной к западу от Ксенары. Рассказывают, будто они растут там прямо из песка, словно цветы, которые ожидают, что их вот-вот сорвут. Я купил этот камень в Занкосе. Огненные опалы действительно очень красивы, хотя ценятся не слишком дорого. Это мягкий камень, и его нетрудно обрабатывать? Итак?
Гэйлон все еще не в силах был отвести свой взгляд от камня.
— Боюсь, что мне нечего поставить, — пробормотал он с искренним сожалением.
— У наследного принца ничего нет? — Дэрин подмигнул Рейсу.
— Подожди!
Гэйлон принялся высыпать на стол содержимое карманов. Среди откровенного хлама попадались и настоящие сокровища: коренной зуб оленя, выковырянный из найденной по дороге старой челюсти, половинка сладкого печенья с изюмом, кусок бечевки и длинное белое птичье перо с пятнышками, чудесным образом не переломившееся в кармане.
Дэрин выбрал перо.
— Это подойдет. Стало быть, ты ставишь?
Принц было снова уперся, прекрасно понимая, что тут затевается какая-то другая игра, но ему очень хотелось иметь этот камень. Желание было таким сильным, что он кивнул головой и уселся за стол напротив герцога.
Выстроившись парами, всадники спустились по узкой тропе к Киптауну и неторопливым шагом проехали по его улицам, держась так, чтобы лошади шли ноздря в ноздрю. Их было всего шестеро: король, Гэйлон, Дэрин и трое вооруженных гвардейцев. Тило вместе со всем багажом выехал во главе каравана слуг днем раньше.
Эмбер была настроена довольно игриво, словно радуясь тому, что на спине ее снова сидит Дэрин. Она пританцовывала, звякая подковами по булыжной мостовой, выгибала шею и ворочала по сторонам крупными глазами, неожиданно шарахнувшись от кудлатой рыжей дворняги, выскочившей из переулка с заливистым лаем. Дэрин выбранил кобылу, но проклятия его не были искренними
— Эмбер уже не раз доказывала, что в случае опасности на нее можно положиться.
Лязг сразу стольких подкованных копыт по булыжным улицам городка привлек внимание жителей — ремесленников и торговцев, — которые с одинаковым любопытством прильнули к окнам. Некоторые махали руками и выкрикивали приветствия, некоторые лишь натянуто улыбались и спешили вернуться к прерванному завтраку. По улицам стелился дым из многочисленных печных труб и дымоходов, который не торопясь скатывался по крутым черепичным и соломенным крышам, заполняя пространство между домами. Из-за окон и неплотно прикрытых ставней доносился невнятный гул множества голосов — признак жизни и довольства. Перед кузницей возились рябые куры, ковыряя носами землю.
Гэйлону очень понравился короткий марш через город. Перед выездом он плотно позавтракал ячменной кашей с медом и сливками, и теперь сырая и холодная погода была ему нипочем. Путешествие обещало быть приятным, но он постарался отогнать от себя радостное возбуждение и снова ощутить вину, которую он почувствовал, когда узнал, что Люсьен не поедет с ними. Его взрослый приятель был очень любезен, заверив принца, что у него накопилось достаточно неотложных дел, которыми он как раз и будет заниматься до тех пор, пока Гэйлон не вернется обратно. Когда же Гэйлон стал расспрашивать его об этих таинственных делах, Люсьен смутился и ответил ему сдержанно. Впрочем, Люсьен вел себя с ним подобным образом на протяжении всего того времени, что прошло со дня инцидента на фехтовальной площадке.
Что касалось Джессмин, то она очень рассердилась, узнав о том, что Гэйлон уезжает. Принцесса упорно обходила молчанием стычку между Люсьеном и Дэрином, и Гэйлон уверил себя в том, что она просто расстроена тем обстоятельством, что ее не взяли на охоту. В последнюю ночь, однако, принц долго и горячо спорил с отцом относительно участия в поездке Дэрина. Одна мысль о том, что ему придется провести в обществе герцога несколько дней, приводила принца в бешенство. Эта охотничья экспедиция была просто несколько отложенным во времени подарком ко дню его рождения, и ему ничуть не хотелось делить отца с кем бы то ни было, в особенности с Дэрином.
Гэйлон плотнее завернулся в свой непромокаемый плащ. Сегодня все путешественники были одеты в бесцветные накидки из грубой шерсти и широкополые шляпы, пропитанные овечьим жиром. Благодаря этому капли воды скатывались по промасленной поверхности, прекрасно предохраняя от сырости. Очень хорошо, что все путники предусмотрительно облачились в непромокаемые костюмы, так как, по мере того как становилось все светлее, промозглый туман превратился в мелкий, но частый дождь, который каплями сбегал по блестящим плащам, превращаясь в ручейки, стекающие по спинам коней.
Выехав из города, отряд пересек южный приток Великой реки, выбивая копытами коней барабанную дробь на толстых бревнах моста. На протяжении недолгой жизни Гэйлона этот мост перестраивали уже дважды. Это была тяжелая, массивная конструкция, которая — во всяком случае, так казалось — крепко и уверенно стояла над бурными водами, однако и река славилась своим капризным нравом, и потому тот же самый мост, в целости и сохранности простоявший лет двадцать, мог быть снесен половодьем и два, и три раза подряд. Тем не менее потребовался бы гораздо более сильный дождь, чтобы река вспенилась и затопила свои крутые берега. Во всяком случае, пока она смиренно катила свои воды по извилистому руслу, чтобы встретиться со своей северной сестрой и вместе влиться в Великую реку.
Как ни мелок и слаб был сегодняшний дождь, его, однако, хватило для того, чтобы главная дорога, ведущая на запад, превратилась в зловонную черную жижу, так что король и его спутники вынуждены были ехать шагом. Гэйлон отправился в это путешествие верхом на Кэти, крошечной гнедой кобылке с черными пятнами, тонкокостной и изящной от головы до самых копыт. Среди ее предков наверняка были горные пони, ибо за исключением размеров она была точной копией Эмбер. Принц сам обучал ее и весьма гордился своими успехами, однако в последний раз он ездил на ней верхом больше недели назад, и теперь маленькая лошадь снова демонстрировала свой норов: и там, где остальные лошади двигались длинными и плавными шагами, Кэти норовила пройтись тряской рысью или встать на дыбы. Закусывая удила, она с размаху опускала на землю передние копыта и забрызгивала своего седока и всех остальных жидкой грязью.
Гэйлон выбрал Кэти вскоре после отъезда Дэрина именно благодаря тому, Что она очень напоминала ему Эмбер. Каждый день, выводя кобылу на прогулку И занимаясь с ней, используя приемы, которые показывал ему Дэрин, принц Думал о том, как будет доволен его успехами герцог, когда вернется. Дни, Однако, складывались в недели, недели — в месяцы, а месяцы в конце концов Превратились в годы, однако от Дэрина не было никаких известий.
Впоследствии, когда дружба принца с Люсьеном окрепла, Гэйлон стал Чувствовать по отношению к Дэрину нечто вроде обиды, а невинные на первый взгляд замечания Люсьена лишь бередили рану и подливали масла в тлеющее пламя его гнева.
Напряженно выпрямившись и сжав губы в мрачной гримасе, Гэйлон правил своей кобылой, пробиравшейся через настоящее болото. Кэти то и дело выдергивала из грязи копыта и с громким всплеском опускала их, расплескивая по сторонам раскисшую почву. Ненароком оглянувшись, принц заметил, что Дэрин не отрывает от него внимательного взгляда, хотя все это время герцог ехал по правую руку от короля, с почтительным вниманием прислушиваясь к монологу монарха.
Некоторое время спустя герцог придержал Эмбер и, подъехав к Кэти сбоку, внезапно схватил ее под уздцы, пригибая ее голову к земле. Кэти попятилась, упираясь в землю напряженными передними ногами и дрожа всем телом с такой силой, что зубы Гэйлона громко застучали друг о друга. Принц с трудом удерживался от того, чтобы не натянуть повод или не дать кобыле отведать шпор — это только ухудшило бы ситуацию.
— Побольше отпускай поводья, — посоветовал Дэрин Гэйлону.
Принц не мог разглядеть его лица под низко надвинутым капюшоном и мог только догадываться, какие чувства написаны на нем сейчас, однако голос герцога звучал тихо и вполне дружелюбно.
— Когда она рвется вперед, сначала слегка натяни повод, а потом отпусти совсем. Скоро она поймет, чего ты от нее хочешь. Твоя кобыла отлично держится, но, задирая ей голову, ты только сильнее ее нервируешь. Не думаю, чтобы вам обоим это доставляло удовольствие? — с этими словами Дэрин догнал короля и снова поехал рядом с ним.
Гэйлон почувствовал, как краснеет. Он был благодарен дождю и широкому капюшону за то, что никто этого не видел. Неловкость, однако, довольно быстро сменилась гневом. Дэрин не обратил внимания на его успехи, не похвалил его — только отметил случайную оплошность. В этот момент Кэти сильно тряхнула головой и рванулась вперед, словно провоцируя Гэйлона прибегнуть к вожжам. Принц непроизвольно последовал совету герцога и тут же забыл о своем гневе. Присоветованный герцогом прием свершил настоящее чудо, так как кобыла с радостью подчинилась.
Отъехав на расстояние нескольких лиг к югу от Киптауна, кавалькада свернула с главной дороги и двинулась по узкой лесной тропе, петлявшей по склонам поросшего деревьями холма. Эта тропа и вела к охотничьему домику короля. Здесь они вынуждены были ехать гуськом, зато под копытами коней вместо размокшей глины оказалась плотная, переплетенная корнями лесная дорожка. Кэти совершенно успокоилась и важно шагала вслед за Реми, рослым жеребцом короля, и хотя она все так же грызла мундштук, однако вперед не рвалась и не нарушала строя.
Лесная тропа была усыпана свежеопавшими дубовыми и кленовыми листьями, а с простирающихся над головами путешественников ветвей продолжала капать вода, хотя дождь уже перестал. Воздух потеплел, и влажные запахи позднего лета слились в один сладкий, головокружительный аромат. Один за другим всадники скидывали с плеч тяжелые плащи. То, что первый дождь пролился так поздно, было неудивительно — такое случалось и раньше. Отрадно было другое: сегодняшний дождь закончил долгий и сухой период времени, когда одна-единственная искра могла привести к катастрофе для всей страны, ибо большая часть ее территории была покрыта лесистыми холмами. Жители Виннамира наверняка были рады дождю, и всадники поднимались по склонам холмов в самом добром расположении духа. Даже Гэйлон неожиданно поймал себя на том, что улыбается непристойным шуткам, которыми перебрасывались гвардейцы, хотя соль некоторых из них была выше его понимания. И принц мысленно завязал узелок на память, чтобы не позабыть спросить у отца о том, что осталось непонятым, если только ему удастся застать короля одного.
***
В ожидании обеда король, Дэрин и Гэйлон собрались в гостиной охотничьего домика. Освободившись от забрызганных грязью дорожных одеяний, снова чистые и опрятные, они расположились возле огромного камина, в котором жарко пылали поленья, коротая время за бокалом горячего вина со специями. Гэйлон праздно бродил из угла в угол, чувствуя себя позабытым старшими. Отец, растопырив локти, устроился в грубом кресле из дерева и кожи с любимой книгой в руках, укрыв нижнюю часть тела клетчатым пледом. Дэрин уселся в самом дальнем углу комнаты, куда его загнал жар от камина, и сидел там неподвижно, прикрыв глаза. Отсветы пламени плясали на отшлифованных и оглаженных лаком деревянных панелях стен.Охотничий домик был выстроен из толстых сосновых бревен, слегка обтесанных и уложенных в сруб. Изнутри помещения были отделаны гладко оструганными панелями из кедра, красного дерева и тиса. Повсюду на стенах были развешаны охотничьи трофеи — начиная от рогов молодого лося и заканчивая облезлым чучелом барса, которое, изогнувшись в причудливой атакующей позиции, скалило желтые клыки прямо перед входом. Барс был очень стар. Гэйлон был уверен, что его добыл на охоте один из его прапращуров. Чучело было изготовлено не очень умело, да и время брало свое. Барс совершенно облысел, однако ни один из королей Виннамира не решался выкинуть его и тем оскорбить славную память предка, передавая редкостный трофей по наследству своему преемнику. Очевидно, в свое время и Гэйлону предстояло решать эту же проблему, и в ожидании этого момента некогда грозный хищник продолжал беспомощно, бесконечно и безнадежно скалиться на входные двери.
Гэйлон в очередной раз пересек комнату, со скучающим видом трогая пальцем то один, то другой трофей и наслаждаясь ощущением, которое вызывал в пальцах пыльный, жесткий мех. Краешком глаза он заметил, как Дэрин подошел к круглому дубовому столику, установленному в самом центре комнаты. Висящая над столом масляная лампа заливала его поверхность дрожащим оранжевым светом, и Гэйлон удивленно смотрел, как герцог устанавливает на этой поверхности доску для игры в ферье — игры, напоминающей нарды. Король, лишь слегка заинтересованный, на мгновение приподнял голову и снова углубился в книгу.
Кто-то из владык Джинлара — страны, расположенной далеко на юге, края гораздо более богатого и благополучного, чем Виннамир, — прислал эту забаву в подарок прадеду короля Рейса. Игральная доска была обтянута изнутри тончайшим войлоком, а фишки из слоновой кости окаймлены золотом. Сам ящичек был вырезан из твердого черного дерева, выложенного другими породами дерева самых разных цветов и оттенков — от белого до темно-красного, — так что искусная инкрустация образовывала на поверхности сложные спиральные узоры. При взгляде на нее очень скоро начинало казаться, что спираль закручивается в обратном направлении. Была ли это магия или простой обман зрения — этого он не знал. Если это была магия, то, конечно, — очень древняя магия.
Тем временем Дэрин разложил на столе игральную доску, с легкими щелчками расставил по местам фишки и поставил рядом деревянный стаканчик с костями. Гэйлон поймал себя на том, что как зачарованный следит за уверенными движениями тонких пальцев герцога. Дэрин поднял голову.
— Не хочешь сыграть партию?
Принц подошел к столу, стараясь придать лицу равнодушное выражение. Король тоже поднял голову на звук голоса герцога и внимательно посмотрел на сына. От его проницательного взгляда не укрылось мечтательное выражение, промелькнувшее в ореховых глазах Гэйлона, когда он нежно провел пальцем вдоль кромки драгоценной доски. Его легкая сутулость, рассеянный взгляд и вкрадчивые манеры — все вместе очень напомнило королю Люсьена, но то, что в молодом южанине всего лишь раздражало, было совершенно невыносимо в десятилетнем ребенке.
— Пожалуй, нет, — наконец ответил Гэйлон.
Дэрин запустил руку в кожаный кошелек, висевший у него на поясе, и, зажав в кулаке какой-то предмет, со стуком опустил его на стол.
— Тогда — ставка! — воскликнул Дэрин, убирая руку.
Даже в слабом свете масляной лампы на столе сверкнул, рассыпая тысячи зеленых, алых, голубых и золотистых искр, небольшой драгоценный камень овальной формы. Гэйлон невольно потянулся к нему рукой и осторожно покатал камень в ладони. Маленький камень плеснул ему в лицо целой радугой цвета, заключенной в самой сердцевине кристалла.
— Что это?
Дэрин понимающе усмехнулся.
— Это огненный опал из великой пустыни Нороу, расположенной к западу от Ксенары. Рассказывают, будто они растут там прямо из песка, словно цветы, которые ожидают, что их вот-вот сорвут. Я купил этот камень в Занкосе. Огненные опалы действительно очень красивы, хотя ценятся не слишком дорого. Это мягкий камень, и его нетрудно обрабатывать? Итак?
Гэйлон все еще не в силах был отвести свой взгляд от камня.
— Боюсь, что мне нечего поставить, — пробормотал он с искренним сожалением.
— У наследного принца ничего нет? — Дэрин подмигнул Рейсу.
— Подожди!
Гэйлон принялся высыпать на стол содержимое карманов. Среди откровенного хлама попадались и настоящие сокровища: коренной зуб оленя, выковырянный из найденной по дороге старой челюсти, половинка сладкого печенья с изюмом, кусок бечевки и длинное белое птичье перо с пятнышками, чудесным образом не переломившееся в кармане.
Дэрин выбрал перо.
— Это подойдет. Стало быть, ты ставишь?
Принц было снова уперся, прекрасно понимая, что тут затевается какая-то другая игра, но ему очень хотелось иметь этот камень. Желание было таким сильным, что он кивнул головой и уселся за стол напротив герцога.