Джеймс Саманта. Любовь под луной

   – Всей душой, – просто ответил он. Но от зоркого взгляда Оливии не укрылась боль, мелькнувшая в глазах Андре.
   Представив, что ему пришлось пережить, Оливия сжалась. Что ж, теперь ее долг помочь ему.
   – Она тоже любит вас, Андре.
   – Нет, – коротко бросил он. – Она меня ненавидит. Эмили сама мне об этом сказала.
   – Эмили несчастна без вас. О, разумеется, я знаю, что все это не мое дело, но... Не могли бы вы не уезжать... побыть здесь еще хотя бы несколько дней? Прошу вас! – Оливия тронула Андре за рукав. – Конечно, мне не хотелось бы вселять в вас напрасную надежду, но подождите еще немного, – взмолилась она. – Дайте ей время, чтобы подумать, разобраться в собственных чувствах.
   – Хорошо, я сделаю то, о чем вы просите, – проговорил Андре после долгого молчания, но глаза его по-прежнему оставались потухшими.
   Оливия ушла.
   Спускаясь по лестнице, она ругала себя последними словами. С чего ей вообще взбрело в голову вмешиваться? Лучше бы постаралась разобраться в собственной душе, в том, что происходит между ней и Домиником. Она отдалась ему, к тому же дважды! Значит ли это хоть что-нибудь для него? Она не знала...
 
   Когда она покончила с делами, было еще светло. Уходя, Оливия закрыла за собой дверь, и тут ее окликнули.
   Это был Доминик. Выйдя из конюшни, он увидел ее и широкими шагами двинулся навстречу. Скорее всего он проехал немало миль: одежда его насквозь пропиталась пылью, взлохмаченные ветром волосы в беспорядке падали на лоб. Когда она утром пришла в Рэвенвуд, его уже не было. Миссис Темплтон обмолвилась, что хозяин уехал на рассвете. Сейчас сердце Оливии невольно встрепенулось. Свесив язык, вслед за хозяином трусил Люцифер. Пес тоже заметил Оливию и помчался к ней.
   Остановившись, Оливия с рассеянным видом погладила собаку по голове.
   – Ну как, нашли? – нетерпеливо крикнула она, когда Доминик подошел поближе.
   У губ Доминика залегли глубокие складки. Оливии достаточно было увидеть его устало поникшие плечи, чтобы догадаться, что поиски детей не принесли результата. Она совсем упала духом и даже не думала сопротивляться, когда Доминик, взяв ее за руку, потянул за собой в укромный уголок под навесом конюшни.
   – Большинство фермеров все еще продолжают поиски, – угрюмо пробормотал он. – Но нигде ничего...
   – Вы видели Шарлотту? – Торопясь на работу, Оливия утром забежала проведать подругу. Но Бриджит сказала, что дочь, проплакав большую часть ночи, еще спит. Не желая тревожить ее, Оливия поспешила в Рэвенвуд.
   Доминик угрюмо кивнул.
   – Как она?
   – Как и следовало ожидать, – передернул он плечами.
   – Кто мог решиться на такое? – Оливия подняла на Доминика затуманенные глаза. – А главное, зачем? Для чего красть из дома двоих ребятишек? – Вспомнив ужасное побоище в цыганском таборе, Оливия содрогнулась. – Вам не кажется, что все это было задумано с одной лишь целью: выжить отсюда цыган?
   – Мне это тоже приходило в голову, – признался Доминик. – И конечно, это удалось. Цыгане, разозлившись, собрали вещи. Их и след простыл. Уехали той же ночью. – Опустив голову, он некоторое время молчал. – Ну хорошо, предположим, именно этого кто-то и добивался. Почему же он потом не вернул детей?
   Оливию затрясло. Господи, подумала она, можно только гадать, как же страшно несчастным Колину и Люсинде! Где они сейчас? Вместе ли? Да и живы ли они... Нет, одернула себя Оливия. Не станет она думать об этом, иначе можно сойти с ума.
   – А может, кто-то все еще надеется свалить это на меня... – Морщина на лбу Доминика стала глубже.
   – Но ведь это не удалось, не так ли? – Оливия исподлобья глянула на него. – Или же...
   – С утра по крайней мере все было в порядке, – ответил он. – Но кто вчера первым указал на меня? Как ты думаешь, кто это был?
   – Откуда мне знать? Понятия не имею. Может быть, кто-нибудь затаил на вас обиду? Но кто это мог быть? – И вдруг, догадавшись, она замолчала и с ужасом взглянула на Доминика.
   – В чем дело, Оливия? – Глаза его сузились.
   Она до боли закусила губу, пытаясь сдержать дрожь.
   – Я вдруг вспомнила слова Уильяма, – запинаясь, пробормотала она.
   Как он тогда сказал: «Но запомните одно: ваш цыганский лорд не вечно будет здесь, в Рэвенвуде. Он исчезнет, и что тогда станет с вами?» До сих пор она считала, что Уильям имел в виду отъезд Доминика в Лондон. Но теперь...
   – Что? – С губ Доминика сорвался короткий злой смешок. – Только не говори мне, что он не принадлежит к числу моих стойких поклонников! Нет, право, я этого не переживу!
   – Перестаньте дурачиться! – недовольно сдвинула брови Оливия.
   – О Боже, я серьезен, как похоронные дроги! Оливия, да ведь сегодня он был одним из тех, кто с ног сбился, разыскивая детей! С чего ты вообще вдруг подумала о нем?
   – Потому что Уильям ненавидит вас.
   – Настолько, что способен пойти на такое?
   – Не знаю, – глубоко вздохнув, проговорила она.
   Доминик испытующе вглядывался в ее встревоженное лицо.
   – За что он меня так ненавидит? Только за мою цыганскую кровь?
   – Не только... – Оливия заколебалась, потом решила, что он имеет право знать. – Это просто потому...
   – Почему?
   Будь он проклят! Зачем ему понадобилось знать? Это выглядело на редкость подозрительно. Казалось, Доминик намерен что-то вытянуть из нее... но что? Чтобы она призналась, что любит его?
   – Оливия? – Стянув пропахшую конским потом перчатку, он осторожно взял ее руку. Оливия попыталась отнять ее, но Доминик не дал ей этого сделать. Его горячие сильные пальцы сжали ее ладонь.
   – Он знает... о нас, вот почему, – севшим от волнения голосом чуть слышно проговорила она. – Уильяму все известно!
   Доминик молча привлек ее, прижав к себе так, что крохотные башмачки Оливии оказались между его сапогами. Сапфировые глаза потеплели, и сердце Оливии радостно встрепенулось.
   – Понятно, – протянул он. – То есть Уильяму известно, что мы любовники?
   – Нет! Я никогда ничего подобного ему не говорила! – Оливия была шокирована.
   – Тогда что именно ему известно? Я не понимаю...
   Оливия смущенно потупилась, не находя в себе мужества ответить прямо на этот вопрос.
   – Что вы... э-э... мне нравитесь, – собравшись с духом, пролепетала она наконец.
   – М-м, какая приятная новость, – промурлыкал Доминик. – А я и в самом деле нравлюсь тебе, Оливия?
   Она подняла голову, чтобы взглянуть ему в глаза – по крайней мере попыталась это сделать. Низкий насмешливый голос Доминика всколыхнул целую бурю в ее душе. Господи, возмущенно подумала она, да с него станется потребовать разъяснений, сильно ли он ей нравится, или еще что-нибудь в том же духе! Взгляды их встретились, и Оливия почувствовала, что не в силах отвести глаза.
   – Теперь вы все знаете, – беспомощно прошептала она.
   Он знал это, по крайней мере начинал понимать. На самом же деле он молил о большем. Только Доминик был так же полон сомнений, как и Оливия... и так же раним, как и она. Сейчас он жаждал убедиться в том, что не безразличен ей.
   – Ты побудешь со мной?
   – Я бы с радостью, но не могу. Правда не могу. Мне надо возвращаться. Эмили ждет.
   Доминик кивнул. Оливия была благодарна ему за то, что он не пытался настаивать. Но в намерения Доминика, казалось, пока что вовсе не входило отпускать ее. Рука его обвилась вокруг ее талии. Другой он нежно приподнял ей подбородок, и губы их встретились. Решимость Оливии мгновенно растаяла. Ее губы приоткрылись, как цветок под лучами солнца. Поцелуй был таким, о котором она мечтала: нежным, невыразимо сладостным, восхитительным, таким, от которого захватывает дух. Доминик глухо застонал и крепче прижал ее к себе. Вдруг за спиной у него кто-то негромко кашлянул.
   – Прошу прощения, милорд, но ваше присутствие настоятельно требуется в доме.
   Это был Франклин, дворецкий. Доминик с трудом заставил себя оторваться от губ Оливии.
   – Через минуту приду, – не оборачиваясь, бросил он раздраженно.
   – Очень хорошо, милорд. – И Франклин удалился так же бесшумно, как и пришел.
   Доминик ласково коснулся носа Оливии. На лице его отразилось сожаление.
   – Ничего не поделаешь, нужно идти.
   – А что насчет Уильяма? – В глазах Оливии по-прежнему была тревога.
   Синие глаза графа потемнели и стали вдруг холодными и колючими.
   – Думаю, стоит завтра же утром нанести ему визит.
   – Доминик, подождите! – Оливия вцепилась ему в руку. – Умоляю, будьте осторожны!
   – Непременно. – Склонившись к ней, он скользнул поцелуем по ее губам и ушел.
 
   На этот раз дорога домой показалась Оливии длиннее, чем обычно. Ее не покидало томительное предчувствие неумолимо надвигавшейся страшной опасности, как ни старалась она взять себя в руки. Она с трудом подавила дрожь. Как сейчас ей не хватало верного Люцифера! Оливия несколько раз позвала его, но пес не появился, и она заторопилась домой.
   Сама не желая этого, Оливия все замедляла и замедляла шаг. Рука ее легла на грудь и осторожно скользнула за корсаж, где лежал платок Доминика. Может быть, это было глупо, но сейчас один взгляд на него придал ей уверенности в себе. С того самого дня он всегда был при ней. На губах Оливии расцвела мечтательная улыбка.
   Вдруг ее слуха достиг топот бегущих ног. Краем глаза она заметила на опушке леса движение, и внезапно чьи-то пальцы вцепились в рукав ее платья. Перепугавшись насмерть, Оливия обернулась, не заметив, что выпустила из рук платок. Он упал на землю возле ее ног, так и оставшись лежать там, всеми забытый.
   Перед ней стоял Роберт Гилмор.
   Весь дрожа от возбуждения, он тяжело, прерывисто дышал, как загнанный зверь.
   – Мисс Шервуд, слава Богу, вы здесь! Кажется, я нашел детей.
   – Вы нашли их! О, мистер Гилмор, это просто невероятно! – Из груди Оливии вырвался облегченный вздох. – Но где они?
   – Мальчик... он ранен, – проговорил он, указывая в сторону леса. – Надо торопиться, иначе мы опоздаем!
   – Колин? О Боже, нет! Что с ним?
   – Сейчас не время! – замотал головой Гилмор. – Мне нужна ваша помощь, чтобы вытащить его оттуда!
   – Может, лучше сбегать в деревню за помощью?
   – Некогда! У нас мало времени! – Схватив Оливию за руку, Гилмор почти поволок ее к лесу. – Надо спешить! Бежим!
   Оливии и в голову не пришло отказаться. Если Колин серьезно ранен, времени терять нельзя. Она готова была бежать на край света, чтобы спасти малыша. Гилмор свернул в лес, и Оливия, не медля ни секунды, бросилась за ним. Они все дальше углублялись в чащу. Оливия чуть не упала, споткнувшись о сломанную ветку, в туфли ее набились мелкие камешки, причиняя острую боль. По спине пробежала дрожь. Вокруг становилось все темнее, деревья смыкались за спиной, последние лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь сплошной шатер ветвей над головами. Задохнувшись, она остановилась.
   – Мистер Гилмор, еще далеко?
   – Нет, не очень. Здесь поблизости что-то вроде охотничьей сторожки, видите? Вон под теми деревьями. – Он указал на восток.
   Оливия прищурилась, стараясь разглядеть, на что указывал Гилмор. Да, похоже, между деревьями торчит что-то, напоминающее трубу.
   Сердце ее сжалось. Оливия вновь бросилась бежать. Через несколько минут они стояли у дверей охотничьей сторожки. Она выглядела старой и заброшенной. Черепица на крыше кое-где отвалилась. Похоже, о сторожке все забыли.
   Приоткрыв дверь, Гилмор прислушался и поманил ее за собой. Оливия шагнула за порог. Все внутри выглядело еще более убогим, не было и следа какой-либо мебели.
   – Послушайте, похоже, тут никого нет... – Оливия нахмурилась.
   Дверь сзади захлопнулась. Оливия оказалось лицом к лицу с Гилмором. Склонив голову к плечу, он чему-то улыбался.
   От одного вида этой улыбки кровь застыла в ее жилах, а сердце глухо заколотилось. Слишком поздно она поняла, что попала в ловушку. Гилмор просто прятался в кустах, ожидая ее появления. Господи, совсем недавно она умоляла Доминика быть осторожным, даже не предполагая, что опасность может грозить ей самой! Если бы только она взяла с собой Люцифера!
   Но было уже слишком поздно. Увидев занесенную над ее головой руку, Оливия вскрикнула. Она попыталась пригнуться, но не успела. Сильный удар обрушился на затылок.
   Без единого звука Оливия рухнула на пол.

Глава 21

   Сознание возвращалось к Оливии медленно. Первое, что она почувствовала, была пульсирующая в затылке боль. В первый момент она не могла понять, где она, как здесь оказалась и почему под щекой у нее грубая поверхность пола. Память вернулась к ней внезапно. Прежде всего она изумилась тому, что все еще жива.
   Оливия попыталась пошевелиться, но острая боль пронизала все ее тело. Руки, заломленные за спину, были туго перетянуты веревкой. Лицо ее передернулось, когда грубый жгут врезался в нежную кожу. Щиколотки Оливии тоже были предусмотрительно связаны.
   – Итак, вы наконец пришли в себя, – раздался голос Гилмора.
   Оливии пришлось напрячь глаза, чтобы разглядеть его: в комнате стоял полумрак. К тому же отвратительно пахло. В окнах не было стекол. Все они были заколочены снаружи широкими досками. Света, пробивавшегося в щели между ними, едва хватало, чтобы разглядеть помещение. Дождавшись, когда глаза немного привыкнут к темноте, Оливия повернула голову, даже не пытаясь скрыть, насколько ненавистен ей этот человек. Гилмор, кряхтя, протянул руку и попытался погладить ее по щеке. Не в силах скрыть омерзения, Оливия отдернула голову. Он рассмеялся скрипучим, злобным смехом.
   – Наверное, ломаете себе голову, что это я затеял, а?
   – Что ж, признаюсь, – кивнула Оливия. – Так это вы похитили детей, да?
   – Умная девочка! – В глазах его сверкнул огонек.
   – Зачем? Зачем вы пошли на это? – Страх леденил ее, но она храбро встретила его взгляд. – Дети ведь ничего вам не сделали! Зачем причинять им зло?
   – А никто не причинил им никакого зла. И не причинит, уверяю вас, милочка, если, конечно, все пойдет как надо. А что до того, зачем я это сделал... Что ж... ребятишки сослужили мне службу, помогли заманить вас сюда. Если бы вы не помешали мне прошлой ночью, они уже были бы дома. Черт побери, мне ведь уже почти удалось убедить этих деревенских ослов, что именно он похитил детей!
   – Он?
   – Ваш цыганский граф! – с неприкрытой ненавистью выплюнул Гилмор.
   – Стало быть, это вы пытались взвалить на него вину? – Во рту у Оливии пересохло.
   – Конечно. И я бы смог их убедить... если бы не вы! – Губы его приподнялись в жуткой усмешке, больше похожей на волчий оскал. – Но нет! Вам понадобилось вмешаться, и вы все испортили! Вздумали его защищать! Господи, да они разорвали бы его на месте, если бы не вы! Цыганский ублюдок... свалился нам на голову, дьявол его забери! Как вы только не понимаете! А он-то... воображает себя графом! Задирает нос, считает себя выше нас, а сам-то, сам-то – грязный цыган! Ворона в павлиньих перьях! Да он недостоин лизать мои башмаки!
   – Почему? – только и могла спросить она. – Почему вы так говорите? Только оттого, что он наполовину цыган?
   – Он чужак! И все они тоже! О, я предупреждал его! Я просил его сделать так, чтобы они ушли, говорил, что он еще пожалеет, если не послушается! Но он остался глух к моим словам! Вот пусть и заплатит за это!
   – Но вы, кажется, забыли, мистер Гилмор, что цыгане все-таки ушли. – Оливия изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
   – Да, но он... он остался!
   – Почему вы его так ненавидите? – устало покачав головой, спросила она. – Он ведь ничего вам не сделал. Да и цыгане тоже!
   – Неужели? Что ж, позвольте просветить вас на сей счет, мисс Шервуд. Они разрушили мою жизнь. И жизнь моего отца. И убили мою мать.
   Оливия непонимающим взглядом уставилась на него.
   – Да-да, мисс Шервуд. Думаете, я сошел с ума? Ничего подобного! Вам кажется, что вы знали меня всю жизнь, однако я не всегда жил в Стоунбридже. Нет, я родился на юге Англии, в Дорсете. Я был еще мальчиком, когда в наших местах остановился цыганский табор. Это случилось летом много лет назад. Как-то раз отец заехал туда. Позже он говорил матери, что пытался заставить их убраться из наших мест. Но это была ложь. Да, ложь, потому что все это время он валялся меж раздвинутых ног цыганской шлюхи!
   Оливия судорожно сглотнула.
   – Да, мисс Шервуд, я понимаю. Вижу, вы потрясены. Теперь представьте, что пережила моя мать, когда раз застала его в постели с этой тварью! Ужас, стыд терзали ее. Она поняла, что не сможет жить с этим. И знаете, что сделала тогда моя мать? Взяла нож и вонзила себе в сердце! Да, зрелище было незабываемое, уверяю вас! А хотите знать, как поступил после этого отец? Он запил. Пытался утопить в вине терзавшее его чувство вины. Что ж, надо признать, у него ушло не так уж много времени, чтобы упокоиться рядом с матерью. Так что не смейте защищать их! Все они одинаковы! Все они – воры и шлюхи! Господи, да что далеко ходить! Ведь и мать вашего драгоценного графа была шлюхой! Он сам – лучшее тому доказательство! Избавимся от него, и все вздохнут спокойней, сами увидите!
   Оливии стало не по себе. Трагедия, искалечившая детство ни в чем не повинного ребенка, превратила его в человека, который уже не отличал хорошее от дурного.
   Она инстинктивно попыталась отползти в сторону. Каждая черточка его почерневшего лица источала лютую злобу. От одного его вида Оливию бросило в дрожь. Только сейчас она поняла, что все было подстроено заранее. Колин с Люсиндой были не более чем приманкой, чтобы заманить в ловушку ее саму, а она должна была стать приманкой для Доминика.
   – Господи помилуй, – слабым голосом прошептала она. – Неужели вы задумали убить его?
   – А то как же! – насмешливо ухмыльнулся Гилмор. – Что, интересно узнать, каков мой план?
   Оливия молча отвернулась, но в тесной комнатушке негде было укрыться, невозможно заглушить звук его голоса.
   – На самом деле это очень просто, дорогая моя. Вы пришли за детьми, а он точно так же явится сюда за вами. О, поверьте, я догадался, что происходит между вами... догадался еще в тот день, когда вы умоляли помочь ему выбраться из реки. Дьявольщина, почему вы не дали ему утонуть, этому ублюдку? Я бы с радостью пощадил вас, Оливия, поверьте, но в тот день в моей голове будто сверкнула молния, и я понял, что между вами происходит! Позволить, чтобы вы принадлежали ему... чтобы вы так унизились...
   Господи, да ваших родителей хватил бы удар! К тому же вы тоже виновны... Ведь он оставался здесь только из-за вас. Только из-за вас! Так что, сами понимаете, Оливия, было бы неправильно оставить вас в живых, верно?
   При мысли о том, что скоро ей предстоит умереть, Оливия похолодела от страха. Этот сумасшедший убьет ее... А потом и Доминика.
   – Думаю, завтра... да, скорее всего завтра... он придет сюда за вами. Но не один, а со мной! Да, я явлюсь сюда вместе с ним! А когда вы оба будете мертвы, объясню местным властям, что выследил его до этой сторожки, а потом обнаружил, что вы прячете здесь детей, которых похитили, а уж с какой целью, одному Богу известно! Естественно, я был вынужден стрелять, чтобы защитить себя и спасти детей! – Он разразился жутким лающим смехом, от которого по спине Оливии пополз холод. – Ну, как вам нравится мой план? Гениально, правда?
   – Почему вы так ненавидите его? Он ведь вам ничего не сделал!
   – А мне и не нужна особая причина! – Глаза Гилмора горели ненавистью. – Он цыган, и этого достаточно!
   – Все равно вам не удастся остаться безнаказанным, – собрав последние силы, попьпвлась убедить адвоката Оливия. – Если Колин с Люсиндой видели вас...
   – Но они меня не видели! Я был очень осторожен, знаете ли! Я хитер, очень хитер! Ни разу им не удалось увидеть моего лица: я всегда приносил им поесть в полной темноте.
   – Где они?
   На мгновение Оливии показалось, что Гилмор не решится рассказать ей. Но она ошиблась.
   – Здесь, в этом доме. В соседней комнате. – Поднявшись на ноги, Гилмор злобно ухмыльнулся. – Что ж, мне пора, мисс Шервуд. Кстати, можете кричать сколько вашей душе угодно. – И снова он рассмеялся тем же отвратительным смехом. – Тут вас ни одна живая душа не услышит.
   С этими словами он вышел из сторожки, и Оливия осталась одна. Снаружи послышался лязг замка: это Гилмор запер ее. Оливию охватило отчаяние. Надо что-то делать, твердила она про себя. Ей надо выбраться отсюда, прежде чем этому безумцу удастся привести в исполнение свой чудовищный план. День быстро угасал. Скоро будет совсем темно.
   – Колин! Люсинда! – позвала она. И, затаив дыхание, прислушалась.
   Ничего. Ни шороха, ни звука.
   Оливия позвала снова, и вдруг... вдруг до нее донесся еле слышный звук. Ошибиться она не могла: неподалеку плакал ребенок.
   Помещение, в котором лежала Оливия, было почти квадратным. Напротив полуразвалившегося очага виднелась лестница. И хотя Оливия лежала в неудобной позе, краем глаза ей удалось заметить в самой дальней от нее стене дверь. Она попыталась подняться на колени, но со связанными руками и щиколотками это оказалось непосильной задачей. Выбора у нее не было: пришлось, извиваясь, как червяк, перекатываться в ту сторону, откуда доносился плач. Оливия была до смерти рада уже тому, что детей не втащили наверх, не то ей пришлось бы взбираться по лестнице. А она очень сомневалась, что ей удалось бы это, пока она связана.
   Она продвигалась вперед томительно медленно. Давно не мытый пол был завален грудами мусора. Что-то впилось Оливии в бедро, но она старалась не замечать этого. Плечи и руки ныли всякий раз, когда она перекатывалась на спину. Скоро туго стянутые запястья совсем онемели. К счастью, к этому времени она была уже у двери.
   Оливия не сводила глаз с двери. Здесь была ее последняя надежда. В нижнем углу между дверью и косяком была широкая щель. Верхней петли не хватало. На первый взгляд дверь казалась не слишком прочной.
   – Колин! Люсинда! – окликнула она. – Это я, мисс Шервуд! Вы меня слышите?
   Плач оборвался.
   – Мисс Шервуд! – услышала она дрожащий тоненький голосок. Потом он раздался уже у самой двери. Значит, они не связаны, слава тебе Господи! – Мисс Шервуд, где вы?
   Люсинда!
   – Я здесь, милая. Люсинда, послушай меня, дверь заперта?
   – Да! – жалобно захныкала девочка. – Мы не можем выйти отсюда!
   – Послушай, Люсинда, я сейчас попробую ее открыть. Возьми Колина и спрячьтесь в углу. Постарайтесь укрыться как можно дальше от двери, хорошо?
   Неимоверным усилием воли Оливии удалось подняться на ноги. Она шаталась, как былинка на ветру, каждую минуту боясь свалиться на пол. Наконец, набрав полную грудь воздуха, Оливия навалилась плечом на косяк. Оставалось только надеяться, что дверь такая же ветхая, как и сам дом, и веса Оливии окажется достаточно, чтобы сорвать ее с петель.
   Раздался оглушительный треск, и Оливия с радостью увидела, как оставшаяся петля отделилась от косяка и, беспомощно звякнув, упала на пол. Потом дверь медленно покачнулась и свалилась. Ликующий крик Оливии перешел в жалобный стон, когда она, не удержавшись на ногах, рухнула поверх двери.
   Оглушенная, она некоторое время лежала, не в силах вздохнуть. Вдруг два маленьких трепещущих тельца прижались к ней с двух сторон.
   – Мисс Шервуд!
   – Мисс Шервуд, как вы нас нашли?
   Оливия от облегчения чуть не заплакала: дети, похоже, целы и невредимы, хотя их испачканные мордашки были в потеках от слез.
   – Люсинда, попробуй развязать мне руки, – попросила она.
   Кивнув, девочка присела на корточки у нее за спиной, и Оливия почувствовала, как детские пальчики неловко теребят веревку, пытаясь справиться с узлами.
   И вот наконец руки ее были свободны.
   Оливия поморщилась: казалось, в нее впились мириады иголок. Она как следует растерла запястья, чтобы кровь вновь заструилась по венам, и взялась за веревку, стягивавшую ей щиколотки. Через мгновение и ноги ее были свободны. Протянув дрожащие руки к детям, Оливия почувствовала, как из глаз ее заструились слезы. В следующую минуту она уже, плача и смеясь, прижимала их к груди.
   – С вами все в порядке? – снова и снова спрашивала она.
   – Мы кричали... и кричали, а никто так и не пришел! – Пухлая нижняя губка Люсинды обиженно задрожала.
   Крошечные брови Колина сошлись на переносице. По лицу было видно, что малыш вот-вот расплачется.
   – Я хочу есть.
   – Знаю, знаю, милые. – Оливия порывисто расцеловала их в макушки. – Но боюсь, придется немного подождать, прежде чем мы отыщем что-нибудь поесть. Думаю, первым делом нам надо убраться отсюда, и поскорее.
   – А где мы? – задрожала Люсинда.
   – В заброшенной охотничьей сторожке, где-то в самой чаще. – С трудом встав на ноги, Оливия взяла детей за руки, и они вернулись в то помещение, где она была прежде.
   – Мне тут не нравится, – прошептал Колин, с испугу крепко вцепившись в ее юбку.
   – Если нам повезет, скоро мы будем далеко отсюда. – Оливия ласково похлопала его по руке.
   Увы, им не повезло. Оливия долго трясла и дергала входную дверь, но замок держался крепко. Да и сама дверь была сделана на совесть: сколько Оливия ни налегала на нее плечом, она даже не дрогнула. Оставив в покое дверь, она взялась за доски, которыми были забиты окна, но они тоже не поддались. В помещении не оказалось ничего, что она могла бы использовать как рычаг. К тому же солнце уже давно село, и в сторожке сгустился непроглядный мрак. Оливия не видела даже собственных рук.
   От страха и отчаяния она всхлипнула. Что толку было обманывать и себя, и детей! Даже если бы по счастливой случайности им и удалось бы выбраться наружу, все равно было уже так темно, что Оливия вряд ли смогла бы отыскать дорогу из лесу. Кроме того, надо было подумать о детях. Если они заблудятся, это напугает их еще больше. Она лихорадочно вспоминала, что говорил Гилмор перед уходом. Завтра, сказал он, завтра Доминик придет за ней, и он, Гилмор, будет вместе с ним.