Джон кивнул:
— Я слышал.
— Так вот — закон только что отменен. Сообщили в новостях прошлой ночью.
— Наверное, они уверены, что все налаживается.
Дэвид усмехнулся:
— Они могут быть уверены в чем им угодно. Следующей весной я посажу картофель и свеклу.
— А пшеницу, ячмень?
— Ни акра.
— Если к тому времени вирус уничтожат, зерно сильно поднимется в цене, — глубокомысленно изрек Джон.
— Как будто другие об этом не думали. Знаешь, почему закон аннулировали?
— Если запретят посадки зерна, а вирус будет уничтожен, стране придется покупать зерно за границей по фантастическим ценам.
— Какая азартная игра, — заметил Дэвид. — Жизнь страны против повышения налогов.
— Ставки, должно быть, очень хороши!
Дэвид покачал головой.
— Но не для меня. Я ставлю на картофель.
К их разговору Дэвид вернулся в канун Рождества. Мэри и Дэвид-младший вышли на морозный воздух поразмяться после обильного рождественского обеда. Трое взрослых, предпочитая более спокойный способ переваривания пищи, удобно устроились в креслах, наслаждаясь симфонией Гайдна.
— Как твое чудовище, Джон? — спросил Дэвид. — Успел во-время?
Джон кивнул:
— Меня чуть не стошнило, когда я рассмотрел его со всех сторон. Но это еще цветочки по сравнению с тем, что мы делаем сейчас. Думаю, он станет чемпионом в конкурсе уродов.
— И ты ничего не можешь изменить?
— Мы — люди подневольные. Даже архитектор вынужден приспосабливаться к прихотям «денежных мешков», а я — всего лишь инженер.
— Но ведь ты — лично ты — ничем не связан?
— Только нуждой в деньгах.
— Слушай, ты бы мог взять годичный отпуск, если бы захотел?
— Конечно. Только есть одна загвоздка — как спасти семью от сточной канавы.
— Я хочу, чтобы ты приехал сюда на год.
Джон даже привстал от волнения:
— Что?
— Ты оказал бы мне огромную услугу. О финансовой стороне не беспокойся. Есть только три вещи, которые фермер может сделать со своими дурно нажитыми доходами: купить новую землю, прокутить или положить в кубышку. Я никогда не хотел иметь землю вне долины, да и транжира из меня неважный.
— Вирус? — медленно проговорил Джон.
— Может, это и глупо, — сказал Дэвид, — но мне не нравится, как обстоят дела. А еще я видел хронику о восточной эпидемии.
Джон взглянул на Анну.
— Но ведь это Восток, — сказала она. — Наша страна более дисциплинирована. Нехватка продуктов, пайки — все это у нас уже было. А сейчас даже нет никаких признаков какой-либо реальной опасности. Спрашивается, не слишком ли — Джон бросает все дела, мы приезжаем сюда, живем за твой счет целый год — и все только из-за того, что дела, можетбыть, повернутся к худшему?
— Вот мы, — ответил Дэвид, — мирно сидим у огня, с полными желудками. Я понимаю, так очень трудно представить будущее, которое, может, никогда и не наступит.
— Никогда еще не было такой болезни, — сказал Джон, — будь то болезнь растений или животных, эпидемия которой не прекратилась бы сама по себе. И никогда не было случая полного уничтожения того или иного вида. Вспомни хотя бы чуму!
Дэвид покачал головой:
— Только предположения. Мы не знаем наверняка. Что убило гигантских рептилий? Ледниковый период, борьба за существование? А может, вирус? И что, по-твоему, произошло со всеми растениями, останки которых мы находим сейчас? Почему они не оставили «потомства»? Если за короткое время наблюдений мы не столкнулись с подобным вирусом, это еще ничего не значит. Человек может прожить всю жизнь, ни разу не увидев комету, но это вовсе не означает, что комет не существует.
— Все это очень хорошо, Дэйв, — произнес Джон, давая понять, что тема исчерпана, — но я не смогу приехать. Моя работа меня вполне устраивает, хотя результаты ее меня, похоже, не интересуют. Вот скажи, как ты представляешь себе этот год? Я буду сидеть на твоей шее?
— Я бы сделал из тебя фермера за месяц.
— Из Дэви — возможно.
На стене усыпляюще тикали часы. Анна вдруг подумала, что здесь разговоры о страшных последствиях победы вируса даже более странны, чем в Лондоне.
— В конце концов, — произнесла она вслух. — Мы всегда можем приехать сюда, если дела действительно станут так плохи. Но сейчас, по-моему, в этом нет необходимости.
— Когда мы впервые приехали в долину, — сказал Дэвид, — и гуляли с дедушкой Беверли возле ущелья, он признался мне, что, выходя из долины, всегда чувствует, словно за его спиной захлопывается невидимая дверь.
— Да, я тоже ощутила что-то подобное.
— Если катастрофа все-таки наступит, — продолжал Дэвид, — в Англии будет не так уж много безопасных мест. Долина может стать одним из таких убежищ.
— Значит — картофель и свекла, — сказал Джон.
— И более того, — добавил Дэвид, пристально взглянув на них. — Вы видели кучу бревен у дороги?
— Для новых зданий?
Дэвид встал и подошел к окну.
— Нет, — сказал он, глядя на зимний пейзаж. — Для частокола.
Анна и Джон переглянулись.
— Частокол? — переспросила Анна.
Дэвид обернулся:
— Изгородь, если хотите. Необходимо сделать ворота, которые смогут противостоять натиску толпы в долину.
— Ты серьезно? — изумленно спросил Джон.
Он внимательно посмотрел на своего старшего брата, который никогда не отличался особым воображением и склонностью к авантюризму. Его манеры, как обычно, были бесстрастны и флегматичны. Казалось, Дэвида совершенно не волнует замешательство, вызванное его сообщением.
— Абсолютно серьезно, — ответил Дэвид.
— А если ничего не случится… — спросила Анна.
— Здешняя сельская публика будет просто счастлива найти новый источник насмешек, — ответил Дэвид. — Дескать, эти недоумки Кастэнсы… Мне хочется использовать шанс побыть в роли дурачка. Просто все косточки ломит от предвкушения.
Спокойная убежденность Дэвида поразила их. Анна вдруг почувствовала страстное желание остаться в долине, соорудить ворота, о которых говорил Дэвид, и отгородиться от абстрактной толпы, беснующейся снаружи. Но мимолетный порыв прошел, вновь вспомнились повседневные заботы.
— А школа… — вырвалосъ у Анны.
Дэвид проследил за ходом ее мыслей, но не выразил ни удивления, ни удовлетворения.
— Есть школа в Лепетоне, — сказал он. — Один год вряд ли принесет им большой вред.
Анна беспомощно взглянула на мужа.
— Всякое бывает, — начал он. — В конце концов, мы всегда можем приехать, если твои мрачные прогнозы подтвердятся.
— Поторопитесь.
Анна поежилась.
— Через год мы будем смеяться над своими страхами.
— Да, — сказал Дэвид. — может быть.
— Я слышал.
— Так вот — закон только что отменен. Сообщили в новостях прошлой ночью.
— Наверное, они уверены, что все налаживается.
Дэвид усмехнулся:
— Они могут быть уверены в чем им угодно. Следующей весной я посажу картофель и свеклу.
— А пшеницу, ячмень?
— Ни акра.
— Если к тому времени вирус уничтожат, зерно сильно поднимется в цене, — глубокомысленно изрек Джон.
— Как будто другие об этом не думали. Знаешь, почему закон аннулировали?
— Если запретят посадки зерна, а вирус будет уничтожен, стране придется покупать зерно за границей по фантастическим ценам.
— Какая азартная игра, — заметил Дэвид. — Жизнь страны против повышения налогов.
— Ставки, должно быть, очень хороши!
Дэвид покачал головой.
— Но не для меня. Я ставлю на картофель.
К их разговору Дэвид вернулся в канун Рождества. Мэри и Дэвид-младший вышли на морозный воздух поразмяться после обильного рождественского обеда. Трое взрослых, предпочитая более спокойный способ переваривания пищи, удобно устроились в креслах, наслаждаясь симфонией Гайдна.
— Как твое чудовище, Джон? — спросил Дэвид. — Успел во-время?
Джон кивнул:
— Меня чуть не стошнило, когда я рассмотрел его со всех сторон. Но это еще цветочки по сравнению с тем, что мы делаем сейчас. Думаю, он станет чемпионом в конкурсе уродов.
— И ты ничего не можешь изменить?
— Мы — люди подневольные. Даже архитектор вынужден приспосабливаться к прихотям «денежных мешков», а я — всего лишь инженер.
— Но ведь ты — лично ты — ничем не связан?
— Только нуждой в деньгах.
— Слушай, ты бы мог взять годичный отпуск, если бы захотел?
— Конечно. Только есть одна загвоздка — как спасти семью от сточной канавы.
— Я хочу, чтобы ты приехал сюда на год.
Джон даже привстал от волнения:
— Что?
— Ты оказал бы мне огромную услугу. О финансовой стороне не беспокойся. Есть только три вещи, которые фермер может сделать со своими дурно нажитыми доходами: купить новую землю, прокутить или положить в кубышку. Я никогда не хотел иметь землю вне долины, да и транжира из меня неважный.
— Вирус? — медленно проговорил Джон.
— Может, это и глупо, — сказал Дэвид, — но мне не нравится, как обстоят дела. А еще я видел хронику о восточной эпидемии.
Джон взглянул на Анну.
— Но ведь это Восток, — сказала она. — Наша страна более дисциплинирована. Нехватка продуктов, пайки — все это у нас уже было. А сейчас даже нет никаких признаков какой-либо реальной опасности. Спрашивается, не слишком ли — Джон бросает все дела, мы приезжаем сюда, живем за твой счет целый год — и все только из-за того, что дела, можетбыть, повернутся к худшему?
— Вот мы, — ответил Дэвид, — мирно сидим у огня, с полными желудками. Я понимаю, так очень трудно представить будущее, которое, может, никогда и не наступит.
— Никогда еще не было такой болезни, — сказал Джон, — будь то болезнь растений или животных, эпидемия которой не прекратилась бы сама по себе. И никогда не было случая полного уничтожения того или иного вида. Вспомни хотя бы чуму!
Дэвид покачал головой:
— Только предположения. Мы не знаем наверняка. Что убило гигантских рептилий? Ледниковый период, борьба за существование? А может, вирус? И что, по-твоему, произошло со всеми растениями, останки которых мы находим сейчас? Почему они не оставили «потомства»? Если за короткое время наблюдений мы не столкнулись с подобным вирусом, это еще ничего не значит. Человек может прожить всю жизнь, ни разу не увидев комету, но это вовсе не означает, что комет не существует.
— Все это очень хорошо, Дэйв, — произнес Джон, давая понять, что тема исчерпана, — но я не смогу приехать. Моя работа меня вполне устраивает, хотя результаты ее меня, похоже, не интересуют. Вот скажи, как ты представляешь себе этот год? Я буду сидеть на твоей шее?
— Я бы сделал из тебя фермера за месяц.
— Из Дэви — возможно.
На стене усыпляюще тикали часы. Анна вдруг подумала, что здесь разговоры о страшных последствиях победы вируса даже более странны, чем в Лондоне.
— В конце концов, — произнесла она вслух. — Мы всегда можем приехать сюда, если дела действительно станут так плохи. Но сейчас, по-моему, в этом нет необходимости.
— Когда мы впервые приехали в долину, — сказал Дэвид, — и гуляли с дедушкой Беверли возле ущелья, он признался мне, что, выходя из долины, всегда чувствует, словно за его спиной захлопывается невидимая дверь.
— Да, я тоже ощутила что-то подобное.
— Если катастрофа все-таки наступит, — продолжал Дэвид, — в Англии будет не так уж много безопасных мест. Долина может стать одним из таких убежищ.
— Значит — картофель и свекла, — сказал Джон.
— И более того, — добавил Дэвид, пристально взглянув на них. — Вы видели кучу бревен у дороги?
— Для новых зданий?
Дэвид встал и подошел к окну.
— Нет, — сказал он, глядя на зимний пейзаж. — Для частокола.
Анна и Джон переглянулись.
— Частокол? — переспросила Анна.
Дэвид обернулся:
— Изгородь, если хотите. Необходимо сделать ворота, которые смогут противостоять натиску толпы в долину.
— Ты серьезно? — изумленно спросил Джон.
Он внимательно посмотрел на своего старшего брата, который никогда не отличался особым воображением и склонностью к авантюризму. Его манеры, как обычно, были бесстрастны и флегматичны. Казалось, Дэвида совершенно не волнует замешательство, вызванное его сообщением.
— Абсолютно серьезно, — ответил Дэвид.
— А если ничего не случится… — спросила Анна.
— Здешняя сельская публика будет просто счастлива найти новый источник насмешек, — ответил Дэвид. — Дескать, эти недоумки Кастэнсы… Мне хочется использовать шанс побыть в роли дурачка. Просто все косточки ломит от предвкушения.
Спокойная убежденность Дэвида поразила их. Анна вдруг почувствовала страстное желание остаться в долине, соорудить ворота, о которых говорил Дэвид, и отгородиться от абстрактной толпы, беснующейся снаружи. Но мимолетный порыв прошел, вновь вспомнились повседневные заботы.
— А школа… — вырвалосъ у Анны.
Дэвид проследил за ходом ее мыслей, но не выразил ни удивления, ни удовлетворения.
— Есть школа в Лепетоне, — сказал он. — Один год вряд ли принесет им большой вред.
Анна беспомощно взглянула на мужа.
— Всякое бывает, — начал он. — В конце концов, мы всегда можем приехать, если твои мрачные прогнозы подтвердятся.
— Поторопитесь.
Анна поежилась.
— Через год мы будем смеяться над своими страхами.
— Да, — сказал Дэвид. — может быть.
4
Временное затишье продолжалось всю зиму. В западных странах были разработаны, а в некоторых — и применены программы нормирования продовольствия. В Англии исчезли пирожные и кексы, но хлеб был еще доступен всем. Пресса по-прежнему колебалась между оптимизмом и пессимизмом, правда, с менее резкими амплитудами. Самым главным и наиболее часто обсуждаемым вопросом стал промежуток времени, который потребуется для уничтожения вируса и возвращения жизни в нормальное русло.
Джон с беспокойством обратил внимание на то, что до сих пор никто не говорит о мелиорации зараженных земель в Азии. Как-то, в конце февраля, он упомянул об этом в разговоре с Роджером Бакли. Они обедали в «Сокровищнице» — клубе Роджера.
— Мы стараемся не думать о них, правда? — сказал Роджер. — Как будто отрубили весь остальной мир, кроме Европы, Африки, Австралии и Америки. На прошлой неделе я видел фотографии, сделанные в Центральном Китае. Они сделаны несколько месяцев назад, но до сих пор не опубликованы, и, похоже, не будут опубликованы.
— Что там?
— Цветные фотографии. Композиции в коричневых, серых и желтых тонах, выполненные с огромным вкусом. На всех — голая земля и глина. Ты знаешь, это намного страшнее всех жутких картин голода, которые были раньше. Подошел официант и, словно совершая старинный ритуал, поставил перед ними пиво. Когда он ушел, Джон спросил с сомнением:
— Страшнее?
— Да, они испугали меня. Я так и не понял, каким образом вирус сделал из этого участка земли совершенно голое, чистое пространство. По инерции продолжаешь думать, что хоть какая-то трава все-таки останется, пусть хотя бы несколько пучков. Но он не оставляет ничего. Конечно, это всего лишь исчезнувшая трава. Но когда задумаешься, какие огромные площади покрыты той или иной травой…
— Есть какие-нибудь слухи?
Роджер неопределенно покачал головой:
— Давай определимся: слухи в официальных кругах так же неопределенны и расплывчаты, как и в прессе, но они содержат нотку самонадеянности.
— Мой брат собирается забаррикадироваться, — сказал Джон. — Я тебе говорил?
С неожиданным оживлением Роджер спросил:
— Фермер? Что ты имеешь ввиду — забаррикадироваться?
— Я ведь рассказывал тебе о его доме. Слепой Джилл окружен холмами, единственным выходом служит узкое ущелье. Так вот, он сооружает изгородь, чтобы изолировать долину полностью.
— Интересно. Продолжай!
— Да, в общем-то это все. Дэвид обеспокоен будущим, я никогда не видел его таким. Во всяком случае, он отказался от посева пшеницы на своей земле. Он даже хотел, чтобы мы все приехали и провели там целый год.
— Пока не минует кризис? Да, это серьезно.
— И еще, — добавил Джон. — С тех пор я время от времени вспоминаю о нашем разговоре. Дэйв всегда был умнее меня, и я по своей глупости не принял всерьез предчувствия деревенского жителя — дескать, что он может понимать в таком деле. Здесь, в Лондоне, мы не знаем ничего, кроме того, что черпаем ложкой.
Роджер взглянул на него и улыбнулся:
— Что-то в этом роде, Джонни, но запомни — я тоже на стороне этих «черпающих». Слушай, а если я смогу предупредить тебя о катастрофе заранее, у твоего братца найдется комната для нашего маленького трио?
— Думаешь, катастрофа неизбежна? — спросил Джон.
— Пока нет никаких признаков. Те, кому бы следовало быть в курсе, излучают тот же оптимизм, который ты находишь в газетах. Но мне нравится, как это звучит — Слепой Джилл, — словно страховой полис. Я буду держать ухо возле трубопровода. Как только на другом конце раздастся маленький звоночек-предупреждение, мы соберем свои семьи и махнем на север. Что ты на это скажешь? Примет нас твой брат?
— Да, конечно, — Джон задумался. — А сколько, по-твоему, должно быть таких звоночков?
— Достаточно. Я буду держать тебя в курсе. Можешь быть уверен. Мне не хотелось бы в один прекрасный день оказаться застигнутым врасплох голодом, сидя в Лондоне.
Рядом с их столиком прошел официант, толкая перед собой тележку, нагруженную сырами разных сортов. Полуденная дремота наполняла воздух столовой обычного лондонского клуба. Неясное бормотание голосов звучало приглушенно и ненавязчиво.
— Невозможно представить что-либо, способное нарушить все это, — сказал Джон.
— Согласен, это нерушимо, — ответил Роджер. — В конце концов, как нам часто напоминала пресса, мы не азиаты. Будет интересно понаблюдать за нами — британцами с плотно сжатыми губами — когда начнут собираться грозовые тучи. Нерушимо. Но что случится, когда мы дадим трещину?
Официант принес отбивные. Это был маленький словоохотливый человечек, менее высокомерный, чем все остальные.
— Что касается меня, — продолжал Роджер, — то никакое, даже самое сильное любопытство не заставит меня остаться здесь.
Весна запоздала — сухая и холодная сумрачная погода продолжалась до начала апреля. Когда, наконец, наступили теплые дождливые дни, стало совершенно очевидно, что вирус ничуть не потерял своей силы и действенности. Повсюду — на полях, в садах, по обочинам дорог — стебли травы были испещрены грязно-зелеными пятнышками, переходящими в коричневую гниль. Началось второе нашествие вируса Чанг-Ли.
— Какие новости на твоем конце трубопровода? — спросил у Джона Роджер при встрече.
— Очень хорошие, как ни странно.
— Моя лужайка полна этой гадостью. Я начал было обрезать, но потом обнаружил, что по всей округе — то же самое.
— У меня та же картина, — сказал Роджер. — Эдакий теплый гниющий оттенок коричневого. Кстати, наказание за малодушное уничтожение зараженной травы отменено.
— Тогда что ты называешь хорошими новостями? По-моему, все довольно мрачно.
— Читай завтрашние газеты. Комитет ЮНЭСКО объявил, что выход найден. Выведен некий вирус, который пожирает все разновидности Чанг-Ли.
— Иначе говоря, может наступить неловкий момент. Ты не находишь?
Роджер улыбнулся:
— Это было моей первой мыслью. Но бюллетень подписан людьми, которые вряд ли стали бы фальсифицировать результаты неутешительного эксперимента, чтобы спасти своих престарелых родителей от позорного столба. Это не подделка.
— Храни нас Господь, — медленно проговорил Джон. — Так или иначе, я не хочу думать, что случится нынешним летом в противном случае.
— А я не прочь подумать, — сказал Роджер. — Чтобы не быть застигнутым врасплох.
— Я интересовался, как будут отправлять детей обратно в школу. Кажется, теперь все в порядке.
— Надо думать, там лучше, — сказал Роджер. — Я почти уверен, что трудности с продовольствием неизбежны. Вряд ли удастся с помощью нового вируса спасти урожай этого года. И, скорей всего, Лондон почувствует нужду гораздо острее, чем другие города.
Отчет ЮНЕСКО предоставлял самую полную и подробную информацию. В то же время правительство опубликовало свою оценку ситуации. Соединенные Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия располагали запасами зерна, и были готовы к введению нормирования продуктов для своего населения, предполагая использовать эти запасы зерна в период крайней необходимости. В Британии подобное, хотя и более строгое, нормирование зерна и мяса уже было введено.
Атмосфера немного разрядилась. Новости о победе над вирусом вкупе с введением нормирования продовольствия произвели ободряющий и обнадеживающий эффект. На этом фоне тон письма, пришедшего от Дэвида, звучал до смешного нелепо.
"В долине не осталось ни одного стебелька травы, — писал он. — Вчера я убил последнюю корову. Я знаю — кое-кто в Лондоне додумался подготовить холодильные камеры во время прошедшей зимы, но тех коров, что пойдут под нож в ближайшие несколько недель, будет недостаточно. Я свою говядину засаливаю. Даже если все будет хорошо, пройдет не один год, прежде чем страна снова узнает, что такое мясо, молоко или сыр.
Хотелось бы верить, что все наладится. Не подумайте, что я не доверяю официальному отчету — мне известна репутация людей, подписавших его. Но никакие отчеты не могут убедить меня, когда я смотрю кругом и вижу черное вместо зеленого.
Не забывайте, что вы можете в любое время собраться и приехать. Я всегда жду вас. За долину я абсолютно спокоен. Мы сможем прожить на корнеплодах и свинине — я сохранил свиней, потому что это единственное, известное мне животное, прекрасно живущее на картофельной диете. Мы очень хорошо здесь устроимся. Но вся земля за пределами долины очень тревожит меня…"
Джон отдал письмо Анне и отошел к окну.
— Он все еще воспринимает это ужасно серьезно, — сказала Анна, дочитав письмо до конца.
— Очевидно.
Джон смотрел в окно на то, что раньше было лужайкой, а теперь превратилось в участок голой земли, с нелепо торчащими редкими сорняками. Такой пейзаж стал уже привычным.
— Тебе не кажется, что, живя там, где нет никого, кроме Хилленсов и деревенских мужиков… — Анна не договорила. — Как жаль, что он так и не женился!
— По-твоему, он помешался? Но так думают многие.
— А чего стоит этот кусочек в конце? — продолжала она. — "Мне даже кажется, что в некотором роде было бы более справедливо, если бы победил вирус. Много лет мы относились к земле, как к свинье-копилке, на которую можно постоянно совершать налеты. А ведь земля — это сама жизнь."
— Просто мы живем в искусственных условиях, — сказал Джон, — и никогда не видим много травы сразу. Поэтому для нас нет большой разницы, когда мы не видим ее совсем. В деревне, конечно, такие изменения намного ощутимее.
— Но ведь он словно хочет, чтобы вирус победил!
— Деревенский житель всегда недолюбливал и не доверял горожанину, представляя его этаким зевающим ртом на верхушке ленивого туловища. Наверное, большинство фермеров было бы вполне счастливо видеть горожанина, попавшим в какую-нибудь небольшую передрягу. Только она не должна быть слишком серьезной. Я не думаю, что Дэвид действительно хочет победы вируса. Просто он очень переживает.
Анна некоторое время молчала. Джон взглянул на нее — Анна пристально всматривалась в погасший экран телевизора, крепко сжимая письмо Дэвида.
— Может, он просто стал паникером на старости лет. Так часто бывает с фермерами-холостяками.
— То предложение Роджера все еще в силе? — неожиданно спросила Анна.
— Да, конечно, — с удивлением ответил Джон. — Хотя пока, кажется, до этого не дошло.
— На него можно положиться?
— Ты сомневаешься? Если бы даже его не волновали наши с тобой жизни, неужели он наплевал бы на Оливию и Стива?
— Наверно, нет. Просто…
— Кстати, если бы действительно надвигалась катастрофа, нам не следовало бы надеяться на предупреждение Роджера, а увидеть ее приближение за милю.
— Я думала о детях, — сказал Анна.
— С ними все будет в порядке. Дэви просто обожает американские консервированные гамбургеры.
Анна улыбнулась:
— Да, они нам пригодятся при отступлении.
Когда дети приехали домой на летние каникулы, Кастэнсы, как обычно, отправились к морю с семейством Бакли. Это было странное путешествие по голой, заброшенной, пораженной вирусом земле, мимо полей, засеянных корнеплодами вместо привычных злаков. Однако, дороги были забиты машинами, как никогда.
Стоял душный летний день, темные грозовые облака обещали вот-вот пролиться дождем.
На вершине какого-то холмика они расположились для привала. Отсюда открывалась широкая панорама Ла-Манша. Дэви и Стив тут же заинтересовались несколькими небольшими суденышками в паре миль от берега.
— Смэки, — пояснил Роджер. — Они пытаются восполнить отсутствие мяса. А мяса нет потому, что нет травки для коровушек.
— И пайки с понедельника, — сказала Оливия. — Фантастика — нормированная рыба!
— Просто подошло время, — заметила Анна. — Цены становились смехотворными.
— Гладкий механизм британской национальной экономики продолжает плести свои сети все с той же молчаливой эффективностью, — сказал Роджер. — Нам говорили, что мы — не азиаты, и, ей-богу, они правы! Мы действительно от них отличаемся — ремень затягивается все туже и туже, и никто не жалуется.
— Какой прок в жалобах? — сказала Анна.
— Все дело в том, что, по последним прогнозам, дела идут на лад. В противном случае мы вряд ли были бы настолько спокойны и хладнокровны.
— Раньше в школе рыбные котлеты всегда делали из банки анчоусов на двадцать фунтов картошки, — сказала Мэри, выглянув из окна машины. — А теперь — банка на двести фунтов. Как же назвать эти прогнозы, папочка?
— Картофельные котлеты, — ответил Джон, — и пустая консервная банка, курсирующая по столам, чтобы вы все фыркали носом. Это тоже очень питательно.
— Ну ладно, — сказал Дэви, — но я не понимаю, почему ограничили конфеты. Ведь их же не из травы делают, правда?
— Слишком много желающих, — ответил Джон. — И ты — в том числе. А теперь у тебя есть своя собственная норма, да еще то, что Мэри не получает от твоей матери и от меня. Так что, цени свою выгоду — ты мог бы быть сиротой.
— Ну и как долго все это протянется?
— Еще несколько лет, привыкай.
— Надувательство, — ворчливо сказал Дэви. — Даже никакой войны нет, а продуктов все равно не хватает.
Дети разъехались по школам, и жизнь в остальном вошла в свое обычное русло. После того памятного разговора Джон только один раз позвонил Роджеру. Больше они не встречались.
Ограничение продуктов мало-помалу становилось все ощутимее, хотя их было пока достаточно, чтобы противостоять настоящему голоду. Из некоторых стран, особенно тех, что были удалены от моря, доходили слухи о продовольственных бунтах. Лондон щеголевато реагировал на подобные сообщения, противопоставляя им хладнокровие и организованные очереди за продуктами.
«Британцы вновь показали всему миру, — писал корреспондент „Дейли Телеграф“, — пример стойкости и непоколебимости в преодолении трудностей. И даже, если нас ждут еще более тяжкие испытания, мы знаем: сила духа и спокойствие истинного британца помогут нам выстоять».
Джон с беспокойством обратил внимание на то, что до сих пор никто не говорит о мелиорации зараженных земель в Азии. Как-то, в конце февраля, он упомянул об этом в разговоре с Роджером Бакли. Они обедали в «Сокровищнице» — клубе Роджера.
— Мы стараемся не думать о них, правда? — сказал Роджер. — Как будто отрубили весь остальной мир, кроме Европы, Африки, Австралии и Америки. На прошлой неделе я видел фотографии, сделанные в Центральном Китае. Они сделаны несколько месяцев назад, но до сих пор не опубликованы, и, похоже, не будут опубликованы.
— Что там?
— Цветные фотографии. Композиции в коричневых, серых и желтых тонах, выполненные с огромным вкусом. На всех — голая земля и глина. Ты знаешь, это намного страшнее всех жутких картин голода, которые были раньше. Подошел официант и, словно совершая старинный ритуал, поставил перед ними пиво. Когда он ушел, Джон спросил с сомнением:
— Страшнее?
— Да, они испугали меня. Я так и не понял, каким образом вирус сделал из этого участка земли совершенно голое, чистое пространство. По инерции продолжаешь думать, что хоть какая-то трава все-таки останется, пусть хотя бы несколько пучков. Но он не оставляет ничего. Конечно, это всего лишь исчезнувшая трава. Но когда задумаешься, какие огромные площади покрыты той или иной травой…
— Есть какие-нибудь слухи?
Роджер неопределенно покачал головой:
— Давай определимся: слухи в официальных кругах так же неопределенны и расплывчаты, как и в прессе, но они содержат нотку самонадеянности.
— Мой брат собирается забаррикадироваться, — сказал Джон. — Я тебе говорил?
С неожиданным оживлением Роджер спросил:
— Фермер? Что ты имеешь ввиду — забаррикадироваться?
— Я ведь рассказывал тебе о его доме. Слепой Джилл окружен холмами, единственным выходом служит узкое ущелье. Так вот, он сооружает изгородь, чтобы изолировать долину полностью.
— Интересно. Продолжай!
— Да, в общем-то это все. Дэвид обеспокоен будущим, я никогда не видел его таким. Во всяком случае, он отказался от посева пшеницы на своей земле. Он даже хотел, чтобы мы все приехали и провели там целый год.
— Пока не минует кризис? Да, это серьезно.
— И еще, — добавил Джон. — С тех пор я время от времени вспоминаю о нашем разговоре. Дэйв всегда был умнее меня, и я по своей глупости не принял всерьез предчувствия деревенского жителя — дескать, что он может понимать в таком деле. Здесь, в Лондоне, мы не знаем ничего, кроме того, что черпаем ложкой.
Роджер взглянул на него и улыбнулся:
— Что-то в этом роде, Джонни, но запомни — я тоже на стороне этих «черпающих». Слушай, а если я смогу предупредить тебя о катастрофе заранее, у твоего братца найдется комната для нашего маленького трио?
— Думаешь, катастрофа неизбежна? — спросил Джон.
— Пока нет никаких признаков. Те, кому бы следовало быть в курсе, излучают тот же оптимизм, который ты находишь в газетах. Но мне нравится, как это звучит — Слепой Джилл, — словно страховой полис. Я буду держать ухо возле трубопровода. Как только на другом конце раздастся маленький звоночек-предупреждение, мы соберем свои семьи и махнем на север. Что ты на это скажешь? Примет нас твой брат?
— Да, конечно, — Джон задумался. — А сколько, по-твоему, должно быть таких звоночков?
— Достаточно. Я буду держать тебя в курсе. Можешь быть уверен. Мне не хотелось бы в один прекрасный день оказаться застигнутым врасплох голодом, сидя в Лондоне.
Рядом с их столиком прошел официант, толкая перед собой тележку, нагруженную сырами разных сортов. Полуденная дремота наполняла воздух столовой обычного лондонского клуба. Неясное бормотание голосов звучало приглушенно и ненавязчиво.
— Невозможно представить что-либо, способное нарушить все это, — сказал Джон.
— Согласен, это нерушимо, — ответил Роджер. — В конце концов, как нам часто напоминала пресса, мы не азиаты. Будет интересно понаблюдать за нами — британцами с плотно сжатыми губами — когда начнут собираться грозовые тучи. Нерушимо. Но что случится, когда мы дадим трещину?
Официант принес отбивные. Это был маленький словоохотливый человечек, менее высокомерный, чем все остальные.
— Что касается меня, — продолжал Роджер, — то никакое, даже самое сильное любопытство не заставит меня остаться здесь.
Весна запоздала — сухая и холодная сумрачная погода продолжалась до начала апреля. Когда, наконец, наступили теплые дождливые дни, стало совершенно очевидно, что вирус ничуть не потерял своей силы и действенности. Повсюду — на полях, в садах, по обочинам дорог — стебли травы были испещрены грязно-зелеными пятнышками, переходящими в коричневую гниль. Началось второе нашествие вируса Чанг-Ли.
— Какие новости на твоем конце трубопровода? — спросил у Джона Роджер при встрече.
— Очень хорошие, как ни странно.
— Моя лужайка полна этой гадостью. Я начал было обрезать, но потом обнаружил, что по всей округе — то же самое.
— У меня та же картина, — сказал Роджер. — Эдакий теплый гниющий оттенок коричневого. Кстати, наказание за малодушное уничтожение зараженной травы отменено.
— Тогда что ты называешь хорошими новостями? По-моему, все довольно мрачно.
— Читай завтрашние газеты. Комитет ЮНЭСКО объявил, что выход найден. Выведен некий вирус, который пожирает все разновидности Чанг-Ли.
— Иначе говоря, может наступить неловкий момент. Ты не находишь?
Роджер улыбнулся:
— Это было моей первой мыслью. Но бюллетень подписан людьми, которые вряд ли стали бы фальсифицировать результаты неутешительного эксперимента, чтобы спасти своих престарелых родителей от позорного столба. Это не подделка.
— Храни нас Господь, — медленно проговорил Джон. — Так или иначе, я не хочу думать, что случится нынешним летом в противном случае.
— А я не прочь подумать, — сказал Роджер. — Чтобы не быть застигнутым врасплох.
— Я интересовался, как будут отправлять детей обратно в школу. Кажется, теперь все в порядке.
— Надо думать, там лучше, — сказал Роджер. — Я почти уверен, что трудности с продовольствием неизбежны. Вряд ли удастся с помощью нового вируса спасти урожай этого года. И, скорей всего, Лондон почувствует нужду гораздо острее, чем другие города.
Отчет ЮНЕСКО предоставлял самую полную и подробную информацию. В то же время правительство опубликовало свою оценку ситуации. Соединенные Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия располагали запасами зерна, и были готовы к введению нормирования продуктов для своего населения, предполагая использовать эти запасы зерна в период крайней необходимости. В Британии подобное, хотя и более строгое, нормирование зерна и мяса уже было введено.
Атмосфера немного разрядилась. Новости о победе над вирусом вкупе с введением нормирования продовольствия произвели ободряющий и обнадеживающий эффект. На этом фоне тон письма, пришедшего от Дэвида, звучал до смешного нелепо.
"В долине не осталось ни одного стебелька травы, — писал он. — Вчера я убил последнюю корову. Я знаю — кое-кто в Лондоне додумался подготовить холодильные камеры во время прошедшей зимы, но тех коров, что пойдут под нож в ближайшие несколько недель, будет недостаточно. Я свою говядину засаливаю. Даже если все будет хорошо, пройдет не один год, прежде чем страна снова узнает, что такое мясо, молоко или сыр.
Хотелось бы верить, что все наладится. Не подумайте, что я не доверяю официальному отчету — мне известна репутация людей, подписавших его. Но никакие отчеты не могут убедить меня, когда я смотрю кругом и вижу черное вместо зеленого.
Не забывайте, что вы можете в любое время собраться и приехать. Я всегда жду вас. За долину я абсолютно спокоен. Мы сможем прожить на корнеплодах и свинине — я сохранил свиней, потому что это единственное, известное мне животное, прекрасно живущее на картофельной диете. Мы очень хорошо здесь устроимся. Но вся земля за пределами долины очень тревожит меня…"
Джон отдал письмо Анне и отошел к окну.
— Он все еще воспринимает это ужасно серьезно, — сказала Анна, дочитав письмо до конца.
— Очевидно.
Джон смотрел в окно на то, что раньше было лужайкой, а теперь превратилось в участок голой земли, с нелепо торчащими редкими сорняками. Такой пейзаж стал уже привычным.
— Тебе не кажется, что, живя там, где нет никого, кроме Хилленсов и деревенских мужиков… — Анна не договорила. — Как жаль, что он так и не женился!
— По-твоему, он помешался? Но так думают многие.
— А чего стоит этот кусочек в конце? — продолжала она. — "Мне даже кажется, что в некотором роде было бы более справедливо, если бы победил вирус. Много лет мы относились к земле, как к свинье-копилке, на которую можно постоянно совершать налеты. А ведь земля — это сама жизнь."
— Просто мы живем в искусственных условиях, — сказал Джон, — и никогда не видим много травы сразу. Поэтому для нас нет большой разницы, когда мы не видим ее совсем. В деревне, конечно, такие изменения намного ощутимее.
— Но ведь он словно хочет, чтобы вирус победил!
— Деревенский житель всегда недолюбливал и не доверял горожанину, представляя его этаким зевающим ртом на верхушке ленивого туловища. Наверное, большинство фермеров было бы вполне счастливо видеть горожанина, попавшим в какую-нибудь небольшую передрягу. Только она не должна быть слишком серьезной. Я не думаю, что Дэвид действительно хочет победы вируса. Просто он очень переживает.
Анна некоторое время молчала. Джон взглянул на нее — Анна пристально всматривалась в погасший экран телевизора, крепко сжимая письмо Дэвида.
— Может, он просто стал паникером на старости лет. Так часто бывает с фермерами-холостяками.
— То предложение Роджера все еще в силе? — неожиданно спросила Анна.
— Да, конечно, — с удивлением ответил Джон. — Хотя пока, кажется, до этого не дошло.
— На него можно положиться?
— Ты сомневаешься? Если бы даже его не волновали наши с тобой жизни, неужели он наплевал бы на Оливию и Стива?
— Наверно, нет. Просто…
— Кстати, если бы действительно надвигалась катастрофа, нам не следовало бы надеяться на предупреждение Роджера, а увидеть ее приближение за милю.
— Я думала о детях, — сказал Анна.
— С ними все будет в порядке. Дэви просто обожает американские консервированные гамбургеры.
Анна улыбнулась:
— Да, они нам пригодятся при отступлении.
Когда дети приехали домой на летние каникулы, Кастэнсы, как обычно, отправились к морю с семейством Бакли. Это было странное путешествие по голой, заброшенной, пораженной вирусом земле, мимо полей, засеянных корнеплодами вместо привычных злаков. Однако, дороги были забиты машинами, как никогда.
Стоял душный летний день, темные грозовые облака обещали вот-вот пролиться дождем.
На вершине какого-то холмика они расположились для привала. Отсюда открывалась широкая панорама Ла-Манша. Дэви и Стив тут же заинтересовались несколькими небольшими суденышками в паре миль от берега.
— Смэки, — пояснил Роджер. — Они пытаются восполнить отсутствие мяса. А мяса нет потому, что нет травки для коровушек.
— И пайки с понедельника, — сказала Оливия. — Фантастика — нормированная рыба!
— Просто подошло время, — заметила Анна. — Цены становились смехотворными.
— Гладкий механизм британской национальной экономики продолжает плести свои сети все с той же молчаливой эффективностью, — сказал Роджер. — Нам говорили, что мы — не азиаты, и, ей-богу, они правы! Мы действительно от них отличаемся — ремень затягивается все туже и туже, и никто не жалуется.
— Какой прок в жалобах? — сказала Анна.
— Все дело в том, что, по последним прогнозам, дела идут на лад. В противном случае мы вряд ли были бы настолько спокойны и хладнокровны.
— Раньше в школе рыбные котлеты всегда делали из банки анчоусов на двадцать фунтов картошки, — сказала Мэри, выглянув из окна машины. — А теперь — банка на двести фунтов. Как же назвать эти прогнозы, папочка?
— Картофельные котлеты, — ответил Джон, — и пустая консервная банка, курсирующая по столам, чтобы вы все фыркали носом. Это тоже очень питательно.
— Ну ладно, — сказал Дэви, — но я не понимаю, почему ограничили конфеты. Ведь их же не из травы делают, правда?
— Слишком много желающих, — ответил Джон. — И ты — в том числе. А теперь у тебя есть своя собственная норма, да еще то, что Мэри не получает от твоей матери и от меня. Так что, цени свою выгоду — ты мог бы быть сиротой.
— Ну и как долго все это протянется?
— Еще несколько лет, привыкай.
— Надувательство, — ворчливо сказал Дэви. — Даже никакой войны нет, а продуктов все равно не хватает.
Дети разъехались по школам, и жизнь в остальном вошла в свое обычное русло. После того памятного разговора Джон только один раз позвонил Роджеру. Больше они не встречались.
Ограничение продуктов мало-помалу становилось все ощутимее, хотя их было пока достаточно, чтобы противостоять настоящему голоду. Из некоторых стран, особенно тех, что были удалены от моря, доходили слухи о продовольственных бунтах. Лондон щеголевато реагировал на подобные сообщения, противопоставляя им хладнокровие и организованные очереди за продуктами.
«Британцы вновь показали всему миру, — писал корреспондент „Дейли Телеграф“, — пример стойкости и непоколебимости в преодолении трудностей. И даже, если нас ждут еще более тяжкие испытания, мы знаем: сила духа и спокойствие истинного британца помогут нам выстоять».
5
Джон приехал в Сити, где возводилось здание по их новому проекту. Возникли кое-какие проблемы с подъемным краном, и его попросили прибыть на строительную площадку.
Джон как раз находился в кабине крана, когда увидел внизу Роджера.
Повернувшись к сидящему рядом механику, Джон спросил:
— Как теперь?
— Немного лучше. Думаю, к обеду закончим.
— Я скоро вернусь.
Роджер ждал его у лестницы.
— Забежал посмотреть, какую кутерьму мы тут затеяли? — спросил Джон.
Роджер не улыбнулся. Оглядевшись вокруг, он сказал:
— Мы можем поговорить где-нибудь наедине?
Джон пожал плечами.
— Я бы, конечно, мог вытащить директора из его уютного гнездышка. Но здесь, прямо через дорогу, есть паб. Он, пожалуй, больше подойдет.
— Где угодно. Но немедленно, хорошо?
Лицо Роджера было, как обычно, невозмутимо, но голос выдавал волнение. Перейдя дорогу, приятели вошли в маленький уютный барчик, совершенно пустой в такое раннее время.
Джон взял по двойному виски и отнес к столику в дальнем углу, который уже облюбовал Роджер.
— Плохие новости? — спросил Джон.
— Мы должны уехать, — ответил Роджер, глотнув виски. — Шарик запущен!
— Как?
— Ублюдки! — воскликнул Роджер. — Кровавые ублюдки! Мы не азиаты — точно, мы самые что ни на есть англичане, до мозга костей!
Его дикий гнев и непритворная горечь испугали Джона.
— Что случилось?
Роджер допил виски и заказал у проходившей мимо них официантки еще два двойных.
— Перво-наперво: матч с Чанг-Ли проигран.
— А как же контр-вирус?
— Бесполезно.
— Когда это выяснилось?
— Бог знает! Не так давно, наверное. Они просто держат это в секрете, судорожно пытаясь уничтожить ядовитые растения.
— Но ведь они не отказались от дальнейших попыток, правда?
— Не знаю. Думаю, нет. Неважно!
— Очень важно!
— Последний месяц, — сказал Роджер, — страна живет на текущих поступлениях продовольствия, с постоянным запасом менее чем на полнедели. Фактически, мы полностью надеемся на суда из Америки и колоний. Я и раньше знал об этом, но не придавал значения. Продукты даны нам в долг.
Официантка вернулась к стойке и принялась наводить глянец, насвистывая какой-то популярный мотивчик.
— По-моему, моя ошибка простительна, — сказал Роджер, понизив голос. — При нормальных обстоятельствах, конечно, долг был бы выплачен в срок. Но сейчас, когда слишком многое в мире уже докатилось до варварства, люди стремятся принести кое-что в жертву, чтобы спасти остальное.
Однако, своя рубашка все-таки ближе к телу. Вот почему я сказал, что не имеет значения, будут продолжены опыты с контр-вирусом, или нет. Пойми, люди, у которых есть пища, не верят в победу над вирусом. И они хотят быть уверены, что не умрут с голоду следующей зимой, если продукты станут отправляться в нуждающиеся страны. Последний пароход с продовольствием с той стороны Атлантики пришел в Ливерпуль вчера. Еще несколько, наверное, сейчас на пути из Австралии, но они могут быть отозваны домой еще до того, как прибудут к нам.
— Я понимаю, — сказал Джон. — Ты их назвал ублюдками. Но ведь они обязаны в первую очередь побеспокоиться о собственном народе. Конечно, для нас тяжело…
— Нет, — перебил Роджер. — Я имел ввиду другое. Помнишь, я говорил тебе, что у меня есть трубопровод к верхушке? Это Хаггерти, секретарь премьер-министра. Несколько лет назад я оказал ему большую услугу. Теперь он сообщил мне всю подноготную происходящего. Все произошло на уровне правительственной верхушки. Они знали о том, что должно случиться, уже неделю назад и, пытаясь переубедить поставщиков продовольствия, надо полагать, надеялись на чудо. Но добились они только секретного соглашения о предоставлении полной свободы действий внутри страны в случае, если информация станет общеизвестной. Это устроило всех. Конечно, пока новости не просочились, по ту сторону океана предпримут какие-то свои меры, несравнимые с нашими.
— Что ты имеешь ввиду?
— Вчера произошел дворцовый переворот. Место Лукаса занял Уэллинг, хотя Лукас все еще член Кабинета. Просто он не хочет пачкать руки в крови, вот и все.
— В крови?
— На этих островах живет около пятидесяти четырех миллионов человек, из них — сорок пять миллионов — в Англии. Если треть из них сможет выжить на диете из корнеплодов — хорошо. Единственная сложность — как отобрать оставшихся в живых?
— По-моему, — сказал Джон, усмехнувшись, — это очевидно — они выберут себя сами.
— Слишком расточительный способ, и к тому же верный путь крушения дисциплины и порядка.
— Уэллинг, — сказал Джон. — Я никогда не обращал на него внимания.
Джон как раз находился в кабине крана, когда увидел внизу Роджера.
Повернувшись к сидящему рядом механику, Джон спросил:
— Как теперь?
— Немного лучше. Думаю, к обеду закончим.
— Я скоро вернусь.
Роджер ждал его у лестницы.
— Забежал посмотреть, какую кутерьму мы тут затеяли? — спросил Джон.
Роджер не улыбнулся. Оглядевшись вокруг, он сказал:
— Мы можем поговорить где-нибудь наедине?
Джон пожал плечами.
— Я бы, конечно, мог вытащить директора из его уютного гнездышка. Но здесь, прямо через дорогу, есть паб. Он, пожалуй, больше подойдет.
— Где угодно. Но немедленно, хорошо?
Лицо Роджера было, как обычно, невозмутимо, но голос выдавал волнение. Перейдя дорогу, приятели вошли в маленький уютный барчик, совершенно пустой в такое раннее время.
Джон взял по двойному виски и отнес к столику в дальнем углу, который уже облюбовал Роджер.
— Плохие новости? — спросил Джон.
— Мы должны уехать, — ответил Роджер, глотнув виски. — Шарик запущен!
— Как?
— Ублюдки! — воскликнул Роджер. — Кровавые ублюдки! Мы не азиаты — точно, мы самые что ни на есть англичане, до мозга костей!
Его дикий гнев и непритворная горечь испугали Джона.
— Что случилось?
Роджер допил виски и заказал у проходившей мимо них официантки еще два двойных.
— Перво-наперво: матч с Чанг-Ли проигран.
— А как же контр-вирус?
— Бесполезно.
— Когда это выяснилось?
— Бог знает! Не так давно, наверное. Они просто держат это в секрете, судорожно пытаясь уничтожить ядовитые растения.
— Но ведь они не отказались от дальнейших попыток, правда?
— Не знаю. Думаю, нет. Неважно!
— Очень важно!
— Последний месяц, — сказал Роджер, — страна живет на текущих поступлениях продовольствия, с постоянным запасом менее чем на полнедели. Фактически, мы полностью надеемся на суда из Америки и колоний. Я и раньше знал об этом, но не придавал значения. Продукты даны нам в долг.
Официантка вернулась к стойке и принялась наводить глянец, насвистывая какой-то популярный мотивчик.
— По-моему, моя ошибка простительна, — сказал Роджер, понизив голос. — При нормальных обстоятельствах, конечно, долг был бы выплачен в срок. Но сейчас, когда слишком многое в мире уже докатилось до варварства, люди стремятся принести кое-что в жертву, чтобы спасти остальное.
Однако, своя рубашка все-таки ближе к телу. Вот почему я сказал, что не имеет значения, будут продолжены опыты с контр-вирусом, или нет. Пойми, люди, у которых есть пища, не верят в победу над вирусом. И они хотят быть уверены, что не умрут с голоду следующей зимой, если продукты станут отправляться в нуждающиеся страны. Последний пароход с продовольствием с той стороны Атлантики пришел в Ливерпуль вчера. Еще несколько, наверное, сейчас на пути из Австралии, но они могут быть отозваны домой еще до того, как прибудут к нам.
— Я понимаю, — сказал Джон. — Ты их назвал ублюдками. Но ведь они обязаны в первую очередь побеспокоиться о собственном народе. Конечно, для нас тяжело…
— Нет, — перебил Роджер. — Я имел ввиду другое. Помнишь, я говорил тебе, что у меня есть трубопровод к верхушке? Это Хаггерти, секретарь премьер-министра. Несколько лет назад я оказал ему большую услугу. Теперь он сообщил мне всю подноготную происходящего. Все произошло на уровне правительственной верхушки. Они знали о том, что должно случиться, уже неделю назад и, пытаясь переубедить поставщиков продовольствия, надо полагать, надеялись на чудо. Но добились они только секретного соглашения о предоставлении полной свободы действий внутри страны в случае, если информация станет общеизвестной. Это устроило всех. Конечно, пока новости не просочились, по ту сторону океана предпримут какие-то свои меры, несравнимые с нашими.
— Что ты имеешь ввиду?
— Вчера произошел дворцовый переворот. Место Лукаса занял Уэллинг, хотя Лукас все еще член Кабинета. Просто он не хочет пачкать руки в крови, вот и все.
— В крови?
— На этих островах живет около пятидесяти четырех миллионов человек, из них — сорок пять миллионов — в Англии. Если треть из них сможет выжить на диете из корнеплодов — хорошо. Единственная сложность — как отобрать оставшихся в живых?
— По-моему, — сказал Джон, усмехнувшись, — это очевидно — они выберут себя сами.
— Слишком расточительный способ, и к тому же верный путь крушения дисциплины и порядка.
— Уэллинг, — сказал Джон. — Я никогда не обращал на него внимания.