Страница:
Но он не говорил слов любви или обязательств.
Она и так знала, конечно.
Она знала, что он никогда не произнесет их.
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Она и так знала, конечно.
Она знала, что он никогда не произнесет их.
Глава 19
Следующая неделя застала Синджина в Лондоне, потому что сезон был в полном разгаре. Городские дома были начищены сверху донизу. Мужчины, не вовлеченные в светские мероприятия, придумывали большое количество разнообразных мужских развлечений, к которым и присоединил свою склонную к этому душу Синджин.
В активной суете Кассандра требовала некоторого исключительного права на его время. Так же, как мать, брат и сын.
Поэтому, хотя Синджин не забывал восхитительную леди Челси Фергасон, живописные воспоминания об их приятных развлечениях немного потускнели от бесконечного числа общественных обязательств, составляющих лондонский сезон. Он вспоминал о ней в тех случаях, когда на глаза ему попадалась женщина с золотыми волосами или он вдруг испытывал острое чувство потери. Но он быстро стряхивал его с себя и забывал в светском водовороте событий. Мать требовала, чтобы он ее сопровождал, и, как послушный сын, он подчинялся. Жена брата устраивала большие вечера в доме Сетов, что тоже иногда требовало его присутствия. Кассандра часто хотела, чтобы он сопровождал ее на маленькие неофициальные вечеринки. Его собственные развлечения занимали значительное время. А большую часть дня он проводил со своим сыном, юным Боклерком Сейнт Джулесом.
До соревнований в Донкастере оставался месяц.
Туда решили отправить Минто и Туна, чтобы они попробовали себя против южных лошадей. Туна прислали ей две недели назад, ее объяснение по поводу выигранных денег в Йорке было принято семьей. Покупатель был неизвестен — ведь Туна продали через агента. Челси объяснила, что новому хозяину пришлось продать конюшню за долги на скачках. Все искренне порадовались, как чрезвычайно повезло Челси.
В активной суете Кассандра требовала некоторого исключительного права на его время. Так же, как мать, брат и сын.
Поэтому, хотя Синджин не забывал восхитительную леди Челси Фергасон, живописные воспоминания об их приятных развлечениях немного потускнели от бесконечного числа общественных обязательств, составляющих лондонский сезон. Он вспоминал о ней в тех случаях, когда на глаза ему попадалась женщина с золотыми волосами или он вдруг испытывал острое чувство потери. Но он быстро стряхивал его с себя и забывал в светском водовороте событий. Мать требовала, чтобы он ее сопровождал, и, как послушный сын, он подчинялся. Жена брата устраивала большие вечера в доме Сетов, что тоже иногда требовало его присутствия. Кассандра часто хотела, чтобы он сопровождал ее на маленькие неофициальные вечеринки. Его собственные развлечения занимали значительное время. А большую часть дня он проводил со своим сыном, юным Боклерком Сейнт Джулесом.
* * *
Семья Фергасонов вернулась в Аиршир, как только закончились скачки в Йорке, и Челси провела апрель, наслаждаясь мирным спокойствием провинции. Она любила весну больше всего, вокруг резвились жеребята, и она подолгу лежала на холме, возвышающемся над пастбищем, наблюдая за ними.До соревнований в Донкастере оставался месяц.
Туда решили отправить Минто и Туна, чтобы они попробовали себя против южных лошадей. Туна прислали ей две недели назад, ее объяснение по поводу выигранных денег в Йорке было принято семьей. Покупатель был неизвестен — ведь Туна продали через агента. Челси объяснила, что новому хозяину пришлось продать конюшню за долги на скачках. Все искренне порадовались, как чрезвычайно повезло Челси.
Глава 20
— Папа, скорее, или ты не успеешь на аукцион, чтобы купить мне лучшего скакуна.
— Их видели вчера, Бо, — спокойно ответил Синджин, примеряя шейный платок перед трюмо в своей комнате. Пимса он отпустил. — И Таттерсаль придержит их для нас, даже если мы опоздаем. — Он улыбнулся своему беспокойному девятилетнему сыну. Мальчик был его точной копией в этом возрасте. Затем добавил успокаивающе:
— Но мы Не опоздаем.
Его сын улыбнулся, ободренный тем, что Таттерсаль не продаст большого ирландского скакуна до их приезда.
— Сегодня я поеду верхом на Мамелуке. Джед сказал, что можно. — Он переминался с ноги на ногу, стараясь быть терпеливым, пока его отец тратил, по мнению Бо, чрезмерно много времени на одевание.
— А что скажет Мамелуке по этому поводу? — пошутил Синджин.
— Я ему нравлюсь, папа. Я каждое утро кормлю его морковью, и он помнит меня.
— Возьми для него несколько кусков сахара, — сказал Синджин, указывая на шелфидский тайник на бюро рядом с дверью. У него всегда было немного сахара с собой, когда он шел к лошадям. — Мамелуке особенно любит сахар.
Проследив в зеркале полет сына за сахаром, Синджин улыбнулся.
— В таком случае, — с иронией ответил он, ставя на место последнюю петлю с натренированным мастерством, — я потратил слишком много времени на этот платок.
— Я не буду так угождать женщинам, когда вырасту, папа, — заверил Бо, подставляя стул, чтобы достать до верха бюро, — и тогда мне не придется столько беспокоиться о галстуке и всяком таком. Саар говорит, что на этих женщин нельзя положиться в бою. Кроме бабушки и тети Вив, конечно. Саар говорит: «Только к женщинам в семье надо относиться со всяческим уважением».
Синджин улыбнулся над типично мальчишеским неинтересом сына к женскому полу.
— Хотя совет Саара замечательный, иногда встречаются друзья-женщины, с которыми нельзя быть грубым. Саар, несомненно, объяснит тебе это когда-нибудь… — Надевая голубой элегантный пиджак, он добавил:
— Советы Саара относительно лошадей также хороши. Слушайся его, и ты станешь настоящим мужчиной.
— Саар говорит, что я уже настоящий мужчина, — гордо ответил Бо, стоя навытяжку, как, по словам конюха-бедуина, стоят воины перед лицом врага [4].
Синджин улыбнулся, в его глазах блеснула гордость. Его сын, к которому он когда-то ничего не испытывал, рос настоящим мужчиной. Благодаря Саару, Бо уже ездил верхом, как степной кочевник. Мать Синджина позаботилась об учителях для его сына, а семья Дэмиена предложила общество двоюродных братьев и товарищей по играм; Бо любили все, но больше всех — Синджин, публично признавший его в том возрасте, когда обычно этого не делают. И хотя Бо не мог официально унаследовать герцогский титул Синджина, он уже был наследником его богатств.
— Ну, мы готовы? — спросил Синджин, одетый в голубое и светло-коричневое, с безукоризненно начищенными ботинками и белейшей рубашке. Волосы заплетены в аккуратную косичку камердинером утром.
— Я готов с семи часов, папа, то есть с тех пор, как ты пришел, по словам Стили. Она видела тебя из окна детской.
Неудобно. Его старая няня все еще следила за ним.
— Она помолилась за мою душу? — спросил он с усмешкой.
— Непременно, папа. — Лицо Бо осветилось испытующей улыбкой. — Стили говорит, что она должна жить, потому что кто-то должен молиться о твоей рас.., распущенности, — с трудом выговорил он незнакомое слово, — и за всех твоих шлюх. Что такое шлюха, папа? Саар не хочет мне говорить.
— Ну, и не следует, — сказал Синджин, стараясь подавить смех. — Когда ты подрастешь, я объясню.
— Саар говорит, что бог Стили не понимает мужчин.
— Возможно, аллах, действительно, смотрит на некоторые аспекты.., э.., жизни немного по-другому, чем Стили, — мягко согласился Синджин, хотя регулярные молитвы Стили активно действовали, по крайней мере, последние десять лет, вытаскивая его из лап дьявола, за что он был ей глубоко признателен, игриво подумал Синджин. — Теперь пойдем узнаем, что там с ирландским скакуном, — добавил он, переводя разговор в более безобидное русло.
Кассандра была с ним почти каждую ночь, потому что его распутной душе нравился особенный вид женской хватки, но он не был ей верен, так же как и она.
Они были созданы для удовольствий, увлекались необычным, развлекались переменами, забавлялись разнообразием в их любимом спорте — сексе.
— Скажи мне, что ты нашел в Джейн Бентвин, — говорила Кассандра, медленно проводя пальцем по груди Синджина однажды ночью или, скорее утром, потому что бал леди Вентворт продолжался до трех.
— Если ты скажешь мне, что делает Вили Ченовит, чтобы позабавить тебя, потому что мне сказали, что у него кроличьи повадки.
— — И кто тебе сказал это?
— Салли Стенли, — сказал он с усмешкой.
— Может быть, Салли не знает, как должным об разом очаровать Вили. — В голубых глазах Кассандры, смотрящих на Синджина, был многозначительный намек. — А ты все еще не объяснил особой привлекательности Джейн Бентвин.
— Джентльмен не обсуждает особенности, дорогая, ты знаешь это.
— Тебе следует когда-нибудь написать мемуары.
— Следует? Следует ли? С какой целью, скажи, ради Бога?
— Для развлечения публики.
Его ресницы опустились еще немного, прикрывая спокойную голубизну.
— Почему бы мне, — мягко сказал он, — не оставить это занятие для куртизанок этого века?
— Ты хочешь сказать, что я куртизанка? — В голосе Кассандры не было обиды; женщина с практическим умом, она понимала, что ярлыки были некоторым следствием титулов и богатства. Королева могла быть шлюхой, но сначала она была королевой.
— Вовсе нет. Ты, я полагаю, верная жена герцога Бачена.
— Ты абсолютно вежлив, дорогой. — Она потянулась вверх, чтобы поцеловать его. — Теперь, если бы эта вежливость могла распространиться на одну дополнительную услугу… — замурлыкала она.
— Тебе недостаточно услужили сегодня ночью? — пробормотал насмешливо Синджин.
— Ты, как пагубная привычка, дорогой. Ублажи меня…
— Если ты ублажишь меня взамен.
— Скажи мне.
И когда он сказал, маленькая дрожь пробежала по ее телу.
— Они, действительно, делают это в гаремах?
— Некоторые определенно…
— Ты делал это раньше?
— Это имеет значение? — Его глаза сделались вдруг невыразительными.
Он не собирался ей говорить, она могла это видеть, поэтому сказала:
— Нет.
— Ну, тогда давай посмотрим, понравится ли тебе это.
— Их видели вчера, Бо, — спокойно ответил Синджин, примеряя шейный платок перед трюмо в своей комнате. Пимса он отпустил. — И Таттерсаль придержит их для нас, даже если мы опоздаем. — Он улыбнулся своему беспокойному девятилетнему сыну. Мальчик был его точной копией в этом возрасте. Затем добавил успокаивающе:
— Но мы Не опоздаем.
Его сын улыбнулся, ободренный тем, что Таттерсаль не продаст большого ирландского скакуна до их приезда.
— Сегодня я поеду верхом на Мамелуке. Джед сказал, что можно. — Он переминался с ноги на ногу, стараясь быть терпеливым, пока его отец тратил, по мнению Бо, чрезмерно много времени на одевание.
— А что скажет Мамелуке по этому поводу? — пошутил Синджин.
— Я ему нравлюсь, папа. Я каждое утро кормлю его морковью, и он помнит меня.
— Возьми для него несколько кусков сахара, — сказал Синджин, указывая на шелфидский тайник на бюро рядом с дверью. У него всегда было немного сахара с собой, когда он шел к лошадям. — Мамелуке особенно любит сахар.
Проследив в зеркале полет сына за сахаром, Синджин улыбнулся.
— В таком случае, — с иронией ответил он, ставя на место последнюю петлю с натренированным мастерством, — я потратил слишком много времени на этот платок.
— Я не буду так угождать женщинам, когда вырасту, папа, — заверил Бо, подставляя стул, чтобы достать до верха бюро, — и тогда мне не придется столько беспокоиться о галстуке и всяком таком. Саар говорит, что на этих женщин нельзя положиться в бою. Кроме бабушки и тети Вив, конечно. Саар говорит: «Только к женщинам в семье надо относиться со всяческим уважением».
Синджин улыбнулся над типично мальчишеским неинтересом сына к женскому полу.
— Хотя совет Саара замечательный, иногда встречаются друзья-женщины, с которыми нельзя быть грубым. Саар, несомненно, объяснит тебе это когда-нибудь… — Надевая голубой элегантный пиджак, он добавил:
— Советы Саара относительно лошадей также хороши. Слушайся его, и ты станешь настоящим мужчиной.
— Саар говорит, что я уже настоящий мужчина, — гордо ответил Бо, стоя навытяжку, как, по словам конюха-бедуина, стоят воины перед лицом врага [4].
Синджин улыбнулся, в его глазах блеснула гордость. Его сын, к которому он когда-то ничего не испытывал, рос настоящим мужчиной. Благодаря Саару, Бо уже ездил верхом, как степной кочевник. Мать Синджина позаботилась об учителях для его сына, а семья Дэмиена предложила общество двоюродных братьев и товарищей по играм; Бо любили все, но больше всех — Синджин, публично признавший его в том возрасте, когда обычно этого не делают. И хотя Бо не мог официально унаследовать герцогский титул Синджина, он уже был наследником его богатств.
— Ну, мы готовы? — спросил Синджин, одетый в голубое и светло-коричневое, с безукоризненно начищенными ботинками и белейшей рубашке. Волосы заплетены в аккуратную косичку камердинером утром.
— Я готов с семи часов, папа, то есть с тех пор, как ты пришел, по словам Стили. Она видела тебя из окна детской.
Неудобно. Его старая няня все еще следила за ним.
— Она помолилась за мою душу? — спросил он с усмешкой.
— Непременно, папа. — Лицо Бо осветилось испытующей улыбкой. — Стили говорит, что она должна жить, потому что кто-то должен молиться о твоей рас.., распущенности, — с трудом выговорил он незнакомое слово, — и за всех твоих шлюх. Что такое шлюха, папа? Саар не хочет мне говорить.
— Ну, и не следует, — сказал Синджин, стараясь подавить смех. — Когда ты подрастешь, я объясню.
— Саар говорит, что бог Стили не понимает мужчин.
— Возможно, аллах, действительно, смотрит на некоторые аспекты.., э.., жизни немного по-другому, чем Стили, — мягко согласился Синджин, хотя регулярные молитвы Стили активно действовали, по крайней мере, последние десять лет, вытаскивая его из лап дьявола, за что он был ей глубоко признателен, игриво подумал Синджин. — Теперь пойдем узнаем, что там с ирландским скакуном, — добавил он, переводя разговор в более безобидное русло.
* * *
Дни Синджина проходили быстрой чередой, потому что лондонский сезон предлагал увеселения и развлечения в неограниченном количестве. Он отказался идти к Алмаксу и вежливо улыбаться толпам жеманных мисс, привезенных в город на показ, но он отдавал долг вежливости, посещая небольшие приемы у многочисленных дочерей, племянниц и сестер его друзей. Не стоит и говорить, что он пользовался огромным спросом, как лучший приз на брачном аукционе в течение последних десяти лет.Кассандра была с ним почти каждую ночь, потому что его распутной душе нравился особенный вид женской хватки, но он не был ей верен, так же как и она.
Они были созданы для удовольствий, увлекались необычным, развлекались переменами, забавлялись разнообразием в их любимом спорте — сексе.
— Скажи мне, что ты нашел в Джейн Бентвин, — говорила Кассандра, медленно проводя пальцем по груди Синджина однажды ночью или, скорее утром, потому что бал леди Вентворт продолжался до трех.
— Если ты скажешь мне, что делает Вили Ченовит, чтобы позабавить тебя, потому что мне сказали, что у него кроличьи повадки.
— — И кто тебе сказал это?
— Салли Стенли, — сказал он с усмешкой.
— Может быть, Салли не знает, как должным об разом очаровать Вили. — В голубых глазах Кассандры, смотрящих на Синджина, был многозначительный намек. — А ты все еще не объяснил особой привлекательности Джейн Бентвин.
— Джентльмен не обсуждает особенности, дорогая, ты знаешь это.
— Тебе следует когда-нибудь написать мемуары.
— Следует? Следует ли? С какой целью, скажи, ради Бога?
— Для развлечения публики.
Его ресницы опустились еще немного, прикрывая спокойную голубизну.
— Почему бы мне, — мягко сказал он, — не оставить это занятие для куртизанок этого века?
— Ты хочешь сказать, что я куртизанка? — В голосе Кассандры не было обиды; женщина с практическим умом, она понимала, что ярлыки были некоторым следствием титулов и богатства. Королева могла быть шлюхой, но сначала она была королевой.
— Вовсе нет. Ты, я полагаю, верная жена герцога Бачена.
— Ты абсолютно вежлив, дорогой. — Она потянулась вверх, чтобы поцеловать его. — Теперь, если бы эта вежливость могла распространиться на одну дополнительную услугу… — замурлыкала она.
— Тебе недостаточно услужили сегодня ночью? — пробормотал насмешливо Синджин.
— Ты, как пагубная привычка, дорогой. Ублажи меня…
— Если ты ублажишь меня взамен.
— Скажи мне.
И когда он сказал, маленькая дрожь пробежала по ее телу.
— Они, действительно, делают это в гаремах?
— Некоторые определенно…
— Ты делал это раньше?
— Это имеет значение? — Его глаза сделались вдруг невыразительными.
Он не собирался ей говорить, она могла это видеть, поэтому сказала:
— Нет.
— Ну, тогда давай посмотрим, понравится ли тебе это.
Глава 21
В то время, когда Синджин развлекался и развлекал среди большого числа английских пэров и леди, в особенности последних, Челси проводила последние дни апреля в одиночестве.
Чувствуя странную сонливость, она освобождала себя от большой части работ в конюшне. Поскольку ее отец всегда чувствовал себя немного виноватым за то, что она была так вовлечена в скачки и все, что с ними было связано, он извинил ее с благословением. "Может быть, она наконец-то становится женщиной, — думал он, — и освобождается от мальчишеских замашек. Возможно, с приходом весны она становится романтически чувственной, как ее двоюродная сестра Элизабет.
А может, кое-какие из бесконечных поучений Джорджины способствовали этому".
Независимо от причины, граф был доволен, что Челси обратилась к менее мужскому времяпрепровождению. Ей придется выйти замуж однажды, и ни один будущий жених не будет считать объездку лошадей необходимым умением для жены.
Пока отец Челси с благодарностью думал о том, что она не занимается больше грубой работой, Челси почти все время спала. Сначала, когда Челси чувствовала постоянную усталость, она поддерживала себя весенним тоником и чаем из ягод шиповника, думая, что она переутомилась от их загруженного расписания скачек в последний месяц. Но тоники не снимали сонливости. Она стала спать еще больше. И ела за двоих.
Ее неизвестная болезнь обнаружилась однажды утром в мае, когда, обеспокоенный ее отсутствием за завтраком, отец Челси вошел в ее комнату и обнаружил дочь, позеленевшую и страдающую рвотой, над ночным горшком.
— Я, должно быть, съела что-нибудь, что плохо на меня подействовало, — сказала она несколько минут спустя, лежа с холодным полотенцем на лбу. Рядом сидела горничная.
— Я пойду справлюсь у миссис Макаулай и найду что-нибудь, чтобы привести в порядок твой желудок, — тихо сказал он, хотя ему понадобилось огромное усилие, чтобы голос оставался спокойным.
Его дочь выглядела такой юной и невинной в белой ночной рубашке. Ее волосы разметались по подушке, а лиловые глаза мучительно напоминали о его жене.
«Это моя вина, — с яростным приступом подумал он. — Боже, прости меня, я в ответе за это». Из-за давления, которое он на нее оказывал в отношении епископа Хэтфилдского, его дочь нашла способ скомпрометировать себя.
И теперь вот. А отцом был позорный распутник Сет.
Он успокоился на секунду, отгоняя худшее подозрение. Может быть, она действительно страдала от болезни желудка.
Однако час спустя, после расспросов горничных Челси и миссис Макаулай, эта хрупкая надежда умерла.
У нее не было менструации со времени Ньюмаркета.
И он пришел к горькому заключению, что этот распутник Синджин Сейнт Джон все-таки будет его зятем.
Они сидели в саду из роз его жены, за которым тщательно ухаживали после ее смерти, светило теплое и приветливое майское солнце, а он пытался подобрать более деликатный путь, чтобы начать этот нелегкий разговор. Завораживающее множество цветущих роз окружало их, ветер доносил ароматный запах розового масла с Ривс Клайд в нескольких милях от дома. Эта красота была несогласуемой с неловким разговором, который должен был состояться.
— Ты чувствуешь себя лучше теперь? — спокойно спросил граф, смотря прямо на дочь, сидевшую против него на маленькой выложенной плитами веранде. Откинувшись на небольшом диване, она была очень похожа на женственную леди в белом хлопчатобумажном платье и зеленых шелковых туфлях.
Челси перевела взгляд с холмов, окружающих их равнину, обратно на отца. Она улыбнулась:
— Я чувствую себя замечательно. Не нужно сидеть со мной, как с больной, папа. У меня все в порядке.
— Миссис Макаулай сказала мне, что ты спишь после обеда последние недели.
— От этого меня не тошнит, папа. Я думаю, что весенний воздух делает меня ленивой.
— Или что-нибудь еще, — спокойно сказал он.
В голосе отца прозвучала хрипота, которая заставила Челси внимательно посмотреть на него.
— Например, что?
Он сначала глотнул, прежде чем произнести слова, застрявшие у него в горле:
— Как ты думаешь, ты можешь быть беременной? — сказал он наконец.
Желудок Челси, казалось, тоже услышал вопрос, и она почувствовала колеблющиеся острые приступы тошноты.
— Я не думала об этом. — Ее голос был едва слышен.
Лицо Фергасона покраснело, и это было заметно, несмотря на загар. Он страшно пожалел, что нет какой-нибудь родственницы, близкой Челси, которая могла бы поговорить с ней об этом. Но таковой не было, и, в конечном счете, он был в ответе за то, что произошло.
— Миссис Макаулай и твои горничные, э.., сказали.., что у тебя не было месячных со времени Ньюмаркета.
— Всего шесть недель, папа, — быстро ответила Челси, покраснев от смущения. Отлично разбираясь в технике выращивания лошадей, она тем не менее никогда не обсуждала интимных женских вопросов со своим отцом.
— То, что тебя тошнило сегодня утром.., и то, что ты спишь…
«Папа, пожалуйста! Ты, должно быть, ошибаешься, папа! По-другому не может быть», — в отчаянии подумала она, хотя подсознание твердило о необычных изменениях, происходивших с ней. Она никогда не отдыхала днем с раннего детства, и поэтому, наверное, должна быть причина ее усталости. И даже она удивилась, как быстро ее тошнота прошла и сменилась огромным чувством голода.
Граф вновь подумал о вине Сейнт Джона, но, как честный человек, он осознавал, что осуждения достоин не только герцог. Его собственное упрямство побудило Челси совершить этот возмутительный поступок. Он не знал, конечно, о событиях в Оакхэме или Йорке.
Челси, однако, отлично знала об этом приятно проведенном времени, равно как и о значительно увеличившейся возможности оплодотворения. Синджин не всегда был благоразумным и осторожным, так же как и она, если говорить всю правду, хотя Синджин научил действию «греческих губок». И конечно, их неоткуда было взять в ту ночь в Йорке.
— Возможно, ты делаешь поспешные выводы, папа, — предположила она, опустив ноги на землю и сев очень прямо. — Шесть недель очень маленький срок.
— Мы подождем еще две недели, — спокойно согласился он, — но если не будет.., никаких изменений… — его темные брови нахмурились, — тогда ты должна выйти замуж за Сейнт Джона.
— Нет! — Она вскочила, возмущенная заявлением отца. — Я не выйду замуж вот так. Это все равно что толкать меня в объятия ненавистного Хэтфилда. — Она начала ходить туда-обратно, чувствуя себя, словно в клетке, ее ожидало то же будущее, которого она так старательно избегала. Она остановилась на полушаге, повернувшись к отцу:
— Сейнт Джон не женится на мне в любом случае. Он не хочет жениться.
— Думаю, что не хочет, у него уже есть наследник.
Изумление от его заявления отразилось у нее на лице.
— У него есть сын?
— Я думал, ты знаешь. Он открыто признал мальчика.
— Сколько лет ребенку? — Как будто, это имеет значение, пронеслось в ее воспаленном мозгу, как будто это имеет, хоть малейшее значение, есть у него сын или десять сыновей, что вполне вероятно.
— Мальчику девять. Скандал, связанный с его рождением, запомнили многие.
— Кто мать? — Она должна знать, хотя уже знала, что были сотни, тысячи соперниц, которым Синджин уделил внимание.
— Никто не знает. Он поссорился с отцом из-за этого и с тех пор с ним не разговаривал.
— На кого похож мальчик? — Почему ее интересуют детали; она должна держаться в стороне от мужчины, вошедшего на короткое время в ее жизнь и ушедшего с той же небрежностью.
— Он копия отца. Сейнт Джон держит его в Кингсвее у герцогини Доваджер. Он не отдаст его в Итон, ходят слухи, потому что ему не нравятся хулиганы и он хочет защитить своего сына. В Кингсвее больше учителей, чем в школе.
«Но Синджин не живет в Кингсвее, — подумала Челси, вспоминая его слова о герцогском имении. — Из-за непримиримости с отцом? Его сын приезжает в Оакхэм? Мальчик жил в какой-нибудь из комнат, которую занимала она? Он так же наслаждался очарованием своего отца, как и она?»
— Как зовут мальчика?
— Боклерк Сейнт Джулес, в честь баронского поместья Сетов Сейнт Джулес.
Челси вздохнула; еще одна грань жизни Синджина была раскрыта, еще одна причина его безразличия к браку обнаружена, кроме обычных для молодого богача и титулованного холостяка. Ему не нужна была женитьба ради денег или титула. В наследнике герцог Сетский тоже не нуждался. Он у него был, так же как и брат, наследующий герцогский титул в случае его смерти.
— Папа, если.., ну.., если подтвердится моя беременность, ты понимаешь, что я думаю о браке с совершенно чужим мне человеком? — Слово «чужой» не соответствовало правде, хотя в некотором смысле это было так, учитывая то, что она знала Синджина девять суток. — Да и герцог не изменит своего отношения к браку. Разреши мне поехать на соседнюю ферму.
Другие женщины имеют детей вне брака. Я не против, папа. Моя жизнь — в моей семье.
— Я не хочу, чтобы ты была опозорена в глазах всего света. Каковы бы ни были обстоятельства. Ты моя дочь, и он должен жениться на тебе.
— Я против. Сейчас, позже, всегда. — Голос Челси был мягкий, но в нем слышалось упрямство. — Ты не понимаешь, как сильно я презираю выгодные аристократические браки. Как ты можешь заставлять меня отдать свою жизнь человеку, которого я едва знаю, человеку, который, в свою очередь, не хочет меня? — Искра надежды зажглась в ней, когда она говорила.
Как мог ее отец заставить Синджина подчиниться? Он не мог. Поэтому она не стала продолжать бесполезный спор, а сказала:
— Возможно, все это не понадобится, папа. Возможно, все разрешится само собой, и мы сможем спокойно жить дальше.
— Я надеюсь на это, — тихо ответил отец, но он уже составлял план о необходимом ему сопровождении из членов рода в случае упорства или сопротивления жениха.
Она пыталась убедить отца в том, что сама сможет воспитать ребенка в одном из небольших имений, но никакие доводы не имели успеха против мужских принципов чести. Она, наконец, прокричала ему однажды, после очередной неудачной попытки:
— Если бы я была девчонкой с фермы или простой женщиной, денег было бы достаточно, чтобы решить дилемму, но я графская дочь, и шотландская гордость требует, чтобы он женился на мне! К черту вашу гордость! Это моя жизнь!
— Но ты графская дочь, девочка. И этого не изменить. Он женится на тебе, потому что я не допущу, чтобы внук родился в позоре.
— Подумай обо мне, папа. Боже праведный, что за брак у меня будет?
Ничего вразумительного он ответить не мог. Как не мог позволить дочери жить в уединении с внебрачным ребенком, как не мог думать о том, чтобы отречься от римской церкви своих предков. Ведь он был воспитан с ясным пониманием родовых понятий чести, наследных традиций шотландской культуры, которые требовали, чтобы зло было исправлено. Они восходили к воинскому кодексу чести, который защищал эти принципы и оберегал женщин.
Спор закончился.., опять.
Челси хотела заручиться поддержкой братьев, но.
Данкэн и Нейл придерживались мнения отца. Нельзя вообразить, чтобы их сестра родила ребенка вне брака, несмотря на то, что в Сикс-Майл-Ботоме соблазнительницей была она. Только Колин разделял ее нежелание выходить замуж за человека, которого она едва знала, человека, который, скорее всего, питал такое же отвращение к браку, как и она.
И он предложил убежать вместе с ним и помогать заботиться о ребенке после его рождения. Челси уже задумывалась над предложением Колина, но, подумав, поняла, что ни ей, ни Колину не позволят бежать ни в одно из их владений.
— Спасибо, Колин, — сказала Челси, улыбнувшись своему младшему брату. — Может быть, ты поможешь позднее убежать от моего мужа.
— У него лучшие лошади в Англии, Чел. Постарайся научиться ладить, с ним, — сказал Колин с логикой мальчика, которая не принимала во внимание такие препятствия, как привязанность и чувства.
Дело было не в том, что она не испытывала никаких чувств к очаровательному распутнику, а в том, что она не хотела выходить замуж против своей воли, так же, как выходить замуж за, человека, который не только отрицал брак в принципе, но продолжал бы жить так, словно у него нет жены.
— Говорят, он очень обходителен с женщинами, — продолжил Колин и покраснел, по думав, что его сестра слышала об этом. — О, дьявол. Чел, может быть, он не будет таким уж плохим, — сочувственной скороговоркой закончил Колин. — А если он будет вести себя подло по отношению к тебе, скажи мне, и я увезу тебя.
Я подумаю о местах, где папа не сможет нас найти…
— Я возьму с собой украшения, и мы заживем на широкую ногу, — шутливо добавила Челси, зная, что в ее теперешнем положении или когда ребенок будет маленьким, она не сможет никуда бежать.
Количество скандальных историй и несчастных браков в семье пэров было достаточно велико и достигло не только севера Алжира, но и сердца графа.
Поэтому Челси знала, что, если герцог будет с ней плохо обращаться, отец возьмет ее домой.
— Значит, они уехали, — покорно сказала она миссис Макаулай, ждавшей ее в пустой гостиной к столу.
— Да, деточка, они отправились за твоим женихом.
— Надеюсь, они привезут его живым, — мрачно ответила Челси, зная, насколько Синджин противился браку.
— У него хватит сил я духа, — чтобы произнести обет, девочка. Уж твой отец позаботится об этом.
Теперь скажи мне, что бы ты хотела поесть, деточка, в ближайшие дни тебе потребуется много сил.
— Он возненавидит меня, — сказала Челси, побледнев, подойдя к стулу рядом с окном, и опустилась на него с отрешенным видом.
Миссис Макаулай не стала говорить банальностей.
Зная о жарких спорах в последние две недели, она подозревала, что скорее права была Челси.
— Он изменит свое мнение, девочка, когда узнает тебя, — успокаивающе ответила она.
— Нет, не изменит, — прошептала Челси, чувствуя себя, как в ловушке, беспомощной и обреченной. — Никогда.
Чувствуя странную сонливость, она освобождала себя от большой части работ в конюшне. Поскольку ее отец всегда чувствовал себя немного виноватым за то, что она была так вовлечена в скачки и все, что с ними было связано, он извинил ее с благословением. "Может быть, она наконец-то становится женщиной, — думал он, — и освобождается от мальчишеских замашек. Возможно, с приходом весны она становится романтически чувственной, как ее двоюродная сестра Элизабет.
А может, кое-какие из бесконечных поучений Джорджины способствовали этому".
Независимо от причины, граф был доволен, что Челси обратилась к менее мужскому времяпрепровождению. Ей придется выйти замуж однажды, и ни один будущий жених не будет считать объездку лошадей необходимым умением для жены.
Пока отец Челси с благодарностью думал о том, что она не занимается больше грубой работой, Челси почти все время спала. Сначала, когда Челси чувствовала постоянную усталость, она поддерживала себя весенним тоником и чаем из ягод шиповника, думая, что она переутомилась от их загруженного расписания скачек в последний месяц. Но тоники не снимали сонливости. Она стала спать еще больше. И ела за двоих.
Ее неизвестная болезнь обнаружилась однажды утром в мае, когда, обеспокоенный ее отсутствием за завтраком, отец Челси вошел в ее комнату и обнаружил дочь, позеленевшую и страдающую рвотой, над ночным горшком.
— Я, должно быть, съела что-нибудь, что плохо на меня подействовало, — сказала она несколько минут спустя, лежа с холодным полотенцем на лбу. Рядом сидела горничная.
— Я пойду справлюсь у миссис Макаулай и найду что-нибудь, чтобы привести в порядок твой желудок, — тихо сказал он, хотя ему понадобилось огромное усилие, чтобы голос оставался спокойным.
Его дочь выглядела такой юной и невинной в белой ночной рубашке. Ее волосы разметались по подушке, а лиловые глаза мучительно напоминали о его жене.
«Это моя вина, — с яростным приступом подумал он. — Боже, прости меня, я в ответе за это». Из-за давления, которое он на нее оказывал в отношении епископа Хэтфилдского, его дочь нашла способ скомпрометировать себя.
И теперь вот. А отцом был позорный распутник Сет.
Он успокоился на секунду, отгоняя худшее подозрение. Может быть, она действительно страдала от болезни желудка.
Однако час спустя, после расспросов горничных Челси и миссис Макаулай, эта хрупкая надежда умерла.
У нее не было менструации со времени Ньюмаркета.
И он пришел к горькому заключению, что этот распутник Синджин Сейнт Джон все-таки будет его зятем.
* * *
Фергас Фергасон подождал до обеда, чтобы поговорить с дочерью. За обедом Челси легко восполнила то, чего лишилась за завтраком, так что утреннее недомогание казалось ничтожным воспоминанием.Они сидели в саду из роз его жены, за которым тщательно ухаживали после ее смерти, светило теплое и приветливое майское солнце, а он пытался подобрать более деликатный путь, чтобы начать этот нелегкий разговор. Завораживающее множество цветущих роз окружало их, ветер доносил ароматный запах розового масла с Ривс Клайд в нескольких милях от дома. Эта красота была несогласуемой с неловким разговором, который должен был состояться.
— Ты чувствуешь себя лучше теперь? — спокойно спросил граф, смотря прямо на дочь, сидевшую против него на маленькой выложенной плитами веранде. Откинувшись на небольшом диване, она была очень похожа на женственную леди в белом хлопчатобумажном платье и зеленых шелковых туфлях.
Челси перевела взгляд с холмов, окружающих их равнину, обратно на отца. Она улыбнулась:
— Я чувствую себя замечательно. Не нужно сидеть со мной, как с больной, папа. У меня все в порядке.
— Миссис Макаулай сказала мне, что ты спишь после обеда последние недели.
— От этого меня не тошнит, папа. Я думаю, что весенний воздух делает меня ленивой.
— Или что-нибудь еще, — спокойно сказал он.
В голосе отца прозвучала хрипота, которая заставила Челси внимательно посмотреть на него.
— Например, что?
Он сначала глотнул, прежде чем произнести слова, застрявшие у него в горле:
— Как ты думаешь, ты можешь быть беременной? — сказал он наконец.
Желудок Челси, казалось, тоже услышал вопрос, и она почувствовала колеблющиеся острые приступы тошноты.
— Я не думала об этом. — Ее голос был едва слышен.
Лицо Фергасона покраснело, и это было заметно, несмотря на загар. Он страшно пожалел, что нет какой-нибудь родственницы, близкой Челси, которая могла бы поговорить с ней об этом. Но таковой не было, и, в конечном счете, он был в ответе за то, что произошло.
— Миссис Макаулай и твои горничные, э.., сказали.., что у тебя не было месячных со времени Ньюмаркета.
— Всего шесть недель, папа, — быстро ответила Челси, покраснев от смущения. Отлично разбираясь в технике выращивания лошадей, она тем не менее никогда не обсуждала интимных женских вопросов со своим отцом.
— То, что тебя тошнило сегодня утром.., и то, что ты спишь…
«Папа, пожалуйста! Ты, должно быть, ошибаешься, папа! По-другому не может быть», — в отчаянии подумала она, хотя подсознание твердило о необычных изменениях, происходивших с ней. Она никогда не отдыхала днем с раннего детства, и поэтому, наверное, должна быть причина ее усталости. И даже она удивилась, как быстро ее тошнота прошла и сменилась огромным чувством голода.
Граф вновь подумал о вине Сейнт Джона, но, как честный человек, он осознавал, что осуждения достоин не только герцог. Его собственное упрямство побудило Челси совершить этот возмутительный поступок. Он не знал, конечно, о событиях в Оакхэме или Йорке.
Челси, однако, отлично знала об этом приятно проведенном времени, равно как и о значительно увеличившейся возможности оплодотворения. Синджин не всегда был благоразумным и осторожным, так же как и она, если говорить всю правду, хотя Синджин научил действию «греческих губок». И конечно, их неоткуда было взять в ту ночь в Йорке.
— Возможно, ты делаешь поспешные выводы, папа, — предположила она, опустив ноги на землю и сев очень прямо. — Шесть недель очень маленький срок.
— Мы подождем еще две недели, — спокойно согласился он, — но если не будет.., никаких изменений… — его темные брови нахмурились, — тогда ты должна выйти замуж за Сейнт Джона.
— Нет! — Она вскочила, возмущенная заявлением отца. — Я не выйду замуж вот так. Это все равно что толкать меня в объятия ненавистного Хэтфилда. — Она начала ходить туда-обратно, чувствуя себя, словно в клетке, ее ожидало то же будущее, которого она так старательно избегала. Она остановилась на полушаге, повернувшись к отцу:
— Сейнт Джон не женится на мне в любом случае. Он не хочет жениться.
— Думаю, что не хочет, у него уже есть наследник.
Изумление от его заявления отразилось у нее на лице.
— У него есть сын?
— Я думал, ты знаешь. Он открыто признал мальчика.
— Сколько лет ребенку? — Как будто, это имеет значение, пронеслось в ее воспаленном мозгу, как будто это имеет, хоть малейшее значение, есть у него сын или десять сыновей, что вполне вероятно.
— Мальчику девять. Скандал, связанный с его рождением, запомнили многие.
— Кто мать? — Она должна знать, хотя уже знала, что были сотни, тысячи соперниц, которым Синджин уделил внимание.
— Никто не знает. Он поссорился с отцом из-за этого и с тех пор с ним не разговаривал.
— На кого похож мальчик? — Почему ее интересуют детали; она должна держаться в стороне от мужчины, вошедшего на короткое время в ее жизнь и ушедшего с той же небрежностью.
— Он копия отца. Сейнт Джон держит его в Кингсвее у герцогини Доваджер. Он не отдаст его в Итон, ходят слухи, потому что ему не нравятся хулиганы и он хочет защитить своего сына. В Кингсвее больше учителей, чем в школе.
«Но Синджин не живет в Кингсвее, — подумала Челси, вспоминая его слова о герцогском имении. — Из-за непримиримости с отцом? Его сын приезжает в Оакхэм? Мальчик жил в какой-нибудь из комнат, которую занимала она? Он так же наслаждался очарованием своего отца, как и она?»
— Как зовут мальчика?
— Боклерк Сейнт Джулес, в честь баронского поместья Сетов Сейнт Джулес.
Челси вздохнула; еще одна грань жизни Синджина была раскрыта, еще одна причина его безразличия к браку обнаружена, кроме обычных для молодого богача и титулованного холостяка. Ему не нужна была женитьба ради денег или титула. В наследнике герцог Сетский тоже не нуждался. Он у него был, так же как и брат, наследующий герцогский титул в случае его смерти.
— Папа, если.., ну.., если подтвердится моя беременность, ты понимаешь, что я думаю о браке с совершенно чужим мне человеком? — Слово «чужой» не соответствовало правде, хотя в некотором смысле это было так, учитывая то, что она знала Синджина девять суток. — Да и герцог не изменит своего отношения к браку. Разреши мне поехать на соседнюю ферму.
Другие женщины имеют детей вне брака. Я не против, папа. Моя жизнь — в моей семье.
— Я не хочу, чтобы ты была опозорена в глазах всего света. Каковы бы ни были обстоятельства. Ты моя дочь, и он должен жениться на тебе.
— Я против. Сейчас, позже, всегда. — Голос Челси был мягкий, но в нем слышалось упрямство. — Ты не понимаешь, как сильно я презираю выгодные аристократические браки. Как ты можешь заставлять меня отдать свою жизнь человеку, которого я едва знаю, человеку, который, в свою очередь, не хочет меня? — Искра надежды зажглась в ней, когда она говорила.
Как мог ее отец заставить Синджина подчиниться? Он не мог. Поэтому она не стала продолжать бесполезный спор, а сказала:
— Возможно, все это не понадобится, папа. Возможно, все разрешится само собой, и мы сможем спокойно жить дальше.
— Я надеюсь на это, — тихо ответил отец, но он уже составлял план о необходимом ему сопровождении из членов рода в случае упорства или сопротивления жениха.
* * *
В течение двух недель здоровье Челси было основной заботой нервничающих членов семьи. Вероятность того, что она беременна, увеличивалась с каждым днем. Утренние приступы усилились, а к ним добавилась вечерняя тошнота. Сомнения по поводу ее состояния отпали.Она пыталась убедить отца в том, что сама сможет воспитать ребенка в одном из небольших имений, но никакие доводы не имели успеха против мужских принципов чести. Она, наконец, прокричала ему однажды, после очередной неудачной попытки:
— Если бы я была девчонкой с фермы или простой женщиной, денег было бы достаточно, чтобы решить дилемму, но я графская дочь, и шотландская гордость требует, чтобы он женился на мне! К черту вашу гордость! Это моя жизнь!
— Но ты графская дочь, девочка. И этого не изменить. Он женится на тебе, потому что я не допущу, чтобы внук родился в позоре.
— Подумай обо мне, папа. Боже праведный, что за брак у меня будет?
Ничего вразумительного он ответить не мог. Как не мог позволить дочери жить в уединении с внебрачным ребенком, как не мог думать о том, чтобы отречься от римской церкви своих предков. Ведь он был воспитан с ясным пониманием родовых понятий чести, наследных традиций шотландской культуры, которые требовали, чтобы зло было исправлено. Они восходили к воинскому кодексу чести, который защищал эти принципы и оберегал женщин.
Спор закончился.., опять.
Челси хотела заручиться поддержкой братьев, но.
Данкэн и Нейл придерживались мнения отца. Нельзя вообразить, чтобы их сестра родила ребенка вне брака, несмотря на то, что в Сикс-Майл-Ботоме соблазнительницей была она. Только Колин разделял ее нежелание выходить замуж за человека, которого она едва знала, человека, который, скорее всего, питал такое же отвращение к браку, как и она.
И он предложил убежать вместе с ним и помогать заботиться о ребенке после его рождения. Челси уже задумывалась над предложением Колина, но, подумав, поняла, что ни ей, ни Колину не позволят бежать ни в одно из их владений.
— Спасибо, Колин, — сказала Челси, улыбнувшись своему младшему брату. — Может быть, ты поможешь позднее убежать от моего мужа.
— У него лучшие лошади в Англии, Чел. Постарайся научиться ладить, с ним, — сказал Колин с логикой мальчика, которая не принимала во внимание такие препятствия, как привязанность и чувства.
Дело было не в том, что она не испытывала никаких чувств к очаровательному распутнику, а в том, что она не хотела выходить замуж против своей воли, так же, как выходить замуж за, человека, который не только отрицал брак в принципе, но продолжал бы жить так, словно у него нет жены.
— Говорят, он очень обходителен с женщинами, — продолжил Колин и покраснел, по думав, что его сестра слышала об этом. — О, дьявол. Чел, может быть, он не будет таким уж плохим, — сочувственной скороговоркой закончил Колин. — А если он будет вести себя подло по отношению к тебе, скажи мне, и я увезу тебя.
Я подумаю о местах, где папа не сможет нас найти…
— Я возьму с собой украшения, и мы заживем на широкую ногу, — шутливо добавила Челси, зная, что в ее теперешнем положении или когда ребенок будет маленьким, она не сможет никуда бежать.
Количество скандальных историй и несчастных браков в семье пэров было достаточно велико и достигло не только севера Алжира, но и сердца графа.
Поэтому Челси знала, что, если герцог будет с ней плохо обращаться, отец возьмет ее домой.
* * *
Прошли две недели ожиданий. Однажды утром, когда Челси спустилась к завтраку, она обнаружила, что, кроме нее и миссис Макаулай, в доме никого нет. Колин был послан с письмом к членам семьи Фергасонов, а отец и старшие братья отправились в Лондон.— Значит, они уехали, — покорно сказала она миссис Макаулай, ждавшей ее в пустой гостиной к столу.
— Да, деточка, они отправились за твоим женихом.
— Надеюсь, они привезут его живым, — мрачно ответила Челси, зная, насколько Синджин противился браку.
— У него хватит сил я духа, — чтобы произнести обет, девочка. Уж твой отец позаботится об этом.
Теперь скажи мне, что бы ты хотела поесть, деточка, в ближайшие дни тебе потребуется много сил.
— Он возненавидит меня, — сказала Челси, побледнев, подойдя к стулу рядом с окном, и опустилась на него с отрешенным видом.
Миссис Макаулай не стала говорить банальностей.
Зная о жарких спорах в последние две недели, она подозревала, что скорее права была Челси.
— Он изменит свое мнение, девочка, когда узнает тебя, — успокаивающе ответила она.
— Нет, не изменит, — прошептала Челси, чувствуя себя, как в ловушке, беспомощной и обреченной. — Никогда.
Глава 22
Сезон был в полном разгаре, и из уважения к их долгой дружбе и уступая особенным уговорам Кассандры Синджин согласился помогать ей в роли хозяйки на приближающемся балу ее племянницы Лавинии Врокслей.
Герцог Баченский предпочитал ловить красную рыбу, а не выезжать на балы; по сути, он не отступал от этой традиции последние тридцать лет.
— Он поступал так до того, как ты родился, дорогой, — насмешливо заметила Кассандра, объясняя отсутствие мужа и одновременно отвечая на вопрос Синджина об отношении герцога Баченского к тому, что другие мужчины подменяют его на месте хозяина.
Хотя связь Синджина и Кассандры была хорошо известна в маленьком мирке высшего света, требовался, по крайней мере, вежливый кивок одобрения со стороны ее мужа, чтобы публично выставить напоказ их отношения. Вскоре этот кивок должен был последовать, так же как и огромное количество копченой рыбы к торжеству.
— Он не эгоист, — ответил Синджин.
— Это связано с возрастом, дорогой, — заметила она, стоя у кровати и вытаскивая шпильки из волос. — У человека в семьдесят лет другие интересы, чем у тебя.
— Признайся все-таки, Кассандра, — ответил Синджин, удобно растянувшись на кровати, — он позволяет тебе большее отклонение от правил, чем это делают другие.
Герцог Баченский предпочитал ловить красную рыбу, а не выезжать на балы; по сути, он не отступал от этой традиции последние тридцать лет.
— Он поступал так до того, как ты родился, дорогой, — насмешливо заметила Кассандра, объясняя отсутствие мужа и одновременно отвечая на вопрос Синджина об отношении герцога Баченского к тому, что другие мужчины подменяют его на месте хозяина.
Хотя связь Синджина и Кассандры была хорошо известна в маленьком мирке высшего света, требовался, по крайней мере, вежливый кивок одобрения со стороны ее мужа, чтобы публично выставить напоказ их отношения. Вскоре этот кивок должен был последовать, так же как и огромное количество копченой рыбы к торжеству.
— Он не эгоист, — ответил Синджин.
— Это связано с возрастом, дорогой, — заметила она, стоя у кровати и вытаскивая шпильки из волос. — У человека в семьдесят лет другие интересы, чем у тебя.
— Признайся все-таки, Кассандра, — ответил Синджин, удобно растянувшись на кровати, — он позволяет тебе большее отклонение от правил, чем это делают другие.