Джонсон Сьюзен. Грешница

   — Я схожу за ним, — дерзко сказал Данкэн после того, как всю ночь пил шампанское, легкое в сравнении с шотландской «живой водой», которую настаивал он и его семья. — Он спал достаточно долго.
   — Он спал всего несколько часов. Не беспокойте его.
   — Ведите его вниз, — промурлыкала хорошенькая блондинка в шелковом платье цвета персика. — Мне нравится видеть его сонным.
   — У него дьявольский характер, когда он сердится, — угрюмо добавил другой мужчина.
   — Уже почти утро, — сказал Данкэн с ясностью, упущенной большинством из собравшихся гостей. — Посмотрите на небо.
   Все посмотрели с разной степенью трезвости. Действительно, чернота ночи сменилась предрассветной отступающей серостью. И тогда, пока Синджин и Челси спали наверху, ничего не подозревая, созрело решение, что нужно разбудить его перед самым восходом солнца.
   Данкэн поднялся по лестнице за герцогом Сетским, чтобы немного повеселиться с ним.
   Синджин почувствовал себя необыкновенно обиженным, когда его стали трясти, как ему показалось, лишь несколько минут спустя, после того как он погрузился в глубокий приятный сон. Он проснулся достаточно, чтобы прорычать:
   — Убирайся к черту.
   Но рука лишь сильнее схватила его за плечо, и он услышал ответное рычание:
   — Проснись или умри во сне!
   Даже в полусне ум Синджина воспринял высказанное мнение.
   Он широко открыл глаза.
   Данкэн стоял над ним, держа канделябр в мускулистой руке, его лицо было темным от гнева.
   Синджин моргнул дважды, стараясь понять потрясающую сцену.
   — Что, черт возьми, с тобой случилось? — Голосом Синджин дал понять, что это грубый произвол.
   Это был его дом, его вечеринка, и, если он решил спать, он будет спать, черт возьми!
   — Добро пожаловать в семью, Синджин, — сказал Данкэн с резким сарказмом. — Или ты предпочтешь пулю в голову?
   К этому времени суматоха уже разбудила Челси; голос Данкэна раздался как первый зловещий вестник несчастья. Она подумала о том, чтобы задержать дыхание, чтобы скончаться тут же на месте, но в семнадцать с небольшим жизнь еще что-то обещала впереди, хотя и не очень много в данный момент. Поэтому она открыла глаза, взглянула на брата, находясь в не очень приличном виде, и сказала:
   — Это не его вина, Данкэн. Будь добр, смени тон.
   Синджин резко повернул голову, голос Челси — огромный дискомфорт в его мозгу. Он смотрел на нее долю секунды.
   — Ты! — выпалил он. Затем он снова посмотрел на Данкэна, который стоял над ним, как воинственный Тор. — О, черт, — пробормотал он. Откуда, черт возьми, она пришла? Диана, Дина, черт, как, черт возьми, звали женщину, с которой он в последний раз делил постель. Хотя это не имело особенного значения в надвигающейся катастрофе, но вдруг ужасная догадка пронеслась у него в голове.
   Он попался?
   Все было подстроено?
   Был ли он спасительным выходом из затруднительного финансового положения Фергасонов из Лоулэнда?
   Он старался хоть немного протрезветь после долгой ночи празднования его успехов в Ньюмаркете.
   — Простите, — прошептала Челси.
   — Простите? — заорал он, уставившись на нее, словно она была приведением.
   — Черт побери, Синджин, это моя сестра, — резко вставил Данкэн.
   — Не лезь, Данкэн, — , грубо оборвал его Синджин, не поворачивая к нему головы. Затем его голос упал до настоящего шепота:
   — Это все было подстроено?
   — "Нет, Данкэн не знал.., никто не знал. Это не план, то есть не такой, как ты думаешь. — Челси говорила быстро, стараясь остановить безудержный гнев в холодных глазах Синджина.
   — Чего я не знал? — отчаянно потребовал Данкэн. — Черт возьми, Челси. Черт возьми тебя, Синджин. Что, черт побери, происходит?
   — Он тоже хороший актер? — мягко спросил Синджин, указывая кивком в направлении Данкэна, холодным, как лед, голосом, впиваясь глазами в Челси.
   — Нет, — прошептала она. — Никто не играет, я сейчас уйду, и вы больше никогда меня не увидите.
   — Черта с два, — прорычал Данкэн, не совсем ясно уловив хореографию этого представления, но уверенный в том, что видит: Синджин Сейнт Джон лежал обнаженный в кровати с его нагой сестрой, и, если это не закончится звоном свадебных колоколов, он будет не Данкэном из рода Фергасонов, наследником громкого имени.
   — Ты женишься на ней, Синджив, или зови секундантов.
   — Я ни на ком не женюсь, — выпалил Синджин.
   — Я тоже ни за кого не выйду замуж, — закричала Челси, разозлившись, что оказалась именно в той ситуации, от которой хотела избавиться с Джорджем Прайном. Сидя с пылающей копной светлых волос, она кричала:
   — Ты, кажется, не понимаешь, Данкэн.
   Ты не распоряжаешься моей жизнью. Никто не распоряжается. Я не выхожу замуж за Джорджа Прайна, или за герцога, или за кого-нибудь еще. Теперь убирайся отсюда к чертовой матери, или я завизжу так, что все любопытные со всего дома сбегутся сюда через пятнадцать минут!
   — Ты сделала бы это? — осторожно спросил Синджин, когда Данкэн вышел, спокойно сказав:
   — Я буду ждать тебя за дверью. Чел.
   — ..созвала бы весь дом, — добавил он, как бы разъясняя, прислонившись к изголовью и заняв положение полулежа, не сознавая своей наготы, расслабившись; мерцающий золотой свет от канделябра, который оставил Данкэн, падал на его мускулистое тело.
   — Может быть, — так же осторожно ответила она, вставая с постели.
   — Подожди, — спокойно приказал Синджин, схватив ее кисть.
   — Что? — Она прямо смотрела своими лиловыми глазами.
   Синджин повел плечами, но не отпускал ее руку.
   — Ты думаешь сделать мне предложение? — язвительно осведомилась она.
   Он оценил ее силу воли, но также оценил ее храбрость в кровати.
   — Что, если я захочу увидеть тебя снова? — спокойно спросил он.
   — Ты хочешь сказать — трахнуть меня снова?
   Не колеблясь, он ответил:
   — Да! — И отпустил ее.
   — Послушай, — с легким вздохом ответила Челси, — я пришла сюда сегодня ночью от отчаяния.
   Я не хотела, чтобы меня заставили выйти замуж за Джорджа Прайна, каким бы щедрым ни был свадебный договор. Я избавилась от девственности, и, по-видимому, Джордж потеряет ко мне свой интерес.
   Я пришла сюда не для того, чтобы начать карьеру проститутки. Я не могу так поступить со своей семьей. — Она улыбнулась. — Они знают меня достаточно хорошо, чтобы простить один неразумный поступок.
   В любом случае, я тебе не нужна. — Она изящно подернула плечами. — У тебя еще целый дом женщин, жаждущих составить тебе компанию. Поэтому спасибо, — сказала она, протянула руку, как сделал бы мужчина по окончании сделки.
   Взяв ее руку, Синджин считанные доли секунды обдумывал применимость слова «женитьба» к Челси Эмити Фергасон, но его прирожденный эгоизм взял верх.
   — Спасибо тебе тоже, — любезно сказал он, держа ее теплую руку в своей. — Мне понравилось твое общество.
   — Увидимся на скачках.
   — Да, скачки.
   Освободив руку, она вежливо улыбнулась и встала с кровати.
   Он смотрел, как она удалилась в полумрак комнаты с опущенными шторами; свет камина обрисовывал ее изящные формы, освещая тонкий изгиб талии, совершенство ног, усиливая полноту груди, ее замечательного профиля. Облако золотых волос приобретало удивительную красоту, обольщая, вызывая желание дотронуться, живо напоминая ему как он чувствовал его в своей руке. Как прозрачный солнечный луч и теплый, как ее кожа.
   Удивительное чувство собственности охватило его, словно ему хотелось запереть дверь и удержать ее и будто все гости ему вдруг надоели. Словно он хотел остаться наедине с этой молодой женщиной, диким ночным созданием. В этот миг ему показалось, что у него помутилось сознание, создавая эту, фантазию, и тогда он произнес:
   — Я думаю, ты можешь остаться.
   Она сразу не ответила, и на короткий миг он поверил в сказки и магию шаманов. Но она улыбнулась, и ее голос раздался в мерцающем золотом свете комнаты:
   — Я думаю, Данкэн это не одобрит. — Улыбка превратилась в дразнящую усмешку.
   «Как удивительно, — подумал он. — Никаких рыданий. Никаких угроз и требований, что сейчас более подходяще. Вместо этого сладкая улыбка, созданная для поцелуев, для моих поцелуев», — жадно подумал он.
   — Ты права, с Данкэном будут проблемы, — ответил Синджин, надеясь придумать средство умерить гнев друга. — И с твоим отцом тоже, — добавил он с резким приступом беспокойства. Хотя Челси всю вину взяла на себя, он знал, как общество посмотрит на это происшествие.
   — И с моим отцом тоже, — мягко согласилась она, просовывая руку в сорочку. — Я беру всю ответственность на себя, — спокойно продолжала она. — Тебе не нужно беспокоиться. Ты был мне нужен, и я позабочусь о том, чтобы отец это понял.
   "Слегка неприятная и снисходительная для мужчин фраза, не приносящая облегчения, если она действительно сможет удержать отцовское чувство мести.
   Они будут требовать возмездия, и Данкэн, стоящий у меня за дверью, тому подтверждение. И еще…" — подумал он, но его беспокойство о мщении было неожиданно прервано резким наклоном Челси за нижней юбкой, и он непроизвольно затаил дыхание. Ее сорочка была наполовину заправлена, покачивание ее груди в дрожащем свете огня было осязаемым сильным обольщением. На короткий миг, наклонившись вперед, она показала чувственный овал груди и атласную глубину в изящном соприкосновении, и Синджин вдруг испытал страстное желание навечно оставить ее в комнате в этом сладостном полуодетом состоянии.
   Не подозревая о захватывающем впечатлении, которое она производила, и необычном состоянии мыслей Синджина, красивая мисс Фергасон подняла свою нижнюю юбку, проскользнула в нее головой и сделала легкое движение, чтобы освободить материю, застрявшую на плече.
   Только огромная выдержка помешала порыву Синджина вскочить с постели и силой задержать сладострастную молодую женщину.
   — Я застряла, — пробормотала она, сделав еще одно дразнящее движение плечами. И когда она невинно подошла к кровати за помощью, у него перехватило дыхание. — Я не могу достать, — сказала она, повернувшись к нему спиной. Не обращая никакого внимания на свою полунаготу, она улыбнулась ему через плечо.
   По спине Синджина пробежала легкая дрожь: его рука находилась в соприкосновении с ее мягкой белой кожей. Внезапно он сомкнул руки, обнимая ее за плечи; он повалил ее на мягкую кровать, накрыл своим тяжелым телом и поцеловал медленно, тепло и обольстительно.
   — Пять минут, — прошептал он, касаясь ее губ. — Останься еще на пять минут… — Слегка шевельнувшись, он провел теплой ладонью по ее бедру умелым уверенным движением.
   — С удовольствием, — выдохнула Челси; вес его тела привел в движение ее новые пробуждавшиеся чувства.
   — Отлично, — прошептал Синджин с пьяной улыбкой в голосе, его губы прокладывали дорожку из поцелуев к ее подбородку. Его рука двинулась выше, ближе к медовой сладости, которую он искал.
   Она чувствовала его возбуждение: твердое и явное, и ее собственное тело находилось в страшном возбуждении. Словно игрушку, ей предложили тончайшее совершенное наслаждение. Челси сделала очень глубокий вдох, чтобы совладать со своими чувствами, и сказала:
   — Но я не могу.
   Она ждала раздраженного ответа, холодного протеста против ее отказа, но Синджин лишь прошептал:
   — Конечно, можешь. — И коснулся влаги ее потребности.
   Желание взметнулось вверх. Осторожное прикосновение его пальцев было таким легким, а ощущения были такими сильными. А он, казалось, точно знал, как нужно к ней прикоснуться.., и как сильно…
   — У-у.
   Синджин никогда не мечтал о принцессах, живя реальной жизнью, он всегда предпочитал немедленное удовлетворение, предлагаемое готовыми к этому женщинами. Опытными женщинами, которые понимали все тонкости и нюансы любовной игры. Это был спорт, требующий знаний.
   Новый владелец необычных сексуальных талантов Святого оставлял в этот момент маленькие серповидные отметки на его широких плечах, издавая глубокие вздохи удовольствия. Он улыбнулся от ее колдовской непринужденности. Прекратив движения, чтобы приостановить ощущения, он послушал, как бьется пульс, и вновь вошел внутрь беспредельно медленно. Она застонала в дрожащем экстазе.
   Он накрыл ее розовое лицо ладонями и прошептал:
   — Скоро. — Мускулы на спине, ногах и сильных руках поддерживали его в точно рассчитанном движении вперед.
   — Сейчас, — взмолилась она, издав жаркий удушливый звук.
   — Позже, — прошептал он в ответ, облизывая сочную полноту ее нижней губы. — Теперь можно поцеловать меня…
   И когда ее губы шевельнулись, повинуясь его мягкой команде, он дал ей то, чего она желала, и почувствовал во рту начало выхода ее облегчения.
   Он встретил ее задыхающееся освобождение своим, подобным взрыву, оргазмом, изливаясь в нее с необычным жарким приступом. И он нежно обнял ее в благодарном преклонении перед ее великолепием.
   — Ты оправдываешь свою репутацию, — прошептала Челси, и он почувствовал тепло ее шепота на своем лице.
   Он не притворялся, будто не знает о ней.
   — Спасибо, — просто ответил он, приподняв голову, чтобы посмотреть в ее лиловые глаза. — Ты оправдываешь обольстительность твоей красоты.
   — Спасибо, милорд, — насмешливо ответила она, как сделала бы молоденькая деревенская девушка.
   — Ты, действительно, сестра Данкэна? — сказал он с недоверием в голосе. Очевидно, он надеялся на более усваиваемый ответ.
   И если бы Данкэн не охранял дверь в спальню, она с удовольствием соврала бы ему.
   — Прости, — прошептала она и слегка повела плечом в знак извинения. Имя Данкэна напомнило ей о довольно необычных обстоятельствах ее теперешнего положения, под его светлостью герцогом Сетским, и, снимая руки с его шеи, она нежно толкнула его в грудь. — Мне, действительно, нужно идти.
   Он задумчиво посмотрел на нее, эгоистичные побуждения сеяли смуту в его слабых попытках соблюсти хорошие манеры. Что будет, если он удержит ее? Она определенно погибла, если будет сказано хотя бы одно неосторожное слово о ее пребывании в его постели. И, учтиво отклонив наступление, насколько благодарным он должен быть? У ее семьи больше не было состояния, власть напрямую связана с богатством, и превосходство было на его стороне, — Что, если я не позволю тебе уйти? — спокойно сказал он.
   — Почему нет? — Неожиданное удивление прозвучало в голосе Челси.
   — Из гнусных побуждений, конечно. — Легкая улыбка приподняла уголок его замечательно очерченного рта.
   — О! — В ее глазах отразилось маленькое разоблачение, а затем улыбка осветила ее красивое лицо. — Я польщена, ваша светлость, — насмешливо сказала она. — И если бы я могла, как дикари Руссо, жить в государстве природы, я бы с огромным удовольствием осталась. Но я не могу, и вы не можете меня удержать.
   — Я мог бы. — Он вдруг закрыл глаза, его густой голос стал хриплым.
   — Нет необходимости. — Она тоже говорила очень тихо, но в ее голос проникла новая твердость, и он вспомнил об их первой встрече, когда она грубо приставала к нему. Мисс Фергасон была необычайно самостоятельной женщиной.
   Но она была женщиной, в конце концов, и не ровня.., что подтверждалось традицией, культурой и общественным предпочтением. Он мог удержать ее, если не здесь, в опасной близости от семьи, то где-нибудь еще, в отдалении. Она разожгла его страсть, его воображение, она разбудила какое-то необъяснимое чувство собственности. Стояла полная тишина, пока Синджин обдумывал возможные варианты.
   — Если я закричу, Данкэн убьет вас.
   — Если сможет открыть запертую дверь, то да.
   — В конце концов, он откроет…
   Улыбка Синджина свела на нет все опасения.
   — В конце концов, будет слишком поздно, дорогая. Мой отец иногда пользовался потайной лестницей.
   Мы просто исчезнем.
   Лежа спокойно, так же как и он, Челси невозмутимо сказала:
   — Ты не имел в виду ничего из того, что сказал, поэтому, пожалуйста, отпусти меня.
   — Откуда ты знаешь, что я имел в виду?
   — Потому, милорд, что я вам наскучу через несколько дней, и зачем ради этого устраивать представление?
   «Чертова девчонка была права», — с сожалением отметил он. Она проницательно определила порог его скуки.
   — Может быть, я мог бы убедить тебя скрасить мою скуку, — предложил он с чарующей улыбкой.
   — После удовольствия, полученного в вашей постели… Если бы не моя семья, я бы с удовольствием, ваша светлость. — В бархатной глубине ее лиловых глаз затаился смех. — Не нужно убеждать.
   Ее откровенность была потрясающей, просто сказочной, и чертовски привлекательной.
   — Навести меня тогда, я смогу быть осторожным. — В ответ на ее скептически поднятую бровь, он добавил:
   — Мне не нужно было до сих пор. Вот открытое предложение. В любое время, в любом месте. Если до тебя будет два дня езды верхом", дай мне время, чтобы добраться до тебя, хоть мои лошади и лучшие в Англии и чертовски быстрые.
   — Мои лошади лучшие.
   На этот раз бровь герцога поднялась в сомнении.
   — Если бы я могла скакать верхом на всех соревнованиях, мы бы всегда выигрывали.
   — Ты ездишь верхом? На скачках? Я бы слышал — об этом.
   — Инкогнито, конечно, и никогда в Ньюмаркете.
   — Ты очаровательная крошка.
   Ее улыбка была непроизвольно женской и самоуверенной: «Я знаю».
   — Как я могу позволить тебе просто уйти? — Его ленивое протяжное произношение пленяло ее, так же, как и необыкновенная красота.
   — Потому что если отпустишь, то увидишь меня на Туне против твоего Мамелуке на скачках Аркадии завтра.
   Он скатился с нее, словно она обожгла его огнем, и, приподнявшись на одном локте рядом с ней, сказал приятным голосом с обезоруживающей улыбкой:
   — Может быть, тебе будет интересен маленький спор.
   — Я не могу позволить себе пари.
   — Ты не можешь себе этого позволить? — страстно прошептал он.
   — Я предупреждаю вас, милорд, ответ — нет.
   — Я знаю, твоя лошадь не может выиграть.
   Он провоцировал ее, и она это знала, но он оспаривал ее чистокровных лошадей, а скачки были частью ее жизни тоже. Сидя совершенно прямо, она изучала праздного молодого лорда, славившегося мужской красотой, лошадьми и победами у женщин. В затемненной комнате его холодное длинное тело, врожденная сила, удивительно классические черты, совершенная мужественность, казалось, бросали ей вызов.
   — Назовите ваши условия.
   — Вы, конечно, — произнес он слегка протяжно.
   — Будьте точнее.
   — Я хотел бы сказать, навсегда, но вы напомнили мне о том, что надо быть практичным, к тому же всего одни скачки, поэтому… — Его легкая улыбка исчезла, и его голос приобрел властную решительность, с которой он спорил всегда. — Неделю с вами в этом месяце.
   Вы называете место, я называю развлечения.
   — А если вы проиграете?
   — Ваш выбор, конечно, — холодно ответил он.
   — Я предпочитаю английские деньги.
   — Как угодно. — Он слегка наклонил голову, и черный шелковистый локон упал на лоб. — Назовите, пожалуйста, цену.
   — Пятьдесят тысяч гиней. — Это была огромная сумма. Он мог бы отказаться, и ее честь не пострадала бы. Он мог согласиться — и эти деньги выплатили бы долги ее отца за скачки.
   — Согласен, — мягко сказал он и снова заулыбался.
   — Тогда я могу идти?
   — До завтра. Я буду ждать скачек.
   — Моя личность жокея…
   — ..останется известной мне одному. Даю слово.
   И он наблюдал, на этот раз с удовлетворением, как она одевалась, уверенный в том, что скоро встретится с ней.
   Он помог ей застегнуть пояс и маленький ряд пуговиц сзади на шее, и он думал, помогая ей расправлять юбку ее простого белого платья, о том, как непохожа она на остальных гостей — женщин. Разница была удивительная, такая, как и странные чувства, и сам факт того, что он испытывал чувства. Обычно в этот момент он заводил вежливый диалог прощания, не думая с нетерпением о следующей встрече.
   Он нежно поцеловал ее, когда каждая лента была на месте, и сказал:
   — Увидимся на скачках.
   — Я выиграю, — весело сказала она.
   — Посмотрим, — спокойно ответил он, соблюдая приличия.
   Она не может противостоять Мамелуке и Фордхэму. Большой гнедой не проиграл ни одной скачки.
   — Готовьте ваши гинеи, — только и сказала она с улыбкой, и, послав ему воздушный поцелуй, повернула ключ в замке, открыв дверь.

Глава 8

   — Что, черт возьми, ты там делала? — выпалил Данкэн в ту же секунду, когда она вышла из комнаты, его голос был похож на глухое рычание.
   — Не выходила замуж за Джорджа Прайна, — резко ответила Челси. — Сейчас я иду домой, а ты можешь идти со мной или оставаться здесь, как хочешь.
   Следуя за ее быстрыми шагами по черному ходу, Данкэн разгоряченно сказал:
   — Синджин заплатит за это. Ты знаешь?
   — Лишь после того, как я расскажу отцу о том, что сделала. А не после того, как ты расскажешь о том, что сказал красивый герцог о женитьбе. Я думаю, что он не из тех, кого нужно дубиной пригонять к алтарю. Я, в любом случае, не хочу выходить замуж. — Она говорила с глухой страстью в голосе.
   И отказалась добавить хоть слово на эту тему, пока не предстала перед разгневанным отцом примерно тридцать минут спустя.
   Он грохотал и угрожал, Данкэн и Нейл добавляли свои замечания, разумные и неразумные. В этом ужасном столкновении Челси стояла твердо, с растрепавшимися волосами, подол ее платья запачкался от мок рой травы на лугу, но спину она держала совершенно прямой.
   — Вы не можете заставить Сейнт Джона жениться на мне, если только не притащите его связанным по рукам и ногам на церемонию, и тогда вам придется связать меня тоже, потому что я не собираюсь выходить за него замуж. Можете хоть ангелов звать на помощь.
   — Он погубил тебя, девочка, — рычал отец,:
   — ни один англичанин не уйдет от расплаты за это!
   — Он даже не знал, кто я такая, — терпеливо повторила Челси в десятый раз. — Он думал, что я одна из шлюх из Лондона. Я сказал ему, что мой поступок направлен против Джорджа Прайна, и в том, что произошло, виновен ты, а не Сейнт Джон. Я не хочу, чтобы меня меняли как товар в уплату твоих счетов за скачки, и если ты не объяснишь епископу дипломатическим путем, что сватовство закончено, я расскажу ему все в деталях.
   Десять минут она находилась под градом мужских оскорблений, мужского гнева и мужского взгляда на честь и практические стороны брака. Она устала, ее выдержка была на исходе, и ее собственное чувство обиды обострилось.
   — Может быть, некоторых женщин можно заставить выйти замуж, но не меня, — продолжала она, с трудом сдерживая свой гнев. — Я не знаю, как сказать это еще проще.
   Отец посмотрел ей прямо в глаза, это длилось несколько секунд, словно он, наконец, понял смысл ее слов. Он вдруг вспомнил свою молодую жену, ее юную гордость и прямоту.
   — Прости меня, — пробормотал он с раскаянием и печалью от своих воспоминаний, — за мою эгоистичность. — И, отвернувшись, он подошел к окну.
   Вглядываясь в первые розовые предрассветные блики, он сказал глухо и тихо:
   — Прости, что все зашло так далеко.., что тебе пришлось.., пришлось сделать то, что ты сделала, из-за того, что Я не хотел слушать тебя.
   — Это не настолько ужасно, папа, — мягко ответила Челси. — Никто не узнает, кроме Сейнт Джона, а он не скажет.
   — Не скажет, отец, — согласился Данкэн. — Я тоже с ним поговорю.
   — Тебе не нужно разговаривать с ним обо мне, — вставила Челси. — Я не согласна с таким взглядом на вещи. Я в состоянии заниматься нашим хозяйством, конюшнями, вести расходные книги по нашим чистокровным лошадям и счета, — а меня тем не менее считают неспособной ясно объясниться с человеком в том, что касается моей репутации.
   — Его собственная репутация, вот что меня заботит, — сказал отец. — У него множество амурных связей, и это постоянный предмет сплетен!
   — Ему можно доверять, папа. — Она предпочла не упоминать о том, что его заинтересованность в ней будет сдерживать свободу его поведения.
   — Нужно поговорить с ним, чтобы укрепить его молчание, — с жаром произнес граф.
   — Я бы предпочла, чтобы свои угрозы ты направил в адрес епископа Хэтфилдского и оставил в покое герцога Сетского. Моя выходка, конечно же, не имеет никакого значения в его распутной жизни, и чем меньше разговоров, тем лучше. — Она надеялась избежать некоторых мужских угроз, на которые Синджин будет обязан ответить, защищаясь. — Если ты все же будешь угрожать ему, папа, он вызовет тебя на дуэль, и тогда мое имя обязательно станет предметом для сплетен.
   Пожалуй, он не вспомнит обо мне, когда проснется, его дом полон, ну.., приглашенных женщин.
   — Данкэн, ты все же поговори с ним. Я просто хочу быть уверен в его молчании.
   Челси была рада и этому, ведь отца не разубедишь.
   Помимо этого, отец пообещал послать свои сожаления Джорджу Прайну по поводу обеда вечером и заверил ее, что епископу дадут понять, что его брачное предложение отклонено.
   — Спасибо, папа, — с благодарностью ответила Челси. Ее беспокойство, связанное с Джорджем Прайном, было закончено. — А теперь, если вы позволите, я хотела бы пойти спать, — сказав, она покраснела, потому что причина ее усталости была всем очевидна, и, пробормотав что-то о том, что она пропустит утреннюю разминку лошадей, она поспешила из комнаты.
   Но кроме смущения, более сильное приятное чувство удовлетворения и очаровательные воспоминания наполнили ее сердце. «Герцог Сетский был таким, каковым его представляли в смысле умения обольщать, но, кроме этого, он был милым и забавным. Именно поэтому, — печально подумала она, — он был необычайно опасен для моего душевного спокойствия».