Джонсон Сьюзен. Любовница на неделю

   Правильно ли она поступает? Может, нужно просто найти Изабелле хорошего адвоката? Но сможет ли адвокат, даже самый лучший, защитить ее от хищных родственников? Молли не находила ответа на все вопросы.
   «Возможно, к утру, — решила Молли, — мне удастся найти приемлемый ответ. Очевидно, придется еще раз поговорить с Изабеллой — ведь очень может быть, что бедняжка не так все понимает… А впрочем, пусть сама решает», — подытожила Молли.
   Да, Изабелле самой предстояло сделать выбор.
   Тихонько вздохнув, Молли вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь.
 
   Дермотт оставался с Кейт столько, сколько требовала вежливость, и доставил ей все необходимые удовольствия, руководствуясь, однако, не столько чувствами, сколько инстинктом. Но Кейт, кажется, этого не заметила, а если и заметила, то решила не обращать внимания. И все же Дермотт испытывал чувство вины — в данной ситуации чувство совершенно нелепое, как сказали бы его друзья. Явившись в гостиную Молли, он взглянул на закрытую дверь спальни Изабеллы и вполголоса проговорил:
   — Я вернусь через неделю. Постарайся ее подготовить. Но в любом случае… по возвращении я намерен ее получить — подготовишь ты ее или нет.
   Молли пристально взглянула на графа.
   — Дермотт, я не собираюсь ее заставлять, — заявила она.
   — А в чем, собственно, затруднения?
   — К несчастью, она видела тебя несколько часов назад.
   — Видела? — Лицо графа потемнело. — Зачем же ты ей позволила?..
   — Я не имею к этому ни малейшего отношения. Ты сам оставил дверь приоткрытой.
   — О Господи… — Дермотт взглянул на каминные часы. — Как долго она там простояла?
   — Полагаю, не слишком долго. Думаю, что несколько минут.
   — Очевидно, за это следует возблагодарить Господа.
   — Я не знаю, что именно она видела, но она очень разозлилась.
   Граф выругался вполголоса.
   — Могу дать тебе совет, Дермотт. Изабелла — весьма своенравная особа. — Молли взглянула на графа поверх очков: — Учти, ты, возможно, взваливаешь на себя большее бремя, чем предполагаешь.
   — Я не собираюсь ничего на себя взваливать. В конце концов, речь идет о неделе, не более того.
   — И тем не менее ты совершенно очарован ею. — Сняв очки, Молли положила их на стол. — Это совсем на тебя не похоже.
   — Возможно, на меня действует весна, — с усмешкой заметил граф.
   — Возможно, действительно весна. — Молли внимательно посмотрела на собеседника, — Только я не очень-то в этом уверена. Похоже, Дермотт, ты просто не в силах владеть собой. На сей раз — не в силах.
   — Давай не будем преувеличивать, Молли. Ведь речь идет о случайной связи. Это понимает Изабелла, понимаю я, понимаешь и ты. Подготовь ее для меня за эту неделю, и я щедро тебя вознагражу.
   — Мне не нужны деньги.
   — Неужели?! — изумился Дермотт. — Ты что, занялась благотворительностью?
   — Изабелла мне симпатична, и я не собираюсь зарабатывать на ее несчастье.
   — Молли, только подумай, сколько ты можешь выгадать…
   — Я прекрасно все понимаю, Дермотт. Может, ты хочешь, чтобы я выставила ее на аукцион?
   — Нет-нет!
   — Неужели не хочешь?
   — Не надо шутить со мной, Молли. Она моя. — Дермотт направился к двери. У порога, обернувшись, добавил: — Встретимся через неделю.

Глава 6

   Почти всю следующую неделю Дермотт проработал в поле бок о бок со своими арендаторами, причем задал такой бешеный темп, что земледельцы гадали: не тронулся ли граф рассудком во время лондонских кутежей? Ночью, несмотря на усталость, он все равно не мог заснуть и поэтому напивался до бесчувствия. Но даже в таком состоянии никак не мог изгнать из памяти образ светловолосой девушки с ясными, как летнее небо, глазами — ее прекрасное лицо напоминало Дермотту о прежних безоблачных днях.
   Спохватываясь, он говорил, себе, что все это — абсурд и нечего предаваться пустым мечтаниям, но тем не менее мир, который много лет был для него серым, казалось, вот-вот вновь заиграет яркими красками.
   За день до отъезда в Лондон Дермотт поехал к матери.
   Она жила отдельно, в расположенном на территории поместья небольшом помещичьем доме: воспоминания о днях, проведенных в главном особняке, были для нее слишком болезненными.
   Дермотт всегда навещал мать, приезжая из Лондона, но на сей раз он очень нуждался в ее обществе. Да, нуждался, хотя сам не знал почему.
   Он привез матери букет ее любимых махровых тюльпанов и редкого сорта грушу — подарок от садовника, прекрасно знавшего о ее пристрастии к этим фруктам.
   Войдя в дом, граф отослал слуг и осторожно вошел в гостиную.
   Мать сидела у камина. Подойдя к ней сзади, он поцеловал ее в щеку и, обняв, вручил подарки.
   Обернувшись, она просияла.
   — Я почувствовала запах твоего одеколона, мой дорогой, так что не стоило ко мне подкрадываться. Но все равно я обожаю сюрпризы. Хорошо, что ты сегодня приехал, — Положив цветы на колени, мать с улыбкой взглянула на прекрасную спелую грушу. — Этот Тиммс — просто чудо! Он всегда обо мне помнит.
   — И всегда заставляет передавать вам какой-нибудь новый сорт груши, — усевшись напротив матери, сказал Дермотт. — Кажется, он говорил, что вот эта — из Персии.
   — Разве мы там не были?
   — Вы опять думаете о своем отце.
   — Разве мы не были там с ним?
   Дед Дермотта умер еще до его рождения, а путешествовал он еще тогда, когда не родилась его дочь.
   — Он вам об этом рассказывал, и теперь вы вспоминаете его рассказы.
   — Ты уверен?
   — Ну, может, не совсем, — с улыбкой ответил сын. — Расскажите мне, что помните.
   — Я помню руины дворца Дария и помню базары с их прекрасными ароматами и яркими красками.
   В последние годы своего замужества мать Дермотта жила только прошлым — даже когда ее муж умер, она не смогла полностью оправиться от пережитых невзгод. В своем странном мире она, очевидно, чувствовала себя в безопасности.
   — Этот дворец, по-моему, считался одним из чудес света, — сказал Дермотт. — Наверное, он и сейчас выглядит весьма внушительно?
   — Особенно на рассвете. — Мать улыбнулась. — Больше всего мне нравилось смотреть на него на рассвете. У тебя ведь есть прекрасный конь по кличке Рассвет, не так ли? А как поживают твои серые?
   Она всегда понимала, что Дермотт — ее сын. В ее странной реальности он являлся единственной ниточкой, прочно связывающей ее с настоящей жизнью.
   — Серые набираются сил на пастбище, а Рассвет в прошлом месяце победил в Донкастере.
   — Ты выиграл крупную сумму?
   — Приличную. Достаточную для того, чтобы купить несколько новых бриллиантов, если пожелаете.
   — Ну что ты, зачем мне бриллианты?! У меня есть все, что мне нужно. Ты лучше купи бриллианты какой-нибудь молодой особе. Ты ведь еще не женат?
   Вернувшись в Англию, Дермотт рассказал матери о смерти своей жены и сына, но она ничего не знала об Индии, поэтому рассказ сына так и не отложился в ее памяти, в отличие от Персии, о которой она так много слышала в детстве.
   — Нет, я не женат, — ответил Дермотт.
   — Но ведь есть леди, которая для тебя кое-что значит? — В голосе матери зазвучали игривые нотки, а в голубых глазах появилось любопытство.
   — Возможно, — пробормотал граф, невольно удивляясь своим словам.
   — Тогда расскажи мне о ней. Привези ее сюда. Ты ведь знаешь, как я люблю тех, кого ты любишь.
   — Пожалуй, до этого еще не дошло, мама. Но она мне очень нравится.
   — Тогда она обязательно понравится и мне. Она ездит верхом?
   В молодости мать Дермотта была страстной любительницей верховой езды.
   — Не уверен. Она ведь из Сити.
   — Из Сити? О Боже! Тогда она наверняка очень богата.
   — Думаю, так оно и есть.
   — Впрочем, сейчас нам не нужны ее деньги, не правда ли, дорогой? Так что ты можешь любить ее просто так. Это будет прекрасно! Не то что все эти браки по расчету. — Мать внезапно погрустнела, глаза ее погасли.
   — У нее голубые глаза, как у вас, маман, — тотчас же заговорил Дермотт. — И прекрасные золотистые волосы — как у сказочной феи. В первый раз я даже принял ее за фею.
   Лицо матери сразу просветлело.
   — За сказочную фею? О, я обожаю сказки. Неужели она выглядит как королева Титания в пьесе «Сон в летнюю ночь»?
   — Гораздо лучше.
   Мать просияла:
   — Тогда тебе очень повезло, дорогой. Скорее привози ее ко мне.
   — Я должен сначала спросить, согласна ли она.
   — Да-да, конечно. Скажи ей, что у тебя лучшие скаковые лошади в Глостершире, и она обязательно приедет. Даже девушки из Сити любят лошадей. — Мать Дермотта была совершенно убеждена в том, что все на свете обожают лошадей.
   — Я непременно скажу ей об этом, маман.
 
   До самого Лондона эта мысль не выходила у него из головы, хотя до сих пор Дермотт никогда не приглашал к себе в поместье ни одну женщину. Но на сей раз — граф и сам не знал почему — ему захотелось познакомить мисс Лесли со своей матерью. Может, он просто вспомнил лучшие времена, а возможно, никакого объяснения этому желанию просто не было — мало ли загадок в подлинном мире?
   Ощущения, которые сейчас испытывал Дермотт, было трудно выразить словами, тем более что он слишком долго ограничивался исключительно скоротечными удовольствиями и теперь сомневался, сможет ли вообще распознать реальное чувство. Но в одном Дермотт был уверен: свою первую ночь с мисс Лесли он не захочет провести в борделе.
   Кроме плотского влечения, он испытывал еще нечто большее, но что именно?
   Впервые после смерти Дамаянти он с нетерпением ждал встречи с женщиной. «Впрочем, — предупредил себя Дермотт, — не следует возлагать слишком большие надежды на молодую леди, собиравшуюся хладнокровно расстаться с девственностью только затем, чтобы сохранить свое состояние».
   Возможно, толковый юрист мог бы с не меньшим успехом достичь точно такого же результата.
   По идее она должна быть холодной и расчетливой, но обладающая подобными качествами молодая особа совсем не походила на ту краснеющую молодую девушку, которую он встретил у Молли.
   Впрочем, женщины прекрасно умеют притворяться — об этом граф знал по собственному опыту.
   «Что ж, время покажет», — рассудил Дермотт. И если единственным результатом его связи с мисс Лесли будет удовлетворенная похоть, то так тому и быть. Тем не менее по прибытии в Лондон от тотчас же направил Молли записку. Мисс Лесли приглашалась к семи часам в Батерст-Хаус — лондонский дом Батерстов.
 
   Прочитав записку, Молли весьма удивилась, однако сумела скрыть свое удивление.
   — Очевидно, в собственном доме он чувствует себя уютнее, — держа в руках послание Дермотта, сообщила она Изабелле, хотя обе прекрасно знали, что в заведении миссис Крокер он проводит большую часть времени.
   — Да, конечно, — кивнула Изабелла. По мере приближения роковой даты ее волнение все возрастало. А вся последняя неделя прошла в лихорадочной активности — ее с такой тщательностью купали, массировали и умащали благовониями, словно собирались отправить в гарем к турецкому султану.
   — Вряд ли я смогу научить вас чему-то еще, — заметила Молли.
   — Вы были очень добры ко мне, миссис Крокер. — Изабелла захлопнула книгу, которую весь последний час добросовестно пыталась читать.
   — В половине седьмого Батерст пришлет свой экипаж.
   — К этому времени я буду готова, — кивнула Изабелла.
   — Мы обе говорим так, будто вы должны взойти на эшафот, — пробормотала Молли.
   Изабелла попыталась улыбнуться:
   — Ну что вы, миссис Крокер. Ведь сегодняшняя ночь обеспечит мне спокойную жизнь.
   — Я напомню себе об этом, когда стану сомневаться, — пробормотала Молли.
   — Пожалуйста, — подходя к ней, взмолилась Изабелла, — не надо переживать из-за того, что я собираюсь сделать. — Взяв Молли за руку, она ее пожала. — Я совершеннолетняя и нахожусь… в относительно здравом уме, — с улыбкой добавила она. — Я вполне способна сама нести ответственность за свои действия.
   — Тем не менее я предупрежу Батерста, чтобы он хорошо с вами обращался, если не хочет испытать на себе мой гнев.
   — Если то, что вы мне о нем рассказывали, правда, то в этом нет необходимости. Судя по всему, он самый нежный из любовников.
   — Хотелось бы верить, — пробормотала Молли, заключая Изабеллу в объятия. — И все же будьте осторожнее, дорогая, — прошептала она. — Пусть он милый и нежный, но он все равно мужчина, а я вовсе не уверена, что им можно доверять. — Слегка похлопав Изабеллу по спине, Молли отступила на шаг и дружески ей улыбнулась. — Плюньте на всю подготовку и делайте то, что вам нравится! Все же Батерст — весьма опытный человек и вполне способен сам о себе позаботиться. А вот вам, моя милая, нужна всяческая помощь.
   — Спасибо, мэм! — склонившись в реверансе, улыбнулась Изабелла. — Я буду подлинным воплощением эгоизма.
   — Вот и прекрасно, — проворчала Молли. — Сейчас Мерсер принесет бутылку вина, это успокоит ваши нервы. А я помогу вам одеться.

Глава 7

   Обычно он не нервничал. Трудно было даже себе представить, чтобы он повышал голос.
   — Боже мой, куда запропастился камердинер? Чарлз, этот галстук никуда не годится, — крикнул Дермотт. — Черт побери, о чем вы думали, когда завязывали эту штуковину?
   — Простите, милорд. — Чарлз вбежал в гардеробную с переброшенными через руку шестью новыми галстуками. — Смею надеяться, что следующий мне удастся завязать так, что вы останетесь довольны.
   Но увы, Дермотт сейчас ничем не мог быть доволен. Потом, когда хозяин наконец был одет, а Чарлз смог спуститься вниз, .он в деталях рассказал всем слугам, как одевался граф:
   — Представьте себе, он сменил три костюма; а галстук, который ему не понравился, — давил каблуками.
   — Не иначе она и в самом деле редкая птица, — присвистнул ливрейный слуга. — На этот дом он никогда не обращал особого внимания, а тут кухарка часами все готовит и готовит, и вино заказали самое лучшее…
   — И цветы! — с чувством добавила горничная. — Я никогда еще не видела столько цветов.
   — Наверняка она просто Венера, — сказал другой слуга. — Или что-то вроде троянской Елены.
   — Что ж, скоро увидим, — густым басом прогудел дворецкий. — Все по местам! — скомандовал он, критическим взглядом окинув своих подчиненных. — Через пятнадцать минут она уже должна прибыть, — И, поправив манжеты, направился к парадному входу.
 
   Стоя у окна северной гостиной с бокалом бренди, третьим по счету, Дермотт рассеянно смотрел на улицу.
   Чувствовал он себя как полководец перед боем. Сердце билось учащенно, нервы напряжены, а плечи бугрились под пиджаком — того и гляди, лопнет. Осушив последний бокал, он с облегчением почувствовал, как по телу разливается тепло — хоть одно знакомое ощущение в сплошном хаосе. Раздался бой часов, и Дермотт бросил взгляд на крылатую бронзовую богиню, попирающую ногами циферблат. Где же, черт возьми, эта мисс Лесли? Ведь уже семь.
   Неужто передумала? Иди вообще Молли все переиграла?
   А он попусту сломал привычный уклад жизни… Дермотт вдруг почувствовал пряный аромат цветов и, оглядевшись, увидел бесчисленное множество белых лилий, огромные букеты. «Как на похоронах», — подумал он.
   — Шелби! — позвал Дермотт секретаря. Тот, видимо, стоял за дверью, так как появился мгновенно.
   — Пусть горничные унесут часть этих проклятых цветов! — рявкнул Дермотт. — Они неприлично пахнут.
   — Да, сэр. Может, вы хотите встретить свою гостью в какой-то другой комнате? Если убрать вазы, запах может остаться.
   Спокойный голос Шелби напомнил Дермотту о его собственной грубости.
   — Простите, Шелби. Теперь вы видите, что я совершенно разучился ухаживать за женщинами, — перевел он все в шутку. — Нет, эта комната вполне подходит. Пожалуйста, возьмите одну из них, — сказал он, подавая секретарю большую вазу цветов, — а я вынесу другую, и тогда обстановка будет не так сильно походить на…
   — Похороны?
   — Вот именно.
 
   Они уже готовы были спуститься вниз, чтобы оставить там вазы, когда входная дверь распахнулась, и в ее проеме, как бы в раме из мрамора, показалась Изабелла.
   Дермотт пробормотал что-то невнятное.
   Она посмотрела вверх.
   Дворецкий бросил взгляд туда же и с изумлением увидел своего хозяина с вазой лилий в руках.
   — Это мне? — невинно поинтересовалась Изабелла.
   — Если хотите, — усмехнулся Дермотт. — Но предупреждаю вас — они пахнут, — сказал он, спускаясь с лестницы.
   — Я бы удивилась, если бы они не пахли. Вы не любите лилий?
   — Люблю, но когда их не так много… — Спустившись с лестницы, он с поклоном протянул ей цветы: — К вашим услугам, миледи.
   — Это приятно слышать, — сказала она вкрадчиво. Их взгляды встретились.
   — Ваше желание для меня закон, — пробормотал Дермотт.
   — Приятно вдвойне. Я с нетерпением жду вечера.
   — И я тоже, мисс Лесли. — Передав вазу Поумрою, Дермотт уверенно взялся за завязки ее плаща. Развязывая бархатную ленточку, он тихо, только ей одной, сказал: — Я очень долго ждал.
   — Молюсь, чтобы вы не были разочарованы. — Ее тон был почти игривым, и Дермотт на миг оторвал взгляд от узла.
   — Этого не случится, — прошептал он и медленно снял плащ с ее плеч, словно разворачивая дорогой подарок.
   Молодые лакеи невольно ахнули, но их вольность осталась безнаказанной, поскольку все смотрели на прелестную гостью. Белое кружевное платье Изабеллы, мягко облегая ее, подчеркивало безупречность девичьей фигуры, смелое декольте откровенно очерчивало контуры груди, а два небольших серебристых банта на плечах придавали ансамблю редкую элегантность.
   — Примите мои комплименты, мисс Лесли, — прошептал Дермотт. — От вашей красоты у всех, кажется, перехватило дыхание.
   Изабелла скромно потупила взгляд. А про себя отметила, что граф Батерст необыкновенно красив сегодня в элегантном фраке, с которым резко контрастировала безупречно белая, туго накрахмаленная рубашка, а галстук был скреплен огромным бриллиантом, несомненно индийским. От его высокой, стройной фигуры веяло мужественной силой.
   — Могу ли я предложить вам бокал шампанского? — с улыбкой спросил Дермотт.
   — Спасибо. Не откажусь, — промурлыкала она. Вознаградив ее мурлыканье еще одной улыбкой, он подал ей руку:
   — Прошу, мисс Лесли.
   Присев, она взяла его за сильное запястье, и обоих сразу, как написали бы в романе столетием позже, словно ударило током.
   Дермотт глубоко вздохнул, стараясь подавить волнение. Не хватало только демонстрировать его перед собственной прислугой! А попробуй сдержаться, если эта дрянная девчонка специально наклоняется к нему так, что ее нежная грудь едва не вываливается из платья! Надо устроить ужин, решил Дермотт. Вот оно, спасение!
   — Сейчас мы будем ужинать, — сказал он Поумрою.
   — Прямо сейчас, милорд? — Ужин был заказан на девять часов.
   — Сейчас.
   — Да, милорд. — Поумрой двинулся вперед, чтобы проводить хозяина и гостью в столовую. Шеф-повар будет рвать на себе волосы: ужин на два часа раньше! Впрочем, размышлял дворецкий, граф и его леди, кажется, настолько поглощены друг другом, что не обратят никакого внимания на то, что им подадут.
   Столовая ошеломила Изабеллу роскошью: стены обиты полированными плитами вишневого дерева, массивная серебряная посуда, на столе красного дерева выстроились в ряд хрустальные бокалы, на стенах картины в позолоченных рамах, с высокого потолка свисают двойные канделябры из русского хрусталя. Изабелла словно попала в пещеру Аладдина.
   — Вы всегда ужинаете здесь? — спросила она, слегка робея от такого великолепия.
   Дермотт ответил не сразу — он редко обедал или ужинал дома, а. если и случалось иногда, то еду ему приносили на подносе прямо в кабинет, где он разделял трапезу с Шелби.
   — Нет, — ответил он коротко. По правде говоря, он даже не мог припомнить, когда в последний раз обедал дома. — А вы хотите поужинать где-то в другом месте?
   «С тобой в постели», — все еще трепеща от его прикосновения, подумала она. Увы, этого говорить нельзя. Бесс предупреждала, что мужчины очень не любят, когда ими командуют.
   — Нет, здесь очень мило, — с самым невинным видом ответила она.
   — Бокал шампанского? — спросил Дермотт, которому отчаянно хотелось выпить бренди.
   — О, благодарю вас, с удовольствием.
   Кивком головы граф дал понять Поумрою, что пора подавать.
   — Не сесть ли нам возле окна? Впрочем, — с улыбкой добавил он, намекая на ее воздушный туалет, — вам, вероятно, совсем не жарко.
   — Что вы, мне, напротив, жарко… то есть я хочу сказать, что в комнате действительно душновато….
   «Ее смущение просто обворожительно», — подумал Дермотт. Она показалась ему очень молодой и совсем не похожей на ту, прежнюю обольстительницу.
   — Сколько вам лет? — ощутив странное беспокойство, спросил Дермотт.
   — Двадцать два.
   Вырвавшийся у него вздох облегчения вызвал у нее улыбку.
   — Я не думала, что это имеет значение.
   — Плохо уже то… Поставьте поднос, — сказал он несколько нервно, обращаясь к Поумрою, — мы сами себя обслужим. — Когда дворецкий удалился, Дермотт продолжил: — Неудобно то, что вы девственница, а уж спать с ребенком я бы и вовсе не стал. Впрочем, — усмехнулся он, — вы совсем не похожи на ребенка, мисс Лесли. Примите это как комплимент. — Он подал Изабелле бокал с шампанским.
   — Молли была уверена, что платье вам понравится, — с игривой улыбкой сказала Изабелла. — Я выгляжу достаточно соблазнительно?
   — В этом платье?.. О, несомненно! А белый цвет — это даже интересно, — пробормотал он, держа бокал возле самых губ.
   — Вероятно, это метафора, — сверкнула глазами Изабелла. — Еще одна идея Молли.
   — Она хорошо умеет оформить сцену.
   — К тому же я получила неплохую подготовку, сэр, — многозначительно заметила Изабелла. — Хотя, наверное, для вас этого недостаточно. У вас весьма серьезная репутация.
   Дермотт устроился в кресле поудобнее, взгляд его стал жестким.
   — Жаль, что вы девственница.
   — Если хотите, я могу отдать свою девственность кому-нибудь другому.
   — Нет! — отрезал он.
   — А вы можете это принять к сведению, — предложила она.
   — Не пойдет! — рыкнул он.
   — Тогда давайте перейдем реку как можно скорее.
   — У вас есть чувство юмора, мисс Лесли.
   — Как-то ночью мне пришлось наблюдать за вами.
   — Чертова кукла Молли должна была не выпускать вас из комнаты.
   — Она здесь ни при чем. Я была совершенно одна, к тому же лучше учителя, чем вы, мне просто не найти. Хотя вы тогда вели себя эгоистично. Не уверена, что леди получила удовольствие.
   — С вами я постараюсь не быть эгоистичным. — Он постепенно стал упокаиваться.
   — Молли сказала, между прочим, что я могу вести себя как настоящая эгоистка — вы сами о себе позаботитесь.
   — Что сие означает? — с ухмылкой спросил он.
   — Сие означает, что вы законченный развратник.
   — Не могу спорить.
   — Тогда позвольте задать вам вопрос: вы занимаетесь развратом, ни о чем не думая?
   — В основном да. — Он пожал плечами;
   — А я долго раздумывала, прежде чем на это решиться.
   — Не удивляйтесь, но я тоже. Как правило, — он улыбнулся, — я не занимаюсь развратом с девственницами. Так что сегодня случай уникальный.
   — И что это значит?
   — Это что, допрос? — Он весело блеснул глазами.
   — Нет, вы все-таки ответьте.
   — По правде говоря, я и сам не знаю. Не знаю, почему вы так меня очаровали.
   — Я вас очаровала?
   — Кажется, да.
   — Этим? — Она провела рукой по платью.
   — Это тоже играет роль, — с мальчишеской улыбкой ответил он.
   — А меня, — ее лицо приняло решительное выражение, — соблазняет ваша внешность.
   — Тогда нас обоих следует считать пустышками, — заключил Дермотт. Но на самом деле думал иначе. Он переспал с десятками красавиц, но ни одна из них не вызывала у него таких чувств.
   — Вы действительно хотите есть?
   — А вы? — осторожно спросил он, и его сердце на миг замерло.
   — Пока что я не хочу есть. Я слишком взволнована. — Ее голос звучал хрипловато.
   Он отставил свой бокал, выпрямился на стуле и окинул ее хищным взглядом.
   — А чем бы вы хотели заняться?
   В нерешительности она закусила губу, затем выпалила:
   — Хочу посмотреть вашу спальню! — Сердце его забилось, но Дермотт сумел подавить волнение?.
   — Конечно, — встав на ноги, почти равнодушно сказал он.
   — Только не считайте меня нахальной особой. Бесс предупреждала, что мужчины не…
   — Вы зря волнуетесь. — Подав руку, он помог ей встать со стула.
   — И все же я никак не могу успокоиться. Так нервничаю!
   Ее рука оказалась такой маленькой и теплой, что Дермотт с трудом сохранил самообладание.
   — Возьмем с собой бутылку шампанского? — Он улыбнулся. — Для укрепления ваших нервов.
   — Да-да, возьмите. Хотя я перед отъездом уже выпила у Молли — пыталась успокоиться… так что теперь боюсь опьянеть.
   — Пьянейте, сколько хотите, — великодушно разрешил он, доставая шампанское из ведерка со льдом. — Лично мне стоит пропустить бутылку-другую, и мир кажется значительно лучше.
   Едва они вышли в коридор, откуда-то из тени возник Поумрой.
   — Отложите ужин, — распорядился Дермотт. — Я позвоню, когда мы будем готовы.
   — Отлично, сэр.
   Шеф-повар теперь наверняка разрыдается.