Пополудни следующего дня Жером Клуар грохнул кулаком по крышке стола с такой силой, что чернильница подпрыгнула и расплескались чернила.
   — Теперь у этой стервы адвокат — Шарль Дудо. Чтоб этой корыстной душе пусто было!
   — Тогда ясно как божий день, кто ей нынче покровительствует, — пробормотал Филипп. Связь Дудо с семейством Дюра была широко известна. — Но они не могут заставить нас выплатить ей причитающуюся часть наследства. Во всяком случае, немедленно. Мы можем растянуть судебную процедуру на многие годы.
   Имевший юридическое образование, Филипп представлял, какие ответные шаги они могут предпринять.
   — К тому же в это дело снова втянули Клуэ, — сообщил Жером. — Будь он проклят со своим чувством справедливости и влиятельными связями.
   — Надо попытаться добиться отсрочки.
   — У Клуэ? — фыркнул Жером. — При заинтересованности в деле семейства Дюра? Сомневаюсь, что это возможно.
   — Мы потребуем и другого обвинителя.
   — Не прикидывайся таким наивным, Филипп.
   — Каждая просьба требует ответа. Это тактика проволочки. Мы совершаем маневр. Они отвечают, и так до бесконечности. — Утопая в кожаном марокканском кресле, он изобразил на лице подобие улыбки. — К тому времени когда рассмотрение дела закончится, сын Теодора вырастет.
   — Жаль, что я не разделяю твоего оптимизма, — проворчал его брат.
   — Ты слишком импульсивен. Хочешь иметь результат немедленно, — вкрадчиво заметил Филипп. — Но ведь его можно добиться и путем проволочки, не применяя силы.
   — Сила срабатывает быстрее.
   — Терпение, братец.
   — У меня его нет и никогда не было, а это слушание, позволь тебе напомнить, и так перенесли на три дня. От нас требуется немедленный ответ.
   — И мы его дадим. Попросим отсрочки, — сдержанно предложил Филипп.
   — Поступай как знаешь, — выпалил его брат, — но если твой метод не принесет нужного результата, я выкраду мальчишку. Без щенка не будет предмета тяжбы.
 
   — Что означает эта просьба об отсрочке? — поинтересовался Паша на другое утро, меряя шагами контору Шарля.
   — Ничего, кроме противодействия, — ответил Шарль. — Клуэ уже отказал им.
   — Что дальше?
   — Они снова найдут какую-нибудь причину для отсрочки. Так что переписка будет продолжаться еще день или больше, после чего ты встретишься с ними на слушании. Между прочим, Феликс нашел завещание Жерико в семейных документах в Эврё. Оно также зарегистрировано в Национальном архиве Парижа. — Шарль, очень довольный, откинулся на стуле. — Феликс весьма дотошный.
   — Является ли Крис наследником?
   — Судя по всему, в момент составления завещания Жерико был очень болен. Оно состоит из одного предложения, в котором говорится, что единственным наследником всего своего достояния он объявляет отца. Датировано оно 30 ноября 1823 года. 2 декабря его отец, в свою очередь, завещал их совместную собственность Крису. Возможно, все было обставлено таким образом из соблюдения предосторожности. Защитником интересов Криса был назначен де Вилънев.
   — Тогда почему он его не защитил?
   — Хороший вопрос. Следует спросить об этом его самого. Возможно, Клуары добрались до него первыми!.
   На данном этапе это не имеет значения, — коротко обронил Паша. — Если в завещании Крис назван наследником, он должен получить то, что ему причитается.
   — Безусловно.
   Пока в Париже до слушания дела в суде обсуждались всевозможные легальные формальности, Трикси вернулась к знакомой рутине сельской жизни. Она помогала Уиллу с новорожденными жеребятами и скаковыми лошадьми. Переняв опыт у Уилла и покойного отца, она хорошо разбиралась в коневодстве и умела обращаться с животными. Погода стояла отменная, и виды на летний урожай были великолепные. На полях трудились сезонные работники из соседних деревень. Женщины Берли-Хаус кормили наемных работников обедом, а также занимались заготовкой клубники с огорода. С тех пор как Паша привез Крису кучу подарков, игровая комната стала для мальчика неиссякаемым источником развлечений.
   Про Пашу Крис почти не спрашивал, приняв к сведению объяснения матери, что после отдыха с ними тот возвратился домой. Когда Крис интересовался, поедут ли они когда-нибудь в гости к Паше в Париж, Трикси, чтобы не разочаровать его, отвечала:
   — Когда-нибудь, возможно, и поедем.
   Она тоже скучала по Паше, хотя гнала прочь грустные мысли. Особенно ей его не хватало по ночам. Она часто заворачивалась в оставленную им полотняную рубашку, садилась у открытого окна и предавалась воспоминаниям, вдыхала его запах, все еще исходивший от мягкой ткани. Но в ее мыслях не было места ни тоске, ни печали. Он принес в ее жизнь ничем не омраченную радость.
   Ночная жизнь Парижа, как заметил Паша, как-то потускнела. После трех дней, проведенных в его обществе, это наблюдение ничуть не удивило Шарля. Паша находил их обычные пьяные сборища скучными, так же как бал-маскарад у мадам Лафон. Даже актрисы из театра «Комеди-Франсез» утомляли его. Они с Шарлем сидели в одиночестве в тихом углу «Жокей-клуба» и пили. Было четыре часа утра.
   — Город стал неинтересным и скучным, — посетовал Паша.
   — Я бы не сказал. На маскараде было довольно весело. Паша вскинул на приятеля взгляд:
   — Ты так думаешь?
   — Там собралось чертовски много народу.
   — Но что-то ни одна женщина не привлекла моего внимания.
   — Вероятно, мы слишком многих обхаживали.
   — Я совершенно с этим согласен. — Паша наполнил бокал. — Хотя актрисы «Комеди-Франсез» тоже не соответствовали своему стандарту. Все они будто слеплены по одному образцу. Маленькие, надушенные и вызывающие.
   Шарль вскинул брови. Этих качеств прежде хватало, чтобы возбудить Пашин интерес.
   — Не смотри на меня так. Ты же знаешь, что я прав.
   — Они показались тебе недостаточно белокурыми? — удивился Шарль.
   — По правде говоря, нет.
   — Ты стал неравнодушен к блондинкам? — осведомился Шарль.
   — Не слишком тонкий намек наледи Гросвенор, я полагаю?
   — Сегодня ты, похоже, недоволен обычным контингентом. Это как-то не вяжется со свойственной тебе тактикой выжженной земли, которой ты придерживаешься с женщинами. Я что-то не припомню, чтобы ты воротил нос, вместо того чтобы воспользоваться тем, что тебе предлагают.
   — Ты явно перегибаешь палку, Шарль, — бросил Паша, прищурившись. — У меня нет романтических пристрастий. И покончим с этим.
   — Но твоя Трикси не казалась тебе банальной. Притяжательное местоимение, употребленное Шарлем, заставило Пашу сильнее стиснуть бокал, но он спокойно ответил:
   — Нет, она не была банальной.
   — Скучать по ней не возбраняется. Это совершенно нормально.
   Сделав глубокий вдох, Паша разжал пальцы.
   — Но не для меня, — пробормотал он, опрокинув содержимое бокала в рот.
   — Напиши ей.
   Паша впился в Шарля пронзительным взглядом:
   — О чем?
   — О том, что скучаешь по ней, что Париж без нее утратил свое очарование. Что тебе понравилось у нее гостить. Ну и все в таком духе.
   — Очень смешно, — язвительно буркнул Паша и поставил бокал. — Мне ей нечего предложить. И ты это знаешь.
   — Возможно, ей ничего от тебя и не нужно.
   — Им всем что-то нужно, — тихо произнес Паша.
   — Это цинично.
   — Скорее правда.
   — Рано или поздно тебе все равно придется кого-нибудь себе найти.
   Паша наморщил лоб.
   — Рано или поздно — растяжимое понятие, мой друг. Я что-то не заметил, чтобы ты подыскивал женщин для брачного ложа.
   — Да, но я не чувствую себя несчастным жаркой парижской ночью.
   — Я тоже, — возразил Паша.
   — Но ты был более веселым, когда проиграл на скачках двадцать тысяч.
   — У меня забот полон рот.
   — Раньше это не мешало тебе заниматься любовью. Паша улыбнулся:
   — Хочешь сказать, что, если сегодня я заманю какую-нибудь красотку в постель, ты перестанешь меня пилить?
   Шарль усмехнулся:
   — Возможно. Но сначала расскажи о ней. К сожалению, Жан-Поль не сумел ее описать. Ему показалось, что она вроде блондинка.
   — У нее золотистые волосы, как цветок подсолнуха под яркими лучами полуденного солнца, — тихо промолвил Паша. — Это точнее.
   — А почему ты пробыл у нее так долго?
   — Она заставляла меня смеяться. И даже однажды плакать. Можешь себе представить? Смотри не поперхнись, — сказал Паша, расплывшись в улыбке. — Я сам был ошеломлен.
   — Не могу поверить. Обкурился гашиша, наверное?
   — Только не в Кенте, Шарль. С заходом солнца там все отправляются спать.
   — Не то что в Париже.
   — О да, — подтвердил он тихо. — Но ее отец приберег сказочный сорт ирландского виски, который добавил очарования моим вечерам. Ради этого одного стоит вернуться.
   — Захвати меня с собой, когда поедешь, — попросил Шарль.
   Паша замер.
   — Я не говорил, что собираюсь туда вернуться.
   — Я только высказал идею, — уточнил Шарль. — На дерби Эпсома, например?
   — Если не уеду в Грецию.
   — Тебе нет нужды туда соваться. Гильемо всех поставил на уши.
   — Я поеду, Шарль. Не останусь ради Трикси Гросвенор. Да и ради любой женщины. В свои двадцать пять.
   — В таком случае баронесса Ласель просила передать, что сегодня она дома.
   — Сейчас четыре часа утра, — напомнил ему Паша.
   — Она сказала своим соблазнительным контральто, что для тебя ее дом всегда открыт. Я ответил, что мы подумаем на эту тему.
   — Мы? — Паша улыбнулся.
   — Она получила большое удовольствие в тот последний раз, когда мы были у нее. — Шарль устремил взгляд к зашторенному окну, выходившему на улицу. — Здесь недалеко, можно дойти пешком.
   Паша посмотрел на настенные часы, пытаясь сосредоточиться.
   — Во сколько нам нужно быть на слушании?
   — В десять.
   — И для встречи с Клуарами ты полностью готов?
   — А чего там готовиться? Феликс нашел завещание. Клуэ достаточно на них взглянуть, чтобы заставить расплатиться.
   — В таком случае до девяти у нас есть время.
   — Пять часов бесконечного очарования Каролин.
   — Возможно, я только посмотрю, — сказал Паша.
   — Возможно, сегодня утром не взойдет солнце.
   — Ты настаиваешь?
   — Хочу, чтобы ты перестал хандрить.
   — Я не хандрю.
   — Ну, что тогда? — вкрадчиво поинтересовался Шарль. Положив ладони на подлокотники, Паша после минутного колебания поднялся.
   — Ей придется как следует постараться, чтобы меня развеселить.
   В будуар баронессы их проводил высокий, крупного телосложения лакей. Страсть баронессы к рослым мужчинам, включая слуг, была хорошо известна.
   — Шарль! Паша! Проходите, — помахала она им с кушетки. В кружевах и оборках розового муслинового пеньюара она выглядела восхитительно женственной. — Клод, принесите нам шампанского. — Переведя взгляд с лакея на гостей, она спросила: — Может, хотите перекусить?
   Шарль отказался за них обоих.
   — Тогда идемте, я вам покажу свою новую книгу для постели. — Баронесса была маленькой, надушенной и вызывающей, полностью соответствуя типу женщин, пользовавшихся большой популярностью в высшем обществе. И к тому же бледной, как изморозь, блондинкой. — Пуша только сегодня мне ее доставил. Иллюстрации просто замечательные. — Теперь, когда ее престарелый муж наконец отошел в мир иной, бездетная вдова Каролин Лассель наверстывала упущенное. — Вы вечером не приехали, и я подумала, что вас переманила герцогиня Каталания.
   — Паша хотел выпить. Мы были в «Жокей-клубе», — отозвался Шарль, направляясь к баронессе по розовому ковру.
   — Весьма удобное оправдание, — ответила она весело. — Но ты выглядишь очень мрачным, милый Паша, — заметила она лукаво. Ее брови слегка приподнялись, и она надула розовые губки. — Говорят, ты влюбился.
   Паша застыл на полпути, будто его ударили, и смерил баронессу ледяным взглядом.
   — Ну и стерва же ты, Каролин. — Его голос, скорее шепот, прозвучал бесстрастно.
   — Перестань, Паша. Это не смертный грех, — промурлыкала она. — Влюбляться не возбраняется.
   — Если ты ищешь кого-то, кто мог бы тебя сегодня высечь, — вкрадчиво сказал Паша, взяв себя в руки, — то я готов оказать тебе эту услугу.
   Он двинулся к большому креслу, специально сделанному для него по ее заказу.
   — Если не хочешь говорить о прелестной англичанке, которую ты спас, — проворковала она, — так и скажи.
   — Не хочу. Так же как ты не хочешь вспоминать о своем муже.
   Ее веселость испарилась.
   — Один ноль, дорогой, — спокойно произнесла она. — Поговорим о более приятных вещах.
   Выйдя замуж в возрасте шестнадцати лет за престарелого развратника и повесу, пережившего двух жен и имевшего внуков старше ее по возрасту, последние восемь лет жизни Каролин практически не видела радости.
   — Паша отправляется на короткий срок в Грецию, чтобы позаботиться об освобождении Гюстава, — вставил Шарль, меняя тему беседы.
   — Бедный Гюстав, — отозвалась Каролин сочувственно. — Ты можешь его спасти?
   — Я — нет, а вот Шарль может, — ответил Паша, опускаясь в мягкое кресло, обитое розовой кожей.
   — А ты тем временем перестреляешь турков и освободишь Грецию, — заметила она с улыбкой.
   — Твои бы слова да Богу в уши. Сколько турок ни перестреляешь, султан пришлет им на смену новых. У тебя коньяка, похоже, нет.
   Разочарованный, Паша недовольно вытянулся. Но его угрюмость только усиливала его чувственную притягательность. В своем вечернем облачении он выглядел невероятно элегантным. Его бриллиантовые запонки завораживающе поблескивали, когда, сменив положение, он с крестил ноги.
   — Клод принесет коньяк. Хочешь, я тебе почитаю? — Каролин взяла в руки маленький, обитый бархатом томик. — Нам всем нужно отвлечься.
   Паша не ответил, сосредоточив взгляд на мысках вечерних туфель, но Шарль противиться не стал, и Каролин начала историю о молодом человеке, которого обучала искусству любви наложница его отца.
   Когда вошел лакей с шампанским, она на минуту прервалась и велела ему принести для Паши коньяк. Как только бокалы были наполнены и слуга удалился, она продолжила чтение.
   Шарль, сидевший ближе к баронессе, видел непристойные иллюстрации и делал время от времени соответствующие комментарии, привлекавшие внимание Паши. Но когда принесли бутылку коньяка, Паша замкнулся в себе. К концу первого приключения в постельной книге Каролин сбросила с себя пеньюар, оставшись в соблазнительно облегающем корсете из розового атласа с кружевной оторочкой, простой черной сорочке и черных шелковых чулках. В ее голосе появилась сладострастная хрипотца.
   Дойдя до эпизода, где молодому человеку делали фелляцию, она закрыла книгу.
   — Пока достаточно, — проворковала Каролин. — Я предпочитаю реальность этим цветным картинкам. Можно ли мне взглянуть, что в моих силах сделать, чтобы заинтересовать ваших восхитительных молодцов?
   Ее пламенеющий взгляд блуждал по чреслам мужчин.
   — Можно ли отказаться от столь соблазнительного предложения, — тихо ответил Шарль.
   — Ты не заснул, Паша? Или нам с Шарлем продолжать без тебя?
   Паша вскинул голову:
   — Я подожду.
   Шарль и баронесса обменялись взглядами, но Паша уже закрыл глаза. Его мысли были далеко от затянутого в шелк будуара.
   Вскоре он отставил свой бокал и поднялся. Он не мог не заметить, что пара переместилась на кровать и занялась любовью. Эта сцена не вызвала у Паши никакой реакции. Его темные глаза остались бесстрастными. Не произнеся ни слова, он повернулся и вышел из комнаты.
   Когда он покидал дом, взошло солнце. Равнодушный покой рассвета перекликался с пустотой, которую он ощущал внутри. Он вспомнил рассветы в Берли-Хаус. Солнечный свет, проникавший в окна второго этажа, золотил маленькую комнатку Трикси, покрывая ее мерцающими бликами. Но величественная краса солнца меркла в сиянии ее утренней улыбки.
   Он скучал по ней.
   Хоть не должен был скучать.
   Потому что никогда не скучал ни по одной женщине.
   Только ее улыбка и ее голос могли излечить его от изнуряющего чувства утраты. Но это лекарство повлечет за собой брак. А он не может пожертвовать своей независимостью.
   Слава Богу, он скоро отправится в Грецию.

Глава 7

   Слушание прошло быстро, слишком быстро. Клуэ рассвирепел, когда открылись обстоятельства сокрытия завещания.
   — Господа Клуары, либо ваш юный племянник получит свое наследство, либо вы сядете в тюрьму. — Бросив гневный взгляд в сторону адвоката Клуаров, который попытался что-то сказать, Клуэ продолжил: — И если эти условия не будут немедленно выполнены, я наложу на все весьма ощутимый штраф. Суд выносит решение в пользу истца. Дело закончено. Всего хорошего, джентльмены.
   Жером Клуар выскочил из зала заседаний как ошпаренный. Филипп бежал сзади, едва поспевая за братом.
   — Мы сегодня же уезжаем в Англию, — прорычал рослый мужчина. — Мальчишка исчезнет, а этот Клуэ может удавиться.
   — Не уверен, что это разумно, — возразил Филипп.
   — А я твоего совета не спрашивал, — проворчал Жером. — Оставайся здесь. Если у тебя поджилки трясутся, я предпочту, чтобы ты не ехал.
   — Это всего лишь деньги. Они не стоят жизни.
   — Это очень большие деньги. Мальчишка просто исчезнет. И если некоторое время спустя он отдаст концы в одном из приютов, нас никто не заподозрит.
   — Детский приют — это уже лучше, — вздохнул Филипп с некоторым облегчением. Детей в приютах было не счесть, и в обществе на это смотрели сквозь пальцы. Произвести на свет незаконнорожденного ребенка представлялось куда более страшным грехом, чем безжалостно бросить его на произвол судьбы и обречь на верную смерть. — А как же мать? Наверняка Дюра за нее заступятся.
   — Гросвеноры о ней позаботятся. Мне все равно, что они с ней сделают. Главное — выкрасть мальчишку.
 
   Два дня спустя, в то самое утро, когда Паша отплыл из Марселя в греческий порт Навплион, в дом Трикси пришли несколько мужчин. Гарри Гросвенор привел с собой судебного пристава и еще двух человек. Один из незнакомцев был высокий, устрашающего вида, второй — пухлый и бесформенный, как пудинг, с бегающими глазками.
   — Скажи своей хозяйке, что мы хотим ее видеть, — сказал Орди извиняющимся тоном судебный пристав Прайн.
   — Да поторопись! — грубо добавил Гарри Гросвенор, протискиваясь мимо миссис Орд в коридор.
   Следом за Гарри в прихожую ввалился высокий мужчина.
   — Я получил приказ, миссис Орд, — пробормотал пристав и показал экономке какой-то документ. — От судьи Бенсона. — От смущения лицо его покрылось краской. — Вам лучше найти леди Гросвенор.
   У миссис Орд екнуло сердце, и она отступила назад. Судья Бенсон был хорошо известен своей жестокостью. В прошлом году он отправил на виселицу двух браконьеров, несмотря на то что те охотились, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи. Он также выступал в защиту использования дворянами капканов, хотя борьба против этих устройств принимала в парламенте все более широкий размах.
   Оставив визитеров в холле, миссис Орд поспешила предупредить Трикси. Войдя в детскую, где Трикси и Крис вместе читали, она объявила:
   — Это лорд Гросвенор, с Арчи на этот раз. Я почитаю Крису, пока вы с ними поговорите.
   Но, несмотря на попытки экономки скрыть от Криса страх, по выражению ее лица можно было догадаться, что она испугана.
   — Их только двое? — справилась Трикси, стараясь не выдать своего волнения.
   — Четверо. Как жаль, что мистер Паша уехал.
   Он не может здесь вечно находиться, чтобы ограждать меня всю жизнь от нежданных гостей, — промолвила Трикси сдержанно, не желая пугать сына. — Я скоро вернусь, Крис. Покажи Орди, как хорошо умеешь читать рассказ о средневековых рыцарях из твоей новой книжки.
   — К двенадцати годам они уже умели драться, Орди, — сообщил мальчик экономке. — Ты посмотри на эти мечи! Такой меч можно было поднять только двумя руками!
   Обрадовавшись, что Крис не заметил встревоженного состояния Орди, Трикси оставила их в детской. Призвав на помощь все свое мужество, она расправила плечи, придала лицу бесстрастное выражение и спустилась в холл, где ее ждали четверо визитеров.
   — Мы пришли за мальчиком, — объявил Гарри Гросвенор.
   В его глазах полыхала звериная злоба, как и в глазах Жерома и Филиппа Клуаров, стоявших рядом с ним.
   Трикси остановилась на ступеньках и с такой силой сжала перила, что у нее побелели костяшки пальцев.
   — Он мой. Вы не можете его забрать.
   Громкий стук сердца гулким эхом отзывался у нее в ушах.
   — Клуары приехали, чтобы заявить на мальчика свои права, — возразил Гарри с нескрываемым триумфом в голосе.
   — У меня есть адвокат. Я буду бороться.
   — Судья Бенсон подписал распоряжение. Приведи мальчишку, — сказал Гарри свирепо, — или мы пойдем за ним сами.
   На секунду Трикси показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Разве закон может быть таким жестоким?
   — Ему всего четыре года.
   — Приведи его, — приказал Жером.
   Холодность его тона шокировала Трикси, вызвав свежий прилив адреналина в крови. Мысль ее лихорадочно работала. Она обдумывала различные варианты развития ситуации.
   — Как, скажите на милость, вы можете увести его из его же дома? Не могу поверить, что это возможно.
   — Объясните ей, Прайн, — велел Гарри Гросвенор.
   — Прошу прощения, мэм, — промолвил Арчи с притворным сожалением, — но я должен проследить за исполнением распоряжения судьи.
   Чтобы снова обрести способность говорить, Трикси пришлось сделать несколько глубоких вдохов. При мысли о том, что может случиться с ее сыном, ее переполнил ужас.
   — Куда вы собираетесь его везти, Арчи?
   — В Дувр, мэм, чтобы доставить во Францию.
   — Я поеду с вами.
   Ей требовалось время подумать, время, чтобы найти выход из этого страшного кошмара.
   — Об этом не может быть и речи, — рявкнул Жером Клуар.
   — Тогда позвольте мне проводить Кристофера хотя бы до Дувра, — взмолилась она. — В противном случае он не будет вести себя спокойно. Вы же не захотите стать объектом внимания и осуждающих взглядов, когда потащите за собой на пассажирское судно кричащего маленького мальчика, — сказала она. — Если же я буду рядом, все пройдет без шума.
   — Пожалуй, это хорошая идея, — заметил Филипп. — А на борту мы позаботимся о том, чтобы у нас была отдельная каюта.
   Пока Жером Клуар раздумывал, Трикси истово молилась, чтобы тот согласился. Ей требовалось время. Даже за час пути до Дувра она что-нибудь придумает, найдет способ сбежать.
   — Плачущий мальчик привлечет внимание, — согласился Гарри Гросвенор, больше всего заинтересованный в том, чтобы вывезти Кристофера из Англии. Для этого все средства хороши. — Позвольте женщине поехать со своим отродьем.
   За многие годы службы Арчи Прайну не раз доводилось выполнять неприятные поручения; бейлиф обязан следовать букве закона, даже если закон кажется несправедливым. Но видеть разрывающее душу горе маленького мальчика, разлученного с матерью столь жестокосердными людьми, как эти, было выше его сил. Все это заставило его подвергнуть сомнению законность совершаемых действий.
   — Очень хорошо, — пробурчал Жером. — Если ты сумеешь заставить щенка молчать. Даю тебе десять минут на сборы.
   — Спасибо, — пролепетала Трикси. Каждая отпущенная ей минута могла стать решающей в спасении сына. — Мы быстро соберемся.
   — Ступай с ней, Арчи, — велел Гарри. — Только не вздумай нас провести, — предупредил он Трикси.
   — Не волнуйтесь, сэр, — ответила она с наигранной покорностью, мысленно прослеживая маршрут из Берли-Хаус в Дувр: две почтовые станции, спуск по крутому склону, многочисленные доки и конторы, улицы, ведущие из гавани в город.
   Увидев, что Арчи поднимется по ступенькам, она повернулась, чтобы идти за сыном. В коридоре второго этажа она остановилась, поджидая бейлифа. Трикси надеялась, что он ей чем-нибудь поможет.
   — Очень сожалею, — пробормотал Арчи, понизив голос. — Это банда головорезов.
   — А судья Бенсон понимает, что Крису всего четыре года? — спросила она. При мысли о том, как испугается Крис, у нее разрывалось сердце.
   — Его это не касается, мэм, — ответил Арчи, поравнявшись с ней в коридоре. — У него сердце из камня.
   — У вас есть дети, Арчи. Что бы вы сделали?
   — Я бы хотел вам помочь, леди Гросвенор, но он тут же найдет способ со мной расправиться.
   — А если бы вы при этом не присутствовали, — не унималась Трикси, наблюдая за сменой эмоций на лице пристава. — Станут ли они и тогда вас обвинять?
   — Полагаю, нет, хотя с ними лучше не связываться. Они настоящие подонки, жестокие и опасные. А тот высокий — сущий дьявол.
   — У кого-нибудь из них есть оружие?
   — Только у меня, мэм.
   Трикси улыбнулась. Впервые с того момента, как узнала об их визите.
   — Я сама очень хорошо стреляю.
   — Я знал вашего батюшку. И уверен, что он научил вас отлично владеть оружием. Но не стоит никого убивать, мэм. В противном случае у вас появятся еще большие проблемы. И я ничего не хочу знать, ваша милость, потому что мне придется клясться в суде на Библии.
   — Мне только нужно, Арчи, чтобы вы, когда я буду упаковывать вещи, смотрели в другую сторону.
   — Насколько мне помнится, они попросили меня пойти с вами. Других распоряжений, если не ошибаюсь, не было.
   — Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь из них могло прийти в голову, что леди возьмет с собой в дорогу целый арсенал.