— Скажи ему, Гарри, что он не смеет так обращаться с нами, — запальчиво обратилась Сесилия к брату. — Скажи ему, что мы — Гросвеноры!
   — Да кем бы вы ни были, мне на вас наплевать! — проревел Паша. Сабля его отца заставляла трепетать императоров, а смелость передалась ему по наследству. — Я требую, чтобы вы оставили леди Гросвенор и ее сына в покое.
   «Как может Паша спасти меня от них?» — подумала Трикси. Его рыцарское благородство ее очаровало, но она ясно сознавала, что у нее он надолго не задержится.
   — Ты об этом пожалеешь, — пробурчал Гарри Гросвенор. сверля Трикси взглядом. — Помяни мое слово.
   Паша угрожающе двинулся на непрошеных гостей и в считанные шаги преодолел разделявшее их расстояние. Схватив Гарри за грудки, он, как пушинку, оторвал его от пола, поднял до уровня своих глаз и чуть слышно прошептал:
   — Сейчас же извинитесь перед леди.
   Гарри Гросвенор мешкал, беспомощно водя глазами из стороны в сторону, словно искал подмогу.
   — Никто тебя не спасет. Мне не составит труда свернут!
   твою хлипкую шею, — вкрадчиво заметил Паша. — А теперь извиняйся, да с чувством.
   Он повернул Гарри лицом к Трикси и повелительно кивнул.
   — Прошу прощения, — промямлил тот. Паша резко его встряхнул:
   — Громче. Леди тебя не слышит.
   — Прошу прощения, — прохрипел Гарри, побагровев. Фрак и ворот рубашки плотной удавкой охватывали шею.
   — Это все, на что ты способен? — справился Паша, склонив голову набок.
   — Прости меня! — задыхаясь, выкрикнул Гарри.
   — Вот так-то лучше, — обронил Паша, с брезгливостью выпустив Гарри из рук. — А теперь живо убирайтесь отсюда.
   Хватая ртом воздух, Гарри поднялся с пола и, пошатываясь, двинулся к выходу. Колыхая юбками и полями шляп, сестры торопливо засеменили следом.
   — Тебе не нужно было этого делать, но все равно спасибо, — сказала Трикси и широко улыбнулась, заново переживая в памяти восхитительную сцену мщения. Гросвеноров следовало проучить давным-давно. — Этот момент я никогда не забуду.
   — Чтобы они к тебе больше не приставали, одних моих угроз мало.
   Паша подошел к окну и молча наблюдал, как Гросвеноры садятся в экипаж.
   — Вероятно, — согласилась она, подойдя к нему. — Но позволь мне насладиться хотя бы тем, что имею. Ты был неотразим.
   — Что нужно, чтобы они оставили тебя в покое?
   — От страха и правда пользы мало. — Трикси улыбнулась Паше, но ее улыбка тут же погасла, когда она вспомнила, что на самом деле стоит за всем этим. — Крис всегда будет для них головной болью.
   — У них есть деньги? Это из-за них они так рьяно бьются?
   Не слишком много. Они — представители младшей ветви семьи и по лондонским меркам обладают достаточно скромным богатством. Но боятся потерять даже малость. Хотя я давно заверила их, что мне от них ничего не нужно.
   — Но ведь ты нуждаешься в средствах.
   — Мои проблемы не должны тебя волновать, Паша, — спокойно сказала Трикси. — Со мной все в порядке. Мы можем прожить и на то содержание, что мне оставил отец. Пусть это тебя не заботит. Ты на отдыхе. По правде говоря, я тоже на отдыхе, если мне не изменяет память. Пусть Гросвеноры катятся ко всем чертям, — закончила Трикси с улыбкой. — Ты готов снова играть с котятами? Крис, должно быть, заждался.
   — Конечно.
   Сдвинув брови, Трикси задержала взгляд на его лице. — Что?
   — Ничего.
   — Мне знаком этот взгляд.
   — Какой еще взгляд? — Паша с притворным удивлением уставился на нее.
   — Взгляд из-под соблазнительно длинных ресниц, в котором светится неприкрытое желание. Знаешь, из-за таких ресниц женщины готовы на все.
   Его роскошные ресницы дрогнули.
   Трикси вскинула голову и широко улыбнулась:
   — Значит, я не ошиблась?
   — Тебе виднее.
   — После котят, — прошептала она.
   Паша обворожительно улыбнулся, лишь слегка изогнув уголки рта, опаляя ее жаром полыхавшего в нем скрытого огня.
   — И тогда я получу собственную сладкую киску, — прошептал он.
   Они еще находились в зале для игр, когда прибыл курьер от Пашиного адвоката, нарушив все их планы. Паша на некоторое время закрылся с ним в библиотеке. Выйдя оттуда, он нашел Трикси на кухне и сообщил, что получил последнюю информацию о состоянии Гюстава.
   — Как он? — справилась она, пытливо глядя на Пашу, стоявшего в дверном проеме.
   — Как и следовало ожидать, — сказал он осторожно, чтобы не выдать эмоций, но Трикси тотчас обо всем догадалась.
   — Ты уезжаешь? — спросила она.
   Паша покачал головой, но вид у него был расстроенный.
   — Не можешь ли ты сказать Орди, чтобы она приготовила для курьера комнату, а потом принесла нам в библиотеку поесть. Можешь к нам присоединиться, — предложил Паша великодушно. — Я не думал, что это займет столько времени.
   Отдав необходимые распоряжения экономке, Трикси с подносом направилась в библиотеку, где застала мужчин за оживленной беседой. Перед ними лежала развернутая карта.
   — Жан-Поль просвещает меня насчет последних событий в Греции, — пояснил Паша, после того как представил Трикси молодого человека, оказавшегося помощником Шарля, что, в свою очередь, свидетельствовало о серьезности его миссии.
   Пока Жан-Поль поглощал обед, Паша перевел разговор на более безобидную тему, а затем проводил молодого человека наверх, в отведенные ему покои. Гонец не спал два дня и нуждался в отдыхе.
   — Ты ничего не хочешь мне сказать? — осведомилась Трикси, когда Паша снова спустился в библиотеку.
   Он сел, вытянув ноги, и уставился на блестящие мысы отполированных сапог.
   — Что ты хочешь узнать?
   — Вряд ли этот человек проделал столь длинный путь, чтобы просветить тебя относительно последних событий.
   Паша пожал плечами:
   — Дело в том, что от нас в данном случае мало что зависит.
   — Все равно расскажи.
   — Густава перевели в» тюрьму в Превезе, — нехотя промолвил Паша.
   — Значит ли это, что теперь будет сложнее его освободить?
   Паша вздохнул и нервно пробежал пальцами по своим густым волосам.
   — В тамошних казематах свирепствует лихорадка. Шарль пытается его перевести в другое место. Но наша информация к тому моменту, когда мы ее получили, уже была десятидневной давности. Черт, — выругался он. — Одному Господу известно, жив ли он.
   — Шарлю понадобилась твоя помощь?
   — Нет, — пробормотал Паша. — Он может сделать не меньше, чем я. Возможно, даже больше. С его-то дипломатическими связями. Он просто поставил меня в известность.
   Остаток дня и вечер Паша провел в беспокойстве. В девять вечера, когда Жан-Поль проснулся, он снова заперся с ним в библиотеке. К Трикси в постель он пришел только в два часа ночи.
   — Неужели все это только из-за Постава? — удивилась Трикси, отодвинувшись, когда Паша лег.
   Паша нежно ее поцеловал и повернулся на спину, положив руки под голову. Он лежал, уставившись в потолок, думая о том, что услышал от Жан-Поля.
   — Турки снова пошли в наступление, — взволнованно произнес он. — С февраля они высадили в Греции тридцать тысяч солдат. Две недели назад пал Модон. Теперь очередь Неокастрона.
   — Ты считаешь, что должен вмешаться?
   Трикси понимала его. Борьба Греции за освобождение занимала умы всей Европы.
   — Там много моих друзей, — тихо ответил Паша.
   — Ты ведь собирался туда вернуться до той ночи у Ланжелье.
   — Да.
   Вопрос был решен, оставалось лишь определиться со временем. Он давно бы уехал, если бы не прекрасная Трикси Гросвенор.
   — А я тебя держу.
   Он улыбнулся ей:
   — Я сам себя держу.
   — Ты знаешь, я хочу, чтобы ты остался со мной навсегда.
   — Я тоже этого хочу.
   — Если бы не реальность…
   В знак согласия он слегка опустил ресницы.
   — Если бы не эта досадная проблема.
   — Я буду вспоминать об этих днях с большой радостью. Когда состарюсь, стану седой и…
   — Замолчи.
   Он приложил к ее губам палец, не желая думать о будущем, о завтрашнем дне и всех последующих, когда ее не будет рядом.
   — Поцелуй меня, — тихо попросила она. — И обними. Она уговаривала его не думать о завтрашнем дне. Наслаждаться данным моментом.
   — Ты самое лучшее, что есть у меня в жизни, — прошептал он.
   — Я чертовски хороша собой, — с вызовом произнесла Трикси, покусывая ему губы.
   Он хмыкнул.
   — И невероятно скромная, — пошутил он.
   Так был найден верный тон. Она не хотела ни слез, ни печали. Этого ей хватало в жизни. Пусть Паша сохранит о ней восхитительные, полные радости воспоминания. Они занимались любовью с особой нежностью, осознав неизбежность близкой разлуки. Она хотела запомнить все свои ощущения и эмоции, звук его голоса, его поцелуи, пронизанный истомой накал страстей.
   Он никогда не думал, что расставание с женщиной способно вызвать у него такую грусть, пытаясь проанализировать чувства, которые питал к ней. Трикси, несомненно, красива, но женщины, которых он знал до нее, тоже были достаточно привлекательны. Но ни одна из них не вызывала у Паши такого восторга. И дело было вовсе не в ее физическом совершенстве. Он сам не знал, в чем. Но долг перед друзьями, сражавшимися в Греции, превыше всего. Он и без того пробыл здесь гораздо дольше, чем намеревался.
   Однако эмоции с трудом поддаются логике. Трикси уснула, но он продолжал сжимать ее в объятиях. Той ночью, когда он лежал без сна, слово «женитьба» впервые вошло в его сознание. Исходивший от нее аромат щекотал ноздри, оп чувствовал тепло ее тела. Возможность сохранить ее для себя представлялась заманчивой. Однако неприязнь к брачным узам заставила его отбросить эту идею.
   Он разбудил Трикси поцелуями, чтобы отвлечь себя от горести расставания и напомнить им обоим о восхитительном наслаждении, которое они дарили друг другу.

Глава 6

   Жан-Поль уехал поутру с посланием для Шарля и еще одним для адвоката Паши в Лондоне, куда собирался завернуть по пути в Дувр. Курьер вовремя успел в город, чтобы поговорить с мистером Вулкоттом, пока тот не закрыл контору. Доставленное сообщение было кратким и весьма кстати.
   — Так много? — удивился Томас Вулкотт, прочитав записку.
   — В первых числах каждого месяца, — объявил Жан-Поль. — В мелких купюрах. Что касается Гросвеноров, мистер Дюра просит вас проследить, чтобы премьер-министр получил его послание. Вероятно, его отец и лорд Ливерпуль — друзья. Он хочет, чтобы меры, направленные на пресечение нападок Гросвеноров на леди Гросвенор, не вызвали шума и чтобы она не догадалась о его вмешательстве.
   — Член парламента… — пробубнил Вулкотт, выпяти»
   нижнюю губу. — Не уверен, что у меня будет возможность проникнуть к нему.
   — Паша сказал, чтобы вы сослались на графиню Воллетски из Венского конгресса. Очаровательная женщина. Он полагает, что граф поймет.
   — У леди Гросвенор могущественный покровитель, — задумчиво произнес адвокат.
   — Очень опасный, — поправил его Жан-Поль. — Гросвенорам следует популярно растолковать этот факт.
   Вулкотт вот уже десять лет занимался делами Дюра в Англии. Опытный и компетентный, он получал за это хорошие деньги.
   — Популярно, — согласился он, кивая.
   — В таком случае позвольте мне откланяться. — Жан-Поль поднялся и взял со стола свои перчатки. — События в Греции вынуждают торопиться. Я должен немедленно ехать в Дувр.
   — Как долго Паша пробудет в Кенте? Жан-Поль покачал головой.
   — День или два. От силы три. Ему тяжело покинуть леди. — Курьер пожал плечами в знак признания женских чар, и уголки его губ изогнулись в полуулыбке.
   Она знала, что после отъезда Жан-Поля у них остается совсем мало времени. Паша переменился. За внешней легкостью природного обаяния чувствовалось напряжение. Теперь в разговоре он предпочитал использовать преимущественно настоящее время. Много внимания уделял Крису. Паша и Уилл о чем-то часто шептались.
   Два дня спустя, когда Трикси стояла в пеньюаре у туалетного столика, Паша подошел к ней. Несмотря на ранний утренний час, он уже был одет.
   — Сегодня я уезжаю, — сообщил он, обняв ее за талию. — Мне очень жаль.
   Склонив темноволосую голову, он поцеловал ее в щеку. Она прильнула к нему, и он еще крепче прижал ее к себе. Никакие слова не могли выразить испытываемые ими чувства.
   — Спасибо за все, — поблагодарила она и закрыла глаза, боясь расплакаться.
   — Мне пора. Уилл некоторое время подержит моих лошадей, прежде чем отправить их в Париж. Не возражаешь?
   — Разумеется, нет.
   Паша повернул ее к себе и взял ее руки в свои.
   — Я не знаю слов прощания и сейчас сожалею об этом.
   — Я ненавижу эти слова, — прошептала Трикси.
   — Тогда я скажу тебе аи revoir[5].
   — Согласна. — Трикси подумала, что у него просто талант обходить острые углы.
   Как же легко и галантно у него все получается, словно они расстаются после совместно проведенного вечера, чтобы завтра снова встретиться за чаем.
   — Я оставил на твоем письменном столе адреса, где меня можно найти. Свой, родительский, Шарля. Если тебе что-либо понадобится, дай мне знать, — пробормотал он, не сводя с нее глаз.
   — Спасибо.
   Трикси на мгновение задумалась, были ли эти слова искренними или являлись неотъемлемой частью его безукоризненных манер.
   Под влиянием чувств, которых не понимал, Паша боялся впасть в слезливую сентиментальность.
   — Уилл и Крис собираются проводить меня до развилки, — сказал он с деланным спокойствием. — Не хочешь к ним присоединиться?
   — Нет, не могу, — прошептала она. В ее глазах отразилось страдание.
   — Боже! — Он с такой силой стиснул ее и привлек к себе, что Трикси стало больно. — Мне пора, — чуть слышно произнес он, охваченный грустью. В следующий миг он разомкнул объятия и отпустил ее. — Прощай, — бросил он по-французски и, повернувшись, вышел из комнаты.
   Она слышала звук его торопливых шагов в коридоре за тем на лестнице. Хлопнула входная дверь. Подбежав к окну Трикси прижала лицо к стеклу и увидела его.
   Несколько мгновений спустя он уже сидел верхом на своем новом длинноногом вороном скакуне. Конь нетерпеливо перебирал ногами. Крис провожал Пашу верхом на Петунии, и Трикси видела, что оба они весело смеются.
   Паша и Крис скакали впереди, Уилл замыкал процессию. Трикси смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду. Тогда она отошла от окна и дала волю слезам.
   Она не испытывала такого чувства потери, даже когда рассталась с Тео, отцом Криса. Тео всегда отличался свободолюбием, неукротимостью. Трикси понимала, что ни одна женщина не сможет завоевать его сердце. Когда он приехал в Англию купить скаковых лошадей, которых собирался рисовать и писать маслом, он и сам был горячим и резвым, как его рысаки. И Трикси пала жертвой его обаяния. Он обожал ее и Криса с присущей ему страстью. Уезжая, он обещал вернуться через месяц.
   О его смерти Трикси узнала из лондонских газет, объявивших об аукционе по распродаже вещей из его парижской студии. Он умер на одном из своих любимых рысаков.
   Паша был совсем другим. Человеком из плоти и крови, порой сложным и непонятным, могучим и в то же время нежным. Хотя нежность, казалось, никак не вязалась с его натурой. Богатый и влиятельный, он предпочитал подчинять мир своей воле. Его отец воспитал в нем презрение к власти.
   В то же время он был добрым, по-мальчишески открытым и бесшабашно веселым.
   Ей будет его не хватать.
   — Спасибо, Паша, — прошептала она. — И счастливого пути.
   Паша прибыл в Париж вечером следующего дня.
   — Я пригласил Шарля, maman, — сообщил он, входя в роскошную столовую. В черном вечернем наряде, с влажными после ванны волосами он выглядел строгим и подтянутым. — Полагаю, еще один гость не вызовет у твоего повара головной боли.
   — У Жалю все вызывает головную боль, дорогой. Я к этому уже привыкла. Как провел отпуск?
   — Замечательно, — ответил Паша, обведя взглядом сидевших за столом братьев, сестер и родителей. — Вижу, вся семья в сборе.
   — Вечером Одиль поедет к графине Кроза читать свои произведения. Некоторое время назад она провела репетицию, а мы все были ее восторженными слушателями, — сказал отец, кивнув в сторону старшей дочери.
   — Ты слышал ее поэму «Мост Дьявола»? — спросила его сестра Онор. В ее кошачьих глазах вспыхнул огонь. — Она изумительная. Берри собирается поручить мне сделать для нее иллюстрации.
   — Поэму я слышал. Мои поздравления, Рори, — сказал Паша, усаживаясь. — У Берри глаз наметан на таланты.
   Онор пять лет училась у Герена и завоевала медали на двух королевских салонах.
   — А ты загорел и окреп, милый, — заметила мать. — Я слышала, ты купил себе несколько новых рысаков.
   — От кого, если не секрет? — удивился Паша, вскинув брови. — Я провел в городе не больше трех часов.
   — От Манзеля, конечно. Он знает все. — Тео улыбнулась сыну и озорно подмигнула. — Еще он ведет счет твоим billetsdoux[6].
   Паша застонал:
   — Не напоминай мне. Так было приятно скрыться на некоторое время от светских красавиц.
   — Что английская леди? Благополучно доставлена домой? Заданный отцом вопрос прозвучал бесстрастно, но в его темных глазах светилось любопытство.
   — Да, благополучно. Спасибо.
   — Каких лошадей ты купил? — осведомился младший брат Джеймс с трепетом восторга в голосе.
   — Гнедого, вороного и каурого. Все от первоклассных производителей. Их доставят в следующем месяце.
   — Мне можно будет их опробовать?
   — Если думаешь, что сможешь, почему бы и нет? — пошутил Паша.
   — Я могу укротить кого угодно, — мягко парировал Эжен, единственный член семьи, знавший наперечет все племенные книги от Киева до Йоркшира. — Есть ли у тебя лошадь из породы Дарли?
   — Каурый.
   — Будешь участвовать в скачках в этом сезоне?
   — Участвуй ты, если хочешь. К концу недели я уезжаю в Грецию.
   Паша подробно рассказал о повороте событий, связанных с Гюставом.
   — Возьми меня с собой, — взмолился Джеймс.
   К просьбе младшего брата присоединился и средний, Эжен.
   Тео переглянулась с мужем.
   — Не раньше, чем тебе исполнится восемнадцать, — сказал Дюра, заметив во взгляде жены тревогу.
   — Но ты сражался, когда тебе было шестнадцать, — возразил Эжен. — Почему мы не можем?
   — Потому что я вам не позволю, — вмешалась Тео.
   — Потому что ваша мать вам не позволит, — с улыбкой произнес Дюра.
   — Но твое слово весомее, папа, — воскликнул Джеймс.
   — Дождитесь восемнадцатилетия, — спокойно сказал Дюра, но, несмотря на мягкость тона, все поняли, — что этот вопрос закрыт.
   Тут в разговор вступила Онор. Она поинтересовалась расписанием скачек, и вскоре темой обсуждения стали рысаки. Паша в силу своей крупной комплекции мог принимать участие только в любительских забегах, но шестнадцатилетний Эжен и пятнадцатилетний Джеймс вполне соответствовали весовым категориям соревнований.
   Когда подали второе блюдо, прибыл Шарль и развлекал семью последними сплетнями. Разобрав по косточкам скучное светское общество, он заставил смеяться всех, даже Одиль, которая в последнее время была слишком серьезной. Собственно, к этому он и стремился.
   Онор вызвала его на музыкальное состязание, и каждый из них старался победить другого, вспоминая слова новейших песенок. К ним присоединилась Тео, а Джеймс и Эжен подхватывали песни, связанные так или иначе со скачками и лошадьми, и песенные номера из мюзик-холла. Паша изредка подпевал такт или два, когда остальные не могли припомнить слова. Никто лучше его не знал репертуара мюзик-холла.
   Ужин в семейном кругу прошел в веселой обстановке. В какой-то момент Паша пожалел, что с ними нет Трикси и Криса.
   Вечер наверняка доставил бы им удовольствие.
   После этого он с удвоенной силой налег на выпивку, стремясь прогнать нахлынувшие на него воспоминания. Мать и Одиль это заметили. У них с Пашей всегда были доверительные отношения. Отец Дюра тоже то и дело бросал на старшего сына внимательные взгляды. От его внимания не ускользнули признаки внутреннего напряжения, обнаружившиеся у Паши после возвращения из отпуска.
   Здесь наверняка замешана женщина.
   Он вспомнил молодую даму, которую они нашли той ночью в жилище Ланжелье. Она была необычайно красива.
   Но чтобы Паша провел целых три недели в компании одной женщины, такого отец не мог припомнить.
   Ужин закончился к девяти, когда Тео, Одиль и Онор распрощались с ними, чтобы ехать на литературный вечер к графине Кроза. Джеймс и Эжен отправились делать уроки, а Шарль, Паша и Дюра уединились в библиотеке.
   Наполнив бокалы, мужчины сели к столу, где была разложена карта.
   — Я сомневался, что ты вернешься, — обронил Шарль, глядя на красные флажки, покрывавшие развернутую перед ними карту Греции.
   — Я и сам в этом сомневался, — отозвался Паша, откинувшись на стуле.
   — Тебе понравилась леди. — Да.
   От неожиданности Шарль расплескал спиртное. Он предполагал услышать циничный, по-мужски грубый комментарий, но никак не искренний ответ.
   — Ты напрасно проливаешь хороший коньяк, — заметил Паша с веселыми искорками в глазах.
   — Ты привел меня в состояние шока. Может, у тебя горячка?
   — Нет. Она такая… — Паша замолчал, подыскивая подходящее слово для неописуемой Трикси Гросвенор. — Она необыкновенная, — сказал он наконец. — Неужели ты никогда не встречал женщину, которая показалась бы тебе непохожей на всех остальных?
   — Нет. И ты тоже, насколько мне помнится, — язвительно произнес Шарль.
   — Рекомендую испытать, — откликнулся Паша с легкой улыбкой.
   — А у нее есть подруга? — полюбопытствовал Шарль.
   — Нет. Сожалею. Она живет в маленькой деревушке, вдали от света.
   — И твой визит в маленькую деревеньку не закончился скандалом?
   Шарль, как никто другой, был знаком с условностями.
   — Она вдова.
   Шарль вскинул брови, и на его красивом лице сверкнула улыбка.
   — Как это удобно.
   — Ты не так понял, — возразил Паша. — У нее есть маленький сын, и живет она в относительной бедности.
   — Но ты, конечно же, ей помог.
   — Пока нет, но непременно сделаю это. Денег она не возьмет.
   — Боже милостивый, какое редкостное воплощение добродетели.
   — Никаких комментариев с твоей стороны, отец? Паша заметил удивление на лице отца.
   — Если ты хорошо провел время и сумел оказать даме услугу, я считаю, что твой отдых прошел успешно. Что касается добродетелей или отсутствия таковых, то в этом я беспристрастен. Сколько лет мальчику?
   Маленького ребенка в любовной связи нельзя списывать со счетов.
   — Четыре. Он сын Теодора Жерико.
   — Выходит, она не такое уж воплощение добродетели, — заметил Шарль холодно.
   — Тогда она вряд ли меня заинтересовала бы, Шарль.
   — Доля здравого смысла в этом есть. Но, умоляю, скажи, как Жерико угораздило с ней связаться?
   Паша вкратце рассказал, опуская детали, о черных и белых полосах в жизни Трикси.
   — А вот дядьям Клуар нужно помешать, — добавил он в заключение. — Возможно, ты придумаешь, как сделать им соответствующее предупреждение на легальной основе, Шарль. Я не хочу, чтобы Трикси преследовали Гросвеноры или Клуары. Если кому-нибудь угодно помериться со мной силами, я к их услугам.
   — Был бы весьма рад. Жером Клуар пытался хитростью выманить у одного из моих клиентов частные владения близ Реймса. Он человек без совести и чести. А судья Клуэ — один из моих ближайших друзей. Хочешь их припугнуть или готов биться до победного конца?
   — Скорее второе. Крис должен получить то, что ему причитается.
   — А если легальные средства не принесут результатов, — спокойно добавил Дюра, — мы сможем нанести им визит и лично довести до их сведения то, чего, видимо, они не могут понять. Я давно обнаружил, что угроза смерти творит чудеса.
   — На том и порешим, — объявил Шарль весело. — Если правоохранительная система не окажется бессильной, мы воспользуемся предложением твоего отца. Клуары никуда от нас не денутся.
   — Когда? — тихо справился Паша. — Меня поджимает время.
   — Я переговорю с Клуэ утром и за это время подготовлю бумаги. Часам к трем, полагаю, отправим к Клуарам курьера, он объявится у них завтра к ужину. От тебя, Паша, мне понадобятся кое-какие имена и даты, но если завещание зарегистрировано, то я непременно его отыщу. А нам обоим известно, какие «нежные» чувства питал Тео к своим дядьям. Уверен, что он зарегистрировал свою волю. Из чувства ненависти хотя бы.
   — Мне кажется, он любил Трикси.
   — Он был неукротимым и непредсказуемым. Менял женщин как перчатки.
   Паша кивнул.
   — Она этого не знала. Он не расставался с ней почти два года. Она явно значила для него больше, чем другие.
   «Также, как и для тебя», — подумал Шарль. Ни одна женщина надолго не удостаивалась Пашиного внимания. Но для этой молодой женщины и ее ребенка он был настоящим спасителем. Шарль сожалел, что не может собственными глазами увидеть этого малыша. Ничего, завтра он обо всем расспросит Жан-Поля.
   Готовясь к предстоящей беседе с Клуэ, Шарль уточнил у Паши некоторые детали, после чего разговор коснулся событий, имевших отношение к Гюставу. Они также запланировали ряд встреч с послом и его атташе и составили список того, что могло понадобиться Паше в его экспедиции в Грецию. Значительную помощь в этом оказал Дюра, прослуживший в армии несколько десятков лет.
   Они договорились увидеться за ужином следующего дня, чтобы обсудить дальнейшие подробности судебного дела и поездки в Грецию.