Страница:
— Как легко ты об этом говоришь!
— Все на самом деле легко, милая. Забудь о приличиях. Побалуй себя.
— Значит, я просто должна поддаться плотскому влечению? — Смущенная, она задумалась над возможностью совершить столь безнравственный поступок с этим совершенно посторонним для нее мужчиной. Безнаказанно ей это не пройдет.
— Почему бы и нет? Я предлагаю тебе удовлетворение, и не нужно ни о чем беспокоиться, — заметил он мягко. — Ничего дурного не случится. Уверяю тебя. — Человек трезвого ума, он знал, что глупо бояться мистического возмездия. Неприятностей можно ждать только от людей. Но даже с этим он мог с легкостью справиться.
— Но где гарантии, что я смогу оставаться спокойной? Не мучиться угрызениями совести?
«Неужели она не поняла, что, задав этот вопрос, сдала свои позиции?» — удивился он. Однако торопить события не собирался.
— Ты беспокоишься о сыне? — Да.
— Это всего лишь одна ночь. — Он сдвинул брови. — Или тот другой…
— Нет, нет, конечно, нет.
— В любом случае на меня можно положиться. Возникла короткая пауза, и в тишине стало слышно, как снаружи завывает ветер.
— Прошу прощения, — наконец произнесла она. Никогда еще она не оказывалась в столь щекотливой ситуации, слепо повинуясь плотскому желанию. Она искала и не находила никакого оправдания, никакого логического обоснования, никаких смягчающих обстоятельств. — Тебя, должно быть, это раздражает?
— Отнюдь. — Паша догадался, что она нуждается в поддержке, чтобы снять моральные ограничения, терзавшие ее совесть. — Позволь мне по крайней мере показать тебе звезды, — предложил он, вставая со стула. — В этом нет ничего опасного.
Он взял из ведерка со льдом бутылку шампанского.
— Все это довольно странно.
— Ничего. Не обращай внимания. — Его голос прозвучал тепло и искренне. — Идем! — Он протянул ей руку. — Посидим, посмотрим, виден ли сегодня Орион.
Она сознавала, что должна отказаться; этого требовали светские условности и правила приличия. Как-никак она порядочная женщина. Но близость Паши ее искушала, а незнакомая мощная пульсация внутри заставляла презреть привычные ограничения. Как женщина, познавшая в своей жизни всего двух мужчин — первый был чудовищем, а второй — другом, — она усомнилась в своем душевном здоровье, с новой силой ощутив желание, когда Паша протянул ей руку.
Ее рука взмыла вверх, ему навстречу. Их пальцы соприкоснулись, и его ладонь нежно сомкнулась вокруг ее ладони, согрев ее своим теплом. Волшебное, волнующее ощущение разлилось по ее телу.
— Какая маленькая у тебя ладошка.
Он наклонился и легонько провел губами по костяшкам ее пальцев. Потом заглянул в ее фиалковые глаза и он прочел в них всю силу ее желания.
— Я не причиню тебе боли, — ласково произнес он. — Моя страсть будет нежной.
От этих слов у нее подогнулись колени и закружилась голова. Паша на лету подхватил ее.
— Это невозможно.
Ее поразила необычность собственной реакции. Она чувствовала себя как пьяная. Он держал ее, крепко прижав к своему могучему телу, и его физическое возбуждение больше не было для нее тайной.
— Поцелуй меня, — прошептал он.
Ей стоило огромных усилий ответить «нет».
Но в глазах ее отразилась страсть, которую он уже видел бессчетное множество раз.
Он прильнул губами к ее губам. Сгорая от нетерпения, Паша начал обратный отсчет от сотни, потому что столь нерешительная дама вынуждала его соблюсти ритуал ухаживания. Это, в свою очередь, требовало от него невероятной выдержки и самоконтроля. Но он успел досчитать только до восьмидесяти восьми, когда Трикси ответила на его поцелуй. Он потянул ее к диванчику, опустился на него и усадил ее к себе на колени.
— Сегодня звезды светят для тебя. — Обведя небо взглядом, он поставил бутылку с шампанским на подоконник. — И Орион тоже вышел на вахту, — добавил он, обдав ее теплым дыханием.
— Он поможет мне утолить мои непристойные желания?
— Если захочешь, — ответил Паша ласково.
Она посмотрела в окно на мерцающее бриллиантовым блеском небо. Затем перевела взгляд на Пашу и улыбнулась:
— Наверное, я со своей неуверенностью кажусь тебе маленькой девочкой.
— Скорее добродетельной, только не маленькой, . — заметил он мягко.
Ее полная грудь и крутые бедра не имели ничего общего с незрелыми формами юной девочки, а жаркая реакция скорее была присуща пленительной женщине.
— Я даже не знаю, как вести себя в подобной ситуации, и очень боюсь тебя разочаровать, — произнесла она виноватым тоном.
Паша довольно хмыкнул.
— Не надо ничего передо мной разыгрывать. Я просто хочу получить удовольствие. Будь сама собой.
— Это хорошо, учитывая мою неопытность.
Паша недоумевал. Вдова с ребенком, прижитым в любви, едва ли может оказаться неопытной. Он провел пальцем по кружевной отделке ее платья.
— Давай снимем одежду. Я давно об этом мечтаю.
— А я давно нахожу тебя неотразимым, — вздохнула она. — Как тебе это удается?
— Что именно? — Его улыбка была ангельской, а в голосе звучало сладострастие.
— Вызывать у меня такие чувства, — прошептала она, когда он с трепетом принялся расстегивать пуговицы ее лифа.
— Сегодня светят звезды, — пошутил он. — Я здесь ни при чем.
— Значит, это звезды лишают меня покоя? А не это? — Сидя у него на коленях, она выпрямилась и пробежала пальцами по выпуклости его брюк. Ее ладонь обжег жар его возбуждения.
Паша снова начал считать и уже не знал, кто из них в данный момент более неопытен. Он потерял над собой контроль, словно зеленый юнец, чего с ним практически не случалось. Он затаил дыхание, как в тот первый раз, когда его, четырнадцатилетнего, заманила в свою постель горничная матери.
— Вероятно, звезды нас обоих лишают покоя. На твоем месте я не стал бы этого делать, — пробормотал он чуть дыша, в то время как ее ладонь легла поверх его восставшей плоти, отделенной тонким сукном.
— Делать это?
Ее пальцы плотно сомкнулись.
Оттолкнув ее руку, он судорожно вдохнул.
— Не надо.
Сексуальной игры без эмоций сегодня не получится. Подняв вверх юбку, сминая на бедрах шелк, она прошептала:
— Пожалуйста… — До этого момента она никогда не просила о сексе. — Пожалуйста…
Он уже расстегивал брюки, прогнав прочь мысли об ухаживании. Эта роскошная женщина разогрелась до такой степени, что готова была кончить и без его помощи.
Это открытие заставило его вспомнить о ее целомудрии с известной долей цинизма.
Скоро он получит возможность это проверить, подумал Паша, справляясь с последней пуговицей. Освободив своего взбудораженного зверя, он произнес:
— Можно приступать. — Внезапно ощутив раздражение, что попался на крючок искушенной актрисы, Паша выставил вперед свое оружие: — Он всецело в твоем распоряжении.
Даже в призрачном свете он заметил, как зарделись ее щеки. Прикусив нижнюю губу, она съежилась, и на глазах у нее блеснули слезы. Он вытер их манжетами рубашки.
— Господи, не плачь.
— Прости, — чуть слышно произнесла она. — Я не знаю, что делать.
— Посмотри на меня. — Он слегка коснулся ее подбородка и, когда их взгляды встретились, сказал: — Это я должен просить прощения. А тебе не нужно ничего делать. Вот… иди сюда, — прошептал он, похлопав себя по плечу. — Полежи со мной.
— Я не знаю, смогу ли.
— Хватит ли терпения? Ты это имеешь в виду.?
Она кивнула. Ее золотые кудри рассыпались по плечам. В просвете расстегнутого лифа виднелась ее пышная грудь, поднимавшаяся над краем глубокого выреза нижней сорочки. Ее обнаженные ноги жгли его огнем.
— Может, снимешь платье?
Она чувствовала, что его возбуждение достигло предела. Казалось, он взорвется, стоит ей пошевелиться.
— Давай спустим твою юбку.
Снимая с нее юбку, он чувствовал под пальцами шелк ее кожи, жар ее плоти, опалявший его ладони. Она вздрагивала от каждого его прикосновения.
Он погладил светлые волоски на ее лобке, его ладонь скользнула вниз, к увлажненной расселине, ион ввел палец в ее лоно, но в этот миг она судорожно всхлипнула в экстазе и разрыдалась. Слезы потоком заструились по ее щекам.
Он прижал ее к себе, дождался, когда она успокоится, а учащенное дыхание придет в норму, и со всей нежностью, на какую был способен, пробормотал:
— Два года — это очень большой срок.
С подобным проявлением мужской доброты она еще не сталкивалась.
Его слова погасили ее стыд, а терзания по поводу скромности и нравственности показались незначительными, поскольку речь шла лишь о физической стороне отношений.
Взглянув на него, она коснулась его щеки.
— Ты бесконечно добр.
— Удовольствие есть удовольствие, — заметил он ласково. — Это не обязанность, не долг.
— Что ты обо мне думаешь? — прошептала Беатрикс. — Ведь я тебя практически не знаю.
— В таком случае мне не терпится скорее с тобой познакомиться.
Ее тело, словно жившее собственной жизнью, инстинктивно ответило на намек, прозвучавший в его словах, возобновившейся пульсацией между ног.
— Не знаю, что на меня нашло. Но мне кажется, будто я вдруг отбросила прочь какие бы то ни было условности.
— Ты слишком болезненно на все реагируешь, — промолвил Паша, лениво поглаживая ей спину.
— В то время как мне следует просто получать удовольствие, — заметила она.
Лежа на его согнутой руке, она коснулась его возбужденной плоти, горячей и твердой.
— Вот об этом и думай, — промурлыкал он.
— Кто об этом узнает?
— Действительно, кто? В другой раз, когда получишь удовольствие, обещаю, тебе будет еще лучше.
— Ты это обещаешь?
— Конечно.
— Потому что переспал с половиной Парижа?
— Почему только с половиной? — возмутился Паша шутливо.
— В таком случае мне стоит сполна воспользоваться твоими талантами.
— Несомненно. Тебе понравится.
— Ты так самонадеян.
В ее глазах засверкали игривые огоньки. Паша улыбнулся и провел пальцем по увлажненному преддверию ее пещеры наслаждения.
— Не думаю, что у меня не получится довести тебя до состояния оргазма сегодня еще с десяток раз.
Она села в постели. В ее глазах застыло выражение наивного удивления.
— Десять раз? — переспросила она. Ее голос дрогнул.
— Может, начнем? — На его озаренном лунным светом лице появилась обольстительная, игривая улыбка. — Или займемся чем-нибудь другим, пока ты в Париже?
Она не ответила. Не могла ответить на столь дерзкий вопрос.
Паша лежал перед ней, искуситель в белой рубашке и расстегнутых брюках, положив под голову руки. Его могучее тело было всецело в ее распоряжении.
— Хочу, чтобы ты разделся, — сказала Трикси нетерпеливо. — Оказывается, я нахожусь в плену твоих сексуальных чар. — Она произнесла это таким тоном, словно выражала восхищение шляпкой или чайником.
Он едва сдержал улыбку.
— В таком случае ты знаешь, как я себя чувствую. Позволь, я помогу тебе. — Он отстранил ее руку от галстучного узла, который она затянула еще туже. — Смотри и учись… для другого раза.
Его замечание повергло Трикси в нервный трепет, хотя она знала, что будущее для них не существует. Но в тот момент доводы разума для нее ничего не значили. В тот момент ее вообще ничто не интересовало, кроме утоления низменного, ненасытного голода.
Он раздел ее, блеснув сноровкой, выдававшей многолетний опыт; она проделала с ним то же самое, но только без того совершенства, что дает опыт, заставив его немало удивиться неискушенности или эгоизму ее любовников, вселивших в нее такую неуверенность в себе.
Поскольку Трикси никак не могла преодолеть свои моральные запреты, он решил для начала заняться с ней любовью самым традиционным способом. Он боялся ее отпугнуть. Он хотел приложить максимум усилий, чтобы ее оргазм достиг заоблачных высот.
Уложив ее на кушетку, озаренную лунным и звездным светом, он раздвинул ей ноги и лег на нее. Потом начал ее целовать, сначала долго и страстно в губы, затем в нежное углубление за ушком, потом в теплую пульсирующую жилку на шее, покрыл поцелуями ее брови и ресницы, голые плечи, медленно опускаясь ниже, где начинается грудь. Когда ее томные вздохи переросли в тяжелое, прерывистое дыхание, он начал целовать ее затвердевшие соски.
Она закричала. Ее захлестнула волна изысканного наслаждения, горячим потоком расплавленной магмы прихлынувшая к пылающему ядру ее тела. Вцепившись в него, она молила о продолжении.
— Потерпи еще немного, — прошептал он, взяв в рот ее сосок.
Она приподнимала навстречу ему бедра, покачивала ими, стонала, делала все, чтобы он наконец овладел ею.
— Какая милая, сладкая киска, — прошептал Паша. Эти сладострастные слова довершили дело, и ее накрыл вал второго оргазма.
Несколько мгновений спустя, потрясенная, но ненасытившаяся, трепещущая и изнывающая от жгучего желания, она прошептала:
— Я тебя скоро возненавижу.
— Этого нельзя допустить. Придется дать тебе то, чего ты так жаждешь.
Она запустила руки в его мягкие длинные волосы и приблизила к себе его лицо.
— Не играйте со мной, месье Дюра. — В ее голосе, прозвучавшем у самого его уха, послышались нотки угрозы.
Он улыбнулся, довольный, что ее неуверенность исчезла, уступив место бурлящей страсти.
— К вашим услугам, леди Гросвенор.
— Паша, прошу тебя, — взмолилась она тихо.
Он повиновался и медленно проник в нее, раздвигая ее своими неимоверными размерами. Трикси вскрикнула и застонала, едва не лишившись от удовольствия чувств. Он замер. Затем начал осторожно двигаться. Вскоре она обвила его шею руками и, прильнув к нему всем телом, порывисто потребовала более смелого продолжения. Тогда он дал ей то, о чем она просила, — привел в состояние неописуемого восторга и неземной радости.
Ее возбуждение нарастало, и она сопротивлялась каждому его отступлению, исполненная решимости продлить состояние изысканной пытки. Ему понравилось ее внезапное преображение из скромного существа во властную женщину; покорные женщины его никогда не привлекали. Впрочем, он угадал в ней страстную натуру еще в той сцене, что произошла у ворот Ришелье.
— Ты восхитительно огромный.
— Тебе это нравится?
Риторический вопрос, произнесенный с улыбкой севшим от сладострастия голосом. Паша с юных лет знал, что женщинам это нравится.
— Я, должно быть, на небе, — вздохнула Трикси, отдаваясь его ленивому ритму.
— Очень близко.
Он преодолел еще один крохотный отрезок расстояния, где трепет ожидания переходит в блаженство. И она закричала, разрывая тишину озаренной мягким светом камина комнаты.
Решив, что к этому моменту она удовлетворила наконец свои потребности, он позволил себе кончить, выскользнув из нее в последнюю секунду, чтобы излить семя ей на живот.
— Спасибо, что не забыл, — промурлыкала она, наблюдая, как он стирает с ее кожи следы своего оргазма.
— Кто-то должен помнить об этом, — ответил Паша с полуулыбкой и бросил мокрую рубашку на пол.
Все еще не в состоянии пошевелиться после пережитых мгновений блаженства, она прошептала:
— Ты очаровал меня.
Плотские страсти Паши еще не улеглись, и он чувствовал, что сам находится в плену ее чар.
— Если ты готова перейти в постель, то я отнесу тебя.
— Прямо так? Без… одежды?
— Все спят.
— Не может быть.
— Закрой глаза.
— Позволь мне найти платье.
Она порывисто села и обвела взглядом комнату.
— Ты никого из прислуги не увидишь, — сказал он и взял ее на руки. — Положи голову мне на плечо.
— Но они увидят меня, — запротестовала она.
— Мои слуги хорошо воспитаны и не станут смотреть.
— Очень удобно. Для твоих оргий.
— Я не устраиваю оргий, — возразил Паша, направляясь к двери. «Во всяком случае, дома», — добавил он про себя и повернул дверную ручку.
Коридор заливал свет газовых ламп.
— О Боже, — тихо воскликнула Трикси и, вспомнив его совет, закрыла глаза.
Он торопливо прошел по коридору и, сделав два поворота, достиг главной лестницы.
Когда он начал спускаться по широким мраморным ступеням, она, не выдержав, приоткрыла глаза и с облегчением вздохнула, не увидев никого из слуг. Не заметив легкого кивка Паши, она не обнаружила лакея у подножия лестницы, мгновенно растворившегося в тени, равно как и других слуг на первом этаже, которые торопливо прятались по углам.
Через несколько секунд они уже были в его спальне. Притворив дверь, он легко коснулся губами ее лба.
— Можешь открыть глаза. Мы благополучно достигли безопасной гавани.
В спальне события развивались по тому же сценарию. Это была игра, искренняя и простая, пылкая и пьянящая. Незабываемая даже для мужчины, познавшего в этой жизни все.
Глава 2
Глава 3
— Все на самом деле легко, милая. Забудь о приличиях. Побалуй себя.
— Значит, я просто должна поддаться плотскому влечению? — Смущенная, она задумалась над возможностью совершить столь безнравственный поступок с этим совершенно посторонним для нее мужчиной. Безнаказанно ей это не пройдет.
— Почему бы и нет? Я предлагаю тебе удовлетворение, и не нужно ни о чем беспокоиться, — заметил он мягко. — Ничего дурного не случится. Уверяю тебя. — Человек трезвого ума, он знал, что глупо бояться мистического возмездия. Неприятностей можно ждать только от людей. Но даже с этим он мог с легкостью справиться.
— Но где гарантии, что я смогу оставаться спокойной? Не мучиться угрызениями совести?
«Неужели она не поняла, что, задав этот вопрос, сдала свои позиции?» — удивился он. Однако торопить события не собирался.
— Ты беспокоишься о сыне? — Да.
— Это всего лишь одна ночь. — Он сдвинул брови. — Или тот другой…
— Нет, нет, конечно, нет.
— В любом случае на меня можно положиться. Возникла короткая пауза, и в тишине стало слышно, как снаружи завывает ветер.
— Прошу прощения, — наконец произнесла она. Никогда еще она не оказывалась в столь щекотливой ситуации, слепо повинуясь плотскому желанию. Она искала и не находила никакого оправдания, никакого логического обоснования, никаких смягчающих обстоятельств. — Тебя, должно быть, это раздражает?
— Отнюдь. — Паша догадался, что она нуждается в поддержке, чтобы снять моральные ограничения, терзавшие ее совесть. — Позволь мне по крайней мере показать тебе звезды, — предложил он, вставая со стула. — В этом нет ничего опасного.
Он взял из ведерка со льдом бутылку шампанского.
— Все это довольно странно.
— Ничего. Не обращай внимания. — Его голос прозвучал тепло и искренне. — Идем! — Он протянул ей руку. — Посидим, посмотрим, виден ли сегодня Орион.
Она сознавала, что должна отказаться; этого требовали светские условности и правила приличия. Как-никак она порядочная женщина. Но близость Паши ее искушала, а незнакомая мощная пульсация внутри заставляла презреть привычные ограничения. Как женщина, познавшая в своей жизни всего двух мужчин — первый был чудовищем, а второй — другом, — она усомнилась в своем душевном здоровье, с новой силой ощутив желание, когда Паша протянул ей руку.
Ее рука взмыла вверх, ему навстречу. Их пальцы соприкоснулись, и его ладонь нежно сомкнулась вокруг ее ладони, согрев ее своим теплом. Волшебное, волнующее ощущение разлилось по ее телу.
— Какая маленькая у тебя ладошка.
Он наклонился и легонько провел губами по костяшкам ее пальцев. Потом заглянул в ее фиалковые глаза и он прочел в них всю силу ее желания.
— Я не причиню тебе боли, — ласково произнес он. — Моя страсть будет нежной.
От этих слов у нее подогнулись колени и закружилась голова. Паша на лету подхватил ее.
— Это невозможно.
Ее поразила необычность собственной реакции. Она чувствовала себя как пьяная. Он держал ее, крепко прижав к своему могучему телу, и его физическое возбуждение больше не было для нее тайной.
— Поцелуй меня, — прошептал он.
Ей стоило огромных усилий ответить «нет».
Но в глазах ее отразилась страсть, которую он уже видел бессчетное множество раз.
Он прильнул губами к ее губам. Сгорая от нетерпения, Паша начал обратный отсчет от сотни, потому что столь нерешительная дама вынуждала его соблюсти ритуал ухаживания. Это, в свою очередь, требовало от него невероятной выдержки и самоконтроля. Но он успел досчитать только до восьмидесяти восьми, когда Трикси ответила на его поцелуй. Он потянул ее к диванчику, опустился на него и усадил ее к себе на колени.
— Сегодня звезды светят для тебя. — Обведя небо взглядом, он поставил бутылку с шампанским на подоконник. — И Орион тоже вышел на вахту, — добавил он, обдав ее теплым дыханием.
— Он поможет мне утолить мои непристойные желания?
— Если захочешь, — ответил Паша ласково.
Она посмотрела в окно на мерцающее бриллиантовым блеском небо. Затем перевела взгляд на Пашу и улыбнулась:
— Наверное, я со своей неуверенностью кажусь тебе маленькой девочкой.
— Скорее добродетельной, только не маленькой, . — заметил он мягко.
Ее полная грудь и крутые бедра не имели ничего общего с незрелыми формами юной девочки, а жаркая реакция скорее была присуща пленительной женщине.
— Я даже не знаю, как вести себя в подобной ситуации, и очень боюсь тебя разочаровать, — произнесла она виноватым тоном.
Паша довольно хмыкнул.
— Не надо ничего передо мной разыгрывать. Я просто хочу получить удовольствие. Будь сама собой.
— Это хорошо, учитывая мою неопытность.
Паша недоумевал. Вдова с ребенком, прижитым в любви, едва ли может оказаться неопытной. Он провел пальцем по кружевной отделке ее платья.
— Давай снимем одежду. Я давно об этом мечтаю.
— А я давно нахожу тебя неотразимым, — вздохнула она. — Как тебе это удается?
— Что именно? — Его улыбка была ангельской, а в голосе звучало сладострастие.
— Вызывать у меня такие чувства, — прошептала она, когда он с трепетом принялся расстегивать пуговицы ее лифа.
— Сегодня светят звезды, — пошутил он. — Я здесь ни при чем.
— Значит, это звезды лишают меня покоя? А не это? — Сидя у него на коленях, она выпрямилась и пробежала пальцами по выпуклости его брюк. Ее ладонь обжег жар его возбуждения.
Паша снова начал считать и уже не знал, кто из них в данный момент более неопытен. Он потерял над собой контроль, словно зеленый юнец, чего с ним практически не случалось. Он затаил дыхание, как в тот первый раз, когда его, четырнадцатилетнего, заманила в свою постель горничная матери.
— Вероятно, звезды нас обоих лишают покоя. На твоем месте я не стал бы этого делать, — пробормотал он чуть дыша, в то время как ее ладонь легла поверх его восставшей плоти, отделенной тонким сукном.
— Делать это?
Ее пальцы плотно сомкнулись.
Оттолкнув ее руку, он судорожно вдохнул.
— Не надо.
Сексуальной игры без эмоций сегодня не получится. Подняв вверх юбку, сминая на бедрах шелк, она прошептала:
— Пожалуйста… — До этого момента она никогда не просила о сексе. — Пожалуйста…
Он уже расстегивал брюки, прогнав прочь мысли об ухаживании. Эта роскошная женщина разогрелась до такой степени, что готова была кончить и без его помощи.
Это открытие заставило его вспомнить о ее целомудрии с известной долей цинизма.
Скоро он получит возможность это проверить, подумал Паша, справляясь с последней пуговицей. Освободив своего взбудораженного зверя, он произнес:
— Можно приступать. — Внезапно ощутив раздражение, что попался на крючок искушенной актрисы, Паша выставил вперед свое оружие: — Он всецело в твоем распоряжении.
Даже в призрачном свете он заметил, как зарделись ее щеки. Прикусив нижнюю губу, она съежилась, и на глазах у нее блеснули слезы. Он вытер их манжетами рубашки.
— Господи, не плачь.
— Прости, — чуть слышно произнесла она. — Я не знаю, что делать.
— Посмотри на меня. — Он слегка коснулся ее подбородка и, когда их взгляды встретились, сказал: — Это я должен просить прощения. А тебе не нужно ничего делать. Вот… иди сюда, — прошептал он, похлопав себя по плечу. — Полежи со мной.
— Я не знаю, смогу ли.
— Хватит ли терпения? Ты это имеешь в виду.?
Она кивнула. Ее золотые кудри рассыпались по плечам. В просвете расстегнутого лифа виднелась ее пышная грудь, поднимавшаяся над краем глубокого выреза нижней сорочки. Ее обнаженные ноги жгли его огнем.
— Может, снимешь платье?
Она чувствовала, что его возбуждение достигло предела. Казалось, он взорвется, стоит ей пошевелиться.
— Давай спустим твою юбку.
Снимая с нее юбку, он чувствовал под пальцами шелк ее кожи, жар ее плоти, опалявший его ладони. Она вздрагивала от каждого его прикосновения.
Он погладил светлые волоски на ее лобке, его ладонь скользнула вниз, к увлажненной расселине, ион ввел палец в ее лоно, но в этот миг она судорожно всхлипнула в экстазе и разрыдалась. Слезы потоком заструились по ее щекам.
Он прижал ее к себе, дождался, когда она успокоится, а учащенное дыхание придет в норму, и со всей нежностью, на какую был способен, пробормотал:
— Два года — это очень большой срок.
С подобным проявлением мужской доброты она еще не сталкивалась.
Его слова погасили ее стыд, а терзания по поводу скромности и нравственности показались незначительными, поскольку речь шла лишь о физической стороне отношений.
Взглянув на него, она коснулась его щеки.
— Ты бесконечно добр.
— Удовольствие есть удовольствие, — заметил он ласково. — Это не обязанность, не долг.
— Что ты обо мне думаешь? — прошептала Беатрикс. — Ведь я тебя практически не знаю.
— В таком случае мне не терпится скорее с тобой познакомиться.
Ее тело, словно жившее собственной жизнью, инстинктивно ответило на намек, прозвучавший в его словах, возобновившейся пульсацией между ног.
— Не знаю, что на меня нашло. Но мне кажется, будто я вдруг отбросила прочь какие бы то ни было условности.
— Ты слишком болезненно на все реагируешь, — промолвил Паша, лениво поглаживая ей спину.
— В то время как мне следует просто получать удовольствие, — заметила она.
Лежа на его согнутой руке, она коснулась его возбужденной плоти, горячей и твердой.
— Вот об этом и думай, — промурлыкал он.
— Кто об этом узнает?
— Действительно, кто? В другой раз, когда получишь удовольствие, обещаю, тебе будет еще лучше.
— Ты это обещаешь?
— Конечно.
— Потому что переспал с половиной Парижа?
— Почему только с половиной? — возмутился Паша шутливо.
— В таком случае мне стоит сполна воспользоваться твоими талантами.
— Несомненно. Тебе понравится.
— Ты так самонадеян.
В ее глазах засверкали игривые огоньки. Паша улыбнулся и провел пальцем по увлажненному преддверию ее пещеры наслаждения.
— Не думаю, что у меня не получится довести тебя до состояния оргазма сегодня еще с десяток раз.
Она села в постели. В ее глазах застыло выражение наивного удивления.
— Десять раз? — переспросила она. Ее голос дрогнул.
— Может, начнем? — На его озаренном лунным светом лице появилась обольстительная, игривая улыбка. — Или займемся чем-нибудь другим, пока ты в Париже?
Она не ответила. Не могла ответить на столь дерзкий вопрос.
Паша лежал перед ней, искуситель в белой рубашке и расстегнутых брюках, положив под голову руки. Его могучее тело было всецело в ее распоряжении.
— Хочу, чтобы ты разделся, — сказала Трикси нетерпеливо. — Оказывается, я нахожусь в плену твоих сексуальных чар. — Она произнесла это таким тоном, словно выражала восхищение шляпкой или чайником.
Он едва сдержал улыбку.
— В таком случае ты знаешь, как я себя чувствую. Позволь, я помогу тебе. — Он отстранил ее руку от галстучного узла, который она затянула еще туже. — Смотри и учись… для другого раза.
Его замечание повергло Трикси в нервный трепет, хотя она знала, что будущее для них не существует. Но в тот момент доводы разума для нее ничего не значили. В тот момент ее вообще ничто не интересовало, кроме утоления низменного, ненасытного голода.
Он раздел ее, блеснув сноровкой, выдававшей многолетний опыт; она проделала с ним то же самое, но только без того совершенства, что дает опыт, заставив его немало удивиться неискушенности или эгоизму ее любовников, вселивших в нее такую неуверенность в себе.
Поскольку Трикси никак не могла преодолеть свои моральные запреты, он решил для начала заняться с ней любовью самым традиционным способом. Он боялся ее отпугнуть. Он хотел приложить максимум усилий, чтобы ее оргазм достиг заоблачных высот.
Уложив ее на кушетку, озаренную лунным и звездным светом, он раздвинул ей ноги и лег на нее. Потом начал ее целовать, сначала долго и страстно в губы, затем в нежное углубление за ушком, потом в теплую пульсирующую жилку на шее, покрыл поцелуями ее брови и ресницы, голые плечи, медленно опускаясь ниже, где начинается грудь. Когда ее томные вздохи переросли в тяжелое, прерывистое дыхание, он начал целовать ее затвердевшие соски.
Она закричала. Ее захлестнула волна изысканного наслаждения, горячим потоком расплавленной магмы прихлынувшая к пылающему ядру ее тела. Вцепившись в него, она молила о продолжении.
— Потерпи еще немного, — прошептал он, взяв в рот ее сосок.
Она приподнимала навстречу ему бедра, покачивала ими, стонала, делала все, чтобы он наконец овладел ею.
— Какая милая, сладкая киска, — прошептал Паша. Эти сладострастные слова довершили дело, и ее накрыл вал второго оргазма.
Несколько мгновений спустя, потрясенная, но ненасытившаяся, трепещущая и изнывающая от жгучего желания, она прошептала:
— Я тебя скоро возненавижу.
— Этого нельзя допустить. Придется дать тебе то, чего ты так жаждешь.
Она запустила руки в его мягкие длинные волосы и приблизила к себе его лицо.
— Не играйте со мной, месье Дюра. — В ее голосе, прозвучавшем у самого его уха, послышались нотки угрозы.
Он улыбнулся, довольный, что ее неуверенность исчезла, уступив место бурлящей страсти.
— К вашим услугам, леди Гросвенор.
— Паша, прошу тебя, — взмолилась она тихо.
Он повиновался и медленно проник в нее, раздвигая ее своими неимоверными размерами. Трикси вскрикнула и застонала, едва не лишившись от удовольствия чувств. Он замер. Затем начал осторожно двигаться. Вскоре она обвила его шею руками и, прильнув к нему всем телом, порывисто потребовала более смелого продолжения. Тогда он дал ей то, о чем она просила, — привел в состояние неописуемого восторга и неземной радости.
Ее возбуждение нарастало, и она сопротивлялась каждому его отступлению, исполненная решимости продлить состояние изысканной пытки. Ему понравилось ее внезапное преображение из скромного существа во властную женщину; покорные женщины его никогда не привлекали. Впрочем, он угадал в ней страстную натуру еще в той сцене, что произошла у ворот Ришелье.
— Ты восхитительно огромный.
— Тебе это нравится?
Риторический вопрос, произнесенный с улыбкой севшим от сладострастия голосом. Паша с юных лет знал, что женщинам это нравится.
— Я, должно быть, на небе, — вздохнула Трикси, отдаваясь его ленивому ритму.
— Очень близко.
Он преодолел еще один крохотный отрезок расстояния, где трепет ожидания переходит в блаженство. И она закричала, разрывая тишину озаренной мягким светом камина комнаты.
Решив, что к этому моменту она удовлетворила наконец свои потребности, он позволил себе кончить, выскользнув из нее в последнюю секунду, чтобы излить семя ей на живот.
— Спасибо, что не забыл, — промурлыкала она, наблюдая, как он стирает с ее кожи следы своего оргазма.
— Кто-то должен помнить об этом, — ответил Паша с полуулыбкой и бросил мокрую рубашку на пол.
Все еще не в состоянии пошевелиться после пережитых мгновений блаженства, она прошептала:
— Ты очаровал меня.
Плотские страсти Паши еще не улеглись, и он чувствовал, что сам находится в плену ее чар.
— Если ты готова перейти в постель, то я отнесу тебя.
— Прямо так? Без… одежды?
— Все спят.
— Не может быть.
— Закрой глаза.
— Позволь мне найти платье.
Она порывисто села и обвела взглядом комнату.
— Ты никого из прислуги не увидишь, — сказал он и взял ее на руки. — Положи голову мне на плечо.
— Но они увидят меня, — запротестовала она.
— Мои слуги хорошо воспитаны и не станут смотреть.
— Очень удобно. Для твоих оргий.
— Я не устраиваю оргий, — возразил Паша, направляясь к двери. «Во всяком случае, дома», — добавил он про себя и повернул дверную ручку.
Коридор заливал свет газовых ламп.
— О Боже, — тихо воскликнула Трикси и, вспомнив его совет, закрыла глаза.
Он торопливо прошел по коридору и, сделав два поворота, достиг главной лестницы.
Когда он начал спускаться по широким мраморным ступеням, она, не выдержав, приоткрыла глаза и с облегчением вздохнула, не увидев никого из слуг. Не заметив легкого кивка Паши, она не обнаружила лакея у подножия лестницы, мгновенно растворившегося в тени, равно как и других слуг на первом этаже, которые торопливо прятались по углам.
Через несколько секунд они уже были в его спальне. Притворив дверь, он легко коснулся губами ее лба.
— Можешь открыть глаза. Мы благополучно достигли безопасной гавани.
В спальне события развивались по тому же сценарию. Это была игра, искренняя и простая, пылкая и пьянящая. Незабываемая даже для мужчины, познавшего в этой жизни все.
Глава 2
— Я хочу, чтобы англичанку нашли во что бы то ни стало, — потребовал высокий мужчина с хмурым лицом и безжалостными глазами цвета льда, хлопая кулаком по ладони. Обведя взглядом людей, завтракавших с ним за одним столом, Жером Клуар хрипло добавил: — Мы не можем позволить ей обратиться к Клуэ.
— У нас есть свой наблюдатель в конторе адвоката и судьи, — вмешался в разговор мужчина более мелкой комплекции, но с ярко выраженными следами фамильного сходства. — Еще один — на станции дилижансов, следующих в Кале, трое других контролируют дороги, уходящие на север. Соседние полицейские префектуры тоже под наблюдением. — Он оторвал взгляд от печеного яйца. — К тому же человек Ланжелье мне сказал, что в городе у нее никого не было, так что…
— Похоже, от мадам Гросвенор ты отделался, — подал голос более молодой из двух похожих между собой мужчин. — Сядь, Жером, и расслабься. Она скорее всего уехала из города. Готов поставить на кон тысячу франков.
— Если у тебя есть эта тысяча, Виктор, — упрекнул его Жером.
— Сделай милость, поешь. Ломтик или два бекона наверняка сделают тебя добрее, — ответил Виктор. Он не впервые слышал оскорбительные замечания в свой адрес, поскольку был азартным игроком.
— Рекомендую выпить кофе, — вкрадчиво заметил Филипп. Его ложка застыла в сантиметре от рта. — А поджелудочная железа теленка, фаршированная грибами, им особенно удалась. Пока неизвестно, кто убил Ланжелье? — поинтересовался он.
— Известно только, что это какой-то оборванец с Балкан, — отозвался Жером, усаживаясь за стол. — Орудие убийства было найдено в канаве, — продолжал он, потянувшись за кофе. — Македонский топор, как сказал префект.
— Выходит, убийцу наняли, — заметил Филипп с набитым ртом.
Жером кивнул.
— Один из многочисленных врагов Ланжелье. Виктор Клуар играл с ним в одних и тех же клубах.
— Один из кредиторов, ты имеешь в виду, — поправил младшего брата мужчина постарше. — Ланжелье задолжал всем.
Виктор оторвал взгляд от булочки.
— Он выигрывал по случайности.
— Надеюсь, не у тебя.
— Стал бы я тебе докладывать в таком случае? — холодно парировал Виктор. — К тому же ты не слишком баловал его деньгами, чтобы он мог играть по-крупному.
— Напротив. Мы достаточно ему заплатили за то, что он держал в заточении любовницу Теодора.
— Я никогда этого не понимал, — с отвращением обронил Виктор. — Держать ее в плену вместо того, чтобы подкупить судью?
— Заявление женщины должно было попасть под надзор Клуэ. Риск был слишком велик.
— Мальчик — сын Тео, — констатировал Виктор.
— Возможно. — Щеки Филиппа затряслись от негодования, как и в тот раз, когда он впервые услышал о рождении Кристофера. — Но эта женщина не внушает доверия.
— Тео обожал ее и сынишку. Если бы она могла развестись, он бы женился на ней. Ты это знаешь не хуже меня.
Глаза Жерома сверкнули.
— Ты защищаешь ее?
— Защищать ее нет нужды, — ответил Виктор. — Завещание Тео было вполне конкретным.
— Наш племянник был развращенным, богемным художником без всяких моральных устоев, — раздраженно заявил Жером, разрезая на аккуратные кусочки бекон.
— Кое-кто с твоей точкой зрения не согласится. — Виктор никогда не понимал противоречия, существовавшего между праведной пристойностью Жерома и его беспринципной недоброжелательностью.
— Теодор умер в возрасте тридцати двух лет от пьянства и распутства. Любой порядочный человек понял бы, насколько нестабильным было состояние его ума.
— Он умер не от распутства, а погиб на скачках. Несчастный случай.
— Его беговые лошади были такими же дикими, .как он сам.
— Как жаль, что Клуэ не истолкует закон во благо твоей предвзятости, — заметил Виктор желчно. — Его непомерная прямота пугает.
— Вероятно, теперь, когда англичанка исчезла, Клуэ больше не представляет для нас проблемы. Впрочем, если она снова объявится…
— Возможные точки ее местопребывания находятся под контролем, — перебил его Филипп.. — Гросвенорам скорее всего тоже сообщили о ее бегстве, — продолжал он с самодовольной улыбкой. — Если она возвратится в Англию, нас непременно оповестят.
— Я удивлен, что ты не пожелал от нее избавиться так же, как от Ланжелье, — ехидно заметил Виктор.
— Мы всего лишь деловые люди, — ответил Жером, придвигая к себе блюдо из поджелудочной железы теленка, — а не убийцы.
— Значит, если бы она умерла с голоду, это было бы в порядке вещей.
— С каких это пор ты стал оплотом чувствительности, Виктор? Если мне не изменяет память, молодая женщина с ребенком, оставленная тобой в Руане, довольно сильно нуждалась в средствах.
— Я был тогда совсем зеленым, и я не прожил с ней два года. К тому же, да будет тебе известно, я высылаю ей довольно щедрое содержание.
— Выходит, ты не все просаживаешь за игорным столом. Весьма похвально! — съязвил Жером.
— Тео хотел, чтобы его сын получил причитающееся ему наследство, и ты не мог этого не знать.
— Как же нам повезло, что ты пока не достиг возраста получения своего наследства.
— Еще семьсот дней терпения, — откликнулся Виктор ледяным тоном.
— Слава Богу, отец знал о твоем пристрастии к азартным играм, иначе к этому моменту ты бы уже промотал все состояние.
— К счастью, мне нужно являться сюда только изредка, чтобы забирать положенное мне содержание. Желаю всего хорошего, братцы, — сухо распрощался Виктор, вставая со стула. — Пусть ваша алчность принесет вам счастье, которое вы заслуживаете.
— Пожалуйста, постарайся продержаться до следующего дня расчета, Виктор, — сказал Жером примирительным тоном. — Ненавижу, когда твои ростовщики ломятся в мою дверь.
— Оставляю право последнего слова за тобой. Виктор уже пересек комнату.
— Окажи любезность сдержать обещание, — отозвался Жером угрюмо.
Но младший Клуар уже вышел, даже не обернувшись.
— Он неисправим, — пробормотал Жером.
— Как Теодор.
— Не совсем. У Виктора нет никаких талантов.
— И гораздо меньше пороков.
— Верно, — сердито согласился Жером. — Значительно меньше. И если нам повезет избавиться от англичанки, мы искореним последний из пороков Теодора.
— Полиция ее тоже разыскивает.
— Мне сказали об этом. Но я не слишком надеюсь на способности Тюлара. До конца недели нам придется держать людей начеку.
— Пока не завершатся слушания.
— Да, именно так.
— У нас есть свой наблюдатель в конторе адвоката и судьи, — вмешался в разговор мужчина более мелкой комплекции, но с ярко выраженными следами фамильного сходства. — Еще один — на станции дилижансов, следующих в Кале, трое других контролируют дороги, уходящие на север. Соседние полицейские префектуры тоже под наблюдением. — Он оторвал взгляд от печеного яйца. — К тому же человек Ланжелье мне сказал, что в городе у нее никого не было, так что…
— Похоже, от мадам Гросвенор ты отделался, — подал голос более молодой из двух похожих между собой мужчин. — Сядь, Жером, и расслабься. Она скорее всего уехала из города. Готов поставить на кон тысячу франков.
— Если у тебя есть эта тысяча, Виктор, — упрекнул его Жером.
— Сделай милость, поешь. Ломтик или два бекона наверняка сделают тебя добрее, — ответил Виктор. Он не впервые слышал оскорбительные замечания в свой адрес, поскольку был азартным игроком.
— Рекомендую выпить кофе, — вкрадчиво заметил Филипп. Его ложка застыла в сантиметре от рта. — А поджелудочная железа теленка, фаршированная грибами, им особенно удалась. Пока неизвестно, кто убил Ланжелье? — поинтересовался он.
— Известно только, что это какой-то оборванец с Балкан, — отозвался Жером, усаживаясь за стол. — Орудие убийства было найдено в канаве, — продолжал он, потянувшись за кофе. — Македонский топор, как сказал префект.
— Выходит, убийцу наняли, — заметил Филипп с набитым ртом.
Жером кивнул.
— Один из многочисленных врагов Ланжелье. Виктор Клуар играл с ним в одних и тех же клубах.
— Один из кредиторов, ты имеешь в виду, — поправил младшего брата мужчина постарше. — Ланжелье задолжал всем.
Виктор оторвал взгляд от булочки.
— Он выигрывал по случайности.
— Надеюсь, не у тебя.
— Стал бы я тебе докладывать в таком случае? — холодно парировал Виктор. — К тому же ты не слишком баловал его деньгами, чтобы он мог играть по-крупному.
— Напротив. Мы достаточно ему заплатили за то, что он держал в заточении любовницу Теодора.
— Я никогда этого не понимал, — с отвращением обронил Виктор. — Держать ее в плену вместо того, чтобы подкупить судью?
— Заявление женщины должно было попасть под надзор Клуэ. Риск был слишком велик.
— Мальчик — сын Тео, — констатировал Виктор.
— Возможно. — Щеки Филиппа затряслись от негодования, как и в тот раз, когда он впервые услышал о рождении Кристофера. — Но эта женщина не внушает доверия.
— Тео обожал ее и сынишку. Если бы она могла развестись, он бы женился на ней. Ты это знаешь не хуже меня.
Глаза Жерома сверкнули.
— Ты защищаешь ее?
— Защищать ее нет нужды, — ответил Виктор. — Завещание Тео было вполне конкретным.
— Наш племянник был развращенным, богемным художником без всяких моральных устоев, — раздраженно заявил Жером, разрезая на аккуратные кусочки бекон.
— Кое-кто с твоей точкой зрения не согласится. — Виктор никогда не понимал противоречия, существовавшего между праведной пристойностью Жерома и его беспринципной недоброжелательностью.
— Теодор умер в возрасте тридцати двух лет от пьянства и распутства. Любой порядочный человек понял бы, насколько нестабильным было состояние его ума.
— Он умер не от распутства, а погиб на скачках. Несчастный случай.
— Его беговые лошади были такими же дикими, .как он сам.
— Как жаль, что Клуэ не истолкует закон во благо твоей предвзятости, — заметил Виктор желчно. — Его непомерная прямота пугает.
— Вероятно, теперь, когда англичанка исчезла, Клуэ больше не представляет для нас проблемы. Впрочем, если она снова объявится…
— Возможные точки ее местопребывания находятся под контролем, — перебил его Филипп.. — Гросвенорам скорее всего тоже сообщили о ее бегстве, — продолжал он с самодовольной улыбкой. — Если она возвратится в Англию, нас непременно оповестят.
— Я удивлен, что ты не пожелал от нее избавиться так же, как от Ланжелье, — ехидно заметил Виктор.
— Мы всего лишь деловые люди, — ответил Жером, придвигая к себе блюдо из поджелудочной железы теленка, — а не убийцы.
— Значит, если бы она умерла с голоду, это было бы в порядке вещей.
— С каких это пор ты стал оплотом чувствительности, Виктор? Если мне не изменяет память, молодая женщина с ребенком, оставленная тобой в Руане, довольно сильно нуждалась в средствах.
— Я был тогда совсем зеленым, и я не прожил с ней два года. К тому же, да будет тебе известно, я высылаю ей довольно щедрое содержание.
— Выходит, ты не все просаживаешь за игорным столом. Весьма похвально! — съязвил Жером.
— Тео хотел, чтобы его сын получил причитающееся ему наследство, и ты не мог этого не знать.
— Как же нам повезло, что ты пока не достиг возраста получения своего наследства.
— Еще семьсот дней терпения, — откликнулся Виктор ледяным тоном.
— Слава Богу, отец знал о твоем пристрастии к азартным играм, иначе к этому моменту ты бы уже промотал все состояние.
— К счастью, мне нужно являться сюда только изредка, чтобы забирать положенное мне содержание. Желаю всего хорошего, братцы, — сухо распрощался Виктор, вставая со стула. — Пусть ваша алчность принесет вам счастье, которое вы заслуживаете.
— Пожалуйста, постарайся продержаться до следующего дня расчета, Виктор, — сказал Жером примирительным тоном. — Ненавижу, когда твои ростовщики ломятся в мою дверь.
— Оставляю право последнего слова за тобой. Виктор уже пересек комнату.
— Окажи любезность сдержать обещание, — отозвался Жером угрюмо.
Но младший Клуар уже вышел, даже не обернувшись.
— Он неисправим, — пробормотал Жером.
— Как Теодор.
— Не совсем. У Виктора нет никаких талантов.
— И гораздо меньше пороков.
— Верно, — сердито согласился Жером. — Значительно меньше. И если нам повезет избавиться от англичанки, мы искореним последний из пороков Теодора.
— Полиция ее тоже разыскивает.
— Мне сказали об этом. Но я не слишком надеюсь на способности Тюлара. До конца недели нам придется держать людей начеку.
— Пока не завершатся слушания.
— Да, именно так.
Глава 3
Солнце уже встало, когда Паша повернулся в постели и обнаружил, что лежит один.
Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, он оглядел комнату. Неужели ей снова удалось удрать?
Последние дни он почти не спал, и усталость дала о себе знать. Тихо выругавшись, он свесил с кровати ноги и поднялся. Трикси Гросвенор не должна исчезнуть из его жизни. Во всяком случае, не сейчас. Прикидывая в уме маршрут, каким она могла отправиться в Кале, он торопливо пересек комнату и резко распахнул дверь гардеробной.
— Я собиралась тебя разбудить перед уходом.
Он замер на пороге, прищурившись от яркого солнца, светившего в окна.
— Уже уходишь? — пробормотал он, окинув взглядом ее упакованный чемодан и дорожное платье.
— Да, конечно. Я провела с тобой несколько восхитительных часов.
Паша растерялся. Она говорила вежливо и дружелюбно, как общительная собеседница за обеденным столом.
— Не смотри на меня с таким удивлением. Насколько я понимаю, ты не привык, чтобы тебя благодарили.
Он стоял голый в дверном проеме. Ее слова вызвали у него улыбку.
— Не совсем так. Ты весьма обходительна.
— Ты необыкновенный человек, потрясающий, я бы сказала. Я буду до конца дней вспоминать прошедшую ночь с благодарностью и восторгом.
— Так же, как и я, chouchou[1]. — Он потянулся с прирожденной грацией, отчего его мышцы приобрели скульптурную рельефность. — Но в твоей спешке нет никакой надобности, не так ли?
— Нет, я должна ехать, — возразила она, беря перчатки.
— Мне не хочется тебя отпускать.
— Не надо, Паша. — Испытав на себе его силу, она нервно подумала, насколько хорошо его все-таки знает. — Пожалуйста, не делай со мной этого. Даже не помышляй.
— Не кипятись, дорогая, — промолвил он, входя в комнату. — Я не собираюсь удерживать тебя против твоей воли. — Подойдя к платяному шкафу, он открыл зеркальную дверцу и вытащил зеленый с рисунком халат и надел.
— Я сразу предупредила тебя, что не намерена оставаться. — Трикси торопливо щелкнула замками чемодана. — Мне необходимо как можно быстрее вернуться домой.
Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, он оглядел комнату. Неужели ей снова удалось удрать?
Последние дни он почти не спал, и усталость дала о себе знать. Тихо выругавшись, он свесил с кровати ноги и поднялся. Трикси Гросвенор не должна исчезнуть из его жизни. Во всяком случае, не сейчас. Прикидывая в уме маршрут, каким она могла отправиться в Кале, он торопливо пересек комнату и резко распахнул дверь гардеробной.
— Я собиралась тебя разбудить перед уходом.
Он замер на пороге, прищурившись от яркого солнца, светившего в окна.
— Уже уходишь? — пробормотал он, окинув взглядом ее упакованный чемодан и дорожное платье.
— Да, конечно. Я провела с тобой несколько восхитительных часов.
Паша растерялся. Она говорила вежливо и дружелюбно, как общительная собеседница за обеденным столом.
— Не смотри на меня с таким удивлением. Насколько я понимаю, ты не привык, чтобы тебя благодарили.
Он стоял голый в дверном проеме. Ее слова вызвали у него улыбку.
— Не совсем так. Ты весьма обходительна.
— Ты необыкновенный человек, потрясающий, я бы сказала. Я буду до конца дней вспоминать прошедшую ночь с благодарностью и восторгом.
— Так же, как и я, chouchou[1]. — Он потянулся с прирожденной грацией, отчего его мышцы приобрели скульптурную рельефность. — Но в твоей спешке нет никакой надобности, не так ли?
— Нет, я должна ехать, — возразила она, беря перчатки.
— Мне не хочется тебя отпускать.
— Не надо, Паша. — Испытав на себе его силу, она нервно подумала, насколько хорошо его все-таки знает. — Пожалуйста, не делай со мной этого. Даже не помышляй.
— Не кипятись, дорогая, — промолвил он, входя в комнату. — Я не собираюсь удерживать тебя против твоей воли. — Подойдя к платяному шкафу, он открыл зеркальную дверцу и вытащил зеленый с рисунком халат и надел.
— Я сразу предупредила тебя, что не намерена оставаться. — Трикси торопливо щелкнула замками чемодана. — Мне необходимо как можно быстрее вернуться домой.