Боу, Лондон

   Доути повторил весь ритуал прошлой встречи, после того как Таймулла Ажар и его спутница ушли. Он обнаружил Эм Касс на ее обычном месте, запустившую запись закончившейся беседы. На ней был одет винтажный мужской костюм-тройка; галстук она распустила, хотя жилетка была застегнута на все пуговицы. На вешалке в углу висели мужской плащ и шляпа с полями. Под ними стоял черный зонтик. Глядя на Эм – что, по мнению Доути, довольно приятно, – невозможно было предположить, что она легко снимала мужиков в клубах для анонимного секса. Эмили любила засекать время с момента первого взгляда до самого акта. Пока ее рекорд равнялся тринадцати минутам. В последние два месяца она тщетно пыталась его улучшить. Доути тратил много времени и сил, чтобы объяснить ей всю опасность подобного поведения. Ее реакция всегда была одна и та же: «Не учите меня жить». Его реакция на ее реакцию тоже всегда была одна и та же: «Ну конечно, я уже старик, а тебе двадцать шесть, и ты чувствуешь себя бессмертной».
   Сейчас он спросил:
   – Ну и что же у нас есть?
   – Она хорошо путает следы. Нам нужна эта девичья фамилия. Дамочка из Скотланд-Ярда легко могла бы достать ее. Почему ты отказался?
   – Потому что она не знает, что мы знаем, что она из полиции. Ну, и другие причины… Шестое чувство.
   – Ох уж эти твои предчувствия, – сказала Эм.
   – Потом, я верю, что для тебя тоже не составит большого труда найти эту фамилию. Что у нас с этим компьютером?
   – Я пыталась, но, к своему большому сожалению, должна признать, что без Брайана нам не обойтись.
   – Если я правильно помню, последний раз ты сказала «никогда больше», – заметил Дуэйн.
   – Сказала. Будет здорово, если ты найдешь кого-нибудь другого.
   – Лучше его никого нет.
   – Ну, не сошелся же на нем свет клином.
   Эмили откатилась от стола и задумчиво взяла свои ключи. Их было всего три – от дома, от офиса и от машины. Перебирать их на кольце, когда что-то обдумываешь, вошло у нее в привычку. Но сейчас она не перебирала их, а внимательно смотрела на брелок. Неизвестная птичка с гримасой канарейки, не любящей дураков.
   – А что, если…
   – Что «что, если»? – повторил детектив, подбадривая ее. Эм была человеком действия, и столь долгие размышления были совсем не в ее стиле.
   – Я заметила этот фокус с карточкой, Дуэйн. Что ты задумал?
   Доути улыбнулся.
   – Ты никогда не устаешь удивлять. Неудивительно, что Брайан хочет переспать с тобой.
   – Прошу тебя. Он отвлекает меня от работы, правда.
   – Я думал, тебе нравятся мужчины, которые к тебе неравнодушны.
   – Некоторые. Но такие придурки, как Брайан Смайт… – Она пожала плечами и бросила ключи на стол.
   – Уступи ему хоть на йоту, и он решит, что совершенно неотразим. Я не люблю мужчин, которые так откровенно показывают, чего хотят.
   – Постараюсь это запомнить, – Доути притворился, что записывает на манжете. – Ну ладно, оставим эту ерунду, – сказал он, кивнув на ее телефон. – Сколько времени тебе потребуется, чтобы найти девичью фамилию?
   – Дай мне десять минут, – ответила Эм.
   – Время пошло, – детектив направился к двери и уже положил руку на ручку, когда Эм снова заговорила:
   – Ты так и не сказал.
   Он обернулся:
   – Не сказал что?
   – Ты не ответил на вопрос. Ловко перевел стрелки на Брайана, но ты же понимаешь, со мной это не пройдет.
   – А что это был за вопрос? – Дуэйн надел на лицо маску абсолютной невинности.
   Эмили рассмеялась.
   – Ну и пожалуйста. Независимо от того, что ты замышляешь и сколько ты хочешь содрать с лопуха, давай попробуем держаться в рамках закона, хотя бы для приличия.
   – Даю слово, – торжественно сказал Доути, прижав руку к груди.
   – Звучит многообещающе, – ответила Эм.

Декабрь, 17-е

Сохо и Чолк-Фарм, Лондон

   Уже третий час Барбара Хейверс таскалась по магазинам на Оксфорд-стрит, прежде чем ей пришло в голову, что неплохо было бы застрелить Бинга Кросби. Или лучше того идиота, который сочинил этого «Маленького барабанщика», потому что, если оставить его в живых, то кто-нибудь другой, а не Бинг, обязательно будет мурлыкать «па-рам-пам-пам-пам», хотя бы один раз в час и во всех магазинах, начиная с первого ноября и до двадцать четвертого декабря^[14].
   Проклятая песня доставала ее с того момента, когда она вышла из метро на Тоттенхэм-Корт-роуд. Там ее поприветствовал уличный музыкант, исполнявший этот шедевр у эскалатора; эта же песня звучала в «Аксессуарах», перед «Старбакс» и при входе в Бутс. Слепой скрипач, который последние несколько недель ошивался у входа в «Селфриджиз», тоже отдавал должное этим сентиментальным соплям. Сие походило на китайскую пытку водой.
   Имея всего одного члена семьи, для которого надо было купить подарок, Барбара обычно делала это с помощью каталога и телефона. Нужды ее матери были простыми, а желаний практически не существовало. Она проводила свои дни перед видеомагнитофоном, за фильмами с Лоуренсом Оливье, и чем раньше был снят фильм, тем лучше. А когда она не смотрела кино, то помогала сиделке ухаживать за другими постояльцами ее дома в Гринфорде. Сиделку и владелицу заведения звали Флоренс Маджентри – Миссис Фло для тех, кто пользовался ее услугами, – и Барбара должна была купить подарок и для нее. Обычно она искала презенты и для своих соседей, особенно для Хадии. Но до сего дня ее местонахождение так и оставалось неизвестным, и каждый прошедший день уменьшал надежду отыскать ее.
   Барбара старалась не думать о Хадии. Она говорила себе, что ее поисками занимается частный детектив. Когда что-нибудь станет известно, Ажар сообщит об этом ей первой.
   Ему она тоже искала подарок. Хотелось купить что-нибудь, что могло хоть на короткое время развеселить его. За недели, прошедшие с момента пропажи Хадии и ее матери, Таймулла становился все более и более молчаливым и старался появляться в своей квартире как можно реже. Барбара не могла винить его за это. Что еще он мог сделать? Ничего, если только не решил начать свои собственные поиски. Но куда бы он направился в этом случае? Мир огромен, а Анжелина Упман спланировала свой побег из Чолк-Фарм так, чтобы не оставить никаких следов.
   Барбара старалась не терять надежду, что Дуэйну Доути все-таки удастся найти девочку и ее мать.
   Но сейчас, здесь, на Оксфорд-стрит она все время возвращалась мыслями к тому последнему разу, когда была в этой части города. Летом, после очередной настоятельной рекомендации Изабеллы Ардери сделать что-то со своим гардеробом, Барбара вместе с Хадией приехала сюда, дабы заложить фундамент своего нового стиля. Они смогли приобрести несколько неплохих вещей и очень веселились при этом, а теперь все это ушло из ее жизни. Как результат, Барбара находилась в такой же депрессии, как и Ажар, но она понимала, что прав на это у нее гораздо меньше, чем у него. В конце концов, девочка не была ее дочерью, хотя иногда она чувствовала именно так.
   «Па-рам-пам-пам-пам» испытало терпение Барбары по крайней мере еще раз семь, пока она, наконец, не нашла того, что искала в подарок Ажару.
   Рядом с Бонд-стрит стояли несколько красочно разукрашенных прилавков, на которых продавалось все, что угодно – от цветов до шляп. Среди всего этого великолепия один продавец торговал настольными играми. Среди них была одна, под названием КРАНИУМ^[15]. «Игра для мозга? – подумала Хейверс. – Или о мозге? Или мозг необходим для того, чтобы играть в эту игру? В любом случае куплю», – решила она. Отличный выбор для профессора микробиологии. Барбара отдала деньги и быстро ретировалась.
   Когда зазвонил ее мобильный, Хейверс уже возвращалась к станции метро. Она открыла его, не посмотрев на номер. Было неважно, кто звонил. При любых других обстоятельствах она бы сделала все возможное, чтобы не возвращаться на работу, но не сейчас. Сейчас она была не против работы. Работа помогала забыться.
   Однако звонок был от Ажара, а не из Скотланд-Ярда. Услышав его голос, Барбара почувствовала радость.
   Он увидел ее машину перед домом. Она не откажется уделить ему пару минут?
   Черт, она сейчас на Оксфорд-стрит, хотя уже едет домой. Что-то случилось?.. Появилось что-то новое?.. Что-то, что ей надо знать?
   Он сказал, что подождет ее. Сам он был дома, и недавно вернулся со встречи с мистером Доути.
   – И?..
   – Мы поговорим, когда вы вернетесь.
   Его тон не предвещал ничего хорошего.
   Барбара достаточно быстро добралась до Итон Виллас – чудо, если принять во внимание, что она пользовалась печально известной Северной веткой. С подарками в руках Хейверс направлялась к своему бунгало, когда Ажар вышел из своей квартиры. Он подошел и вежливо взял два из ее пакетов. Барбара поблагодарила, стараясь звучать беззаботно, как это и полагается в праздники. Однако по выражению его лица она поняла, что ее догадка после разговора с ним была правильной.
   – Что хотите выпить? Чай или джин? У меня есть и то и другое. Немного рановато для джина, но какого черта. Если очень хочется, то немножко можно, – спросила Барбара.
   – Если бы только Ислам позволял мне выпить, – улыбнулся Ажар.
   – Всегда можно найти оправдание. Но я не хочу быть вашей искусительницей. Тогда чай. Крепкий. У меня еще есть кексы, и поверьте, я не каждому их предлагаю.
   – Вы очень добры ко мне, Барбара, – Таймулла улыбнулся еще раз, но улыбка вышла какой-то кривой. Он всегда был очень воспитанным.
   В своем маленьком бунгало Барбара зажгла электрический камин и сняла пальто, перчатки и шарф. Про вязаную шапку она еще не решила. Ее волосы начали отрастать, но она все еще смотрелась как пациент после курса химиотерапии. С самого начала Ажар деликатно обходил стороной тему ее новой прически. Маловероятно, что сейчас он изменит себе и станет задавать вопросы о ее бритой голове. Поэтому Барбара подумала, а ну его к черту, и, сняв шапку, бросила ее вместе с остальной одеждой на кушетку.
   Она занялась приготовлением чая и разогреванием кексов в духовке. То, что у нее оказалось масло для кексов и молоко для чая, заставило ее думать о себе как о настоящей опытной хозяйке. Еще утром, до того как поехать за покупками, Барбара попыталась привести свою квартиру в какой-то относительный порядок. Это позволило Ажару усесться за стол и даже спокойно смотреть на кухню, не боясь увидеть ее трусики на веревке над плитой.
   Он не начинал своего рассказа до тех пор, пока она не поставила на стол чайник с чаем, чашки, кексы и всякую другую ерунду. Потом, как будто издеваясь, завел светский разговор о покупках к Рождеству, здоровье ее матери и о том, что инспектор Линли будет встречать первое Рождество после смерти его жены. Наконец Таймулла сказал, что ездил в Боу по вызову Дуэйна Доути. Сначала он подумал, что у того были хорошие новости. Ажар решил, что Доути хочет лично продемонстрировать ему, чего смог достичь. Но оказалось все наоборот.
   – Он просто хотел получить свои деньги. По-видимому, ему было недосуг ждать, пока чек дойдет по почте, и он попросил меня приехать лично.
   – Он что-нибудь сказал? Ну хоть что-то?
   Барбаре хотелось также знать, почему Ажар не пригласил ее поехать к детективу вместе. Но она мысленно остановила себя и взяла в руки. Великий Боже, у этого человека украли дочь, и ему было гораздо важнее узнать, нашлась ли она, чем думать о том, чтобы пригласить Барбару на этот разговор.
   Ажар рассказал:
   – Доути узнал девичью фамилию матери Анжелины. Рут-Джейн Сквиа. Но это все, что ему удалось. Судя по его источникам, Анжелина так и не воспользовалась ей ни для получения нового паспорта или водительского удостоверения, ни для получения фальшивой метрики или каких-либо других документов.
   – И это все? – спросила Хейверс. – Ажар, я не вижу логики. Эти парни, частные детективы, только и знают, что нарушают закон. Все они делают это в большей или меньшей степени. Они роются в человеческом мусоре, подключаются к телефонам, взламывают электронную почту, перехватывают простую, используют платных агентов…
   – Агентов?
   – Ну да. Каких-нибудь мошенников, которые готовы за деньги добыть для них нужную информацию: например, позвонить врачу Анжелины и, притворившись социальным работником, спросить: а не могли бы вы мне сказать, действительно ли Анжелина заражена сифилисом?
   – А зачем? – спросил Ажар удивленно.
   – Затем, что люди начинают говорить, если думают, что у вас есть право задавать вопросы. Эти мошенники всегда выглядят и звучат более официально, чем официальные лица. Я думала, что их много в распоряжении Доути.
   – У него есть помощник. Женщина. Но она искала в авиакомпаниях, таксопарках, поездах и в метро. Она ничего не нашла.
   – Эта женщина присутствовала на вашей встрече с Доути? Она сама вам все это рассказала?
   – У Доути был ее письменный отчет. Сам я ее не видел. – Ажар скривился. – А это так важно? Ну, чтобы я сам с ней встретился?
   Он взял кекс со стола, внимательно осмотрел его и положил обратно.
   – Надо было взять вас с собой. Вы бы обо всем подумали. Но… Мне не терпелось узнать. Когда он позвонил мне и сказал, что нам надо срочно встретиться и что он не хочет обсуждать новости по телефону, – Ажар отвел взгляд, и Барбара почти реально ощутила весь тот груз, который давил на него, – я подумал, что он нашел ее. Я подумал, что вот сейчас я войду в офис, и она будет там, и, может быть, даже с Анжелиной. И мы все вместе сможем поговорить и прийти к какому-то соглашению.
   Он взглянул на сидящую перед ним Хейверс.
   – Конечно, это было глупо с моей стороны, но я уже много лет веду какую-то глупую жизнь.
   – Не говорите так. В жизни случается всякое. Мы совершаем поступки, мы принимаем решения – все это ведет к каким-то последствиям. Так уж устроена наша жизнь.
   – Да, это правильно. Но моя первая реакция была бездумной и иррациональной. Такой же, как когда я увидел ее, – сказал вдруг Ажар.
   – Анжелину? – Сердце Барбары пропустило удар, по телу прокатилась дрожь возбуждения. – Где увидели?
   – В том зале, где она сидела. Там были свободные места, но я подошел и спросил, могу ли я сесть рядом с ней, хотя это и было неправильно.
   Он замолчал, то ли обдумывая свои слова, то ли оценивая, как они могут повлиять на его отношения с Барбарой.
   – Именно тогда и там я решил, что у нас будут отношения. Это было решение, продиктованное только моим эгоизмом. И оно было таким глупым…
   Барбара не была уверена, что знает, как должна реагировать на все это. Ее совершенно не касалось, как начиналась связь, позже приведшая к появлению на свет Хадии. Но то, что это ее не касалось и случилось в далеком прошлом, не значило, что она не может анализировать все это и делать выводы. Барбаре просто не нравилось гадать на кофейной гуще. Еще меньше ей нравились ее выводы. И она ненавидела саму себя за то, что и ее гадания, и ее выводы влияли на нее, на Барбару Хейверс. Они невольно заставляли ее стараться понять, что это значило – быть такой женщиной, как Анжелина Упман. Женщиной, на которую такой мужчина, как Ажар, мог посмотреть всего один раз и принять решение – решение, которое могло уничтожить весь его мир.
   – Мне очень жаль. Я говорю не о Хадии. Думаю, вы о ней тоже не жалеете.
   – Конечно, нет.
   – Ну, так и на чем мы стоим? Вы заплатили Доути за его работу, и что теперь?
   – Дуэйн сказал, что рано или поздно она где-то проявится. И что для меня было бы неплохо нанести визит родителям Анжелины. Еще он сказал, что она объявится у них рано или поздно, потому что люди редко рвут навсегда со своими семьями, особенно когда пропадают причины для этого.
   – А причина эта, по-видимому, вы?
   – Доути сказал, что если их ненависть ко мне была обусловлена тем, что я завел с ней интрижку, а затем отказался жениться, то мне надо приехать к ним и сказать, что теперь я готов жениться. Тогда все якобы будет прощено и забыто.
   Барбара покачала головой.
   – Ну, а это-то он откуда взял? Карты таро нашептали?
   – Сестра Анжелины. Как он понял, ее сестра отнюдь не была полностью «изгнана и забыта», хотя совершила точно такой же поступок. Он утверждает, что разница только в том, что сестра все-таки вышла замуж. Из этого Доути заключил, что если я заявлю о своем намерении жениться, то родители расскажут мне все, что знают. Все, что они уже знают или еще узнают об ее исчезновении.
   – А почему Доути считает, что они что-то знают? – спросила Барбара.
   – Потому что никто не исчезает бесследно. То, что Анжелина не оставила никаких следов, доказывает, что ей кто-то помогал.
   – Ее родители?
   – Мистер Доути выразился следующим образом: ее родители относятся к категории людей, ничего не имеющих против внебрачных связей, если последние заканчиваются свадьбой. Он сказал, что на этом я и должен сыграть. Сказал, что мне надо учиться манипулировать другими людьми.
   Таймулла взглянул на нее с легкой улыбкой, но глаза у него были такие усталые, что Барбаре захотелось обнять и укачать его. Манипулирование другими людьми никогда не было сильной стороной Ажара, даже в ситуации, когда он отчаянно хотел вернуть своего ребенка. Она не очень понимала, как это можно сделать.
   – Ну, и каков же ваш план?
   – Поехать в Далвич и поговорить с ее родителями.
   – Тогда разрешите мне поехать с вами.
   Его лицо смягчилось.
   – Друг мой Барбара, я надеялся, что вы мне сами это предложите.

Декабрь, 19-е

Далвич-вилидж, Лондон

   Барбара Хейверс никогда до этого не была в Далвиче, но когда она только увидела это местечко, то поняла, что это та часть города, которая могла бы ей понравиться. Находившийся далеко к югу от реки, Далвич совсем не походил на городской район. Больше всего он был похож на то, что можно было бы назвать «зеленый пригород», хотя сейчас деревья, растущие вдоль всех улиц, были голыми. Но, глядя на их ветви, было понятно, что летом под ними была глубокая тень, а осенью – целое буйство красок. Они обрамляли широкие тротуары, на которых не было ни соринки и никаких следов жевательной резинки, которая покрывала все тротуары в Центральном Лондоне.
   Дома в этой части вселенной тоже были впечатляющими: кирпичными, большими и дорогими. Магазины на центральной улице предлагали прохожему все, что угодно – от женских бутиков до дорогущих заведений «только для джентльменов». Начальные школы располагались в ухоженных зданиях викторианской постройки. А Далвич-парк, Далвич-колледж и Далвич-Холл были ярким примером того окружения, в котором протекала жизнь верхушки среднего класса, которая распивала коктейли и не соглашалась, чтобы отпрыски ее семей получали образование где-нибудь, кроме самых дорогих закрытых школ.
   Состояние рыбы, выброшенной на берег, не полностью соответствовало состоянию Барбары, ехавшей на своем древнем «мини» по улицам этого района. Вся надежда была на то, что Ажар, внимательно изучавший карту на соседнем сиденье, найдет, наконец, искомый дом. Ей немного повезет, и она не будет чувствовать себя в нем как беженец из разрушенной войной страны, приехавший на машине, пожертвованной известной христианской организацией.
   Однако ей не повезло. Дом, о котором Ажар тихо сказал: «Кажется, это то, что мы ищем», стоял на углу Фрэнк-Диксон-клоуз. Он был построен в неогеоргианском стиле: идеально симметричный, большой, кирпичный и очень красивый. Дом был выкрашен в белый цвет, а решетка, дождевые трубы и стоки – в черный.
   Ухоженная лужайка перед домом, без единого торчащего стебелька, была разделена на две части дорожкой, вымощенной плиткой, которая вела к входу. С каждой стороны дорожки уличные светильники освещали цветочные клумбы. В каждом окне самого дома было видно по искусственной свече – свидетельство наступившего сезона праздников.
   Барбара припарковалась, и они с Ажаром уставились на это великолепие. Наконец Хейверс смогла произнести:
   – Кажется, здесь не принято экономить.
   Она посмотрела на соседние дома. Каждый дом, который попадался ей на глаза, стоил невероятных денег. Вне всякого сомнения, Фрэнк-Диксон-клоуз был мечтой домушника, превратившейся в реальность.
   Когда Барбара и Таймулла постучали в дверь, никто не открыл. Под праздничным венком они нашли звонок и позвонили. Теперь им повезло больше, так как внутри дома они услышали: «Хамфри, дорогой, ты можешь открыть?» Через мгновение множество замков были переведены из положения «закрыто» в положение «открыто», дверь распахнулась, и перед Хейверс и Ажаром предстал отец Анжелины Упман.
   Таймулла рассказал Барбаре, что Хамфри Упман был управляющим банком, а мать Анжелины – детским психологом. Он, правда, не упомянул, что мужчина был расистом, однако это сразу стало понятно. Его выдало выражение лица. Это выражение называлось «все соседи могут идти к черту»; ноздри Упмана раздувались, и он заблокировал дверь, как будто боялся, что Ажар сейчас ворвется в дом и вынесет фамильное серебро.
   – Чем обязан… – произнес он, и было понятно, что он знает, кто такой Ажар, хотя и не очень понимает, кто такая Барбара.
   Хейверс взяла ситуацию в свои руки, показав ему свое удостоверение.
   – Хотелось бы поговорить, – пояснила она, пока тот пристально изучал документ.
   – И что нужно от меня полиции?
   Хамфри вернул удостоверение, но не открыл дверь, продолжая блокировать ее своим телом.
   – Разрешите войти, и я с удовольствием объясню вам, – сказала Барбара.
   Он подумал секунду и, показав пальцем на Ажара, сказал:
   – Этот останется здесь.
   – Сильно сказано, но это не лучшее начало для нашего диалога.
   – А мне ему нечего сказать, – ответил банкир.
   – Это хорошо, потому что ничего говорить и не нужно.
   Барбара размышляла, сколько еще времени может занять этот спор на пороге, когда за его спиной раздалось:
   – Хамфри, что слу…
   Голос женщины замолк, когда через плечо мужа она увидела в дверном проеме Ажара.
   – Анжелина пропала, – обратился к ней Таймулла. – Ее нет уже целый месяц. Мы пытаемся…
   – Нам хорошо известно, что она пропала, – вмешался Хамфри Упман. – Давайте я вам все объясню – так, чтобы не было недопонимания. Если бы наша дочь умерла, то есть если бы она сейчас была мертва, это не имело бы для нас никакого значения.
   Хейверс хотела спросить у него, всегда ли он испытывал такие теплые отцовские чувства по отношению к дочери, но не успела.
   – Впусти их, Хамфри, – сказала мать Анжелины.
   На что он, не глядя на нее, произнес:
   – Мусору не место в этом доме.
   Барбаре пришло в голову одно милое простонародное выражение, но она понимала, что его слова не относятся к ней. Целью его грубости был Ажар.
   – Господин Упман, если вы будете продолжать в этом же роде…
   Госпожа Упман прервала ее:
   – Впусти их, Хамфри.
   Тот помедлил – совсем чуть-чуть, просто чтобы показать жене, что позднее ей придется ответить за свои слова, – затем развернулся на каблуках и позволил ей распахнуть дверь и дать им войти. Миссис Упман провела их в гостиную, изумительно декорированную, однако без каких-либо признаков вкуса хозяйки. Было видно, что это работа профессионального декоратора. Через большие французские окна был виден сад – светильники, освещающие дорожки, фонтан, статуи, пустынные клумбы и лужайка.
   В углу комнаты стояла елка – еще не украшенная, но было очевидно, что их приход оторвал Рут-Джейн именно от этого занятия. На полу были разложены гирлянды, а на камине стояла коробка с украшениями.
   Она не предложила им сесть – не предполагалось, что они задержатся надолго – и спросила:
   – У вас есть основания предполагать, что моя дочь мертва?
   Это было произнесено голосом, начисто лишенным эмоций.
   – Она с вами связывалась? – спросила Барбара.
   – Когда она связалась с этим человеком, – косой взгляд на Ажара, – мы прекратили с ней всякое общение. Она не хотела понять нас, а мы не понимали ее. Поэтому мы отказались от общения с ней. – Миссис Упман обратилась к Таймулле: – И что же, она все-таки ушла от вас? Ну, а чего еще можно было ожидать?
   – Она уже уходила от меня один раз, – сказал Ажар с чувством собственного достоинства. – Мы пришли к вам, потому что моим единственным желанием…
   – Неужели? Неужели она уже уходила от вас? Но почему-то в тот раз, когда бы это ни было, вы не примчались сюда с расспросами. Почему же вы появились сейчас?
   – Она пропала вместе с моей дочерью.
   – Это с которой? – И, заметив удивление на лице Ажара, Рут-Джейн гордо добавила: – Да, мистер Ажар, мы все о вас знаем. В том, что касается вас, Хамфри хорошо поработал и получил от меня высокую оценку.
   – Анжелина увезла с собой Хадию, – нетерпеливо вмешалась Барбара. – Я думаю, вам не надо объяснять, кто она такая?
   – Полагаю, это та девочка, которую родила Анжелина.
   – А я полагаю, что это та девочка, которая еще и скучает по своему папе.
   – В любом случае, она меня не интересует. Так же, как и Анжелина. Так же, как и вы. Ни я, ни мой муж, никто из нас не знает, где она находится, куда направляется и где окажется в будущем. Что-нибудь еще? Я хотела бы закончить украшение елки, если вы не возражаете.