Джойс Джеймс. Улисс (часть 1, 2)

   - Да, да, - сказал отец Каули. - Его преподобие мистер Лав. Он, кажется, священник где-то в провинции. Но вы точно уверены?
   - Можете от меня передать Варавве, - сказал Бен Доллард, - чтобы он сунул этот лист туда, где мартышки прячут орехи.
   Он решительно увлекал за собой отца Каули, прикованного к его туше.
   - Я думаю, не грецкие, а лесные, - пробормотал мистер Дедал, следуя за ними и опуская пенсне на лацканы своего сюртука.
   - Насчет мальчика все в порядке, - сказал Мартин Каннингем, когда они проходили мимо ворот Касл-ярда.
   Полисмен дотронулся до фуражки.
   - Дай вам Бог, - ободряюще произнес Мартин Каннингем.
   Он сделал знак поджидавшему кучеру, тот дернул вожжи и тронулся в сторону Лорд-Эдвард-стрит.
   За бронзой золото, за головкой мисс Кеннеди головка мисс Дус, появились над занавеской отеля "Ормонд".
   - Да-да, - сказал Мартин Каннингем, потрагивая бороду. - Я написал отцу Конми и все изложил ему.
   - Вы бы могли попытаться и у нашего друга, - предложил задним числом мистер Пауэр.
   - У Бойда? Благодарю покорно, - отрезал коротко Мартин Каннингем.
   Джон Уайз Нолан, отставший за чтением списка, быстро пустился их нагонять по Корк-хилл.
   На ступенях ратуши советник Наннетти, спускаясь, приветствовал поднимающихся олдермена Каули и советника Абрахама Лайона.
   Муниципальный фургон, пустой, завернул на Верхнюю Эксчейндж-стрит.
   - Взгляните-ка, Мартин, - сказал Джон Уайз Нолан, догнав их возле редакции "Мейл". - Я тут вижу, что Блум подписался на пять шиллингов.
   - Совершенно верно, - сказал Мартин Каннингем, забирая у него лист. Мало того, он их немедленно внес.
   - Без громких речей, - заметил мистер Пауэр.
   - Довольно странно, но факт, - добавил Мартин Каннингем.
   Джон Уайз Нолан удивленно раскрыл глаза.
   - Как много у еврея доброты, замечу я, - щегольнул он цитатой.
   Они направились по Парламент-стрит.
   - А вот и Джимми Генри, - сказал мистер Пауэр, - как раз поспешает к Каване.
   - Раз так, - сказал Мартин Каннингем, - то и мы за ним.
   Возле la inaison Claire Буян Бойлан изловил горбатого зятя Джека Муни, бывшего в подпитии и направлявшегося в слободку.
   Джон Уайз Нолан с мистером Пауэром шли теперь позади, а Мартин Каннингем взял под руку маленького аккуратного человечка в сером с искрой костюме, который нетвердой торопливой походкой проходил мимо часового магазина Микки Андерсона.
   - Видно, у младшего муниципального секретаря мозоли дают себя знать, заметил Джон Уайз Нолан мистеру Пауэру.
   Они обогнули угол, следуя к винному погребу Джеймса Каваны. Пустой муниципальный фургон, стоявший у Эссекс-гейт, оказался перед самым носом у них. Мартин Каннингем все продолжал говорить, то и дело показывая Джимми Генри подписной лист, на который тот ни разу не глянул.
   - И Длинный Джон Феннинг тоже здесь, - сказал Джон Уайз Нолан, - во всю натуральную величину.
   Высокая фигура Длинного Джона Феннинга заполняла собой всю дверь.
   - Добрый день, господин главный инспектор, - произнес Мартин Каннингем, и все остановились для обмена приветствиями.
   Длинный Джон феннинг не освободил им проход. Резким движением он вынул изо рта большую сигару, и его круглые глаза пронзительно окинули их умным и хищным взглядом.
   - Сенаторы Рима продолжают предаваться мирной беседе? - проговорил он звучно и насмешливо, обращаясь к младшему муниципальному секретарю.
   Устроили там адские баталии, заговорил с раздражением Джимми Генри, вокруг своего треклятого ирландского языка. Он бы хотел знать, чем занимается распорядитель, когда надо поддерживать порядок в зале заседаний. А старый Барлоу, хранитель жезла, слег из-за своей астмы, жезла на столе нет, сплошной кавардак, нет даже кворума, и сам лорд-мэр Хатчинсон в Лландудно, а маленький Лоркан Шерлок изображает его locum tenens [исполняющий обязанности (лат.)]. Пропади он пропадом, этот язык наших предков.
   Длинный Джон Феннинг выпустил изо рта струю дыма.
   Мартин Каннингем, покручивая кончик бороды, снова принялся говорить, обращаясь то к главному инспектору, то к младшему муниципальному секретарю, а Джон Уайз Нолан мирно помалкивал.
   - А какой это Дигнам? - спросил Длинный Джон феннинг.
   Джимми Генри сделал гримасу и потряс в воздухе левой ногой.
   - Ох, мои мозоли! - жалобно простонал он. - Пойдемте, бога ради, наверх, чтобы я мог хоть присесть! У-у! Ох-хо-хо! Позвольте!
   В сердцах он протиснулся сбоку от Длинного Джона Феннинга и поднялся по лестнице.
   - Да, пойдемте наверх, - сказал Мартин Каннингем главному инспектору. Мне кажется, что вы не знали его, хотя, конечно, возможно.
   Мистер Пауэр и Джон Уайз Нолан последовали за ними.
   - Он был скромный и честный малый, - поведал Джек Пауэр дюжей спине Длинного Джона Феннинга, которая поднималась навстречу Длинному Джону Феннингу в зеркале.
   - Небольшой такой. Дигнам из конторы Ментона, - дополнил Мартин Каннингем.
   Длинный Джон Феннинг не мог припомнить его.
   В воздухе пронеслось цоканье лошадиных копыт.
   - Что это? - спросил Мартин Каннингем.
   Все обернулись, где кто стоял. Джон Уайз Нолан снова спустился вниз. Стоя в прохладной тени прохода, он видел, как кони двигались по Парламент-стрит, сбруя и лоснящиеся бабки поблескивали на солнце. Весело, не спеша, они проследовали мимо под его холодным недружелюбным взглядом. Впереди скакали, впереди на седлах мерно подскакивали форейторы.
   - Так что это там? - спросил Мартин Каннингем, когда они снова начали подниматься.
   - Лорд-наместник и генерал-губернатор Ирландии, - отвечал Джон Уайз Нолан с нижней ступеньки.
   Когда они шли по толстому ковру, Бык Маллиган, прикрывшись своей панамой, шепнул Хейнсу:
   - Брат Парнелла. Вон в том углу.
   Они выбрали маленький столик у окна, напротив человека с вытянутым лицом, борода и пристальный взгляд которого нависали над шахматной доской.
   - Вот это он? - спросил Хейнс, поворачиваясь на своем сиденье.
   - Да, - ответил Маллиган. - Это Джон Хауард, его брат, наш городской церемониймейстер.
   Джон Хауард Парнелл спокойно передвинул белого слона и снова поднес грязноватый коготь ко лбу, где он и остался неподвижно.
   Через мгновение из-под его заслона глаза его бросили на противника быстрый, неуловимо сверкнувший взгляд и вновь устремились на критический участок доски.
   - Мне кофе по-венски, - сказал Хейнс официантке.
   - Два кофе по-венски, - сказал Маллиган. - И еще принесите нам масло, булочки и каких-нибудь пирожных.
   Когда она удалилась, он со смехом сказал:
   - Мы тут говорим, что ДХК значит дрянной холодный кофе. Да, но вы упустили Дедаловы речи о "Гамлете".
   Хейнс раскрыл свою свежеприобретенную книгу.
   - Мне очень жаль, - сказал он. - Шекспир - это благодатная почва для тех умов, что утратили равновесие.
   Одноногий матрос, приблизившись к Нельсон-стрит, 14, рявкнул:
   - _Англия ждет_...
   Лимонный жилет Быка Маллигана весело всколыхнулся от смеха.
   - Вам стоит на него посмотреть, - сказал он, - когда его тело утрачивает равновесие. Я его называю Энгус-Скиталец.
   - Я уверен, у него есть какая-то idee fixe, - сказал Хейнс, задумчиво пощипывая подбородок большим и указательным пальцами. - И я раздумываю, в чем бы она могла быть. У таких людей она всегда есть.
   Бык Маллиган с серьезным выражением наклонился к нему через стол.
   - Ему свихнули мозги, - заявил он, - картинами адских мук. И теперь ему уж никогда не достичь эллинской ноты. Той ноты, что, из всех наших поэтов, была у одного Суинберна, "и смерти белизна и алое рожденье едино суть". Вот в чем его трагедия. Ему никогда не стать поэтом. Радость творчества...
   - Вечные мучения, - произнес Хейнс, учтиво кивая, - да, я понимаю. Сегодня утром я его слегка попытал на тему о вере. Я видел, у него засело что-то в уме. Все это довольно любопытно, потому что в Вене профессор Покорный из этого делает любопытные выводы.
   Бык Маллиган, заметив бдительным оком приближение официантки, помог ей освободить поднос.
   - В древнеирландском мифе ему не найти даже намека на ад, - промолвил Хейнс, оказавшись между бодрящих чаш. - Похоже, что там нет и нравственной идеи, нет чувства судьбы, возмездия. Довольно странно, что у него именно такая idee fixe. Он как-нибудь участвует в вашем литературном движении?
   Ловким жестом он запустил сбоку в чашку два куска сахара сквозь слой взбитых сливок. Бык Маллиган разрезал еще горячую булочку и намазал маслом дышащую парком мякоть. С большим аппетитом он основательно откусил от нее.
   - Десять лет, - со смехом проговорил он, жуя. - Вот через столько он что-нибудь напишет.
   - Довольно изрядный срок, - сказал Хейнс, задумчиво подняв ложечку. - И все же я не удивлюсь, если ему удастся, в конце концов.
   Он снял и отведал ложечку с макушки белокремовой шапки на своей чашке.
   - Надеюсь, что это настоящие ирландские сливки, - снисходительно произнес он. - Я не люблю быть объектом надувательства.
   Легкий кораблик, скомканный бумажный листок, Илия, плыл рядом с бортами больших и малых судов, посреди архипелага пробок, минуя Нью-Воппинг-стрит, на восток, мимо парома Бенсона и рядом с трехмачтовой шхуной "Роузвин", шедшей из Бриджуотера с грузом кирпичей.
   Альмидано Артифони миновал Холлс-стрит, потом двор Сьюэлла. Позади него Кэшел Бойл О'Коннор Фицморис Тисделл Фаррелл, с болтающейся на руке плащезонтростью, далеко обошел фонарный столб перед домом мистера Лоу Смита и, перейдя улицу, зашагал по Меррион-Сквер. Поодаль, позади него, слепой юноша выстукивал свой путь вдоль ограды университетского парка.
   Кэшел Бойл О'Коннор Фицморис Тисделл Фаррелл дошел до приветливых витрин мистера Льюиса Вернера, затем повернул и пошел обратно по Меррион-сквер, с болтающеюся на руке плащезонтростью.
   На углу дома Уайльда он задержался, насупился на имя Илии, возвещаемое на стене Метрополитен-холла, затем на дальний газон герцогской усадьбы. Его монокль насупленно блеснул на солнце. Оскалив крысиные зубы, он пробормотал:
   - Coactus volui [с согласился под принуждением (лат.)].
   И зашагал дальше, в сторону Клэр-стрит, пережевывая свои смелые слова.
   Когда он вышагивал мимо окон мистера Блума, дантиста, его плащ, болтаясь, резко сбил в сторону тоненькую постукивавшую тросточку и повлекся дальше, хлестнув по хилому телу. Слепой юноша повернул вслед прохожему свое болезненное лицо.
   - Будь ты проклят, кто ты там есть! - воскликнул он с озлоблением. - Не я слепой, а ты, чертов ублюдок!
   Напротив бара Рогги О'Доноху юный Патрик Алоизиус Дигнам, прижимая к себе полтора фунта свиных котлет, за которыми его посылали в мясную лавку Мангана, бывшую Ференбаха, глазея по сторонам и наслаждаясь теплом, шагал по Уиклоу-стрит. Скука была до чертиков сидеть там в зале вместе с миссис Стор и миссис Квигли и миссис Макдауэлл, занавески задернуты, а они все всхлипывают, сморкаются и потягивают первосортный херес, что дядя Барни принес от Танни. Доедают остатки фруктового пирога, сидят до чертиков, да одно и то же толкут. И вздыхают.
   За Уиклоу-лейн его заинтересовала витрина мадам Дойл, придворной портнихи. Он остановился, глядя на двух противников, голых до пояса, изготовившихся боксировать. Из боковых зеркал молча глазели два юных Дигнама в трауре. Майлер Кео, любимчик Дублина, встретится с сержантом Беннетом, портобелльским тузилой, приз пятьдесят соверенов, ух ты, вот это будет матч, посмотреть бы. Майлер Кео, это который атакует того, с зеленым поясом. За вход два шиллинга, с солдат половина. Мамку-то я запросто обхитрю. Левый Дигнам повернулся, когда он повернулся. А, это же я в трауре. Когда будет? Двадцать второго мая. Эх, жалко до чертиков, опоздал. Он повернулся тоже, шапка у него съехала набок, воротничок вылез. Задрав подбородок, чтобы его застегнуть, он увидел невдалеке от боксеров изображение Марии Кендалл, очаровательной субретки. Картинки с такими девками бывают в пачках от сигарет. Стор за окурками охотится, а его однажды родитель застукал как он курил и задал просто страшенную трепку.
   Юный Дигнам заправил свой воротничок и двинулся дальше. По силе удара самый первый из боксеров это Фицсиммонс. Такой даст разочек в поддых, и ты очухаешься через неделю, дружок. Но самый первый по технике, это был Джем Корбетт, до тех пор, пока Фицсиммонс не вышиб из него все его хитрости, и все потроха в придачу.
   На Грэфтон-стрит юный Дигнам увидал шикарного франта, у которого был во рту красный цветок, а на ногах ботинки - картинки, и ему какой-то пьяный все чего-то толкует, а он только ухмыляется.
   Трамвая на Сэндимаунт все не было.
   Юный Дигнам пошел по Нассау-стрит, переложив свиные котлеты в другую руку. Воротничок у него опять отстегнулся, и он запихнул его обратно. Уродская запонка, не подходит для этой дырки, надоела до чертиков. Ему повстречались школьники с ранцами. Завтра опять не пойду, останусь до понедельника. Навстречу еще шли школьники. Интересно, они заметили, что я в трауре? Дядя Барни сказал, он даст сегодня об этом в газету. Тогда все в газете увидят и прочитают мое имя напечатанным и папино имя.
   Лицо у него вместо красного, как всегда было, сделалось совсем серое, и муха ползла по нему вверх, к глазам. Так скрипело, когда ввинчивали винты в гроб, и так глухо стукалось, когда несли вниз.
   Папа был там внутри, а мама плакала в зале, а дядя Барни показывал, как пронести на повороте. Гроб был такой большой, высокий, тяжелый с виду. Как все это было? В последний вечер, когда папа напился, он стоял на лестничной площадке и орал, чтоб ему дали башмаки, он пойдет к Танни и там еще напьется, и он казался таким толстым и низеньким в рубашке. Больше никогда его не увижу. Это называется смерть. Папа умер. Мой отец умер. Он мне сказал, чтобы я был маме хорошим сыном. Я не мог разобрать, что он еще говорил, но я видел, как его язык и зубы что-то старались выговорить. Бедный папа. Это был мистер Дигнам, мой отец. Я надеюсь, что он сейчас в чистилище, потому что он ходил к отцу Конрою на исповедь в субботу вечером.
   Вильям Хамбл, граф Дадли, и леди Дадли в сопровождении подполковника Хесселтайна после завтрака выехали из резиденции вице-короля. В следующей карете находились почтенная миссис Пэджет, мисс де Курси и почтенный Джеральд Уорд, дежурный адъютант.
   Кортеж проследовал через нижние ворота Феникс-парка, приветствуемый подобострастными полисменами, и мимо Королевского моста направился по северным набережным. На всем пути следования по столичным улицам вице-король встречал знаки самых наисердечнейших чувств. У Кровавого моста мистер Томас Кернан, находившийся по ту сторону реки, тщетно посылал свои приветствия издали. Вице-королевские кареты лорда Дадли проследовали между мостом Королевы и мостом Уитворта, где не получили приветствия от мистера Дадли Уайта, бакалавра права и магистра искусств, стоявшего на Арран-куэй рядом с домом ростовщицы миссис М.И.Уайт, что на углу Арран-стрит, и потиравшего нос в раздумье, попадет ли он в Фибсборо быстрей трамваем с тремя пересадками, или на извозчике, или же пешком через Смитфилд, холм Конституции и вокзал Бродстоун. В портике Судебной палаты Ричи Гулдинг, с фирменным портфелем Гулдинга, Коллиса и Уорда, воззрился на него с удивлением. За мостом Ричмонд, в подъезде конторы Рувима Дж.Додда, присяжного поверенного, агента Патриотической страховой компании, пожилая особа женского пола, собравшаяся было войти, передумала и, следуя назад по своим стопам, возле окон конторы Кинга обратила доверчивую улыбку к наместнику Его Величества. Из своего стока в стене Вуд-куэй, расположенного прямо под конторой Тома Девана, речушка Поддл представила верноподданные излияния своей вонючей струи. За бронзой золото, за головкой мисс Кеннеди головка мисс Дус, поверх занавески отеля "Ормонд", наблюдали с восхищением. На Ормонд-куэй мистер Саймон Дедал, направляясь из уличного сортира в полицейское управление, застыл неподвижно посреди улицы, низко опустив шляпу. Его Сиятельство с изяществом ответно приветствовал мистера Дедала. На углу типографии Кахилла преподобный Хью К.Лав, магистр искусств, погруженный в размышления о знатных сеньорах, которые в давние времена раздавали щедрой рукой завидные церковные привилегии, отвесил поклон, оставшийся незамеченным. На мосту Граттана Ленехан и Маккой, собравшись прощаться друг с другом, смотрели на проезжающие кареты. Проходя мимо конторы Роджера Грина и большого красного дома типографии Долларда, Герти Макдауэлл, которая несла своему больному отцу письма и образцы линолеума Кэтсби, догадалась по виду карет, что это были лорд-наместник с супругой, но так и не смогла разглядеть, в каком туалете была Ее Сиятельство, потому что трамвай и большой желтый мебельный фургон Спринга остановились как раз перед ней, именно из-за проезда лорда-наместника. За домом фирмы Ланди и Футс, Джон Уайз Нолан, стоя в темных дверях винного погреба Каваны, послал холодную незамеченную усмешку лорду-наместнику и генерал-губернатору Ирландии. Достопочтенный Вильям Хамбл, граф Дадли, кавалер Большого Креста ордена Виктории, миновал неумолчно тикающие часы Микки Андерсона и восковые манекены Генри и Джеймса, румянощекие, в элегантных костюмах, джентльмен Генри, dernier cri [последний крик (франц.)] Джеймс. Стоя спиной к Дэйм-гейт, Том Рочфорд и Флинн Длинный Нос наблюдали приближение кортежа. Том Рочфорд, увидев, что взгляд леди Дадли остановился на нем, поспешно вытащил большие пальцы из кармашков бордового жилета и снял с головы фуражку. Очаровательная субретка, великая Мария Кендалл, с размалеванными щеками и приподнятой юбочкой, посылала со своей афиши размалеванную улыбку Вильяму Хамблу, графу Дадли, а также полковнику Х.Дж.Хесселтайну, равно как и почтенному Джеральду Уорду, дежурному адъютанту. Из окон ДХК вице-королевский кортеж наблюдали Бык Маллиган и Хейнс, первый с видом смешливым, второй серьезным, глядя между голов возбужденных посетителей, совсем загородивших от света шахматную доску, на которую был устремлен пристальный взгляд Джона Хауарда Парнелла. На Фаунс-стрит Дилли Дедал, подняв взгляд от французского учебника Шарденаля, увидала раскрытые зонтики и сверкающие, вертящиеся спицы колес. Джон Генри Ментон, стоя в дверях Торговой палаты, неподвижно выпучил набрякшие от вина глаза-устрицы, держа толстые золотые охотничьи часы в толстой левой руке, не глядя на них и уже не чувствуя их. Там, где в воздух вздымалась передняя нога лошади короля Билли, миссис Брин отдернула своего поторопившегося супруга назад из-под копыт форейторской лошади. Крича ему прямо в ухо, она разъяснила происходящее. Тот понял, прижал свои фолианты левой рукой и приветствовал вторую карету. Почтенный Джеральд Уорд, дежурный адъютант, будучи приятно изумлен, поспешил ответить. На углу возле Понсонби остановился, притомившись, белый флакон H., и вслед за ним остановились еще четыре белых флакона в цилиндрах, E.L.Y.'S., меж тем как мимо промчались кареты и верховые. Против торговли музыкальными инструментами Пиготта внушительно вышагивал в живописном наряде мистер Дэнис Дж.Маджинни, учитель танцев и пр., коего вице-король обогнал, не заметив. У ректорского же дома появился с беспечным видом Буян Бойлан, ноги которого в рыжих штиблетах и носках с небесно-голубыми стрелками переступали в такт мотивчику песенки "Моя йоркширская девчонка". В пику небесно-голубым налобникам и стремительному напору верховых Буян Бойлан выставил небесно-голубой галстук, соломенную широкополую шляпу, ухарски сдвинутую набекрень, и синий костюм тонкого шевиота. Его руки, засунутые в карманы пиджака, не нашли нужным снять шляпу, однако он презентовал трем дамам нахальное одобрение во взгляде и красный цветок в зубах. Проезжая по Нассау-стрит, Его Сиятельство привлек внимание своей супруги, милостиво кивавшей по сторонам, к музыкальной программе, исполнявшейся в Колледж-парке. Бравые парни с шотландских гор, невидимые, трубили и барабанили вослед процессии:
   Моя девчонка - с фабрики,
   Одета без затей.
   Тарарабум.
   Но сердце мое тянется,
   Эх, к розочке из Йоркшира,
   К возлюбленной моей.
   Тарарабум.
   По ту сторону стены участники гонки на четверть мили с гандикапом М.К.Грин, Х.Трифт, Т.М.Пейти, К.Скейфи, Дж.Б.Джеффс, Г.Н.Морфи, Ф.Стивенсон, К.Эдрли и У.К.Хаггард стартовали поочередно. Шагая мимо отеля Финна, Кэшел Бойл О'Коннор Фицморис Тисделл Фаррелл уставил рассерженный монокль поверх экипажей на голову мистера М.Е.Соломонса в окне австро-венгерского вице-консульства. В глубине Ленстер-стрит, возле заднего входа Тринити, верноподданный Его Величества Хорнблоуэр притронулся к своей егерской фуражке. Когда гладко лоснящиеся кони галопом мчали по Меррион-сквер, ожидавший там юный Патрик Алоизиус Дигнам увидел, как все приветствуют господина в цилиндре, и тоже приподнял свою черную новенькую фуражку пальцами, жирными от обертки свиных котлет. Воротничок его опять отстегнулся. Вице-король, направлявшийся на торжественное открытие благотворительного базара Майрас в пользу больницы Мерсера, проследовал со своею свитой в сторону Нижней Маунт-стрит. Возле лавки Бродбента они миновали слепого юношу. На Нижней Маунт-стрит пешеход в коричневом макинтоше, жуя черствую корку, быстро и беспрепятственно перебежал вице-королю дорогу. На мосту через Королевский канал мистер Юджин Стрэттон, ухмыляясь с афиши толстыми выпяченными губами, радушно приветствовал всех прибывающих в квартал Пембрук. На углу Хэддингтон-роуд две женщины, выпачканные в песке, несущие зонтик и сумку, где перекатывались одиннадцать ракушек, остановились в удивлении при виде лорд-мэра с лорд-мэршей и без золотой цепи. На Нортамберленд-роуд и Лэндсдаун-роуд Его Сиятельство неукоснительно отвечал на поклоны редких прохожих мужского пола, на поклон двух малолетних школьников, стоявших у садовой калитки того дома, которым, как говорят, восхищалась покойная королева при своем посещении ирландской столицы вместе с супругом, принцем-консортом, в 1849 году, и на поклон обширных штанов Альмидано Артифони, мелькнувших в дверях, которые, поглотив их, захлопнулись.
   11
   За бронзой золото услыхало цокопыт сталезвон.
   Беспардон дондондон.
   Соринки, соскребая соринки с заскорузлого ногтя. Соринки.
   Ужасно! И золото закраснелось сильней.
   Сиплую ноту флейтой выдул.
   Выдул. О, Блум, заблумшая душа.
   Золотых корона волос.
   Роза колышется на атласной груди, одетой в атлас, роза Кастилии.
   Напевая, напевая: Адолорес.
   А ну-ка, кто у нас... златовлас?
   Звонок сожалеющей бронзе жалобно звякнул.
   И звук чистый, долгий, вибрирующий. Медленно замирающий звук.
   Маняще. Нежное слово. Взгляни! Уж меркнут звезды. О, роза! Ноты, щебечущие ответ. Кастилии. Утро брезжит.
   Звякая дребезжа катила коляска.
   Монета звякнула. Кукушка закуковала.
   Признание. Sonnez. С тобой. Подвязка оттянута. Расстаться не могу. Хлоп. La cloche! Хлопнула по бедру. Признание. Теплому. Милый друг, прощай!
   Позвякиванье коляски. Блу.
   Громыхнули сокрушительные аккорды. Когда любовь горит. Война! Война! Барабанная перепонка.
   Парус! Платочек, веющий над волнами.
   Потеряно. Дрозд высвистывал. Все уж потеряно.
   Зачесалось. У него.
   Когда явился. Увы!
   Сполна возьми. Полнокровное биенье.
   Трели льются. Ах, маня! Заманивая.
   Марта! Приди!
   Хлопхлоп. Хлохлохлоп. Хлоплоплоп.
   Господи никог давжиз нионнеслы.
   Пэт лысый глухарь принес бювар нож забрал.
   Зов ночной в лунном свете: вдали, вдали.
   Я так печален. P.S. Я одинокий облумок.
   Слушай!
   Моря звучащий горн, витой, рогатый, прохладный. У тебя? Себе а потом другой плеск и беззвучный рев.
   Жемчужины: когда она. Рапсодии Листа. Ш-ш-шип.
   А вы не?
   Не - нет-нет - не верила - Лидлид. Петух потоптать да покукарекать.
   Черные.
   Нижние октавы. Давайте же, Бен, давайте.
   Потужит да и обслужит. Хи-хи. Дела не плохи.
   Но погоди!
   Во мрачной пещере, в недрах земли. Груды руды.
   Naminedamine. Все погибли. Все пали в бою.
   Крохотные завитки, девичьих волос трепещущий папоротниковый узор.
   Аминь! С яростным скрежетом зубов.
   Взад-вперед. Вперед-взад. Кол прохладный торчал.
   Бронзолидия подле Златомайны.
   Мимо бронзы и золота в густозеленой тени океанских глубин. Блум. Старина Блум.
   В дверь тук-тук, в двери стук, покукарекать да потоптать петух.
   Молитесь о нем! Молитесь, добрые люди!
   Его узловатые пальцы, прищелкивая.
   Большой Бенабен. Большой Бенбен.
   Последнюю розу Кастилии лета покинул блум печальный блуминокий облумок.
   Пи-и! Маленький ветерок протянул и-и.
   Честные граждане. Лид Кер Кау Де и Долл. Вот-вот. Как и ты. Поднимут твой динь и дон.
   Пффф! Ох!
   Где бронза из близи? Где злато из дали? Где копыта?
   Пуррр. Дзиинь. Гррамгр.
   Вот тогда, но не прежде чем тогда. Будет напррпффис. Моя эпррритапфффия.
   Кончил.
   Начинай!
   За бронзой золото, головка мисс Кеннеди за головкой мисс Дус, поверх занавески бара, слушали как проносятся вице-королевские копыта, как звенит сталь.
   - А это она? - спросила мисс Кеннеди.
   Мисс Дус отвечала да, сидит рядом с самим, в жемчужно-сером и eau de Nil [зеленовато-голубого цвета (франц.)].
   - Какое изящное сочетание, - сказала мисс Кеннеди.
   Вдруг вся оживившись, мисс Дус возбужденно проговорила:
   - Смотри-ка, вон тот, в цилиндре!
   - Где-где? Который? - откликнулось еще возбужденней золото.
   - Во второй карете, - сказали смеющиеся губы мисс Дус, влажно блеснув на солнце. - Сюда смотрит. Пусти-ка, гляну.
   Бронзовою стрелой метнулась она к другому окну, расплюснула лицо на стекле, в туманном кружке от ее возбужденного дыхания.