Страница:
– Мне пора домой.
– Спроси, может, у нее найдется подходящая подруга и для Терри? – спросила Линда.
Сэм негодующе вскинулся.
– Это шутка, – улыбнулась она.
Но хуже всех, конечно же, был Скелтон, поскольку он был самым проницательным.
Следующий прием состоялся раньше намеченных сроков благодаря фиаско с рождественскими подарками. Конни посетовала участковому врачу, что визиты Сэма к психиатру оказались бесполезными. И участковый врач, руководствуясь своей врачебной логикой, прописал Сэму дополнительную порцию этой бесполезности, что, как ни странно, вполне удовлетворило Конни.
За период праздников со Скелтоном также произошли некоторые перемены. Когда Сэм появился в его кабинете, психиатр сидел за столом и, мусоля указательный палец, медленно перелистывал историю болезни. Лицо его приобрело багровый оттенок, а соломенные волосы были расчесаны по-новому, спадая на лоб косой сальной челкой. Прокуренные зубы обнажались сильнее прежнего при каждом произносимом им слове.
– Так-так-так. Друг мой Сэмми, разве я тебя не предупреждал, что не следует покупать твоему дяде на Рождество сеточку для волос?
– Не предупреждали, – сказал Сэм довольно уверенным голосом.
Скелтон взглянул на него поверх папки.
– Так и есть. Я тебя насчет этого не предупреждал. Как по-твоему, я был не прав? Ты считаешь, что я мог бы предусмотреть такой вариант и попросить тебя ни в коем случае не покупать эту дурацкую сетку?
– Нет.
– Ты прав. Ты абсолютно прав. Тогда объясни, что означает вся эта чертовщина с беззвучными свистками для собак и потными битловскими париками?
– Я здесь ни при чем. Кто-то их подменил. Подменил подарки, я хочу сказать. Я покупал носки, шампунь и все такое, как обычно. Но кто-то их подменил.
– Ага, я понимаю. Это была шутка. Как ты думаешь, кто мог так пошутить?
Сэм пожал плечами:
– Возможно, тот же человек, который подсунул мне Перехватчик.
– Перехватчик?
– Да, Перехватчик Кошмаров.
Скелтон отложил папку и скрестил руки на груди.
– Расскажи подробнее об этом Перехватчике Кошмаров.
И Сэм рассказал ему всю историю, начиная издалека: как Крис Моррис показал ему и Клайву свое изобретение; как потом этот Моррис застрелил свою жену и двоих малышей и застрелился сам, насмотревшись на ос, которые попали в ловушку; как он залез в мастерскую Морриса и стащил Перехватчик, а Зубная Фея поранила его руку; как он впоследствии не раз использовал Перехватчик после посещений Зубной Феи, чтобы проснуться, но из этого ничего не выходило, и тогда он убедился, что Зубная Фея существует в действительности, а не во сне.
Когда он закончил рассказ, Скелтон некоторое время молча его разглядывал, выпятив челюсть и демонстрируя нижний ряд желтых зубов.
– Могу я взглянуть на этот прибор?
– Нет, – сказал Сэм твердо.
– Ага! Стало быть, это нечто вроде Зубной Феи? Его можешь видеть только ты один?
– Нет. Просто я не хочу его вам показывать.
– Почему?
– Потому что я когда-нибудь его запатентую и буду продавать. Это может оказаться выгодным делом. И я не хочу, чтобы о нем узнали раньше времени.
Глаза Скелтона удивленно раскрылись. Потом он рассмеялся:
– На самом деле никакого Перехватчика Кошмаров нет и не было, я угадал, приятель?
– Он был и есть.
– Ладно тебе, сознайся, что это выдумка.
– Нет, не выдумка. Это совсем не то, что Зубная Фея.
– Ага, значит, ты признаешь, что Зубная Фея – выдумка?
– Я не это хотел сказать. Я знаю, что вы думаете о том, что я думаю. Зубная Фея реальна, но видеть ее могу только я. А Перехватчик Кошмаров может увидеть кто угодно.
Скелтон выбрался из-за стола.
– Друг мой, а ты как будто переменился. Стал другим. Интересно, в чем тут дело?
Он начал расхаживать взад-вперед позади кресла, в котором сидел Сэм, а потом красная физиономия возникла над плечом Сэма, как будто психиатр что-то вынюхивал в области его шеи. Сэм почувствовал запах виски и трубочного табака.
Ноздри психиатра раздувались, как кузнечные мехи.
– Хм-м-м-м-м-м, – протянул он. – Хм-м-м-м-м-м-м. Так и есть! Так и есть! Я должен был сразу догадаться! Тут замешана куколка! Признайся же, старина, что тут замешана куколка! Я чувствую ее запах!
Сэм молчал.
Нависавшее над ним лицо исчезло.
– Те-те-те! Куколка! Те-те-те! Я угадал? Не стесняйся, Сэмми, я рад за тебя и всецело одобряю. Ты слышишь? Всецело одобряю. Если мне на помощь придет хорошенькая куколка, мы запросто решим все твои проблемы. Вдвоем с этой куколкой мы дадим такого пинка Зубной Фее, что она мигом вылетит из игры! Могу я узнать ее имя?
Тишина.
– Прошу тебя. Одно только имя и больше ничего.
– Алиса.
– Алиса! Да здравствует Алиса! Это стоит отпраздновать! – Скелтон направился к двери, распахнул ее и сказал своей секретарше: – Никого постороннего, миссис Марш. Проследите, чтобы нас не беспокоили.
Закрыв дверь, он подошел к столу и извлек из выдвижного ящика ополовиненную бутыль виски и пару нечистых на вид стаканов.
– Поскольку ты еще молод, я плесну тебе самую малость. Такой случай нельзя не отметить, говоря между нами, мужчинами.
Он налил себе изрядную порцию, а Сэму поменьше и сунул стакан ему в руку.
– Выпьем за всех куколок, от самой первой до самой последней, за этих милых созданий, которые спасают нас, бедных парней, от тоски и унылого рукоблудия. Пей, старина, пей!
Беря пример со Скелтона, Сэм залпом проглотил виски. Янтарная жидкость обожгла его горло, глаза заслезились, но он крепился, стараясь показать, что может вести себя по-взрослому.
– Видишь эту гору писанины? – Скелтон указал пустым стаканом на стопки медицинских журналов и книг по психоанализу. – Вся она не поможет тебе так, как может помочь одна славная куколка. Но это только в твоем случае. Я не утверждаю, что это универсальное средство, годное для всех случаев, с какими я имею дело, но в твоем случае это так. Как ты думаешь, для чего тебе дана эта штуковина между ног? Надеюсь, ты уже догадался, что не для помешивания чая или ковыряния пирожных с кремом? Мой тебе совет: возьми эту славную куколку… Алису или как там еще… возьми ее на абордаж по полной программе – само собой, с ее согласия. Умеешь обращаться с резинкой?
Сэм скорчил непонимающую гримасу.
– Как?! Парню тринадцать лет, а он все еще не знает таких вещей? Вот. Взгляни сюда.
Скелтон порылся в ящике стола, выудил оттуда небольшой пакетик и, помахав им перед носом Сэма, положил на стол. Сэм разглядел слово «Gossamer» на золотистой фольге – точь-в-точь такой же, какую он нашел в кармане Алисы.
– Я не могу отдать его тебе, дружище. Я бы не прочь, но если об этом узнает твоя мама, поднимется адская буря и меня в два счета вышвырнут отовсюду, откуда меня только можно вышвырнуть. А все почему? Потому что тебе еще только тринадцать. Я-то знаю, и ты сам знаешь, что ты уже вполне созрел для подобных вещей. Это истинная правда. Мне, между прочим, платят за то, чтобы я выяснял истинную правду. Но есть одна проблема: как только я выясню истинную правду, я обязан хранить ее в тайне и никому не раскрывать. Они – то есть люди за пределами этой комнаты – не желают знать правду. Но ты сейчас находишься здесь, внутри, потому я тебе все это и говорю. Ты сейчас в Комнате Правды… Я скажу тебе, где ты сможешь достать такую же резинку. Если ты попробуешь купить ее у аптекарей, они в лучшем случае дадут тебе бутыль касторки. Ты поступишь иначе. Когда твоих мамы и папы не будет дома, ты пройдешь в их спальню и пошаришь под матрасом, где-то ближе к подушке. И ты найдешь там эти штуковины, готов побиться об заклад.
– Откуда вы знаете?
– У тебя есть братья или сестры?
– Нет.
– Значит, нет и конкурентов. Возьми одну резинку, только одну. Они всегда идут в упаковках по три – бог знает с какой стати, как будто три рывка за ночь – это спортивный госнорматив. Твой старик не заметит или подумает, что обсчитался. Вот и все. Теперь можешь идти. И никому ни слова о том, что я тебе сказал. Никому никогда ни единого слова. Ты меня понимаешь?
Сэм почувствовал, что начиная с какого-то момента в ходе их беседы Скелтон перестал относиться к нему как к маленькому мальчику. Надо было держать марку.
– Я понимаю, – сказал он.
– Прекрасно. А теперь проваливай отсюда. Мне еще надо написать целую кучу глупых научных слов в этом талмуде. – Он хлопнул рукой по папке с историей болезни.
Сэм уже был у двери, когда Скелтон его окликнул:
– Постой. Когда ты решишь рассекретить этот свой… Истребитель Кошмаров, я буду рад на него взглянуть. Если он вообще существует.
– Он существует.
– Тогда, может, все-таки покажешь? Обещаю хранить это в тайне.
Сэм ничего не ответил и аккуратно закрыл за собой дверь. Миссис Марш смотрела на него со своей обычной снисходительно-неодобрительной улыбкой. Сэм открыл рот, чтобы попрощаться, но вместо этого рыгнул на нее парами виски.
Сэм последовал совету психиатра, как только ему представилась возможность. Дождавшись ухода родителей, он проник в их спальню, стал на колени рядом с кроватью и принялся шарить обеими руками под матрасом. Наконец пальцы левой руки нащупали маленькую картонную коробочку.
Скелтон был прав.
Однако в коробочке оставался лишь один из трех золотистых пакетиков. Сэм осмотрел упаковку и прочел инструкцию на ее обратной стороне. Он колебался: стоит ли рискнуть, похищая у отца последний презерватив. Хлопнула входная дверь, возвещая о приходе родителей. Сэм сунул презерватив в коробочку, убрал ее на прежнее место под матрасом и выскользнул из спальни.
Несколько дней спустя Сэм очутился в лесу, идя на встречу с Алисой. После того снежного дня, когда он увидел лисицу, жующую что-то в дупле, Алиса часто звала его на прогулку в лес. Сэм каждый раз отказывался – по вполне понятным причинам, – но Алиса была очень настойчива, обещая ему некий сюрприз. В конце концов они договорились о встрече на той самой полянке, где Алиса некогда угостила его сигаретой.
Уже на опушке леса Сэм почувствовал, что здесь что-то не так. Он чуть было не повернул обратно, однако притяжение Алисы взяло верх и он продолжил путь. Снег давно сошел, и петлявшая меж дубов и берез, покрытая прелыми листьями тропа успела подсохнуть. День только начал клониться к вечеру, но небо рано потемнело, и лес уже накапливал серую мглу, предвестницу ночи.
Впереди показалась Алиса, дожидавшаяся его на краю поляны. Одета она была как обычно: кожаная куртка, джинсы, шарф, перчатки. Она прислонилась спиной к дубу и согнула одну ногу в колене, упираясь подошвой в кору дерева. Заметив его, она нервно затянулась сигаретой.
– Привет, – сказала она излишне громким голосом. – Как ты себя чувствуешь?
Вопрос и тон, которым он был задан, были не вполне естественными – это походило не столько на дежурное приветствие, сколько на желание действительно узнать о его самочувствии. Сэм остановился. Алиса избегала смотреть ему в глаза. Она встряхнула челкой и сделала еще одну глубокую затяжку.
– А где обещанный сюрприз? – спросил Сэм.
– Сейчас увидишь. Подойди сюда.
Она щелчком отбросила окурок. Лицо ее покраснело, а в воздухе вокруг нее, как предостерегающий знак, возникло слабое фиолетовое свечение.
Сэм сделал шаг вперед.
– Где же сюрприз?
Две неясные фигуры выступили из-за дерева.
– Здесь, – сказала одна из фигур.
Это был Тули. Одетый в скаутскую форму, как и его напарник, но с одним отличием: у Тули отсутствовал шейный платок. Лицо Тули было покрыто ужасными шрамами, а на щеке виднелся отпечаток в виде полумесяца, словно там поставили клеймо раскаленной лошадиной подковой. Его темные глаза горели ненавистью.
Резко повернувшись, Сэм бросился наутек, но через несколько шагов попал в объятия Лэнса и еще одного скаута.
– Врешь, не уйдешь, – сказал Лэнс и растянул рот в знакомой гнилозубой улыбке.
Сэм яростно рванулся, но Тули уже был рядом и схватил его за волосы. Они мигом распяли его на земле.
– Я смотрю, ты встречаешься с моей старой подружкой Алисой, – усмехнулся Тули.
– Разденьте его, – сказала Алиса.
Четверо скаутов сорвали с него одежду. Алиса без особого интереса наблюдала за тем, как голого Сэма привязывают к стволу дерева. Когда они с этим покончили, она подошла, изучающе оглядела его пенис, затем презрительно оттопырила губу и, уже отворачиваясь, больно щелкнула ногтем по объекту исследования.
Алиса достала из кармана пачку сигарет и по очереди протянула ее скаутам, а потом зажгла спичку. Все пятеро затянулись и со смаком выпустили дым.
– Раскуривайте сильнее, чтобы кончик был ярким, – наставительно сказал Тули, осматривая собственную сигарету, прежде чем повторить затяжку. – Нужен острый и яркий кончик.
Догадавшись, что они собираются делать, Сэм обмочился со страху. Они придвинулись к нему; огоньки сигарет мелькали на уровне его лица, груди и гениталий.
– Погодите, – сказала Алиса.
Она протянула руку и сдавила в горсти его яички. Затем улыбнулась. Зубы сверкнули серебром в окружающем ее облаке фиолетового свечения. И каждый из этих зубов напоминал формой маленький, остро отточенный кинжал. Широко раскрыв рот, она наклонилась к его паху с явным намерением укусить, и в эту секунду Сэм услышал далекий, очень далекий звон будильника.
Он очнулся, тяжело дыша. Зажим-крокодил слетел с его носа, когда он вскочил в постели. Он выключил трезвонящий Перехватчик Кошмаров.
Все тот же самый ужасный сон. Он повторялся несколько раз за последнее время, и Сэм знал, что он будет повторяться и впредь. Он нащупал под собой мокрые простыни и понял, что обмочился во сне. «Дальше некуда», – подумал он в отчаянии.
Глава 26. Автопергамент
– Спроси, может, у нее найдется подходящая подруга и для Терри? – спросила Линда.
Сэм негодующе вскинулся.
– Это шутка, – улыбнулась она.
Но хуже всех, конечно же, был Скелтон, поскольку он был самым проницательным.
Следующий прием состоялся раньше намеченных сроков благодаря фиаско с рождественскими подарками. Конни посетовала участковому врачу, что визиты Сэма к психиатру оказались бесполезными. И участковый врач, руководствуясь своей врачебной логикой, прописал Сэму дополнительную порцию этой бесполезности, что, как ни странно, вполне удовлетворило Конни.
За период праздников со Скелтоном также произошли некоторые перемены. Когда Сэм появился в его кабинете, психиатр сидел за столом и, мусоля указательный палец, медленно перелистывал историю болезни. Лицо его приобрело багровый оттенок, а соломенные волосы были расчесаны по-новому, спадая на лоб косой сальной челкой. Прокуренные зубы обнажались сильнее прежнего при каждом произносимом им слове.
– Так-так-так. Друг мой Сэмми, разве я тебя не предупреждал, что не следует покупать твоему дяде на Рождество сеточку для волос?
– Не предупреждали, – сказал Сэм довольно уверенным голосом.
Скелтон взглянул на него поверх папки.
– Так и есть. Я тебя насчет этого не предупреждал. Как по-твоему, я был не прав? Ты считаешь, что я мог бы предусмотреть такой вариант и попросить тебя ни в коем случае не покупать эту дурацкую сетку?
– Нет.
– Ты прав. Ты абсолютно прав. Тогда объясни, что означает вся эта чертовщина с беззвучными свистками для собак и потными битловскими париками?
– Я здесь ни при чем. Кто-то их подменил. Подменил подарки, я хочу сказать. Я покупал носки, шампунь и все такое, как обычно. Но кто-то их подменил.
– Ага, я понимаю. Это была шутка. Как ты думаешь, кто мог так пошутить?
Сэм пожал плечами:
– Возможно, тот же человек, который подсунул мне Перехватчик.
– Перехватчик?
– Да, Перехватчик Кошмаров.
Скелтон отложил папку и скрестил руки на груди.
– Расскажи подробнее об этом Перехватчике Кошмаров.
И Сэм рассказал ему всю историю, начиная издалека: как Крис Моррис показал ему и Клайву свое изобретение; как потом этот Моррис застрелил свою жену и двоих малышей и застрелился сам, насмотревшись на ос, которые попали в ловушку; как он залез в мастерскую Морриса и стащил Перехватчик, а Зубная Фея поранила его руку; как он впоследствии не раз использовал Перехватчик после посещений Зубной Феи, чтобы проснуться, но из этого ничего не выходило, и тогда он убедился, что Зубная Фея существует в действительности, а не во сне.
Когда он закончил рассказ, Скелтон некоторое время молча его разглядывал, выпятив челюсть и демонстрируя нижний ряд желтых зубов.
– Могу я взглянуть на этот прибор?
– Нет, – сказал Сэм твердо.
– Ага! Стало быть, это нечто вроде Зубной Феи? Его можешь видеть только ты один?
– Нет. Просто я не хочу его вам показывать.
– Почему?
– Потому что я когда-нибудь его запатентую и буду продавать. Это может оказаться выгодным делом. И я не хочу, чтобы о нем узнали раньше времени.
Глаза Скелтона удивленно раскрылись. Потом он рассмеялся:
– На самом деле никакого Перехватчика Кошмаров нет и не было, я угадал, приятель?
– Он был и есть.
– Ладно тебе, сознайся, что это выдумка.
– Нет, не выдумка. Это совсем не то, что Зубная Фея.
– Ага, значит, ты признаешь, что Зубная Фея – выдумка?
– Я не это хотел сказать. Я знаю, что вы думаете о том, что я думаю. Зубная Фея реальна, но видеть ее могу только я. А Перехватчик Кошмаров может увидеть кто угодно.
Скелтон выбрался из-за стола.
– Друг мой, а ты как будто переменился. Стал другим. Интересно, в чем тут дело?
Он начал расхаживать взад-вперед позади кресла, в котором сидел Сэм, а потом красная физиономия возникла над плечом Сэма, как будто психиатр что-то вынюхивал в области его шеи. Сэм почувствовал запах виски и трубочного табака.
Ноздри психиатра раздувались, как кузнечные мехи.
– Хм-м-м-м-м-м, – протянул он. – Хм-м-м-м-м-м-м. Так и есть! Так и есть! Я должен был сразу догадаться! Тут замешана куколка! Признайся же, старина, что тут замешана куколка! Я чувствую ее запах!
Сэм молчал.
Нависавшее над ним лицо исчезло.
– Те-те-те! Куколка! Те-те-те! Я угадал? Не стесняйся, Сэмми, я рад за тебя и всецело одобряю. Ты слышишь? Всецело одобряю. Если мне на помощь придет хорошенькая куколка, мы запросто решим все твои проблемы. Вдвоем с этой куколкой мы дадим такого пинка Зубной Фее, что она мигом вылетит из игры! Могу я узнать ее имя?
Тишина.
– Прошу тебя. Одно только имя и больше ничего.
– Алиса.
– Алиса! Да здравствует Алиса! Это стоит отпраздновать! – Скелтон направился к двери, распахнул ее и сказал своей секретарше: – Никого постороннего, миссис Марш. Проследите, чтобы нас не беспокоили.
Закрыв дверь, он подошел к столу и извлек из выдвижного ящика ополовиненную бутыль виски и пару нечистых на вид стаканов.
– Поскольку ты еще молод, я плесну тебе самую малость. Такой случай нельзя не отметить, говоря между нами, мужчинами.
Он налил себе изрядную порцию, а Сэму поменьше и сунул стакан ему в руку.
– Выпьем за всех куколок, от самой первой до самой последней, за этих милых созданий, которые спасают нас, бедных парней, от тоски и унылого рукоблудия. Пей, старина, пей!
Беря пример со Скелтона, Сэм залпом проглотил виски. Янтарная жидкость обожгла его горло, глаза заслезились, но он крепился, стараясь показать, что может вести себя по-взрослому.
– Видишь эту гору писанины? – Скелтон указал пустым стаканом на стопки медицинских журналов и книг по психоанализу. – Вся она не поможет тебе так, как может помочь одна славная куколка. Но это только в твоем случае. Я не утверждаю, что это универсальное средство, годное для всех случаев, с какими я имею дело, но в твоем случае это так. Как ты думаешь, для чего тебе дана эта штуковина между ног? Надеюсь, ты уже догадался, что не для помешивания чая или ковыряния пирожных с кремом? Мой тебе совет: возьми эту славную куколку… Алису или как там еще… возьми ее на абордаж по полной программе – само собой, с ее согласия. Умеешь обращаться с резинкой?
Сэм скорчил непонимающую гримасу.
– Как?! Парню тринадцать лет, а он все еще не знает таких вещей? Вот. Взгляни сюда.
Скелтон порылся в ящике стола, выудил оттуда небольшой пакетик и, помахав им перед носом Сэма, положил на стол. Сэм разглядел слово «Gossamer» на золотистой фольге – точь-в-точь такой же, какую он нашел в кармане Алисы.
– Я не могу отдать его тебе, дружище. Я бы не прочь, но если об этом узнает твоя мама, поднимется адская буря и меня в два счета вышвырнут отовсюду, откуда меня только можно вышвырнуть. А все почему? Потому что тебе еще только тринадцать. Я-то знаю, и ты сам знаешь, что ты уже вполне созрел для подобных вещей. Это истинная правда. Мне, между прочим, платят за то, чтобы я выяснял истинную правду. Но есть одна проблема: как только я выясню истинную правду, я обязан хранить ее в тайне и никому не раскрывать. Они – то есть люди за пределами этой комнаты – не желают знать правду. Но ты сейчас находишься здесь, внутри, потому я тебе все это и говорю. Ты сейчас в Комнате Правды… Я скажу тебе, где ты сможешь достать такую же резинку. Если ты попробуешь купить ее у аптекарей, они в лучшем случае дадут тебе бутыль касторки. Ты поступишь иначе. Когда твоих мамы и папы не будет дома, ты пройдешь в их спальню и пошаришь под матрасом, где-то ближе к подушке. И ты найдешь там эти штуковины, готов побиться об заклад.
– Откуда вы знаете?
– У тебя есть братья или сестры?
– Нет.
– Значит, нет и конкурентов. Возьми одну резинку, только одну. Они всегда идут в упаковках по три – бог знает с какой стати, как будто три рывка за ночь – это спортивный госнорматив. Твой старик не заметит или подумает, что обсчитался. Вот и все. Теперь можешь идти. И никому ни слова о том, что я тебе сказал. Никому никогда ни единого слова. Ты меня понимаешь?
Сэм почувствовал, что начиная с какого-то момента в ходе их беседы Скелтон перестал относиться к нему как к маленькому мальчику. Надо было держать марку.
– Я понимаю, – сказал он.
– Прекрасно. А теперь проваливай отсюда. Мне еще надо написать целую кучу глупых научных слов в этом талмуде. – Он хлопнул рукой по папке с историей болезни.
Сэм уже был у двери, когда Скелтон его окликнул:
– Постой. Когда ты решишь рассекретить этот свой… Истребитель Кошмаров, я буду рад на него взглянуть. Если он вообще существует.
– Он существует.
– Тогда, может, все-таки покажешь? Обещаю хранить это в тайне.
Сэм ничего не ответил и аккуратно закрыл за собой дверь. Миссис Марш смотрела на него со своей обычной снисходительно-неодобрительной улыбкой. Сэм открыл рот, чтобы попрощаться, но вместо этого рыгнул на нее парами виски.
Сэм последовал совету психиатра, как только ему представилась возможность. Дождавшись ухода родителей, он проник в их спальню, стал на колени рядом с кроватью и принялся шарить обеими руками под матрасом. Наконец пальцы левой руки нащупали маленькую картонную коробочку.
Скелтон был прав.
Однако в коробочке оставался лишь один из трех золотистых пакетиков. Сэм осмотрел упаковку и прочел инструкцию на ее обратной стороне. Он колебался: стоит ли рискнуть, похищая у отца последний презерватив. Хлопнула входная дверь, возвещая о приходе родителей. Сэм сунул презерватив в коробочку, убрал ее на прежнее место под матрасом и выскользнул из спальни.
Несколько дней спустя Сэм очутился в лесу, идя на встречу с Алисой. После того снежного дня, когда он увидел лисицу, жующую что-то в дупле, Алиса часто звала его на прогулку в лес. Сэм каждый раз отказывался – по вполне понятным причинам, – но Алиса была очень настойчива, обещая ему некий сюрприз. В конце концов они договорились о встрече на той самой полянке, где Алиса некогда угостила его сигаретой.
Уже на опушке леса Сэм почувствовал, что здесь что-то не так. Он чуть было не повернул обратно, однако притяжение Алисы взяло верх и он продолжил путь. Снег давно сошел, и петлявшая меж дубов и берез, покрытая прелыми листьями тропа успела подсохнуть. День только начал клониться к вечеру, но небо рано потемнело, и лес уже накапливал серую мглу, предвестницу ночи.
Впереди показалась Алиса, дожидавшаяся его на краю поляны. Одета она была как обычно: кожаная куртка, джинсы, шарф, перчатки. Она прислонилась спиной к дубу и согнула одну ногу в колене, упираясь подошвой в кору дерева. Заметив его, она нервно затянулась сигаретой.
– Привет, – сказала она излишне громким голосом. – Как ты себя чувствуешь?
Вопрос и тон, которым он был задан, были не вполне естественными – это походило не столько на дежурное приветствие, сколько на желание действительно узнать о его самочувствии. Сэм остановился. Алиса избегала смотреть ему в глаза. Она встряхнула челкой и сделала еще одну глубокую затяжку.
– А где обещанный сюрприз? – спросил Сэм.
– Сейчас увидишь. Подойди сюда.
Она щелчком отбросила окурок. Лицо ее покраснело, а в воздухе вокруг нее, как предостерегающий знак, возникло слабое фиолетовое свечение.
Сэм сделал шаг вперед.
– Где же сюрприз?
Две неясные фигуры выступили из-за дерева.
– Здесь, – сказала одна из фигур.
Это был Тули. Одетый в скаутскую форму, как и его напарник, но с одним отличием: у Тули отсутствовал шейный платок. Лицо Тули было покрыто ужасными шрамами, а на щеке виднелся отпечаток в виде полумесяца, словно там поставили клеймо раскаленной лошадиной подковой. Его темные глаза горели ненавистью.
Резко повернувшись, Сэм бросился наутек, но через несколько шагов попал в объятия Лэнса и еще одного скаута.
– Врешь, не уйдешь, – сказал Лэнс и растянул рот в знакомой гнилозубой улыбке.
Сэм яростно рванулся, но Тули уже был рядом и схватил его за волосы. Они мигом распяли его на земле.
– Я смотрю, ты встречаешься с моей старой подружкой Алисой, – усмехнулся Тули.
– Разденьте его, – сказала Алиса.
Четверо скаутов сорвали с него одежду. Алиса без особого интереса наблюдала за тем, как голого Сэма привязывают к стволу дерева. Когда они с этим покончили, она подошла, изучающе оглядела его пенис, затем презрительно оттопырила губу и, уже отворачиваясь, больно щелкнула ногтем по объекту исследования.
Алиса достала из кармана пачку сигарет и по очереди протянула ее скаутам, а потом зажгла спичку. Все пятеро затянулись и со смаком выпустили дым.
– Раскуривайте сильнее, чтобы кончик был ярким, – наставительно сказал Тули, осматривая собственную сигарету, прежде чем повторить затяжку. – Нужен острый и яркий кончик.
Догадавшись, что они собираются делать, Сэм обмочился со страху. Они придвинулись к нему; огоньки сигарет мелькали на уровне его лица, груди и гениталий.
– Погодите, – сказала Алиса.
Она протянула руку и сдавила в горсти его яички. Затем улыбнулась. Зубы сверкнули серебром в окружающем ее облаке фиолетового свечения. И каждый из этих зубов напоминал формой маленький, остро отточенный кинжал. Широко раскрыв рот, она наклонилась к его паху с явным намерением укусить, и в эту секунду Сэм услышал далекий, очень далекий звон будильника.
Он очнулся, тяжело дыша. Зажим-крокодил слетел с его носа, когда он вскочил в постели. Он выключил трезвонящий Перехватчик Кошмаров.
Все тот же самый ужасный сон. Он повторялся несколько раз за последнее время, и Сэм знал, что он будет повторяться и впредь. Он нащупал под собой мокрые простыни и понял, что обмочился во сне. «Дальше некуда», – подумал он в отчаянии.
Глава 26. Автопергамент
Много вечерних часов провел Сэм в своей комнате, рассматривая в телескоп зимнее небо. По мнению Конни, он слишком уж увлекся этим занятием. Она считала это вредным для Сэма, хотя и не могла внятно сформулировать, в чем именно заключается вред. В ответ Нев резонно интересовался, какого черта тогда было покупать столь дорогой подарок на Рождество, если теперь она недовольна, что Сэм им часто пользуется.
Им, разумеется, и в голову не могло прийти, что он проводит эти часы не в одиночестве.
Когда он наблюдал за звездами, Зубная Фея была очень милой и ласковой. Она стояла рядом, обняв его за плечи или положив руку ему на бедро и поглаживая его своими длинными пальцами. Она указывала ему звезды и сообщала о каждой из них что-нибудь интересное.
– В этой паре Кастор – белая звезда, а Поллуке – оранжевая. Их называют Близнецами, но на самом деле никакие они не близнецы. Будь твой телескоп помощнее, ты бы увидел, что Кастор – это двойная звезда. А теперь сдвинься к западу – пора попрощаться с созвездием Пегаса, пока оно не зашло за горизонт.
Сэм созерцал звездный мир с восторгом и благоговением.
– А Андромеда?
– Через три ночи Андромеда будет в хорошей позиции.
Часто Сэм сидел перед окном в темной комнате раздетым догола, и пока звезды совершали свой путь по ночному небу, рука феи блуждала в районе его гениталий. Как следствие его член наливался кровью и устремлялся вверх, в направлении все тех же звезд. Прижимая глаз к окуляру, он представлял себе Зубную Фею обнаженной, и этот образ, сколько он ни старался его отогнать, постепенно вырастал, затмевая звезды, на которые был направлен телескоп. Он улавливал ее запах и мельчайшее движение ее тела рядом с собой, и он знал, что она это знает. Нередко он воображал, что медленно раздевает фею, и его руки подрагивали в предвкушении великих и чудесных откровений, скрытых под ее одеждой.
– Хочешь увидеть меня без одежды? – в один из таких моментов вдруг прошептала она.
Он оторвался от телескопа и посмотрел на нее снизу вверх, ничего не говоря, что само по себе уже было достаточным ответом. Послышался шорох снимаемой одежды, звук скользящего по ее бедрам нейлона, и он краем глаза увидел, как Зубная Фея освобождается от нижнего белья. Только после этого он повернулся к ней.
Это было грандиозное потрясение. С трепетом Сэм наблюдал за тем, как она, медленно перенося вес тела с одной ноги на другую, приближается к нему, оценивая его реакцию. Густая темная поросль на стыке ее ног, резко контрастируя с молочно-белой кожей, напоминала вспышку звезды в негативном изображении. Завитушки волос на лобке казались протуберанцами, порожденными мощным взрывом энергии в эпицентре этого черного света. Ее лоно придвигалось, устрашающе прекрасное, жадное, всепоглощающее. На долю секунды Сэм был ослеплен.
Возникало впечатление, что в комнате появилась какая-то третья сила. Сначала их было только двое: он и Зубная Фея, но, раздевшись, она высвободила еще одну, агрессивно-прожорливую силу, и он впервые понял, что наше восприятие другого человека только через его лицо, глаза и говорящий рот – это пустое ребячество, глупая и грубая ошибка, ибо существует третья сила, которая может направить нас по верному пути, а может и ввести в заблуждение. Ненасытная чувственность таилась под спудом, всегда готовая вырваться наружу. Понимание этого гудело внутри него, как звон тяжелого колокола. Он был напуган и потрясен вульгарностью открывшейся ему истины, но смутно догадывался, что то, чего он боялся, в сущности, и было самой настоящей жизнью.
Но вот ее прохладные пальцы сомкнулись на его возбужденном члене, и она повлекла его, как тельца на заклание, в сторону постели. На полпути она вдруг приостановилась, похоже придя к какому-то новому решению.
– Кем ты хочешь меня видеть? Я могу превратиться в кого угодно, кроме Алисы.
– Ты ревнуешь.
– Она крадет тебя у меня.
– И ты можешь стать кем угодно?
– Для тебя – да.
– Тогда стань Линдой.
– Линдой? Ты хочешь, чтобы я превратилась в Линду?
– Да.
И она превратилась в Линду, лежащую навзничь на постели – обнаженную Линду, призывно улыбающуюся Сэму. И она пахла, как пахнет Линда, и говорила голосом Линды. И он лег сверху и погрузился внутрь нее, извергнув семя сразу же, как только почувствовал под собой теплоту ее бедер. И в тот же миг Зубная Фея исчезла; осталась лишь вмятина на подушке в том месте, где была ее голова, да еще лужица серебристого, как Млечный Путь, семени на измятых простынях.
Клайв осторожно снимал с кончика своего пальца лоскуток кожи. Перед тем он долго ковырял палец иголкой и наконец смог подцепить и отвернуть кусочек верхнего слоя кожи размером с половину почтовой марки. Теперь нужно было взять каплю собственной крови и написать ею на коже свои инициалы. Он уколол иголкой большой палец. Сэм и Терри следили за этой операцией как завороженные.
В ближайшее время Клайва ждал еще один сложный экзамен, а тут его лицо в одночасье покрылось густой россыпью прыщей. Самые разные люди давали ему самые разные советы о том, что следует делать, чем умываться, какую пищу употреблять и какую исключить из рациона. Кто-то из ребят в его школе для вундеркиндов сказал ему, что прыщи возникают от чрезмерного увлечения онанизмом. Клайву хватило здравого смысла проконсультироваться по данному вопросу у Терри и Сэма, которые не имели прыщей, хотя честно сознались, что давно уже являются хроническими онанистами.
Впрочем, при всем его здравомыслии Клайв порой скатывался к абсолютно нелогичным умозаключениям. Он, например, возлагал вину за свои прыщи на школу Эпстайновского фонда.
– Три четверти учеников в Эпстайне запрыщавели! – сетовал он, бросая в пруд камень. -
Три четверти!
На берегу лежал тонкий слой снега, небо было бледно-голубым, а ветерок, рябивший серо-коричневую поверхность пруда, уже нес запахи наступающей весны.
– Это всего лишь гормоны, – сказал Терри.
– Это всего лишь слово. Гормоны есть и у вас с Сэмом, но у вас нет прыщей. Нет, во всем виновата эта дерьмовая школа! Там учатся только парни, а это неправильно. Вы учитесь в смешанных школах, и вот результат: никаких тебе сраных прыщей.
– Да у нас в школе полным-полно прыщавых ребят!
Однако Клайв не желал слышать голоса разума.
– Прыщи появляются оттого, что внутри у человека скопилась какая-то дрянь, которой надо вылезти наружу. И эта дрянь всегда находит выход в виде прыщей или чего-нибудь еще.
– И ты думаешь так вот избавиться от прыщей – написать кровью свое имя на куске своей кожи? – спросил Сэм.
– Это называется автопергамент, то есть «материал для письма, сделанный из собственной кожи».
Бедняга Клайв! Ему предстояло пройти вступительные экзамены в Оксфорд и доказать, что он способен освоить университетскую программу, опережая «нормальных учеников» сразу на шесть лет. По сему поводу один из учителей в его школе сухо обронил, что единственное, чему хорошо учат в Оксфорде или Кембридже, это умению издеваться над другими людьми так, чтобы они этого даже не заметили.
– Это у тебя и сейчас неплохо получается, – сказал Терри, когда Клайв передал им слова учителя, – значит, в Оксфорд тебе и дорога.
Это замечание уязвило Клайва до глубины души. Он и без того болезненно воспринимал свою оторванность от ближайших друзей, хотя эти двое тоже ходили в разные школы. Чувствуя, что его лишили чего-то очень важного, он завидовал той легкости, с какой Терри и Сэм могли общаться с другими людьми за пределами их маленького кружка, и тому, как свободно они чувствуют себя в обществе девчонок. Его поражала их способность запросто беседовать с Алисой, не вступая с ней в конфликт, что ему самому при всем желании не удавалось.
Клайв выдавил из пальца на кончик иглы каплю крови и вывел свои инициалы на лоскутке кожи. Когда с этим было покончено, он закопал автопергамент в землю на берегу пруда.
– Теперь я готов ко всему, – сказал он.
Проснувшись однажды утром, Сэм обнаружил на полу посреди спальни бойскаутский берет. С бьющимся сердцем он вылез из постели, поднял берет, и комната поплыла у него перед глазами.
Это был не его головной убор. Он мог даже не заглядывать в платяной шкаф, на полке которого были аккуратно сложены и преданы забвению его собственный берет, рубашка, шорты и алый шейный платок. Подобранный им с полу берет был гораздо большего размера, его покрывали грязные пятна, а кожаный ободок на изнанке потрескался и лопнул в нескольких местах. От берета воняло маслом для волос, землей и гнилыми листьями – то был безошибочно узнаваемый, неистребимый и вгоняющий в холодный пот запах мертвого бойскаута.
Берет принадлежал Тули.
Сэм взглянул на окно. Оно было приоткрыто. Он вспомнил, как Зубная Фея однажды пообещала ему «подбросить подарочек для психиатра». Его следующей мыслью было сжечь берет, как он ранее поступил с шейным платком. Но сперва нужно было разжиться керосином, стащив его из отцовской кладовки, и до той поры он спрятал находку под кроватью. После обеда он пришел к пруду с керосином, перелитым в бутылку из-под лимонада, и сжег берет, а его обгорелые останки пинком сбросил в воду.
– На, жри, – сказал он щуке.
Между тем не проходило и дня, чтобы во время поездки в автобусе Сэм не пытался увидеть в глазах Алисы хотя бы намек на какую-то особую близость. Он был уверен, что она не забыла тот поцелуй. Чутье подсказывало ему, что Алисе известно, с каким нетерпением он ждет малейшего знака с ее стороны и какую радость доставляет ему каждая ее улыбка. То же самое чутье говорило, что существует некая внешняя сила, мешающая развитию их отношений.
И однажды в пятницу, когда они ехали из школы, все разом прояснилось.
– Что ты делаешь в выходные?
Алиса зевнула, глядя в окно.
– Встречаюсь с моим парнем.
Сэм быстро оправился от неожиданности.
– Ты не говорила, что у тебя есть парень.
– Ты об этом и не спрашивал.
Новость была сокрушающей и унизительной. Некоторое время они ехали в молчании, пока Сэм, прикрывая остатки своего растоптанного достоинства рассеянно-безразличной интонацией, не поинтересовался:
– Я его знаю?
– Нет, – сказала Алиса и после паузы снизошла до пояснений. – Он работает в Лондоне, и мы видимся нечасто. Он объявляется на своей тачке, когда у него есть дела в наших краях.
«Объявляется на своей тачке», – повторил Сэм про себя. Алиса, в ее четырнадцать лет, всего годом старше Сэма, имела постоянного любовника, который работал в Лондоне и периодически объявлялся на своей тачке.
– Сколько же ему лет?
– Двадцать два.
Сэм почувствовал отвращение. Как она могла крутить любовь с человеком, столь катастрофически старым? Он вспомнил клочки письма, найденные в кармане ее куртки, и скомканную золотистую фольгу.
– Очень тонкая прозрачная пленка, – сказал он.
– Что?
– Осенняя паутинка. Нечто тонкое и непрочное.
– О чем ты говоришь?
– Тебе нужны пояснения?
– Похоже, ты рехнулся окончательно. – Она нажала кнопку звонка, чтобы остановить автобус. – Может, заглянешь ко мне в гости?
В гости к Алисе? Сэм лишь однажды видел ее дом, да и то издали.
– Когда?
– Завтра. Заходи после полудня.
– Но ведь ты встречаешься со своим парнем?
– Все равно заходи.
Таким вот образом Сэм наконец-то смог познакомиться с мамой Алисы. Эта семья – единственная среди всех известных Сэму семей – обитала в настоящем загородном особняке с обсаженной деревьями подъездной аллеей. Сам особняк, впрочем, нуждался в серьезном ремонте. Даже при поверхностном взгляде легко обнаруживались приметы запущенности, вроде нарушенной кладки черепичной крыши или пятен на боковых стенах там, где отвалилась штукатурка. Перед крыльцом стоял зеленый «ягуар» – изящная спортивная модель. Железный дверной молоток в форме собачьей головы неуверенно брякнул под рукой Сэма. Дверь открыла Алиса.
Им, разумеется, и в голову не могло прийти, что он проводит эти часы не в одиночестве.
Когда он наблюдал за звездами, Зубная Фея была очень милой и ласковой. Она стояла рядом, обняв его за плечи или положив руку ему на бедро и поглаживая его своими длинными пальцами. Она указывала ему звезды и сообщала о каждой из них что-нибудь интересное.
– В этой паре Кастор – белая звезда, а Поллуке – оранжевая. Их называют Близнецами, но на самом деле никакие они не близнецы. Будь твой телескоп помощнее, ты бы увидел, что Кастор – это двойная звезда. А теперь сдвинься к западу – пора попрощаться с созвездием Пегаса, пока оно не зашло за горизонт.
Сэм созерцал звездный мир с восторгом и благоговением.
– А Андромеда?
– Через три ночи Андромеда будет в хорошей позиции.
Часто Сэм сидел перед окном в темной комнате раздетым догола, и пока звезды совершали свой путь по ночному небу, рука феи блуждала в районе его гениталий. Как следствие его член наливался кровью и устремлялся вверх, в направлении все тех же звезд. Прижимая глаз к окуляру, он представлял себе Зубную Фею обнаженной, и этот образ, сколько он ни старался его отогнать, постепенно вырастал, затмевая звезды, на которые был направлен телескоп. Он улавливал ее запах и мельчайшее движение ее тела рядом с собой, и он знал, что она это знает. Нередко он воображал, что медленно раздевает фею, и его руки подрагивали в предвкушении великих и чудесных откровений, скрытых под ее одеждой.
– Хочешь увидеть меня без одежды? – в один из таких моментов вдруг прошептала она.
Он оторвался от телескопа и посмотрел на нее снизу вверх, ничего не говоря, что само по себе уже было достаточным ответом. Послышался шорох снимаемой одежды, звук скользящего по ее бедрам нейлона, и он краем глаза увидел, как Зубная Фея освобождается от нижнего белья. Только после этого он повернулся к ней.
Это было грандиозное потрясение. С трепетом Сэм наблюдал за тем, как она, медленно перенося вес тела с одной ноги на другую, приближается к нему, оценивая его реакцию. Густая темная поросль на стыке ее ног, резко контрастируя с молочно-белой кожей, напоминала вспышку звезды в негативном изображении. Завитушки волос на лобке казались протуберанцами, порожденными мощным взрывом энергии в эпицентре этого черного света. Ее лоно придвигалось, устрашающе прекрасное, жадное, всепоглощающее. На долю секунды Сэм был ослеплен.
Возникало впечатление, что в комнате появилась какая-то третья сила. Сначала их было только двое: он и Зубная Фея, но, раздевшись, она высвободила еще одну, агрессивно-прожорливую силу, и он впервые понял, что наше восприятие другого человека только через его лицо, глаза и говорящий рот – это пустое ребячество, глупая и грубая ошибка, ибо существует третья сила, которая может направить нас по верному пути, а может и ввести в заблуждение. Ненасытная чувственность таилась под спудом, всегда готовая вырваться наружу. Понимание этого гудело внутри него, как звон тяжелого колокола. Он был напуган и потрясен вульгарностью открывшейся ему истины, но смутно догадывался, что то, чего он боялся, в сущности, и было самой настоящей жизнью.
Но вот ее прохладные пальцы сомкнулись на его возбужденном члене, и она повлекла его, как тельца на заклание, в сторону постели. На полпути она вдруг приостановилась, похоже придя к какому-то новому решению.
– Кем ты хочешь меня видеть? Я могу превратиться в кого угодно, кроме Алисы.
– Ты ревнуешь.
– Она крадет тебя у меня.
– И ты можешь стать кем угодно?
– Для тебя – да.
– Тогда стань Линдой.
– Линдой? Ты хочешь, чтобы я превратилась в Линду?
– Да.
И она превратилась в Линду, лежащую навзничь на постели – обнаженную Линду, призывно улыбающуюся Сэму. И она пахла, как пахнет Линда, и говорила голосом Линды. И он лег сверху и погрузился внутрь нее, извергнув семя сразу же, как только почувствовал под собой теплоту ее бедер. И в тот же миг Зубная Фея исчезла; осталась лишь вмятина на подушке в том месте, где была ее голова, да еще лужица серебристого, как Млечный Путь, семени на измятых простынях.
Клайв осторожно снимал с кончика своего пальца лоскуток кожи. Перед тем он долго ковырял палец иголкой и наконец смог подцепить и отвернуть кусочек верхнего слоя кожи размером с половину почтовой марки. Теперь нужно было взять каплю собственной крови и написать ею на коже свои инициалы. Он уколол иголкой большой палец. Сэм и Терри следили за этой операцией как завороженные.
В ближайшее время Клайва ждал еще один сложный экзамен, а тут его лицо в одночасье покрылось густой россыпью прыщей. Самые разные люди давали ему самые разные советы о том, что следует делать, чем умываться, какую пищу употреблять и какую исключить из рациона. Кто-то из ребят в его школе для вундеркиндов сказал ему, что прыщи возникают от чрезмерного увлечения онанизмом. Клайву хватило здравого смысла проконсультироваться по данному вопросу у Терри и Сэма, которые не имели прыщей, хотя честно сознались, что давно уже являются хроническими онанистами.
Впрочем, при всем его здравомыслии Клайв порой скатывался к абсолютно нелогичным умозаключениям. Он, например, возлагал вину за свои прыщи на школу Эпстайновского фонда.
– Три четверти учеников в Эпстайне запрыщавели! – сетовал он, бросая в пруд камень. -
Три четверти!
На берегу лежал тонкий слой снега, небо было бледно-голубым, а ветерок, рябивший серо-коричневую поверхность пруда, уже нес запахи наступающей весны.
– Это всего лишь гормоны, – сказал Терри.
– Это всего лишь слово. Гормоны есть и у вас с Сэмом, но у вас нет прыщей. Нет, во всем виновата эта дерьмовая школа! Там учатся только парни, а это неправильно. Вы учитесь в смешанных школах, и вот результат: никаких тебе сраных прыщей.
– Да у нас в школе полным-полно прыщавых ребят!
Однако Клайв не желал слышать голоса разума.
– Прыщи появляются оттого, что внутри у человека скопилась какая-то дрянь, которой надо вылезти наружу. И эта дрянь всегда находит выход в виде прыщей или чего-нибудь еще.
– И ты думаешь так вот избавиться от прыщей – написать кровью свое имя на куске своей кожи? – спросил Сэм.
– Это называется автопергамент, то есть «материал для письма, сделанный из собственной кожи».
Бедняга Клайв! Ему предстояло пройти вступительные экзамены в Оксфорд и доказать, что он способен освоить университетскую программу, опережая «нормальных учеников» сразу на шесть лет. По сему поводу один из учителей в его школе сухо обронил, что единственное, чему хорошо учат в Оксфорде или Кембридже, это умению издеваться над другими людьми так, чтобы они этого даже не заметили.
– Это у тебя и сейчас неплохо получается, – сказал Терри, когда Клайв передал им слова учителя, – значит, в Оксфорд тебе и дорога.
Это замечание уязвило Клайва до глубины души. Он и без того болезненно воспринимал свою оторванность от ближайших друзей, хотя эти двое тоже ходили в разные школы. Чувствуя, что его лишили чего-то очень важного, он завидовал той легкости, с какой Терри и Сэм могли общаться с другими людьми за пределами их маленького кружка, и тому, как свободно они чувствуют себя в обществе девчонок. Его поражала их способность запросто беседовать с Алисой, не вступая с ней в конфликт, что ему самому при всем желании не удавалось.
Клайв выдавил из пальца на кончик иглы каплю крови и вывел свои инициалы на лоскутке кожи. Когда с этим было покончено, он закопал автопергамент в землю на берегу пруда.
– Теперь я готов ко всему, – сказал он.
Проснувшись однажды утром, Сэм обнаружил на полу посреди спальни бойскаутский берет. С бьющимся сердцем он вылез из постели, поднял берет, и комната поплыла у него перед глазами.
Это был не его головной убор. Он мог даже не заглядывать в платяной шкаф, на полке которого были аккуратно сложены и преданы забвению его собственный берет, рубашка, шорты и алый шейный платок. Подобранный им с полу берет был гораздо большего размера, его покрывали грязные пятна, а кожаный ободок на изнанке потрескался и лопнул в нескольких местах. От берета воняло маслом для волос, землей и гнилыми листьями – то был безошибочно узнаваемый, неистребимый и вгоняющий в холодный пот запах мертвого бойскаута.
Берет принадлежал Тули.
Сэм взглянул на окно. Оно было приоткрыто. Он вспомнил, как Зубная Фея однажды пообещала ему «подбросить подарочек для психиатра». Его следующей мыслью было сжечь берет, как он ранее поступил с шейным платком. Но сперва нужно было разжиться керосином, стащив его из отцовской кладовки, и до той поры он спрятал находку под кроватью. После обеда он пришел к пруду с керосином, перелитым в бутылку из-под лимонада, и сжег берет, а его обгорелые останки пинком сбросил в воду.
– На, жри, – сказал он щуке.
Между тем не проходило и дня, чтобы во время поездки в автобусе Сэм не пытался увидеть в глазах Алисы хотя бы намек на какую-то особую близость. Он был уверен, что она не забыла тот поцелуй. Чутье подсказывало ему, что Алисе известно, с каким нетерпением он ждет малейшего знака с ее стороны и какую радость доставляет ему каждая ее улыбка. То же самое чутье говорило, что существует некая внешняя сила, мешающая развитию их отношений.
И однажды в пятницу, когда они ехали из школы, все разом прояснилось.
– Что ты делаешь в выходные?
Алиса зевнула, глядя в окно.
– Встречаюсь с моим парнем.
Сэм быстро оправился от неожиданности.
– Ты не говорила, что у тебя есть парень.
– Ты об этом и не спрашивал.
Новость была сокрушающей и унизительной. Некоторое время они ехали в молчании, пока Сэм, прикрывая остатки своего растоптанного достоинства рассеянно-безразличной интонацией, не поинтересовался:
– Я его знаю?
– Нет, – сказала Алиса и после паузы снизошла до пояснений. – Он работает в Лондоне, и мы видимся нечасто. Он объявляется на своей тачке, когда у него есть дела в наших краях.
«Объявляется на своей тачке», – повторил Сэм про себя. Алиса, в ее четырнадцать лет, всего годом старше Сэма, имела постоянного любовника, который работал в Лондоне и периодически объявлялся на своей тачке.
– Сколько же ему лет?
– Двадцать два.
Сэм почувствовал отвращение. Как она могла крутить любовь с человеком, столь катастрофически старым? Он вспомнил клочки письма, найденные в кармане ее куртки, и скомканную золотистую фольгу.
– Очень тонкая прозрачная пленка, – сказал он.
– Что?
– Осенняя паутинка. Нечто тонкое и непрочное.
– О чем ты говоришь?
– Тебе нужны пояснения?
– Похоже, ты рехнулся окончательно. – Она нажала кнопку звонка, чтобы остановить автобус. – Может, заглянешь ко мне в гости?
В гости к Алисе? Сэм лишь однажды видел ее дом, да и то издали.
– Когда?
– Завтра. Заходи после полудня.
– Но ведь ты встречаешься со своим парнем?
– Все равно заходи.
Таким вот образом Сэм наконец-то смог познакомиться с мамой Алисы. Эта семья – единственная среди всех известных Сэму семей – обитала в настоящем загородном особняке с обсаженной деревьями подъездной аллеей. Сам особняк, впрочем, нуждался в серьезном ремонте. Даже при поверхностном взгляде легко обнаруживались приметы запущенности, вроде нарушенной кладки черепичной крыши или пятен на боковых стенах там, где отвалилась штукатурка. Перед крыльцом стоял зеленый «ягуар» – изящная спортивная модель. Железный дверной молоток в форме собачьей головы неуверенно брякнул под рукой Сэма. Дверь открыла Алиса.