Джойс Грэм. Зубная фея

   Линда пожалела об этих словах сразу же, как только они слетели с ее уст. Она совсем не хотела обидеть или унизить родителей; напротив, она надеялась добиться их понимания и поддержки. Чарли молчал и смотрел в сторону, Дот смотрела на Линду, а Линда смотрела в пол.
   – Я бы хотела, чтобы ты и мама поехали со мной.
   Чарли нехотя сменил гнев на милость.
   – Нет уж, мне там делать нечего. Но твоя мама, думаю, будет не прочь составить тебе компанию. Желаю вам хорошо провести время. И не возвращайтесь домой без большой кучи покупок.
   Линда взвизгнула от восторга и бросилась к телефону, чтобы сообщить Дереку прекрасную новость. Между тем Чарли ушел наверх, закрыл за собой дверь спальни, лег на постель и расплакался в первый раз за восемнадцать лет – с того самого дня, как Линда появилась на свет.
   Трехдневная экспедиция в Лондон прошла на ура. Линда пообщалась с самой Пиппой Гамильтон и была ею очарована, хотя в описании Дот эта самая Пиппа выглядела чем-то вроде Медузы Горгоны, страшной как смертный грех. А вскоре Линда получила письмо, в котором Пиппа восторгалась какими-то ее фотографиями и предлагала ей сниматься для иллюстрированных изданий Дома мод. При этом Пиппа обещала лично позаботиться о карьере Линды в модельном бизнесе. Если Линду устраивает это предложение, говорилось в письме, она должна, не теряя времени, перебираться в Лондон на постоянное место жительства.
   – А как же твой колледж? – спросил Дерек.
   – Учебу можно отложить на год, как ты думаешь?
   – Разумеется, можно, – сказал Дерек хмуро.
   Он понимал, что тут ничего не изменишь: будет еще одна порция криков и плача; будут разговоры о том, как много она может заработать, почти ничего не делая; будет и отказ от места в колледже. Линда выбрала свой путь, и этот путь лежал в Лондон.
   – Не думай об этом, – сказала Зубная Фея. – Я ведь предупреждала, что она причинит тебе боль.
   Сэм лежал на своей кровати, глядя в потолок. Стоял ясный летний день, и его друзья наверняка были сейчас на берегу пруда, курили сигареты, болтали и смеялись. В иное время он с радостью составил бы им компанию, но сейчас ему было невмоготу наблюдать за тем, как Алиса все больше сближается с Терри. Его буквально выворачивало наизнанку, когда он видел ладони Терри, прикасающиеся к ее одежде, гладящие ее волосы или загорелую кожу ее рук. До сей поры ему удавалось скрывать свои чувства; никто вокруг и не подозревал о его страданиях.
   Исключая Зубную Фею.
   – По крайней мере, ты тоже знаешь, каково оно, чувство ревности, – говорила фея.
   – Ревность? – сказал Сэм. – Тебе-то с какой стати ревновать?
   – Потому что ты – это все, что у меня есть. Ты заставляешь меня приходить сюда, а на самом деле тебе нужен кто-то другой! Я нисколько к тебе не стремлюсь: для меня эти встречи как кошмарный сон. Но когда ты хочешь вместо меня Алису или Линду, это хуже смерти. Я заболеваю. Я начинаю задыхаться. Я плачу. У меня сердце кровью обливается. Во мне угасает жизнь. Что тут можно поделать? Ты – это все, что у меня осталось.
   Когда она начинала вот так стонать и жаловаться, Сэм окончательно переставал ее понимать. – Ты меня простил?
   Голос ее смягчился. Теперь на краю постели, положив руку ему на бедро, сидела прежняя, женственная Зубная Фея. Она выглядела обновленной и посвежевшей. В черных глазах вновь заиграли зеленоватые блики; кожа стала белой, гладкой и чистой, а густые темные волосы искрились, словно в них были скрыты мириады микроскопических звезд. Ожидая ответа, она несколько раз нетерпеливо провела языком по губам.
   Внезапно его осенило.
   – Ты используешь мои зубы, чтобы поправляться, я угадал? – спросил он. – То есть, когда ты получаешь что-то мое, это действует на тебя
   как лекарство.
   – Твое или чье-нибудь еще. Так уж оно устроено, и я не могу изменить порядок вещей. Ты должен это понять. Обычно бывает достаточно одного раза: я беру первый зуб и на этом все кончается. Но ты меня увидел – понять не могу, как это произошло. Ты меня увидел, и мы с тобой оба обречены.
   Она переместилась к телескопу, повернула его в сторону леса и начала крутить колесико настройки.
   – Я всегда близко к сердцу принимала твои проблемы, Сэм.
   – Ты чертовски добра и великодушна. – В последнее время он становился все смелее в обращении с Зубной Феей. – Пожалуй, тебе не стоило так уж сильно обо мне заботиться.
   – Между прочим, мы с тобой действуем на встречных курсах. Я могу казаться тебе воплощением кошмара, но и сам ты являешься кошмаром для меня. Ведь я прихожу к тебе не по своей прихоти, а повинуясь твоим настроениям. Разве ты не мог бы любить меня вместо Алисы? Неужели я прошу слишком многого? Ага! Нашла наконец-то!
   – Что нашла?
   – Кончай дергать свою пипиську и подойди сюда.
   Сэм поднялся с постели и подошел к телескопу, наведенному на Уистменский лес. Заглянув в окуляр, Сэм сначала не увидел ничего, кроме неясных очертаний ветвей и какой-то коричневой тени в самом центре линзы.
   – Что это?
   – Смотри внимательно.
   Постепенно изображение становилось более четким, а коричневая тень обретала форму, одновременно меняя цвет, пока не превратилось в никогда прежде не виданное им растение с длинным стеблем и пурпурным раструбом цветка на верхушке. Уже в самом облике растения чувствовалось что-то ядовитое. Из сердцевины хищно раскрытого пурпурного цветка выглядывала толстая, похожая на растянутый клубень, белая тычинка, слегка колеблемая ветерком.
   – Это очень редкий вид, – сказала Зубная Фея. – Такие растения появляются только в местах, где под землей лежит труп. Он служит для них удобрением и пищей. Честное слово, это не мои выдумки. Так оно и есть на самом деле.
   Сэм пригляделся к основанию стебля – тот вырастал из гнилого дуплистого пня, заваленного сухими ветками и окруженного густыми зарослями папоротника.
   – Как оно называется?
   – У него очень много названий. Обычно мы называем его «мертвецкий цвет», – она хихикнула, – но каждому такому цветку можно дать собственное имя. Этот, например, я назвала бы Отмщением Тули.
   Сэм оставил телескоп и вернулся в постель. И вновь ему представилась рука Терри, свободно и уверенно лежащая на Алисином плече.
   – Перестань себя мучить, – сказала Зубная Фея. – Тем самым ты мучаешь и меня.
 
   «Подрывная кампания» набирала обороты в недели, предшествовавшие отъезду Линды. Раздевалка футбольного клуба стала мишенью для еще двух бомб (незамысловато окрещенных «ДУЛЕЙ» и «СКУНСОМ»). Еще несколько штук было взорвано в других местах: под железнодорожным мостом, в комментаторской кабине конно-спортивного комплекса и – как наименее осмысленный акт – в бочке из-под дизельного топлива, отправленной в плавание по пруду.
   Сэм пристально следил за тем, как развивались отношения Алисы и Терри. То, что он видел, можно было истолковывать по-разному. Рука Терри, уже ставшая для него наваждением, время от времени оказывалась на плече Алисы и при ее попустительстве могла находиться там подолгу. В таких случаях Сэм переставал сомневаться в существовании между ними какой-то особой интимности. Однако бывали и моменты, когда Алиса вдруг прижималась к Сэму, проводила пальцами по его колену или протягивала ему свою сигарету. Он воспринимал это как намек на то, что он не исключен из числа претендентов и что она пока еще не сделала окончательный выбор. Один только Клайв до поры до времени держался в стороне от их подспудного соперничества, но это было лишь до поры до времени.
   Стремясь как можно скорее избавиться от ублюдочно-снобистской ржавчины, которой он успел покрыться за время учебы в школе Эпстайновского фонда, Клайв пристрастился к ношению узких джинсов и кроссовок, курил едва ли не больше троих остальных друзей, вместе взятых, и не упускал случая продемонстрировать свою крутизну. Последняя, в частности, появлялась в садистских проектах типа оснащения бритвенными лезвиями ветвей кустов, через которые малолетки из микрорайона пробирались к их «логову» на берегу пруда, или устройства иных членовредительских ловушек, против чего безуспешно протестовала Алиса. Неоднократно она вместе с Терри проходила по следам Клайва, ликвидируя или обезвреживая те из его жестоких «сюрпризов», которые им удавалось обнаружить. Нельзя было назвать чистым совпадением и тот факт, что Клайв, как и Алиса, вдруг заинтересовался поп-музыкой. Очень скоро он стал настоящим экспертом в этой области, регулярно обмениваясь дисками с Алисой и легко жонглируя именами типа Сид Барретт ^[18] или Капитан Бифхарт ^[19] – для Сэма и Терри это все был темный лес. А когда он явился на очередную сходку, держа бомбу под мышкой кожаной, с бахромой, ковбойской куртки – один к одному куртка Алисы, – стало ясно, что и с Клайвом дело обстоит так же, как с двумя другими, если еще не хуже.
   – Ого, клёвая куртка! – сказала Алиса. – Можно примерить?
   И они на пару часов обменялись куртками. Сэм знал, что это означает. Они обменялись кожей. Клайв получил в дар запах Алисы. И теперь эта вдохновляющая на безумства «бомба» будет постоянно взрываться у него под носом, по большому счету пока оставаясь вне досягаемости.
   Таким образом Клайв вошел в фавор, и начиная с того дня Алиса могла обниматься, а то и тереться носами с любым из троих по ее сиюминутному выбору. Она в шутку называла их «мои защитники и покровители», распределяя свою благосклонность примерно в равных долях между ними. Однако в тех случаях, когда у нее возникали «излишки благосклонности», все они приходились на долю Терри. Временами Сэм задавался вопросом, не посвятила ли она Терри в секрет пресловутой «осенней паутинки».
   Однажды субботним утром был продублирован эпизод из прошлой жизни Сэма. Единственное отличие заключалось в том, что на сей раз Конни и Нева не оказалось дома – они уехали в город за покупками. Сэм открыл дверь по первому стуку; на пороге стояли двое смутно знакомых мужчин.
   – Привет! – сказал один из них, протягивая ему бутылку молока, которую оставил на крыльце разносчик. – Родители дома?
   Оба мужчины заметно прибавили в весе, а у одного из них появилась седина в бакенбардах, но Сэм узнал полицейских детективов, приезжавших к ним несколько лет назад расследовать дело об акте вандализма в конно-спортивном комплексе.
   – Нет. Они уехали в город.
   – Можно войти?
   Но тут вступил в разговор второй детектив.
   – Он несовершеннолетний, – напомнил он коллеге, понижая голос.
   Первый детектив одарил Сэма дружелюбной улыбкой.
   – Послушай, мы не вправе тебя принуждать, – сказал он, – но как насчет того, чтобы сесть к нам в машину и перемолвиться парой слов?
   Сэм надел ботинки. Когда они спускались с крыльца, один из полицейских спросил:
   – А мы раньше с тобой не встречались?
   – Не думаю, – сказал Сэм.
   – Эти взрывы, – сказал первый детектив, захлопнув дверь машины. Полисмены заняли передние сиденья, а Сэм сел позади. Водитель наблюдал за ним в зеркало заднего вида. – Они нам не нравятся.
   – Да.
   – Ты знаешь такое слово – «террорист»?
   – Да.
   – Сколько тебе лет?
   – Четырнадцать.
   – Четырнадцать. Ты вроде не очень похож на террориста. Однако всякое бывает – иногда и банки грабят почтенные с виду старушки. А взрывы бомб тянут на серьезную статью. Что там светит за взрывы, Билл?
   Второй детектив, все это время наблюдавший за Сэмом в зеркало, присвистнул.
   – Десять лет. А то и пятнадцать.
   – Так много? Это больше, чем наш друг Сэм прожил на этой земле.
   – Серьезное преступление, – сказал Билл.
   – Что ты знаешь об этих взрывах, Сэм?
   – Ничего. Я ни разу не видел настоящей бомбы.
   – Ага, так ты в курсе, что это были бомбы? Какой тип бомб, по-твоему?
   – Я в типах бомб не разбираюсь. Я только знаю, что, если были взрывы, значит, должны быть бомбы, которые взорвались. – Сэм старался сохранять невозмутимый вид, но это давалось ему с трудом.
   – Не обязательно. Взрывы бывают разные, верно, Билл?
   – Самые разные, это уж точно.
   – Дело такое, Сэм: кое-кто утверждает, что видел тебя сразу после взрывов. Хотя эти люди признают, что могли ошибиться. Как по-твоему? Могли они ошибиться?
   Сэм утвердительно кивнул.
   – Значит, ты не был в том месте в тот вечер?
   – Какой вечер?
   Улыбка исчезла с лица детектива. Некоторое время он смотрел на Сэма, не говоря ни слова. Сэм сидел, подложив под бедра ладони, которые прилипли к кожаной обивке сиденья.
   – Ну-ну, – сказал один из детективов.
   – Я могу идти? – спросил Сэм.
   Ответа не последовало. Он выбрался из машины и не оглядываясь пошел к дому. Закрыв за собой дверь, Сэм поспешил в туалет, где его жестоко стошнило. Очистив желудок, он прокрался к окну родительской спальни. Машина детективов все еще стояла перед домом. Они проторчали там еще примерно полчаса и только потом уехали.
   Сэм оделся и пошел к пруду. Он хотел узнать, приезжала ли полиция к его друзьям. Сперва он подумал, что на берегу никого нет, но, продираясь через заросли, услышал приглушенные голоса. Он попятился и обошел кусты стороной. С этой позиции ему стали видны Алиса и Терри, сидевшие на истерзанном автомобильном кресле. Они разговаривали полушепотом, склонив головы щека к щеке. Чуть погодя он заметил и руку. Эта раскоряченная, крабообразная рука лежала на левой груди Алисы, сопровождая их беседу легкими ритмическими сжатиями. Во второй раз за этот день желудок Сэма вывернуло наизнанку.
   Пятясь, он выбрался из кустов, пробежал мимо здания футбольного клуба, преодолел проволочное ограждение и зашагал наугад по полям, вытирая очки полой рубашки и то и дело устремляя невидящий взор к прозрачному сентябрьскому небу. Ноги несли его в сторону Уистменского леса; он обнаружил это, только достигнув опушки, но не стал останавливаться и с ходу углубился в лес, следуя изгибам тропинок и временами сбиваясь на бег. Образовавшийся в груди тяжелый сгусток не рассасывался; казалось, он вот-вот поднимется к горлу, чтобы окончательно перекрыть доступ воздуха в легкие.
   В конце концов он – сам не заметив как, словно заброшенный сюда мощной катапультой – очутился на хорошо знакомой прогалине перед большим дуплистым пнем, заросшим папоротником и заваленным сломанными ветками. Из середины дупла поднимался стебель пурпурного цветка, толстая белая тычинка которого слегка покачивалась на ветру. Сэм медленно приблизился.
   Растение пустило корни в куче перегнивших листьев, которые они с Терри когда-то навалили внутрь дупла. В этот раз никакой ошибки быть не могло. Там, под листьями и ветками, покоился гниющий труп Тули. Оторвав с ближайшего вяза давно надломленный и уже засохший сук, Сэм поковырял им лиственный перегной рядом со стеблем цветка.
   Из-под слежавшегося слоя сырых листьев выглянула омерзительно раздутая желтая шляпка гриба, по которой ползали мелкие черные жучки и прочие лесные насекомые. Какая-то большая личинка, блестя белым кожистым телом, намертво присосалась к корню растения. Сэму стало противно, он выпустил из руки ветку и сделал шаг назад. Еще раз он оглядел растение, которое Зубная Фея назвала «мертвецким цветом». Его плотные лепестки при внимательном рассмотрении оказались не чисто пурпурными – в них смешивались красные, черные и синие тона, – а белую тычинку покрывал тонкий налет шафранного цвета пыльцы, один вид которой напрочь убивал всякое желание дотронуться до цветка. Он хотел было порубить, изничтожить мерзкое растение, но не решился снова дотронуться до только что брошенной ветки, словно она была отравлена. Сэм подсознательно опасался, что этот цветок наделен некоей сверхъестественной силой и умеет жестоко мстить тем, кто на него покусится. Кроме того, он по запаху угадывал присутствие в лесу Зубной Феи, которая могла наблюдать за ним в эту самую минуту.
   Порой ему казалось, что фея всегда присутствовала и всегда будет присутствовать где-нибудь поблизости, никогда не оставляя его одного.
   Он взглянул еще раз на цветок, повернулся и пошел домой.
 
   Всю вторую половину дня Сэм пролежал в постели. Когда его мама постучала в дверь и вошла, он притворился спящим. За ужином он не проронил ни слова и только по его окончании сказал, что собирается весь вечер наблюдать за звездами у себя в комнате.
   Так он и поступил, рассчитывая забыться в блужданиях по далеким галактикам. С новой линзой телескоп давал еще более четкое изображение. Ночь была безоблачной, созвездия сияли ярко; Сэм увлекся и перестал думать об Алисе и Терри. Он проследил за полетом искусственного спутника и за метеорным потоком, попутно делая записи в дневнике звездных наблюдений.
   – Возьми немного ниже, – раздался голос над его ухом. – Возьми ниже и нацелься на Андромеду. Я покажу тебе нечто интересное.
   Сэм даже не стал отрывать взгляд от окуляра и изменил угол наклона телескопа, как ему было сказано.
   – Еще чуть-чуть. Вот так. Ты меня уже простил?
   – От тебя одни несчастья.
   – Я подумала и решила тебе помочь. Я ведь всегда с тобой расплачивалась, начиная с самого первого зуба. Давай-ка приляжем.
   Взяв Сэма за руку, она подвела его к постели, и они легли рядом. Фея обняла его и начала убаюкивать, как маленького ребенка, шепча:
   – Я устраню все препятствия, я помогу тебе в этой истории с Алисой.
   – Как ты это сделаешь?
   – Не важно, как. Главное, Терри больше не будет класть на нее свою руку. Я тебе обещаю.
   Сэм уснул в ее объятиях. Когда он пробудился среди ночи, Зубная Фея уже исчезла, а окно комнаты осталось открытым – как в ее первые приходы, когда он был совсем маленьким.

Глава 32. Круги на воде

   На следующее утро (это было воскресенье) Сэм решил, что откладывать дальше разговор с Терри и Клайвом насчет полиции не следует, и для начала отправился к дому Терри. Еще на подходе он уловил запах жареного, а войдя через заднюю дверь на кухню, обнаружил там дядю Чарли. Небритый, в пижамных штанах и майке, он стоял над плитой, переворачивая на сковороде ломтики бекона.
   – Он возится в гараже, – сказал Чарли сонно, даже не повернув головы в сторону раннего гостя.
   Из гаража доносился глухой металлический стук. Дверь была заперта изнутри; Сэм постучал и назвал себя. Скрипнул, отодвигаясь, дверной засов, и Терри впустил его внутрь.
   – Запри за собой, – сказал он.
   На верстаке у дальней стенки гаража лежала внушительных размеров «трубчатая бомба», один конец которой был обернут замасленной тряпкой.
   – Неслабый приборчик! – заметил Сэм, окидывая ее взглядом.
   – Алисе понравится, – сказал Терри.
   Он взял молоток и обрушил удар на еще не до конца сплющенный край трубы. Такая манера работы показалась Сэму чересчур рискованной, и он сказал об этом Терри.
   – Может, лучше сжать ее тисками? – предложил он.
   – Она для этого слишком толстая, вот и приходится лупить. – Терри снова с размаху ударил по трубе.
   – Терри, у меня была полиция. Спрашивали про бомбы.
   Терри опустил молоток и уставился на Сэма.
   – Они приезжали вчера.
   Терри перевел взгляд на молоток в своей руке, а затем на бомбу и, помедлив, нанес очередной удар.
   – Пожалуй, нам стоит сделать паузу со взрывами, – сказал он.
   – Я тоже так думаю.
   – Ладно. Рванем эту и закруглимся.
   – Лучше закруглиться прямо сейчас.
   Терри с грустью посмотрел на свою последнюю модель. Он еще не придумал для нее название. Бросать начатое дело не годилось. Он взялся левой рукой за корпус бомбы и выдал целую серию резких коротких ударов. Сэм обратил внимание на то, как слегка сжимаются перед каждым ударом пальцы его левой руки – точно так же они недавно сжимались на груди Алисы.
   – Я иду к Клайву, – сказал Сэм. – Ты со мной?
   – Сначала закончу с бомбой. В двенадцать я встречаюсь у пруда с Алисой. Подходите туда же с Клайвом.
   Сэм пожал плечами и вышел из гаража. Когда он проходил мимо окна кухни, Чарли, все еще в майке, отдал ему шутливый салют. Из гаража доносился частый металлический стук.
   Сэм успел отойти от дома Терри шагов на сто, когда позади грянул взрыв.
 
   Несколько часов спустя Сэм, Алиса и Клайв сидели на берегу пруда. Все факты были изложены, добавить к этому было нечего, и троица угрюмо молчала, глядя на воду. От центра пруда расходились слабые, едва заметные концентрические волны, тихо плескавшие в глинистые берега. Отчего они возникали, было непонятно, поскольку ни камней, ни чего-либо еще в воду не бросали; однако круги расходились, порождаемые неведомым движением глубоко на дне, в самом сердце пруда.
   Так они просидели с трех часов дня до заката, когда над берегами начали сгущаться сумерки. Под продолжающийся тихий плеск волн тьма поднялась из глубины пруда и наползла на сушу, постепенно гася ее живые краски, подгоняя их под цвет воды, пока эти две стихии не достигли временной цветовой гармонии, став одинаково темно-серыми.
   – Ночь наступает, – сказал кто-то из троих; кто именно, не имело значения. Но эти слова, казалось, получили отклик в концентрических кругах, продолжавших движение от центра пруда уже к каким-то иным, неведомым и пугающим берегам.

Глава 33. Огуречные кругляшки

   Линда отбыла в Лондон через неделю после того, как Терри выписали из больницы. Трагедия Терри, лишившегося кисти руки, затмила все остальное, в том числе и драму расставания, которая при иных обстоятельствах наверняка получилась бы душераздирающей. Разумеется, и сейчас не обошлось без слез, причитаний, дурных предчувствий и возникших в последнюю минуту сомнений. Однако по сравнению с подростками, подрывающимися на самодельных бомбах, отъезд из родительского дома стремящейся сделать карьеру молодой женщиной уже не представлялся чем-то катастрофическим. Как-никак, ей исполнилось восемнадцать. Как-никак, она была совершеннолетней и могла распоряжаться собой. Как-никак, ее ждал Лондон.
   Страсти по поводу злополучного взрыва еще не улеглись, когда друзья пришли прощаться с Линдой. Чарли надраил до блеска свой автомобиль, готовясь везти дочь на станцию. Дереку, лишенному даже этой привилегии, пришлось устраивать прощальную сцену накануне вечером на лужайке. Теперь он с кислым видом держался в стороне, напоминая актера-статиста, отбывающего свой скромный номер в спектакле чужого театра. Клайв, Сэм и Алиса явились по просьбе Линды. Они торчали у ворот,– отпуская вялые шуточки и стараясь не смотреть на забинтованную культю Терри. Конни и Нев, будучи на дружеской ноге с родителями Линды, также участвовали в проводах.
   Когда выяснилась вся правда о несчастном случае и сопутствующих этому обстоятельствах – производстве бомб и «террористической деятельности» подростков, – реакция их семей была различной. Эрик Роджерс попытался вправить Клайву мозги хорошим ударом в челюсть, после которого тот пролетел через комнату и врезался головой в стену. Это был второй случай, когда Эрик в своем педагогическом рвении дошел до серьезного рукоприкладства. Нев был, напротив, до странности тих – он лишь смотрел на Сэма, будто на какую-то мерзопакостную букашку, явившуюся на свет в результате досадной ошибки природы. Конни же донимала сына бесконечными и безрезультатными допросами, периодически срываясь в истерику.
   В то время как шокированные родители Сэма и Клайва так или иначе увязывали преступные наклонности своих отпрысков с «дурным влиянием компании», Чарли и Дот не пытались перекладывать часть вины на друзей Терри. Однажды вечером, когда Терри еще лежал в больнице, Сэм выпил три бутылки сидра и объявился перед Чарли на пороге его дома, захлебываясь рыданиями и называя себя главным виновником случившегося. Чарли не смог ничего понять из этих бессвязных речей, провел Сэма на кухню, угостил его сигаретой и кое-как успокоил. После этого он отвел его домой и вполголоса посоветовал Неву «не слишком давить на парнишку», поскольку он и так очень сильно мучается.
   – Мучается? – Нев покачал головой. – Чем больше он будет мучиться, тем лучше.
   – Парень уже многое понимает, Нев. И многое чувствует.
   – Ему не вредно бы почувствовать пару хороших затрещин.
   – Нет, Нев, тут ты не прав.
   По возвращении Терри из больницы Линда каждую ночь лила ручьями слезы. Ее дневные старания подбодрить Терри, притворяясь, будто все идет своим чередом без каких-то существенных перемен, обернулись для нее нервным срывом. Ко дню отъезда в Лондон ее глаза покраснели и распухли, что воспринималось членами семьи как еще одно дурное предзнаменование. Дот заставила Линду провести это утро в постели, накрыв веки кружками свежих огурцов. «Терри сделал то, что сделал. Теперь ему придется с этим смириться и жить дальше», – сказала она. Линду эти слова возмутили. Когда кто-нибудь, кого вы любите, наносит себе тяжкое увечье, нелепая возня с огуречными кругляшками может быть воспринята как кощунство. Однако Дот настояла на своем, и огурцы были пущены в ход.
   Линда появилась из дома в элегантном розовом костюме и с короткой – по самой последней моде – прической. Она принялась по очереди обнимать и целовать провожающих. Только в момент расставания Сэм осознал, что все эти годы Линда постоянно была с ними, иногда выдвигаясь на передний план, иногда отступая в тень, но сама мысль о том, что она где-то рядом, уже служила утешением. И вот теперь он ее терял. Он взглянул на Дерека, не принимавшего участия в общей вымученно оживленной беседе, и искренне ему посочувствовал.