Уловив направление его взгляда, уродец осклабился. Затем он, как граблями, прошелся пятерней по своим волосам, склонил голову набок, сузил глаза и спросил:
   – Хочешь его потрогать?
   – Нет.
   Существо облизнуло губы мокрым, малинового цвета языком и одарило Сэма поощряющей улыбкой.
   – Ну же, смелее. Я знаю, что тебе этого хочется.
   Сэм вновь перевел взгляд на торчащий член. По контрасту с мраморной белизной столбика пениса его верхняя часть была красновато-синей, как тернослив, или даже еще темнее, цвета черной смородины, и раздулась подобно перезрелой ягоде, в любую секунду могущей лопнуть от избытка соков.
   – Может, ты хочешь его поцеловать?
   – Нет!
   – Тогда хотя бы лизни. Всего один разок.
   – Нет!
   – Да ладно тебе, не стесняйся.
   – Нет!
   – Ты хоть знаешь, для чего нужна эта штука? – ухмыльнулся искуситель. – Я вижу, ты его боишься? Только не обделайся с перепугу.
   Сэм посмотрел ему прямо в глаза. На протяжении нескольких секунд оба, не мигая, выдерживали этот обмен взглядами, но вот его противник вздохнул, и Сэм понял, что критический момент остался позади. Уродец сложил руки на груди, эрекция его ослабевала.
   – Я, собственно, пришел поговорить. Насчет этого докторишки. Ты с ним будь поосторожнее, не болтай лишнего. И без того наши дела ни к черту, а ты можешь похерить их окончательно. Я тебя серьезно предупреждаю.
   – Ты поранил мне руку.
   – И сожалею об этом. Тогда все пошло наперекосяк, а тут еще ты влез куда не следует. Имей в виду: если свяжешься с эскулапами, они поставят на тебе метку пострашнее, чем этот маленький шрам. Поверь мне. Я ведь никогда тебе не врал.
   Этот разговор, опустив лишь эротические подробности, Сэм слово в слово пересказал психиатру – внушительного вида шотландцу с волосами цвета сливочного масла и пожелтевшими от никотина пальцами. Во время этой беседы Зубная Фея не преминула явить свой лик за окном врачебного кабинета, неодобрительно покачав головой, – факт, который Сэм счел за благо опустить из своего правдивого отчета.
   А сейчас Сэм сидел на берегу, хмуро созерцая пруд.
   – И долго еще терпеть? – спросил он.
   Справа от Сэма расположился Терри; его щека судорожно подергивалась, в то время как он усердно занимался своим монотонным трудом. Клайв сидел слева от Сэма; глаза его были закрыты, на лице застыла маска сосредоточенности и твердой решимости.
   – До самого конца, – ответил Клайв.
   Когда после шести недель, проведенных на восточном побережье, Терри вернулся в родные места, он показался друзьям несколько уменьшившимся в размерах и удивил их своим акцентом, к которому добавилась легкая картавость. В нем произошли и более глубокие перемены; Сэм и Клайв их замечали, но уяснить себе суть этих перемен не могли. Порой, когда Терри смеялся, на него «находило»: он вдруг начинал быстро-быстро моргать, а затем его брови сдвигались к переносице, как будто он переживал кратковременный, но очень сильный приступ мигрени. В такие минуты его друзья смущенно отворачивались. Они, конечно, догадывались о первопричине этих припадков, но избегали разговоров и даже намеков на данную тему, что само по себе большая редкость в мальчишеской среде, где безжалостные насмешки над чужими слабостями являются одним из способов получения преимущества в борьбе, иначе именуемой взрослением. Никто никогда не говорил Сэму и Клайву, что случившееся с родителями Терри является запретной темой. Они поняли, что это не подлежит обсуждению точно так же, как вы понимаете, что глаза вашего друга существуют не для того, чтобы их выдавливать, а живот – не для вспарывания его ножом.
   То, что Терри будет отныне постоянно жить в доме своей тети Дот и кузины Линды, вроде бы разумелось само собой, но мальчики и в этом случае избегали задавать вопросы. Помимо прочего Терри привез с восточного побережья и богатую коллекцию новых кошмаров. Мучившие его прежде дурные сны сменились новыми, и эти новые были достаточно дурны для того, чтобы усугубить его душевный кризис. Из ночи в ночь он пробуждался с криком, насмерть перепуганный и не поддающийся утешению. В результате он был направлен по стопам Сэма: сперва к участковому врачу, а от него к психиатру. Это обстоятельство порядком развеселило обоих мальчиков, обнаруживших, что их несчастные головы попали под наблюдение одного и того же специалиста – насквозь пропитанного никотином и упакованного в толстый шотландский свитер мистера Скелтона. А затем настала очередь Клайва – у него также возникли проблемы с головой, хотя проблемы эти были иного свойства и оказались в ведении других специалистов. Высокоодаренность Клайва обернулась головной болью для школьных учителей, не привыкших к тому, чтобы кто-то корректировал их высказывания или развивал их ограниченные учебной программой мысли в нетрадиционном ключе. Клайв был вынужден пройти через обследование, тестирование, собеседование и повторное тестирование. В качестве награды за продемонстрированные им выдающиеся умственные способности он был разлучен с ближайшими друзьями и переведен в специальную школу, где преподаватели были лучше подкованы и не так боялись каверзных вопросов учащихся. Именно Клайв придумал общее прозвище для их компании. Тетя Дот и Конни независимо друг от друга настоятельно советовали соответственно Терри и Сэму не говорить никому о том, что они находятся на учете у психиатра. Клайв же возвел постыдный факт в ранг почетного звания.
   – У каждого из нас башка не в норме. Мы – команда Нездоровых Голов.
   Так оно и было на самом деле.
   – Уроды! Все они уроды и зануды! – возмущался Клайв после первой недели пребывания в спецшколе для высокоодаренных детей под патронажем Эпстайновского фонда.
   Перемена обстановки произвела на него удручающее впечатление. Глядя на своих новых соучеников, он впервые понял, что высокая одаренность – это не та вещь, которой стоит козырять и гордиться.
   – Уроды и зануды! Все поголовно в очках. Извини, Сэм, это не типа твоих очков, – у них там стекла толщиной с бутылочное дно, а у самых трехнутых еще и затемненные. И очень длинные пальцы. Без дураков – у них всех пальцы как минимум девять дюймов длиной. Там есть один парень по имени Фрэнк, которому всего десять лет, а у него уже растет борода. Честное слово, настоящая борода!
   Этот самый бородатый Фрэнк и просветил Клайва насчет онанизма, а Клайв не замедлил передать интересную информацию остальным Нездоровым Головам как особый дар из «школы для особо одаренных».
   – Мой болит все сильнее, – сказал Сэм.
   – И мой тоже, – сказал Терри.
   Его правая щека продолжала конвульсивно дергаться, причем ее сокращения ритмически совпадали с движениями руки, деловито массировавшей пенис. Клайв работал с не меньшей интенсивностью, но мысли его витали где-то далеко в астральных пространствах.
   – У меня уже стал красно-синим.
   – А у меня желто-розовый.
   Не прекращая работу, Клайв открыл глаза.
   – Фрэнк говорил, если делать это достаточно долго, он выбросит фонтанчик фута на три вверх, и это буквально тебя прикончит…
   – Если прикончит, какая тут радость? – резонно заметил Терри.
   – Не то чтобы совсем прикончит, а сделает так, что ты почувствуешь невероятный кайф. Так говорил Фрэнк.
   – Что-то не нравится мне этот твой Фрэнк. Похоже на то, что он…
   Сэм не успел закончить фразу, как за их спинами послышалось шуршание травы и девичий голос произнес:
   – Что вы тут делаете?
   Незадачливые мастурбаторы разом наклонились вперед, рискуя свалиться с откоса в мутные воды пруда, и начали поспешно натягивать штаны.
   Это была Тощая (она же Чокнутая) Линда. Теперь уже не такая тощая, ибо с приближением к своему четырнадцатилетию она начала входить в тело, Линда все утерянное в худобе с лихвой добирала чокнутостью. Терри вел счет заскокам своей кузины, исправно доводя эту информацию до сведения приятелей наряду с не менее увлекательными комментариями по поводу ее лифчиков, трусиков и гигиенических прокладок.
   Линда стала тинейджером. Произнося это слово, взрослые как-то особо его акцентировали, при этом в их голосе чувствовались настороженность, раздражение и нотка неприязни. Тинейджер. Что-то странное должно было происходить с тобой, когда ты становился тинейджером. Ты нес это слово, как горб на спине, как позорное клеймо на лбу. «Она стала тинейджером…» – говорили взрослые с той же интонацией, с какой они могли бы сказать: «Она стала вампиром…» или «Она стала оборотнем…».
   Белые перчатки уступили пальму первенства мини-юбкам, лакированным туфлям, желтым колготкам и ремням с большими пряжками, а гладкие черные волосы были распущены на манер Джин Шримптон [4], что произвело в буквальном смысле сногсшибательное впечатление на ее отца. Терри сообщал друзьям и о поклонниках Линды, потенциальных либо уже признанных таковыми Имена были названы, и мысль о том, как Линда обнимается и целуется с этими парнями, ставила друзей перед тяжкой дилеммой: сразу хотелось и смеяться, и блевать, но делать две эти вещи одновременно они не могли. И вот теперь Линда предстала перед ними во всем тинейджерском блеске ее лицо было напудрено до смертельной белизны, веки подведены синевой, а губы, с которых слетел вопрос «Что вы тут делаете?», ярко выделялись на общем фоне своей кроваво-вишневой сочностью. Собственно, вопрос можно было считать риторическим; сам тон, которым его задали, показывал, что задающий прекрасно знает ответ, однако предпочел бы его не знать и потому вынужден маскировать свое замешательство первой пришедшей в голову фразой. Пес Линды, помесь гончей и дворняги по кличке Тич, стоял тут же, заинтересованно склонив набок голову и тем самым давая понять, что лично ему вопрос представляется вполне резонным и он был бы не прочь получить мало-мальски внятное объяснение.
   – Так, решили немного отлить, – быстро сказал Клайв, неловко вставая на ноги.
   – Отливаете, сидя на земле?
   На какой-то страшный момент друзьям показалось, что Линда намерена расставить все точки над «и». Сэм также поднялся и сделал вид, будто его чрезвычайно заинтересовало устройство клапана высокого давления на колесе грузовика. Клайв и Терри отвернулись, густо покраснев. Проявив милосердие, Линда сменила тему.
   – Папа просил тебя позвать, – сказала она, обращаясь к Терри. – Он хочет, чтобы ты взял тачку и подвез песок для раствора.
   Дядя Чарли решил сделать пристройку к своему дому, чтобы у Терри была собственная комната. До сих пор он делил помещение с двумя младшими братьями Линды.
   – Я сейчас приду. – Он не решался поднять глаза на кузину.
   Линда оглядела перепаханное поле и наполовину спущенный пруд.
   – Стыд и срам! – сказала она. – Стыд и срам тем, кто все это натворил.
   За сим она удалилась тем же путем, что пришла.
   Минуту или две мальчики хранили молчание. Клайв глупо хихикнул. Ему вторил Сэм, все еще возившийся с клапаном. Следующим звуком стал мощный свист сжатого воздуха, вырвавшегося из камеры; лицо Сэма облепили клочья белой пены. Его приятели расхохотались; напряжение спало. Клайв поднял с земли камень и запустил им в переднее окно экскаватора. По толстому стеклу разбежалась паутина трещин. Терри забрался в кабину и нашел там несколько старых газет. Засунув их под сиденье машиниста, он достал из кармана коробок и чиркнул спичкой.
   – Надо помочь Терри привезти песок, – сказал Клайв.
   И они побежали домой.

Глава 11. В седле

   В одиннадцать лет, сразу после отборочных экзаменов для зачисления в среднюю школу, их разрушительное внимание переключилось со служебных помещений потеснившего пруд футбольного клуба на конно-спортивный комплекс. В течение двух предшествующих лет друзья систематически били окна в здании клуба, дырявили двери, проникали внутрь, чтобы исчеркать фотографии обнаженных красоток на стенах раздевалки или натолкать какой-нибудь дряни в насадки душа.
   Перемена стратегии была отчасти спровоцирована экзаменом, во время которого Сэм и Терри сидели за одной партой.
   – Если сдам экзамен, меня пошлют в школу Фомы Аквинского, где футбольная команда хуже некуда, – рассуждал Терри. – Если провалюсь, попаду в Редстон, а их команда в том сезоне раскатала всех подчистую.
   Сэм прочел задание: «Напишите о том, как вы отдыхали со своей семьей во время каникул». Прежде чем приступить к ответу, он взглянул на своего приятеля. Терри положил ручку на стол, его веки дергались в бешеном темпе. Сэм сдал, Терри провалился. Клайв играючи выдержал эти экзамены еще в семилетнем возрасте и был освобожден от повторной сдачи. Он остался в спецшколе Эпстайновского фонда.
   – С занудами и уродами, – сказал он, мрачно глядя на пруд.
   Они сидели на краю берега спинами к футбольному полю. Во время матчей здесь обычно занимал позицию клубный служитель, держа наготове сачок с длинной ручкой, чтобы вылавливать мяч из воды.
   – Все правильно, – сказал Терри. – Я тупой и пойду в Редстон. Ты умный и будешь учиться в Эпстайне, а Сэм…
   – Посредственный, – подхватил Клайв, – и пойдет в классическую школу.
   – Заткнись, Эпстайн яйцеголовый, – огрызнулся Сэм.
   – Сам заткнись!
   – Да пошел ты!
   – А может, пока оставим футбольный клуб, – предложил Терри, прерывая их дежурно-беззлобную перебранку, – и малость подгадим лошадникам?
   – С какой стати?
   Терри задумчиво поскреб подбородок. Он только что поступил в Редстонскую среднюю школу, а кое-кто из тамошних старшеклассников уже выступал за команду мастеров Редстона. Быть может, и он когда-нибудь окажется на их месте.
   – Футбол – это для простых людей, – сказал он, – а в седлах трясутся аристократы и пузатые кошельки. Мы ведь и сами играем в футбол.
   – Лично я в этот сраный футбол не играю, – заметил Клайв. – Вы с Сэмом играете, а я нет.
   – Это верно, – согласился Терри. – Ты играешь в трехмерные шахматы, заодно сочиняя музыку в компании инопланетян. Чучело яйцеголовое.
   – Засохни, сопля!
   – Сам засохни!
   – Да пошел ты!
   – А по-моему, Терри прав, – сказал Сэм. – Почему бы не заняться конным комплексом? Для разнообразия.
   – Ты рассуждаешь, как протополитик, – сказал Клайв.
   – Пошел ты!
   – Сам иди туда же!
   – Два голоса против одного, – сказал Терри. – У нас большинство.
   – А кто сказал, что у нас здесь демократия? Это все лажа. Слыхали об интеллократии?
   – Что??
   – Власть интеллекта, – пояснил Клайв. – По этой системе у меня выходит три голоса, у Сэма два, а Терри с его школой для сборщиков репы имеет один голос.
   – А ты слыхал о такой дать-в-репу-кратии?
   – Отвали, недоумок.
   – Я тебе сейчас отвалю!
   – Да пошел ты!
   – Сам пошел!
   Как тут же выяснилось, реальная власть в их маленьком дружном коллективе принадлежала отнюдь не интеллекту и даже не простому большинству, а тому из друзей, кто в каждом конкретном случае мог больше раз и с большей весомостью произнести нехитрые «Пошел ты!», «Заткнись!» и эквивалентные им выражения. Клайв, которому, в сущности, было до лампочки, кому портить жизнь – футболистам или наездникам, не имел серьезных стимулов к борьбе и быстро сдался, тем самым де-факто признав новую «систему голосования».
   Солнце вынырнуло из просвета в гонимых ветром тучах и сразу оживило пейзаж. Выбранный сегодняшней целью конно-спортивный комплекс находился неподалеку – надо было только пройти два небольших участка пашни. Они поднырнули под проволочное ограждение и пересекли площадку для конкура с красно-белыми и черно-белыми искусственными препятствиями. Подойдя к ветхим дощатым туалетам, они сделали остановку и заглянули в дырочки от сучьев, дававшие достаточный обзор, чтобы в полной мере оценить прелести писающих женщин, буде таковые там окажутся. В нескольких десятках шагов отсюда высился деревянный корпус спортзала с баком для воды из нержавеющей стали и складской пристройкой. С задней стороны к этому зданию вплотную подступал густой, местами заболоченный лес, насыщавший осенний ветер ароматом грибов и прелых листьев.
   – А теперь все вместе дружно поприветствуем Абигейл! – выкрикнул Клайв и похлопал в ладоши, когда они проходили мимо пустой будки комментатора.
   Попасть в зал оказалось несложно. Терри взобрался на плечи Сэма, разбил окошко над дверью и, просунув руку, открыл оконную задвижку. Протиснувшись внутрь, он распахнул одно из больших окон в боковой стене корпуса, через которое влезли Сэм и Клайв. Беря за основу пятибалльную шкалу вандализма, они решили для начала напакостить на два балла, но не успели приступить к делу, как в воротах на дальнем конце поля появился «лендровер». Разбрызгивая грязь и подскакивая на травяных кочках, машина мчалась прямиком к спортзалу.
   Взломщики сперва испуганно замерли, но тотчас пришли в себя и, отступив в складскую пристройку, начали стремительно зарываться в груду спортивного инвентаря. Они изворачивались и ныряли в такие щели, куда при иных обстоятельствах могли бы пролезть разве что крысы. Поднятая ими пыль еще не осела, когда заскрежетал ключ в висячем замке на входной Двери, брякнула тяжелая скоба и они услышали низкий мужской голос. Со своего места Сэм мог видеть только пару заляпанных грязью зеленых сапог и вельветовые штаны, за которыми следовала пара стройных ног, обтянутых бриджами и обутых в сапоги для верховой езды. Связка палок с флажками, прислоненная к стене, с грохотом упала на пол. Две пары ног вышли из поля зрения Сэма, но вскоре объявились вновь. И тут же обрушился штабель пластмассовых обручей. Очки Сэма сползли с носа и висели, держась за ухо одной дужкой.
   – Так, – сказал мужской голос. – Что бы это значило? Ага, теперь понятно. Они разбили окно над дверью.
   – Они залезали внутрь? – это был голос девочки.
   – Ну да, ты только посмотри! Маленькие паршивые свиньи! Попадись они мне – так отделаю! В котлеты превращу!
   Послышался звук закрываемого окна, после чего зеленые сапоги протопали к выходу и гневные крики раздались уже на улице. Ноги в бриджах двинулись было следом, но потом вернулись, и их обладательница присела, чтобы собрать нарукавные повязки с номерами, груда которых секундами ранее самопроизвольно свалилась с тумбочки. Сэм увидел девчонку своего возраста или чуть постарше в мешковатом, протертом на локтях шерстяном джемпере. Ее длинные темные волосы были стянуты на затылке в «конский хвост». Подобрав все повязки, она сложила их в аккуратную стопку и уже начала подниматься, когда ее голубые глаза неожиданно встретились с глазами Сэма.
   Сэм смотрел в узкую щель между брусьями, раскрашенными в черно-белую полоску. Он знал, что стоит ему мигнуть или закрыть глаза, и это движение всех их выдаст. Он хотел бы стать белым в черную полоску, превратиться в кусок покрытого краской дерева, но такой фокус – он имел возможность в этом убедиться – был под силу лишь Зубной Фее. Все еще стоя на коленях, девчонка продолжала вглядываться в полумрак кладовой. По удивленному и встревоженному выражению ее лица Сэм догадался, что его обнаружили. Вдобавок ко всему он почувствовал, как какая-то мелкая гадина вроде мокрицы или паука попала ему за шиворот и ползет вниз по голой спине.
   Водитель «лендровера» призывно посигналил. Девчонка поднялась и вышла из зала. Брякнула скоба, ключ повернулся в замке, а через несколько мгновений взревел мотор и его звук начал быстро удаляться.
   – Это может быть ловушка, – шепотом предупредил приятелей Сэм.
   Еще пять долгих минут они провели, почти не дыша, прислушиваясь к стуку собственных сердец и терпеливо снося бесцеремонное поведение насекомых, но вот наконец Сэм, как пробка из бутылки, выскочил из своего убежища, яростно отплевываясь, раскидывая инвентарь и на ходу срывая с себя рубашку.
   – Чуть не попались, – сказал Терри, показываясь из-за кучи пластмассовых псевдокирпичей. Лицо его было испачкано дегтем. Сэм продолжал вертеться волчком и хлопать себя по голой спине.
   – Были на волоске, – подтвердил Клайв, вылезая из картонной коробки, – но они нас не засекли.
   Воскресным утром они отправились на место не вполне состоявшегося погрома, чтобы осквернить спорткомплекс хотя бы своим присутствием. По пути они прошли мимо церкви, из ворот которой как раз в эту минуту появился мистер Филлипс. Он благодушно поблескивал лысиной и казался очень довольным собой.
   – Вот так встреча! Давненько, ребята, я вас не видел.
   Троица смогла ответить лишь идиотскими улыбками и смущенным опусканием глаз. Каждый из них, идя вверх по склону холма, еще долго ощущал на своем затылке внимательный взгляд преподобного наставника молодежи.
   День был ясный и ветреный, а прошедший ранним утром короткий дождь не отпугнул пять или шесть десятков любителей верховой езды, чьи фургоны для перевозки лошадей и буксировавшие их автомобили сгрудились на стоянке, напоминая картину из эпохи освоения Дикого Запада. Шла какая-то конная игра с использованием тех самых палок с флажками, которые упали на пол, когда Сэм выглядывал из своего укрытия.
   Большинство ездоков на пони были младше троих друзей или одних лет с ними. Терри придумал развлечение: переходить от одной группы девчонок к другой и наводить справки насчет мифической Абигейл.
   – Извините, вы не видели здесь Абигейл? – очень вежливо спрашивал он.
   – Нет, – звучало в ответ. – А кто такая Абигейл?
   – Будьте добры, если вы случайно встретите Абигейл, передайте ей, чтобы она ни в коем случае не заходила вон в те туалеты.
   – СТОЙ! – одергивали девчонки своих пони. – Тпру! А почему?
   – Потому что там поблизости ошиваются противные мальчишки, которые смотрят в дырочки, когда люди пользуются туалетами. Я подумал, что надо предупредить Абигейл… Я хочу сказать, это ведь очень неприятно, когда за тобой подглядывают, верно? Буду вам очень благодарен, если вы ее предупредите. До свидания.
   Девчонки все, как одна, тревожно взглядывали на дощатые строения, а затем поворачивались и смотрели на уходившего Терри, и он чувствовал – нет, он точно знал, – что девчонки вспоминают, когда они в последний раз посещали туалет, и прикидывают, когда им может приспичить снова. Сэму и Клайву это развлечение вскоре надоело, ну а Терри был готов продолжать в том же духе до вечера.
   В буфете спортзала они купили по бутылке лимонада.
   – У вас вон там окошко разбито, – между делом сообщил Клайв буфетчице.
   – Вандалы, – сказала она, выдвигая ящик-кассу.
   – Попадись они мне! – вступил в разговор краснолицый мужчина в матерчатой кепке и зеленых сапогах. Вены на его щеках угрожающе вздулись. – Я из них наделаю отбивных котлет! Уж я им вправлю мозги!
   – Не уверен, что там есть что вправлять, – резонно заметил Клайв, принимая сдачу.
   – У них головы не в порядке, это уж точно, – поддержал его Сэм.
   Они попивали лимонад и без особого интереса наблюдали за состязаниями. Комментатор из своей будки призывал публику дружно поприветствовать Люсинду на пони по кличке Шенди. Терри приспичило, и он отправился в туалет. Пуская струю, он посмотрел на стену кабинки и заметил чей-то глаз, уставившийся на него через дырочку. Затем этот глаз исчез, и ему на смену появился другой.
   Когда он покинул туалет, две стоявших неподалеку девочки в бриджах громко захихикали.
   – Извращенки хреновы! – в сердцах крикнул им Терри.
   Он нашел Сэма и Клайва у полосы препятствий, где они с надеждой ждали, что кто-нибудь свалится и свернет себе шею при попытке преодолеть большой барьер. Однако пони к барьеру не приближались, один за другим разгоняясь и прыгая через жалкие кипы соломы. Терри уже было начал рассказывать приятелям о безнравственном поведении «туалетных девиц», когда позади раздался тяжелый топот копыт. «С дороги!» – крикнул всадник. Они шарахнулись в разные стороны; лошадь размерами вдвое больше окружающих пони промчалась мимо них и легко, с запасом в добрых три фута, взяла барьер. Всадник осадил, развернулся и шагом поехал в их сторону.
   В седле сидела девчонка. На ней были бриджи кремового цвета, твидовая жокейская куртка и шляпа, из-под которой выглядывали собранные в узел длинные темные волосы. Щеки ее разрумянились, глаза сверкали.
   – Ты могла нас убить! – завопил Клайв.
   – А ты не стой перед препятствием, болван!
   Лошадь надвигалась, угрожающе вырастая над ними. Всадница смотрела на них сверху вниз, поворачиваясь в седле и сдерживая разгоряченное животное. Сэм узнал в ней девчонку, с которой он накануне обменялся взглядами, сидя в укрытии. Он инстинктивно стянул с носа очки, но тут же надел их снова.
   – Смотреть надо, куда прешь!
   – А вы продолжайте стоять у барьера, если уж вы такие тупые, и тогда вас наверняка затопчут.
   Она ударила скакуна каблуками своих блестящих черных сапог, и мальчикам пришлось во второй раз расступиться, чтобы освободить ей дорогу.
   – Сучка! – крикнул один из них, но та пустила лошадь в галоп и была уже далеко.
   – Дрянь!
   – Сиповка!
   – Паскуда!
   Они замолчали, провожая всадницу глазами.