Эдуард Хруцкий. Криминальная Москва

   Платонова взяли при выходе из квартиры замминистра. В чемоданчике обнаружили два отреза, по описанию похожие на краденые.
   Через два часа Чванов с оперативниками позво нили в дверь этой квартиры. Им открыла моложавая дама. Прочитав постановление на обыск, она закричала:
   - Да вы знаете, к кому пришли?
   - Знаю, - устало сказал Чванов. - Где ваша дочь?
   В коридор вышла миловидная девушка в халате.
   - Выдайте вещи добровольно, Лена, - предупредил Чванов.
   А через десять дней, когда уже делом вовсю занимался следователь, в кабинет Чванова ворвался генерал-лейтенант авиации. Чванов взглянул на него и обомлел. Это был Василий Сталин. Совсем недавно Никита Хрущев помиловал его, вернув ордена и генеральские погоны. Сын покойного вождя начал орать с порога.
   - Товарищ генерал, - сказал Чванов, - я слушать вас не желаю! - Он встал и вышел из комнаты.
   Через час его вызвал комиссар Парфентьев, начальник МУРа.
   - Ну что, Володя, испугался? - засмеялся он.
   - Не успел.
   - А ты представь, если бы он года два или три назад к тебе пришел. Где бы ты был?
   Чванов промолчал. Об этом даже думать не хотелось.
   Но Василий Сталин все-таки добился своего. Футболиста отпустили "по подписке о невыезде", а на суде он получил два года условно.
   Даже после опалы имя Сталина значило очень много. Генерал Василий помог своему дружку футболисту. Надо сказать, на такой поступок, в его обстоятельствах, был способен не каждый.
   Наш дом построен весьма интересно. Стены между квартирами настолько тонкие, что можно услышать все, о чем громко говорят в соседней квартире. Очень удобно, учитывая, что в 30-х годах подслушивание осуществлялось чувствительными мембранами. Потом опертехника шагнула вперед, а звукопроницаемые стены остались на "радость" соседям.
   Когда мы переносили вещи в "нехорошую" квартиру, комендант Женя, ходячая энциклопедия нашего дома, сказал:
   - Правильно делаешь, что переезжаешь в сталинскую квартиру. В ней ори, танцуй - никто не услышит.
   - Почему? - удивился я, прожив почти двенадцать лет в другой квартире с соседом-алкашом, бывшим наркомовским сынком.
   - Пойдем, - предложил Женя.
   Мы зашли в соседний подъезд, поднялись на пятый этаж и очутились в сопредельной квартире.
   - Слушай, - сказал Женя.
   Из-за стены доносился еле уловимый шум, хотя там двигали мебель, матерились грузчики, стучали молотки...
   Василий Сталин, окончивший Липецкое училище и выпущенный не как все его однокашники лейтенантом, а капитаном, сразу получил квартиру в Доме правительства.
   В 1941 году, когда в небе шла безжалостная рубка, Василию Сталину повесили очередную шпалу и сделали его инспектором авиации.
   Кстати, в небе над Москвой дрались сын Микояна, погибший потом в налете на Кенигсберг, и майор авиации Леонид Хрущев. А инспектор авиации весело жил в доме № 2 по улице Серафимовича.
   В 181-й квартире "Дома на набережной" гуляла самая модная столичная тусовка. Каждый вечер приглашался джаз. Здесь бывали Алексей Каплер, Константин Симонов, известные актеры и футболисты. За стеной проживал соратник Ленина И.Ф. Петров, чудом не расстрелянный на Лубянке.
   Он написал письмо Сталину, но Поскребышев не стал обременять вождя столь мелким вопросом, и через несколько дней ребята Власика перетащили шмотки Петрова в другой подъезд.
   В квартиру народного академика въехал управделами ЦК КПСС, он и сделал звукоизоляцию, на наше счастье.
   О том, как гуляли в моей нынешней квартире, я узнал случайно, как ни странно - в городе Целинограде много лет назад.
   Итак, Целиноград. 15 мая 1963 года. Ресторан "Ишим". Празднуем мое тридцатилетие. Через пару дней я уезжаю в Москву, проработав в этом городе два года.
   Ресторан опустел, наступила ночь, только мы с приятелем остались догуливать мой двойной праздник. К нашему столу подсел аккордеонист Леня из ресторанного оркестра.
   Он родился и когда-то жил в Москве. В 44-м его посадили по 58-10, потом ссылка в Акмолинск, так тогда именовалась столица целинного края, здесь он и осел.
   - Уезжаешь?
   - Уезжаю.
   - Поклонись от меня Москве. Особенно Дому правительства.
   - Почему ему?
   - А из-за него я и подсел. Наш джаз постоянно играл на квартире Васи Сталина. Особенно сильно гуляли на Новый год. Там на моих глазах Алеша Каплер заклеил дочку Сталина. Его потом посадили, ну а меня чуть позже забрали, я по пьяни в компании лабухов эту историю рассказал.
   Тогда я еще не знал подробностей романа, начавшегося в моей будущей квартире.
   Теперь мне известно о нем гораздо больше.
   Итак, тридцативосьмилетний известный кинодраматург, автор сценариев "Ленин в Октябре", "Ленин в 1918 году", "Три товарища", "Шахтеры", "Котовский", "Она защищает Родину", человек весьма обласканный режимом, влюбился на новогодней вечеринке в десятиклассницу Светлану Сталину.
   Позже Борис Войтехов, журналист и кинодраматург, человек весьма заметный в московской светской тусовке тех лет, говорил мне, что Каплер действительно был увлечен этой молоденькой девочкой.
   Это был платонический роман. Алексей Каплер приносил Светлане хорошие книги, в просмотровом зале Комитета по кинематографии показывал американскую классику тех лет. Они гуляли по заснеженной Москве, ходили в театры. Ну, кажется, чего особенного?
   Если бы не два обстоятельства. Первое и самое главное - это сам вождь. А второе - национальность Алексея Яковлевича Каплера. Вполне естественно, что его предупредили и отправили военным корреспондентом в Сталинград. Вот там-то Каплер и совершил главное преступление.
   О нем Светлана Аллилуева в своей книге "Двадцать писем к другу" пишет:
   "...В конце ноября, развернув "Правду", я прочла в ней статью спецкора А. Каплера "Письмо лейтенанта Л. из Сталинграда. Письмо первое" - и дальше, в форме письма некоего лейтенанта к своей любимой, рассказывалось обо всем, что происходило тогда в Сталинграде, за которым следил в те дни весь мир. Увидев это, я похолодела. Я представила себе, как мой отец разворачивает газету. Дело в том, что ему уже было доложено о моем странном, очень странном поведении. И он уже однажды намекнул мне очень недовольным тоном, что я веду себя недопустимо. Я оставила этот намек без внимания и продолжала вести себя так же, а теперь он, несомненно, прочтет эту статью, где все так понятно,- даже наше хождение в Третьяковку описано совершенно точно.
   И надо же было так закончить статью: "Сейчас в Москве, наверное, идет снег. Из твоего окна видна зубчатая стена Кремля..." Боже мой, что теперь будет?!"
   Светлана Аллилуева была права, боясь гнева отца. Каплер не понял намека. Он ослушался, а это являлось тогда самым страшным преступлением. Его арестовали 3 марта 1943 года.
   Вернемся еще раз к воспоминаниям дочери вождя.
   "Третьего марта утром, когда я собиралась в школу, неожиданно домой приехал отец, что было совершенно необычайно... Я еще никогда не видела отца таким. Обычно сдержанный и на слова, и на эмоции, он задыхался от гнева, он едва мог говорить: "Где, где это все? - выговорил он. - Где все эти письма твоего писателя?"
   Нельзя передать, с каким презрением выговаривал он слово "писатель"... "Мне все известно! Все твои телефонные разговоры - вот они, здесь! - он похлопал себя по карману. - Ну! Давай сюда! Твой Каплер английский шпион, он арестован!"
   Отец рвал и бросал в корзину письма и фотографии. "Писатель, бормотал он. - Не умеет толком писать по-русски! Уж не могла себе русского найти!" То, что Каплер еврей, раздражало его, кажется, больше всего..."
   Алексей Яковлевич Каплер попал в Воркуту. Но Сталину было мало посадить человека. Ослушник должен покаяться, и чекисты заставляют Каплера написать письмо Сталину.
   Двадцать седьмого января 1944 года Каплер пишет "покаянное" письмо. В марте оно попадает к Поскребышеву, который направляет его Берия. 15 марта Берия затребовал справку о заключенном, и уже 16-го справка была ему представлена. Вот оба эти документа.
   "Секретарю ЦК ВКП(б) тов. И.В. Сталину
   от заключенного Каплера Алексея Яковлевича, кинодраматурга, отбывающего наказание в Котласском отделении Гулждс.
   Дорогой Иосиф Виссарионович!
   Я осужден Особым Совещанием по ст. 58-10 п. 2 к 5-ти годам испр. труд. лагерей за высказывание антисоветского характера в разговорах с друзьями и знакомыми. Виновным в предъявленном обвинении я себя не признал и не признаю. Вполне возможно, что своим необдуманным поведением, излишней резкостью, преувеличениями, иной раз какой-нибудь сгоряча брошенной фразой я давал возможность любителям клеветы и злостных искажений, из числа своих знакомых, создать материал, направленный против меня. По существу же антисоветских настроений у меня никогда не было.
   Всю жизнь я из всех сил старался принести пользу Родине и партии большевиков. На мою долю выпало большое, настоящее счастье быть награжденным за сценарии "Ленин в Октябре" и "Ленин в 1918 году" орденом Ленина и Сталинской премией первой степени. Во время Отечественной войны я пытался создать картины, которые бы отвечали задачам великой борьбы. Вышедшие на экран картины "Она защищает Родину", "Котовский", "День войны" и др. - были еще только первым результатом этой моей работы. Только-только началась работа, было у меня огромное множество замыслов, и думается, мне посчастливилось бы создать произведения значительные. К несчастью, работа была прервана арестом.
   Дорогой, любимый Иосиф Виссарионович!
   Я глубоко виновен, но не в том, за что осужден. Я виновен в недостойном и глупом поведении, виновен в том, что, будучи щедро награжден и пользуясь в работе высоким доверием руководящих организаций страны, я то что называется "зазнался", вел себя нескромно и непозволительно.
   Воспользовавшись тем, что после ряда очерков "В тылу врага" ("Известия" - март 1942 г.) и "Сердце партизана" ("Правда" - июнь 1942 г.) редакция ЦО отнеслась с полным доверием и доброжелательством к моему материалу, я позволил поместить в "Правде" антихудожественное, глупое и возмутительное "Письмо из Сталинграда". Вообще я вел себя недопустимо и как казнюсь теперь за это!
   Простите меня, Иосиф Виссарионович, простите меня за все! Позвольте мне отправиться на фронт и принять участие в великой освободительной борьбе, которую под Вашим руководством ведет народ! Позвольте мне, пожалуйста, пожалуйста, дорогой Иосиф Виссарионович, умоляю Вас об этом!
   27 января 1944 г.
   А. Каплер".
   "Совершенно секретно
   СПРАВКА
   на осужденного КАПЛЕРА Алексея Яковлевича, 1904 года рождения, уроженца гор. Киев, еврея, гражданина СССР, беспартийного, до ареста работал киносценаристом Всесоюзного Комитета по Делам Кинематографии при СНК СССР.
   КАПЛЕР А.Я. арестован 3 марта 1943 года Следственной частью по Особоважным делам НКВД СССР, осужден Особым совещанием при НКВД СССР 25 ноября 1943 года за антисоветскую агитацию к заключению в исправительно-трудовой лагерь сроком на 5 лет.
   Из материалов дела видно, что КАПЛЕР А.Я. являлся сыном домовладельца, имевшего собственную швейную мастерскую с наймом 10-15 рабочих. Родная сестра КАПЛЕРА в 1918-19-х г. эмигрировала за границу и с того времени проживала в Германии, а потом во Франции.
   Сам КАПЛЕР А.Я., являясь антисоветски настроенным человеком, в своем окружении вел враждебные разговоры и клеветал на руководителей ВКП(б) и Советского правительства. В период Отечественной войны КАПЛЕР неоднократно высказывал свои панические и пораженческие настроения и с антисоветских позиций критиковал политику партии и мероприятия органов Советской власти.
   В 1942-43-м гг. КАПЛЕР поддерживал подозрительную по шпионажу связь с американскими корреспондентами ШАПИРО и ПАРКЕР.
   В предъявленном обвинении КАПЛЕР А.Я. виновным себя не признал, изобличается агентурными материалами.
   Справка составлена по материалам следственного дела № 6863.
   Начальник отдела "А" НКГБ СССР
   Комиссар государственной безопасности:
   (Герцовский)
   16 марта 1944 года".
   Покаяние не помогло. Каплер отсидел все пять лет от звонка до звонка. В 1948 году его выпустили и разрешили уехать в Киев к родителям. По тем временам это была великая монаршая милость. Всего одно условие было поставлено бывшему ЗК: в Москву ни ногой, с дочерью Сталина не встречаться.
   Но жили в этом человеке отвага и некий мушкетерский авантюризм. И Каплер рискнул. В Москве он пробыл день и получил за это пять лет каторги в лагере под Интой.
   Много позже в одной из наших бесед Алексей Яковлевич сказал:
   - Не мог я не поехать в Москву. Надоело мне их бояться.
   Мне посчастливилось несколько раз встречаться с этим прекрасным человеком. Долго и много беседовать. Смотреть его фильмы, читать прекрасные книги. Каждый месяц он приходил в наши дома, появляясь на голубом экране. По сей день я уверен, что Алексей Каплер был лучшим ведущим "Кинопанорамы".
   Василий Сталин начал войну двадцатилетним капитаном, а закончил двадцатичетырехлетним генерал-лейтенантом.
   Александр Иванович Покрышкин рассказывал мне, как Василий Сталин вызвал его, когда он учился в академии, продержал час в приемной и, не здороваясь, сказал:
   - Будешь моим замом, сразу получишь генерала.
   Александр Покрышкин, трижды Герой, лучший воздушный боец, отказался. У этого отважного в бою, но очень деликатного в жизни человека чувство самоуважения стояло на первом месте. Он никому не позволял хамить себе, даже сыну Сталина.
   Правда, после этого он долго не мог получить генеральских звезд. Сын пошел в отца. Был чудовищно злопамятен.
   Люди, служившие с ним, рассказывали мне о его самодурстве, хамстве и даже рукоприкладстве. Вот что пишет о нем его сестра Светлана Аллилуева:
   "В 1947 году он (Василий) вернулся из Германии в Москву, и его сделали командующим авиацией Московского военного округа...
   Жил он на своей огромной даче, где развел колоссальное хозяйство, псарню, конюшню... Ему разрешали все - Власик старался ему угодить. Он, пользуясь близостью к отцу, убирал немилых ему людей с дороги, кое-кого посадил в тюрьму".
   Посаженными оказались маршалы авиации Вершинин и Новиков.
   Мне рассказывали старые сотрудники МГБ, что ненависть "принца" умело направлял хозяин Лубянки генерал-полковник Абакумов.
   Но пьянство не довело Василия до добра. 1 мая 1952 года последовал запрет командования: не использовать авиацию во время парада из-за погодных условий. Но генерал Сталин посчитал этот приказ личным выпадом и приказал поднять две эскадрильи.
   В результате разбился самолет.
   Разгневанный папаша снял его с должности и направил учиться в академию Генштаба.
   Надо сказать, что он ни разу не был на занятиях. Пил на даче со своими приживалками. Продолжал пить и когда умер вождь. Его еле откачали и поставили у гроба. Вполне естественно, что для новых вождей он представлял серьезную опасность. Он много чего мог рассказать о тех, кто пришел к власти в стране. И рассказывал. Поначалу его отправили в отставку. Он продолжал пить и бесчинствовать в кабаках.
   Двадцать восьмого апреля 1953 года после пьянки с англичанами, которым он поведал массу интересных кремлевских тайн, его арестовали.
   Военная коллегия приговорила его к восьми годам, припомнив все: гигантское хищение казенных денег, доносы на военачальников, ну и, конечно, передачу секретной информации.
   Но все же он был сыном вождя, которого тайно почитали те, кто открыто разоблачал покойника с высоких трибун. Через два года Василия из Лефортова перевели в госпиталь, а потом должны были освободить.
   Но опять понаехали друзья, начались пьянки, и тут он что-то сказал.
   Только вот что?
   Весьма компетентный человек поведал мне, что Васи лий проболтался о чем-то весьма серьезном.
   И он исчез. Его просто не стало. Не так давно мне удалось найти документ о "железной маске" времен оттепели. Привожу его полностью.
   "СССР. Министерство внутренних дел. Управление МВД Владимирской области, тюрьма № 2. 15. V. 1956 г. № 1229. гор.Владимир.
   Совершенно секретно.
   Экз. № 1.
   Начальнику Тюремного отдела МВД СССР полковнику тов.Буланову, гор.Москва.
   Спецсообщение
   В конце 1955 года в тюрьму № 2 УМВД Владимирской области дважды приезжал зам.нач. следственного Управления КГБ при СМ СССР полковник (кажется) тов. Калистов, где осматривал расположение тюремных корпусов и подсобных помещений.
   О цели посещения и изучения тюрьмы он сообщил, что КГБ при СМ СССР сочло необходимым поместить в одном из мест заключения особо важного заключенного, которому необходимо создать условия применительно к лагерным, приобщить его к труду металлиста, но чтобы с ним находилось не более 5-7 заключенных с большими сроками. Кто такой этот заключенный, мне было неизвестно, и все мои доводы, что требуемых условий для такого заключенного в тюрьме создать невозможно, оказались неубедительными.
   В конце декабря 1955 года я был вызван в Тюремный Отдел МВД СССР полковником тов. Евсениным, который мне сообщил, что в ближайшем будущем в тюрьму № 2 прибудет заключенный Сталин Василий Иосифович, а для инструктажа по приемке и размещению этого заключенного направил меня к Начальнику Тюремного Отдела КГБ при СМ СССР полковнику тов.Клейменову.
   В кабинете тов.Клейменова зам.нач.следственного Управления КГБ при С.М. полковник тов.Козырев дал мне указание, чтобы по прибытии этого заключенного в тюрьму создать ему условия применительно к лагерным, использовать на работе в тюремных механических мастерских вместе с другими 5-7 заключенными, осужденными на большие сроки, и сделать так, чтобы, кто он такой, знало очень ограниченное количество лиц.
   До прибытия его в тюрьму никому об этом не говорить.
   Поздно вечером 3 января 1956 года Василий Сталин был доставлен в тюрьму № 2 УМВД Владимирской области на оказавшемся в Москве автозаке УКГБ при С.М. СССР по Владимирской области с их двумя конвоирами.
   Личное дело заключенного было запечатано в пакете, но в попутном списке и в справке по личному делу была указана подлинная фамилия заключенного и наклеена его фотография.
   Эти документы конвой вручил ДПНТ тюрьмы лейтенанту тов.Кузнецову, а последний, не зная, как поступить с ним, позвонил ко мне на квартиру, называя его настоящей фамилией.
   Таким образом, с первого момента прибытия в тюрьму части офицерского и надзирательского состава стало известно подлинное лицо этого заключенного.
   Необходимо отметить, что во Внутренней тюрьме этот заключенный содержался под № 4 и незадолго до отправки к нам в тюрьму был разнумерован.
   Во избежание могущих быть неприятностей, чтобы скрыть подлинное лицо этого заключенного по договоренности с ним, ему была присвоена фамилия его последней жены Васильевой - Васильев Василий Павлович, под этой фамилией он значится во всех официальных документах тюрьмы и под этой фамилией ведет переписку с родственниками.
   Васильев В.П. осужден Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР 2 сентября 1955 года по ст. 193-17 п. "б" с применением ст.51 и ст.58-10 ч. 1 УК РСФСР к лишению свободы в ИТЛ на 8 лет. Срок отбытия наказания исчисляется с 28 апреля 1953 года.
   После соответствующей подготовки заключенный Васильев был помещен в 3-й корпус в камеру совместно с двумя заключенными, осужденными по ст. 58 на длительные сроки заключения, которые уже давно содержатся у нас в тюрьме, нами изучены, один из них наш источник. С этими заключенными Васильев с 16 января работает в механической мастерской тюрьмы, вначале на сверлильном, а затем на токарном станках.
   Кроме этих заключенных, в мастерской работает 5заключенных из числа хоз.обслуги, осужденных на 5-7 лет ИТЛ.
   Заключенные из хозяйственной обслуги размещены в корпусе для хозяйственной обслуги. На работе в мастерских Васильев также обеспечен достаточным агентурным наблюдением.
   В камере Васильев не сжился с одним заключенным, который был переведен в другую камеру. В настоящее время заключенный Васильев содержится в камере только с нашим источником и с ним же он выводится на работу в механические мастерские. К работе заключенный Васильев относится добросовестно, освоил сверлильное и токарное дело.
   Для изучения токарного и других специальностей металлиста к нему прикреплен высококвалифицированный, до ареста преподаватель ремесленного училища, наш источник, заключенный из хозяйственной обслуги.
   Заключенному Васильеву зачтено в январе 18 рабочих дней, в феврале 45, в марте 52, в апреле 56 рабочих дней.
   К заключенному Васильеву приезжает жена в среднем два раза в месяц, им представляется личное свидание, в январе месяце к нему приезжала сестра.
   Из числа заключенных подлинное лицо Васильева знает работающий в тюрьме заключенный Кальченко. Там он видел несколько раз Васильева, однако заключенный Кальченко это держит в секрете. Кальченко по отбытии срока наказания в конце мая будет освобожден, при освобождении от него будет отобрана подписка о неразглашении на воле подлинного лица Васильева.
   Из числа личного состава кое-кто догадывается о личности Васильева, однако нами принимаются меры о неразглашении.
   В обращении с администрацией тюрьмы Васильев ведет себя вежливо. Много читает, физически у нас значительно окреп.
   Сообщается Вам для сведения.
   Начальник тюрьмы №2 Управления МВД Владимирской области подполковник
   (Козик)".
   Мы начали в те годы говорить много и смело. Мы слушали Ива Монтана, смотрели "Мандат" Н.Эрдмана, спорили о романе В.Дудинцева "Не хлебом единым". Летом 57-го бушевал Международный фестиваль молодежи и студентов. А камере № 18 Владимирского централа сидел "железная маска"
   Через много лет в Казани на кладбище мне показали могилу генерала В.И.Джугашвили. На памятнике было написано: "Единственному". И думая сегодня о судьбе этого человека, я невольно прихожу к выводу, что в этой стране никогда ничто не менялось и долго еще не изменится, до тех пор, пока мы не узнаем главные кремлевские тайны.
   Вот и все, что я хотел рассказать об истории моей квартиры.
   Наш дом, как огромный корабль, неумолимо плывет сквозь время. Остались за кормой времена культа личности, потом оттепели и хрущевского волюнтаризма, весело миновал застой. Бурно покачались на волнах перестройки.
   К какому же берегу причалит наш неуправляемый корабль? Писатель Александр Малышкин взял к своему трагическому роману о жизненном переломе "Севастополь" печальный эпиграф, созвучный с нашим временем:
   Мы были моряки, мы были капитаны
   водители безумных кораблей.
   "...Идут на Север срока огромные..."
   В магазине "Лесная быль" на Сретенке мы купили четыре плетенки раков, а директор знаменитой торговой точки, наш добрый знакомый, позвонил в 40-й гастроном на улице Дзержинского, и мы разжились чудовищным по тем временам дефицитом - чешским пивом.
   На город опустилось солнечное июньское воскресенье, и сретенские переулки залило радостным светом.
   Мы выгрузили наше богатство у большого, когда-то доходного, дома в Большом Сергиевском, где жил наш товарищ Володя Казанцев.
   Мы часто собирались у него в большой коммунальной квартире, потому что Володя жил в громадной тридцатиметровой комнате.
   Когда-то вся квартира принадлежала его деду, известному инженеру-путейцу. После революции их уплотнили, но, принимая во внимание, что инженер Казанцев слыл крупным железнодорожным спецом, оставили его семье самую большую комнату.
   Я любил приходить к Володе и разглядывать старые фотографии, которыми были завешаны стены комнаты.
   Это были портреты его огромной родни. Из темных рамок смотрели на нас мужчины в студенческих тужурках, служивых вицмундирах, офицерской форме.
   Женщины в платьях с буфами, высокими прическами и обязательным медальоном на груди.
   Я смотрел на эти прекрасные лица, и казалось, что кто-то из них, как чеховская Ольга из "Трех сестер", скажет внезапно: "...пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас..."
   Как все-таки прекрасно рассматривать старые фотографии.
   Рядом с портретом деда в красивой форме инженера-путейца - небольшая фотография отца: гимнастерка, на петлицах три кубаря и саперная эмблема. Он не вернулся в Большой Сергиевский, погиб под Москвой в 41-м.
   Портрет самого Володи Казанцева в форме штурмана-речника.
   Он остался один из всей дружной старомосковской семьи. Ее смахнули свинцовые ветры Гражданской войны, репрессий и Великой Отечественной.
   Наш друг Володя учился в техникуме речного флота и иногда появлялся на улице Горького в красиво сшитой форме с узенькими курсантскими погонами.
   Получив диплом штурмана, он проплавал на реках положенные два года, уволился, стал писать. Окончил заочно Литинститут, но каждое лето нанимался на одну навигацию на судно. Плавал по Енисею, Волге, Каме, Москва-реке. Осенью возвращался домой и писал неплохие истории из жизни речников.
   В том далеком июле 70-го он плавал в Московском пароходстве. И его сухогруз стал в столице на ремонт двигателя.
   Здоровая коммуналка, типично московская, со старыми велосипедами на стене, с сундуками в кори доре, с непременными корытами, висящими в ванной, была пустой. Летом соседи разъезжались по садовым участкам. В те годы это было повальной эпидемией.
   Раков поручили варить Валере Осипову, который считал себя непревзойденным специалистом в этом деле. Мы с Володей выполняли его указания.