<Paaaa
Религия и неверие
По отношению к эпохе междоусобных войн следует отметить одно характерное явление. Господствующие круги Рима резко отличались один от другого и от всех других не богатством, не привилегированным политическим положением, а более возвышенным, более многосторонним, более обширным образованием. Кроме поэзии и искусства умственная деятельность искала себе наслаждения и в науке: правоведении, филологии, риторике, истории; наука, однако, вовсе не была еще общим достоянием многих. Доступная лишь очень небольшому меньшинству, она и этим меньшинством приобреталась лишь с величайшим трудом. Но зато эти немногие были проникнуты сознанием превосходства, силы и прав на господство в обществе. В одном пункте особенно выяснялась полная отчужденность высших классов от народа: религия массы уже не имела никакого значения для высших классов. Они в своих религиозных воззрениях давно перешли за ту первую ступень рационализма, которая выражалась в воззрениях Евгемераили Эпихарма(современников Александра Великого), которые пытались наивно пояснить основу народных верований в божество простой идеализацией смертных. В данное время боги и герои древних верований признавались уже не обоготворенными людьми, а просто несуществующими или, лучше сказать, существующими в воображении поэтическими образами, одухотворениями.
 
 
 


 
Читатель. С мраморного барельефа.
В руках у читающего – libellum, том из нескольких листов папируса или пергамента, соединенный наподобие современных книг.
Надо признаться, что не особенно приятно чувствовать себя освободившимся от верований и увлечений большинства своих современников: нелегко дышится человеку в разряженном и холодном воздухе громадных высот; немногие имеют мужество не только перед другими, но даже перед собой сознаться в полном разрыве с религиозными верованиями своего народа. Этого мужества не хватало даже у греческой философии в двух ее главных направлениях – стоическом и эпикурейском, одинаково широко распространенных среди римского общества. Как эпикуреизм, так и стоицизм должны были отвести в своих системах хотя бы самое скромное место Олимпу доброго старого времени; по воззрениям эпикурейцев, богам предписывалось идеальное существование в праведном покое и блаженстве, не нарушаемое никакой связью с миром и силами, его созидающими и разрушающими.
 
 
 


    Пан и нимфа. Небольшая мраморная группа. Музей Вьенна.
 
Стоики также не отвергали существования богов, стараясь истолковывать мифы и народные представления о богах с символической и аллегорической точек зрения. Вообще говоря, стоическая философия, более подходившая характеру римлян, была сильнее распространена в высшем кругу римского общества, нежели эпикурейская, не совсем подходившая к слишком серьезному взгляду римлян на жизнь. Однако, хотя между правящими классами и не много можно было встретить открытых и явных эпикурейцев – сам эпикуреизм с его материалистическим стремлением к чувственному наслаждению и к тем средствам, которые могли его доставить, был широко распространен в высшем римском обществе. По отношению к верованиям народа этот высший класс держал себя очень осторожно – признавал в них нечто вроде государственной религии, на которой, в конце концов, основывался весь нравственный строй массы. Римская знать относилась к ней с великим уважением, и если осмеивала в ней те или другие стороны, то осмеивала очень осторожно и тайно. Среди знати вступление в коллегию авгуров, избрание в сан высшего жреца (pontifex), должность Flamen dialis– представляли собой почетные отличия, весьма лестные для честолюбцев; это нимало не мешало тому, что два авгура, встретившись наедине, не могли глядеть друг на друга без смеха…

<Paaaa
Политическое положение после смерти Суллы
Внутреннюю неправду и недостаток в твердом нравственном принципе, в непогрешимом авторитете ощущал в себе и Сулла, и потому не в силах был этого изменить. То, что было им сделано, можно назвать реставрацией, но не реформацией. И едва только он успел умереть, как уже созданный им строй стал с самых различных сторон подвергаться нападкам. Разумеется, всякий новый распорядок, основанный на насильственном низвержении и принижении большой политической партии, всегда создает массу недовольных. К этому элементу присоединилось еще много других, вызываемых к жизни всяким переворотом, и общество очутилось в таком положении, что каждому честолюбцу, который с какой бы то ни было стороны стал в оппозицию с сулловским строем, уже представлялась возможность создать себе видное положение в политическом мире.

<Paaaa
Лепид и Серторий
Такого рода оппозиционную попытку решился сделать Марк Эмилий Лепид, избранный консулом в год смерти Суллы ( 78 г . до н. э.): возвращение изгнанных, восстановление их прав или прав их детей на имущество, возвращение прав тех италийских общин, которые были подвергнуты каре за последнее восстание, восстановление народного трибунства во всем значении его прежней мощи – вот что было написано на его знамени. Однако он потерпел неудачу и в следующем году умер ( 77 г . до н. э.). Гораздо более опасным для восстановленного Суллой правления знати оказался один из бывших военачальников Мария Квинт Серторий, который сначала удалился из Испании, уступая численному перевесу войск, предводительствуемых легатом Суллы, но в 80 г . до н. э. вернулся туда же и стал во главе народного восстания лузитанцев.
 
 
 


    Лань Сертория около трофея. С геммы из коллекции Маффеи.
 
Его лагерь стал опорой и убежищем для всех беглецов народной партии, и притом он удивительно ловко умел слить воедино римские и испанские элементы в своем войске. В 77 г . до н. э. к нему примкнули остатки войска Лепида, и тогда Серторий учредил в Испании нечто вроде настоящего правительства, с сенатом из 300 членов во главе, и в то же самое время всеми силами старался утвердить римские порядки в провинции и с ее испанским населением сумел стать в самые лучшие отношения: можно было не на шутку опасаться восстановления демократизма на развалинах сулловского государственного строя, т. к. наместник Суллы, Квинт Метелл Пий, не мог управиться с Серторием, и было возможно, что этот способный вождь мятежников явится, пожалуй, со своим войском и в Италии, перешагнув Альпы, как некогда перешагнул их Ганнибал, с которым туземцы его сравнивали.

<Paaaa
Гней Помпей
Между высшими военачальниками, ближе всего стоявшими к Сулле, первое место занимал тот самый Гней Помпей, которого Сулла приветствовал однажды прозванием Великого(Magnus), когда этот 23-летний юноша по его приказанию разом покончил с попытками восстания народной партии в Африке. Что он не имел никаких прав на это прозвание – было достаточно доказано всей его дальнейшей карьерой; большую бестактность выказал он в том, что сразу потребовал для себя того исключительного положения, которого Сулла на несколько лет добился многолетними усилиями и крупными деяниями. Однако Помпей пользовался доверием в войске и знати оказал услуги при подавлении восстания Лепида; и вот, по выраженному им желанию, хотя он и не принял обязательных служебных степеней и консулом тоже не был, – его назначили проконсулом в Испанию для окончания войны с Серторием. Однако ему не так скоро удалось этого достичь, как он того ожидал. Вместе с Метеллом он год за годом вел совершенно тщетную борьбу с Серторием, и только тогда, когда Серторий в 72 г . до н. э. пал жертвой заговора, затеянного приближенным к нему военачальником, Помпею удалось наконец одолеть восстание и усмирить страну, оставшуюся без предводителя. Приведя в некоторый порядок дела провинции вместе с сенатской комиссией, Помпей в 71 г . до н. э. возвратился в Рим.
 
 
 


 
Орел римского легиона.

<Paaaa
Вторая и третья войны с Митридатом, 74-63 гг.
Во время пятилетнего отсутствия Помпея государственный строй, установленный Суллой, в своих важнейших основах успел установиться и окрепнуть; но немного хорошего можно было сказать о реставрированном правлении сената. На Востоке вновь разразилась война с царем Митридатом Понтийским, именуемая третьей войной с Митридатом(74-63 гг. до н. э.); вторую войну вел с ним легат Суллы Луций Лициний Мурена, открывший военные действия в 83 г . до н. э. без приказания Суллы. Рядом с этой войной в громадных размерах проявилось и другое зло – морской разбой, развившийся среди сумятицы и внутренних волнений и войн в Азии и поощряемый бездеятельностью сенатского правления и назначаемых им правителей.
 
 
 


    Быстроходное судно (celes). С барельефа на колонне Траяна. Эти беспалубные суда из-за их скорости часто применялись пиратами. Судно имеет два ряда весел и относится к классу бирем. Над тараном имеется еще один – надводный, для разрушения фальшборта неприятельских кораблей.
 

<Paaaa
Восстание гладиаторов. 71 г .
В Италии загорелось (сначала около Капуи) страшное восстание гладиаторов, к которому толпами стали отовсюду сбегаться рабы ( 73 г .). Мятежники нашли себе энергичного и ловкого предводителя в лице фракийца Спартака, и их силы, благодаря нераспорядительности римского правительства, вскоре возросли до 100 тысяч человек, так что даже сам Рим пришлось объявить на военном положении и охранять его стены и ворота войсками. Только в 71 г . до н. э. претор Марк Лициний Красс, один из учеников Суллы в военном деле, нанес решительное поражение скопищу Спартака, двинувшемуся на юг. Как плохо до того времени велась война со Спартаком, можно судить по тому, что Красс после этого поражения отбил у мятежников пять легионных орлов и другие трофеи сражавшихся против них римских войск. Затем он нанес мятежникам последнее поражение в Лукании; здесь Спартак пал смертью героя. Отдельный отряд мятежников в 500 человек, воевавших на севере Италии, вздумал спастись, перебравшись за Альпы, но натолкнулся здесь на Помпея, возвращавшегося с войском в Италию, и был им рассеян. Красс был, конечно, очень недоволен тем, что Помпей сумел и этот, в сущности, совершенно ничтожный успех поставить себе в особенную заслугу.

<Paaaa
Помпей и Красс – консулы. 70 г .
Оба победоносных вождя, которые, не доверяя друг другу, медлили даже распускать свои войска, пожелали быть избранными в консулы на следующий год; однако они сговорились вскоре между собой и предпочли, оставив борьбу в стороне, действовать заодно для обоюдной пользы. Они были избраны оба. Красс, который удивительно счастливо умел спекулировать во время проскрипций Суллы и приобрел этим путем громаднейшее богатство, поражал народ своей необычайной щедростью. В день каких-то важных жертвоприношений он пригласил всех римских граждан на обед и угостил их, усадив за 10 тысяч столов. Он раздавал направо и налево, всем и каждому, зерно из житниц в виде трехмесячных запасов; и этим путем добился того значения в глазах толпы, какое может быть приобретено подобными средствами, а с другой стороны, умным и толковым управлением и распоряжением своими колоссальными богатствами, привязал к себе массу частных лиц и частных интересов. Но при всем этом умении и ловкости он уступал в значении Помпею. Поразительно, с каким упорством привязалась к этому человеку толпа, олицетворяя то монархическое влечение, которое жаждало подчиниться власти одного господина и повелителя! А между тем, до этого времени тот не произвел ничего, что превышало бы круг деятельности человека, одаренного недюжинными способностями; да и последнее его деяние – усмирение Испании – ни в коем случае нельзя было назвать блестящим подвигом. Именно такое воззрение на Помпея преобладало и в сенате, который отнесся к нему довольно холодно, но именно это и открыло Помпею путь к счастью. Не поладив с сенатом, он сблизился с народом, который был польщен ухаживанием знатного человека и, конечно, весьма горячо отозвался на его происки. От него ожидали, что ему удастся неудавшееся другим – устранение законов, внесенных Корнелием Суллой. Помпей отчасти исполнил это желание народа. Он восстановил власть трибуна в том виде, в каком она существовала до Суллы, и стал на стороне закона о суде, предложенного Аврелием Коттойи устранявшего исключительно сенаторские суды. Крайняя несостоятельность этих судов выказалась в самом неказистом виде при разборе одного из современных весьма громких процессов, а именно процесса некоего Верреса, бывшего претором в Сицилии в 73– 70 гг. до н. э. Процесс этот вел молодой еще адвокат Туллий Цицеронпротив знаменитейшего из современных адвокатов Квинта Гортензияи против всех богатств обвиняемого, так же, как против усиленного влияния многих знатных фамилий, и процесс был им выигран.
 
 
 


 
Цицерон. Бюст из паросского мрамора.
 
 
 


 
Квинт Гортензий.
Бюст, найденный на вилле Адриана одновременно с бюстом философа Исократа.
По закону Аврелия Котты были учреждены три отделения или декурии судей – одно из сенаторов, другое из всадников и третье из таких лиц, которые, принадлежа по имущественному положению к первому классу граждан, уже были удостоены доверия в своих трибах и избираемы в различные почетные и ответственные должности. При этом и должность цензора была восстановлена, и круг ее власти остался тем же… Помпей воспользовался военным смотром, который задумали устроить цензоры того года, чтобы заставить толпу говорить о себе. Он, консул, предшествуемый ликторами в их обычной обстановке, явился вместе с всадниками перед цензором, вел под уздцы его лошадь, как и все другие, и когда цензор к нему, так же, как и ко всем другим, обратился с вопросом, совершил ли он положенное законом число походов, Помпей отвечал утвердительно и добавил: "Под моим собственным предводительством".
 
 
 


 
Ликторы.
Рельеф с колонны Марка Аврелия в Риме.
И эта показная скромность пришлась толпе как нельзя более по вкусу.
Но Помпей в нарушении установленного Суллой строя дальше этих мер не пошел; народ был и этим доволен, и сенат тоже успокоился, видя, что Помпей избегает наиболее страшного для всех вопроса о возвращении изгнанников, которое для Красса могло оказаться очень неприятным. Затем, покинув консульство, Помпей опять вернулся в частную жизнь: он необычайно– ловко умел играть роль знатного, но удалившегося от дел человека; между тем как другие из сил выбивались, чтобы отличиться. Он спокойно ждал того прилива или отлива в общественных делах, который вновь должен был открыть ему доступ к высшему сану. И действительно, дела на Востоке вскоре сложились именно так, что Помпей дождался своей очереди.

<Paaaa
Морской разбой в Средиземном море.
Настоятельнейшим вопросом, требовавшим безотлагательного решения, несомненно был вопрос о морском разбое. По побережьям Средиземного моря и в различных его углах было немало таких стран, которые либо исстари занимались этим промыслом, либо принимались за него весьма охотно, когда им в том благоприятствовали условия.
 
 
 


    Судно греческих пиратов (hemiolia). Увеличенное изображение с монеты.
 
Одним из таких условий для быстрого распространения морских разбоев по побережьям Средиземного моря послужили, конечно, происходившие в Италии междоусобные войны со всеми их последствиями, проскрипциями, преследованиями и скитанием изгнанников. И вот эти изгнанники и отверженники из ненависти к новым правителям и новым порядкам принимались за морской разбой, на который исстари установился гораздо более снисходительный, чем на простое разбойничество на суше, взгляд. А т. к. за междоусобными войнами последовала еще одна союзническая война, затем невольническая война и разные перевороты, то морское разбойничество, пользуясь бездействием римских властей, понемногу выросло до значения силы, которая сама себе придавала название "плавучего государства", и наконец распространилась по всему Средиземному морю. Уже ни один купеческий корабль не мог более плавать вполне безопасно. Награбленное добро разбойники укрывали в неприступных горных замках Тавра, а людей, захваченных в плен, если никто их не выкупал, они продавали на невольничьих рынках. Римское правительство выступало на борьбу с морскими разбойниками, но только мимоходом, по частям, не придавая никакого единства своим действиям, довольствуясь полумерами и поручая эту борьбу личностям, не имевшим никакого значения. Таким образом, зло невероятно возросло. Даже цены на хлеб стали подниматься, потому что пираты перехватывали на море хлебные грузы; греческие прибрежные и островные города были пиратами разграблены, и вскоре та же участь постигла сицилийские и италийские города (например, Мизены, Кайета и т. д.). Многие именитые римские мужи, даже чиновники, плывшие за море по делам общественной службы, попадали в руки пиратов, и легкие суда киликийцев, так называемые миопароны, иногда соединявшиеся в громадные разбойничьи эскадры, стали наконец появляться даже перед Остией, в самом устье Тибра. Это великое зло – особенно теперь, когда война с Митридатом опять разгорелась и тянулась из года в год – представляло серьезную опасность и должно было даже возыметь некоторое значение для внутренней истории римского государства и его владений.

<Paaaa
Габиниев закон. Помпей главнокомандующий
Один из любимцев Помпея, народный трибун Авл Габиний, выступил перед народом в 67 г . до н. э. с предложением поручить борьбу с морским разбоем одному главнокомандующему, который всюду на море и на 400 стадий от побережья внутрь страны пользовался бы проконсульской властью на всем пространстве от Геркулесовых столпов до восточной границы римского государства; такой главнокомандующий (imperator) должен быть избран на три года, а ему под начало отряжены 15 легатов, по его собственному выбору, и в его распоряжение должны поступить 200 военных кораблей; а на соответствующие издержки должна быть отпущена сумма около 13 миллионов рублей. Этому предложению, которое, очевидно, метило на Помпея, большинство сената противилось горячо, но тщетно, в насмешку выставляя на вид предлагавшему, что тут дело идет "о выборе наварха, а не монарха". Но все эти политические соображения оказались бессильными ввиду того, что весь народ страдал от морского разбойничества. Когда дело поступило на решение народного собрания, то трибун, который заявил было о том, что будет возражать против предложения, не осмелился и рта открыть, и Габиниев закон, принятый единогласно, предоставил главнокомандующему гораздо большие полномочия, чем можно было ожидать: под его началом должны были находиться 24 легата и 500 кораблей! Уже само принятие этого закона тотчас отозвалось облегчением в общественной жизни: цены на зерновой хлеб сразу понизились. А уже три месяца спустя Помпей, воспользовавшийся своими полномочиями энергично и разумно, действительно избавил римский мир от пиратства. Вытесненные из всех морей и из всех своих убежищ пираты наконец собрались близ мыса Коракесий (на западном берегу Киликии) для последней, отчаянной битвы; но битва оказалась ненужной, потому что все они решились сложить оружие.

<Paaaa
Усмирение морских разбойников
Помпей блестящим образом доказал, какими силами обладает римское государство, если только опытная рука сумеет направить их к ясной и определенной цели: современные источники приводят громаднейшие цифры уничтоженных Помпеем кораблей, убитых и захваченных в плен врагов, завоеванных им замков и освобожденных от порабощения людей и городов. Меры, принятые Помпеем после одержанной победы, были, по-видимому, разумны и справедливы. Лучшей части побежденных им пиратов он даже дал возможность возвратиться к порядочной жизни, поселив их в новом городе в Киликии, который он по своему имени назвал Помпейополь( 67 г . до н. э.).
От этого успеха нетруден был переход к принятию подобных же энергичных мер для более важной войны, тянувшейся с 74 г . до н. э., которая сначала велась римлянами довольно успешно, а теперь, напротив, принимала не особенно утешительный оборот.

<Paaaa
Вторая Митридатова война, Лукулл
Царь Митридат с напряженным вниманием следил за римскими делами после кончины своего победителя. Из числа изгнанников партии Мария некоторая часть нашла себе приют при дворе Митридата, и через этих беглецов он вошел в отношения с Серторием, который даже отправил к нему нескольких военачальников для устройства и обучения некоторой части войска Митридата по римскому образцу. Мощный деспот никак не мог примириться с мыслью, что он не более чем понтийский царь; к тому же, когда в 75 г . до н. э. умер последний царек местной династии, завещав свое царство римлянам, они опять появились у него под боком, угрожая ему и спеша придать Вифинии провинциальное устройство. Тогда Митридат решился перейти к наступлению ( 74 г . до н. э.): он на суше и на море нанес поражение небольшим римским местным воинским силам, захватил Вифинию и с сильным войском явился под стены города Кизик, господствовавшего над Пропонтидой. Этот город входил в состав римской провинции Азия. Город оборонялся геройски, до того времени, когда консул того года, Луций Лициний Лукулл, которому вместе с его товарищем Аврелием Коттой было поручено вести эту войну, могли явиться на выручку городу.
 
 
 


    Луций Лициний Лукулл. Предполагаемый бюст Лукулла из Эрмитажа.
 
Лукулл был уже не новичком на этом театре войны; он действовал здесь и при Сулле. Ему удалось вынудить Митридата к снятию осады с города (весной 73 г .), а осенью того же года, разбив явившийся в Эгейском море понтийский флот, Лукулл со своим войском вступил в Понтийское царство, между тем как Котта осаждал Гераклею, важнейший из городов на северном берегу. Весной 72 г . до н. э. Митридат еще раз собрал большое войско при Кибире, в самой середине Понта, но, не вступая еще в битву, приказал войску отступить. Во время этого отступления решительный удар Лукулла рассеял варварское войско; самому Митридату едва удалось спастись, перебравшись с 2000 всадников за границы Армении. Царь этой страны, Тигран, был Митридату зятем; у него и нашел он себе временный приют.
 
 
 


 
Тигран I, царь Армении. С его тетрадрахмы.
Монета отчеканена, вероятно, в Сирии и имеет греческую надпись.

<Paaaa
Понтийско-армянская война
Понтийское царство покорилось за исключением немногих городов, которые оказывали упорное сопротивление. Даже сын Митридата, Махар, в качестве сатрапа управлявший Боспорским царством, заключил мир с Лукуллом. Но при жизни Митридата этой войне не могло быть положено конца, и Лукулла укоряли в том, что он не сумел энергично добиться одного положительного результата – оградить себя от главного врага. Между тем как римский проконсул нашел нужным заняться приведением в порядок дел в провинции Азия и здесь своим благодушием оказал большие услуги провинциалам, которых принял под свою защиту и оберег от ростовщических проделок римских капиталистов. Митридату удалось убедить своего зятя Тиграна в том, что он хорошо сделает, если сам начнет войну с римлянами, т. к. ему недолго ее избегать. Тигран принял это решение, когда явился посланный от Лукулла требовать выдачи Митридата римлянам и заговорил таким языком, какого еще никогда не слыхивали при дворе армянского царя, в Тигранакерте. По восточным понятиям Тигран был сильным правителем. Армянская сатрапия при Антиохе Великом отпала и вновь стала самостоятельным государством; с того времени, управляемая местной династией, она успела расшириться за счет распадающегося Сирийского царства; столицу дал Армении именно Тигран I, он создал ее на манер восточных деспотов, насильственно переселив в новоотстроенный город массу жителей из разных мест. По той же странной системе, не спрашивая советов и указаний от Митридата, он вздумал и войну вести: из разных местностей своего царства сгонял массы людей на верную гибель и поражение. Около столицы Тигранакерты произошла первая битва – римляне одержали легкую победу, а варварское войско разом рассеялось. Еще одно сражение было дано близ другой столицы, города Артаксаты, где оба царя-союзника выставили войско, в котором насчитывалось до 70 тысяч пехоты и 35 тысяч конницы, и сражались также безуспешно. Лукулл мог бы окончить войну, но как раз среди этих побед, в то время, когда он повел свое войско на юг от Нисибиса (в Верхней Месопотамии), он встретил неожиданное препятствие – его войско отказалось ему служить. По-видимому, Лукулл, будучи отличным полководцем, не обладал способностью привлекать к себе солдат, а это в походе в столь отдаленные страны было необходимо. Притом же главной составной частью его войска были те два легиона, которыми некогда начальствовал приверженец Мария, Фимбрия, и которые теперь, после 13 походов, с полным правом требовали себе отставки. А у этих беспокойных и ненадежных составных частей войска, кстати сказать, не было недостатка и в руководителях, которые подстрекали их к неповиновению, т. к. те принципы, из-за которых происходила борьба на римском форуме, и в лагере Лукулла имели своих представителей. Таким образом, действия Лукулла были окончательно парализованы; Митридат же тем временем вернулся в свое Понтийское царство, и при