Страница:
Девушки, играющие на музыкальных инструментах. Мраморный рельеф из Лувра (Париж).
Позднейший историк Аммиан представляет римское общество очень расположенным к музыке, но весьма равнодушным по отношению ко всем остальным духовным интересам; и он, вероятно, совершенно прав, т. к. и в современном обществе замечается такое соотношение между пристрастием к музыке и к остальным проявлениям духовной жизни человека.
Нечего и говорить о том, что описываемое время не было благоприятно для поэзии, требующей одушевления, энтузиазма и бессознательно, но мощно действующей внутренней силы. По Вергилию и Горацию, обратившимся уже в школьных классиков, учились красотам языка и умению красиво и образно выражать свою мысль – и ничего нового не производили; а для такого школьного изучения классиков в каждой местности был уже свой ритор, получавший жалование от казны.
<Paaaa
Положение дел в провинциях
Так, непрерывно развиваясь, продолжалась культурная работа на всем необъятном пространстве империи, в виде романизации страны, следы и влияние которой видны всюду. Так было даже в Британии, западная часть которой отчасти еще была покрыта первобытными лесами. Далее всех по этому пути среди западных стран продвинулась Галлия, важнейшие города которой – Вьенна, Массалия, Нарбон, Немаус и Толоза – каждый сам по себе чем-нибудь особенным от других отличался. Медленнее, но глубже проникала римская культура в испанскиеобласти, где поклонение Августу и богоподобному олицетворению Рима (Roma) было очень распространено в народе, а знаменитые школы в Кордубе, Бильбилисе, Тарраконе способствовали романизации страны. В Италике, древнейшей из римских колоний в Испании, видны издавна поселившиеся там почтенные и высокообразованные фамилии Ульпиев и Элиев, из которых незадолго до этого времени вышли два замечательнейших римских императора. И в Африке также римский культ вытеснил все местные культы, и здесь, исходя из римских колоний на месте Карфагена, образовалась даже особая разновидность романского характера. Не менее самостоятельно принялась та же культура и на левой сторонеРейнского и на правой сторонеДунайского бассейнов, распространяясь весьма далеко в глубь страны и на противоположном берегу тех же рек. То же самое движение проявилось и в новейших провинциях между Дунаем и Балканами, в Паннонии, Мизии, Дакии: именно в это время ( 157 г .) был воздвигнут амфитеатр в городке Поролисс(в северной части Дакии), который временно служил резиденцией римского прокуратора. Во всех этих западных и северных провинциях латинский языкбыл уже разговорным языком высших образованных классов общества; рядом с ним везде в народе удерживался первоначальный местный язык. На восток от Адриатического моря, во всех странах, соседствующих с Грецией – в Малой Азии, Сирии, Египте – преобладал греческийязык, что, однако, не препятствовало общему обмену мыслей. Напротив, этот двуязычный характер империи действовал как поощряющее средствона развитие культуры: он вынуждал всех причислявших себя так или иначе к высшим классам общества – купцов, чиновников, учителей, врачей, военачальников – непременно изучать оба языка.
Школа. По фреске из Геркуланума.
<Paaaa
Духовная жизнь. Литература
Оживленнейший обмен товаров, воззрений и идей происходил на всем обширном и разноплеменном пространстве великой империи, и благодаря именно этому обмену Греция и Азия, так низко павшие во времена римской республики, теперь вновь успели подняться. С одной стороны, греческая жизнь проявила и в литературе, и в искусстве свою прежнюю силу, и спрос на греческих художников – технитов резца, слова, врачебного и всех иных искусств – был в данное время сильнее, чем когда-либо. С другой стороны, и греки, и все население восточных стран кое-что восприняли от солидных и практических римлян. Великие сокровища ума, собранные в Александрии, великие учителя, трудившиеся на пользу преподавания в Афинах, невольно привлекали к себе. Там лучше всего изучалось высшее ораторское искусство, которое потом находило себе столько применений на всем пространстве римского государства. Торжественные речи при освящениях всевозможных полезных учреждений, школ, библиотек и т. д., всякие публичные чтения, декламация стихотворений, написанных на тот или другой случай, исторические изложения и отчеты – все это было в большом ходу, почти как и теперь, и, в связи с этим, процветала также книжная торговля, которая, при посредстве рабского труда, допускавшего возможность быстро воспроизводить рукопись в сотнях экземпляров, доставляла публике книги по ценам, которые не слишком отличались от нынешних. И древние, и новые литературные произведения в изобилии исходили из этих рукописных фабрик; для общеисторического обзора здесь достаточно только вскользь упомянуть некоторых важнейших римских и греческих авторов первых веков. Писатели, конечно, лучше всего характеризуют свой век, и в данном случае эта истина находила себе подтверждение в том смысле, что самыми выдающимися писателями рассматриваемой эпохи являются сатирики или эпиграмматисты, Децим Юний Ювенал, Марк Валерий Марциал, Авл Персий Флакк. И действительно, этот век, в изобилии преисполненный всеми благами высокоразвитой культуры, но вместе с тем изобиловавший и всеми ее слабостями, давал богатый материал сатире, но не в силах был заронить искру чистого вдохновения в душу талантливого поэта. Вот почему те роды поэзии, которые требовали известного рода наивности творчества и творческого восторженного настроения, – как эпоси трагедия, – положительно не могли в этом веке процветать. Были и в данное время эпические произведения, но даже лучшие из них, как, например, "Фарсалия" Лукана, возбуждают интерес только со стороны прославления и идеализации республиканского настроения умов, которое уже ничего общего с действительностью не имело; появлялись изредка и драматические произведения, в которых излагались прекрасные мысли и громкие сентенции, но они не оказывали на народ никакого влияния, т. к. выросли не из народной почвы. Больше всего сочинений писалось по истории, по теории ораторского искусства, по естественным и юридическим наукам, географии, медицине и энциклопедизму, а также по нравоучительной, популярной философии. Представителем последней из этих наук был Сенека, учитель Нерона, который изящным и красивым языком излагал идеи о Боге и о мире, основанные уже на более чистых, монотеистических воззрениях, далеких от материального политеизма; обширной ученостью и громадным прилежанием собирателя прославился в это же время Плиний Старший(дядя Траянова панегириста), который, занимая высшие государственные должности, с честью и пользой для дела управления, находил время прочитывать горы рукописей, отовсюду извлеченных, и накапливал выписки; при страшном извержении Везувия в 79 г . он пал жертвой своего научного рвения. Между теоретиками ораторского искусства первое место занимает Марк Фабий Квинтилиан, который в числе многих других знатных испанских римлян в 68 г . явился в Рим с Гальбой, а затем в течение 20 лет работал в Риме как судебный оратор и ритор, а впоследствии и как писатель. Он отлично знал и тонко умел понимать древние образцы; из его сочинений, как и из сочинений Плиния Младшего и многих других видно, какое чистое и благородно гуманное развитие мог получить в это время каждый, заботившийся о своем внутреннем совершенствовании. В области исторического бытописаниярядом с греком Аррианом(он был при Адриане наместником в Каппадокии), историком Александра Великого и Плутархом Херонейским выступает Корнелий Тацит, оказавший в высшей степени важное влияние на всю последующую эпоху. Он создал грандиозную, мастерски набросанную картину первых ста лет империи, которая, однако, благодаря особым отличительным свойствам писателя получила в его изложении совершенно особую окраску: сам он жил во времена Траяна, этого лучшего и благороднейшего из представителей императорской власти, и именно поэтому не мог объективно отнестись к предшествующему периоду первых императоров.
Саркофаг знатного римского юноши, найденный на Капитолии.
Справа от юноши, оставшегося главой семейства, изображена его мать, помогающая ему вести хозяйство, слева – раб-управляющий, в руках у него абак – римская счетная доска.
Переходя от обзора литературы к вопросу о нравственном состоянии общества за этот период, в данном случае трудно, если не совсем невозможно, прийти к какому-нибудь общему выводу; это может быть даже вдвойне трудно на почве политеистических религий древности, которые, как известно, не давали древним никаких идеалов нравственности. Но не следует забывать, что те безнравственные мифы о богах, которыми изобиловала теогония древних, были не более, чем вымысел, игра фантазии, а не откровение, и менее всего были откровением человеку основы его житейской мудрости. Направление нравственной жизни человека давала философия, и в этом смысле кое-какие "крохи со стола" богатых и знатных попадали и в народ, в среде которого нравственность поддерживалась уважением к государственному закону и опасением прогневить богов, которые, несмотря на все то, что рассказывалось о них в мифологии, все же представляли собой идеальный, неземной, священный для толпы мир. В некотором смысле философы (особенно стоики) действовали на общество, как действует в настоящее время духовенство, – они заботились о развитии души, о воспитании и обучении юношества в высших слоях общества, а во II в. н. э. видны и философы-циники, которые, странствуя всюду, распространяли свое учение живым словом, почти как и позднейшие монахи, наложившие на себя обет нищенства. В среде последних не было недостатка всеми уважаемых представителей, обнаруживших большое благородство души, как, например, циник Демонакт, живший во II в. в Афинах и прославленный всеми за безупречную добродетель и чистоту жизни. Эти философские теории старались кое-как подлаживаться к распространенным в народе религиозным верованиям. Такое резкое и убежденное неверие, какое высказывает, например, поэт Лукреций, было редким явлением, и процесс постепенного вымирания политеистических верований совершался чрезвычайно медленно, что несомненно доказывается надписями надгробных камней и всех прочих памятников, относящихся к этому периоду римской империи. Эти политеистические верования были замечательно живучи: круг богов, около которого они вращались, непрерывно пополнялся новыми образами. Там, где эти верования, связанные с одним божеством, начинали слабеть, легко создавалось новое божество, и тот, кто из Рима и Италии попадал в какую-нибудь отдаленную или чуждую страну – в Галлию, Испанию, на Восток – тот всюду находил какое-нибудь местное божество, к которому приспосабливал свои религиозные потребности или обращался со своим благочестивым настроением. Даже новые боги, заведомо и сознательно придуманные разными обманщиками, находили себе и верующих, и жертвенные дары. Даже в конце II в. древние народные верования были, в сущности, еще весьма мало поколеблены. Непрерывно продолжалось общее участие в языческом богослужении, а также проявления усердия к богам жертвоприношениями, постройками храмов, постановкой статуй богам и всякого рода учреждениями, посвященными их культу.
Венера.
Мраморная статуя, найденная близ Анция. Музей Кампаны.
Во II в. заметен даже как бы некоторый подъем, некоторое оживление в этих политеистических религиозных воззрениях. Языческие писатели начинают уже удостаивать новое явление христианства некоторым вниманием. Поворот к лучшему в нравах высших классов становится несомненно заметным со времен Веспасиана, и хотя, с одной стороны, нет недостатка в очень непривлекательных явлениях общественной жизни, зато, с другой, поражает большое число благородных и честных людей, которые смотрят на жизнь серьезно и прямо, с точки зрения этической задачи, возложенной большинством на человека.
Гемма в честь жертвоприношения Марка Аврелия против чумы.
Резной камень из кроваво-красной яшмы. Справа вверху – Марк Аврелий в покрывале верховного понтифика; поверх покрывала – шар; позади него – жезл авгура; напротив императора – богиня Рома в шлеме и Эскулап с рогами; под изображением Марка Аврелия – Гигиея, напротив нее – Фаустина. Стрелец в центре символизирует время жертвоприношения (ноябрь или декабрь).
<Paaaa
Правление Марка Аврелия, 161 г .
Именно к таким людям принадлежал и Марк Аврелий, в 161 г . наследовавший Антонину: серьезный и благороднейший сторонник стоической философии в той новой форме, которую придал этому учению Эпиктет Гиерапольский. Прекрасное и сильно развитое чувство долга было присуще этому государю, правление которого не может быть отнесено к числу счастливых (161-180 гг.). Страшная моровая язва распространилась по многим областям римского государства, и это бедствие повсюду возбудило ненависть против христиан, т. к. язву приписывали гневу богов на быстрое повсеместное возрастание их числа и упорное уклонение от языческих обрядов; впервые известно о настоящих гонениях против христиан. И на горизонте внешней политики появились кое-какие тучи. На Востоке пришлось воевать с парфянами, но эта война окончилась удачно, даже привела к приобретению в 165 г . новой территории (части Месопотамии вплоть до древней Мидийской стены). Но зато на среднем течении Дуная, там, где римские владения примыкали к областям независимых германцев, дело приняло довольно опасный оборот. Уже много десятков лет между римлянами и германцами царило полное спокойствие. С римской стороны придерживались весьма благоразумной оборонительной политики, а германцы остерегались переходить к наступлению.
И вдруг все это изменилось: в 167 г . последовало массовое вторжение маркоманнови квадов, которые и нанесли тяжкое поражение цезарскому легату. Сам император с братом и соправителем своим Луцием Вером отправились на границу, чтобы отклонить опасность; лично предводительствовал он войсками во многих походах и одержал несколько побед; из них особенно памятной осталась победа 173 г ., в которой римлянам способствовала гроза – и эту грозу христиане, уже весьма многочисленные в войске императора, приписывали своим молитвам, а язычники и сам император – Юпитеру, "посылающему дождь" (Jupiter pluvius).
Юпитер, посылающий дождь римской армии. Рельеф с колонны Антонина.
Юпитер в виде крылатого старца, распростершею свои длинные руки, с которых льются потоки воды, легионеры собирают ее в шлемы и щиты, а варвары лежат на земле, сраженные молниями.
В 174 г . был заключен мир. Взятые германцами в плен или похищенные римляне были возвращены; маркоманнам уступили пограничную полосу земли, на которую они не смели вступать; для торговых отношений были указаны определенные пункты, и римляне сами заняли некоторые военные позиции внутри их страны. Таким образом, опасность на время была отклонена, но причины ее устранены не были.
Марк Аврелий, милующий маркоманнских вождей. Барельеф с триумфальной арки Марка Аврелия. Теперь хранится в Капитолийском музее.
Уже во времена Августа прозорливые люди с тревогой следили за плодородием брачных союзов среди германцев, замечая в то же время, что население Италии или очень медленно возрастало, или вовсе не возрастало. Выселение на восток для германских племен было немыслимо, т. к. там жило много славянских и финских племен, поэтому они чувствовали невольное тяготение в сторону римских владений, и странствование народа готовот берегов Балтийского моря по направлению к низовьям Дуная еще больше усилило это тяготение. В явном соотношении с внешними событиями во внутренней жизни Германии стояло какое-то движение, которое проследить в подробностях невозможно, но которое уже ясно высказывается в том, что германские племена начинают вступать в большие федерации или племенные союзы. С римской же стороны, напротив, проявился тревожный симптом, который довольно трудно объяснить только одним опасением эпидемий: легионы на границах стали уменьшать в числе, найдя какие-то затруднения к поддержанию их в полном составе. Осенью 176 г . Марк Аврелий возвратился в Рим и ревностно посвятил себя мирным занятиям, заботился о поправлении финансов государства, поощрял всякие гуманные стремления, подобные воспитательному дому Траяна и многие иные, но уже в 178 г . вновь угрожавшая Риму опасность вынудила его опять отправиться с войском к низовьям Дуная, и в 180 г . в лагере при Виндобоне он умер от моровой язвы, против которой оказалось бессильным искусство Галена, знаменитейшего врача того времени и друга Марка Аврелия.
<Paaaa
Коммод, 180 г .
Луций Вер скончался еще в 168 г .; власть от Марка Аврелия перешла к его единственному сыну, Коммоду(180-193 гг.), который при кончине отца своего был 19-летним юношей. Не следует приводить здесь рассказов о его страсти к нарядам и к участию в различных всенародных зрелищах, напоминающей Нерона: это не относится к истории римского государства, которому подобное пристрастие не причиняло никакого ущерба. Он был ничтожным и плохо воспитанным человеком, не занимался делами и предоставлял управление государством своим любимцам и вольноотпущенникам, которых, впрочем, и предавал в жертву народной ярости, когда случайные бедствия – моровая язва или непомерная дороговизна – вызывали волнения в народе. Покушение на его жизнь в 183 г ., от которого он едва спасся, побудило его быть недоверчивым и жестоким. Наконец, его страсть выступать в амфитеатре перед народной толпой в качестве фехтовальщика и отличного стрелка из лука (страсть, доходившая почти до сумасшествия) стала оскорблять достоинство всех благомыслящих людей. В народе стала ходить молва о том, что он сын не императора Марка Аврелия, а простого гладиатора. В 193 г . составился новый заговор среди его приближенных; рассказывают, что они подкупили того борца, с которым он любил упражняться в борьбе, и тот задушил его в 193 г . н. э.
<Paaaa
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ "Императоры III в., до Диоклетиана. – Начало и успехи христианства и первые преследования. Поступательное движение германцев"
<Paaaa
Быстрая смена правителей
Большим несчастьем было то, что с устранением от власти такого недостойного и неспособного правителя, как Коммод, был нарушен тот спокойный переход власти из рук одного, почившего правителя, в руки другого, всеми уже признанного представителя власти, – великое благо, которым уже более ста лет пользовалась Римская империя. Тотчас после гибели Коммода заговорщики провозгласили было императором способного и почтенного человека, Гельвия Пертинакса, римского префекта полиции; но он не сумел поладить с преторианцами и несколько месяцев спустя пал жертвой их ненависти. Дело дошло до смешных и постыдных крайностей: знатный сенатор, обладавший огромным состоянием, некто Дидий Юлиан, мучимый честолюбием, был провозглашен императором преторианцами после того, как он каждому из них пообещал дать весьма щедрый подарок – по 25 тысяч сестерциев на человека, что он, кстати, став императором, не сделал.
<Paaaa
Септимий Север и его противники
Но это привело к такому же положению дел, как и в 68 г . Сознание собственного достоинства, а отчасти и честолюбие некоторых полководцев, и зависть легионов к преторианцам не допустили установления подобного порядка. Иллирийские легионы провозгласили императором Септимия, и сенат одобрил это избрание; после весьма слабой попытки сопротивления Дидий вынужден был уступить, и был обезглавлен по приказанию сената. Септимий явился в Рим, тотчас распустил всех преторианцев, и из легионов всех провинций образовал новую гвардию. По весьма плохой латыни их надгробных надписей, можно судить о том, что варварский элемент широкой волной вторгся в среду этого нового состава преторианцев. Тем временем в двух местах явились к Септимию Северу противники и соискатели его власти.
Септимий Север. Мраморный бюст аз Капитолийского музея.
Первым из них был некто Песценний Нигер, провозглашенный сирийскими войсками. И, судя по отзывам современников, это был способный полководец; борьба с ним затянулась надолго: битвы произошли при Кизике, при Никее, при Иссе, и после этого третьего поражения Песценний был убит во время бегства; только уже в 196 г . Север мог возвратиться в Рим. Вторым соперником Севера был Клодий Альбин, провозглашенный британскими легионами; сначала Север вступил с ним в соглашение, но затем Клодий Альбин двинулся в Галлию. Близ Лугдуна в феврале 197 г . произошла решительная битва между двумя большими римскими армиями: Альбин потерпел поражение и был убит во время бегства.
<Paaaa
Дом Септимия Севера, 194– 235 гг.
Таким образом, Септимий Севернеоспоримо стал обладателем императорской власти (194-211 гг.), и новая династия установилась до 234 г . Север (severus – строгий) не уронил чести своего имени. Он правил сурово, сумел заставить себя уважать строгим наказанием своих противников и к сенату относился очень резко. Недолго пробыв в Риме, он вынужден был вновь отправиться на Восток, где парфяне и их царь Вологес IV, воспользовавшись смутами в римском государстве, вторглись в Месопотамию. Он и здесь выказал себя энергичным и способным, завоевал Вавилон и Ктесифон, и после долгого пребывания на Востоке только уже в 202 г . смог вернуться в Рим.
Царь парфян, бегущий из Ктесифона. Барельеф с арки Септимия Севера.
По природе своей он вовсе не в такой степени был воинственным, как его старались представить; в душе он был юристом и был в дружественных отношениях со всеми современными ему замечательнейшими знатоками права: Эмилием Папинианом, Юлием Павлом, Домицием Ульпианом, но в то же время он был сторонником строгой единой власти и знал, что новой династии прежде всего следует заручиться симпатиями войска. Хотя Рим и Италия уже с давних времен обходились без всяких местных войск, Север задумал изменить это положение и расположил один из легионов (второй парфянский) близ Рима, на Альбанской горе. Уже в преклонных летах, в 208 г ., он отправился в Британию, занялся реформой дисциплины в римском войске, восстановил укрепления адрианова времени и в 210 г . вынудил каледонцев заключить мир. Он скончался в Эбораке ( 211 г .), оставив после себя двоих сыновей: Антонина, которого солдаты прозвали Каракалла, и Гету.
"Божественная династия" (Септимий Север и его семья). Камея из трехслойного сардоникса.
Слева – Септимий Север в зубчатой короне и его супруга Юлия Домна. Справа – Каракалла в лавровом венце и его брат Гета. Судя по этому венцу, камея выполнена в 198 – 209 гг.
Север был родом из Африки, и многие находят в характере Септимия суровые черты типа, общего всем африканским римлянам; еще резче те же черты выступают в его старшем сыне, который, нисколько не стесняясь, в присутствии своей матери, Юлии Домны, убил или приказал убить своего младшего брата Гету, чтобы закрепить за собой единовластие. Говорят, что Септимий Север, умирая, увещевал своих сыновей жить в согласии, обогащать солдат и презирать всех людей без различия. Часть этой программы – баловство солдат – Каракалла выполнил буквально: он с особенным удовольствием проводил все время в войске, что отчасти вызывалось необходимостью.
<Paaaa
Каракалла, 211 г .
В это время в южной Германии образовался новый народ или, может быть, старый племенной союз свевов возобновился под именем аламаннов; в низовьях Майна они прорвались сквозь линию пограничных укреплений и напали на agri decumates– "десят инные земли" между верховьями Дуная и средним течением Рейна, предоставленные во владение галльским и германским переселенцам под условием взноса небольшой подати. Каракалла появился на Дунае ( 213 г .), и ему удалось вновь, изгнать аламаннов из "десятинных" земель и вновь усилить пограничные укрепления. Но лучшие свои лавры Каракалла думал пожать на Востоке, в войне с парфянами. Он затеял против них огромный поход, воображая себя чуть ли не вторым Александром Великим, и рассчитывал на успех предприятия, ввиду тех волнений и тревог, которые проявились в Парфянском царстве. В 214-215 гг. он зимовал в Никомедии, в 216 г . выступил в свой широко задуманный поход; но уже в самом его начале он пал жертвой личной мести одного из своих приближенных. Во внутреннем управлении государством ему принадлежит честь введения только одной важной меры: он даровал права полного римского гражданства всем свободным людям, жившим в пределах римского государства. Эта мера, вызванная необходимостью, была, тем не менее, весьма разумной и заслуживающей одобрения, хотя вообще неблагоприятное к императору мнение столицы и объясняло ее побуждениями исключительно финансового и фискального свойства.