Вокруг лагеря все чаще вились черные сапсаны, похожие на немых наблюдателей. Митрохин отдал приказ людям из охранения сбивать птиц, как только они подлетят слишком близко. Что сапсаны – глаза Саркона, ему поведала Медея. Но богочеловек не мог отдать жестокий приказ. А он мог.
Митрохин ощущал в себе право отдать любой приказ, лишь бы он служил великому делу и привел человечество к свободе. Он противостоял не Саркону. Он воевал с Балансовой службой и в своем стремлении уничтожить превосходство расы джиннов готов был действовать со всей агрессивной прямотой. Он и сам не заметил, как превратился в жесткого лидера, склонного к непопулярным решениям. Но к нему прислушивались. Когда он говорил, люди замолкали, ловили каждое слово.
* * *
Митрохин навестил Медею, когда на лагерь опустились сумерки и в небесах засверкали звезды, просвечивая сквозь серые перистые облака. Серп месяца, обнажив неровный край, резал одеяло небес надвое. Вокруг разливался мягкий серебристый свет.
Колдунья скрывалась в своем шатре, предаваясь медитации, копила силы перед большой битвой.
Митрохина пропустили внутрь, исполняя ее личный приказ. Остальным запрещено было входить в шатер богочеловека без приглашения.
Иван Васильевич вошел, присел на подстилку, положил рядом магический меч, с которым не расставался. С недавних пор он стал ощущать клинок неотъемлемой частью себя, уйти куда-либо без оружия представлялось ему немыслимым.
Медея открыла глаза, губы ее дрогнули в улыбке.
– Ты?
– Я…
Последнее время между ними возникла такая близость, что они могли общаться даже не раскрывая рта. Вызвана ли эта странность была магическим даром колдуньи или же их общим происхождением, тем, что в этом мире – они чужаки, пришельцы из далекого будущего, Митрохин не знал.
Только знал, Медея – родная душа, всегда поймет, что он чувствует, какие сомнения его одолевают.
Порой она даже угадывала его мысли, отвечая на незаданный вопрос.
– Что сегодня говорило Белое божество? – поинтересовался Митрохин. – Наконец наступили достаточно благоприятные условия для того, чтобы разделаться с Сарконом?
– Божество молчало, – ответила Медея.
– Молчало?! – удивился Иван Васильевич. – Шутить изволите?
– Нет.
– Ты хочешь сказать, что высшее существо, на которое ты все время полагалась, покинуло нас в тот самый момент, когда оно нам нужнее всего?
Так, что ли?!
– Оно не покинуло нас, – ответила Медея, – полагаю, оно не считает нужным говорить что-либо. Не хочет вмешиваться.
– Но почему?! Ведь это и его дело тоже.
– Возможно, потому, что от исхода этой битвы слишком многое зависит. И еще, наверное, потому, что Белое божество само не уверено в исходе битвы.
– Просто прекрасно, – помрачнел Митрохин. – Именно тогда, когда ему бы надо отслеживать каждый наш шаг, оно, видите ли, испытывает неуверенность. А может, у него просто несварение желудка? Сидит себе где-нибудь на небесном толчке в райском чертоге, кряхтит от натуги и думает: жалко людишек, но что поделаешь…
– Не надо кощунствовать, – нахмурилась Медея. – То, что я сказала, всего лишь предположение.
– А я и не кощунствую, – отозвался Митрохин, – то, что я сказал, это всего лишь мое предположение.
– Не стоит воспринимать мои слова буквально, – проговорила колдунья. – Я ведь чувствую – оно надеется на нас. От нас зависит слишком многое. Мы не должны его подвести.
– Ну конечно, – Митрохин ухмыльнулся, – отважные герои должны в очередной раз спасти мир.
– Именно так. И мы должны верить, что Белое божество не оставит нас в тот час, когда его вмешательство будет нам нужнее всего.
– С недавних пор я верю только в собственные силы, – Иван Васильевич продемонстрировал мозолистые ладони, – вот этими самыми ручками я буду завтра душить проклятых угнетателей. И видит Бог, каким бы он ни был – Белым, Черным или фиолетовым в желтую полосочку, я пойду до конца. С его поддержкой или без поддержки вовсе.
– Спасибо, Ваня!
– Что?!
– Я передаю тебе его слова. Он говорит тебе «спасибо», – колдунья улыбнулась, – думаю, завтра он все же будет с нами.
Они сошлись в последней битве между прошлым и будущим…
Медея козырьком приложила ладонь к близоруким глазам, в слепящем свете яркого солнца силясь рассмотреть, как будут двигаться враги человечества.
Владыка Саркон вел через перевал легионы. Высокогорье здесь сглаживалось, плавно спускаясь в Долину. Джинны шли по пологому склону плотными рядами. Впереди краснорожие ифриты, чьи глаза отливали небесной синью. За ними силаты, пешие и сидящие в обитых красной бронзой повозках. Головы крепких, словно высеченных из камня эвкусов покачивались в такт движению.
Ехали, сохраняя зловещее молчание. Только сотенные время от времени покрикивали, если кто-нибудь из воинов-ифритов мешкал, бросал вожделеющие взгляды вверх, туда, где плыли в лазоревых небесах рыжеволосые, белолицые, крылатые гулы.
Их свободные одежды развевались на ветру, лепили тонкое телесное совершенство. Каждая словно античная статуя – богиня войны Афина, сжимающая в руке небесное копье.
Вооружение ифритов составляли громовые молоты. Силаты несли перед собой, подняв к подбородку, огненные мечи. Красные сполохи сияли на плоских лицах, широких плечах…
Медея обернулась к людям. С приближением воинства Саркона все заметно притихли: умолкли голоса, шорохи. Казалось, люди даже дышать боятся, скованные первобытным ужасом. Сказывались сотни лет господства расы джиннов. При одном упоминании имени Саркона человек падал ниц и не смел поднять взгляда. А теперь стоит здесь, на своей земле, пришел, чтобы биться с самой могущественной силой в мире за свободу.
Медея нахмурилась: хотя никто не показывал врагу спину, защитники свободного человечества представляли собой весьма жалкое зрелище. От них исходило хорошо различимое внутренним зрением бледно-голубое свечение – страх, неуверенность в своих силах, желание остаться в живых. Колдунья отвернулась и пробормотала: «Все равно победим!», демонстрируя поистине божественное упрямство и исключительно человеческую непокорность судьбе…
На перевале появился сам Саркон. Грозный владыка Хазгаарда восседал на огромном черном эвкусе. Отливающая красным грива, жесткая, как сапожная щетка, топорщилась меж острых ушей благородного животного.
Медея сцепила ладони, так что костяшки побелели от напряжения, и стала проговаривать слова.
Затем медленно развела руки в стороны. Ее пальцы беспрестанно шевелились, гибкие и быстрые, как лапы пустынного тарантула. Воздух загустел, пошел рябью, и перед богочеловеком сформировалась выпуклая линза, в которой ноздреватое, бледное лицо Саркона проявилось совсем близко, словно на экране широкоформатного телевизора. Выражение лица различить не представлялось возможным – слишком расплывчатым получилось изображение. Медея досадливо поморщилась, протянула руку и покрутила невидимое колесико, настраиваясь на резкость. Картинка придвинулась и обрела четкость. Теперь она могла видеть, что враг улыбается. Происходящее забавляло Саркона!
– Я тебе сейчас Сталинград устрою! – пообещала колдунья. – Рыдать будешь кровавыми слезами, собака!
Саркон между тем остановил продвижение армии. Джинны застыли на перевале слаженно и быстро, словно Черное божество нажало кнопку «Пауза» на небесном DVD-проигрывателе. Разумеется, божественное вмешательство здесь было ни при чем. Джиннов связывала интуиция, они могли действовать согласованно, ощущая мысленные импульсы владыки Хазгаарда. Его воля ощущалась даже здесь, внизу. Словно невидимые нити пронизали все вокруг, и каждый из джиннов был одним из звеньев огромной цепи, составляющей единый порядок на холме – могучий организм, призванный сокрушить любого противника. Мощь Саркона, его необоримая сила ощущались в воздухе, звенящем напряжением вторгались в нервную систему, заставляли сердце биться учащенно, мысли разбегаться. Прямо в душу проникал холодный страх…
– Все в порядке, – Митрохин опустил руку на плечо Медеи. Она обернулась с благодарностью. – Мы справимся! – Иван Васильевич улыбнулся. – Нужно верить…
Медея хотела что-то сказать, но закусила губу и отвернулась. Если бы он только мог видеть то, что видела она. Над обеими армиями висели громадные ментальные щиты – над джиннами толстый, как броня тяжелых танков. Над защитниками человечества сиял белый полог, кажущийся тонким и хрупким. Щит Саркона напоминал в магическом спектре черное облако. Клубы дыма и серой пыли плыли к небесам, растекались там грозовой взвесью, бурливым озером над головами высшей расы.
Медея испытывала сильное напряжение, поддерживая защиту над таким количеством людей.
Саркон же чувствовал себя спокойно и уверенно.
Для него создание щита такого размера и толщины словно не составило никакого труда. Он играл с людьми в забавную игру – перемещал фигуры по игральной доске, диктовал свою волю и все вокруг заражал темной энергией.
По мановению его руки вперед выдвинулись ифриты, вооруженные небесными копьями, и застыли, держа их на изготовку в отведенных назад ладонях.
– Разве мы уже на расстоянии броска? – спросил Митрохин. Поскольку «богочеловечинка» ничего не ответила, напряженно вглядываясь в вершину холма, он решил больше не докучать ей, отошел поближе к людям. На сердце у него было неспокойно.
– Они готовятся к броску, – пробормотал Атон.
– Далеко, – отозвался Митрохин, – не докинут. На что надеются – непонятно.
– Докинут, – уверенно сказал Атон, – это копьеметатели, гордость Саркона.
– Подумаешь, говнометатели… – проворчал Иван Васильевич, но сердце предательски заныло – чувствовал, что владыка не станет действовать наугад.
По отмашке Саркона ифриты метнули небесные копья. Они уносились вверх по почти отвесной траектории и за считаные мгновения скрылись из виду. Затем в небе засверкали тысячи искр, и тонкие яркие нити потянулись к наконечникам копий. Оружие ифритов повисло между землей и небом, но продолжало свой полет навстречу войску людей.
Митрохин даже сплюнул в сердцах. Броски небесных копий он наблюдал не раз, но никогда ему еще не приходилось видеть, как бросает копья один из передовых отрядов Саркона. Не иначе сам владыка поддержал их темным колдовством.
Иван Васильевич, как и многие другие, взял поудобнее окованный медью тяжелый щит и вздохнул. Небесное копье – это тебе не обычная стрела.
Упадет такая штуковина с неба – от нее щитом не закроешься. Разве что какой-нибудь чугунной ванной, идеально подходящей для защиты от воздушных атак. Поскольку налаживать производство бронированных ванн Митрохин не догадался, то чувствовал он себя очень неуютно.
– Ну что, друг Атон, – обернулся Иван Васильевич, – страшно тебе?
– Да.
– Есть такая хорошая русская пословица – двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Сдюжим, не бойся! Выстоим!
Медея подняла руки к небу. И стала стремительно крутить ими над головой. От облаченной в белое тонкой фигурки отделился широкий вращающийся предмет, подозрительно напоминающий самолетный винт. Поднимаясь все выше и выше, винт увеличивался в размерах. А затем врезался в хищную стаю небесных копий. Часть их разлетелась в щепки, другие винт не достал, и они продолжили полет. Над головами людей сверкание прекратилось, нити исчезли, и копья смертоносным дождем устремились вниз. Над полем послышался низкий свист.
– Щиты! – заорал Митрохин, пригнулся к земле, почти упал на колени, закрывая голову деревом и медью. Следом за ним выставили щиты другие защитники человечества.
Небесные копья обрушились на людей. Все вокруг наполнилось ударами магического металла в твердое дерево, хрустом ломаемых костей, воплями раненых и предсмертными хрипами.
По телу Ивана Васильевича пробежала дрожь.
Вот сейчас народ Хазгаарда усомнится в могуществе богочеловека, и люди побегут, влекомые многовековым страхом перед господствующей расой джиннов.
Он опустил щит и выпрямился в полный рост.
Вся степь была усеяна телами убитых, но люди уже поднимали головы. И вставали с колен, готовые биться до последнего. Митрохин огляделся кругом, кивнул удовлетворенно. Напрасно он усомнился в человеческой силе духа. Они еще не то могут. И дадут джиннам прикурить.
Между тем войско Саркона уже двигалось через перевал. В авангард выдвинулись ифриты с громовыми молотами и силаты, вооруженные огненными мечами. Гулы раздвинулись в небе полумесяцем, намереваясь напасть на противника с востока и запада.
Легионы владыки Хазгаарда все шли и шли, а люди стояли, не двигаясь, не предпринимая никаких ответных шагов. И хотя воздух буквально звенел напряжением, никто так и не тронулся с места.
Митрохин намеренно медлил с приказом стрелять, ожидая, когда воины Саркона окажутся на расстоянии полета стрелы. У людей не было на вооружении небесных копий, они не имели возможности атаковать противника издалека и с небес. Зато им удалось наладить производство отличных луков со сдвоенной тетивой и стрел с острыми металлическими наконечниками, пробивающих даже железный доспех.
Время в минуту смертельной опасности имеет свойство растягиваться. Никогда еще оно не было для Митрохина таким тягучим и медлительным.
Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он решился отдать приказ поднять луки. Все это время джинны надвигались. Уже можно было различить черты бледных лиц силатов, оскаленные пасти краснорожих ифритов и миниатюрные злые личики гул. Воинство джиннов излучало такой угрожающий фон, что хотелось кричать в голос, бежать без оглядки. Но Митрохин стоял не шевелясь, ноги его словно вросли в землю. Он поднял правую руку, сжатую в кулак, готовясь к тому, чтобы опустить ее – и дать команду к атаке.
Увидев, что люди готовят ответный залп, Саркон приподнял подбородок и совершил какой-то магический пасс, но так и не отдал приказа остановиться. Джинны продолжали идти, когда Митрохин закричал: «Пли!» Он подумал, что всю жизнь мечтал крикнуть что-нибудь эдакое. В детских грезах ему почему-то представлялось «На абордаж!», но «Пли!» тоже звучало неплохо. Защелкала спускаемая тетива, и сотни стрел взвились в воздух.
– И снова! – проорал Митрохин. Надо успеть сделать еще один выстрел, пока они не спохватились.
Между армиями людей и джиннов вдруг что-то произошло – появилась полупрозрачная темная стена, а затем с треском раскололась, когда в нее влетел огромный сверкающий белыми бликами шар. Митрохин успел заметить, что Медея опускает руки – и сделал вывод, что шар вызвала колдунья. Значит, преграду воздвиг владыка Хазгаарда.
Саркон закричал что-то гневное, подпрыгивая в седле и потрясая кулаком.
Гулы предпочли отлететь назад. Ифриты замедлили шаг. Джинны, у которых на вооружении не было щитов, с тоской пялились на несущийся к ним смертоносный рой. Первый же залп нанес значительный урон армии Саркона. Пришелся он на первые ряды – поразил джиннов с огненными мечами и громовыми молотами. Стрелами сбило и несколько недостаточно расторопных гул. Одной пробило крыло, и она закружилась, теряя высоту.
Некоторое время раненая гула пыталась лететь, потом опустилась в толпу ифритов. Другой стрела угодила в грудь, и она камнем полетела к земле. Безвольные крылья изгибались и хлопали. С глухим шлепком она приземлилась между армиями людей и джиннов и осталась лежать без движения.
Второй залп оказался не менее удачным. На сей раз армия джиннов остановилась. Никому не хотелось оказаться в первых рядах, где простые немагические стрелы, снабженные металлическими наконечниками, сеяли смерть среди представителей высшей расы…
– Вот так, – удовлетворенно сказал Иван Васильевич, – знай наших, сволочь басурманская.
Саркон приподнялся в стременах, махнул рукой, призывая воинов двигаться дальше. Зашумели предводители отрядов, погнали джиннов в бой.
Медленно, медленно лавина двинулась вперед, пошла, набирая ход.
Люди зашумели. Митрохин решил, что беспокойство вызвано стремительным приближением армии Саркона, но оказалось, что он ошибся.
– Смотри! – Атон тронул его за плечо. Иван Васильевич обернулся. Судя по взволнованным выкрикам людей, на востоке явно происходило что-то необычное.
Медея быстро пошла через расступающуюся перед ней толпу, вглядываясь в даль. С востока по реке, огибая горы, плыли широкие плоты. Один за другим они появлялись из-за возвышенности. Плоты шли против течения, но двигались при этом с отличной скоростью. Даже с такого расстояния можно было разглядеть белые буруны под бревнами. На каждый плот Саркон посадил не меньше двадцати ифритов, вооруженных огненными мечами и небесными копьями.
Медея только сейчас поняла замысел владыки Хазгаарда. Отвлечь их лобовой атакой с перевала и вывести по реке дополнительные силы, которые, высадившись на берег за их спинами, отрежут людям путь к отступлению.
– Идем на запад! – закричала колдунья и побежала вдоль воинства, задавая направление.
Митрохин запоздало крикнул:
– На запад! На запад! Все на запад!
Медея протолкалась через толпу к реке и остановилась на берегу. Она протянула ладони к водной глади, прикрыла глаза и стала покачиваться.
Обутые в мягкие туфли ноги мягко ступали по берегу. Со стороны могло показаться, что она танцует.
Но если приглядеться внимательнее, становилось заметно, что она испытывает сильное напряжение.
На лбу колдуньи выступила испарина, простертые к глади реки руки заметно дрожали. Сил на полноценную магическую атаку у нее почти не оставалось. Слишком много их забирал магический купол и погашение ментальных выпадов Саркона.
И все же она должна предпринять атаку, в противном случае у людей не будет никаких шансов.
По земле пробежала волна, сбив многих с ног.
Прибрежные заросли зашумели, и из реки выдвинулась гигантская ладонь. Она пролегла от берега до берега. Отставленный вверх большой палец слегка подрагивал. За этой магической преградой плоты неприятеля стали почти неразличимы. Только в щель между мизинцем и безымянным пальцем можно было увидеть, как суетятся и размахивают небесными копьями силаты на бревнах. Ладонь стремительно поползла к плотам, вздымая огромный водяной вал, который по мере приближения делался все массивнее. Джинны в спешке покидали плоты – прыгали в воду, спасались бегством на другом берегу реки. Некоторые попытались выбраться на берег, где стояла армия человечества, но их встретили дружным залпом из луков и пращей.
Некоторые джинны не успели даже покинуть плоты.
Ладонь придвинулась и опрокинула их, как разгневанный океан поступает с утлыми суденышками рыбаков. Разбросав войска Саркона, водяной вал двинулся дальше и рассеялся только возле холмов.
Владыка наблюдал за магией богочеловека, время от времени предпринимая попытки оказать поддержку джиннам. Над рекой то и дело слышались громкие хлопки, яркие вспышки озаряли окрестности. Но ни одна из атак не увенчалась успехом, все они разбились о возведенный Медеей купол.
Армия людей все то время, что водяная ладонь шла по реке, сдвигалась западнее.
С перевала до людей донесся едва различимый торжествующий вопль, исторгнутый тысячами глоток. Митрохин презрительно сплюнул. То, что со стороны напоминало бегство, на самом деле было простой сменой позиции. Оказаться как можно дальше от несущей опасность реки, и иметь пространство для маневра в бою. Иван Васильевич полностью одобрял действия Медеи. «Такая еще молодая девица, а уже почти маршал Жуков, – думал он, – раньше я не замечал в ней такой решительности. Впрочем, я тоже мало похож на себя прежнего… стихи эти… странные мысли… наверное, я ее люблю».
Митрохин оглянулся. Колдунья успела в очередной раз пробежать через толпу и теперь стояла в самом авангарде войска. «И откуда только силы берутся?»
Между тем по приказу Саркона армия джиннов временно остановилась. Владыка Хазгаарда решил продемонстрировать силу и нанести магический удар.
На перевале что-то происходило. Джинны отошли шагов на двадцать, а над горами небо потемнело, загустело свинцовыми тучами. Саркон вытянул руки над головой, затем перевел их, направляя на армию людей. Тучи двинулись вперед, повинуясь приказу владыки Хазгаарда. Затем они излились чудовищным дождем – с небес хлынул нескончаемый поток черных насекомых.
– Скорпионы, – проговорил Атон.
Митрохин с ужасом наблюдал за тем, как пространство между воинством людей и армией джиннов быстро заполняет смоляная, шевелящаяся масса. Сказать, что ему стало не по себе, значило ничего не сказать. Его обуял почти священный ужас перед первородной магией. Владыка Саркон нес в себе колдовство, с которого началось владычество его расы над миром. Он – истинный посланник Черного божества на земле. Митрохин вовсе не был уверен, что волшба Медеи сможет противостоять силе Саркона.
Скорпионы лавиной покатились с перевала.
Долину наполнило омерзительное пощелкивание и высокий скрип. За собой полчища насекомых оставляли пустынную, словно выжженную пожаром равнину. На взрыхленном теле земли во многих местах виднелись черные пятна – задавленные своими же сородичами насекомые.
Медея вскинула руки. Волна огня поднялась и двинулась навстречу посланникам Саркона. Одно мгновение – и жестокий жар настиг насекомых.
До людей донеслось нечто, отдаленно напоминающее визг. При этом стрекотание и щелчки звучали все громче. Воздух наполнился запахом горелой жучиной плоти.
Медея отошла назад и совершенно обессиленная упала на руки своих сторонников. Глаза ее продолжали пылать неугасимым огнем. И вместе с этим огнем двигалась на врага стена пламени. Она прошла через полчища скорпионов, испепелила их и двинулась дальше.
Митрохин увидел, как, впав в суету, забегали фигурки на перевале, как поднялись высоко-высоко гулы и как привстал в седле сам Саркон. Мощь, которую продемонстрировал человек, вызвала у владыки трепет. Он спешился и принялся творить колдовство. Через некоторое время ему удалось унять буйство пламени. Стена пошла на убыль и совсем исчезла, не дойдя до войска джиннов пару десятков шагов.
Саркон отдал резкий приказ, переданный по цепочке предводителями отрядов.
Стремительная атака, сопровождаемая ревом тысячи глоток, покатилась на людей. Гулы опустились ниже и выдвинулись вперед. Они неслись по небесам, обнажая тонкие серпы, а сотни ифритов с огненными мечами уже топтали выжженную волной огня землю.
Митрохиным овладело отчаяние. Теперь понятно, у людей нет ни единого шанса. Медея лежала с закрытыми глазами и, кажется, потеряла сознание, окончательно обессилев, а через минуту они столкнутся с врагом. Он вспомнил свое простое и часто пустое бытие в далекой московской действительности, и ему захотелось вернуться в то время, в свое время, чтобы не видеть хищный оскал краснолицых ифритов и ужасающий, проникающий в душу взгляд маслянистых глазок плоскомордых силатов.
Он и сам не заметил, как рукоятка меча легла в его руку.
Магический клинок придал ему силы. Иван Васильевич нацелил меч на врага и закричал что было сил: «Вперед!» Крича во все горло, люди ринулись в бой.
Митрохин сначала бежал впереди, но, к несчастью, запнулся и растянулся на земле. Когда он вскочил, многие уже обогнали его. Впереди маячили спины сторонников богочеловека. Столкновение выглядело ужасно. Послышались отчаянные вопли людей. Лязг металла смешался с криками убитых на месте. Левее Митрохин видел возвышающегося над толпой огромного ифрита. Тот взмахивал громовым молотом, и несколько человек разом взмывали в воздух под раскаты грома. Рядом силаты секли людей огненными мечами. Действовали они методично и жестоко.
Все это Иван Васильевич успел заметить за одну только секунду и уже в следующее мгновение оказался вовлечен в настоящую мясорубку. Какому-то несчастному в двух шагах от него снесли голову громовым молотом. Забрызганный его кровью и мозгами, Митрохин оказался лицом к лицу со здоровенным ифритом. Тот махнул молотом, но промахнулся. Иван Васильевич отпрыгнул в сторону и полоснул ифрита по ребрам. Джинн взревел, неловко отмахнулся молотом. И получил укол в бедро. Кровь мигом пропитала ткань до самого колена. Митрохин переступал с ноги на ногу, не спуская глаз с раненого ифрита. Тот не спешил нападать. В его глазах Иван Васильевич прочитал то, что ему очень понравилось. Страх.
– Сейчас я тебя отбалансирую, дружок, – пообещал он. – Как вы меня когда-то.
Ифрит атаковал первым. Ударил молотом с замаха. Митрохин отскочил, и разряд громового молота ушел в землю, породив низкий гул. Скакнув вперед, он вонзил меч врагу в пах. Джинн завизжал, уронил молот и стал крениться на Ивана Васильевича. Тот отскочил в сторону. Как раз вовремя. Там, где он только что находился, просвистел тонкий кривой клинок. Упал с небес, как нож маленькой гильотины. Митрохин вскинул голову.
Всклокоченная, злобная гула, раскинув крылья, заходила на новую атаку. Не иначе вознамерилась прикончить его во что бы то ни стало. В ее кулаке был зажат острый серп.
Слишком опасно защищаться от гулы и наблюдать за тем, что происходит на земле, – Иван Васильевич счел за благо отступить. Побежал прочь, стараясь не попасть под удар громового молота или огненного меча. То и дело он спотыкался о трупы, поскальзывался на лужах крови.