Страница:
месяца тихо и неофициально исключили. Поговаривали, что Стелла пугала
пансионерок. Она читала их мысли и с удовольствием демонстрировала этот свой
дар, а также могла толкать людей, не дотрагиваясь до них, а еще у нее было
своеобразное чувство юмора, и она открыто смеялась над словами монашек,
когда считала их явной ложью. Ее поведение приводило в ужас Карлотту,
которая была бессильна что-либо изменить в поведении сестры, хотя все
утверждали, что Карлотта любила Стеллу и всячески старалась уговорить ее не
выделяться.
Удивительно в свете всего сказанного, что монашки и пансионерки Святого
сердца на самом деле полюбили Стеллу. Многочисленные соученицы вспоминают ее
с симпатией и даже с восторгом.
Когда она забывала о своих шалостях и трюках, то превращалась в
"очаровательную", "милую", абсолютно "восхитительную" и "дорогую малышку".
Но никто не мог оставаться подле нее подолгу.
Следующее учебное заведение, куда поступила Стелла, была Академия
урсулинок, она продержалась там только до первого причастия, после чего ее
сразу исключили, так же тихо и неофициально и главным образом по тем же
причинам. На этот раз, видимо, она была убита необходимостью вернуться
домой, потому что в школе отлично развлекалась, а дома ее ждала только скука
-- ведь мать и дядя Джулиен постоянно отмахивались от девочки, ссылаясь на
занятость. Ей хотелось играть с другими детьми. Гувернантки раздражали
Стеллу. Она все время стремилась бывать вне дома.
Затем Стелла училась еще в четырех разных частных школах, везде
задерживаясь не больше чем на три-четыре месяца, и наконец оказалась в
приходской школе при церкви Святого Альфонса, среди детей ирландских
рабочих, где она была единственной, кто приезжал в школу каждый день на
лимузине с шофером. Сестра Бриджет Мэри -- монашка-ирландка, прожившая при
благотворительной больнице Нового Орлеана до девяноста лет, прекрасно
помнила Стеллу даже спустя пятьдесят лет и сказала автору этих строк в 1969
году, что Стелла Мэйфейр, несомненно, была ведьмой.
Сестра Бриджет-Мэри еще раз подтвердила то, в чем обвиняли Стеллу:
девочка читала чужие мысли, смеялась над людьми, когда те лгали, мысленно
заставляла вещи летать по комнате, разговаривала с невидимым другом,
"знакомым", как выразилась старая монахиня, который исполнял все поручения
Стеллы -- находил потерянные вещи и заставлял предметы летать по воздуху.
Но нельзя сказать, что Стелла без конца демонстрировала свои
способности. Очень часто она подолгу старалась вести себя хорошо; она любила
читать, с удовольствием занималась историей и английским; ей нравилось
играть с другими девочками в школьном дворе на Сент-Эндрю-стрит, а еще она
очень любила монахинь.
Монахини невольно поддались очарованию Стеллы. Они позволяли девочке
приходить в сад монастыря и срезать цветы, они учили ее после школы
вышиванию, к которому у нее был талант.
-- Вы знаете, как она завоевывала людей? Я вам скажу. Каждая монахиня
этого монастыря считала Стеллу своей юной подружкой. Стелла заставляла вас
поверить в это. Она делилась своими маленькими секретами, словно не могла
рассказать о них ни одной другой живой душе. И ей все было о вас известно,
все. Она знала о вас такое, о чем вы никогда ни с кем не говорили, она
принималась обсуждать с вами ваши секреты и страхи и то, чем вам всегда
хотелось поделиться с другими людьми, и после этих разговоров у вас
становилось легче на душе. А позже, спустя несколько часов, а может быть,
даже и дней, вы вспоминали, каково это было сидеть в саду и шептаться с
ребенком, и понимали, что она ведьма! Ее прислал дьявол. Добра от такой не
жди.
Но отдам ей должное: она не была подлой. Нет, подлости в ней не было.
Иначе это был бы не ребенок, а настоящий монстр. Бог знает, каких только
злых дел она тогда бы не натворила. Но я думаю, на самом деле ей не хотелось
причинять людям зло. Просто Стелле доставляло тайное удовольствие выставлять
свои способности, если вы понимаете, что я имею в виду. Ей нравилось
догадываться о ваших тайнах. Ей нравилось видеть ваше изумление, когда она
рассказывала вам о ваших снах предыдущей ночью.
А с каким увлечением она принималась за разные дела! Неделями рисовала
картинки с утра до ночи, а потом отшвыривала карандаши и больше за них не
бралась. Или, например, вышивание: она научилась вышивать, и у нее
получались совершенно изумительные вещицы, а потом вдруг она сердилась на
себя за малейшую оплошность, бросала иголки и подолгу не бралась за
вышивание. В жизни не встречала такого переменчивого ребенка. Похоже, она
искала что-то, чему могла посвятить всю себя, но так и не нашла. По крайней
мере, когда была маленькой девочкой.
Одно она любила делать, от чего никогда не уставала -- рассказывать
истории другим девочкам. Бывало, они соберутся вокруг нее во время большой
перемены и буквально ловят каждое слово, пока не прозвенит звонок. И какие
только истории она не рассказывала -- о привидениях в старых домах, где
скрыты ужасные тайны, о подлых убийствах, о колдовстве на островах в давние
времена. Она знала истории о пиратах, да, хуже всего, когда она принималась
рассказывать о пиратах. С ума сойти можно было. Послушать ее -- так все
звучало очень правдоподобно. Хотя ты понимала, что девочка все это выдумала,
иначе быть не могло. Что могла она знать о мыслях и чувствах тех бедолаг на
захваченном судне за несколько часов до того, как свирепые пираты ставили их
на доску?* [Пираты заставляли пленников идти с завязанными глазами по доске,
положенной на борт судна, до тех пор, пока те не падали в море.]
Но, уверяю вас, некоторые подробности из ее рассказов были весьма
интересны, и мне всегда хотелось расспросить о них кого-то знающего, сами
понимаете, кого-то, кто читал исторические книги и разбирался во всем этом.
Но после таких рассказов девочкам снились кошмары и, что бы вы думали,
их родители приходили к нам и возмущались: "Позвольте, сестра, где моя
малышка могла наслушаться подобных ужасов?"
Нам приходилось всякий раз обращаться к мисс Мэри-Бет. "Подержите ее
дома несколько дней", -- просили мы. Вот так обстояли дела со Стеллой. Изо
дня в день такое не вытерпишь. Никто бы не вытерпел.
Слава Богу, девочка уставала от школы и пропадала тогда на несколько
месяцев.
Иногда она отсутствовала очень долго, и мы начинали надеяться, что она
больше не вернется. Мы слышали, что девочка бегает без присмотра по соседним
улицам, играет с детьми прислуги и заставляет сына кухарки изображать из
себя идола (мальчишка был черен как сапог, можете не сомневаться), и тогда
мы думали: пора бы кому-нибудь пойти и поговорить с мисс Мэри-Бет.
Затем однажды утром, как гром среди ясного неба, часов эдак в десять --
этот ребенок никогда не заботился о том, чтобы прийти в школу вовремя, -- к
школе подкатывал лимузин, из него, представьте только, появлялась Стелла в
своем маленьком форменном платьице и с огромным бантом в волосах, настоящая
куколка. И привозила она с собой целый мешок ярко упакованных подарков для
каждой из сестер, кого знала по имени. Всех нас обнимет, со всеми
поздоровается -- можете не сомневаться. "Сестра Бриджет Мари, -- прошепчет
мне на ухо, -- я так по вас соскучилась". Ну и, конечно, я тут же открою
свой подарочек и, можете мне поверить, это случалось не раз, найду в
коробочке какой-нибудь милый пустячок, о котором давно мечтала в глубине
души. Помню, однажды она подарила мне крошечную фигурку младенца Христа в
шелках и атласе, а в другой раз очень красивые четки из хрусталя с
серебряным замочком. Что за ребенок. Очень странный ребенок.
Но такова воля Божья: прошло несколько лет -- и Стелла перестала
появляться в школе. Ей наняли гувернантку, которая и учила ее всему. Мне
кажется, девочке просто надоела школа, к тому же она могла разъезжать с
шофером, куда только вздумается. Насколько я помню, Лайонел тоже не посещал
старшие классы. Он сопровождал Стеллу в поездках, и, кажется, именно в это
время, а может быть, чуть позже умер старый мистер Джулиен.
Боже, как плакал этот ребенок на похоронах. Мы не пошли на кладбище,
разумеется, в те дни никто из сестер не ходил на кладбище, но мы посетили
мессу и увидели в церкви Стеллу: она сидела, перегнувшись через скамью, и
всхлипывала, а Карлотта обнимала ее за плечи. Знаете, после смерти Стеллы
говорили, будто Карлотта не любила сестру. Нет, Карлотта никогда не делала
плохо этому ребенку. Никогда. И я помню, как Карлотта обнимала сестру, а та
все плакала, плакала и плакала.
Мисс Мэри-Бет -- та вообще была в каком-то трансе. Когда она шла за
гробом по церковному проходу, то в глазах у нее я увидела глубокое горе.
Вокруг мисс Мэри-Бет толклись дети, но взгляд у нее был отсутствующий.
Разумеется, мужа рядом не оказалось -- кто-кто, а он не пришел. Судья
Макинтайр ни разу не поддержал жену, когда она нуждалась в нем, по крайней
мере я так слышала. Он был мертвецки пьян, когда мистер Джулиен скончался;
судью даже не смогли разбудить, хотя трясли его, лили на него холодную воду
и силком поднимали с кровати. А в день похорон судьи нигде не было видно.
Позже я слышала, что его привезли домой, выудив из какого-то кабака на
Мэгазин-стрит. Удивительно, что этот человек прожил так долго.
Мнение сестры Бриджет-Мэри о том, что Карлотта любила Стеллу,
подтверждают и другие свидетели, хотя Ричард Ллуэллин, разумеется, с этим не
согласился бы. У нас имеется несколько рассказов о похоронах Джулиена, и во
всех упоминается, что Карлотта поддерживала сестру и даже утирала ей слезы.
Через несколько месяцев после смерти Джулиена Лайонел вообще перестал
ходить в школу и вместе со Стеллой отправился в Европу; их сопровождали
Кортланд и Баркли. Они пересекли Атлантический океан на огромном роскошном
лайнере всего за несколько месяцев до начала Первой мировой войны.
Так как путешествие по континентальной Европе стало почти невозможным,
компания провела несколько недель в Шотландии и посетила замок Доннелейт, а
затем отправилась в более экзотические страны. С большим риском они
добрались до Африки, прожили какое-то время в Каире и Александрии, а затем
поехали в Индию, по пути отсылая домой несметное количество ковров,
скульптур и сувениров.
В 1915 году Баркли, не выдержав разлуки с семьей и очень устав от
переездов, покинул компанию и совершил опасное плавание в Нью-Йорк. В то
время немецкая подводная лодка как раз потопила "Лузитанию", и вся семья
молилась о благополучном возвращении Баркли. Вскоре он объявился в особняке
на Первой улице с целым ворохом невероятных историй.
Обстановка не улучшилась и через полгода, когда Кортланд, Стелла и
Лайонел решили вернуться домой. Однако роскошные лайнеры, несмотря на все
опасности, совершали обычные рейсы, и троице удалось пересечь океан без
каких-либо неприятностей в пути и прибыть в Новый Орлеан незадолго до
Рождества 1916 года.
В ту пору Стелле исполнилось пятнадцать.
На фотографии того года на Стелле изумруд Мэйфейров. Все знали, что она
выбрана наследницей легата Мэри-Бет, видимо, очень гордилась дочерью,
называла Стеллу "бесстрашной" по причине ее скитаний по миру, и, хотя
Лайонел не обрадовал мать, отказавшись вернуться в школу (Мэри-Бет очень
надеялась, что он будет учиться в Гарварде), она принимала всех своих детей
такими, какими они были. Карлотта поселилась отдельно в одном из флигелей, и
каждый день шофер отвозил ее в университет Лойолы.
Любой прохожий, оказавшийся на Честнат-стрит вечером, мог видеть в
окнах большую семью за обеденным столом в окружении многочисленных слуг. Эти
семейные трапезы продолжались до позднего часа.
Круговая семейная порука не дает нам возможности определить, что на
самом деле родственники думали о Стелле или что они знали о ее неприятностях
в школе.
В настоящее время у нас имеется множество свидетельств о том, что
Мэри-Бет в присутствии слуг называла Стеллу наследницей, говорила, что
"именно Стелла унаследует все", и даже два раза отпустила совершенно
удивительное замечание -- одно из самых важных во всем нашем архиве, --мы
его записали дважды, причем без всякого комментария: "Стелла его видела".
У нас нет записи о том, что Мэри-Бет как-то объяснила свои странные
слова. Нам известно лишь то, что она произнесла их в разговоре с прачкой по
имени Милдред Коллинз, и второй раз они были обращены к ирландской
горничной, Патриции Девлин, а до нас эти истории дошли из третьих рук. Нам
дали понять, что потомки этих двух женщин так и не пришли к одному мнению,
кого имела в виду знаменитая мисс Мэри-Бет. Один считал, что речь шла о
дьяволе, а второй -- о "призраке", являвшемся семье много сотен лет.
Как бы то ни было, ясно, что Мэри-Бет отпускала подобные замечания
небрежно, в минуты откровения со своими слугами, и у нас создалось
впечатление, будто она доверила им какой-то секрет, который не могла или не
желала доверить людям своего круга.
Вполне возможно, Мэри-Бет говорила нечто подобное и другим, потому что
к двадцатым годам все старожилы Ирландского канала знали о "нем". Они
говорили о "мужчине". Два источника -- это очень мало, чтобы объяснить
масштаб так называемого "предрассудка" о мэйфейрских женщинах: якобы у них
имелся таинственный "союзник, призрак", который помогал им колдовать или
трюкачить.
Естественно, мы усматриваем здесь явный намек на Лэшера, и подтекст
этого намека вызывает у нас беспокойство, напоминая нам, как мало мы в
сущности знаем о Мэйфейрских ведьмах и о том, что между ними происходило,
если можно так выразиться.
Уместно ли предположить, например, что главная наследница в каждом
поколении должна объявить о своей способности видеть без посторонней помощи
некоего мужчину? То есть должна ли она его видеть, когда рядом никого нет,
особенно старшей ведьмы, которая могла бы служить проводником? Требовалось
ли от нее сделанное по доброй воле признание, что она его видела?
Еще раз мы должны признаться, что не знаем ответа.
Зато мы знаем точно, что люди, судачившие о "мужчине", явно не
связывали его с неким темноволосым, похожим на человека существом, которого
видели лично. Они даже не связали "мужчину" с таинственным незнакомцем,
которого однажды видели в экипаже с Мэри-Бет, потому что рассказы об этом
случае мы получили из совершенно разных источников и никто их не
сопоставлял, насколько нам известно, кроме нас.
И так обстоит дело с большей частью материалов по истории семейства
Мэйфейр. Упоминания о таинственном темноволосом человеке с Первой улицы,
которые делались позже, никак не связаны с этими первыми разговорами о
"мужчине". Даже те люди, которые знали о "мужчине", а позже сталкивались в
доме с темноволосым незнакомцем, не связали одно с другим, полагая что
встретили просто неизвестного им родственника.
Вот, например, что сказала сестра Бриджет-Мэри в 1969 году, когда я
нарочно спросил ее о "мужчине".
-- Вот вы о чем. Это был невидимый друг, который не отходил от ребенка
день и ночь. Я могла бы добавить, что это тот же самый демон, который позже
не отступал ни на шаг от ее дочери Анты, готовый каждую секунду исполнить
любое желание девочки. А позже болтался вокруг бедняжки Дейрдре, самой милой
и самой невинной из них. Не спрашивайте меня, видела ли я его сама
когда-нибудь. Бог свидетель, я не знаю -- может, видела, может, нет, но я
скажу вам, как много раз говорила священнику: я чувствовала, когда он был
рядом!
Вполне вероятно, что в то время Лэшер не стремился показываться другим
людям, помимо семьи Мэйфейров. У нас нет ни одного свидетельства, что он
специально явился кому-то на глаза, хотя в более поздние годы, как я уже
упоминал, он проделывал это не раз.
Но вернемся к нашей хронологии. Когда умер Джулиен, Мэри-Бет находилась
в зените своих финансовых достижений и могущества. Казалось, потеря Джулиена
сломила ее: какое-то время ходили сплетни, что она очень несчастна. Но это
не продлилось долго. Мэри-Бет вновь обрела свое хладнокровное спокойствие
задолго до того, как дети вернулись из-за границы.
Нам известно, что у нее была короткая и бурная стычка с Карлоттой,
когда та поступила в юридическую фирму "Берне, Браун и Блейк", где и
работает до сегодняшнего дня. Но в конце концов Мэри-Бет смирилась с
решением дочери работать "не на семью". Скромные апартаменты Карлотты над
конюшней полностью отремонтировали, и она жила там много лет и могла
отправляться на работу и возвращаться домой, не заходя в особняк.
Мы также знаем, что Карлотта каждый день разделяла трапезу со своей
матерью -- утром завтракала на задней террасе, когда погода позволяла, и
ужинала в столовой в семь часов.
Если у нее спрашивали, почему она отказалась работать в фирме "Мэйфейр
и Мэйфейр" вместе с сыновьями Джулиена, она обычно сухо и кратко отвечала
примерно одно и то же: что, мол, стремилась к самостоятельности.
С самого начала своей карьеры она зарекомендовала себя как блестящий
юрист, но не испытывала ни малейшего желания входить в зал суда, поэтому и
по сей день она работает в тени своих коллег-мужчин.
Клеветники говорили, что она не более чем добросовестный клерк, умело
подшивающий документы. Но доброжелательные свидетели указывают, что она
стала главным стержнем фирмы "Берне, Браун и Блейк", что она единственная
знает свое дело досконально и что с ее уходом фирма вряд ли найдет
достойного кандидата на ее место.
Многие юристы Нового Орлеана отдавали должное Карлотте за то, что
научились у нее гораздо большему, чем в университетах. Можно сказать, она
начала как блестящий юрист по гражданским делам и продолжала им оставаться,
присовокупив огромные и твердые знания законов ведения бизнеса.
Если не принимать во внимание конфликт с Карлоттой, жизнь Мэри-Бет
текла по проторенной дороге почти до самого конца. Даже пристрастие к
алкоголю Дэниела Макинтайра, видимо, не очень сказалось на ней.
Семейные предания гласят, что Мэри-Бет была чрезвычайно добра по
отношению к Дэниелу в последние годы их жизни.
С этого момента и далее история Мэйфейрских ведьм переходит в историю
Стеллы, но мы еще вернемся в свое время к смертельному заболеванию Мэри-Бет
и ее кончине.
Мэри-Бет продолжала наслаждаться тремя главными занятиями в жизни и
получать огромное удовольствие от проделок дочери Стеллы, которая в
шестнадцать лет приобрела скандальную известность в новоорлеанском обществе
тем, что гоняла на автомобилях с головокружительной скоростью, выпивала в
"тихих" барах* ["Тихий" бар -- подпольное питейное заведение времен действия
"сухого закона". Возможно, название происходит от того, что посетители
такого заведения стучались в дверь тихонько, а также старались не шуметь в
самом баре.] и танцевала до рассвета.
Восемь лет Стелла вела жизнь молодой беспечной южной красотки, которую
совершенно не волнуют ни интересы бизнеса, ни мысли о замужестве или
будущем. И если Мэри-Бет была самой тихой и таинственной ведьмой из всех,
что появились в семье, Стелла кажется нам самой беззаботной, бойкой и
смелой, единственной Мэйфейрской ведьмой, стремившейся только к
развлечениям.
По семейным преданиям, Стеллу то и дело арестовывали то за превышение
скорости, то за нарушение общественного порядка пением и танцами на улице,
но "мисс Карлотта каждый раз все улаживала", отправлялась за Стеллой и
привозила ее домой. Поговаривали, будто Кортланд иногда терял терпение и
требовал от племянницы, чтобы та образумилась и больше уделяла внимания
своим "обязанностям", но Стелла ничуть не интересовалась деньгами или
бизнесом.
Секретарь фирмы "Мэйфейр и Мэйфейр" детально описывает один из приездов
Стеллы в контору: она появилась в сногсшибательном меховом манто, на
высоченных каблуках, с бутылкой контрабандного виски, спрятанной в
коричневый бумажный пакет. Во время совещания она то и дело прикладывалась к
бутылке, а когда зачитывали вслух документы, она принималась дико хохотать,
если какой-то юридический термин казался ей забавным.
Кортланд, видимо, находил это очаровательным, но несколько
утомительным. Наконец он добродушно велел Стелле пойти пообедать, пообещав,
что сам завершит дело.
Если и был в то время такой человек, кто не считал Стеллу
"обворожительной" и "привлекательной", кроме Карлотты Мэйфейр, то мы о нем
не слышали.
В 1921 году Стелла забеременела, но от кого, никто так и не узнал.
Вполне возможно, это был Лайонел: семейная легенда указывает, что все
подозревали его в то время.
Как бы там ни было, Стелла объявила, что муж ей не нужен, что брак
вообще ее не интересует, но ребенка она выносит и родит как положено, ибо
перспектива стать матерью приводит ее в полный восторг. Если родится
мальчик, она назовет его Джулиеном, а если девочка -- Антой.
В ноябре 1921 года родилась Анта, здоровый младенец восьми фунтов весу.
Анализ крови показывает, что Лайонел вполне мог быть ее отцом Но Анта не
имела никакого сходства с Лайонелом, да и представить его в роли отца
довольно трудно. Впрочем, мы вернемся к этому чуть позже.
В 1922 году, когда война уже окончилась, Стелла объявила о своем
намерении совершить большое турне по Европе, что было неосуществимо раньше.
Прихватив с собой младенца с няней и Лайонела, который упирался изо всех сил
(он как раз изучал юриспруденцию с Кортландом и не хотел ехать), а также
Кортланда, с радостью оставившего фирму, хотя его жене это очень не
понравилось, она отправилась со всей компанией в Европу первым классом, где
провела в разъездах целый год.
Стелла к этому времени превратилась в исключительную красавицу, которая
делала только то, что хотела. Кортланд с возрастом все больше становился
похож на своего отца Джулиена, разве что волосы у него оставались черными до
конца его долгой жизни. На фотографиях того периода Кортланд строен и
красив. Многие отмечали сходство между ним и Стеллой.
Потомки Кортланда называют то европейское турне пьяным кутежом от
начала до конца. Стелла и Лайонел неделями просаживали деньги в Монте-Карло,
меняли роскошные отели по всей Европе, обошли все музеи и древние развалины,
не забывая прихватывать с собой бутылки виски в бумажных мешочках. И по сей
день внуки Кортланда вспоминают его письма домой, полные смешных описаний их
похождений. Во время путешествий Кортланд не забывал Аманду и сыновей и
буквально осыпал их подарками.
Семейная история рассказывает об одной трагедии, происшедшей за
границей. С няней, заботившейся о малышке Анте, случилось что-то вроде удара
в Риме. Она упала, скатившись со ступенек Испанской лестницы, и через
несколько часов после падения умерла в больнице.
Только недавно наши исследователи сумели пролить хоть какой-то свет на
это происшествие, обнаружив простую запись (на итальянском) в архивах
римской больницы Святого семейства.
Полное имя этой женщины -- Берта Мария Бекер. Мы раскопали, что она
была наполовину ирландка, наполовину немка, родилась в 1905 году в Новом
Орлеане, в районе Ирландского канала. В больницу ее приняли с серьезными
ранами на голове, примерно через два часа она впала в кому и умерла, так и
не придя в сознание.
Но до этого она успела многое рассказать доктору, говорившему
по-английски, которого позвали к ней на помощь, а также английскому
священнику, который прибыл позже.
Она рассказала врачам, что Стелла, Лайонел и Кортланд -- "ведьмы",
причем "злые", что они ее заколдовали, и что с ними путешествует "призрак",
темноволосый зловещий мужчина, который появляется у колыбельки Анты в любое
время дня и ночи. По ее словам, младенец умел призывать к себе это существо,
и, когда оно оказывалось рядом, девочка восторженно смеялась; "призрак" не
хотел, чтобы Берта его видела, поэтому и навлек на нее смерть, столкнув в
толпе с Испанской, лестницы.
Врач и священник пришли к выводу, что Берта, малограмотная служанка,
сошла с ума. Архивная запись заканчивается комментарием врача, что хозяева
девушки, очень воспитанные, обеспеченные люди, не жалевшие средств на ее
лечение, тяжело переживали ухудшение в ее состоянии и позаботились о том,
чтобы тело умершей отправили на родину.
Насколько нам известно, никто в Новом Орлеане об этой истории не
слышал. В то время из ближайших родственников девушки была жива только мать,
и она, видимо, ничего не заподозрила, когда узнала, что дочь умерла от
падения. Мать Берты получила от Стеллы огромную денежную компенсацию за
потерю дочери, а потомки семьи Бекер вспоминали это происшествие вплоть до
1955 года.
Нас в этой истории интересует то, что темноволосый мужчина -- это явно
Лэшер. И если не считать рассказа о таинственном незнакомце в экипаже
Мэри-Бет, других упоминаний о нем в двадцатом веке у нас нет.
Самое примечательное в рассказе няни то, что младенец мог вызывать
мужчину. Невольно напрашивается вопрос, контролировала ли ситуацию Стелла? И
как бы ко всему этому отнеслась Мэри-Бет? И снова у нас нет ответа. Бедная
Берта Мария Бекер в одиночку столкнулась с этой проблемой -- во всяком
случае, так вытекает из записи.
Несмотря на происшедшую трагедию, компания не вернулась домой. Кортланд
написал жене и сыновьям "печальное письмо" обо всем случившемся и прибавил,
пансионерок. Она читала их мысли и с удовольствием демонстрировала этот свой
дар, а также могла толкать людей, не дотрагиваясь до них, а еще у нее было
своеобразное чувство юмора, и она открыто смеялась над словами монашек,
когда считала их явной ложью. Ее поведение приводило в ужас Карлотту,
которая была бессильна что-либо изменить в поведении сестры, хотя все
утверждали, что Карлотта любила Стеллу и всячески старалась уговорить ее не
выделяться.
Удивительно в свете всего сказанного, что монашки и пансионерки Святого
сердца на самом деле полюбили Стеллу. Многочисленные соученицы вспоминают ее
с симпатией и даже с восторгом.
Когда она забывала о своих шалостях и трюках, то превращалась в
"очаровательную", "милую", абсолютно "восхитительную" и "дорогую малышку".
Но никто не мог оставаться подле нее подолгу.
Следующее учебное заведение, куда поступила Стелла, была Академия
урсулинок, она продержалась там только до первого причастия, после чего ее
сразу исключили, так же тихо и неофициально и главным образом по тем же
причинам. На этот раз, видимо, она была убита необходимостью вернуться
домой, потому что в школе отлично развлекалась, а дома ее ждала только скука
-- ведь мать и дядя Джулиен постоянно отмахивались от девочки, ссылаясь на
занятость. Ей хотелось играть с другими детьми. Гувернантки раздражали
Стеллу. Она все время стремилась бывать вне дома.
Затем Стелла училась еще в четырех разных частных школах, везде
задерживаясь не больше чем на три-четыре месяца, и наконец оказалась в
приходской школе при церкви Святого Альфонса, среди детей ирландских
рабочих, где она была единственной, кто приезжал в школу каждый день на
лимузине с шофером. Сестра Бриджет Мэри -- монашка-ирландка, прожившая при
благотворительной больнице Нового Орлеана до девяноста лет, прекрасно
помнила Стеллу даже спустя пятьдесят лет и сказала автору этих строк в 1969
году, что Стелла Мэйфейр, несомненно, была ведьмой.
Сестра Бриджет-Мэри еще раз подтвердила то, в чем обвиняли Стеллу:
девочка читала чужие мысли, смеялась над людьми, когда те лгали, мысленно
заставляла вещи летать по комнате, разговаривала с невидимым другом,
"знакомым", как выразилась старая монахиня, который исполнял все поручения
Стеллы -- находил потерянные вещи и заставлял предметы летать по воздуху.
Но нельзя сказать, что Стелла без конца демонстрировала свои
способности. Очень часто она подолгу старалась вести себя хорошо; она любила
читать, с удовольствием занималась историей и английским; ей нравилось
играть с другими девочками в школьном дворе на Сент-Эндрю-стрит, а еще она
очень любила монахинь.
Монахини невольно поддались очарованию Стеллы. Они позволяли девочке
приходить в сад монастыря и срезать цветы, они учили ее после школы
вышиванию, к которому у нее был талант.
-- Вы знаете, как она завоевывала людей? Я вам скажу. Каждая монахиня
этого монастыря считала Стеллу своей юной подружкой. Стелла заставляла вас
поверить в это. Она делилась своими маленькими секретами, словно не могла
рассказать о них ни одной другой живой душе. И ей все было о вас известно,
все. Она знала о вас такое, о чем вы никогда ни с кем не говорили, она
принималась обсуждать с вами ваши секреты и страхи и то, чем вам всегда
хотелось поделиться с другими людьми, и после этих разговоров у вас
становилось легче на душе. А позже, спустя несколько часов, а может быть,
даже и дней, вы вспоминали, каково это было сидеть в саду и шептаться с
ребенком, и понимали, что она ведьма! Ее прислал дьявол. Добра от такой не
жди.
Но отдам ей должное: она не была подлой. Нет, подлости в ней не было.
Иначе это был бы не ребенок, а настоящий монстр. Бог знает, каких только
злых дел она тогда бы не натворила. Но я думаю, на самом деле ей не хотелось
причинять людям зло. Просто Стелле доставляло тайное удовольствие выставлять
свои способности, если вы понимаете, что я имею в виду. Ей нравилось
догадываться о ваших тайнах. Ей нравилось видеть ваше изумление, когда она
рассказывала вам о ваших снах предыдущей ночью.
А с каким увлечением она принималась за разные дела! Неделями рисовала
картинки с утра до ночи, а потом отшвыривала карандаши и больше за них не
бралась. Или, например, вышивание: она научилась вышивать, и у нее
получались совершенно изумительные вещицы, а потом вдруг она сердилась на
себя за малейшую оплошность, бросала иголки и подолгу не бралась за
вышивание. В жизни не встречала такого переменчивого ребенка. Похоже, она
искала что-то, чему могла посвятить всю себя, но так и не нашла. По крайней
мере, когда была маленькой девочкой.
Одно она любила делать, от чего никогда не уставала -- рассказывать
истории другим девочкам. Бывало, они соберутся вокруг нее во время большой
перемены и буквально ловят каждое слово, пока не прозвенит звонок. И какие
только истории она не рассказывала -- о привидениях в старых домах, где
скрыты ужасные тайны, о подлых убийствах, о колдовстве на островах в давние
времена. Она знала истории о пиратах, да, хуже всего, когда она принималась
рассказывать о пиратах. С ума сойти можно было. Послушать ее -- так все
звучало очень правдоподобно. Хотя ты понимала, что девочка все это выдумала,
иначе быть не могло. Что могла она знать о мыслях и чувствах тех бедолаг на
захваченном судне за несколько часов до того, как свирепые пираты ставили их
на доску?* [Пираты заставляли пленников идти с завязанными глазами по доске,
положенной на борт судна, до тех пор, пока те не падали в море.]
Но, уверяю вас, некоторые подробности из ее рассказов были весьма
интересны, и мне всегда хотелось расспросить о них кого-то знающего, сами
понимаете, кого-то, кто читал исторические книги и разбирался во всем этом.
Но после таких рассказов девочкам снились кошмары и, что бы вы думали,
их родители приходили к нам и возмущались: "Позвольте, сестра, где моя
малышка могла наслушаться подобных ужасов?"
Нам приходилось всякий раз обращаться к мисс Мэри-Бет. "Подержите ее
дома несколько дней", -- просили мы. Вот так обстояли дела со Стеллой. Изо
дня в день такое не вытерпишь. Никто бы не вытерпел.
Слава Богу, девочка уставала от школы и пропадала тогда на несколько
месяцев.
Иногда она отсутствовала очень долго, и мы начинали надеяться, что она
больше не вернется. Мы слышали, что девочка бегает без присмотра по соседним
улицам, играет с детьми прислуги и заставляет сына кухарки изображать из
себя идола (мальчишка был черен как сапог, можете не сомневаться), и тогда
мы думали: пора бы кому-нибудь пойти и поговорить с мисс Мэри-Бет.
Затем однажды утром, как гром среди ясного неба, часов эдак в десять --
этот ребенок никогда не заботился о том, чтобы прийти в школу вовремя, -- к
школе подкатывал лимузин, из него, представьте только, появлялась Стелла в
своем маленьком форменном платьице и с огромным бантом в волосах, настоящая
куколка. И привозила она с собой целый мешок ярко упакованных подарков для
каждой из сестер, кого знала по имени. Всех нас обнимет, со всеми
поздоровается -- можете не сомневаться. "Сестра Бриджет Мари, -- прошепчет
мне на ухо, -- я так по вас соскучилась". Ну и, конечно, я тут же открою
свой подарочек и, можете мне поверить, это случалось не раз, найду в
коробочке какой-нибудь милый пустячок, о котором давно мечтала в глубине
души. Помню, однажды она подарила мне крошечную фигурку младенца Христа в
шелках и атласе, а в другой раз очень красивые четки из хрусталя с
серебряным замочком. Что за ребенок. Очень странный ребенок.
Но такова воля Божья: прошло несколько лет -- и Стелла перестала
появляться в школе. Ей наняли гувернантку, которая и учила ее всему. Мне
кажется, девочке просто надоела школа, к тому же она могла разъезжать с
шофером, куда только вздумается. Насколько я помню, Лайонел тоже не посещал
старшие классы. Он сопровождал Стеллу в поездках, и, кажется, именно в это
время, а может быть, чуть позже умер старый мистер Джулиен.
Боже, как плакал этот ребенок на похоронах. Мы не пошли на кладбище,
разумеется, в те дни никто из сестер не ходил на кладбище, но мы посетили
мессу и увидели в церкви Стеллу: она сидела, перегнувшись через скамью, и
всхлипывала, а Карлотта обнимала ее за плечи. Знаете, после смерти Стеллы
говорили, будто Карлотта не любила сестру. Нет, Карлотта никогда не делала
плохо этому ребенку. Никогда. И я помню, как Карлотта обнимала сестру, а та
все плакала, плакала и плакала.
Мисс Мэри-Бет -- та вообще была в каком-то трансе. Когда она шла за
гробом по церковному проходу, то в глазах у нее я увидела глубокое горе.
Вокруг мисс Мэри-Бет толклись дети, но взгляд у нее был отсутствующий.
Разумеется, мужа рядом не оказалось -- кто-кто, а он не пришел. Судья
Макинтайр ни разу не поддержал жену, когда она нуждалась в нем, по крайней
мере я так слышала. Он был мертвецки пьян, когда мистер Джулиен скончался;
судью даже не смогли разбудить, хотя трясли его, лили на него холодную воду
и силком поднимали с кровати. А в день похорон судьи нигде не было видно.
Позже я слышала, что его привезли домой, выудив из какого-то кабака на
Мэгазин-стрит. Удивительно, что этот человек прожил так долго.
Мнение сестры Бриджет-Мэри о том, что Карлотта любила Стеллу,
подтверждают и другие свидетели, хотя Ричард Ллуэллин, разумеется, с этим не
согласился бы. У нас имеется несколько рассказов о похоронах Джулиена, и во
всех упоминается, что Карлотта поддерживала сестру и даже утирала ей слезы.
Через несколько месяцев после смерти Джулиена Лайонел вообще перестал
ходить в школу и вместе со Стеллой отправился в Европу; их сопровождали
Кортланд и Баркли. Они пересекли Атлантический океан на огромном роскошном
лайнере всего за несколько месяцев до начала Первой мировой войны.
Так как путешествие по континентальной Европе стало почти невозможным,
компания провела несколько недель в Шотландии и посетила замок Доннелейт, а
затем отправилась в более экзотические страны. С большим риском они
добрались до Африки, прожили какое-то время в Каире и Александрии, а затем
поехали в Индию, по пути отсылая домой несметное количество ковров,
скульптур и сувениров.
В 1915 году Баркли, не выдержав разлуки с семьей и очень устав от
переездов, покинул компанию и совершил опасное плавание в Нью-Йорк. В то
время немецкая подводная лодка как раз потопила "Лузитанию", и вся семья
молилась о благополучном возвращении Баркли. Вскоре он объявился в особняке
на Первой улице с целым ворохом невероятных историй.
Обстановка не улучшилась и через полгода, когда Кортланд, Стелла и
Лайонел решили вернуться домой. Однако роскошные лайнеры, несмотря на все
опасности, совершали обычные рейсы, и троице удалось пересечь океан без
каких-либо неприятностей в пути и прибыть в Новый Орлеан незадолго до
Рождества 1916 года.
В ту пору Стелле исполнилось пятнадцать.
На фотографии того года на Стелле изумруд Мэйфейров. Все знали, что она
выбрана наследницей легата Мэри-Бет, видимо, очень гордилась дочерью,
называла Стеллу "бесстрашной" по причине ее скитаний по миру, и, хотя
Лайонел не обрадовал мать, отказавшись вернуться в школу (Мэри-Бет очень
надеялась, что он будет учиться в Гарварде), она принимала всех своих детей
такими, какими они были. Карлотта поселилась отдельно в одном из флигелей, и
каждый день шофер отвозил ее в университет Лойолы.
Любой прохожий, оказавшийся на Честнат-стрит вечером, мог видеть в
окнах большую семью за обеденным столом в окружении многочисленных слуг. Эти
семейные трапезы продолжались до позднего часа.
Круговая семейная порука не дает нам возможности определить, что на
самом деле родственники думали о Стелле или что они знали о ее неприятностях
в школе.
В настоящее время у нас имеется множество свидетельств о том, что
Мэри-Бет в присутствии слуг называла Стеллу наследницей, говорила, что
"именно Стелла унаследует все", и даже два раза отпустила совершенно
удивительное замечание -- одно из самых важных во всем нашем архиве, --мы
его записали дважды, причем без всякого комментария: "Стелла его видела".
У нас нет записи о том, что Мэри-Бет как-то объяснила свои странные
слова. Нам известно лишь то, что она произнесла их в разговоре с прачкой по
имени Милдред Коллинз, и второй раз они были обращены к ирландской
горничной, Патриции Девлин, а до нас эти истории дошли из третьих рук. Нам
дали понять, что потомки этих двух женщин так и не пришли к одному мнению,
кого имела в виду знаменитая мисс Мэри-Бет. Один считал, что речь шла о
дьяволе, а второй -- о "призраке", являвшемся семье много сотен лет.
Как бы то ни было, ясно, что Мэри-Бет отпускала подобные замечания
небрежно, в минуты откровения со своими слугами, и у нас создалось
впечатление, будто она доверила им какой-то секрет, который не могла или не
желала доверить людям своего круга.
Вполне возможно, Мэри-Бет говорила нечто подобное и другим, потому что
к двадцатым годам все старожилы Ирландского канала знали о "нем". Они
говорили о "мужчине". Два источника -- это очень мало, чтобы объяснить
масштаб так называемого "предрассудка" о мэйфейрских женщинах: якобы у них
имелся таинственный "союзник, призрак", который помогал им колдовать или
трюкачить.
Естественно, мы усматриваем здесь явный намек на Лэшера, и подтекст
этого намека вызывает у нас беспокойство, напоминая нам, как мало мы в
сущности знаем о Мэйфейрских ведьмах и о том, что между ними происходило,
если можно так выразиться.
Уместно ли предположить, например, что главная наследница в каждом
поколении должна объявить о своей способности видеть без посторонней помощи
некоего мужчину? То есть должна ли она его видеть, когда рядом никого нет,
особенно старшей ведьмы, которая могла бы служить проводником? Требовалось
ли от нее сделанное по доброй воле признание, что она его видела?
Еще раз мы должны признаться, что не знаем ответа.
Зато мы знаем точно, что люди, судачившие о "мужчине", явно не
связывали его с неким темноволосым, похожим на человека существом, которого
видели лично. Они даже не связали "мужчину" с таинственным незнакомцем,
которого однажды видели в экипаже с Мэри-Бет, потому что рассказы об этом
случае мы получили из совершенно разных источников и никто их не
сопоставлял, насколько нам известно, кроме нас.
И так обстоит дело с большей частью материалов по истории семейства
Мэйфейр. Упоминания о таинственном темноволосом человеке с Первой улицы,
которые делались позже, никак не связаны с этими первыми разговорами о
"мужчине". Даже те люди, которые знали о "мужчине", а позже сталкивались в
доме с темноволосым незнакомцем, не связали одно с другим, полагая что
встретили просто неизвестного им родственника.
Вот, например, что сказала сестра Бриджет-Мэри в 1969 году, когда я
нарочно спросил ее о "мужчине".
-- Вот вы о чем. Это был невидимый друг, который не отходил от ребенка
день и ночь. Я могла бы добавить, что это тот же самый демон, который позже
не отступал ни на шаг от ее дочери Анты, готовый каждую секунду исполнить
любое желание девочки. А позже болтался вокруг бедняжки Дейрдре, самой милой
и самой невинной из них. Не спрашивайте меня, видела ли я его сама
когда-нибудь. Бог свидетель, я не знаю -- может, видела, может, нет, но я
скажу вам, как много раз говорила священнику: я чувствовала, когда он был
рядом!
Вполне вероятно, что в то время Лэшер не стремился показываться другим
людям, помимо семьи Мэйфейров. У нас нет ни одного свидетельства, что он
специально явился кому-то на глаза, хотя в более поздние годы, как я уже
упоминал, он проделывал это не раз.
Но вернемся к нашей хронологии. Когда умер Джулиен, Мэри-Бет находилась
в зените своих финансовых достижений и могущества. Казалось, потеря Джулиена
сломила ее: какое-то время ходили сплетни, что она очень несчастна. Но это
не продлилось долго. Мэри-Бет вновь обрела свое хладнокровное спокойствие
задолго до того, как дети вернулись из-за границы.
Нам известно, что у нее была короткая и бурная стычка с Карлоттой,
когда та поступила в юридическую фирму "Берне, Браун и Блейк", где и
работает до сегодняшнего дня. Но в конце концов Мэри-Бет смирилась с
решением дочери работать "не на семью". Скромные апартаменты Карлотты над
конюшней полностью отремонтировали, и она жила там много лет и могла
отправляться на работу и возвращаться домой, не заходя в особняк.
Мы также знаем, что Карлотта каждый день разделяла трапезу со своей
матерью -- утром завтракала на задней террасе, когда погода позволяла, и
ужинала в столовой в семь часов.
Если у нее спрашивали, почему она отказалась работать в фирме "Мэйфейр
и Мэйфейр" вместе с сыновьями Джулиена, она обычно сухо и кратко отвечала
примерно одно и то же: что, мол, стремилась к самостоятельности.
С самого начала своей карьеры она зарекомендовала себя как блестящий
юрист, но не испытывала ни малейшего желания входить в зал суда, поэтому и
по сей день она работает в тени своих коллег-мужчин.
Клеветники говорили, что она не более чем добросовестный клерк, умело
подшивающий документы. Но доброжелательные свидетели указывают, что она
стала главным стержнем фирмы "Берне, Браун и Блейк", что она единственная
знает свое дело досконально и что с ее уходом фирма вряд ли найдет
достойного кандидата на ее место.
Многие юристы Нового Орлеана отдавали должное Карлотте за то, что
научились у нее гораздо большему, чем в университетах. Можно сказать, она
начала как блестящий юрист по гражданским делам и продолжала им оставаться,
присовокупив огромные и твердые знания законов ведения бизнеса.
Если не принимать во внимание конфликт с Карлоттой, жизнь Мэри-Бет
текла по проторенной дороге почти до самого конца. Даже пристрастие к
алкоголю Дэниела Макинтайра, видимо, не очень сказалось на ней.
Семейные предания гласят, что Мэри-Бет была чрезвычайно добра по
отношению к Дэниелу в последние годы их жизни.
С этого момента и далее история Мэйфейрских ведьм переходит в историю
Стеллы, но мы еще вернемся в свое время к смертельному заболеванию Мэри-Бет
и ее кончине.
Мэри-Бет продолжала наслаждаться тремя главными занятиями в жизни и
получать огромное удовольствие от проделок дочери Стеллы, которая в
шестнадцать лет приобрела скандальную известность в новоорлеанском обществе
тем, что гоняла на автомобилях с головокружительной скоростью, выпивала в
"тихих" барах* ["Тихий" бар -- подпольное питейное заведение времен действия
"сухого закона". Возможно, название происходит от того, что посетители
такого заведения стучались в дверь тихонько, а также старались не шуметь в
самом баре.] и танцевала до рассвета.
Восемь лет Стелла вела жизнь молодой беспечной южной красотки, которую
совершенно не волнуют ни интересы бизнеса, ни мысли о замужестве или
будущем. И если Мэри-Бет была самой тихой и таинственной ведьмой из всех,
что появились в семье, Стелла кажется нам самой беззаботной, бойкой и
смелой, единственной Мэйфейрской ведьмой, стремившейся только к
развлечениям.
По семейным преданиям, Стеллу то и дело арестовывали то за превышение
скорости, то за нарушение общественного порядка пением и танцами на улице,
но "мисс Карлотта каждый раз все улаживала", отправлялась за Стеллой и
привозила ее домой. Поговаривали, будто Кортланд иногда терял терпение и
требовал от племянницы, чтобы та образумилась и больше уделяла внимания
своим "обязанностям", но Стелла ничуть не интересовалась деньгами или
бизнесом.
Секретарь фирмы "Мэйфейр и Мэйфейр" детально описывает один из приездов
Стеллы в контору: она появилась в сногсшибательном меховом манто, на
высоченных каблуках, с бутылкой контрабандного виски, спрятанной в
коричневый бумажный пакет. Во время совещания она то и дело прикладывалась к
бутылке, а когда зачитывали вслух документы, она принималась дико хохотать,
если какой-то юридический термин казался ей забавным.
Кортланд, видимо, находил это очаровательным, но несколько
утомительным. Наконец он добродушно велел Стелле пойти пообедать, пообещав,
что сам завершит дело.
Если и был в то время такой человек, кто не считал Стеллу
"обворожительной" и "привлекательной", кроме Карлотты Мэйфейр, то мы о нем
не слышали.
В 1921 году Стелла забеременела, но от кого, никто так и не узнал.
Вполне возможно, это был Лайонел: семейная легенда указывает, что все
подозревали его в то время.
Как бы там ни было, Стелла объявила, что муж ей не нужен, что брак
вообще ее не интересует, но ребенка она выносит и родит как положено, ибо
перспектива стать матерью приводит ее в полный восторг. Если родится
мальчик, она назовет его Джулиеном, а если девочка -- Антой.
В ноябре 1921 года родилась Анта, здоровый младенец восьми фунтов весу.
Анализ крови показывает, что Лайонел вполне мог быть ее отцом Но Анта не
имела никакого сходства с Лайонелом, да и представить его в роли отца
довольно трудно. Впрочем, мы вернемся к этому чуть позже.
В 1922 году, когда война уже окончилась, Стелла объявила о своем
намерении совершить большое турне по Европе, что было неосуществимо раньше.
Прихватив с собой младенца с няней и Лайонела, который упирался изо всех сил
(он как раз изучал юриспруденцию с Кортландом и не хотел ехать), а также
Кортланда, с радостью оставившего фирму, хотя его жене это очень не
понравилось, она отправилась со всей компанией в Европу первым классом, где
провела в разъездах целый год.
Стелла к этому времени превратилась в исключительную красавицу, которая
делала только то, что хотела. Кортланд с возрастом все больше становился
похож на своего отца Джулиена, разве что волосы у него оставались черными до
конца его долгой жизни. На фотографиях того периода Кортланд строен и
красив. Многие отмечали сходство между ним и Стеллой.
Потомки Кортланда называют то европейское турне пьяным кутежом от
начала до конца. Стелла и Лайонел неделями просаживали деньги в Монте-Карло,
меняли роскошные отели по всей Европе, обошли все музеи и древние развалины,
не забывая прихватывать с собой бутылки виски в бумажных мешочках. И по сей
день внуки Кортланда вспоминают его письма домой, полные смешных описаний их
похождений. Во время путешествий Кортланд не забывал Аманду и сыновей и
буквально осыпал их подарками.
Семейная история рассказывает об одной трагедии, происшедшей за
границей. С няней, заботившейся о малышке Анте, случилось что-то вроде удара
в Риме. Она упала, скатившись со ступенек Испанской лестницы, и через
несколько часов после падения умерла в больнице.
Только недавно наши исследователи сумели пролить хоть какой-то свет на
это происшествие, обнаружив простую запись (на итальянском) в архивах
римской больницы Святого семейства.
Полное имя этой женщины -- Берта Мария Бекер. Мы раскопали, что она
была наполовину ирландка, наполовину немка, родилась в 1905 году в Новом
Орлеане, в районе Ирландского канала. В больницу ее приняли с серьезными
ранами на голове, примерно через два часа она впала в кому и умерла, так и
не придя в сознание.
Но до этого она успела многое рассказать доктору, говорившему
по-английски, которого позвали к ней на помощь, а также английскому
священнику, который прибыл позже.
Она рассказала врачам, что Стелла, Лайонел и Кортланд -- "ведьмы",
причем "злые", что они ее заколдовали, и что с ними путешествует "призрак",
темноволосый зловещий мужчина, который появляется у колыбельки Анты в любое
время дня и ночи. По ее словам, младенец умел призывать к себе это существо,
и, когда оно оказывалось рядом, девочка восторженно смеялась; "призрак" не
хотел, чтобы Берта его видела, поэтому и навлек на нее смерть, столкнув в
толпе с Испанской, лестницы.
Врач и священник пришли к выводу, что Берта, малограмотная служанка,
сошла с ума. Архивная запись заканчивается комментарием врача, что хозяева
девушки, очень воспитанные, обеспеченные люди, не жалевшие средств на ее
лечение, тяжело переживали ухудшение в ее состоянии и позаботились о том,
чтобы тело умершей отправили на родину.
Насколько нам известно, никто в Новом Орлеане об этой истории не
слышал. В то время из ближайших родственников девушки была жива только мать,
и она, видимо, ничего не заподозрила, когда узнала, что дочь умерла от
падения. Мать Берты получила от Стеллы огромную денежную компенсацию за
потерю дочери, а потомки семьи Бекер вспоминали это происшествие вплоть до
1955 года.
Нас в этой истории интересует то, что темноволосый мужчина -- это явно
Лэшер. И если не считать рассказа о таинственном незнакомце в экипаже
Мэри-Бет, других упоминаний о нем в двадцатом веке у нас нет.
Самое примечательное в рассказе няни то, что младенец мог вызывать
мужчину. Невольно напрашивается вопрос, контролировала ли ситуацию Стелла? И
как бы ко всему этому отнеслась Мэри-Бет? И снова у нас нет ответа. Бедная
Берта Мария Бекер в одиночку столкнулась с этой проблемой -- во всяком
случае, так вытекает из записи.
Несмотря на происшедшую трагедию, компания не вернулась домой. Кортланд
написал жене и сыновьям "печальное письмо" обо всем случившемся и прибавил,