Эл Райс. Мэйфейрские ведьмы

колыбели?
-- Хватит! Прекрати! Не смей...
-- Нет! Остались еще сосуды. Позволь мне покончить со всем сразу.
Навсегда!
Майкл оттолкнул Роуан в сторону, в который уже раз удивленный силой, с
какой она пыталась его остановить, и распахнул дверь в комнату, где
хранились страшные сосуды.
Роуан молча следила за каждым его движением.
"Вы хотели, чтобы я коснулся именно их?"
Они вновь попытались приблизиться, окружить его со всех сторон, опутать
паутиной образов, но Майкл не позволил. Сделав глубокий вдох, он
сконцентрировал все внимание на отвратительных склянках. Казалось, он не
выдержит и вот-вот просто умрет от этой вони. Но на самом деле запах не в
состоянии убить.
Открыв один из сосудов, Майкл опустил в него руку и ухватил за волосы
человеческую голову, плававшую внутри. Однако волосы мгновенно выскользнули
из пальцев.
Тем не менее ему удалось проткнуть большим пальцем мерзкую щеку и
выдернуть голову из склянки. И вновь вспышка... Мертвая голова смеется, изо
рта сочится кровь, но каждое произнесенное им слово доносится совершенно
отчетливо; взгляд карих глаз устремлен прямо на него.
"Да, Майкл, я пребуду во плоти и крови, в то время как ты превратишься
в прах".
Он увидел сидящего на кровати обнаженного человека, мертвого и в то же
время живого, который разговаривал с ним голосом Лэшера. А рядом --
Маргариту, обнимавшую мертвеца за плечи и полную решимости защитить его
любой ценой, подобно тому как Роуан пыталась сейчас защитить Майкла.
Голова выскользнула из его рук и мерзким сгустком рухнула на пол. Майкл
почувствовал, что его сейчас вырвет; он изо всех сил старался сдержаться, но
справиться с тошнотой не смог.
Роуан схватила его за плечи. В таком состоянии человеку, как правило,
все равно, что происходит вокруг, и все же Майкл попытался сказать,
предупредить ее... Он с трудом поднялся на ноги, оттолкнул с дороги
Джулиена, Мэри-Бет, а потом и Роуан и принялся топтать ногами отвратительное
месиво.
-- Лэшер... -- едва слышно выдавил он из себя. -- Лэшер в этой
голове... в теле этой головы...
А что в других сосудах? Тоже головы! Он принялся крушить склянки одну
за другой, вытряхивая их содержимое. Выхватив очередную голову из сосуда, он
с ужасом увидел, как мгновенно сошла с нее изъеденная временем плоть,
оставив в его руках лишь голый череп.
"Да, Майкл, превратишься в прах, подобный тому, который ты держишь
сейчас в руках..."
-- И это ты называешь плотью?
Майкл стряхнул отвратительные ошметки на пол, а следом за ними туда же
полетел и череп.
-- Ты никогда ее не получишь! Ни ради этого, ни ради чего-либо еще в
этом мире!
-- Майкл!
Его вновь тошнило, однако на этот раз он твердо решил сдержаться и
ухватился за края полки.
Эухения...
"Как отвратительно пахнет в мансарде, мисс Карл". -- "Оставь там все
как есть, Эухения, и уйди".
Майкл обернулся к Роуан и, яростно вытирая руки об одежду, попробовал
объяснить:
-- Он проникал в мертвые тела. Завладевал ими. Он смотрел их глазами и
говорил их голосами. Он использовал их. Но он не в силах был их оживить, не
мог заставить клетки размножаться. Тогда она стала сохранять для него
головы. Он мог войти в эти головы даже тогда, когда тела, им принадлежавшие,
давно сгнили. И он видел мир их глазами.
Он принялся внимательно рассматривать содержимое сосудов. Головы,
головы, головы... В большинстве своем темноволосые... Но что это? Голова
блондина, но в светлых волосах промелькнули темно-коричневые пряди... А вот
голова чернокожего человека, однако кое-где кожа заметно светлее...
-- Боже праведный! Роуан! Он не только проникал в эти головы -- он
пытался их изменить, заставлял их реагировать на его вмешательство. Но
оживить их все же не смог. Взгляни! Он провоцировал мутацию и рост новых
клеток. Однако они погибали и разлагались. Остановить процесс он был не в
силах. А они так и не захотели мне сказать, чего от меня ждут.
Пальцы Майкла непроизвольно сжались в кулак, и он изо всех сил стукнул
им по склянке, которая тут же упала и разлетелась вдребезги.
Роуан даже не попыталась его остановить. Она только обняла его и
умоляла поскорее покинуть страшную комнату и этот дом.
-- Смотри! -- воскликнул вдруг Майкл. -- Ты видишь? В дальнем углу
полки, спрятанный за склянкой, которую Майкл только что разбил, стоял еще
один сосуд.
Жидкость в нем была прозрачной, плотно пригнанную крышку удерживала
тяжелая печать. Сквозь нечленораздельную какофонию звуков до Майкла донесся
голос Роуан:
-- Разбей его, уничтожь!
Майкл повиновался и, уже не обращая внимания на мерзкую вонь, выхватил
голову. И вновь паутина образов, а затем...
Вновь спальня, сидящая перед зеркалом Маргарита -- беззубая, старая, с
темными, почти черными глазами и волосами, похожими на беспорядочно
разросшийся мох. А возле нее -- светловолосый стройный Джулиен. "Покажись же
мне, Лэшер!"
И бесстыдная картина разворачивается перед глазами: мертвые пальцы
ощупывают живую плоть, мертвая плоть вздымается...
"Смотри на меня и измени меня! Смотри на меня и измени меня!"
И Джулиен, с удовольствием наблюдающий за столь отвратительным
действом...
Майкл пристально всмотрелся в черты мертвого лица, Да, это то же самое
лицо, которое ему не раз доводилось видеть в саду, и в церкви, и... Те же
волосы... Те же глаза... "Ты никогда не сможешь меня остановить! Ты не
сможешь остановить и удержать ее. И ты выполнишь мою волю. Мое терпение
подобно терпению Всевышнего -- оно безгранично. И я пройду этот путь до
конца. И я увижу тринадцатого! И я пребуду во плоти и крови, когда тебя не
будет на этом свете!"
-- Ты слышишь? Он говорит со мной! Сам дьявол говорит со мной!
Майкл бросился прочь из комнаты. Нет, он не трус. Но он всего лишь
человек! И не в силах больше вынести этот кошмар... Комната Белл, чистая и
уютная... Он падает на кровать... И сама Белл здесь, рядом... Она принесла
ему перчатки. Она успокаивает его...
Как чудесно!
-- Не бойся меня, Майкл. Я не одна из них, и не потому я здесь...
-- Пожалуйста, заставь их говорить со мной! Пусть они скажут, чего от
меня хотят!
-- Лежи спокойно, Майкл, пожалуйста, тебе нужно отдохнуть...
"Ты что-то сказала, Роуан?"
Вопрос прозвучал, но губы Майкла при этом не шевельнулись.
-- Мы не должны обладать подобной силой. Она разрушает в нас все
человеческое. Ты остаешься собой, когда стоишь у операционного стола... А я
был нормальным человеком, только когда держал в руках молоток и гвозди...
Белл сидит перед зеркалом... Чудесно...
-- Спи, Майкл.
-- Ты будешь здесь, когда я проснусь?
-- Нет, это их дом, а я не принадлежу к их числу. И вновь голос Деборы:
"...Великая сила, способность к преобразованию и перевоплощению..."
Майкл содрогнулся.
"...Это нелегко... Ты даже представить себе не можешь, как это
трудно... Возможно, это самое трудное, что только..."
"Я смогу это сделать..."

Когда Майкл проснулся, Эрон был уже возле его постели. Роуан принесла
чистую одежду, и Лайтнер помог Майклу принять ванну и переодеться.
Каждая мышца, каждая клеточка его существа нестерпимо болела. У него
было такое чувство, что все это время он не покидал своего дома на
Либерти-стрит. Майкл смог прийти в себя только после хорошей порции пива,
принесенной Эроном.
-- Я не собираюсь напиваться, -- успокоил он Роуан.
Она объяснила, что у него был сердечный приступ и что все, что ему
сейчас необходимо, это хорошо выспаться, отдохнуть и ни в коем случае не
снимать перчатки.
-- Я готов с радостью закатать свои руки в бетон, -- ответил ей Майкл.
Потом они все вместе вернулись в отель, и Майкл долго рассказывал обо
всем, что ему довелось увидеть и пережить.
-- Я не знаю, почему меня вовлекли во все это и какая роль мне
отведена, -- заключил он. -- Твердо уверен лишь в одном. Все они по-прежнему
обитают в особняке. И еще. Этому существу нужна Роуан. Он хочет
воспользоваться ее силой для изменения, для преобразования материи.
Роуан выглядела совершенно потрясенной.
-- Ты не жалеешь, что приехала? Быть может, следовало прислушаться к
просьбе твоей приемной матери и остаться в Калифорнии? -- спросил Майкл.
Она покачала головой.
-- У меня сейчас все перемешалось в голове. Все так странно.
-- Объясни.
-- Я не хочу терять семью. И очень благодарна Эрону за то, что он
подарил мне возможность ее обрести. Я имею в виду досье. И в то же время я
не желаю иметь ничего общего с этим проклятым существом и тем злом, которое
оно несет не только мне, но и всем остальным. Я не хочу видеть его, и... И в
то же время он невероятно влечет меня к себе.
-- Я же говорил, что противостоять ему невозможно.
-- Нет, ты не прав. Но это будет очень трудно...
-- И опасно, -- закончил за нее Эрон.
-- Я боюсь, Роуан, искренне боюсь, -- признался Майкл. -- И ненавижу
собственный страх.
-- Понимаю. -- Роуан улыбнулась. -- Но все же мы примем вызов. И
победим.
Ночью, когда Роуан уснула, Майкл отправился в гостиную, достал блокнот,
который дал ему Эрон, и принялся писать, стараясь как можно полнее и
детальнее изложить все, что только в состоянии был вспомнить.
Отныне он не сомневался, что ни Шарлотта, ни Мэри-Бет, ни бедняжка Анта
не имеют ровным счетом никакого отношения к его видению. Равно как, скорее
всего, и Дебора. Хотя тот факт, что в том кошмаре, который пришлось ему
пережить в особняке, Дебора не принимала участия, показался ему
немаловажным.
Что же касается самого видения, то оно было связано в первую очередь с
тревожным боем барабана во время шествия тайной гильдии Комуса или какого-то
иного подобного события. И еще. Майклу вспомнилась ночь, когда они
занимались с Роуан любовью в ее доме в Калифорнии. Позднее он вдруг
проснулся с ощущением того, что в доме пожар и что внизу собралась толпа
народа. Осознание присутствия некоего зла потом долго не оставляло Майкла.
Однако самый, быть может, загадочный факт состоит в том, что Роуан в
тот момент была именно там, внизу. Она разжигала огонь в камине.
Вернувшись в постель, он обнял Роуан, с наслаждением вдохнул теплый
запах ее кожи и волос...
-- Майкл... -- прошептала она сонным голосом. -- Святой Михаил
Архангел...
-- Спи, любовь моя, -- шепнул в ответ Майкл и еще крепче прижал ее к
себе.

20

Легат... Наследие Мэйфейров...
Это слово пришло ей в голову ночью. Ей снились больницы, великолепные
клиники и лаборатории, где трудятся талантливые исследователи.
"И сделать все это в твоих силах".
Они не поймут. Эрон и Майкл -- да. А остальные не поймут, потому что не
читали досье и не в курсе всех обстоятельств. Они не знают, что было в
сосудах.
Кое-что им, конечно, известно, но только не вся многовековая история
семейства. Им ничего не скажет имя Сюзанны Мэйфейр, повивальной бабки и
целительницы из грязной шотландской деревушки, или Яна ван Абеля -- великого
ученого, который мог часами сидеть за своим столом и тщательно вырисовывать
каждый мускул, каждый сосуд человеческого тела. Они понятия не имеют о
Маргарите и о мертвом теле, бьющемся на кровати и вопящем голосом призрака,
о Джулиене, внимательно наблюдающем за происходящим, том самом Джулиене,
который почти столетие тому назад должен был уничтожить все сосуды с их
ужасным содержимым, но вместо этого перенес их в мансарду.
Эрон и Майкл знали эти страшные тайны. И потому не нуждались в
объяснении смысла сновидения о клиниках и лабораториях, о руках, исцеляющих
тысячи и тысячи больных и страждущих.
Как тебе это нравится, Лэшер?
Роуан умела обращаться с деньгами, и ее не пугала мысль о наследии, ибо
она отлично представляла себе, какие связанные с ним проблемы, сложности и
ограничения могут возникнуть. Ее интерес к деньгам не шел ни в какое
сравнение с увлеченностью наукой, будь то анатомия, микрохирургия, биофизика
или, скажем, биохимия нервной системы. Тем не менее она изучала финансовое
право и, если понадобится, займется им вновь. А особенности легата и правила
наследования, установленные в семье Мэйфейр, усвоить будет нетрудно. А
потом... Потом эти деньги превратятся в новые здания и оборудование клиник,
лечебниц, лабораторий и в итоге -- в сотни, тысячи спасенных жизней.
Если бы только ей удалось избавиться от воспоминаний о старухе. Она
словно призрак постоянно преследовала ее в этом доме -- она, а не те духи,
которых видел Майкл. Стоило Роуан подумать о том, как он страдает, сердце ее
мучительно сжималось. Она не могла видеть, как незримые демоны буквально
сжигают его изнутри, убивают в нем все, что она так любит. Будь на то ее
воля, она любой ценой прогнала бы их прочь. Но как это сделать, Роуан не
знала.
Но старуха... Она по-прежнему лежала в кресле-качалке, словно и не
намерена была его когда-нибудь покинуть. И запах, исходящий от нее, был
гораздо отвратительнее вони, источаемой сосудами, потому что эта смерть
оставалась на совести Роуан.
Этот запах осквернял дом, он осквернял историю семьи, осквернял мечту о
клиниках и лабораториях.
"Впусти нас, старуха. Я хочу войти в этот дом, вернуться в свою семью.
Сосуды разбиты и содержимое их уничтожено. В моих руках история семьи, она
ценнее бриллиантов. И я искуплю все грехи прошлого. Позволь мне войти и
выиграть эту битву..."
Ну почему, почему они не стали друзьями -- Роуан и эта старуха? Ведь
Роуан не испытывала ничего, кроме презрения, к ужасному, исполненному злобы,
язвительному голосу, который донесся из содержимого разбитых сосудов и
набросился с упреками на Майкла.
И призрак знал, что она ненавидит его, что воспоминание о его ласках
вызывает у нее отвращение.
Вчера она много часов провела здесь в одиночестве до приезда Майкла,
прислушиваясь к каждому скрипу, к каждому шороху, и ждала Лэшера, звала его,
пыталась с ним разговаривать:
"Ты глубоко ошибаешься, если думаешь, что можешь испугать меня. Я не
испытываю ни страха перед тобой, ни любви к такому существу, как ты. Ты
загадочен, да, а я любопытна. Но мой рациональный ум остается равнодушным,
ты не способен его всерьез заинтересовать. И тем не менее ты мне мешаешь,
ибо стоишь между мной и теми, кого я могу полюбить по-настоящему".
Нужно было еще тогда уничтожить сосуды, и ни в коем случае не следовало
просить Майкла, чтобы он снял перчатки. Больше она не допустит подобной
глупости. Слишком тяжело для Майкла бремя той силы, которую обрели его руки.
Он не в состоянии справиться с эмоциями, которые вызывают в его душе
воспоминания о видении. А его страдания и постоянный страх наполняют душу
Роуан ужасом.
Не по воле таинственных темных сил, обитающих в этом доме, а лишь по
вине разбушевавшейся стихии они с Майклом вместе. Ни отвратительные голоса,
доносящиеся из полусгнивших голов, ни призраки, одетые в тафту, здесь ни при
чем. У истоков их с Майклом любви стоят те способности, которыми наделены
они оба, а их будущее -- это особняк, семья и наследие, призванное сделать
доступными для миллионов людей все достижения и чудеса современной медицины.
Да разве могут хоть что-то значить все эти темные призраки и
таинственные легенды, когда речь идет о совершенно конкретных, реальных и
благих делах? Ей снились грандиозные здания и счастливые люди, а в голове
звучали отрывки из прочитанного досье. Нет, она не хотела убивать старуху.
Это был внезапный, не поддающийся контролю порыв, трагическая ошибка...
В шесть утра вместе с завтраком Роуан принесли газету.
"В одном из знаменитых особняков Садового квартала найден скелет" --
гласил набранный крупным шрифтом заголовок.
Что ж, огласки было не избежать. Райен предупреждал ее об этом. Она
быстро пробежала глазами несколько абзацев, невольно забавляясь тем
готически мрачным пафосом, которым была проникнута статья.
Всем известно, говорилось в ней, что в особняке Мэйфейров случилось уже
не одно трагическое происшествие... Пожалуй, единственным человеком,
способным пролить свет на загадочную смерть Стюарта Таунсенда, была Карлотта
Мэйфейр. И разве не покажется странным тот факт, что эта поистине выдающаяся
женщина, великолепный юрист, скончалась именно в тот вечер, когда в мансарде
обнаружили останки несчастного техасца?
Далее был помещен некролог, где перечислялись все достоинства и заслуги
Карлотты. Статья вновь наполнила Роуан чувством вины и раскаянием.
"Кто-нибудь из агентов Таламаски уже, конечно, вырезал и поместил в
архив эту статью. Возможно, Эрон тоже прочел ее. Интересно, что будет
написано по этому поводу в досье?" -- с теплотой в душе подумала Роуан.
Наверное, она ощущала себя гораздо увереннее и спокойнее, чем следовало
бы любому нормальному человеку в ее положении. Но как бы то ни было, она
обрела семью, а ее сомнения и тайные печали постепенно находили свое
объяснение и меркли в сравнении с тем, что пришлось пережить ее предкам.
Вчера, когда Майкл крушил сосуды и боролся с темными силами, она не
испытывала чрезмерного страха, потому что знала: у нее есть он, есть Эрон,
есть множество близких и дальних родственников. Даже после смерти Карлотты
она не чувствовала себя одинокой.
Сложив на столе перед собой руки, Роуан надолго задумалась. За окном
лил дождь, завтрак давно остыл, а она все сидела, не меняя позы, и
размышляла о том, что за последнее время в ее жизни произошло так много
событий, что она не успевала не только осмыслить их, но и должным образом
отреагировать и оценить собственную реакцию. Чувства приходили и уходили,
иногда не оставив и следа.
Но как бы то ни было, она обязана как положено оплакать Карлотту,
позволить страданию и горю постепенно стихнуть в душе. И пусть старуха
покоится с миром.
Глядя, как мечется в кровати Майкл, щупая его бешено бьющийся пульс,
касаясь рукой разгоряченного лба, она думала о том, что если потеряет его,
то умрет. А уже час спустя она один за другим разбивала сосуды, вытряхивала
их содержимое в белую лохань для мытья посуды и тыкала в него пешней для
колки льда, прежде чем передать Эрону, который упаковывал и перекладывал,
льдом эту мерзость. Он был спокоен и деловит, как опытный врач, не раз
присутствовавший на вскрытиях.
В перерывах между такими эмоционально напряженными моментами она
расслаблялась, думала, наблюдала, старалась запомнить -- слишком много
непривычного ее сейчас окружало. Да и вообще, слишком много на нее
свалилось.
Сегодня, проснувшись в четыре часа утра, она никак не могла сообразить,
где находится. Лишь постепенно память вернула воспоминания о прошлых
событиях, о проклятиях и благословениях, о клиниках, увиденных во сне... А
рядом лежал Майкл, и ее вновь охватило неуемное, словно жажда наркотика,
желание...
Но разве можно винить его в том, что каждый его жест, каждое слово или
изменение выражения лица вызывали в ней бурю эмоций? Независимо от того, что
творилось вокруг, он, в силу своей невинности, сам того не подозревая,
оставался для Роуан источником сексуального наслаждения.
Роуан села в кровати и обхватила руками колени. Неужели чрезмерная
сексуальность присуща всем женщинам? Ведь даже малейшая деталь -- прядь
волос, прилипшая к влажному лбу, завиток на затылке -- способна пробудить в
ней такое жадное вожделение, какое не способен испытать, наверное, ни один
мужчина.
У мужчин все проще. Может ли один только взгляд на чуть промелькнувшую
из-под юбки женскую лодыжку свести их с ума? Кто-то сказал, что может, --
кажется, Достоевский. Однако такое утверждение вызывало у Роуан большие
сомнения.
А пот ей достаточно было увидеть, как он прикуривает очередную
сигарету, как поправляет врезавшийся в запястье браслет золотых часов или
закатывает повыше рукав рубашки...
Только его страх мог остудить ее страсть. Но приступы страха никогда не
были долгими.
Роуан так хотелось разбудить его, коснуться губами пениса... Но она
сдержалась, потому что понимала, как важен для него этот утренний сон после
всего, что произошло вчера. Ей вспомнился он здесь, на этой кровати,
обессиленный, беспомощный, с безвольно лежащими на покрывале крупными
красивыми руками. Ей пришлось самой раздеть его. А когда она нащупала его
пульс, то пришла в ужас и потом долго не отходила от него ни на шаг, пока,
не почувствовала, что сердце забилось спокойно, разгоряченная кожа остыла и
дыхание выровнялось. Роуан только молила Бога, чтобы сон Майкла был мирным,
целительным. Она еще долго любовалась лежащим рядом мужчиной, таким красивым
и загадочным, и мечтала о том, что настанет день, когда она попросит его
жениться на ней. У них впереди целая жизнь в доме на Первой улице, и они
найдут время для сексуальных наслаждений.
Но только не таких, какие она доставляла себе когда-то с Чейзом,
белобрысым коном из округа Марино. Пару раз она, вот так же проснувшись рано
утром, тесно прижималась к нему всем телом и терлась о него, изо всех сил
напрягая плотно сдвинутые бедра, пока не достигала оргазма.
Не слишком, надо сказать, большое удовольствие -- особенно в сравнении
с тем, как огромный и обожаемый тобой красавец со свесившимся с мошной шеи
маленьким золотым крестиком буквально вжимает тебя во влажные простыни так,
что перехватывает дыхание.
Майкл даже не пошевелился, когда в небе загрохотал гром, хотя удары
были такими сильными, что казалось, будто на крыше дома установили
артиллерийскую батарею.
С тех пор прошло два часа. Дождь лил по-прежнему, завтрак остыл, а
Роуан неподвижно сидела за столом, перебирая в памяти последние события и
думая о решающей встрече, которая ждала ее впереди.
Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть, Райен и Пирс ждали ее, чтобы
отвезти в центр города.
Роуан оставила Майклу записку с сообщением, что едет на совещание по
поводу финансовых дел Мэйфейров и вернется не позже шести.
"Пожалуйста, попроси Эрона побыть с тобой до моего возвращения и ни в
коем случае не езди в особняк один" -- приписала она в конце.
-- Я хочу выйти за тебя замуж, -- произнесла она вслух, кладя записку
на ночной столик.
Ответом ей было тихое сопение в подушку.
-- Архангел и ведьма, -- уже громче добавила Роуан. Майкл продолжал
крепко спать. Тогда она рискнула и легко прикоснулась губами к его
обнаженному плечу.
Одного только ощущения его упругих мускулов под туго натянутой кожей
было достаточно, чтобы ей нестерпимо захотелось немедленно раздеться и
нырнуть к нему в постель. Однако она поспешила выбросить из головы эти
мысли, повернулась и вышла из номера, захлопнув за собой дверь.
Проигнорировав комфортабельный лифт, она спустилась пешком по лестнице
и лишь на несколько секунд задержалась на одной из покрытых ковром ступенек,
чтобы бросить взгляд на гладколицего Ранена и его симпатичного сына. Они
тихо переговаривались о чем-то. Слов Роуан не разобрала, но сочные голоса и
мягкий южный акцент в сочетании с тропического покроя костюмами сделали их
вдруг в ее глазах инопланетянами из другой галактики, которые прилетели за
ней на своем межпланетном корабле, замаскированном под обыкновенный лимузин.

За окнами машины проплывали невысокие, причудливой архитектуры
кирпичные дома Каронделет-стрит. Дождь лил как из ведра. Время от времени в
небе над головой сверкали молнии и царившую вокруг тишину разрывали
оглушительные удары грома.
Наконец они достигли деловых кварталов с их шикарными небоскребами и
подземными гаражами -- одинаково безликих во всем мире.
Ничего нового Роуан не увидела и в помещениях офиса "Мэйфейр и
Мэйфейр", расположенных на тридцатом этаже одного из зданий. Такие же, как и
везде, ковры, мебель... Разве что вид из окна несколько разнообразил
картину: серая, как и небо, гладь воды, по которой, едва видимые за дождевой
вуалью, сновали туда-сюда речные суденышки и баржи. Впрочем, и в этом не
было ничего удивительного -- подобным видом можно любоваться практически во
всех городах, расположенных на берегах многочисленных рек. Не показался
Роуан достойным особого внимания и тот факт, что двое из ожидавших ее
юристов были женщины, а третий -- весьма преклонного возраста старик.
Затем последовали кофе и беседа с седовласым Райеном -- долгая,
утомительная, полная недоговоренностей. Пока он туманно рассуждал о "крупных
инвестициях", "долгосрочной аренде", "участках земли, которыми семья владеет
вот уже более столетия", и прочем, его светло-голубые глаза оставались
непроницаемыми, как мрамор.
Роуан ждала, когда речь зайдет о более интересных для нее вещах. И
когда это наконец случилось, мозг ее заработал подобно компьютеру, сверяя,
сопоставляя и анализируя цифры, имена, детали.
Наконец-то! Перед ее глазами замелькали новые здания, медицинское
оборудование и приборы, хотя внешне она оставалась совершенно спокойной и
молча слушала, ни разу не прервав поток красноречия Ранена.
Недвижимость на Манхэттене и в Лос-Анджелесе, финансирование крупнейших
курортов, торговые комплексы в Беверли-Хиллз, Коконат-Гроувз, Палм-Бич...
кондоминиумы в Майами и Гонолулу... И вновь инвестиции, инвестиции,
инвестиции...
Значит, сведения Эрона, приведенные в досье, абсолютно верны. Он
позволил ей великолепно подготовиться к этой встрече, обеспечил ей ту базу,
о которой все эти лощеные, одетые с иголочки юристы и мечтать не могли.
Она вновь с удивлением и недоумением вспомнила о том, что Эрон и Майкл
почему-то опасались ее недовольства, в то время как на самом деле они дали