– Почему я должен ждать?
– Да что с тобой сегодня, Брайан? Ты как с цепи сорвался. – Надья предприняла очередную попытку освободиться. – Иногда я думаю о том, что познакомилась с тобой на свою голову.
– А что же я могу сказать о тебе?
– Не знаю. Во всяком случае, если бы ты тогда не потащил меня в постель, ничего бы не было.
Я расхохотался.
– Если бы я не потащил тебя в постель, да? Ты так сказала? Смешно. Если уж кто-то и тащил кого-то в постель – так уж не я тебя, а ты меня. Я хорошо помню твои глаза. Тогда бы ты не отказалась даже от того, чтобы…
– О, знаю, знаю. – Надья раздосадованно махнула рукой. – Но твои глаза от моих не особо отличались.
Я взял со стола сигареты – Надья теперь сидела смирно и освободиться не пыталась.
– Тогда мне очень захотелось к тебе прикоснуться, – проговорила она. – Вроде бы нечаянно тронуть за руку. Поцеловать. Расстегнуть рубашку, может… Конечно, этот чёртов столик был твоим. Но я не смогла не подойти. Что же в тебе такого… другого? Я так и не смогла понять. Глаза? Жесты? Улыбка? Что-то ещё? – Она покачала головой. – Иногда я думаю о тебе посреди дня. Хотя мужчин у меня много – есть, о ком помечтать. В этом есть что-то плохое.
– Да, – согласился я. – От меня глупо ждать чего-то хорошего.
Надья наклонилась к моему уху.
– Вот именно это мне в тебе и понравилось, – шепнула она. – У меня ещё никогда не было мужчины, который сочетал бы в себе столько плохого. Чем больше в человеке тёмного, тем ярче его жизнь…
Появившийся Крис смущённо кашлянул и, оставив на столе бутылку коньяка, бокалы и крошечный серебряный ключик, направился к дверям.
– Включи что-то восточное, милый, – обратилась к нему Надья.
– Сию минуту, – почти по-военному ответил распорядитель.
– Неужели ты и с ним спишь? – поинтересовался я, когда мы остались одни.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответила Надья, поднимаясь. – Нет, к сожалению, я с ним не сплю. Тут это не принято. Ко всему прочему, он гей. А жаль!
Он очень приятный молодой человек, правда?
– Да, в нём определённо что-то есть.
– Что я слышу! Ты со мной соглашаешься? Тебе захотелось разнообразия, и в твоей копилке появился ещё один чудесный порок? – Она погладила меня по щеке. – Знаешь, я всегда мечтала посмотреть на то, как геи… ну, ты понимаешь. Только не в кино – а в реальной жизнь. Но они все такие стеснительные. Кто стал твоим первым мужчиной? Рэй, может?
– Хватит, Надья, меня сейчас стошнит. Я просто пошутил.
– Уф! Как скучно. Ненавижу эту вашу геебоязнь. – Надья взяла серебряный ключик и заперла дверь. – Вот так. Теперь мы можем заниматься всем, чем только захотим.
Это приятно звучит, правда?
– И очень интригующе.
– Разливай коньяк, дорогой. Я сейчас вернусь.
Надья отсутствовала минут пять – но я уже успел осушить свою рюмку (и наполнить её в очередной раз) и почти докурил очередную сигарету.
– Сейчас ты узнаешь, каково это – быть шейхом, для которого танцует его любимая жена, – сказала Надья и сделала пару шагов – пояс её юбки мелодично зазвенел.
Она очень любила восточную одежду – хотя то, что я видел на ней сейчас, одежду напоминало довольно-таки отдалённо. Уж слишком прозрачными и откровенными были ткани. Самой целомудренной вещью я мог назвать разве что паранджу.
Надья протянула мне руки.
– Хочешь присоединиться?
– Позже. Пока я понаблюдаю со стороны.
Я видел танец живота много раз. Наблюдал и за профессиональными танцовщицами, и за теми, кто только постигает азы мастерства. Но танец Надьи не походил ни на один из когда-либо увиденных мною. Она не танцевала – она говорила телом. Кто-то называет это высшей степенью понимания музыки – "танцевать и дышать в такт", кто-то говорит, что это – талант, но не более. Но такого танца я не видел ещё никогда.
Он действительно завораживал и увлекал – настолько, что через несколько минут я уже и думать забыл о главной цели своего визита. И, когда Надья снова протянула мне руки, я не стал сопротивляться, а поднялся и присоединился к ней.
– Жарко, – шепнула мне она в тот момент, когда нас разделял лишь шаг. – Ты не будешь против, если я немного разденусь?
– Думаю, ничего страшного не случится, – ответил я, осознавая, что голос в моей голове, до этого нудно твердивший: "Приятель, ты тут совсем не за этим!" говорит совсем другое: "Ну, если уж всё так получилось… почему бы и нет? Да неужели ты думал, что всё будет по-другому? Уж я-то тебя хорошо знаю". – Ты одета совсем немного… и немного раздеться не помешает. Тут действительно жарковато…
Мне удалось частично выбраться из плотного тумана гипнотических чар часа через полтора, а то и больше. Я, завернувшись в халат, сидела на диване, а Надья, которая так и не согласилась одеться ("тут до сих пор ужасно жарко") разместилась в кресле – на расстоянии вытянутой руки от меня.
– Щёлкни пальцами и скажи волшебное слово, – проговорил я, оглядывая кольца дыма под потолком.
– О чём ты? – рассмеялась Надья.
– О гипнозе.
– Мне удалось тебя загипнотизировать? Я польщена! Нет, пожалуй, я пока не буду щёлкать пальцами… а волшебным словом будет слово "секс". Ладно?
– Знаешь, я пришёл сюда для того, чтобы кое о чём с тобой поговорить.
Надья подняла с пола свою "одежду" и задумчиво потрепала лёгкую ткань.
– Только не надо этих лекций про наркотики, ладно, Брайан?
– Нет, наркотики тут не при чём. Просто я хочу, чтобы мы действительно поставили точку, Надья. Ты меня понимаешь? Нам тогда было очень хорошо. И теперь нам очень хорошо – но так дальше продолжаться не может. Вероятно, нам обоим хочется ухватиться за ускользающий момент. Но за этим моментом последует ещё один, потом – ещё… совершенно бессмысленная череда моментов. Она не принесёт нам ничего хорошего. Удовольствие от того, что мы делаем что-то запретное? Вероятно. Но… ведь в жизни есть что-то другое.
Надья пару секунд смотрела на то, как я наполняю пустые рюмки.
– Ты уже говорил это тогда, Брайан. Может, придумаешь что-то ещё?
– Наверное, нет. Скучно, да? Ничего нового.
– Знаешь, тогда я от тебя ни за что не ушла, если бы ты не искал во мне эту женщину.
Я сделал глоток – и вернул рюмку на стол, повернувшись к своей собеседнице.
– О да. Про эту женщину мы давно не говорили! Я знаю, ты любишь эту тему.
– Ты ищешь её во всех своих женщинах. Сознательно или же подсознательно.
Разочаровываешься, если не находишь. Радуешься, если у тебя получается убедить себя в том, что нашёл. Ты одинок не потому, что ты этого хочешь. Ты одинок потому, что не можешь найти в себе силы предпринять попытку оставить всё это.
Вырваться из дурацкого круга. Тебе уже не восемнадцать. Уже не двадцати три. Не успеешь оглянуться – и тебе будет тридцать. Сорок. И не молчи. Я знаю, что я права.
– Да. Именно потому, что ты права, мне хорошо в одиночестве.
Надья бросила на пол ткань, которую до этого сжимала в пальцах.
– Чёрт, Брайан. Сделай мне одолжение – катись отсюда, ладно? Я не хочу тебя видеть Я одевался в тишине – Надья сидела, повернувшись к окну, и взглядом меня так и не удостоила. Попрощался я тоже сам с собой, после чего покинул комнату и, немного поплутав в тёмных коридорах, нашёл-таки путь на улицу.
Домой ехать не хотелось. Я закурил, присел на капот и подумал о том, что сейчас увиденные мною "аппартаменты" оказались бы как нельзя кстати. Отличное место для того, чтобы пригласить совершенно незнакомую женщину – и расстаться после пары приятных часов…
На душе у меня было легко. Разумеется, если не считать неприятных (а в некоторые моменты – очень даже приятных) воспоминаний. Хотя думал я об этой женщине каждый вечер. Вспоминал её тогда, когда долгими ночами мучался от бессонницы.
Восстанавливал в памяти её образ, который помнил очень хорошо, до мелочей.
Помнил её глаза, один взгляд которых заставлял моё сердце биться вдвое, если не втрое чаще. Помнил её голос – его я узнал бы даже в шуме толпы. Помнил её походку, жесты. И улыбку. Плохую, пошлую… во всех этих воспоминаниях было что-то невероятно пошлое. Во многих смыслах. До сих пор я не мог осознать масштабы этой наглости. Вероятно, именно поэтому и не удивился, когда отец указал мне на дверь…
– Ты забыл куртку, – услышал я и обернулся.
Надья стояла в двух шагах от меня, кутаясь в плащ.
– Моя куртка на мне, – ответил я, снова поворачивая голову.
Она подошла ко мне.
– Послушай, я немного перегнула палку. Мне не следовало тебе этого говорить.
Извини, хорошо?
– Это всё? Я могу ехать домой?
Надья подняла голову и посмотрела на звёзды.
– На самом деле, я хотела, чтобы ты отвёз меня… я приехала на такси.
Я достал сотовый телефон.
– Сейчас я закажу тебе ещё одно.
– Нет, не надо. – Надья тронула мою руку. – Я хочу, чтобы меня отвёз ты.
– Ты ведь знаешь, нам не по пути.
– Тебе нравится унижать меня, да? Хорошо. Мне одиноко. И холодно. И я не хочу оставаться одна. Ты доволен?
Я бросила сигарету и методично растоптал её каблуком.
– Самое главное – то, что довольна ты. Мне очень понравилась твоя лекция.
– Но ведь я попросила прощения.
– Я слышал. Но разве я тебя просил?
Надья покачала головой и замерла, глядя на свои туфли.
– Этот образ тебе очень идёт, – проговорила она тихо. – Ты – сильный мужчина, а я всего-то маленькая слабая женщина, такая беззащитная, которая хочет тепла.
Очень мило и очень глупо.
Она спрятала пальцы в карман, будто желая что-то достать – и я тут же схватил её за руку.
– В чём дело? – недоуменно посмотрела на меня Надья.
– Отдай мне это.
– Ты уже успел порыться в моих карманах?
Надья отдала мне белый пакетик.
– Я уже говорил – тебе пора с этим заканчивать.
– Это так мило, что ты заботишься о моём здоровье. Я бы сказала – "господин Хороший Мальчик", если бы это не было такой наглой ложью… – Она обняла меня за плечи, поцеловала, оставив лёгкий привкус коньяка – и голова у меня опять закружилась. Будто бы не было ссор и разговоров. Нанизать на нить ещё одно мгновение. Только и всего. Неужели кто-то думал, что всё будет по-другому? – Хочешь посмотреть, что у меня под плащом?
– Может, мы вернёмся обратно? – предложил я. – Там очень приятная обстановка.
– Но зачем же? Ты помнишь, когда ты в последний раз занимался любовью на заднем сиденьи машины, милый? Это так романтично! – Надья одним ловким движением достала из кармана моей куртки пакетик, который меньше минуты назад покорно отдала. – А это мы поделим пополам. До или после – решать тебе. (Брайан) В воскресенье вечером мы с Маденой планировали пойти прогуляться, но у неё разболелась голова, и она решила лечь спать в восемь вечера, так как хотела проснуться здоровой и свежей. Но то ли она говорила не слишком убедительно, то ли нервы мои расшатались после всего, что произошло – я сказал (причём довольно-таки категоричным тоном), что ей следует говорить исключительно правду, даже если она решила провести приятный вечер с Надьёй. Мадена вздохнула и, предложив мне хорошенько отдохнуть (также с Надьёй), повесила трубку. Через несколько минут я перезвонил, извинился и осторожно сообщил, что в лечении головных болей я – настоящий профессионал, но извинения приняты не были.
– Наверное, у Надьи есть хорошие таблетки, – сказала мне Мадена и положила трубку во второй раз. Более того – отключила телефон.
Настроение у меня было совсем не подходящим для воскресного вечера. Вообще, мне хотелось рвать и метать – а ещё больше хотелось найти невинную жертву и выговориться. Причём высказать всё, что следует – не выбирая слова и не скупясь на выражения. Лучше было бы вдобавок ко всему разбить что-нибудь тяжёлое и покричать.
Но что-то подсказывало мне, что сейчас не стоит идти на поводу у своих чувств – а лучше попытаться успокоиться и сосредоточиться. И подумать о том, что же делать с той кашей, которую мы заварили.
Я сменил халат на джинсы и рубашку, достал из шкафа старый свитер, накинул пальто, взял шарф, положил в карман перчатки и сигареты – и отправился на прогулку. Как известно, глоток свежего воздуха практически всегда помогает привести мысли в порядок.
На улице было холодно, но ни дождя, ни ветра не наблюдалось. Я жестом поприветствовал своих соседей, после чего побрёл в неизвестном направлении, спрятав руки в карманы.
Да, всё действительно далеко зашло, если мы с Маденой ругаемся только при упоминании имени "Надья". Виноват в этом был, прежде всего, я – мне не следовало соглашаться на "продолжение" того ужина. И я мог не согласиться – но решил, что иногда можно позволить себе "что-то большее". Виноват был и Рэй – таких женщин, как Надья, нельзя держать на коротком поводке, но абсолютная тоже сводит их с ума. Виновата была и Надья, непонятно зачем сообщившая Мадене про наш с ней роман, а потом наговорила и наделала ещё миллион глупостей. А Мадена была виновата в том, что пошла у неё на поводу.
В общем, виноваты были все. И решать проблему следовало сообща. Вот только я понятия не имел о том, как это сделать. А поэтому нужно было рассказать обо всём Рэю. Причём с этим делом не затягивать.
От одной мысли об этом разговоре мне, мягко говоря, становилось не по себе.
Разумеется, надо рассказать всё – и ничего не скрывать. Может, Рэй не так уж сильно разозлится, узнав о том, что мы с Надьёй решили предаться ностальгии. Но после того, как я скажу ему: "А ещё мы с твоей женой нюхали кокаин. Да-да, у меня дома. Но ты не подумай – сначала она предложила проконсультировать меня насчёт любимых поз саудовского шейха, так что, в принципе, разговор о наркотиках зашёл позже. А потом… ну, так получилось, старик, сам понимаешь. А ещё мы очень хорошо провели время в закрытом клубе, где она танцевала для меня сначала танец живота, а потом стриптиз. А потом мы почти всю ночь занимались любовью на заднем сиденьи моей машины – и снова нюхали кокаин", то Рэй съест меня живьём, а потом с видом довольного жизнью гурмана выложит на тарелку мои кости.
Я остановился и вздохнул, понимая, что чувствует экзотическая рыба перед предстоящим визитом на сковородку, после чего снова пошёл вперёд – только немного ускорил шаг.
Думать о том, как отреагирует Рэй, было слишком поздно. Кроме того, в жизни нужно одинаково хорошо уметь и делать глупости, и отвечать за сделанное.
Мой карман совершенно неожиданно запищал – оказалось, что я по привычке взял сотовый телефон.
– Вот видишь, я оказалась права, – сказала Мадена.
– Права? В чём именно?
– В том, что твои россказни про лекарства от головной боли – просто блеф. Ты не дома, а развлекаешься с…
– Чёрт, Мадена. Машина в гараже! Ты же знаешь, что я никогда не оставляю её на улице на ночь! – И тут я снова остановился – теперь уже от недоумения. – Подожди-ка.
А где ты, собственно?
Мы пили чай на кухне. Я снова был в халате, а замёрзшая Мадена после неудачной попытки согреться под горячим душем просто дрожала от холода, и теперь сидела у меня на коленях, одев мой свитер (который ей был явно большеват). Её крошечный любимец расположился на столе – чай он, разумеется, не пил, а лакал молоко из специально купленного для него блюдца.
– Я не люблю, когда мы ссоримся, – сказала Мадена, сжимая в ладонях горячую чашку.
– Я тоже не люблю, – ответил я. – Не волнуйся, дорогая. Всё устроится, я обещаю.
А приезжать тебе не следовало – такси стоит денег. Ты могла позвонить – и я бы приехал.
– Да, я звонила – но на домашний телефон ты не отвечал. Зачем гулять в такой холод? Ты можешь простудиться.
– Если я заболею, ты будешь покупать мне растворяющийся в воде аспирин и читать вслух Джека Лондона?
Мадена рассмеялась и взяла у меня сигарету.
– А почему именно Джека Лондона?
– Мама всегда читала мне Джека Лондона, когда я болел. Она повязывала мне тёплый шарф, готовила куриный бульон, а потом выключала в комнате свет, оставив только ночник, и садилась на стул рядом с кроватью. И читала. Я думал о том, как это здорово, что герои Джека Лондона – там, в снегах, а я и мама тут, в тепле, в нашем доме. И засыпал.
– Как здорово, – сказала Мадена, склонив голову к моему плечу. – И всё же будет гораздо лучше, если ты не заболеешь.
Некоторое время мы сидели молча. Котёнок допил молоко и, ловко спрыгнув на стул, а потом – на пол, направился к своей корзинке. А через пять минут уже дремал, свернувшись клубочком под тёплым боком одной из кошек. Да и Мадена, похоже, уже засыпала – таблеток от головной боли я ей не дал, ограничившись успокоительными каплями с небольшим содержанием снотворного.
– Кажется, кому-то пора спать, – сказал я с улыбкой.
Мадена встрепенулась и посмотрела на меня глазами человека, который секунду назад сладко дремал.
– Спать? Брайан, мне надо домой… завтра на работу.
– И мне. Ну и что? Я тебя отвезу. Поднимайся наверх. Я закрою дверь.
Когда я вошёл в спальню, Мадена уже лежала под одеялом, свернувшись калачиком.
Мой свитер до сих пор был на ней – не сняла она и брюки. Только расплела волосы.
– Так и будешь спать в одежде? – поинтересовался я, тоже забираясь под одеяло.
Мадена пробормотала что-то невнятное и прижалась ко мне, повернувшись на другой бок. Я проверил, включён ли будильник и замер, лёжа на спине.
– Спокойной ночи, милый, – сказала мне Мадена.
– Я хочу, чтобы ты жила со мной, слышишь? – вполголоса проговорил я. – Правда, ты вряд ли согласишься меня терпеть.
– А вот и соглашусь, – ответила она. – И чтобы ты знал – я тоже хочу жить с тобой. Но… как ты там говорил? Давай обсудим это не сейчас, а завтра…
Настроиться на разговор с Рэем у меня не получалось довольно долго. Я с мечтательной улыбкой представлял себе, как в пятницу буду помогать Мадене собирать вещи, как мы привезём их в её новый дом (то есть, в мой дом). Думал о том, как она будет их раскладывать: брюки – на верхней полке шкафа, рубашки – на плечиках, обувь – в коробках под кроватью, косметика – в ванной комнате (хорошо, что их в доме было две – иначе бы мои вещи там просто не поместились бы). Я сказал Мадене, что она может распоряжаться спальней для гостей так, как хочет – он на эти слова она отреагировала насмешливым фырканьем, заявив, что займёт только шкаф, стол и книжные полки. После этого я переключился на вечер пятницы – следовало подумать о том, как отметить это своеобразное новоселье. Разумеется, никаких ресторанов – в ресторанах новоселье не отмечают. Надо приготовить ужин.
Причём совершенно особенный ужин. И будет ещё лучше, если мы приготовим его вдвоём.
Господин Брайан Который Был Совсем Другим Брайаном Два Месяца Назад бросил тщетные попытки вернуть мне разум и теперь только печально вздыхал где-то глубоко-глубоко, окончательно убедившись в том, что лекарства от моей болезни ещё не придумали.
Очнулся я только тогда, когда вошёл в лифт и налетел на полковника. Моя начальница держала в руках папку с документами, которые, разумеется, тут же разлетелись по всем углам.
– Извини, ради Бога, – сказал я и принялся собирать бумаги.
– Доброе утро, Брайан, – проговорила полковник, внимательно меня оглядев. – Твоя женщина завязала тебе галстук? Это так по-семейному.
Галстук мне действительно завязывала Мадена. Я в недоумении посмотрел на своё отражение в одной из зеркальных стен лифта – и понял, почему полковник сделала такой вывод. Обычно я пользовался другим узлом.
– Я оценил твою наблюдательность, – произнёс я, поднимаясь.
– Вот только помада на твоём воротничке смотрится не очень хорошо. Особенно если учесть, что ты сидишь рядом со мной и всегда находишься в центре внимания. Твои коллеги узнают очередную драгоценную подробность: твоя женщина – брюнетка.
– Почему ты так решила?
– Такой тон любят именно темноволосые женщины.
Стоит только добавить "элементарно, Ватсон", подумал я с досадой, возвращая полковнику папку.
– На самом деле, я недавно видела вас в городе вдвоём, – продолжила она. – Не люблю повторяться – но у тебя отличный вкус. Вы уже живёте вместе?
– Нет, но мы об этом подумываем.
– Приятно слышать. Может, на нашу с Ником свадьбу вы придёте уже будучи мужем и женой?
В офис Рэя я вошёл без стука. Можно даже сказать, влетел. От неожиданности он чуть не расплескал кофе на черновик отчёта о командировке.
– Чёрт, Брайан, ты что, с ума сошёл? – спросил Рэй, сурово нахмурившись. – И после этого ты говоришь мне, что я должен ходить степенно, потому что я – твой консультант?
– Одевайся, Рэй. Мы едем завтракать.
Он удивлённо вскинул бровь.
– Но… но я не голоден!
– Это не имеет значения. Одевайся – и пойдём. Я хочу с тобой поговорить.
Рэй одел пальто, после чего замер с шарфом в руках.
– Что-то случилось, Брайан? Ты лучше скажи мне сейчас, чтобы это меня потом не шокировало, хорошо? У тебя странное лицо. Кто-то умер? Ты заболел? Что-то случилось с отцом? Мадена беременна? Ну, что ты молчишь, отвечай!
– Одевайся, Рэй, – повторил я в очередной раз. – Мы поговорим за завтраком.
Люди, наслаждавшиеся умиротворённой обстановкой простенького и дешёвого кафе, недоуменно воззрились на двух мужчин в дорогих деловых костюмах и туфлях из хорошей кожи. По всей видимости, такие гости тут были большой редкостью.
Мы сели у окна, и Рэй принялся изучать меню.
– Возьму яичницу с беконом, – сказал он. – Я проголодался от твоих недоговорок.
Присоединишься?
– Ты ведь прекрасно знаешь, что я ненавижу яйца. Яичницу с беконом, небольшой кусок творожного пирога и две чашки чёрного кофе: сладкий и вообще без сахара, – сказал я официантке.
– Ну, говори, – поторопил меня Рэй.
– Слушай меня внимательно. Не перебивай. И не нервничай.
Рэй никогда не злился по-настоящему. Разумеется, он любил грешным делом немного вспылить, а иногда и ругался, причём так, что женщины затыкали уши. Но он ни разу не злился так, как я – от души. "Всегда тебе поражаюсь", говорил он. "В критической ситуации ты спокоен, как стадо слонов, и рассуждаешь здраво. Зато в обычной жизни из-за глупостей можешь просто позеленеть от злости".
Сегодня я понял, что может злиться и Рэй. Если мои глаза в моменты раздражения становились светло-зелёными, то его глаза из тёмно-синих превратились в стальные.
Рэй не пытался меня перебивать – он слушал молча, внимательно наблюдая за выражением моего лица.
– Так, – сказал он в конце. – Так. Давай-ка проверим, правильно ли я тебя понял.
Ты нюхаешь кокаин. И ты спишь с моей женой. А моя жена спит с твоей женщиной.
Так? Всё верно, Брайан?
– Говори немного потише. Другим совсем не обязательно это слышать.
– Ах, потише? Потише?! Я тебе сейчас покажу, что такое потише! Вот, значит, чем занимается эта шлюха, пока её муж разъезжает по командировкам?! А ты ей потакаешь! Вместо того, чтобы сказать, что она неправа! А кокаин! Ты хоть понимаешь, до чего докатился, Брайан?! А, может, вы уже пробовали втроём?!
– Ещё одно слово – и я взорвусь. Давай успокоимся.
Посетители недовольно зашикали на нарушителей спокойствия.
Рэй бросил салфетку на стол и, тяжело вздохнув, потёр пальцами щёку.
– Ну, каково это – спать с моей женой, Брайан? Держу пари, за все эти годы она набралась опыта!
– Если ты не прекратишь это, то я поднимусь и уйду. Мы тут не для того, чтобы закатывать истерику. А я вижу, что ты к этому близок.
– Я оторву тебе голову. Обещаю.
– Как скажешь, будь по-твоему. Но только после того, как мы всё обсудим и примем решение.
Рэй похлопал по карманам брюк в поисках сигарет, проверил, нет ли пачки в карманах плаща, после чего снова вздохнул, но теперь уже обречённо.
– Угости меня сигаретой, пожалуйста.
– Возьми. Ты не видишь? Пачка на столе.
Я уже давно расправился с творожным пирогом (кусочек был слишком маленьким, а пирог – слишком вкусным) и теперь молча наблюдал за тем, как мой сосед по столу задумчиво пускает в потолок кольца дыма. Рэй немного успокоился, и это было заметно. Теперь он пытался осознать масштабы всех совершённых глупостей.
– Вы идиот, сэр, – сообщил он мне устало. – Причём полный идиот.
– Совершенно верно. Именно поэтому мы сидим тут вместе, сэр, – в тон ему ответил я. – Вероятно, вы окажетесь умнее меня и сможете предложить хотя бы один вариант решения проблемы.
Рэй снова замолчал, и на его лице появилась сосредоточенное выражение. Это будет посложнее арабо-израильского конфликта, подумал я, ведь там всего-то две стороны.
И не удержался от смеха.
– Что такое? – поднял голову Рэй.
– Что вы думаете по поводу плана "Дорожная карта", сэр? – спросил я.
– Ты читаешь мои мысли?
Я поспешно проглотил кофе и рассмеялся.
– Читаю твои мысли?
– Ну да. Правда, я думал об одностороннем отступлении израильских войск из Ливана в 2000 году – но ведь это одно и то же. По сути дела. Ведь так, господин Аналитик?
– Да, что-то в этом есть. Ты собираешься отступить из Ливана или отдать территории?
– И то, и другое. Я передам тебе суть плана в общих чертах. А детали обдумаю сам.
Позже.
Я выслушал Рэя и покачал головой.
– Это поможет только в том случае, если ты что-то скажешь, Рэй.
– Не волнуйся. Скажу. – И на его лица снова появилась тень сосредоточенности. – Я давно должен был это сказать.
– Да что с тобой сегодня, Брайан? Ты как с цепи сорвался. – Надья предприняла очередную попытку освободиться. – Иногда я думаю о том, что познакомилась с тобой на свою голову.
– А что же я могу сказать о тебе?
– Не знаю. Во всяком случае, если бы ты тогда не потащил меня в постель, ничего бы не было.
Я расхохотался.
– Если бы я не потащил тебя в постель, да? Ты так сказала? Смешно. Если уж кто-то и тащил кого-то в постель – так уж не я тебя, а ты меня. Я хорошо помню твои глаза. Тогда бы ты не отказалась даже от того, чтобы…
– О, знаю, знаю. – Надья раздосадованно махнула рукой. – Но твои глаза от моих не особо отличались.
Я взял со стола сигареты – Надья теперь сидела смирно и освободиться не пыталась.
– Тогда мне очень захотелось к тебе прикоснуться, – проговорила она. – Вроде бы нечаянно тронуть за руку. Поцеловать. Расстегнуть рубашку, может… Конечно, этот чёртов столик был твоим. Но я не смогла не подойти. Что же в тебе такого… другого? Я так и не смогла понять. Глаза? Жесты? Улыбка? Что-то ещё? – Она покачала головой. – Иногда я думаю о тебе посреди дня. Хотя мужчин у меня много – есть, о ком помечтать. В этом есть что-то плохое.
– Да, – согласился я. – От меня глупо ждать чего-то хорошего.
Надья наклонилась к моему уху.
– Вот именно это мне в тебе и понравилось, – шепнула она. – У меня ещё никогда не было мужчины, который сочетал бы в себе столько плохого. Чем больше в человеке тёмного, тем ярче его жизнь…
Появившийся Крис смущённо кашлянул и, оставив на столе бутылку коньяка, бокалы и крошечный серебряный ключик, направился к дверям.
– Включи что-то восточное, милый, – обратилась к нему Надья.
– Сию минуту, – почти по-военному ответил распорядитель.
– Неужели ты и с ним спишь? – поинтересовался я, когда мы остались одни.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – ответила Надья, поднимаясь. – Нет, к сожалению, я с ним не сплю. Тут это не принято. Ко всему прочему, он гей. А жаль!
Он очень приятный молодой человек, правда?
– Да, в нём определённо что-то есть.
– Что я слышу! Ты со мной соглашаешься? Тебе захотелось разнообразия, и в твоей копилке появился ещё один чудесный порок? – Она погладила меня по щеке. – Знаешь, я всегда мечтала посмотреть на то, как геи… ну, ты понимаешь. Только не в кино – а в реальной жизнь. Но они все такие стеснительные. Кто стал твоим первым мужчиной? Рэй, может?
– Хватит, Надья, меня сейчас стошнит. Я просто пошутил.
– Уф! Как скучно. Ненавижу эту вашу геебоязнь. – Надья взяла серебряный ключик и заперла дверь. – Вот так. Теперь мы можем заниматься всем, чем только захотим.
Это приятно звучит, правда?
– И очень интригующе.
– Разливай коньяк, дорогой. Я сейчас вернусь.
Надья отсутствовала минут пять – но я уже успел осушить свою рюмку (и наполнить её в очередной раз) и почти докурил очередную сигарету.
– Сейчас ты узнаешь, каково это – быть шейхом, для которого танцует его любимая жена, – сказала Надья и сделала пару шагов – пояс её юбки мелодично зазвенел.
Она очень любила восточную одежду – хотя то, что я видел на ней сейчас, одежду напоминало довольно-таки отдалённо. Уж слишком прозрачными и откровенными были ткани. Самой целомудренной вещью я мог назвать разве что паранджу.
Надья протянула мне руки.
– Хочешь присоединиться?
– Позже. Пока я понаблюдаю со стороны.
Я видел танец живота много раз. Наблюдал и за профессиональными танцовщицами, и за теми, кто только постигает азы мастерства. Но танец Надьи не походил ни на один из когда-либо увиденных мною. Она не танцевала – она говорила телом. Кто-то называет это высшей степенью понимания музыки – "танцевать и дышать в такт", кто-то говорит, что это – талант, но не более. Но такого танца я не видел ещё никогда.
Он действительно завораживал и увлекал – настолько, что через несколько минут я уже и думать забыл о главной цели своего визита. И, когда Надья снова протянула мне руки, я не стал сопротивляться, а поднялся и присоединился к ней.
– Жарко, – шепнула мне она в тот момент, когда нас разделял лишь шаг. – Ты не будешь против, если я немного разденусь?
– Думаю, ничего страшного не случится, – ответил я, осознавая, что голос в моей голове, до этого нудно твердивший: "Приятель, ты тут совсем не за этим!" говорит совсем другое: "Ну, если уж всё так получилось… почему бы и нет? Да неужели ты думал, что всё будет по-другому? Уж я-то тебя хорошо знаю". – Ты одета совсем немного… и немного раздеться не помешает. Тут действительно жарковато…
Мне удалось частично выбраться из плотного тумана гипнотических чар часа через полтора, а то и больше. Я, завернувшись в халат, сидела на диване, а Надья, которая так и не согласилась одеться ("тут до сих пор ужасно жарко") разместилась в кресле – на расстоянии вытянутой руки от меня.
– Щёлкни пальцами и скажи волшебное слово, – проговорил я, оглядывая кольца дыма под потолком.
– О чём ты? – рассмеялась Надья.
– О гипнозе.
– Мне удалось тебя загипнотизировать? Я польщена! Нет, пожалуй, я пока не буду щёлкать пальцами… а волшебным словом будет слово "секс". Ладно?
– Знаешь, я пришёл сюда для того, чтобы кое о чём с тобой поговорить.
Надья подняла с пола свою "одежду" и задумчиво потрепала лёгкую ткань.
– Только не надо этих лекций про наркотики, ладно, Брайан?
– Нет, наркотики тут не при чём. Просто я хочу, чтобы мы действительно поставили точку, Надья. Ты меня понимаешь? Нам тогда было очень хорошо. И теперь нам очень хорошо – но так дальше продолжаться не может. Вероятно, нам обоим хочется ухватиться за ускользающий момент. Но за этим моментом последует ещё один, потом – ещё… совершенно бессмысленная череда моментов. Она не принесёт нам ничего хорошего. Удовольствие от того, что мы делаем что-то запретное? Вероятно. Но… ведь в жизни есть что-то другое.
Надья пару секунд смотрела на то, как я наполняю пустые рюмки.
– Ты уже говорил это тогда, Брайан. Может, придумаешь что-то ещё?
– Наверное, нет. Скучно, да? Ничего нового.
– Знаешь, тогда я от тебя ни за что не ушла, если бы ты не искал во мне эту женщину.
Я сделал глоток – и вернул рюмку на стол, повернувшись к своей собеседнице.
– О да. Про эту женщину мы давно не говорили! Я знаю, ты любишь эту тему.
– Ты ищешь её во всех своих женщинах. Сознательно или же подсознательно.
Разочаровываешься, если не находишь. Радуешься, если у тебя получается убедить себя в том, что нашёл. Ты одинок не потому, что ты этого хочешь. Ты одинок потому, что не можешь найти в себе силы предпринять попытку оставить всё это.
Вырваться из дурацкого круга. Тебе уже не восемнадцать. Уже не двадцати три. Не успеешь оглянуться – и тебе будет тридцать. Сорок. И не молчи. Я знаю, что я права.
– Да. Именно потому, что ты права, мне хорошо в одиночестве.
Надья бросила на пол ткань, которую до этого сжимала в пальцах.
– Чёрт, Брайан. Сделай мне одолжение – катись отсюда, ладно? Я не хочу тебя видеть Я одевался в тишине – Надья сидела, повернувшись к окну, и взглядом меня так и не удостоила. Попрощался я тоже сам с собой, после чего покинул комнату и, немного поплутав в тёмных коридорах, нашёл-таки путь на улицу.
Домой ехать не хотелось. Я закурил, присел на капот и подумал о том, что сейчас увиденные мною "аппартаменты" оказались бы как нельзя кстати. Отличное место для того, чтобы пригласить совершенно незнакомую женщину – и расстаться после пары приятных часов…
На душе у меня было легко. Разумеется, если не считать неприятных (а в некоторые моменты – очень даже приятных) воспоминаний. Хотя думал я об этой женщине каждый вечер. Вспоминал её тогда, когда долгими ночами мучался от бессонницы.
Восстанавливал в памяти её образ, который помнил очень хорошо, до мелочей.
Помнил её глаза, один взгляд которых заставлял моё сердце биться вдвое, если не втрое чаще. Помнил её голос – его я узнал бы даже в шуме толпы. Помнил её походку, жесты. И улыбку. Плохую, пошлую… во всех этих воспоминаниях было что-то невероятно пошлое. Во многих смыслах. До сих пор я не мог осознать масштабы этой наглости. Вероятно, именно поэтому и не удивился, когда отец указал мне на дверь…
– Ты забыл куртку, – услышал я и обернулся.
Надья стояла в двух шагах от меня, кутаясь в плащ.
– Моя куртка на мне, – ответил я, снова поворачивая голову.
Она подошла ко мне.
– Послушай, я немного перегнула палку. Мне не следовало тебе этого говорить.
Извини, хорошо?
– Это всё? Я могу ехать домой?
Надья подняла голову и посмотрела на звёзды.
– На самом деле, я хотела, чтобы ты отвёз меня… я приехала на такси.
Я достал сотовый телефон.
– Сейчас я закажу тебе ещё одно.
– Нет, не надо. – Надья тронула мою руку. – Я хочу, чтобы меня отвёз ты.
– Ты ведь знаешь, нам не по пути.
– Тебе нравится унижать меня, да? Хорошо. Мне одиноко. И холодно. И я не хочу оставаться одна. Ты доволен?
Я бросила сигарету и методично растоптал её каблуком.
– Самое главное – то, что довольна ты. Мне очень понравилась твоя лекция.
– Но ведь я попросила прощения.
– Я слышал. Но разве я тебя просил?
Надья покачала головой и замерла, глядя на свои туфли.
– Этот образ тебе очень идёт, – проговорила она тихо. – Ты – сильный мужчина, а я всего-то маленькая слабая женщина, такая беззащитная, которая хочет тепла.
Очень мило и очень глупо.
Она спрятала пальцы в карман, будто желая что-то достать – и я тут же схватил её за руку.
– В чём дело? – недоуменно посмотрела на меня Надья.
– Отдай мне это.
– Ты уже успел порыться в моих карманах?
Надья отдала мне белый пакетик.
– Я уже говорил – тебе пора с этим заканчивать.
– Это так мило, что ты заботишься о моём здоровье. Я бы сказала – "господин Хороший Мальчик", если бы это не было такой наглой ложью… – Она обняла меня за плечи, поцеловала, оставив лёгкий привкус коньяка – и голова у меня опять закружилась. Будто бы не было ссор и разговоров. Нанизать на нить ещё одно мгновение. Только и всего. Неужели кто-то думал, что всё будет по-другому? – Хочешь посмотреть, что у меня под плащом?
– Может, мы вернёмся обратно? – предложил я. – Там очень приятная обстановка.
– Но зачем же? Ты помнишь, когда ты в последний раз занимался любовью на заднем сиденьи машины, милый? Это так романтично! – Надья одним ловким движением достала из кармана моей куртки пакетик, который меньше минуты назад покорно отдала. – А это мы поделим пополам. До или после – решать тебе. (Брайан) В воскресенье вечером мы с Маденой планировали пойти прогуляться, но у неё разболелась голова, и она решила лечь спать в восемь вечера, так как хотела проснуться здоровой и свежей. Но то ли она говорила не слишком убедительно, то ли нервы мои расшатались после всего, что произошло – я сказал (причём довольно-таки категоричным тоном), что ей следует говорить исключительно правду, даже если она решила провести приятный вечер с Надьёй. Мадена вздохнула и, предложив мне хорошенько отдохнуть (также с Надьёй), повесила трубку. Через несколько минут я перезвонил, извинился и осторожно сообщил, что в лечении головных болей я – настоящий профессионал, но извинения приняты не были.
– Наверное, у Надьи есть хорошие таблетки, – сказала мне Мадена и положила трубку во второй раз. Более того – отключила телефон.
Настроение у меня было совсем не подходящим для воскресного вечера. Вообще, мне хотелось рвать и метать – а ещё больше хотелось найти невинную жертву и выговориться. Причём высказать всё, что следует – не выбирая слова и не скупясь на выражения. Лучше было бы вдобавок ко всему разбить что-нибудь тяжёлое и покричать.
Но что-то подсказывало мне, что сейчас не стоит идти на поводу у своих чувств – а лучше попытаться успокоиться и сосредоточиться. И подумать о том, что же делать с той кашей, которую мы заварили.
Я сменил халат на джинсы и рубашку, достал из шкафа старый свитер, накинул пальто, взял шарф, положил в карман перчатки и сигареты – и отправился на прогулку. Как известно, глоток свежего воздуха практически всегда помогает привести мысли в порядок.
На улице было холодно, но ни дождя, ни ветра не наблюдалось. Я жестом поприветствовал своих соседей, после чего побрёл в неизвестном направлении, спрятав руки в карманы.
Да, всё действительно далеко зашло, если мы с Маденой ругаемся только при упоминании имени "Надья". Виноват в этом был, прежде всего, я – мне не следовало соглашаться на "продолжение" того ужина. И я мог не согласиться – но решил, что иногда можно позволить себе "что-то большее". Виноват был и Рэй – таких женщин, как Надья, нельзя держать на коротком поводке, но абсолютная тоже сводит их с ума. Виновата была и Надья, непонятно зачем сообщившая Мадене про наш с ней роман, а потом наговорила и наделала ещё миллион глупостей. А Мадена была виновата в том, что пошла у неё на поводу.
В общем, виноваты были все. И решать проблему следовало сообща. Вот только я понятия не имел о том, как это сделать. А поэтому нужно было рассказать обо всём Рэю. Причём с этим делом не затягивать.
От одной мысли об этом разговоре мне, мягко говоря, становилось не по себе.
Разумеется, надо рассказать всё – и ничего не скрывать. Может, Рэй не так уж сильно разозлится, узнав о том, что мы с Надьёй решили предаться ностальгии. Но после того, как я скажу ему: "А ещё мы с твоей женой нюхали кокаин. Да-да, у меня дома. Но ты не подумай – сначала она предложила проконсультировать меня насчёт любимых поз саудовского шейха, так что, в принципе, разговор о наркотиках зашёл позже. А потом… ну, так получилось, старик, сам понимаешь. А ещё мы очень хорошо провели время в закрытом клубе, где она танцевала для меня сначала танец живота, а потом стриптиз. А потом мы почти всю ночь занимались любовью на заднем сиденьи моей машины – и снова нюхали кокаин", то Рэй съест меня живьём, а потом с видом довольного жизнью гурмана выложит на тарелку мои кости.
Я остановился и вздохнул, понимая, что чувствует экзотическая рыба перед предстоящим визитом на сковородку, после чего снова пошёл вперёд – только немного ускорил шаг.
Думать о том, как отреагирует Рэй, было слишком поздно. Кроме того, в жизни нужно одинаково хорошо уметь и делать глупости, и отвечать за сделанное.
Мой карман совершенно неожиданно запищал – оказалось, что я по привычке взял сотовый телефон.
– Вот видишь, я оказалась права, – сказала Мадена.
– Права? В чём именно?
– В том, что твои россказни про лекарства от головной боли – просто блеф. Ты не дома, а развлекаешься с…
– Чёрт, Мадена. Машина в гараже! Ты же знаешь, что я никогда не оставляю её на улице на ночь! – И тут я снова остановился – теперь уже от недоумения. – Подожди-ка.
А где ты, собственно?
Мы пили чай на кухне. Я снова был в халате, а замёрзшая Мадена после неудачной попытки согреться под горячим душем просто дрожала от холода, и теперь сидела у меня на коленях, одев мой свитер (который ей был явно большеват). Её крошечный любимец расположился на столе – чай он, разумеется, не пил, а лакал молоко из специально купленного для него блюдца.
– Я не люблю, когда мы ссоримся, – сказала Мадена, сжимая в ладонях горячую чашку.
– Я тоже не люблю, – ответил я. – Не волнуйся, дорогая. Всё устроится, я обещаю.
А приезжать тебе не следовало – такси стоит денег. Ты могла позвонить – и я бы приехал.
– Да, я звонила – но на домашний телефон ты не отвечал. Зачем гулять в такой холод? Ты можешь простудиться.
– Если я заболею, ты будешь покупать мне растворяющийся в воде аспирин и читать вслух Джека Лондона?
Мадена рассмеялась и взяла у меня сигарету.
– А почему именно Джека Лондона?
– Мама всегда читала мне Джека Лондона, когда я болел. Она повязывала мне тёплый шарф, готовила куриный бульон, а потом выключала в комнате свет, оставив только ночник, и садилась на стул рядом с кроватью. И читала. Я думал о том, как это здорово, что герои Джека Лондона – там, в снегах, а я и мама тут, в тепле, в нашем доме. И засыпал.
– Как здорово, – сказала Мадена, склонив голову к моему плечу. – И всё же будет гораздо лучше, если ты не заболеешь.
Некоторое время мы сидели молча. Котёнок допил молоко и, ловко спрыгнув на стул, а потом – на пол, направился к своей корзинке. А через пять минут уже дремал, свернувшись клубочком под тёплым боком одной из кошек. Да и Мадена, похоже, уже засыпала – таблеток от головной боли я ей не дал, ограничившись успокоительными каплями с небольшим содержанием снотворного.
– Кажется, кому-то пора спать, – сказал я с улыбкой.
Мадена встрепенулась и посмотрела на меня глазами человека, который секунду назад сладко дремал.
– Спать? Брайан, мне надо домой… завтра на работу.
– И мне. Ну и что? Я тебя отвезу. Поднимайся наверх. Я закрою дверь.
Когда я вошёл в спальню, Мадена уже лежала под одеялом, свернувшись калачиком.
Мой свитер до сих пор был на ней – не сняла она и брюки. Только расплела волосы.
– Так и будешь спать в одежде? – поинтересовался я, тоже забираясь под одеяло.
Мадена пробормотала что-то невнятное и прижалась ко мне, повернувшись на другой бок. Я проверил, включён ли будильник и замер, лёжа на спине.
– Спокойной ночи, милый, – сказала мне Мадена.
– Я хочу, чтобы ты жила со мной, слышишь? – вполголоса проговорил я. – Правда, ты вряд ли согласишься меня терпеть.
– А вот и соглашусь, – ответила она. – И чтобы ты знал – я тоже хочу жить с тобой. Но… как ты там говорил? Давай обсудим это не сейчас, а завтра…
Настроиться на разговор с Рэем у меня не получалось довольно долго. Я с мечтательной улыбкой представлял себе, как в пятницу буду помогать Мадене собирать вещи, как мы привезём их в её новый дом (то есть, в мой дом). Думал о том, как она будет их раскладывать: брюки – на верхней полке шкафа, рубашки – на плечиках, обувь – в коробках под кроватью, косметика – в ванной комнате (хорошо, что их в доме было две – иначе бы мои вещи там просто не поместились бы). Я сказал Мадене, что она может распоряжаться спальней для гостей так, как хочет – он на эти слова она отреагировала насмешливым фырканьем, заявив, что займёт только шкаф, стол и книжные полки. После этого я переключился на вечер пятницы – следовало подумать о том, как отметить это своеобразное новоселье. Разумеется, никаких ресторанов – в ресторанах новоселье не отмечают. Надо приготовить ужин.
Причём совершенно особенный ужин. И будет ещё лучше, если мы приготовим его вдвоём.
Господин Брайан Который Был Совсем Другим Брайаном Два Месяца Назад бросил тщетные попытки вернуть мне разум и теперь только печально вздыхал где-то глубоко-глубоко, окончательно убедившись в том, что лекарства от моей болезни ещё не придумали.
Очнулся я только тогда, когда вошёл в лифт и налетел на полковника. Моя начальница держала в руках папку с документами, которые, разумеется, тут же разлетелись по всем углам.
– Извини, ради Бога, – сказал я и принялся собирать бумаги.
– Доброе утро, Брайан, – проговорила полковник, внимательно меня оглядев. – Твоя женщина завязала тебе галстук? Это так по-семейному.
Галстук мне действительно завязывала Мадена. Я в недоумении посмотрел на своё отражение в одной из зеркальных стен лифта – и понял, почему полковник сделала такой вывод. Обычно я пользовался другим узлом.
– Я оценил твою наблюдательность, – произнёс я, поднимаясь.
– Вот только помада на твоём воротничке смотрится не очень хорошо. Особенно если учесть, что ты сидишь рядом со мной и всегда находишься в центре внимания. Твои коллеги узнают очередную драгоценную подробность: твоя женщина – брюнетка.
– Почему ты так решила?
– Такой тон любят именно темноволосые женщины.
Стоит только добавить "элементарно, Ватсон", подумал я с досадой, возвращая полковнику папку.
– На самом деле, я недавно видела вас в городе вдвоём, – продолжила она. – Не люблю повторяться – но у тебя отличный вкус. Вы уже живёте вместе?
– Нет, но мы об этом подумываем.
– Приятно слышать. Может, на нашу с Ником свадьбу вы придёте уже будучи мужем и женой?
В офис Рэя я вошёл без стука. Можно даже сказать, влетел. От неожиданности он чуть не расплескал кофе на черновик отчёта о командировке.
– Чёрт, Брайан, ты что, с ума сошёл? – спросил Рэй, сурово нахмурившись. – И после этого ты говоришь мне, что я должен ходить степенно, потому что я – твой консультант?
– Одевайся, Рэй. Мы едем завтракать.
Он удивлённо вскинул бровь.
– Но… но я не голоден!
– Это не имеет значения. Одевайся – и пойдём. Я хочу с тобой поговорить.
Рэй одел пальто, после чего замер с шарфом в руках.
– Что-то случилось, Брайан? Ты лучше скажи мне сейчас, чтобы это меня потом не шокировало, хорошо? У тебя странное лицо. Кто-то умер? Ты заболел? Что-то случилось с отцом? Мадена беременна? Ну, что ты молчишь, отвечай!
– Одевайся, Рэй, – повторил я в очередной раз. – Мы поговорим за завтраком.
Люди, наслаждавшиеся умиротворённой обстановкой простенького и дешёвого кафе, недоуменно воззрились на двух мужчин в дорогих деловых костюмах и туфлях из хорошей кожи. По всей видимости, такие гости тут были большой редкостью.
Мы сели у окна, и Рэй принялся изучать меню.
– Возьму яичницу с беконом, – сказал он. – Я проголодался от твоих недоговорок.
Присоединишься?
– Ты ведь прекрасно знаешь, что я ненавижу яйца. Яичницу с беконом, небольшой кусок творожного пирога и две чашки чёрного кофе: сладкий и вообще без сахара, – сказал я официантке.
– Ну, говори, – поторопил меня Рэй.
– Слушай меня внимательно. Не перебивай. И не нервничай.
Рэй никогда не злился по-настоящему. Разумеется, он любил грешным делом немного вспылить, а иногда и ругался, причём так, что женщины затыкали уши. Но он ни разу не злился так, как я – от души. "Всегда тебе поражаюсь", говорил он. "В критической ситуации ты спокоен, как стадо слонов, и рассуждаешь здраво. Зато в обычной жизни из-за глупостей можешь просто позеленеть от злости".
Сегодня я понял, что может злиться и Рэй. Если мои глаза в моменты раздражения становились светло-зелёными, то его глаза из тёмно-синих превратились в стальные.
Рэй не пытался меня перебивать – он слушал молча, внимательно наблюдая за выражением моего лица.
– Так, – сказал он в конце. – Так. Давай-ка проверим, правильно ли я тебя понял.
Ты нюхаешь кокаин. И ты спишь с моей женой. А моя жена спит с твоей женщиной.
Так? Всё верно, Брайан?
– Говори немного потише. Другим совсем не обязательно это слышать.
– Ах, потише? Потише?! Я тебе сейчас покажу, что такое потише! Вот, значит, чем занимается эта шлюха, пока её муж разъезжает по командировкам?! А ты ей потакаешь! Вместо того, чтобы сказать, что она неправа! А кокаин! Ты хоть понимаешь, до чего докатился, Брайан?! А, может, вы уже пробовали втроём?!
– Ещё одно слово – и я взорвусь. Давай успокоимся.
Посетители недовольно зашикали на нарушителей спокойствия.
Рэй бросил салфетку на стол и, тяжело вздохнув, потёр пальцами щёку.
– Ну, каково это – спать с моей женой, Брайан? Держу пари, за все эти годы она набралась опыта!
– Если ты не прекратишь это, то я поднимусь и уйду. Мы тут не для того, чтобы закатывать истерику. А я вижу, что ты к этому близок.
– Я оторву тебе голову. Обещаю.
– Как скажешь, будь по-твоему. Но только после того, как мы всё обсудим и примем решение.
Рэй похлопал по карманам брюк в поисках сигарет, проверил, нет ли пачки в карманах плаща, после чего снова вздохнул, но теперь уже обречённо.
– Угости меня сигаретой, пожалуйста.
– Возьми. Ты не видишь? Пачка на столе.
Я уже давно расправился с творожным пирогом (кусочек был слишком маленьким, а пирог – слишком вкусным) и теперь молча наблюдал за тем, как мой сосед по столу задумчиво пускает в потолок кольца дыма. Рэй немного успокоился, и это было заметно. Теперь он пытался осознать масштабы всех совершённых глупостей.
– Вы идиот, сэр, – сообщил он мне устало. – Причём полный идиот.
– Совершенно верно. Именно поэтому мы сидим тут вместе, сэр, – в тон ему ответил я. – Вероятно, вы окажетесь умнее меня и сможете предложить хотя бы один вариант решения проблемы.
Рэй снова замолчал, и на его лице появилась сосредоточенное выражение. Это будет посложнее арабо-израильского конфликта, подумал я, ведь там всего-то две стороны.
И не удержался от смеха.
– Что такое? – поднял голову Рэй.
– Что вы думаете по поводу плана "Дорожная карта", сэр? – спросил я.
– Ты читаешь мои мысли?
Я поспешно проглотил кофе и рассмеялся.
– Читаю твои мысли?
– Ну да. Правда, я думал об одностороннем отступлении израильских войск из Ливана в 2000 году – но ведь это одно и то же. По сути дела. Ведь так, господин Аналитик?
– Да, что-то в этом есть. Ты собираешься отступить из Ливана или отдать территории?
– И то, и другое. Я передам тебе суть плана в общих чертах. А детали обдумаю сам.
Позже.
Я выслушал Рэя и покачал головой.
– Это поможет только в том случае, если ты что-то скажешь, Рэй.
– Не волнуйся. Скажу. – И на его лица снова появилась тень сосредоточенности. – Я давно должен был это сказать.