Элберт Джойс. Безумная парочка

   Харри Маринго закончил историю о кинозвезде. Слушатели дружно рассмеялись, когда он произнес:
   – Так Луис превратился в Луизу!
   Иэн первым заметил, что его дочь не смеется. На её лице было странное выражение.
   – Что-то случилось, Джинна? – Он с беспокойством посмотрел на неё поверх серебра, хрусталя и фарфора. – Ты заметно побледнела. Что с тобой, дорогая?
   – Колье Сары.
   – Ну и что?
   – Оно выглядит точно так, как то, что принадлежало маме.
   За столом воцарилось неловкое молчание. Наконец Иэн произнес:
   – О каком колье ты говоришь?
   Джинна, конечно, знала, что её отец – дальтоник, но также она знала, что ему легче всего распознать два цвета – красный и синий. Он должен был увидеть, что на Саре висит рубин, должен был узнать его овальную форму и сверкающую цепочку с бриллиантами. Должен был вспомнить. Неужели ему удалось вычеркнуть все из памяти?
   – Колье с рубином, – сказала Джинна. – Украденное в тот вечер, когда были убиты мама и Роуз. Ты не мог забыть его, папа. Ты сам подарил его маме.
   Сара Маринго вздрогнула, её рука машинально поднялась к висевшему на шее украшению.
   – Твоя мама была убита… Я понятия об этом не имела… Я бы не стала надевать его сегодня… О, бедная девочка, мне так жаль!
   Иэн разрывался между желанием отругать дочь, затронувшую столь неприятную тему, и желанием утешить её, потому что лицо девочки выражало страдание. Она явно заново переживала старый кошмар. Сам Иэн давно выбросил его из своей памяти.
   – Джинна, – произнес он мягко, но твердо, – ты ставишь миссис Маринго в очень неловкое положение. Она не виновата в том, что владеет украшением, похожим на то, что принадлежало твоей покойной матери. Думаю, нам следует немедленно оставить эту тему и продолжить обед.
   – Но колье не просто похоже на мамино! – возразила Джинна.
   – Что именно ты имеешь в виду? – спросил Иэн, теряя терпение.
   – По-моему, это оно и есть!
   В этот момент официант принес второе блюдо. Быстро протрезвевшей компании обед показался бесконечным. Второе блюдо представляло из себя норвежских омаров с набором соусов.
   – Не говори ерунду, – сказал Иэн Джинне. – Колье просто выглядит, как мамино.
   – Нет, я так не думаю.
   – Господи, когда умерла мама, тебе было только три года. Подумай сама, что может запомнить трехлетний ребенок?
   Джинна положила немного майонеза на своего омара, хотя она и потеряла аппетит.
   – Что это был восемнадцатикаратный кроваво-красный рубин.
   – Ты этого не помнишь, – сказал Иэн, выбирая грибной соус. – Ты много позже слышала мои слова.
   – Возможно. – Джинна обратилась к Саре Маринго. – Он действительно такой?
   – Джинна! – Иэн не поверил своим ушам. – Ты в своем уме? Я хочу, чтобы ты немедленно извинилась перед миссис Маринго. Ты меня поняла?
   – Не понимаю, за что я должна извиниться. Я лишь задала простой конкретный вопрос.
   Сара выдавила сок из половинки лимона на холодного омара, покрытого слоем сыра.
   – Не волнуйтесь, Иэн. Ваша дочь весьма наблюдательна. Это действительно кроваво-красный восемнадцатикаратный рубин. Мой муж подарил его мне на годовщину свадьбы.
   Все посмотрели на Харри – единственного из сидевших за столом человека, который пренебрег соусами и ел самого омара.
   – Верно, – сказал он. – Я подарил колье Саре на вторую годовщину нашей свадьбы.
   – Надеюсь, вы не сочтете меня бестактной, – сказала Джинна, – если я спрошу, где вы его купили?
   – Ты действительно проявляешь бестактность, – вмешался Иэн. – Это абсолютно не твое дело!
   – Я купил его в Беверли Хиллс. – ответил Харри. – У «Ван Клифа и Арпелса».
   – Сколько лет тому назад? – спросила Джинна.
   – Четырнадцать.
   – Видишь, папа? – На лице Джинны появилось торжествующее выражение. Вполне вероятно, что это мамино колье, похищенное пятнадцать лет тому назад, прошедшее через несколько рук и затем легально проданное мистеру Маринго. Такую возможность нельзя исключить.
   – Респектабельные коммерсанты вроде Ван Клифа и Арпелса не торгуют ворованными драгоценностями, – заметил Иэн, с каждым мгновением все сильнее сердясь на дочь.
   – А если фирма не знала, что колье ворованное? Уверяю тебя, это мамина вещь. Я убеждена в этом!
   – Я считаю эту беседу проявлением дурного тона. – Иэн опустошил ещё один бокал шампанского, которое не пьянило его. – Не понимаю, чего ты хочешь добиться. Но давай ради развлечения предположим, что это и правда то самое колье. Ну и что? Что это доказывает, кроме того, что мистер Маринго купил его по неведению? Что ты хочешь сказать, Джинна? Сегодня рождественский вечер. Мы должны наслаждаться жизнью, а не копаться в мрачном прошлом.
   – Тебе не кажется чересчур странным совпадением, что человек, возможно, купивший колье мамы, оказался сегодня за одним столом с нами? Вероятность того, что это могло произойти случайно, равна одной двадцатимиллионной. Или ещё меньше.
   – Может быть, мистер Маринго вовсе не покупал колье. – В голос Иэна закрались саркастические ноты. – Может быть, он убил твою мать и украл её украшение. Какова, по-твоему, вероятность этого?
   – Это начинает напоминать изощренный сюжет Агаты Кристи, – сказала Сара. – Слишком невероятно.
   – О, вы тоже её читаете? – спросила Алексис. – Я – поклонница этой писательницы. Особенно люблю романы про мисс Марпл.
   – Я отдаю предпочтение Пуаро, несмотря на его противную напыщенность.
   – Так кто из нас поднимает мрачную тему, – обратилась Джинна к отцу, – говоря о мистере Маринго и убийстве?
   Но к раздражению девушки её, похоже, никто не услышал. Сара и Алексис сосредоточенно обсуждали достоинства и недостатки Джейн Марпл и Эркюля Пуаро. Харри расправился с омаром и погрузился в изучение меню. Иэн тоже перестал есть, вид у него был отсутствующий, словно он обдумывал более важные дела.
   Например, индекс «Файненшл Таймс», подумала возмущенная Джинна. Где их воображение, любопытство, любовь к приключениям? От этих качеств не осталось и следа. Девушка с мрачной решимостью набросилась на омара, чувствуя себя ещё более одинокой, чем обычно.
   Алексис так нервничала, что с трудом сохраняла свою бесстрастную маску. Ей приходилось прилагать большие усилия, чтобы её голос не дрожал, когда она говорила с Сарой о проницательной старой мисс Марпл. При этом она постоянно думала о том, что Харри сошел с ума, если он позволил своей жене надеть сегодня это проклятое колье.
   Что с ним произошло, черт возьми? Он в самом деле рехнулся? Неужели он не понимал, как сильно рискует? Или он не в состоянии остановить Сару, которая делает то, что ей заблагорассудится? Вероятно, все обстояло именно так, но теперь уже это не имело значения. Иэн непременно вспомнит (нельзя игнорировать его зловещую шутку), что Харри находился в Париже во время убийства Полетт.
   Иэн обладал хорошей памятью. И все же он не имел оснований связывать Харри со смертью Полетт, сказала себе Алексис. Никаких оснований. Похожее колье с рубином. Украденное колье. Ну и что? Во все времена драгоценности похищали и продавали ничего не подозревающим покупателям. Иэн подумает, что произошло странное совпадение, вероятность которого составляет, по словам Джинны, одну двадцатимиллионную. Или нет?
   – Да, – приветливым тоном сказала Алексис Саре, – я согласна, что заключения мисс Марпл основаны на индуктивном мышлении. Пуаро больше склонен к дедукции, верно…?
   Харри молча проклинал себя прежде всего за то, что он подарил Саре колье с рубином. Какой опасности он подвергал себя, делая это! Каким молодым идиотом был в то время! Но кто мог предположить, что колье, импульсивно украденное в Париже, появится через пятнадцать лет в Сент-Морице и окажется узнанным дочерью его законной владелицы?
   Может быть, мистер Маринго вовсе не покупал колье, сказал Иэн Николсон. Хотя эти слова были произнесены с сарказмом, Харри не улыбнулся. Шутка была пугающе близкой к реальности. В начале вечера он пытался уговорить Сару не надевать колье, сославшись на то, что оно не подходит к светло-бежевому шелковому платью.
   «Оно слишком кричащее», – сказал Харри.
   Сара лишь засмеялась.
   «Не говори глупости, дорогой. Кроваво-красные рубины чересчур дороги, чтобы казаться кричащими.»
   Да, она была права насчет стоимости. Когда Иэн покупал колье, цена одного только камня составляла около двухсот тысяч долларов. С того времени его стоимость, должно быть, возросла втрое – и это не считая цепочки с бриллиантами. Но Харри не решился сказать что-то ещё на эту тему, боясь пробудить в Саре подозрения. Она пожелала бы узнать, почему он так упорно настаивает на том, чтобы она не надевала в этот праздничный вечер свое маленькое сокровище. Сара все ещё наивно верила, что он купил колье на деньги, выигранные им в Лас-Вегасе за рулеточным столом. Будет лучше, если она сохранит эту убежденность. Харри хотелось задушить маленькую стерву Джинну за её проницательность, за то, что она навела отца на опасные мысли. Может быть, мистер Маринго вовсе не покупал колье…Может быть, он убил твою мать и украл её украшение.
   Харри понял, что пожилой человек обращается к нему.
   – Извините?
   – Страховка. Надеюсь, вы застраховали это прелестное колье.
   – Конечно, – солгал Харри.
   – Вы поступили благоразумно. Лишь после трагедии я обнаружил, что вор украл единственную незастрахованную драгоценность Полетт. Невероятная глупость с моей стороны. Я попросил Полетт позвонить нашему агенту и договориться обо всем. Обычно я сам занимался такими вещами, но в тот момент был ужасно занят каким-то делом. – Иэн покачал головой, как бы не веря в то, что поступил так опрометчиво. – Очевидно, Полетт забыла позвонить страховщику.
   Харри изобразил сочувствие.
   – Как досадно.
   – Да, – задумчиво произнес Иэн. – Очень досадно.
   Мозг Харри лихорадочно работал. Колье, купленное в начале пятидесятых. Незастрахованное. Для Харри это означало, что выяснить происхождение вещи, идентифицировать её исключительно трудно. Его беспокоило только одно обстоятельство. Если Иэн что-то заподозрил, он может связаться с «Ван Клифом и Арпелсом» и выяснить, было ли продано четырнадцать лет тому назад некоему Харри Маринго колье с кроваво-красным рубином. Хранят ли торговцы драгоценностями свои записи в течение четырнадцати лет? Вероятно, да, но сообщат ли они такую информацию незнакомому человеку? Харри сомневался в этом, однако все равно испытывал беспокойство. Он снова углубился в изучение меню…
   Иэн спрятался за маской бизнесмена, как обычно делал на важных встречах, когда не хотел демонстрировать присутствующим свои чувства. Сейчас он злился на Джинну за её возмутительную невежливость. Хорошая жена дипломата получится из девушки, поднимающей тему, которая могла только поставить в неловкое положение Сару и Харри, расстроить её отца и показаться неприятной его второй жене.
   Прежде чем Джинна спустилась в ресторан, они четверо проводили время приятно и беззаботно. Но ей удалось испортить им отдых, разделить их всех между собой, и Иэн был уверен, что знает причину её поведения. Джинна отомстила ему за то, что он запретил ей общаться с шотландским рок-певцом. Он искренне заботился о её интересах, но она не понимала этого. Не хотела видеть его искреннее отцовское желание защитить её. Безрассудно видела в нем монстра, преграждающего ей путь к счастью. Что ж, пусть ему не нравится это, но он предпочитает быть в её глазах чудовищем, нежели добреньким, мягкотелым отцом, позволяющим своей любимой дочери испортить свою молодую жизнь.
   Ладно, ничего страшного. Сейчас, кроме Джинны, его больше всего беспокоила Сара. Она сильнее всего пострадала от грубого допроса Джинны, однако будучи воспитанной англичанкой, леди Сара Констанс Эймс-Маринго отреагировала на ситуацию с достоинством и юмором. Иэну не хотелось думать о том, какими были её истинные мысли. Более того, он не мог обвинить её в них. Она имела право чувствовать себя оскорбленной, хотя и не показала этого.
   Что касается Харри Маринго, то он держался очень хорошо несмотря на то, что был американцем сомнительного происхождения. Иэн невольно признался себе в том, что за последние сорок восемь часов стал восхищаться честностью и скромностью мистера Маринго, хоть Харри и не проявлял большого энтузиазма в поисках дела, которое мог бы назвать своим. Он казался совершенно не знающим, как ему распорядиться своей жизнью. Человек, лишенный честолюбия так охарактеризовал его Иэн, вспомнив энергичного парня, пришедшего в 1959 году в парижский банк за пятью миллионами. Нынешний Харри не имел ничего общего с тем молодым продюсером.
   Возможно, преданность Маринго своей жене-инвалиду помешала ему реализовать себя в бизнесе. Харри, несомненно, был предан Саре, много лет удовлетворял все её желания. Эта жизнь не могла быть легкой и радостной такой, на какую рассчитывал Харри, вступая в брак. Может быть, подумал Иэн, Маринго женился исключительно из-за денег, а после несчастного случая решил смириться с тягостной ситуацией. Или он вовсе не находил её тягостной. Несомненно, его труды хорошо оплачивались.
   Согласно представлениям Николсона, в женитьбе на богатой титулованной женщине не было ничего безнравственного, но лениво скользить по такой жизни, не стараясь сделать что-то самому (вовсе не обязательно добиться успеха, главное – приложить силы) – это уже казалось Иэну весьма настораживающим.
   Иэн заметил официанта, приближавшегося к ним с жареным гусем и гарниром. К черту все эти размышления о Харри Маринго. Еще будет время проверить искренность этого человека, когда они вернутся в благоразумную Англию. Иэн сосредоточился на гусе. Любопытно, какая в нем начинка? Наверняка, там есть яблоки, сливы или каштаны. Его рот наполнился слюной…
   Сара задыхалась от усталости. Вежливая беседа с Алексис о Эркюле Пуаро требовала от неё воистину геркулесовых усилий – так сильно она расстроилась из-за этой маленькой сучки Джинны, на которую Харри положил глаз. Он не мог отвести от неё взгляда, жадно ловил каждую её фразу о рубиновом колье убитой матери. Словно это интересовало Харри! Словно кого-то из них интересовала эта мрачная тема. Джинна просто воспользовалась ею, чтобы привлечь к себе их внимание – в первую очередь внимание Харри.
   Вчера ночью Харри занимался любовью с Джинной. Сара знала это благодаря безошибочной интуиции, которой обладает каждая обманутая женщина. Она ощущала исходивший от них запах секса и умирала от ревности. Сара пошевелилась в своем кресле, с горечью думая о том, что никогда не сможет ходить, наслаждаться полноценной жизнью, быть для Харри настоящей женой.
   Если бы она могла ходить, стоять, двигаться, то превратила бы их обоих в кровавое месиво. Они заслужили это, прячась за её спиной, словно она была дурочкой и не догадывалась о происходящем. Сара помнила о том якобы обезболивающем уколе, который мисс Старк сделала ей вечером два дня тому назад, когда они с Харри вернулись из клуба «Принц-регент» и она захотела позаниматься любовью.
   Харри, очевидно, не хотел заниматься любовью. Во всяком случае, с женой, иначе он бы не велел мисс Старк дать ей снотворное. В итоге она находилась в глубоком забытьи, когда Харри вернулся со своего позднего свидания с Джинной. Харри держал Джинну в своих объятиях, раздевал её, ласкал, любовался упругим девичьим телом. Нет. Не просто любовался. Испытывал волнение, которое давно уже не вызывала у него Сара.
   Ей хотелось заплакать. Когда-то она была такой красивой, желанной. Она ещё помнила восхитительный секс, которым занималась с Харри до того, как стала инвалидом. Это были яркие чувственные ощущения, которые она давно не испытывала. Сейчас, занимаясь с ней любовью, Харри лишь исполнял возложенную на него обязанность, а не удовлетворял собственное желание. Она вызывала у него отвращение и знала это. Конечно, ему нравятся девушки вроде Джинны – здоровые, цветущие, жизнерадостные. Это было естественным. Это было невыносимым.
   Сара с нетерпением ждала конца рождественских каникул, после которых она и Харри смогут вернуться в Суррей, в их убежище. Там не было посторонних. Возможно, она изменит прическу, купит соблазнительные наряды, будет укреплять вялые мышцы с помощью ежедневного массажа. Она перестала следить за собой. Возможно, ещё не поздно снова завоевать её привлекательного мужа.
   Сара погладила кроваво-красный рубин, думая о том, как глупо поступил Харри, попросив её не надевать сегодня колье. Рубин был её талисманом, она беззвучно просила его помочь ей. Пожалуйста…
   Трапеза наконец начала приближаться к завершению, поняла Джинна, когда появились сладости и чашечки. Она съела слишком много просто от скуки и ощущала тяжесть в желудке. Джинна отказалась от десерта и не положила сахар в кофе. В любом случае сахар вреден для кожи.
   Но подобные соображения не остановили остальных членов компании, включая её мачеху, заказавшую, как обычно, кофейный напиток «Хэг» без кофеина и добавившую в него большую порцию сахара и белый порошок, который она принимала от бессонницы. Джинна заметила, что Харри Маринго явно заинтересовался этим порошком. Он даже спросил о нем Алексис.
   – О, это сложная смесь, – ответила Алексис. – Мне выписал её один химик, друг Иэна. Слава Богу, она мне действительно помогает.
   – Не рано ли принимать её сейчас? – сказал Харри. – Вы же собираетесь посмотреть праздничное представление.
   – Нет, не рано, это мне в ней и нравится. Снотворное почему-то действует только через три часа после приема. Особенно после такого обильного обеда, как сегодняшний.
   – Она давно страдает бессонницей, – с сочувствием произнес Иэн. – Это ужасная вещь.
   – Да, наверно, это адские муки, – согласился Харри.
   Алексис продолжала помешивать «Хэг», Харри продолжал смотреть на нее. Джинне показалось, что они преднамеренно стараются не встречаться взглядами. Темные глаза, прямые черные волосы, необычно большой рост, нечто жестокое в линии подбородка. Только сейчас Джинну поразило физическое сходство между Харри и Алексис.
   Задумчиво потягивая свой кофе, она подумала, что со стороны их можно было принять за брата и сестру.

31

   Следующая неделя пронеслась без каких-либо событий до самого последнего дня.
   Мы предавались обычным развлечениям, которым предаются богатые люди в Сент-Морице. Катались на лыжах и коньках, плавали в закрытом бассейне, вкусно ели, умеренно пили (за исключением Харри), крепко спали – на всех, кроме меня, горный воздух действовал как естественное снотворное.
   Я по-прежнему принимала мой порошок, к которому здорово привыкла. Я хотела полностью отключиться, чтобы ни одна тревожная мысль не посещала меня, не будоражила мое воображение. Мысли, которых я старалась избежать, были связаны с убийством Сары. Как я совершу его, когда придет время? Это будет трудным? Вдруг я дрогну в решающий момент, и она останется в живых? Я невольно вспоминала, как ответил мне Харри, когда я сказала, что катаюсь на лыжах лучше его.
   – Да, но можешь ли ты убить лучше меня?
   Мне не хотелось считать себя потенциальной убийцей, это определение казалось слишком грубым. Однако меня не пугала и не отталкивала перспектива уничтожения Сары. Благодаря её смерти мы с Харри обретем полноценную жизнь. Я могла думать только об одном: о нашем скорейшем воссоединении. Я не питала ненависти к Саре, она была лишь препятствием для моего полного счастья.
   Тем не менее я испытывала облегчение оттого, что в течение нашей последней проведенной в Сент-Морице недели она появлялась редко. За исключением часов нашего сидячего времяпрепровождения, она в основном принимала успокаивающие и якобы восстанавливающие минеральные ванны в «Энгадине», а мы пребывали во власти неистового ритма, характерного для недели между Рождеством и Новым годом.
   Однажды днем я даже уступила Иэну и привязала его к кровати на два часа кожаными ремнями. В течение этого времени я мучила мужа тем, что отказывалась его мучить. Но жалобные просьбы Иэна о наказании следовало в конце концов удовлетворить. Уклониться от этого было нельзя.
   – Пожалуйста, Алексис. – Он почти плакал. – Я жду.
   Стоя в кожаной маске палача и кожаном фартуке с узором в средневековом стиле (все это было приобретено в самом эксклюзивном лондонском магазине дисциплинирующих и воспитательных аксессуаров), я приказала ему контролировать свои порочные желания.
   – Не могу. О, не могу, – простонал он. – Всего один удар.
   – Нет.
   Неудивительно, что люди считают меня холодной. Сексуальный облик, который я принимала для Иэна, постоянно влиял на мое общественное лицо. Ради удовлетворения типично английских причуд мужа мне приходилось превращаться в кусок льда, лишенный жалости и сострадания – эти два чувства Иэн хотел видеть в своем любимом мучителе меньше всего на свете.
   Пока я думала, в какое место нанести первый удар, хлыст в моей руке оставался неподвижным. Иэн лежал распростертым на животе. Возможно, лучше всего начать со спины. Конечно, для того, чтобы вызвать у него разочарование. Потом опустить хлыст на ягодицу, подальше от ануса и мошонки, чтобы не доставить максимальное наслаждение слишком скоро. О, это искусство требовало изощренности, тем более что Иэн нуждался в порках так же часто, как в его любимых бифштексах и пироге с печенкой (но, слава Богу, не как в копченой лососине, входившей в его ежедневный рацион!)
   Чтобы Иэн почувствовал себя наказанным подобающим образом, ему следовало быстро нанести один за другим около двадцати ударов. Но для меня самой трудной частью была подготовка, танталовы муки, угрозы, словесное наказание, намеки на сладостную боль, которую он скоро испытает, если будет вести себя, как от него требуют, полное унижение Иэна, которого я добивалась.
   Как он любил произносимые шепотом приказы, как ему нравилось страдать в стоическом молчании, ожидая их! Он наслаждался предвкушением не меньше, если не больше, чем самим наказанием. Всем известно, что ровесников Иэна, представителей элиты английского общества, секли в школе, и это формировало их сексуальные наклонности. Их любовь к острой пище и крепким напиткам, похоже, тоже усиливает потребность в такой сексуальной стимуляции, как порка. Одно уравновешивает другое. И это считается достойным воспитанием, признаться в котором не стыдился ни один известный мне англичанин. Словно желая подтвердить мои наблюдения, Иэн начал цитировать лорда Байрона:

 
О вы, кто воспитывает наивных отроков
Голландии, Франции, Англии, Германии, Испании
Молю вас – порите их почаще
Это улучшит мораль, и плевать на боль.
 

   Эти строки здорово заводили его, но, будучи надежно привязанным к кровати, он мог только корчиться. Иэн сам научил меня привязывать его так, чтобы он оставался практически неподвижным. Сделать это не составляло большого труда, хотя дома в Лондоне у нас есть два приспособления для иммобилизации конечностей, которые обеспечивают максимальную фиксацию. Одно удерживает раздвинутыми ноги, второе – руки. Эти весьма простые устройства обтянуты мягкой резиной и замшей. Иэн настаивал, чтобы я взяла их в Сент-Мориц, но я испугалась таможенного досмотра и сказала, что обойдусь без них.
   – Молчать! – сказала я.
   Он тотчас перестал декламировать Байрона.
   – Я говорила тебе, что не желаю слышать эти стихи. Ты преднамеренно ослушался меня, да?
   – Да, – ответил он сдавленным от страсти голосом.
   – Очень хорошо. Готовься к наказанию.
   Он лежал, как труп, с закрытыми глазами, но я видела, насколько он возбужден. Я опустила плетку на его бледную спину. Иэн насладился прозвучавшим щелчком. Его тело вздрогнуло от удовольствия, он ждал следующего удара, который я решила нанести по чувствительной задней стороне коленных суставов. Я доберусь до его ягодиц примерно через пять ударов, когда он будет готов кончить. Так я и сделала. Я могла бы подумать, что он подскочит к потолку, когда плетка коснется его зада, но я знала, что он сдерживает себя, растягивает удовольствие до последнего двадцатого удара, к которому обычно терял контроль над собой. Наконец он взорвался в восхитительном оргазме, его белое тело сжалось и распрямилось, загорелое лицо (с плотно закрытыми глазами) в момент экстаза повернулось в сторону. Срывавшиеся с губ звуки тонули в постельном белье, да я и не стремилась их услышать…
   Так прошла неделя – в порке и катании на лыжах.
   Джинна больше не произнесла ни слова о колье с рубином, Иэн – тоже. Мне хотелось спросить его, что он думает о версии Джинны насчет ограбления, но боялась показаться слишком заинтересованной этой темой. Я неохотно решила, что (как говорят англичане) не стоит будить спящую собаку. За всю неделю я не провела наедине с Харри ни одной минуты. Мы встречались каждый вечер за обедом, иногда на склонах, и нам удавалось поддерживать видимость того, что мы были лишь весьма поверхностно знакомы в детстве. Меня переполняло желание позаниматься любовью с Харри, но обстоятельства исключали такую возможность. Следовало дождаться возвращения домой и осуществления наших планов.
   Иногда я замечала, что Иэн изучает Харри, как деловой документ, который он принес домой с работы, но мой муж воздерживался от каких-либо заявлений.