Страница:
– Нет. Никто не догадывался. – Пелена недоумения затянула глаза старой женщины. – Вы, кажется, знаете Алексис. Харри говорил мне, что она тоже живет в Англии. С ней все в порядке? Как она выглядит? У неё есть дети? Хотела бы я знать, почему она мне не пишет. Хотя, если память меня не подводит, Харри тоже давно мне не писал. Вероятно, уже несколько лет. Точно не знаю. Я теперь постоянно ошибаюсь во времени.
– У Алексис все в порядке, она так же красива, как прежде, – сказала Джинна, сознавая, что, несмотря на короткие просветления, Джулиана все же страдала старческим слабоумием. – Но ни у нее, ни у Харри никогда не было детей.
– Жаль. Мне было бы приятно стать прабабушкой. Ну да ладно, – она покорно махнула рукой. – Когда вернетесь в Лондон, передайте Алексис и Харри, что я люблю их. Сделаете это?
– Да, миссис Маринго. Обещаю. Спасибо вам за все.
– Я рада, что облегчила душу. – Джулиана улыбнулась. – Теперь я могу спокойно умереть.
Джинна сожалела о том, что ей пришлось обмануть Джулиану, но другого пути у неё не было. Зато старая женщина отправится на тот свет, не зная, что её любимые внук и внучка – убийцы. Она умрет, думая, что они счастливы в Англии. Это уже кое-что.
Джинна хотела до своего отъезда из Пилгрим-Лейка получить копии не только свидетельств о рождении и усыновлении Харри, но и свидетельства о рождении Алексис. Девушка чувствовала, что когда она наконец доберется до этой парочки и предъявит им три официальных документа, под их ногами разверзнется земля.
Джинна покинула ухоженную территорию "Земного рая", все ещё размышляя.
Куда отправился Харри, продав дом в Гилфорде? С ним ли сейчас Алексис? Не имело смысла звонить в «Ритц» и проверять, там ли Алексис. К настоящему времени она уже должна была подыскать себе квартиру. Если она действительно в Париже. По возвращении в Лондон надо сразу же справиться у миссис Кук относительно нового адреса Алексис. И тогда она, Джинна, нанесет своей дорогой мачехе неожиданный визит…
Джинна в последний раз вернулась к озеру.
Листья на деревьях уже не были золотистыми и рыжими, как месяц тому назад, когда девушка приехала сюда. Они стали темно-коричневыми, мертвыми. На берегу озера стояли сбившиеся в кучку парни. Гитарные аккорды едва долетали до ушей Джинны. Мальчишки пели старую песню битлов "Я хочу держать тебя за руку."
Именно эта вещь звучала в доме Тома МакКиллапа, когда они в первый (и последний) раз занимались любовью. У него была пластинка с немецким вариантом: "Komme Gib Mir Deine Hand".[81] Джинна отлично помнила этот вечер. Позже оказалось, что Алексис известно о происшедшем тогда. Откуда? Как она могла узнать, что её падчерица занималась любовью с Томом МакКиллапом именно в тот вечер? Только от
"Я поняла, что в прошлую среду, когда ты вернулась домой с таким самодовольным видом, ты была с Томом."
Так объяснила Алексис свое загадочное прозрение. В тот момент разоблачение встревожило Джинну, и она поверила мачехе. Но сейчас ей на ум пришло более разумное объяснение.
Алексис, Харри и Том.
Мозг Джинны заработал энергичнее, и она бессознательно прибавила шаг. Девушка ощутила вспыхнувший где-то внутри неё огонь. Все стало ясным, очевидным. Но ей ещё предстояло отыскать эту троицу, установить, где они живут. Сделать это будет нелегко. Она не располагала ни единой ниточкой, за которую смогла бы уцепиться.
Потом её посетила мысль. Том был самым слабым звеном зловещей троицы. Один человек должен был знать, где сейчас МакКиллап. Ее старый знакомый с катка в Сент-Морице: барабанщик из рок-группы Тома.
Теперь все решит везение. Судьба. Джинна молча попрощалась с Пилгрим-Лейком. Здесь все началось – нездоровые отношения между Алексис и Харри. Возвращаясь в «Виндзор», девушка могла только гадать, где и как скоро они закончатся.
Джинна Дженнифер Николсон с нетерпением ждала этого момента.
62
63
– У Алексис все в порядке, она так же красива, как прежде, – сказала Джинна, сознавая, что, несмотря на короткие просветления, Джулиана все же страдала старческим слабоумием. – Но ни у нее, ни у Харри никогда не было детей.
– Жаль. Мне было бы приятно стать прабабушкой. Ну да ладно, – она покорно махнула рукой. – Когда вернетесь в Лондон, передайте Алексис и Харри, что я люблю их. Сделаете это?
– Да, миссис Маринго. Обещаю. Спасибо вам за все.
– Я рада, что облегчила душу. – Джулиана улыбнулась. – Теперь я могу спокойно умереть.
Джинна сожалела о том, что ей пришлось обмануть Джулиану, но другого пути у неё не было. Зато старая женщина отправится на тот свет, не зная, что её любимые внук и внучка – убийцы. Она умрет, думая, что они счастливы в Англии. Это уже кое-что.
Джинна хотела до своего отъезда из Пилгрим-Лейка получить копии не только свидетельств о рождении и усыновлении Харри, но и свидетельства о рождении Алексис. Девушка чувствовала, что когда она наконец доберется до этой парочки и предъявит им три официальных документа, под их ногами разверзнется земля.
Джинна покинула ухоженную территорию "Земного рая", все ещё размышляя.
Куда отправился Харри, продав дом в Гилфорде? С ним ли сейчас Алексис? Не имело смысла звонить в «Ритц» и проверять, там ли Алексис. К настоящему времени она уже должна была подыскать себе квартиру. Если она действительно в Париже. По возвращении в Лондон надо сразу же справиться у миссис Кук относительно нового адреса Алексис. И тогда она, Джинна, нанесет своей дорогой мачехе неожиданный визит…
Джинна в последний раз вернулась к озеру.
Листья на деревьях уже не были золотистыми и рыжими, как месяц тому назад, когда девушка приехала сюда. Они стали темно-коричневыми, мертвыми. На берегу озера стояли сбившиеся в кучку парни. Гитарные аккорды едва долетали до ушей Джинны. Мальчишки пели старую песню битлов "Я хочу держать тебя за руку."
Именно эта вещь звучала в доме Тома МакКиллапа, когда они в первый (и последний) раз занимались любовью. У него была пластинка с немецким вариантом: "Komme Gib Mir Deine Hand".[81] Джинна отлично помнила этот вечер. Позже оказалось, что Алексис известно о происшедшем тогда. Откуда? Как она могла узнать, что её падчерица занималась любовью с Томом МакКиллапом именно в тот вечер? Только от
"Я поняла, что в прошлую среду, когда ты вернулась домой с таким самодовольным видом, ты была с Томом."
Так объяснила Алексис свое загадочное прозрение. В тот момент разоблачение встревожило Джинну, и она поверила мачехе. Но сейчас ей на ум пришло более разумное объяснение.
Алексис, Харри и Том.
Мозг Джинны заработал энергичнее, и она бессознательно прибавила шаг. Девушка ощутила вспыхнувший где-то внутри неё огонь. Все стало ясным, очевидным. Но ей ещё предстояло отыскать эту троицу, установить, где они живут. Сделать это будет нелегко. Она не располагала ни единой ниточкой, за которую смогла бы уцепиться.
Потом её посетила мысль. Том был самым слабым звеном зловещей троицы. Один человек должен был знать, где сейчас МакКиллап. Ее старый знакомый с катка в Сент-Морице: барабанщик из рок-группы Тома.
Теперь все решит везение. Судьба. Джинна молча попрощалась с Пилгрим-Лейком. Здесь все началось – нездоровые отношения между Алексис и Харри. Возвращаясь в «Виндзор», девушка могла только гадать, где и как скоро они закончатся.
Джинна Дженнифер Николсон с нетерпением ждала этого момента.
62
Рождество пришло и ушло, настал 1976 год.
Мы с Харри встретили Новый Год в доме испанцев, с которыми мы познакомились в ночном клубе Аликанте. В клубе было многолюдно, мы оказались вчетвером за одним столом, и нас тотчас заинтриговал элегантный, немного пресыщенный облик этой пары.
Их звали Конча и Фредди (американизированный вариант Фернандо), они владели роскошным пентхаусом с видом на город. Когда они пригласили нас на новогоднюю вечеринку, мы удивились. Испанцы редко приглашают новых людей к себе в дом после столь непродолжительного знакомства.
– Вы получите удовольствие, – с улыбкой сказала Конча. – Мы устраиваем небольшое представление для наших гостей.
– Какое представление? – спросил Харри.
– Пожалуй, это можно назвать флиртом со смертью, – пояснил Фредди. Вам понравится, если только вы не испытываете отвращения к некрофилии.
Мы понятия не имели о том, что нас ждет, хотя позже узнали, что некрофилические бордели весьма распространены в Испании. Похоже, испанцы легко поддаются зловещему очарованию ночи, темноты, смерти. К числу их любимых игрушек относится хорошенькая маленькая кукла, которую можно ранить, чтобы потом наблюдать, как она будет корчиться и умирать.
Когда мы прибыли в пентхаус Казалсов, вечеринка уже шла полным ходом, и на первый взгляд она выглядела, как обычное светское сборище. Гости были одеты элегантно, роскошно. На шеях женщин, их пальцах, открытых бюстах, мочках ушей сверкали бриллианты, рубины и изумруды. Облик мужчин говорил об успехе и хорошем вкусе. В углу Г-образной гостиной был установлен бар, официанты подавали приглашенным шампанское и бутерброды с икрой. Бросалось в глаза загадочное отсутствие Кончи.
Незадолго до полуночи Фредди отвел нас и нескольких других гостей в отдельную комнату, расположенную в глубине квартиры, где, очевидно, и должно было состояться шоу.
– Я приглашаю только ценителей, – Фредди улыбнулся нам с Харри. Остальные развлекаются обычным способом. Музыка, танцы, спиртное.
Комната, в которую он привел нас, была совершенно черной. Стены были затянуты черным бархатом, свет исходил только от дрожащего пламени свечи, что стояла у изголовья тщательно задрапированного гроба. В нем лежала красивая молодая женщина с белоснежном кружевном платье, доходившем до её шеи. Длинные черные волосы покойницы падали волнами ей на плечи, щеки были нарумянены вызывающе ярко. Лишь через мгновение мы поняли, что это Конча.
– Так в этой стране красят женщин для похорон, – шепнул нам Фредди.
На один миг я имела глупость поверить, что Конча мертва. Потом мы с Харри обменялись насмешливыми понимающими взглядами.
– Кто желает начать? – спросил Фредди так, словно он вежливо предлагал кому-то запеть рождественский гимн.
Высокий человек в черном смокинге с красной шелковой отделкой шагнул вперед. Ему было лет пятьдесят, он обладал аристократическими чертами лица и напоминал некоего графа со страницы «Вога», катающегося со своей семьей на лыжах в Гстааде или загорающего возле роскошной виллы в Марбелле.
– О, bueno, Senor,[82] – сказал Фредди. – Начнем?
Человек с аристократической внешностью быстро разделся и залез в гроб. Я заметила поблескивавший в тусклом свете гигантский эрегированный член. Все присутствовавшие затаили дыхание. Он бережно, почти застенчиво, приподнял белое кружевное платье Кончи и обнажил её тело. Лобковые волосы женщины чернели на фоне белых целомудренно сдвинутых бедер.
Мужчина раздвинул бедра Кончи, обхватил руками ягодицы и приподнял их; длинные ноги женщины замерли в воздухе. Затем он опустился на Кончу, положил себе на плечи её ноги, обутые в изящные туфельки из белого атласа, и начал медленно, очень медленно вводить свой громадный член ей в анус.
По правде говоря, я подумала, что он не поместится там, но он начал понемногу исчезать и в конце концов полностью скрылся. Во время этой медленной, хирургически точной процедуры, занявшей несколько минут, Конча не двигалась, не говорила, не жестикулировала, не стонала. Она лежала, как труп, словно действительно была мертва.
Мужчина начал трахать её с искусно сдерживаемым неистовством – только так я могу описать его поведение. Он явно привык к такому акту, ему доставляло огромное удовольствие вводить свой пенис в анус Кончи и вытаскивать его оттуда. Гости наблюдали за происходящим безмолвно, с серьезными лицами.
Но с атмосферой что-то происходило. Она становилась накаленной. Я увидела остекленевшие глаза Фредди и его эрекцию, которую он не пытался скрыть. Его мужской орган выпирал из-под безупречно сшитого смокинга. Мне показалось, что он не столь велик, как у мужчины с аристократической внешностью (насколько я могла судить), но все же Фредди имел все основания не стыдиться его.
Наши глаза встретились, и я забыла о стоявшем возле меня Харри. Я внезапно поняла, что мы с Фредди станем любовниками. Харри тоже это понял, потому что он мягко пожал мою руку, словно говоря: все в порядке, действуй.
Никто ничего не произнес, в словах не было нужды. Я положила руку на разбухший член Фредди и почувствовала, что он отвердел ещё сильнее под моими пальцами. У дальней стены красивая женщина стянула с плеч свое алое шифоновое платье, и её маленькие груди с розовыми бугорками забелели в полумраке. Стоявшая возле неё женщина начала ласкать одной рукой бюст своей соседки, вторая рука скользнула под алый шифон. Однако их взгляды оставались прикованными к мужчине с аристократической внешностью и Конче.
Фредди мягко прикоснулся сзади к моей шее, слегка пригибая мою голову вниз. Я опустилась на пушистый ковер, расстегнула ширинку Фредди, достала оттуда пенис, взяла его в рот и начала сосать. Потом позволила ему войти в меня целиком. Яйца Фредди болтались возле моего лица, его руки удерживали мою голову. Он не двигался и не издавал звуков, поэтому со стороны могло показаться, что не происходит ничего необычного.
Я видела, что у дальней стены женщина сосет грудь гостьи в алом шифоновом платье, как я сосала член Фредди. Однако здесь царили мрачное безмолвие и сосредоточенность. Необходимость сдерживать крики восторга и стоны, скрывать боль и удовольствие, наслаждаться в полной тишине обостряла приятные ощущения.
Харри нашел молодую блондинку, чем-то напоминавшую Маргериту, но совершенно незнакомую. Она еле заметно шагнула к нему и глазами поведала о своем желании. Однако Харри лишь раздел её, позволив стильному платью соскользнуть к лодыжкам, и продемонстрировал полное отсутствие интереса. Будучи не в силах терпеть такое обхождение, она стала искать взглядом другого мужчину.
Но другой мужчина, словно участвуя в заговоре, тоже проигнорировал блондинку. Похоже, все понимали, что Харри и блондинка затеяли игру. Они оба хотели, чтобы её желание стало невыносимо острым. Она была настоящей красавицей с безупречной кожей и золотистыми локонами вокруг лица, но никто не прикасался к ней. Все вынуждали её испытывать унижение. Она, кажется, не знала, что делать. Она попыталась приблизиться к женщине в алом шифоне и её партнерше, но они лишь разрешили ей облизать их половые органы. Потом они похлопали её по обнаженным ягодицам и пробормотали что-то ей на ухо.
Она покорно вернулась к Харри, который, похоже, уже был готов принять её. Я тем временем почувствовала, что Фредди собирается кончить. Я раскрыла рот пошире, чтобы принять поток спермы. Горячая, соленая струя ударила мне в горло. Потом член поник, Фредди вытер себя безупречно белым носовым платком, убрал его в карман и восхищенно посмотрел на меня, шепча piporos (комплименты).
Конча в своем гробу все ещё не издала ни звука.
Один из мужчин протянул Харри какой-то предмет. Я разглядела его в полумраке. Это был длинный черный вибратор с украшенной бриллиантами ручкой. Когда Харри включил устройство, оно негромко зажужжало. Блондинка бросила голодный взгляд на вибратор, ожидая, что Харри воспользуется им, но он отдал ей устройство и жестом дал понять, что она должна сделать все сама. Девушка послушно закрыла глаза и начала ласкать вибратором свои соски, живот, половые органы, потом ввела его внутрь и стала медленно покачивать из стороны в сторону. Он полностью находился в ней, я видела лишь периодически вспыхивавшие на ручке бриллианты.
Глаза девушки оставались закрытыми, как у Кончи. Тело блондинки начало вздрагивать, она затрепетала, стиснула зубы, чтобы не закричать. Оргазм достиг максимальной силы, однако бриллианты на ручке ещё продолжали какое-то время сверкать. Наконец обессилевшая девушка прильнула к Харри. По искусно накрашенному лицу тек пот, пляшущие глаза улыбались Харри, и он ответил ей ободряющей восхищенной улыбкой.
Затем он отвел блондинку к стене, и они занялись любовью. Какая-то женщина обхватила ноги Харри, чтобы придать ему большую устойчивость, а мужчина принялся целовать его яйца. Эта четверка образовала пирамиду: Харри трахал блондинку, женщина держала его ноги, мужчина лизал его яйца. Но этим пирамида ещё не закончилась.
Я взяла брошенный вибратор с бриллиантами и подошла к этой компании. Вставила устройство блондинке в анус. Теперь Харри трахал её спереди, а я сзади. Влага сочилась из всех её пор и отверстий, короткие вьющиеся волосы намокли. Девушка закачалась, снова приближаясь к оргазму. Она то отодвигала таз назад, то прижималась бедрами к Харри, чтобы получить максимальное удовольствие от нас обоих.
Мы с Харри посмотрели друг на друга поверх головы девушки, наши взгляды соединились в этой раскаленной атмосфере страсти. Второй оргазм девушки обещал стать ещё более неистовым, чем первый, похоже, она была готова разорваться на части. Ее тело содрогалось в конвульсиях… Наконец все закончилось, мы все отошли в сторону, Харри взял блондинку за руку, нежно поцеловал её в губы и повел смотреть финал некрофилического акта.
Конча приближалась к оргазму.
Фредди ждал этого момента. Его лицо было сосредоточенным, он, несомненно, хорошо знал все признаки надвигающегося взрыва. Сможет ли она сохранить это величественное молчание? – подумала я.
Наконец в гробу началась кульминация.
Конча сомкнула в экстазе губы, стиснула руки (это было единственным движением, которое она позволила себе до настоящего момента). Блики света играли на её коже цвета слоновой кости. Внезапно стало ясно, что она кончает. Но вместо того, чтобы задрожать в конвульсиях, как блондинка, Конча лишь широко раскрыла рот и испустила пронзительный вопль – такой громкий, что, вероятно, все жители Аликанте смогли услышать его и понять, что эта женщина-труп наконец испытала долгожданный экстаз.
Мужчина с аристократической внешностью слез с женщины, выбрался из гроба и оделся. Женщина в алом шифоновом платье и её партнерша лизали друг друга на полу. Конча открыла глаза, опустила свое белое кружевное платье и встала, чтобы присоединиться к мужу и гостям, продолжавшим заниматься любовью с теми, кого они хотели, в этой черной, обтянутой бархатом усыпальнице. Всякий, кто не желал оставаться здесь, мог покинуть комнату и принять участие в вечеринке, происходившей в другой части пентхауса. Некоторые гости тихо отправились туда.
– С Новым годом, – сказал мне Харри. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя.
Мы с Харри решили остаться. Тут ещё находились люди, которые нам нравились и которых мы хотели познать. Мы только что начали открывать для себя восхитительный мир оргий. Голодные, жадные, мы не стыдились наших желаний, спешили осуществить их. Мы оба знали: чем раскованней мы сближаемся с другими, тем сильнее любим друг друга, острее ощущаем нашу близость.
Я начала снимать мой костюм сапфирового цвета. Ко мне подошел человек с голубыми глазами, он прошептал мне что-то на ухо.
– Хорошо, – тихо ответила я.
Какая-то женщина заняла место Кончи в гробу и стала ждать любовника.
Харри присоединился к троице, образовавшей клубок из голов, рук и ног.
Мы с Харри встретили Новый Год в доме испанцев, с которыми мы познакомились в ночном клубе Аликанте. В клубе было многолюдно, мы оказались вчетвером за одним столом, и нас тотчас заинтриговал элегантный, немного пресыщенный облик этой пары.
Их звали Конча и Фредди (американизированный вариант Фернандо), они владели роскошным пентхаусом с видом на город. Когда они пригласили нас на новогоднюю вечеринку, мы удивились. Испанцы редко приглашают новых людей к себе в дом после столь непродолжительного знакомства.
– Вы получите удовольствие, – с улыбкой сказала Конча. – Мы устраиваем небольшое представление для наших гостей.
– Какое представление? – спросил Харри.
– Пожалуй, это можно назвать флиртом со смертью, – пояснил Фредди. Вам понравится, если только вы не испытываете отвращения к некрофилии.
Мы понятия не имели о том, что нас ждет, хотя позже узнали, что некрофилические бордели весьма распространены в Испании. Похоже, испанцы легко поддаются зловещему очарованию ночи, темноты, смерти. К числу их любимых игрушек относится хорошенькая маленькая кукла, которую можно ранить, чтобы потом наблюдать, как она будет корчиться и умирать.
Когда мы прибыли в пентхаус Казалсов, вечеринка уже шла полным ходом, и на первый взгляд она выглядела, как обычное светское сборище. Гости были одеты элегантно, роскошно. На шеях женщин, их пальцах, открытых бюстах, мочках ушей сверкали бриллианты, рубины и изумруды. Облик мужчин говорил об успехе и хорошем вкусе. В углу Г-образной гостиной был установлен бар, официанты подавали приглашенным шампанское и бутерброды с икрой. Бросалось в глаза загадочное отсутствие Кончи.
Незадолго до полуночи Фредди отвел нас и нескольких других гостей в отдельную комнату, расположенную в глубине квартиры, где, очевидно, и должно было состояться шоу.
– Я приглашаю только ценителей, – Фредди улыбнулся нам с Харри. Остальные развлекаются обычным способом. Музыка, танцы, спиртное.
Комната, в которую он привел нас, была совершенно черной. Стены были затянуты черным бархатом, свет исходил только от дрожащего пламени свечи, что стояла у изголовья тщательно задрапированного гроба. В нем лежала красивая молодая женщина с белоснежном кружевном платье, доходившем до её шеи. Длинные черные волосы покойницы падали волнами ей на плечи, щеки были нарумянены вызывающе ярко. Лишь через мгновение мы поняли, что это Конча.
– Так в этой стране красят женщин для похорон, – шепнул нам Фредди.
На один миг я имела глупость поверить, что Конча мертва. Потом мы с Харри обменялись насмешливыми понимающими взглядами.
– Кто желает начать? – спросил Фредди так, словно он вежливо предлагал кому-то запеть рождественский гимн.
Высокий человек в черном смокинге с красной шелковой отделкой шагнул вперед. Ему было лет пятьдесят, он обладал аристократическими чертами лица и напоминал некоего графа со страницы «Вога», катающегося со своей семьей на лыжах в Гстааде или загорающего возле роскошной виллы в Марбелле.
– О, bueno, Senor,[82] – сказал Фредди. – Начнем?
Человек с аристократической внешностью быстро разделся и залез в гроб. Я заметила поблескивавший в тусклом свете гигантский эрегированный член. Все присутствовавшие затаили дыхание. Он бережно, почти застенчиво, приподнял белое кружевное платье Кончи и обнажил её тело. Лобковые волосы женщины чернели на фоне белых целомудренно сдвинутых бедер.
Мужчина раздвинул бедра Кончи, обхватил руками ягодицы и приподнял их; длинные ноги женщины замерли в воздухе. Затем он опустился на Кончу, положил себе на плечи её ноги, обутые в изящные туфельки из белого атласа, и начал медленно, очень медленно вводить свой громадный член ей в анус.
По правде говоря, я подумала, что он не поместится там, но он начал понемногу исчезать и в конце концов полностью скрылся. Во время этой медленной, хирургически точной процедуры, занявшей несколько минут, Конча не двигалась, не говорила, не жестикулировала, не стонала. Она лежала, как труп, словно действительно была мертва.
Мужчина начал трахать её с искусно сдерживаемым неистовством – только так я могу описать его поведение. Он явно привык к такому акту, ему доставляло огромное удовольствие вводить свой пенис в анус Кончи и вытаскивать его оттуда. Гости наблюдали за происходящим безмолвно, с серьезными лицами.
Но с атмосферой что-то происходило. Она становилась накаленной. Я увидела остекленевшие глаза Фредди и его эрекцию, которую он не пытался скрыть. Его мужской орган выпирал из-под безупречно сшитого смокинга. Мне показалось, что он не столь велик, как у мужчины с аристократической внешностью (насколько я могла судить), но все же Фредди имел все основания не стыдиться его.
Наши глаза встретились, и я забыла о стоявшем возле меня Харри. Я внезапно поняла, что мы с Фредди станем любовниками. Харри тоже это понял, потому что он мягко пожал мою руку, словно говоря: все в порядке, действуй.
Никто ничего не произнес, в словах не было нужды. Я положила руку на разбухший член Фредди и почувствовала, что он отвердел ещё сильнее под моими пальцами. У дальней стены красивая женщина стянула с плеч свое алое шифоновое платье, и её маленькие груди с розовыми бугорками забелели в полумраке. Стоявшая возле неё женщина начала ласкать одной рукой бюст своей соседки, вторая рука скользнула под алый шифон. Однако их взгляды оставались прикованными к мужчине с аристократической внешностью и Конче.
Фредди мягко прикоснулся сзади к моей шее, слегка пригибая мою голову вниз. Я опустилась на пушистый ковер, расстегнула ширинку Фредди, достала оттуда пенис, взяла его в рот и начала сосать. Потом позволила ему войти в меня целиком. Яйца Фредди болтались возле моего лица, его руки удерживали мою голову. Он не двигался и не издавал звуков, поэтому со стороны могло показаться, что не происходит ничего необычного.
Я видела, что у дальней стены женщина сосет грудь гостьи в алом шифоновом платье, как я сосала член Фредди. Однако здесь царили мрачное безмолвие и сосредоточенность. Необходимость сдерживать крики восторга и стоны, скрывать боль и удовольствие, наслаждаться в полной тишине обостряла приятные ощущения.
Харри нашел молодую блондинку, чем-то напоминавшую Маргериту, но совершенно незнакомую. Она еле заметно шагнула к нему и глазами поведала о своем желании. Однако Харри лишь раздел её, позволив стильному платью соскользнуть к лодыжкам, и продемонстрировал полное отсутствие интереса. Будучи не в силах терпеть такое обхождение, она стала искать взглядом другого мужчину.
Но другой мужчина, словно участвуя в заговоре, тоже проигнорировал блондинку. Похоже, все понимали, что Харри и блондинка затеяли игру. Они оба хотели, чтобы её желание стало невыносимо острым. Она была настоящей красавицей с безупречной кожей и золотистыми локонами вокруг лица, но никто не прикасался к ней. Все вынуждали её испытывать унижение. Она, кажется, не знала, что делать. Она попыталась приблизиться к женщине в алом шифоне и её партнерше, но они лишь разрешили ей облизать их половые органы. Потом они похлопали её по обнаженным ягодицам и пробормотали что-то ей на ухо.
Она покорно вернулась к Харри, который, похоже, уже был готов принять её. Я тем временем почувствовала, что Фредди собирается кончить. Я раскрыла рот пошире, чтобы принять поток спермы. Горячая, соленая струя ударила мне в горло. Потом член поник, Фредди вытер себя безупречно белым носовым платком, убрал его в карман и восхищенно посмотрел на меня, шепча piporos (комплименты).
Конча в своем гробу все ещё не издала ни звука.
Один из мужчин протянул Харри какой-то предмет. Я разглядела его в полумраке. Это был длинный черный вибратор с украшенной бриллиантами ручкой. Когда Харри включил устройство, оно негромко зажужжало. Блондинка бросила голодный взгляд на вибратор, ожидая, что Харри воспользуется им, но он отдал ей устройство и жестом дал понять, что она должна сделать все сама. Девушка послушно закрыла глаза и начала ласкать вибратором свои соски, живот, половые органы, потом ввела его внутрь и стала медленно покачивать из стороны в сторону. Он полностью находился в ней, я видела лишь периодически вспыхивавшие на ручке бриллианты.
Глаза девушки оставались закрытыми, как у Кончи. Тело блондинки начало вздрагивать, она затрепетала, стиснула зубы, чтобы не закричать. Оргазм достиг максимальной силы, однако бриллианты на ручке ещё продолжали какое-то время сверкать. Наконец обессилевшая девушка прильнула к Харри. По искусно накрашенному лицу тек пот, пляшущие глаза улыбались Харри, и он ответил ей ободряющей восхищенной улыбкой.
Затем он отвел блондинку к стене, и они занялись любовью. Какая-то женщина обхватила ноги Харри, чтобы придать ему большую устойчивость, а мужчина принялся целовать его яйца. Эта четверка образовала пирамиду: Харри трахал блондинку, женщина держала его ноги, мужчина лизал его яйца. Но этим пирамида ещё не закончилась.
Я взяла брошенный вибратор с бриллиантами и подошла к этой компании. Вставила устройство блондинке в анус. Теперь Харри трахал её спереди, а я сзади. Влага сочилась из всех её пор и отверстий, короткие вьющиеся волосы намокли. Девушка закачалась, снова приближаясь к оргазму. Она то отодвигала таз назад, то прижималась бедрами к Харри, чтобы получить максимальное удовольствие от нас обоих.
Мы с Харри посмотрели друг на друга поверх головы девушки, наши взгляды соединились в этой раскаленной атмосфере страсти. Второй оргазм девушки обещал стать ещё более неистовым, чем первый, похоже, она была готова разорваться на части. Ее тело содрогалось в конвульсиях… Наконец все закончилось, мы все отошли в сторону, Харри взял блондинку за руку, нежно поцеловал её в губы и повел смотреть финал некрофилического акта.
Конча приближалась к оргазму.
Фредди ждал этого момента. Его лицо было сосредоточенным, он, несомненно, хорошо знал все признаки надвигающегося взрыва. Сможет ли она сохранить это величественное молчание? – подумала я.
Наконец в гробу началась кульминация.
Конча сомкнула в экстазе губы, стиснула руки (это было единственным движением, которое она позволила себе до настоящего момента). Блики света играли на её коже цвета слоновой кости. Внезапно стало ясно, что она кончает. Но вместо того, чтобы задрожать в конвульсиях, как блондинка, Конча лишь широко раскрыла рот и испустила пронзительный вопль – такой громкий, что, вероятно, все жители Аликанте смогли услышать его и понять, что эта женщина-труп наконец испытала долгожданный экстаз.
Мужчина с аристократической внешностью слез с женщины, выбрался из гроба и оделся. Женщина в алом шифоновом платье и её партнерша лизали друг друга на полу. Конча открыла глаза, опустила свое белое кружевное платье и встала, чтобы присоединиться к мужу и гостям, продолжавшим заниматься любовью с теми, кого они хотели, в этой черной, обтянутой бархатом усыпальнице. Всякий, кто не желал оставаться здесь, мог покинуть комнату и принять участие в вечеринке, происходившей в другой части пентхауса. Некоторые гости тихо отправились туда.
– С Новым годом, – сказал мне Харри. – Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя.
Мы с Харри решили остаться. Тут ещё находились люди, которые нам нравились и которых мы хотели познать. Мы только что начали открывать для себя восхитительный мир оргий. Голодные, жадные, мы не стыдились наших желаний, спешили осуществить их. Мы оба знали: чем раскованней мы сближаемся с другими, тем сильнее любим друг друга, острее ощущаем нашу близость.
Я начала снимать мой костюм сапфирового цвета. Ко мне подошел человек с голубыми глазами, он прошептал мне что-то на ухо.
– Хорошо, – тихо ответила я.
Какая-то женщина заняла место Кончи в гробу и стала ждать любовника.
Харри присоединился к троице, образовавшей клубок из голов, рук и ног.
63
Оргии, в которых участвовали мы с Харри, а также наши другие, менее дерзкие, сексуальные эскапады, лишь ещё больше сблизили нас. Возможно, это объяснялось тем, что теперь мы могли откровеннее делиться друг с другом нашими разнообразными сексуальными желаниями, честнее принимать нашу необычную любовь, которая, я уверена, показалась бы посторонним извращенной, порочной, противоестественной.
Мы же не считали её таковой, как ни трудно это представить.
Мы с Харри любили друг друга, принадлежали и верили друг другу, нуждались друг в друге, не могли представить свое существование друг без друга. Мы были друзьями, любовниками, братом и сестрой, а в некотором смысле – мужем и женой. Я знала, что если с Харри что-нибудь случится, у меня пропадет желание жить. Он говорил, что относится ко мне так же, что не представляет свою жизнь без меня.
– Никто в мире не заменит мне тебя, – сказал как-то Харри.
– А мне – тебя, – ответила я.
Мы обрели близость (во всех значениях этого слова), которую большинство людей ищет на протяжении всей жизни. Я уверена, что в глубине души каждого из нас таится желание соединиться с другим человеком, но многим ли удается хотя бы приблизиться к этой невыразимо драгоценной цели? Может быть, поэтому в мире столько песен о любви, о стремлении отыскать единственного человека, с которым можно не играть, а быть самим собой. Нам с Харри это удалось.
Никто другой, ни один мужчина и ни одна женщина, сколь угодно привлекательные, умные, нежные, чувствительные и обаятельные, не смогли бы заменить нам друг друга. Потому что только мы делили общие воспоминания о далеком прошлом, воспоминания, хранившиеся в глубине наших душ и делавшие нас единым целым.
Наше детство, наши браки, наши убийства, наши путешествия (Париж, Нью-Йорк, Сент-Мориц, Лондон, Испания), наша страсть друг к другу… эти тайны были выгравированы на наших сердцах. Они были глубоко личными, не предназначались для продажи. Мы держались за них с цепкостью всех любовников, которые вечно боятся испытать боль утраты. Однако мы боялись лишь одной утраты (не считая, конечно, смерти): только закон мог настичь нас, лишить свободы, друг друга.
Когда я поделилась с Харри моими опасениями насчет того, что Джинна отправилась в Пилгрим-Лейк, чтобы покопаться в нашем прошлом, он спросил, почему я не остановила падчерицу.
– Я не могла это сделать, – сказала я. – Во-первых, я не знала точно, что она полетела именно туда. Я только догадывалась об этом. Она удрала с Маунт-стрит, когда ни меня, ни миссис Кук не было дома. Но даже если бы я точно знала её планы, что бы я могла сделать? Позвонить в полицию? Что бы я им сказала? Что моя падчерица отправилась в Америку? Это не преступление.
– Ты могла заявить об её исчезновении. Могла сказать, что, по-твоему, ей угрожает опасность.
– Какую пользу это принесло бы? Если, конечно, на самом деле ей ничего не угрожает.
– Пожалуй, ты права, – признал Харри. – В любом случае ты ведь сказала, что она уже вернулась в Лондон?
– Да, я получила письмо от миссис Кук. Джинна уже дома и ходит в университет. Почта идет сюда целую вечность. Рене пересылает письма не слишком быстро. К тому же в последнее время она часто уезжает отдыхать.
– Джинна сказала миссис Кук, где она была?
– Якобы в Швейцарии. Она заявила, что соскучилась по старым подругам и отправилась в Гстаад. Поддалась внезапному порыву.
Харри пристально посмотрел на меня. Перестав безудержно хлестать «перно», он снова стал очень красивым.
– Но ты ей не веришь? – спросил он.
– Нет. Если бы у Джинны были такие планы, она бы поведала о них мне или миссис Кук. Оставила бы нам записку.
Вечер только начинался, мы сидели перед камином, потягивая херес и грея ноги. Мы оба приходили в себя после неистовых свиданий с нашими нынешними любовниками. Мы получали удовольствие, проводя вечер наедине. Или получали бы его, если бы не наша связанная с Джинной тревога.
– Миссис Кук пишет, что Джинна требует сообщить ей мой парижский адрес, – сказала я. – Почему? Почему Джинна внезапно захотела найти меня? Не потому же, что она соскучилась по мне. Она меня ненавидит. Значит, тут что-то другое.
– Если Джинна требует у миссис Кук твой парижский адрес, значит, она уверена, что ты действительно в Париже. Это успокаивает, верно?
– Пожалуй, да.
– Что миссис Кук сказала Джинне относительно твоего парижского адреса?
– Она сообщила ей ту ложную информацию, которую я дала нашей домработнице. Примерно через месяц после моего отъезда из Лондона я написала миссис Кук. Сказала ей, что я покинула «Ритц» и остановилась у подруги, у которой нет телефона. Предложила ей писать мне на адрес парижского офиса "Америкен Экспресс", поскольку я могу сменить место проживания.
– Тогда Джинне не за что зацепиться. Она не сможет тебя разыскать.
– Если только "Америкен Экспресс" не даст ей мой адрес в Аликанте.
– Вряд ли они так поступят, – сказал Харри. – Это считается неэтичным.
– Наверно, ты прав.
Однако почему я не могла избавиться от беспокойства, предчувствия надвигающейся беды?
– Не представляю, каким образом Джинна смогла бы разыскать меня, сказал Харри. – Никто не знает, где я. Даже мой адвокат. Покидая Англию, я сказал ему, что буду путешествовать по всему свету.
– То же самое сказал своим друзьям Том.
Мы с Харри посмотрели друг на друга и задали себе один и тот же вопрос: был ли Том так же осторожен, как мы? Гораздо более легкомысленный и болтливый, нежели мы, он не имел опыта интриг, маскировки, заметания собственных следов. У него отсутствовала практика в таких делах, успешно осуществлять которые мы с Харри умели с давних пор. Том не обладал криминальным мышлением. Именно поэтому он был сейчас мертв.
Я вспомнила открытку с видом, которую Том купил в тот день, когда мы посетили замок Санта-Барбара. Он сказал, что собирается послать её своему другу-барабанщику, переехавшему в Лос-Анджелес. Тогда я была так встревожена намерением Тома (считавшего меня своей сообщницей) утопить Харри, что не забрала у него открытку, что сделала бы в другой ситуации. Потом, когда мы с Харри заключили союз против Тома, я забыла об этом инциденте. Сейчас я могла лишь гадать, отправил ли Том эту открытку, как он обещал, без подписи и обратного адреса.
Интуиция подсказывала мне, что не следует говорить об этом Харри. Если открытка была послана, Харри мог бы лишь волноваться из-за этого. В любом случае барабанщик находился на расстоянии более девяти тысяч миль от нас (успокаивала себя я) и вряд ли на него произведет большое впечатление вид какого-то незнакомого испанского замка.
Харри закурил одну из сигар, подаренных ему ко дню рождения Томом. Терпкий аромат заполнил собой комнату. Полыхающий камин создавал атмосферу покоя и безмятежности, херес пробуждал в нас аппетит перед обедом, и нам было трудно поверить, что где-то за этими четырьмя стенами нас поджидает опасность.
– Даже если Джинна на самом деле посетила Пилгрим-Лейк, что весьма маловероятно, что она могла там узнать? – спросил Харри. – Кроме того, что мы – брат и сестра?
– Этого вполне достаточно для пересмотра дела об убийстве Сары. Неужели тебе это не ясно? Один тот факт, что мы солгали Скотланд-Ярду насчет наших отношений, даст им новые доказательства. Те, что отсутствовали во время суда над Иэном. Это станет законным основанием для пересмотра вопроса о виновности Иэна.
– Пожалуй, да, – неуверенно сказал Харри.
– Мне пришло в голову кое-что еще.
– Что именно?
– Если Джинна обнаружила, что мы – брат и сестра, она скажет об этом Иэну, и он пересмотрит свою позицию. Он признал себя виновным в убийстве Сары, чтобы защитить Джинну. Теперь он поймет, какую глупость совершил. Поймет, что убийца – не Джинна, а я. Что мы с тобой в сговоре. Что мы связаны отнюдь не случайным знакомством.
– Это звучит серьезно, – согласился Харри. – Но лишь в том случае, если Джинна побывала в Пилгрим-Лейке, в чем ты, похоже, убеждена. Возможно, она просто убежала с каким-то парнем, в которого влюбилась, – предположил Харри. – После Тома она могла полюбить секс. Может быть, она познакомилась с каким-то человеком в баре или на вечеринке и решила улететь с ним на Гибридские острова, чтобы развлечься там. Это может объяснять её загадочное исчезновение, да?
Меня не очень-то удовлетворило это объяснение. Я переживала из-за временного отсутствия Джинны. Происходило что-то ужасное. Я не доверяла моей падчерице. Я знала её гораздо лучше, чем мой брат.
– Надеюсь, да.
Сегодня мы решили пообедать дома. Верная Маргерита оставила нам в плите жареного цыпленка и картофель. Их надо было лишь подогреть. Начать мы собирались с домашнего овощного супа. Нас ждал чудесный семейный вечер.
Тем не менее по этому случаю я надела ярко-пурпурный шелковый костюм и мое чудесное колье с рубином. Я так любила эту вещь, что надевала её по малейшему поводу. Насыщенный цвет камня напоминал мне бургундское вино или свежую кровь. Я помнила забрызганный кровью белый фартук матери, в котором она работала за мясным прилавком в "Универсальном магазине Маринго". Но те пятна засохшей крови были чаще всего коричневыми. Мне никогда не нравился этот фартук. Он действовал на меня угнетающе.
– Ты заметил, – сказала я Харри, – что во время четырех совершенных нами убийств ни разу не пролилась кровь?
– Нет, пролилась. Когда я вырубил Полетт. После моего первого удара она хлынула из носа женщины.
Мы же не считали её таковой, как ни трудно это представить.
Мы с Харри любили друг друга, принадлежали и верили друг другу, нуждались друг в друге, не могли представить свое существование друг без друга. Мы были друзьями, любовниками, братом и сестрой, а в некотором смысле – мужем и женой. Я знала, что если с Харри что-нибудь случится, у меня пропадет желание жить. Он говорил, что относится ко мне так же, что не представляет свою жизнь без меня.
– Никто в мире не заменит мне тебя, – сказал как-то Харри.
– А мне – тебя, – ответила я.
Мы обрели близость (во всех значениях этого слова), которую большинство людей ищет на протяжении всей жизни. Я уверена, что в глубине души каждого из нас таится желание соединиться с другим человеком, но многим ли удается хотя бы приблизиться к этой невыразимо драгоценной цели? Может быть, поэтому в мире столько песен о любви, о стремлении отыскать единственного человека, с которым можно не играть, а быть самим собой. Нам с Харри это удалось.
Никто другой, ни один мужчина и ни одна женщина, сколь угодно привлекательные, умные, нежные, чувствительные и обаятельные, не смогли бы заменить нам друг друга. Потому что только мы делили общие воспоминания о далеком прошлом, воспоминания, хранившиеся в глубине наших душ и делавшие нас единым целым.
Наше детство, наши браки, наши убийства, наши путешествия (Париж, Нью-Йорк, Сент-Мориц, Лондон, Испания), наша страсть друг к другу… эти тайны были выгравированы на наших сердцах. Они были глубоко личными, не предназначались для продажи. Мы держались за них с цепкостью всех любовников, которые вечно боятся испытать боль утраты. Однако мы боялись лишь одной утраты (не считая, конечно, смерти): только закон мог настичь нас, лишить свободы, друг друга.
Когда я поделилась с Харри моими опасениями насчет того, что Джинна отправилась в Пилгрим-Лейк, чтобы покопаться в нашем прошлом, он спросил, почему я не остановила падчерицу.
– Я не могла это сделать, – сказала я. – Во-первых, я не знала точно, что она полетела именно туда. Я только догадывалась об этом. Она удрала с Маунт-стрит, когда ни меня, ни миссис Кук не было дома. Но даже если бы я точно знала её планы, что бы я могла сделать? Позвонить в полицию? Что бы я им сказала? Что моя падчерица отправилась в Америку? Это не преступление.
– Ты могла заявить об её исчезновении. Могла сказать, что, по-твоему, ей угрожает опасность.
– Какую пользу это принесло бы? Если, конечно, на самом деле ей ничего не угрожает.
– Пожалуй, ты права, – признал Харри. – В любом случае ты ведь сказала, что она уже вернулась в Лондон?
– Да, я получила письмо от миссис Кук. Джинна уже дома и ходит в университет. Почта идет сюда целую вечность. Рене пересылает письма не слишком быстро. К тому же в последнее время она часто уезжает отдыхать.
– Джинна сказала миссис Кук, где она была?
– Якобы в Швейцарии. Она заявила, что соскучилась по старым подругам и отправилась в Гстаад. Поддалась внезапному порыву.
Харри пристально посмотрел на меня. Перестав безудержно хлестать «перно», он снова стал очень красивым.
– Но ты ей не веришь? – спросил он.
– Нет. Если бы у Джинны были такие планы, она бы поведала о них мне или миссис Кук. Оставила бы нам записку.
Вечер только начинался, мы сидели перед камином, потягивая херес и грея ноги. Мы оба приходили в себя после неистовых свиданий с нашими нынешними любовниками. Мы получали удовольствие, проводя вечер наедине. Или получали бы его, если бы не наша связанная с Джинной тревога.
– Миссис Кук пишет, что Джинна требует сообщить ей мой парижский адрес, – сказала я. – Почему? Почему Джинна внезапно захотела найти меня? Не потому же, что она соскучилась по мне. Она меня ненавидит. Значит, тут что-то другое.
– Если Джинна требует у миссис Кук твой парижский адрес, значит, она уверена, что ты действительно в Париже. Это успокаивает, верно?
– Пожалуй, да.
– Что миссис Кук сказала Джинне относительно твоего парижского адреса?
– Она сообщила ей ту ложную информацию, которую я дала нашей домработнице. Примерно через месяц после моего отъезда из Лондона я написала миссис Кук. Сказала ей, что я покинула «Ритц» и остановилась у подруги, у которой нет телефона. Предложила ей писать мне на адрес парижского офиса "Америкен Экспресс", поскольку я могу сменить место проживания.
– Тогда Джинне не за что зацепиться. Она не сможет тебя разыскать.
– Если только "Америкен Экспресс" не даст ей мой адрес в Аликанте.
– Вряд ли они так поступят, – сказал Харри. – Это считается неэтичным.
– Наверно, ты прав.
Однако почему я не могла избавиться от беспокойства, предчувствия надвигающейся беды?
– Не представляю, каким образом Джинна смогла бы разыскать меня, сказал Харри. – Никто не знает, где я. Даже мой адвокат. Покидая Англию, я сказал ему, что буду путешествовать по всему свету.
– То же самое сказал своим друзьям Том.
Мы с Харри посмотрели друг на друга и задали себе один и тот же вопрос: был ли Том так же осторожен, как мы? Гораздо более легкомысленный и болтливый, нежели мы, он не имел опыта интриг, маскировки, заметания собственных следов. У него отсутствовала практика в таких делах, успешно осуществлять которые мы с Харри умели с давних пор. Том не обладал криминальным мышлением. Именно поэтому он был сейчас мертв.
Я вспомнила открытку с видом, которую Том купил в тот день, когда мы посетили замок Санта-Барбара. Он сказал, что собирается послать её своему другу-барабанщику, переехавшему в Лос-Анджелес. Тогда я была так встревожена намерением Тома (считавшего меня своей сообщницей) утопить Харри, что не забрала у него открытку, что сделала бы в другой ситуации. Потом, когда мы с Харри заключили союз против Тома, я забыла об этом инциденте. Сейчас я могла лишь гадать, отправил ли Том эту открытку, как он обещал, без подписи и обратного адреса.
Интуиция подсказывала мне, что не следует говорить об этом Харри. Если открытка была послана, Харри мог бы лишь волноваться из-за этого. В любом случае барабанщик находился на расстоянии более девяти тысяч миль от нас (успокаивала себя я) и вряд ли на него произведет большое впечатление вид какого-то незнакомого испанского замка.
Харри закурил одну из сигар, подаренных ему ко дню рождения Томом. Терпкий аромат заполнил собой комнату. Полыхающий камин создавал атмосферу покоя и безмятежности, херес пробуждал в нас аппетит перед обедом, и нам было трудно поверить, что где-то за этими четырьмя стенами нас поджидает опасность.
– Даже если Джинна на самом деле посетила Пилгрим-Лейк, что весьма маловероятно, что она могла там узнать? – спросил Харри. – Кроме того, что мы – брат и сестра?
– Этого вполне достаточно для пересмотра дела об убийстве Сары. Неужели тебе это не ясно? Один тот факт, что мы солгали Скотланд-Ярду насчет наших отношений, даст им новые доказательства. Те, что отсутствовали во время суда над Иэном. Это станет законным основанием для пересмотра вопроса о виновности Иэна.
– Пожалуй, да, – неуверенно сказал Харри.
– Мне пришло в голову кое-что еще.
– Что именно?
– Если Джинна обнаружила, что мы – брат и сестра, она скажет об этом Иэну, и он пересмотрит свою позицию. Он признал себя виновным в убийстве Сары, чтобы защитить Джинну. Теперь он поймет, какую глупость совершил. Поймет, что убийца – не Джинна, а я. Что мы с тобой в сговоре. Что мы связаны отнюдь не случайным знакомством.
– Это звучит серьезно, – согласился Харри. – Но лишь в том случае, если Джинна побывала в Пилгрим-Лейке, в чем ты, похоже, убеждена. Возможно, она просто убежала с каким-то парнем, в которого влюбилась, – предположил Харри. – После Тома она могла полюбить секс. Может быть, она познакомилась с каким-то человеком в баре или на вечеринке и решила улететь с ним на Гибридские острова, чтобы развлечься там. Это может объяснять её загадочное исчезновение, да?
Меня не очень-то удовлетворило это объяснение. Я переживала из-за временного отсутствия Джинны. Происходило что-то ужасное. Я не доверяла моей падчерице. Я знала её гораздо лучше, чем мой брат.
– Надеюсь, да.
Сегодня мы решили пообедать дома. Верная Маргерита оставила нам в плите жареного цыпленка и картофель. Их надо было лишь подогреть. Начать мы собирались с домашнего овощного супа. Нас ждал чудесный семейный вечер.
Тем не менее по этому случаю я надела ярко-пурпурный шелковый костюм и мое чудесное колье с рубином. Я так любила эту вещь, что надевала её по малейшему поводу. Насыщенный цвет камня напоминал мне бургундское вино или свежую кровь. Я помнила забрызганный кровью белый фартук матери, в котором она работала за мясным прилавком в "Универсальном магазине Маринго". Но те пятна засохшей крови были чаще всего коричневыми. Мне никогда не нравился этот фартук. Он действовал на меня угнетающе.
– Ты заметил, – сказала я Харри, – что во время четырех совершенных нами убийств ни разу не пролилась кровь?
– Нет, пролилась. Когда я вырубил Полетт. После моего первого удара она хлынула из носа женщины.