Эльдарова Татьяна. Свояченица

   Алексей протянул ей какую-то таблетку, но запить было нечем. Таблетка застряла в горле, вдобавок снова вызвала спазмы желудка.
   Не выдержав пытки, Анна в панике попросила остановиться, чуть ли не на ходу высунулась из окна и вывернула из себя всё содержимое "дружеской беседы" на мостовую. Ей сразу стало легче, боль ослабла, стала проходить.
   - Лёша! - тихонько позвала она, отплёвываясь, чтобы избавиться от неприятного привкуса во рту. - Нам надо вернуться... Я понимаю, после всего, что я тебе наговорила, ты вправе не захотеть больше...
   Алексей оборвал:
   - Наговорила, вот и помолчи теперь.
   Остановился в глухом переулке.
   - Пойдём, выйдем! - Шпана на сельских танцульках. - Вы что-то хочете сказать, мадам?.. - Взяв её под ручку, он "изячно" изогнул туловище и подставил ухо.
   - Лёш, я думаю, мальчики остались в том доме.
   Он сразу стал серьезным и деловитым:
   - Почему ты так решила?
   Она быстро пересказала ему то, что происходило на "светской беседе" до его появления.
   - "В том доме"? Вон там? - Алексей указал на противоположную сторону.
   - Почему ты не сказал в машине, что мы возвращаемся?
   Его рука нашла её ладошку, пощекотала, поднесла к губам. Её пальцы нежно пробежались по разбитой разбойничьей личине.
   - Во-первых, потому, что мы никуда и не отъезжали. Я так и предполагал, что тебе захочется ещё раз повидать обаятельного доктора.
   - А во-вторых?
   - Потому, дурочка, что я тебя не мог предупредить: о деле в машине говорить не будем. У меня такое ощущение, что пока мы дебатировали по поводу отвоёванных пяти дней, Рустаму в тачку добавили одну, а может и не одну деталь.
   - Это опасно?
   - Нет, это забавно! Мы будем говорить всякую чепуху, а они будут думать, как здорово провели нас: отказались от наружного наблюдения, внедрив шпиона в наше временное убежище.
   - Они, что же, и... видеть нас могут?
   - Не волнуйся, бесценная моя, - он снова дурачился, - целоваться сможем спокойно. Только не очень громко и не сразу: как только губа заживёт!
   - Ты, бесстыдник, прекрати свои штучки! Очень больно? Как же ты смог прорваться? Их там столько было...
   - Четверо. Мальчишки ещё. Просто Грише с Сергеем Львовичем, небось, очень захотелось услышать через микрофон, как ты станешь меня ругать вот за это!
   Алексей обвил её, как на веранде Трегубова. Анна сейчас была далеко не деревянная.
   "Деревенские ребятишки принесли цветы, каких я сроду не видела... "Как они зовутся?" - спросила я. Дети только переглядывались..."Это миминакуса "безухий цветок", - наконец ответил один из них."
   - Лёш, а ты знаешь, кто навестил меня на твоей даче?.. Кто был с Алёной?.. Грек!
   - Ты уверена?
   Она кивнула. Потом объяснила, что, вспомнив разговор Грека и Алёны в гараже, поняла: он был в Москве из-за покупки какого-то медицинского оборудования для клиники.
   - Эти знают? - уточнил опекун детей.
   - Вроде бы пока нет... И как мы теперь будем действовать? - льнула она к нему, думая о мальчиках.
   Алексей соображал, каким образом можно незаметно пробраться внутрь. Решил пока подождать...
   - А в первый день, когда я только вернулась, ещё до тебя, за дверью стояли Алёна и этот... Фото-Граф. А что, ты действительно видел его раньше?
   - Да. Ань, сейчас нет времени объяснять. Тем более, если ты все ещё не веришь. - Он отпустил свояченицу... - А теперь ты должна меня оставить... Взгляд Анны стал напряжённо-настороженным. Алексей поспешил дать ей задание: - Не насовсем! Поезжай к нашей "третьей лишней" - к Марье Павловне, которая нас, небось, уже и ждать перестала, - и отправь её отдохнуть, - она же всё-таки в отпуске! А из "москвича" забери и привези сюда сумку Рустама. Там есть несколько очень нужных нам предметов.
   Анна испугалась:
   - Как же я поведу? Я не смогу...
   - Сможешь, сможешь! Очень даже сможешь, - перебил Алексей. - Разозлись на кого-нибудь и - дуй! - поддразнил он.
   - Какой ты, всё-таки! Повинную голову и меч не сечёт! Я сказала в том смысле, что дороги не знаю! - Анна уныло повесила "повинную голову": - А как же ты тут один? Может вместе съездим?
   - Я должен за ними присмотреть. Вдруг им вздумается снова куда-нибудь мальчишек переселить! Счастье, что он про Грека с Алёной не знает! Пока Павел с Петрухой и Маней - это их основной козырь: Катюшу-то - уже упустили... - Алексей вынул из заднего кармана карту города, показал, где они находятся сейчас и как добраться до почтамта. - А ты проследи, чтобы капитанша убралась восвояси.
   Он проводил её до "нивы", открыл дверцу водителя, с поклоном и шутовскими ужимками, стремясь вселить в начинающего водилу уверенность, пригласил в кресло и обнял на прощанье.
   - Другого места не нашли!
   Алексей пугнул своей физиономией запоздалую ворчливую бабку, сделав ей "козу":
   - Ты прохожая? Вот и проходи!
   Анна села за руль, поставила ноги на педали, проверила, завела двигатель. Она никак не могла решиться уехать...
   Снова вылезла, вспомнив, что в машине не поговоришь.
   Анна в последний раз своеобразно признала свою вину:
   - Лёш, если Марья Павловна до сих пор ждёт, я её сюда привезу.
   Он заглянул в лицо женщины, светившееся тревогой и надеждой на успех.
   - Ты уверена, что она нам нужна?..
   Анна поняла: говорил он сейчас не только о спасении детей. Она видела: сомнение Алексея вызвано тем, что он не хочет ставить под удар её спокойствие.
   Но Анну ничто уже не могло поколебать.
   - Мы будем осторожны, как в машине Рустама!
   Анна в очередной раз удивила Алексея: в тот момент, когда она вернулась за руль, он расслышал, что свояченица тихо, едва слышно, бормочет: "Хоть за ухо тереби! "Безухие" не отзовутся - Цветы миминакуса. Но, к счастью, нашелся меж них Цветок хризантемы - "я слышу".
   10.
   "На меня нахлынуло и наполнило мою душу с прежней силой чувство глубокой веры."
   Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
   Марья Павловна нервно прохаживалась возле "москвича", поглядывая на изящные золотые часики - подарок драгоценного мужа Вовочки к двадцатилетию свадьбы.
   Что она-то ему подарила? Надо же, забыла...
   Куда эти ненормальные рванули со скоростью света? И ведь именно в тот самый момент, когда она узнала такие потрясающие новости! Третий час! Нет, ждать больше не имело смысла. Надо же хоть раз подумать и о собственной дочери! (Не говоря о том, что новые босоножки вросли в отёкшие от усталости ноги, словно испанский сапожок в инквизиционной камере пыток.) Ну всё, хватит! В конце концов, они знают, где её искать! Если, конечно, это - не хитрый тактический ход, чтобы отделаться от персоны Марьи Павловны. Хотя куда они денутся без сумки с арсеналом?
   Поёживаясь от предутренней прохлады в своём сарафане: плечи-то совсем голые, она в очередной раз отослала очередного проходимца к Бениной маме и не позавидовала ей (столько подвыпивших незваных гостей - за одну ночь!).
   Капитан открыла дверцу, вздохнув, села за руль и стала будить двигатель своего старичка москвичка. Старичок чихнул, сонно поморгал фарами, но просыпаться решительно отказался.
   И как назло - никого рядом.
   - Сантехника вызывали? Что тут с вашим горшком?..
   - Ой, и хто это к нам пришел? - обрадовалась Марья Павловна.
   Анна залезла внутрь "москвича", усадила Марью Павловну с собой рядом и стала в красках расписывать пережитую головную боль.
   - Я не поняла, - остановила её Луканенкова. - Вы умчались, не сказав ни слова, чтобы на окраине города прочистить желудок? А где остался твой зятёк, тротуар за тобой шампунем моет? Мы ж не в Чикаго, моя дорогая!
   Она обследовала Анну "следовательским" глазом: "Не доверяет! И правильно делает. Я же ей тоже не доверяю. Если судить по её реакции на кастеляншу, она вполне была способна и мужа-изменника прикончить. Да нет, вряд ли. Харю расцарапать, это - да. А убить... Не верится что-то."
   - Ну, вот что! Давай, заводи свою тачку и расскажешь мне всё по дороге: как шла, как падала, как флаг потеряла...
   - Какой флаг? - не поняла Анна.
   - Ну не флаг, так пионерский галстук.
   - Я не могу: у нас в машине один паразитолог "жучков" насажал...
   Марья Павловна заржала:
   - Час от часу не легче! - Эх, не было рядом трусливого стерильного Сергея Львовича: её смех "заразил" бы и его.
   Анна, отсмеявшись вволю, сказала:
   - Давай сумку, Лёшка сказал, она может пригодиться!
   - Про каких жучков ты там упоминала, - сообразила Луканенкова, - уж не про тех ли, что размножаются только в условиях министерских и посольских интерьеров?
   Она со свойственной ей бесцеремонностью залезла в сумку Рустама, добыла там какой-то предмет непонятного назначения и обшарила "ниву" сверху донизу, вдоль и поперёк, внутри и снаружи.
   - Вот он, голубчик! - Маленькая металлическая бляшка лежала на тыльной стороне её выгнутой потрясающей ладони, словно украшение индианки.
   Марья Павловна подбросила его в воздух, поймала, зажав в кулаке, поднесла к уху:
   - Не жужжит, жужелица!
   Анна удивилась:
   - Такой малюсенький, а такой вредный! Машка, ты уверена, что их там больше нет?
   - Совсем не уверена! На всякий случай будем соблюдать осторожность: на ухо сообщить мне, как ты всех ненавидишь, можно! А громко в машине будешь только петь.
   - Я? - Анна предложила вариант: - Может пусть радио поёт?.. А этот вредитель - транслирует!
   Она двумя руками крепко зажала кулак Марьи Павловны и шёпотом, почти одними губами сказала:
   - Едем скорее! Мы видели Кофра - шефа Пышки. Похоже, что мальчишки там! Мы после вернёмся за твоей тачкой.
   - И ты до сих пор не в машине? - изумилась капитан. - Да я бы уже...
   - Тс-с! - осторожничала Анна, с опаской глядя на зажатый кулак. Давай его засунем пока куда-нибудь подальше... В "закрома родины", например, - вспомнила она традиционное укромное место женщин, - поближе к сердцу! Пусть слушают мою тахикардию, паразиты гундосые! Да! - вспомнила она. - И сумку надо не забыть!..
   - Я, конечно, физподготовкой занимаюсь: по штату положено, - но в тяжеловесы не записывалась! - возразила Луканенкова. - Помогай, если она так уж нужна. Хотя, к чему весь этот лишний шум?.. Я предпочитаю... Куда ж ты её одна прёшь, - спохватилась она, - давай мне другую ручку!
   "Москвич" был оставлен отдыхать дальше и женщины под бодрые звуки ночного радиоэфира сели в машину: Анна дала порулить Марье Павловне, а сама указывала дорогу...
   * * *
   Алексея нигде не было видно. Переулок был безлюден и тих, как Земля после потопа.
   Анна собиралась уже идти на прорыв, а Марья Павловна всеми средствами старалась её удержать. Слава Богу, ей это удавалось несколько минут! Как раз в то время, когда запас её красноречия иссякал, Алексей вышел из дворика между ремонтирующимся особняком Гриши или Грека (не всё ли равно, коль "иных уж нет, а те - далече"?).
   Она кинулась к художнику, как аквалангист к запасному баллону с кислородом:
   - Где тебя носило? Ты узнал что-нибудь? Где мальчики?..
   Алексей увидел Луканенкову:
   - Ты всё-таки решилась? Очень кстати! Пятнадцать минут назад сюда привезли твою благодетельницу - нашу общую подружку. Думаю, она при этом особой радости не испытывала. К тому же, где-то в поле или по дороге посеяли её иномарку. К следующей весне даст всходы.
   - Уж не хочешь ли сказать, разукрашенный ты наш... - Она даже присвистнула, разглядев Алексея...
   - Они тоже не дурнее паровоза: не найдя её в Солотче, наверное, прочесали близлежащие окрестности и...
   - Ты не заметил, сколько их было? - озабоченно спросила Марья Павловна.
   - Сколько бы ни было, а уехало вдвое больше.
   Алексей рассказал, что вскоре после того, как доставили Пышку, через пятнадцать минут он имел честь наблюдать отъезд фотомастера со свитой и конвоем кастелянши. Самой Пышки ни в одной из двух машин не было. В здании, скорее всего, кто-нибудь остался для охраны, но вряд ли это - полк, рота или батальон. Гриб-инфекционист никуда не выезжал. Может, дезинфицирует свою знакомую.
   Марья Павловна посуровела:
   - Боюсь, что это может оказаться губительным для её слабого организма! Как можно проникнуть в здание - не выяснял?..
   - А чего бы я здесь столько времени ошивался?
   Оказалось, что со стороны дворика на уровне земли находятся полуподвальные окна. Правда, подходы к ним закрывают строительные конструкции ремонтников, но попробовать можно.
   Убедившись в том, что это был самый простой способ попасть в помещение, женщины, взвесив свои функциональные возможности, сообща решили:
   - Тебе лезть, Алексей!
   - Благодарю за доверие, - отозвался он, - кто бы сомневался?..
   Он подкатился под нижние доски лесов, потрогал шаткую раму (европейским ремонтом тут пока и не пахло), чуть-чуть нажав на неё плечом, выдавил. Дерево рассыпалось вместе со стеклом, звонко упав на цементный пол. Все трое замерли на несколько секунд...
   Анна сорвалась с места и побежала ко главному входу. Огибая здание, она быстро скрылась за углом.
   Художник, лёжа на асфальте между металлическими стропилами, не заметил, как она исчезла: из своего положения он не видел даже её ног, но каблуки Марьи Павловны застучали ей вслед достаточно громко.
   "Куда это, интересно, так быстро?" - с подозрением подумал Алексей.
   Прежде, чем он прополз в образовавшуюся щель и, спустив ноги внутрь, повис на руках, ему пришлось прослушать, пока осколки закончат танцевать на полу. Разглядеть ничего он не смог: видно, попал в то самое помещение, где полностью соблюдался режим экономии.
   "Спасибо, что светомаскировку не повесили!" - афганец пружинисто спрыгнул, под ногами хрустнуло стекло.
   Снова дождавшись абсолютной тишины, Алексей двинулся наощупь в противоположную от окна сторону. Протянутые руки постоянно наталкивались на пустоту. Зато глаза, начавшие привыкать к отсутствию света, различили, что он оказался в центре крестообразного коридора. Сзади него находилось окно, справа и слева - два длинных серых рукава, спереди...
   Он едва успел отпрыгнуть в левое крыло: спереди на него из-за угла стала наползать огромная тень. Человек, отбрасывавший её, прошёл по дальнему - параллельному рукавам распростертой каменной "рубашки" - проёму, словно перерезая шагами горло подвала. Слух ли у него был кошачий, или нюх собачий, а может, Алексей шумнул, было ясно одно: что-то его встревожило. Чёрная тень, образованная издали прорывающимся неизвестно откуда слабым отсветом, стала непропорционально расти, норовя в семь раз быстрее, чем её обладатель, коснуться ног художника... И она бы сделала это, если бы вдруг где-то наверху не раздался тревожный звуковой сигнал...
   ...Подбегая к подъезду, Анна не знала, что скажет и как будет действовать дальше. Решение было импульсивным, главное - отвлечь свободно передвигающихся обитателей ночного особняка от подвала.
   На тротуаре, под приглядом фонарей, она чувствовала себя неуютно, словно в предбанник одетой вошла. Поторопилась проскользнуть внутрь и, к ужасу своему, снова попала в перекрестный огонь таможенных рентгеновских лучей. Они бурно отреагировали на пригревшегося у неё на груди "жучка".
   Анна рванула было к парадной лестнице, но из-под неё, как из-под земли, прямо перед носом матери, пришедшей за мальчиками, вырос детина, а не мальчик (хоть одет он был в костюм цвета вялой травы с пятнами "детской неожиданности"). На боку у защитника подпольных хирургических рубежей болталась дубинка. Внушительных размеров торс перетягивался ремнем.
   - Ой, - выпалила она первое, что пришло ей в голову, - а где Сергей Львович? Я должна ему сказать что-то очень важное и кон-фи-ден-ци-альное, (уф, как с горы спустилась!).
   Охранник вежливо указал ей под лестницу, пропустил вперёд, лишь провёл своими граблями по особо выпуклым частям тела женщины. Она стерпела, молясь, чтобы не был обнаружен жучок. После разрешения двигаться дальше, нагнув голову, нырнула под мраморную эстакаду.
   За спиной послышался шорох, звук удара, хрип, шум падающего тела. Анна мгновенно обернулась. Босая Марья Павловна отпустила бычью шею бугая и попыталась втиснуть ноги в босоножки на высоких каблуках, тихо ругаясь:
   - Хоть какая-то от вас польза за целый день, мучение моё!
   Голова лежащего охранника была странно вывернута набок. Женщины, не сговариваясь, втащили его под лестницу и обнаружили там раскрытый вход в подвал.
   Они прислушались, нет ли где подозрительных звуков. Звуки шли снизу не очень подозрительные: журчала вода в кране, будто кто руки мыл. Анна и Луканенкова, действуя по-прежнему в унисон, обыскали мужские карманы, нащупали связку ключей и бесшумно спустились на мелодичный зов. Марья Павловна пристегнула друг к другу кожаные ремешки босоножек и повесила свое летнее оружие на плечо:
   - Чем не нунчаки?..
   В темном коридоре Анна ориентировалась хорошо: в карцере, куда она попадала два раза, бытовые условия были ещё более суровыми, поэтому ей вполне хватало скудости света, еле капающего из ночников в потолке. Женщины взялись за руки. Ведущей - Анна, ведомой - Марья Павловна.
   Вдоль глухой стены добрались до перекрёстка, где минуту назад стоял Алексей. Зов воды становился сильнее. Да и света прибавилось: одна из дверей в перпендикулярном коридоре была открыта, оттуда и раздавалось пение воды и специфический больничный запах.
   Очень тихо, но очень быстро они подошли к световому прямоугольнику, заглянули...
   Пышка сидела на стерильном топчане, привалившись спиной к стенке и уныло свесив голову. Она не заваливалась, не падала набок, как будто боялась запачкать несвежей одеждой белизну покрывала. Правая рука её лежала на коленке, левая была протянута вдоль тела. Раскрытой, словно для милостыни, ладонью она указывала на тумбочку, где на общем белом фоне использованный одноразовый шприц казался непозволительно грязным. Рядом валялись резиновые перчатки.
   Ящерица-Гриб оттирал свои руки под струёй, намыливал, снова надраивал их щеткой, опять запускал под воду, потом внимательно рассматривал и вновь мыл. До самозабвения.
   - Что ты ей ввёл? - негромко поинтересовалась Марья Павловна.
   Мокрое мыло плюхнулось в раковину, сделало по ней круг и, стукнув инфекциониста по карману, упало на пол.
   - Вы не видите - я работаю! Женщине нужна срочная медицинская помощь, выйдите немедленно!
   Тон у Сергея Львовича был таким раздражённо-начальственным, что даже капитан на секунду повернулась к выходу. Вовремя опомнилась, взяла Анну за руку, остановила и втянула в кабинет, закрыла дверь.
   Анна, не глядя на осевшую Пышку, сняла у Луканенковой с плеча босоножки и перевесила их на паразитолога, потом сдернула с него шапочку, марлевую маску. Обнажились остатки сизой шевелюры, сквозь которую просвечивали споры перхоти, худые впалые щеки, длинный, свернутый набок нос, тонкие, красиво очерченные губы. Щербатый рот закрылся в негодовании и больше не открывался, во избежании заразы. Плечо нервно поднималось и опускалось, желая скинуть милицейские черевички.
   "То, что никуда не годно... Человек дурной наружности и вдобавок с недобрым сердцем."
   Марья Павловна повторила вопрос, который вновь остался без ответа.
   - Девочки, не теряйте времени, я сам с ним поговорю. - Алексей заглянул в дверь. - Мне кажется, из охраны тут никого больше нет: спереть-то нечего, кроме мальчишей да стерильного воздуха. Кто наймита успокоил?
   Аня кивнула на капитана, а та - на свои босоножки:
   - Я же говорю, что можно обходиться подсобными средствами. А то невзначай засветишь табельное оружие - хлопот не оберешься доказывать потом, что ты не верблюд.
   - Профессионально! - похвалил Алексей. - И жить будет, и вырублен надолго!
   Анна поспешила в коридор, будучи уверена, что Алексей вытрясет из медика душу, но добьется ответа, где сейчас Маруся.
   - А не то, если не скажешь, - угрожающе бросила она, проходя мимо сжавшегося человечка, - сам знаешь, что будет.
   Она смачно плюнула возле его ноги и покинула помещение в тот момент, когда он спешно накрывал это место перевернутой кверху дном какой-то стерильной посудой.
   Взглядом поручив Марье Павловне Анну, афганец остался один на один с мертвой Пышкой и поеденным временем паразитологом - помощником Асклепия. Когда женщины послушно закрыли за собой дверь, в полутьме коридора воцарилась тишина небытия.
   Анна уже вовсю шарила по коридорам, когда к ней присоединилась Луканенкова. Они обследовали стены, прислушиваясь к каждой запертой двери... Мать не выдержала, стала стучать, звать Пашу и Петю. Подвал безмолвствовал. Возле одного из молчаливых кабинетов остановилась, прилипла к двери, уверенно сказала:
   - Здесь! Машка, давай ключи! Ах да, вот, - почувствовала она их в собственном кармане.
   Трясущиеся руки никак не могли попасть в замочную скважину. Марья Павловна отобрала у неё связку, стала наощупь пробовать один за другим.
   - Почему ты думаешь, что они здесь?.. - шепотом спросила она.
   Замок не поддавался. Для простоты действий по-прежнему не хватало света.
   - Господи, да найди ты здесь где-нибудь выключатель! - отчаянно воскликнула Анна.
   - Что ж ты меня так вознесла? - съязвила Луканенкова, но побежала в комнату, где Пышка встретила свои последние минуты жизни.
   Алексей как раз тащил к двери растопыренного, цепляющегося за все углы и выступы Гриба. Марья Павловна повертела у него перед носом ключами и приказала:
   - Показывай злато, царь-Кощей!
   Повинуясь, он безропотно открыл одну из дверей в этом крыле коридора. Это была сверкающая, вылизанная операционная. Из неё стеклянно-металлическая дверь вела в дезинфицирующую душевую. Дальше, через раздевалку, Гриб провёл непрошеных гостей в приёмное отделение. Марья Павловна только глянула на хранившиеся там аккуратно заполненные журналы и, не раздумывая, забрала их с собой.
   Сергей Львович попытался возражать:
   - Там же вся моя отчетность перед Грековым!
   - Ты лучше думай, чем будешь отчитываться перед Господом Богом! оборвала его следователь.
   - Это - ненаучный подход! - снова вступил в дебаты паразитолог, почти не разжимая губ.
   - Ах ты, глиста! Лямбля недоделанная! Где они? Веди нас! Всё показывай! Где тут ваша лаборатория, или базовое хранилище? Где мальчики Арбузовой?
   Алексей, державший его за тонкую, цыплячью шею, чуть сдавил пальцы и ящерица резво побежала в другой конец коридора, туда, где Анна прижала ухо к замочной скважине английского замка.
   - Тихо, они там что-то говорят!
   Алексей щелкнул зажигалкой, поднёс её к двери. Снова зазвенел металл, но ни один ключ так и не подошел.
   Ящерица извернулась ужом, выскользнула из халата, как из старой кожи, помчалась к выходу наверх.
   Амазонка Луканенкова бросилась в погоню за беглецом. Она чуть не споткнулась об охранника и остановилась. Тот лежал в прежней позе, но что-то её насторожило. Показалось, или в самом деле голова его повернута как-то иначе?..
   Следя за ним во все глаза, она протянула руку к дубинке и в этот момент была схвачена за кисть. Борьба оказалась неизбежной.
   Вскидывая ноги, применяя дозволенные и недозволенные приемы (вплоть до царапанья), капитан милиции боролась с профессиональным охранником не на жизнь, а на смерть: в опасной близости находились каменные ступеньки, спуск по которым не светил ничем хорошим...
   Марье Павловне повезло больше... через несколько секунд мощный противник свернулся клубком у подножия лестницы. Запустив пальцы ему под воротник, она убедилась, что пульса нет и не будет...
   Появились Алексей с Анной, задержались над пятнистым обмундированием:
   - Что за шум, а драки нет? - удивился Алексей.
   - Не дождётесь! - Марья Павловна пояснила: - Он очень вовремя оступился! Мне бы одной с ним не совладать...
   - А где же Гриб? - Анна уже побежала наверх по парадной лестнице.
   В коридорах второго этажа, распространяя едкий запах ацетона, подравнялись по ранжиру мешки со строительным мусором, доски, банки с красками, лаком, звуконепроницаемые панели и вся прочая обязательная для ремонтно-строительных работ атрибутика.
   Прямо по курсу перед Анной находилась приоткрытая дверь хорошо знакомого ей парадного зала. Туда она и направилась. За ней еле поспевали опекун детей и капитан Луканенкова.
   В зале не горело ни одной лампочки, но были открыты прежде задернутые портьеры. Света уличных фонарей оказалось достаточно, чтобы Анна увидела лёгкое колыхание одной из них.
   - Вот ты где, крыса! - Она налегла на портьеру всем телом, но любитель стерильности вывернулся и на сей раз.
   Он забегал по залу, как белая лабораторная мышь, случайно вырвавшись из клетки. Не сумев прошмыгнуть в дверь мимо Марьи Павловны, широко расставившей в проходе босые ноги, он не нашел ничего лучше, чем открыть один из морозильников и юркнуть туда, прихлопнув за собой мышеловку...
   Анна помчалась вниз.
   Чтобы вытащить морозонеустойчивое животное, Алексей стал искать какую-нибудь ручку или кнопку, но так и не обнаружил ни одной. Они не смогли его извлечь из ловушки, в которую сам себя загнал...
   - Жадность фраера сгубила! Покушать плотно захотелось: накушается теперь, - злорадно отметила Марья Павловна.
   Анна перепрыгнула через охранника, пробежала по коридору, снова приникла к двери, скрывавшей от неё мальчиков.
   - Говорю тебе, - услышала она разговор, - это была мама, - с солидностью уверял подростковый "петушиный" говорок, в котором она различила интонации Пашки.
   - Откуда ей тут быть? - грустно возражал ему совсем ещё детский голос Петрушки. - Её, небось, тоже из больницы не выпускают, как и нас. И что это за болезнь такая дурацкая, когда чувствуешь себя хорошо, а никого видеть нельзя?!.
   - Петя, Павлик! Это я, мама! - заорала Анна не своим голосом. - Вы слышите меня?.. Я здесь!
   - Ну, что я тебе говорил? - радостным басом завопил Пашка. - Мам, тут же закукорекал он, - вытащи нас отсюда!