Эльдарова Татьяна. Свояченица

   За трапезой, в которой Жена Рустама так и не приняла участия, было сказано мало слов. Гости - ели, мужчины - пили, Анна гадала, где Рустам мог запрятать Двойника. После завтрака Алексей с другом вышли из комнаты, а хозяйка постелила Ане на низком широком диване, вновь намазала её шишки и ушибы, легко прикасаясь к больным местам. Под лёгким массажем Анна незаметно уснула.
   Сколько она проспала - трудно сказать, но опять душил кошмар. Она видела лужу крови, вытекающую из горла Бориса тонкой струйкой. Потом струйка окрепла, превратилась в ручей, вот это уже не ручей, а бурная горная река, летящая водопадом в озеро. Анну сталкивает в это озеро Алёна, а там Кто-то хватает и тащит на дно. Кто это? Кол?.. Его близнец?.. Очкастый?.. Нет, кто-то другой. Какая разница?.. Ей теперь всё равно. Но в очередной раз вынырнув из склизкой, тёмно-свекольной массы, она успевает заметить, как на разные берега озера пытаются вскарабкаться четыре детских фигурки. Дети повернулись к ней спиной, они хотят зацепиться за ветки деревьев, растущих вокруг. Одно дерево, ствол которого похож на человеческое тело... согнулось, протянуло к ней руки, заговорило человеческим голосом... Ноги её по-прежнему цепко держит Кто-то... Дети повернули к ней головы, увидели... И тут на их месте стали бить чистые фонтаны воды. Она по-прежнему тонет, но нет - не тонет, просто растворяется в хрустальной воде...
   - Анна!.. Анечка!.. Аня!..
   К Анне с трудом возвратилось ощущение реальности. Над ней склонился Алексей, трясет её за плечо изо всех сил. Хлопочет невысокая женщина. "Ах, да - это Жена Рустама. Кто такой Рустам? Где это? Здесь? Нет! Не хочу! Хочу туда, к ним..."
   Анна забывает всё, вновь проваливается... И тут же, как ожег, пощечина, за ней - другая. Они прогоняют её сон лучше, чем мыло, попавшее в глаза.
   Алексей увидел, что Анна вернулась, попросил хозяйку принести воды. Та молча поставила кувшин и тут же удалилась.
   - Очень больно? - спросил он виновато, потом погладил красную щеку свояченицы.
   Анна уткнула голову в подушку и горько, по-детски, обиженно заплакала. Тогда он поднял её, уткнул к себе в плечо, стал утешать. Говорил, как с маленькой:
   - Анюта, помнишь, в фильме "Чародеи" Абдулов стены лбом прошибал, пока не увидел цель? Так вот, я знаю: тебе досталось. Досталось крепко. Но забудь обо всём, сейчас - никакого прошлого, никакой жалости к себе! Сейчас важно одно: наша цель. И она оправдывает все средства, - продолжал он, отрывая её от себя и умывая зареванное Анино лицо. - Не мы начали боевые действия, и не нам с тобой подсчитывать, какой урон понесла противная сторона. Наше дело - объединить силы (это Юрка), освободить пленных (это остальные) и, если удастся - собрать подкрепление.
   По мере того, как Алексей говорил, силы к женщине возвращались. Тогда он потер в раздумьи голый подбородок и завершил свою сентенцию:
   - Когда будет надо, я тебя пожалею! - и вылил остатки воды ей на голову.
   Аня завизжала, рассмеялась, потом тряхнула мокрой головой и коротко бросила:
   - Тогда - чего ждем? Я готова. Поехали...
   Они тепло простились с хозяевами. Рустам обхватил и пожал своими волосатыми ручищами утонувшую в огромных ладонях руку Анны и пообещал, глядя ей в глаза:
   - Всё будет хорошо!
   Затем отвел Алексея в сторонку и, указывая рукой на почти незаметный земляной погреб, стал с ним что-то обсуждать, пока Жена Рустама собирала в дорогу всяческой снеди. Напоследок она сбегала в дом и принесла Ане баночку с мазью. Женщины обнялись.
   Рустам вышел за ворота и сказал Алексею:
   - Связь держим, как договорились, если ещё что узнаю - телеграфирую прямо на место. Да защитит вас Аллах!
   Он передал другу тяжелую сумку, которую держал на плече.
   Алексей кивнул на прощанье и задвинул сумку в багажник "нивы".
   * * *
   Машину он вел теперь осторожно, и так старательно объезжал все ухабы и рытвины, что свояченица разозлилась:
   - Я тебе что - археологическая находка? Давай побыстрее, нас Юрка ждёт!
   - Не "нас", а меня! - самодовольно возразил ей Алексей. - В записке ясно указано: дядя Лёша!
   - Лёха, а что, Двойник остался у Рустама? Он сказал что-нибудь?
   - Меньше будешь знать - лучше будешь спать! - отрезал опекун, прерывая разговоры на эту тему.
   Анна насупилась, отвернулась к окну, но вскоре стала получать истинное удовольствие от поездки: "нива" шла ровно, боль поутихла, машин на шоссе было мало, ветер трепал волосы, зато успокаивал нервы. Следуя совету зятя, она отгоняла от себя все самые страшные воспоминания, все тревожные мысли и ожидания и лишь пыталась представить грядущую встречу с сыном - её "золотой серединой". В сентябре ему уже будет тринадцать! Помнит ли он её? Какой стал?
   - Лёш, а то фото ты взял? - волновалась она всего три секунды - ровно столько, сколько Алексей доставал обуглившуюся по краям карточку из прожженного кармана джинсовой рубашки (гостеприимная Жена Рустама успела её постирать и погладить, когда они отдыхали).
   Кто из детей помнит её наверняка, так это старшая, Катя.
   С ней всё было впервые: и шевеление в животе, похожее на щекотку изнутри, и страх перед родами, и счастье, заливавшее Аню, бьющее молочным фонтаном из грудей. И первое абсолютно самостоятельное существование дочери без маминой поддержки: руки оторвались от стенок узкого коридора, шаг, снова шаг, восторженное взвизгивание (вот она - свобода!), вот, мамочка, подарок нам с тобой на женский день! А через месяц - всё ещё неустойчивые, но очень быстрые шажки почти бегом по тому же коридору, но уже с мокрой пеленкой брата в руках.
   Детство кончилось. Началась взрослая жизнь. Они с мамой - две равноправные хозяйки в доме. Катерина так похожа на Анну и глазами, и ямкой на щеке, цветом и жесткостью волос, и низким грудным голосом, даже родинками, расположенными на теле в одних и тех же местах.
   Особенно резко увидела Анна это теперь, когда с фотографии на неё не глядела, а уставилась куда-то в землю её Катя - почти девушка. (Она тоже никогда не могла смотреть в глаза тем, кто приносил ей боль или говорил заведомую ложь, - почему-то сердце стискивало мучительное чувство, похожее на стыд.)
   Кто объяснил тогда десятилетней девочке, в какую пропасть рухнула её мать? Кто был рядом, когда она начала сталкиваться с "радостями" женского начала? Кто помогал ей взрослеть?..
   "То, что кажется бесконечным... Время, которое нужно для того, чтобы новорожденный вырос и достиг зрелых лет."
   - Лёша, ты так и не ответил: что им сказали обо мне? Какими глазами они станут смотреть на меня?
   - Ты очень долго и серьезно болела после скоропостижной смерти их отца. А что они сами думают по этому поводу - узнаешь, когда увидитесь. Главное - не уходи от ответов. Наверняка в интернате их уже "просветили". Хоть он и лучший в городе по условиям жизни, но - не лицей и не пансион для благородных девиц. "Отказных" детей в нём практически нет. В основном дети афганцев, неполные или круглые сироты, у кого остались лишь дальние родственники. Говорю тебе - интернат хороший, воспитатели - приличные люди, куча психологов, врачи, педагоги и всё прочее. Я Андрея там оставлял, если приходилось уезжать на постановку в провинцию или в загранку. Но когда более-менее свободен - стараюсь взять их домой: днем они там, вечером - у меня.
   - А каникулы? В этом самом оздоровительном лагере?
   - По-разному, - сдержанно ответил Алексей и постарался снова объяснить, почему отправил их туда: - Я уезжал в Питер слишком скоропалительно, потому и не успел найти им подходящий вариант для отдыха. Понимал, конечно, что лучше бы им провести это время вместе со мной и Андрюхой... Но оправдывал себя тем, что это - всего лишь, пока я не вернусь, и что как только ты выйдешь, - сразу захочешь увидеть детей. Кто же знал... Мог ведь, дурак, их в городе оставить: поручил бы Евгении Осиповне!
   - Это ты свою бабу так величаешь? - усмехнулась Анна.
   - Эта баба - не та баба, которая могла бы стать моей бабой. - заявил Алексей. - А без той бабы, если тебя это интересует, я вполне могу обойтись и с такими помощниками, как наши дети.
   - Что значит "наши"? - ревниво возразила мать.
   - Ну, я ведь им тоже не чужой. Знаешь, как они у одинокого мужчины научились управляться по хозяйству? Такие рукастые, всё умеют. Особенно Пашка. Вот заедем сейчас ко мне - увидишь, сколько они с Андрюхой всего понатворили. Катя - просто клад бесценный. Твоя школа: всё может.
   Она встрепенулась:
   - А младшие?
   - Юрка - от работы отлынивает, но рисует без конца. Будет толк из парня! Пётр постоянно борется за главенство отношений между ним и Марусей. Всё время доказывает ей, что он - старше и умнее. Но с твоей Машей - где сядешь, там и слезешь. Тот ещё характерочек!
   - Смотри, они все теперь стали брюнетами, кроме Мани, - заметила Анна.
   - Не все. Юрка знаешь как за лето выгорает? С его темными глазами просто швед под Полтавой. И Манька. Только у неё и у Петьки ещё веснушки на физиономиях "цветут" от весны и до осени! - Алексей забрал у Анны карточку, которая выглядела, как напоминание о войне, объявленной женщине пять лет назад. - Дай лучше мне, а то дырку протрешь!
   Алексей нарочно занял Анну рассказом о детях, но сам увлёкся и рассказывал с удовольствием...
   3.
   "В доме поблизости от большой улицы слышно, как некий господин, проезжающий мимо в экипаже, поднимает занавески, чтобы полюбоваться предрассветной луной..."
   Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
   ... Мальчик что-то чертил на желтом обрывке оберточной бумаги, изредка сосредоточенно поглядывая в грязное чердачное окно.
   Из-под огрызка карандаша выходили страшилки, соответствовавшие, впрочем, его возрасту: узники в темницах, по большей части это были молодые и красивые женщины, склепы с танцующими скелетами, всадники, автомобильные гонки, и вдруг - блюдо, наполненное булочками, от которых даже пар шел. В животе громко заурчало. Мальчишка взял со стола грязную морковку, обтер её со всех сторон рукавом ветровки, оторвал ботву и захрустел, продолжая рисовать.
   Вскоре он бросил это занятие и стал смотреть на бронзовые от заката верхушки деревьев. Потом, когда и это ему наскучило, забрался на стол, вылез через окно и по приставленной колченогой лестнице спустился с чердака на землю.
   Крадучись, почти приникнув к земле, он пробрался к стоявшей в отдаленном углу двора избушке-туалету, справил нужду и уже собрался возвращаться в своё убежище, как вдруг насторожился: за околицей явно слышался звук мотора. Мальчишка спрятался за деревянный домик и пожалел, что, вылезая, не прикрыл створки чердачного окна. Шум мотора усиливался и вот, наконец, на проселочной дороге появилась салатовая "нива" и остановилась у провисшей на одной петле калитки. Из машины вышел мужчина. Это был опекун...
   Мальчишка чуть не кинулся ему навстречу, но успел затормозить, так как с другой стороны "нивы" вылезла женщина. Они о чем-то тихо переговорили и пошли по дорожке к крыльцу с заколоченной дверью. По пути женщина пару раз ойкнула, когда разросшаяся крапива коснулась её голых рук. У парня сильно заколотило в груди и снова захотелось в туалет, но волнение никак не отразилось в его иконописных глазах: он лишь продолжал внимательно наблюдать, что станут делать дальше незваные гости.
   Женщина подергала доски, которыми был забит вход и ставни неказистого деревенского дома, но дядя Лёша что-то сказал ей вполголоса и она послушно бросила это бесполезное занятие, а решила обогнуть его кругом. Дядя Лёша двинулся с другой стороны... Он первым наткнулся на лестницу, приставленную к чердачному окну.
   - Анька, - снова негромко позвал он, - иди сюда!
   - Ты что, смеешься? - подошла женщина. - Эти жердочки меня не выдержат!
   - Да он наверняка там! - убежденно воскликнул опекун и у мальчишки опять сердце подскочило к горлу, когда он услышал её беспомощный зов:
   - Юрка, сыночек...
   Мальчишка не понял, как же это случилось и откуда взялось (только что ведь ходил), но он вдруг описался. Не зная, как выпутаться из сложной ситуации и смертельно боясь, что они так и уедут, не найдя его, двенадцатилетний Юрка Арбузов упал в крапиву и заплакал.
   - Юрка, сыночек! - Анна всё увереннее шла на его тихие всхлипы, продолжая звать сына.
   - Анна! Не шуми! - предостерег её Алексей, почувствовав, что и она готова зареветь.
   - Нет-нет, не бойся, я не... Вот, вот - он!.. - мать кинулась в самую гущу жалящей травы.
   Юрка запихнулся матери куда-то подмышку, от восторга и невероятности встречи заплакал сильнее. Даже у афганца заципало в носу. "Наверное, обжег слизистую", - подумал Алексей, поднимая и обнимая их. Он шепотом скомандовал:
   - А ну, марш реветь на чердак!
   Она не ошиблась: одна из перекладин действительно обломилась под ней с громким треском и женщина чуть не грохнулась оземь. С трудом вскарабкавшись наверх, Аня заметила:
   - Где мои семнадцать лет?..
   - Ничего, - утешил её Алексей, протягивая руку из окна, - найдёшь ещё пару-тройку таких приключений на свою задницу, как прошедшей ночью, станешь стройной, как кипарис!
   Юрка навострил уши:
   - А что за приключение?
   Дядя отмахнулся от него и процитировал:
   - Вырастешь взрослым - узнаешь!.. А пока, раз ты из нас троих самый ловкий да поворотливый, вот тебе ключи, открой машину и достань с заднего сиденья пакеты. Там еда. Большую сумку заберем, когда стемнеет окончательно.
   - Дядя Лёша, а где Андрей?
   - Иди-иди, не заговаривай зубы голодному волку!
   Юрка ящерицей скользнул вниз, виртуозно минуя обломки ступени.
   Анна потерла глаза кулаками и промолвила:
   - Ты-то знаешь, где твой Андрей, а вот где сейчас мои все...
   Алексей, не склонный поощрять её к сантиментам, грубовато заметил:
   - Ты сначала тех, кто рядом, пожалей и приголубь. Юрка нуждается в тебе не меньше, чем они. Кто знает, что он пережил за последние дни, и как ему удалось удрать. Вон, гляди, какие картинки рисует. - Он пододвинул к ней шедевры сына. - Да и я теперь - сторона пострадавшая, правда, к счастью, благодаря тебе - лишь материально. Так что тоже - нуждаюсь в твоей опеке...
   Анна внимательно посмотрела на него и предостерегла:
   - Так ведь, со мной поведёшься - обязательно на что-нибудь нарвёшься... - Она снова опустила глаза на графические "шедевры" сына. Дачи-то не жалко?
   - Дачи?..
   Алексей только усмехнулся. Она почувствовала себя полной идиоткой: ведь он наверняка думал о картинах.
   Снизу послышался свист. Опекун подошел к окну и жестом поманил Аню полюбоваться картинкой: её сын вцепился в пакеты зубами и, демонстрируя свою силу и ловкость, на одних руках взбирался по хлипкой лестнице. Наконец, пакеты, заботливо упакованные Женой Рустама, были доставлены.
   - Ну что ж, мальчики, - прижала она к себе Юрку, - вы разбирайте сумки, а я пойду посмотрю, можно ли найти здесь какую-нибудь посуду.
   Анна спустилась по внутренней скрипучей, но крепкой деревянной лестнице в дом. Лишь только она прошла через сени, служащие кухней, "в горницу", как говаривала свекровь, - захлестнули воспоминания. Она и боялась этого, и хотела. Хотела вспомнить ту жизнь.
   "Заглохший пруд всегда полон грустного очарования." - Теперь у Анны была своя, личная Сэй-Сёнагон в светлом переплете.
   Так сладко было вновь окунуться в полузабытую атмосферу дома бабы Веры, увидеть старую самодельную мебель: широкую деревянную лавку, сосновый стол, две скамьи, кресло-качалку, где на сиденьи до сих пор лежат выцветшие ситцевые подушки.
   Анна полезла в нижний ящик комода и нашла там незаконченную когда-то вышивку крестом. Потом села на сундук, уставилась в угол, где раньше у бабы Веры висела икона - единственное, что они забрали, после её смерти... Борис категорически отказывался взять "весь этот хлам, который только пыль притягивает".
   Его мать вообще очень любила всё вокруг украшать, обшивать, обвязывать. Любой лоскутик находил единственно нужное место в пестром рисунке одеяла, занавески топорщились рюшами, наволочки украшала вышивка ришелье и везде, везде, везде - лежали ажурные белоснежные салфетки, связанные из обычных швейных ниток. Ну, кто любит рукоделье - тот понимает!..
   От всего этого в бедном деревенском доме было так уютно, так напоминало Анне детство, что не хотелось возвращаться в обустроенную городскую квартиру с импортными коврами и гарнитурами...
   Анна присела на тяжелый старинный кованный сундук-лавку и перед её глазами снова промелькнула картинка вчерашней ночи, а точнее не ночи утра. Снова возникло ненавистное лицо...
   - Алёна. - Так её назвал однажды - незадолго до своего ухода - муж, оговорившись. Именно после этого она выставила его. Хотя всё, что её окружало, всё, чем она владела, её мир, её дети, - всё это было связано с Борисом.
   - Мама! - голос Юрки вернул её к реальности. - Ты скоро? Мы есть хотим!
   - Аня! - предостерег её Алексей от нового всплеска эмоций. - Только цель!
   Анна вскочила, открыла дверцу буфета, схватила первые попавшиеся под руку миски и спросила:
   - Где накрывать: наверху или внизу?..
   Давясь от жадности и захлебываясь от нетерпения поведать всё, что он знает, Юрка рассказал им о том, как забирали детей из "Дзержинца", как ему удалось удрать и что при этом узнать.
   Оказалось, что незадолго до этого сменилась медсестра: вместо пожилой Юлии Борисовны, проработавшей на одном месте двенадцать лет и, как облупленных, знающей всех интернатских, взяли практикантку после медицинского училища. Правда, за "выдачу" детей отвечали ещё и воспитатели, но у них, как на грех, в этот день случилось совещание в Москве по итогам учебного года. Так что в лагере никого из начальства не было.
   Алексей и Анна понимающе переглянулись: видимо, Двойник дал знать своему "руководству" о том, что ситуация - вполне подходящая, и момент не был упущен.
   За детьми приехали двое: мужчина, который представился медсестре их опекуном Ариным Алексеем Анатольевичем, и бойкая молодая ярко накрашенная блондинка, которая назвалась подругой его погибшей жены. Пока он показывал медсестре паспорт, оформлял документы, женщина отвела детей в сторонку и пообещала, что если они подтвердят медсестре, что этот дядя - действительно их опекун, он отвезет их повидаться с матерью, которая, якобы, находится сейчас в пансионате под Рязанью, - ждёт их с нетерпением.
   Манька, которая мамы почти не помнит, заартачилась-было, но её одернула Катя. Да и остальные загорелись надеждой, обманутые тем, что женщина уверенно называла всех по именам. К тому же, она объяснила, что дядя Лёша не мог забрать их сам, потому что уехал в Санкт-Петербург оформлять чей-то гастрольный спектакль.
   - Юрка, а ты почему ей не поверил? - спросила мать, сдерживая дыхание.
   Мальчик помолчал, не зная, что ответить, потом вздохнул и просто сказал:
   - Да просто я знал, что ты - в тюрьме, а не в пансионате.
   "Хоть всю ночь напролет Подражай петушиному крику, Легковерных найдёшь,
   Но "Застава встреч" никогда Не откроет ворота обману."
   - Мам, а это правда, что ты папу убила?..
   - Нет, сыночек. - так же просто ответила Анна и спросила: - Ты читал "Графа Монте-Кристо"?
   Юрка кивнул:
   - Я много книг прочел! - похвастался он. - И в кино видел.
   - Ну тогда ты помнишь, что Эдмон Дантес был не виноват, хоть его тоже обвинили в убийстве.
   - А ты сидела в замке? И тоже клад нашла?..
   Алексей вмешался, направляя разговор в нужное русло:
   - Лучше ты нам расскажи, как не попался вместе с ними!
   Юрка отщипнул кусок лепешки, испеченной умелыми быстрыми руками жены одноногого Рустама, запихнул его в рот и невнятно, но очень солидно заявил:
   - Я же говорю, я им не поверил...
   Потом мальчишка побежал к воротам: решил посмотреть, нет ли там дяди Лёши. А на дороге, которую со всех сторон обступили сосны, неподалеку друг от друга стояли две машины - зеленый джип и светло-серая "девятка" с номером, в котором были две единицы. В каждом автомобиле - по накаченному парню с "сотовым".
   Сначала Юрка решил, что они разговаривают друг с другом, но когда понаблюдал за ними, понял, что ошибся: иногда они говорили одновременно, а иногда оба замолкали, внимательно слушая, что говорят им.
   Затем бугай из серой "девятки" подошел к охраннику и спросил:
   - Ну что, долго еще? У Грека всё готово к торжественной встрече пациентов. Да и Сдоба готова новую булочку в Солотче испечь. А по младшей давным-давно уже запад плачет. Заграница помогает нам, мы - им!
   Охранник только что заметил Юрку и прикрикнул на него:
   - Ты зачем тут?! Ну-ка, дуй в корпус, собирай вещи!
   Бугай озадаченно посмотрел на него и спросил у охранника:
   - Это что, один из них, что ли?
   - Ну да, - подтвердил тот, - средний.
   - Нет, постой! - остановил Юрку качок из "девятки". - Твои вещи братья захватят, а ты можешь пока посидеть в машине, посигналить. Чего бегать туда-сюда? - И выразительно посмотрел на охранника: - Сходи, посмотри, как там чего...
   Дальше он прибавил, что у кого-то (Юрка забыл, как бугай его назвал, слово напоминало "могилу") два пациента дышат на ладан, ждут доноров, надо ещё проверить их на совместимость. И так он слишком рискует и будет сильно недоволен задержкой.
   Машины - Юркина страсть. Дважды его приглашать не пришлось. Но, уже сидя за рулем, ему вдруг пришло в голову, что весь этот отъезд выглядит довольно-таки странно. Раз уж он оказался за воротами лагеря, надо "делать ноги", пока не поздно.
   Он погудел для вида, осмотрелся, понял, что за ним никто не наблюдает: парни подняли лакированный капот джипа и что-то там рассматривали. Тогда он осторожно выбрался из другой двери и сиганул в перелесок, который уже изучил за две недели отдыха вдоль и поперек.
   Юрка не знает, что было дальше. Когда обнаружили его отсутствие: сразу - или только когда в машины сажали остальных братьев и сестер, что сказали медсестре, - всего этого он, естественно не слышал и не видел, да и не очень стремился...
   Как ни странно, рассказ сына не напугал Анну, а побудил к новым вопросам. Она пыталась выяснить как можно больше подробностей: как выглядели те, кто приехал за детьми, что говорили, во что были одеты.
   Узнав по приметам Очкастого и Алёну, она торжествующе взглянула на Алексея: эти уже - вне игры!
   - Юрочка, сынок! А какое ещё имя называл тот парень, который разрешил тебе посигналить?
   Юрка подумал-подумал и сказал, огорченно вздохнув:
   - Нет, не помню!
   (Второе имя было - Асклепий. Юрка вспомнит его позже, глядя на свою чердачную картинку с танцующими скелетами.).
   * * *
   Аня пригорюнилась, подперев ладонью щеку и глядя на дорогу: её огорчил отказ зятя ехать в Солотчу немедленно. Тоном, не терпящим возражений, он объяснил, что сейчас для них - самая подходящая возможность заехать в Москву и подготовится к долгим, трудным, опасным поискам оставшихся детей. Он покосился на спящего сзади Юрку и вполголоса предположил:
   - Или ты собираешься это перепоручить милиции?!..
   - Я, конечно, больная, но не настолько! - возмутилась Анна.
   Тогда надо запастись деньгами, забрать вещи Алексея - кто знает, сколько им придется мотаться. Кроме того, он заглянет в свои личные архивы - поищет, не найдется ли среди фотографий и писем что-то, хоть отдаленно указывающее на предмет поиска бандюков. Ведь он был с Борисом в двух экспедициях. Потом поход по магазинам. Ане надо приодеться и Юрке кое-что купить. Не возражать! И ещё один короткий заезд к даме "приятной во всех отношениях". На всё про всё уйдёт часа три.
   Делать нечего: приходилось соглашаться.
   Ехали с небольшими остановками почти весь остаток недолгой июньской ночи. Стояли всего пару раз - чтобы Алексей хоть на полчаса прикрыл глаза.
   Лишь к утру машина оказалась в городе, который уже просыпался и начинал активно демонстрировать Анне свою деятельную и совсем ещё незнакомую жизнь.
   Автомобилей разных импортных и отечественных марок на улицах было пруд пруди, но всё же это был пока не "час пик", поэтому добрались они без "пробок".
   Алексей по-прежнему жил невдалеке от Садового кольца в престижном доме. Машина Рустама свернула в арку почти не изменившегося внешне дома и въехала во двор. Слава Богу! Хоть здесь всё осталось, как было: тот же скверик в центре, разбитый над крышей подземного гаража, те же полуразрушенные каменные лестницы у подъездов.
   Они с трудом нашли место среди обилия машин, плотно отдыхающих на тротуаре. Анна вышла из "нивы" первой, следом - Алексей. Он поручил ей ключи от машины, а сам взял мальчика на руки. Деревянные двери в подъезде сменились на тяжелые, металлические, с какими-то кнопками. "Как в сейф заходишь", - подумала Анна и спросила:
   - Это для чего?
   - Своего рода охрана: не откроется без специального ключа, или пока тебе не ответят из квартиры. Называется "домофон".
   Внутри на привычном месте лифтерши не было, но зато было на удивление чисто. Лифты старые: один - раздвигающийся, другой - с решеткой. Анна предпочла первый. Решеток ей за последние пять лет хватило с лихвой. До седьмого этажа на старом лифте с новым двигателем они доехали всего за несколько секунд...
   - Значит, входная дверь не откроется, говоришь? - съязвила Аня.
   В квартире царил разгром. Похожий на тот, позавчерашний, в её доме...
   Она прошла из просторного квадратного холла в гостиную, сдвинула разбросанные по дивану книги, этюды, рисунки. Алексей осторожно положил на освободившееся место Юрку и продекламировал, скрывая злость и досаду:
   - О поле, кто тебя усеял мертвыми костями?..
   - Так что, не брани себя за то, что детей не успел забрать: их бы и здесь нашли! - На сердце опять легла бесприютная тоска и безнадежность.