Эльдарова Татьяна. Свояченица

   Скрыв переживания за маской деловитости, Анна обратилась к опекуну детей ровным, почти ничего не выражающим голосом:
   - Там в заветной сумке, кажется, был фонарь?
   Алексея настолько обескуражили пропавшие родные интонации, что он повернул к ней голову и чуть не вырулил в кювет. Машина крутанулась, Юрка завалился матери на колени, Аня больно стукнулась головой о край опущенного стекла.
   Алексей резко затормозил, поставил машину у обочины, включил в салоне свет и снова повернулся к Анне: что угодно, пусть взрыв негодования, истерика, - только не эта холодность!
   - Опять взялся давать уроки вождения? Не нуждаюсь. Мне теперь полученных от тебя знаний хватит на всю оставшуюся жизнь... - Она невозмутимо смотрела прямо ему в глаза.
   Не сможет же она после их близости... Сможет!.. Он дурак...
   - Ты не ответил, есть там фонарь или нет?
   Юрка спросил в рифму, стараясь разрядить напряженную атмосферу:
   - Мам, а зачем фонарь - нам?
   - Затем, что времени до Москвы ещё много, а мне любопытно, что так развеселило двоих молодцев, от которых нам - спасибо твоему опекуну удалось избавиться. У некоторых мужчин весьма своеобразное чувство юмора, она говорила сыну, но это вновь предназначалось только для Алексея, вначале пригрозят, покажут свою силу, затем ласки просят. Но иные действуют похитрее: приласкают, а когда ты расслабишься, уступишь, - получай под дых, чтоб не умничал!
   Юрка принял это на свой счет:
   - Но я же не расслаблялся, чего он меня тогда ударил?
   Он вспомнил, как обошелся с ним бандит, и как долго ему пришлось восстанавливать дыхание.
   Мать обняла его:
   - Тебе больно было? - Он кивнул. - Очень?.. Мне тоже. До сих пор больно. Хотя - сама виновата: пора бы и привыкнуть... Надеюсь, всё пройдёт! Когда-нибудь...
   Алексей бодро предложил ей:
   - Выйдем на минутку, воздухом подышим? Тогда, может, пройдёт быстрее.
   Анна отрицательно покачала головой:
   - Некогда! Ты дашь фонарь или нет? Я не могу лезть в чужую сумку без спросу! А дружок-Кофр теперь уж тем более не будет церемониться и ждать назначенного срока.
   Алексей понимал, что она права, и проклинал всё на свете за то, что нет времени на разговор. Когда он передал ей осветительный прибор, Анна снова без привычного "Лёшка!" безукоризненно вежливо попросила:
   - Будь любезен, если тебе не трудно, дай мне бумаги Бори.
   На опекуна было жалко смотреть. Ему не было так трудно даже тогда, когда она обвиняла его в сговоре с Марьей Павловной. Юрка от души сочувствовал дяде Лёше, хотя не знал, в чем тот провинился перед мамой. Зато по опыту прошлых лет (Боже мой, каким он был тогда маленьким и глупым!) он знал: если мама заговорила таким тоном, неминуемо самое худшее наказание - её нескончаемая обида, которая может тянуться даже день!
   - Поедем? - равнодушно вскинула Анна глаза на зятя, сгорая от его взгляда.
   Он отвернулся, завёл машину, она включила фонарь, поудобнее пристроила его и углубилась в изучение дневников.
   Их было немного - всего три. Остальные бумаги были написаны значительно раньше и явно не рукой мужа. Анна пока отложила их в сторону, по датам установила последовательность тетрадок и стала разбирать забытый почерк Бориса...
   * * *
   Она пролистывала иногда страницу за страницей, носясь бегом по строчкам с небрежным, разнокалиберным почерком. Через некоторое время Анна стала понимать, в каком состоянии он изливал те или иные мысли бумаге.
   Вот идет сухое перечисление фактов ровным почерком: прочел две лекции, заглянул в Академкнигу, забежал пообедать домой, ещё одна лекция. Похоже на отчет. Это значит, что у Бориса мало времени, день прошел в суете, беготне и научно-бытовых делах.
   А вот буквы начинают ползти в разные стороны, залезают на соседние строчки. Начало учебного года, появляются новые студенческие лица, некоторые запоминаются ему сразу:
   "Первый курс довольно ординарен, но зато есть на что посмотреть!" далее следует перечисление "ценностей" некоторых студенток.
   Во время экспедиций записи отрывочные, писать особенно не о чем, поэтому практически всё, что попало в дневник этого периода, - заслуживает внимания.
   Вот - об Алексее:
   "Способный художник! Многого достигнет, если не будет чистоплюем! Повезло Любе. Хотя, она, может быть, заслуживает и большего. Эх, почему я не встретил её раньше моей Анны?!.."
   Или вот ещё:
   "Вчера приезжал М. Отдал ему выкупленную у одного местного приличную доску с накладным крестом. Он обещал оценить и пристроить". - Подобные этой записи встречались всё чаще и чаще.
   Далее - опять Москва. Рутинная работа. Встреча с Алёной на вернисаже Мыльникова, который постепенно приобретает известность, а с ней - вес в обществе.
   "Потрясающая девица. Кажется, мигни она мне - побегу за ней, не оглядываясь."
   "Вчера имел беседу с зятем. Странный типаж. Таких сейчас мало. Снова укорял меня в невнимании к детям, к семье, к Анне. Что он себе позволяет? Сын его практически живет у нас, будто своего шума мало. Он вполне доволен одинокой жизнью, свободный художник! А ребёнка его кормлю я, пока он читает мне нотации. Что-то он не сильно обрадовался, когда я предложил поделиться с ним моей "половиной". А может, знает, что она не пойдёт: ведь по-прежнему смотрит мне в рот и верит каждому слову. Хоть бы поняла уж, наконец, что путает меня по рукам и ногам. Не девчонка уже!"
   В этом месте Анна откинулась на сиденье, стало тяжко дышать. Юрка давно спал, обняв гипсовую скульптуру и подложив для мягкости ладонь под щеку.
   - Ань, тебе плохо? - с тревогой спросил Алексей. Всё это время он не выпускал её из поля зрения, настроив зеркало не на задний обзор, а на женщину, сидящую сзади. - Остановить машину?
   Вместо ответа - упрямое мотание головой и снова - луч фонарика, направленный на страницы.
   А вот записки, относящиеся к последней экспедиции в его жизни.
   "Мне удалось! Едем на раскопки почти что в те места, где отец запрятал свои находки военной поры. Счастье, что старик под конец ничего не соображал, а у мамы - пусть земля ей будет пухом! - как раз соображения хватило запрятать его записи подальше. По гроб жизни буду ей благодарен за такое бесценное наследство."
   "Беру с собой Мишу Короткова. Хороший парень: не лодырь, не болтун, не из "богатеньких". Кажется, собирается строить семью. Деньгами смогу помочь, если он мне поможет и не будет ханжить, как некоторые.
   С Лёшкой почти не общаемся: он пошел в гору, плюет теперь и на меня, и на свою обожаемую Анну. Нако-ся, выкуси! А жаль. Теперь, когда у меня есть Алёна, я бы перепоручил ему жену, не задумываясь. И что он в ней находит? После Любы-то...
   Алёна, божественная Алёна! Неужели я должен оставить тебя на какое-то время?! Будешь ли приезжать ко мне, снизойдёшь ли до секса в походных условиях? Вопрос... Анька бы примчалась, только позови. Да ведь снова залетит, она у меня способная в этом плане."
   "Дай Бог здоровья тому кретину, что подписал наш "Открытый лист". Работы - навалом: "кроты" роют, как сумасшедшие, с азартом кладоискателей, перетирают в руках землю - горсть за горстью. Результат - нулевой! Это позволяет мне не тратить время на разглядывание бездарных черепков глупейшего советского периода, а углубиться в собственные поиски. Думаю, скоро удастся что-то нащупать: в батиных записках нет четких указаний места, но ориентиров - предостаточно!
   М. часто наведывается и спрашивает о результатах: ему тоже не терпится взглянуть на сокровища. Трудно без помощника: дело пошло бы скорее. Но никого посвящать в это нельзя. А жаль. Разве я не имею полное право на распоряжение найденными отцом во время войны ценностями, запрятанными беглецами первой эмиграционной волны? Если бы не дурацкие наши законы, я смог бы делать всё открыто. Только не в нашей стране. А что такое - эти несчастные двадцать пять процентов? Смешно! Слава Богу, уберёг их батя от фашистов так, что ему самому с его контузией найти место без записей-подсказок было слабо!
   Да и чем бы отблагодарил его наш "великий и могучий"? Вернул бы здоровье или дом новый построил?"
   "Именем сыт не будешь. К славе хорошо бы иметь и какую-нибудь материальную компенсацию. Как всё просто: я нахожу давно забытую бесхозную пропажу и отдаю её не в руки государству, которое всё равно и облапошит, и все заслуги припишет себе, а тем, кто будет беречь, холить и лелеять экспонаты своих коллекций, как Анька моих детей! А мне будет на что их вырастить. М. - поможет. Он умеет устраиваться. Недаром всегда при деньгах!"
   "Михаил - дельный парень. Только какой-то весь насквозь "комсомолец двадцатых годов"! В наше время встретить такой раритет... Рассказал мне, как стоял у Белого Дома. Наивный - до идиотизма. Он совершенно не видит вокруг реальной жизни, будто в вакууме рос. Ничего, просветим, обломаем, если придется."
   "Снова был М., съездили "в люди", славно провели вечерок. Надо же, он и в провинции - свой человек! Давненько я не держал картишек в руках. К сожалению, опять проигрался. Хорошо хоть - не по крупному. Только вот М. начинает действовать на нервы. Чего он-то суетится? Всё равно получит свои комиссионные. Отправил через него письма домой и Алёне. К счастью, теперь он раньше, чем через неделю не появится."
   "Свершилось! Коротков нашел!.. Везёт дураку: во время осмотра местных разрушенных достопримечательностей провалился прямо в заветный лаз. Чего мне стоило уговорить его тут же не растрепать всё по экспедиции!.. Пришлось сыграть на струнах тщеславия (и он - не без греха): открытие клада будет принадлежать только ему, имя его появится во всех справочниках и т.д. Завтра будет М. - этот обрадуется!"
   "Составил сегодня с Мишей опись: действительность превзошла все ожидания! Прав был отец, когда положил на это остаток жизни. Сам того не зная, оставил мне и внукам превосходное наследство! Знали бы "кроты", что нам удалось надыбать, - головы бы нам давно поотрезали, тихони, да растащили бы всё по норкам. Хорошо, что пока всё лежит на месте. Взял только один "опытный образец". Проверю на нём реакцию М-ва. Одна загвоздка: Коротков собирается лично отвезти опись в Москву. Дурак. Надо отговорить. Одна надежда на Гришу..."
   "М., как только увидел золотое распятие - пришел в бешеный восторг. Ещё бы! Хотел взять его с собой. Дураков нет! Не та он личность! Вот Мишке бы доверил, если бы он не был полным кретином. Но Григорий снял экспонат во всех ракурсах. Повезет фотографии какому-то эксперту.
   Рассказал о проблемах с Коротковым. М. обещал сопровождать его в столицу и "обработать" по дороге. Теперь я спокоен: у него это хорошо получается. Когда-то и меня вот так же обработал, умеет найти подход.
   Получил весточку от Алёны. Пишет, что скучает. Правда ли?.. А в принципе - не всё ли равно! Один раз живём."
   "Вызывают в Москву. Что это было: несчастный случай, или М. помог Мишке свалиться с поезда? В любом случае, жалко парня! Теперь надо держать ухо востро. Пристукнут, как пить дать. Дело-то - миллионное!"
   "Алёна настаивает, чтобы перебрался к ней. Она по-своему права: любая женщина хочет иметь семью. Загрызли сомнения: как Анька-то с детьми без меня?.. Столько лет вместе. Никто другой не чувствует меня лучше, чем она. Ведь и не знает ничего, и не спим с ней давным-давно... что изменилось-то? А чует: проходу не дает, скажи да скажи, кто у тебя есть, кроме меня! Наверняка ещё не решил, жалко её почему-то. Нет же ведь никого, кроме меня. Да и с "гонораром" пока неопределёнка: темнит что-то Григорий. Требует, чтобы показал все вещи. Эксперт, видите ли, должен самолично оценить коллекцию целиком! Хорошо, если тот в самом деле сможет легко переправить её зарубеж. Работа на таможне действительно дает неограниченные возможности в этом направлении. Главное - голова на плечах и - соответствующие полномочия. А мне спокойнее иметь башли, а не вещи. Если всё так, как говорит М-ов, пусть напрямую выводит меня на этого "золотого" эксперта. Комиссионные свои всё равно получит, я ему так и сказал. Хорошо, что я единственный, кто знает место. Надо посоветоваться с Алёной. Она - девка хваткая, не то, что моя тютя!.."
   "Хватило же ума так оговориться: Анну Алёной назвал. Другие доказательства ей, оказывается, уже предоставлялись в виде анонимных звонков. А она "всё ждала и верила". Вот и дождалась. От меня самого. И чего меня вдруг в койку к собственной жене потянуло?.. Не знаю, смогу ли без неё и детей, но без Алёны - тоже не жизнь. Спасибо Аньке - сама всё решила!.."
   "М. по-прежнему упорно не хочет соединять меня с экспертом. Начал угрожать. Теперь знаю точно: смерть Миши - на его совести. Если б не мои карточные долги, которыми он меня повязал по рукам и ногам, давно бы плюнул и сообщил всё, что знаю, куда следует... Алёна говорит, надо послушаться Григория, с такими шутки плохи. Нежна со мной необычайно, только это и утешает..."
   "Сволочь, гадина, подстилка Мыльниковская! Господи, за что мне такое?.. Вернулся сегодня раньше обычного, хотел сделать сюрприз "обожаемой" Алёне... Говорила с кем-то по телефону... "Гришенька, не волнуйся, я его дожму. Он мне сам скоро всё подарит! Дневники видела, причем, совершенно случайно. Пока прочитать не удалось: он их постоянно держит на работе. Дома я его по другому "достаю". Так достаю, что аж почернел весь, доказывая мне свои способности. Да ладно тебе, всё равно я только твоя и ничья больше!.. Да вы пошарьте у него в служебном столе, вдруг, он там их держит...".
   Попробую покаяться, пока не поздно... Да и нет за мной "криминала" никакого. Кровь Миши Короткова - на Мыльникове. А находки сдам государству. Пока придётся делать вид, что ничего не знаю, чтоб не переполошились раньше времени. А как вызовут официально - вернусь домой. Анна, конечно, будет шуметь, но простит. Она всегда привечает несчастненьких. Немедленно отвезу отцовские записи к матери. Столько лет они там лежали, пускай побудут еще. И свои схороню там же пока... Господи, помилуй! Надо было взять оттуда не крест золотой, а образ. В церковь отнести - так они бы всю мою жизнь за меня молились. Ну и влип в историю! Мать, если можешь, заступись за меня оттуда... Помоги!..".
   Это была самая последняя запись.
   Сделана скачущими кривыми буквами, будто в машине или в поезде...
   Анна выключила фонарь. Алексей долго ждал хоть какой-нибудь реплики, наконец, не выдержал:
   - Ну, что скажешь?
   Анна вышла из оцепенения:
   - Ничего. Помолчим пока. Вот найдем Марью Павловну, тогда и скажу. Зачем об одном и том же - дважды?..
   Алексей прибавил газ и сосредоточился на том, как благополучно миновать пост ГАИ при въезде в Москву.
   * * *
   Спросонок Марья Павловна Луканенкова не сообразила, кто звонит. Наконец, узнала Анин голос, поняла, что они с Алексеем - в городе и объяснила, как её найти.
   Потом она растолкала Смыслова, поджавшего длинные тощие ноги на Маринкиной постели, безжалостно выгнала: "Спать дома надо! Попутку поймаешь, а нет - на своих двоих доберешься. Недалеко!" - и поставила на электроплиту кастрюлю с водой: как раз к их приезду согреется. Жаль, что чайник остался в номере. Сопрёт ещё кто-нибудь! Убрала постель.
   Поджидая гостей, снова задремала. Звонок застал её в кресле.
   - Добро пожаловать, гости дорогие! Давненько не виделись! - громко засмеялась Луканенкова, но как только увидела заспанного Юрку и хмурые лица Арбузовой и Арина, тут же прекратила веселиться. - Что стряслось? Нашли бумаги?..
   - Нашли... - сумрачно подтвердила Анна.
   - А что ж такие лица, будто умер кто?..
   - Не умер... - Анна взяла сообщение на себя. - Убили...
   Марья Павловна побелела сквозь свои румяные щёки.
   - Анька, не томи душу! Кто-то из твоих?.. - она побелела ещё больше. Моя?!.
   Алексей взял из Юркиных рук уже виденного прошлым утром на кухне у скульптора сказочного козлика. Луканенкова поняла.
   - Трегубов... Шурик... Вот скоты... мерзавцы... Как это случилось?
   Подробностей они и сами не знали... Анна попросила Марью Павловну:
   - Маш, где можно пристроить Юрку? Я его уложу, Алексей пока расскажет тебе всё, что нам удалось выяснить.
   Через несколько минут Луканенкова позвала Анну из детской в коридор и зашептала:
   - Слушай, не знаю, что там между вами произошло, но он не хочет тебе говорить. А я считаю, что Трегубова вполне достаточно.
   Анна "завелась":
   - Во что ещё я по его мнению не должна вмешиваться? Опять - его "личное дело"?..
   Марья Павловна осадила её:
   - Да не ори ты! Я же обещала, что не скажу! Не будь дурой и сядь.
   Анна продолжала стоять, упрямо надеясь на свои силы:
   - Ну, обещала, так говори.
   - Лёшку твоего зацепило.
   У Анны похолодели руки, ноги подогнулись, она почти упала на край светлой полированной галошницы.
   - Что значит "зацепило"?
   - Пулей.
   Анна закрыла лицо и стала качаться из стороны в сторону.
   - Это я им приношу несчастья. Меня надо убить. Я - меченая! Прав был Мыльников: пусть Машку усыновят, - тут же автоматически поправилась, удочерят приличные люди. Со мной они все пропадут ни за грош...
   Марья Павловна только руками всплеснула:
   - Ах ты, умница! Да что ты несёшь! Слушать тошно! Ничего серьёзного у Алексея нет, крови только много потерял, но жить-то будет!
   - Растрепала всё-таки!.. А ещё в органах работаешь! - раздался укоризненный голос. - Давай, ковыляй за перекисью и йодом.
   Алексей присел перед свояченицей на корточки, отвёл её руки в стороны:
   - Ну, что ты причитаешь? Вот он я - живой и здоровый. Подумаешь, слегка чирикнуло по рёбрам. Не дождутся!.. - он заправил её волосы за уши. - Ну, открой глаза, Аннушка!
   Она послушно разлепила веки, взглянула на него, обидчиво поджала трясущиеся губы:
   - Почему ты мне в машине не сказал?
   - До города же надо было добраться!
   - Решил, что и это - не моё дело?.. Почему...
   Марья Павловна принесла перекись водорода, стерильные бинты и пластырь:
   - Почему да почему... По кочану! Пошли в комнату, а то Юрку разбудим. Алексей! Хватит героя из себя корчить, марш на диван! Да прямо на покрывало ложись, потом застираю!
   Анна помогла ему снять тёмно-синюю футболку, на которой расплылись мокрые пятна, совсем не похожие на кровь. Зато левая сторона его туловища была залита потёками из рваной раны на боку. Выглядело зловеще.
   - Кто из вас меня подштопает? - обратился Алексей к дамам, глядя на Анну.
   Луканенкова внимательно осмотрела поврежденное место.
   - Слава Богу, навылет, но не мешало бы врачу показать... Ты, собиратель шрамов, не дергайся!
   Он сморщился, когда раствор, вылитый на рану, неприятно зашипел.
   - Ну, убедилась сама, что ни один существенный для жизни орган не поврежден?.. Даже ребро, из которого ты была сделана... Ань, тебе меня уже совсем не жалко? - поинтересовался он, увидев, что она отошла к столу и наблюдает за процедурой издали.
   Анна отвернулась, сказала глухо:
   - Мне всех жалко. Только я на кровь больше смотреть не могу.
   Алексей продолжал, по-прежнему чувствуя её отчуждение:
   - Анька, объясни, что случилось! Это из-за дневников? Что ты там прочла?.. - потом вспомнил: - Нет, это раньше... О чем мы говорили?..
   Марья Павловна наложила стерильную салфетку, заклеила пластырем, кряхтя, поднялась с колен и довела до сведения присутствующих:
   - На диване мы втроём не поместимся. Я пошла за раскладушкой и матрасом!
   Анна поспешила впереди неё, несмотря на протестующие возгласы Алексея. В коридоре Луканенкова снова стала любопытничать, повторяя его вопрос:
   - Ты объяснишь мне, что у вас случилось?.. Что ты ему как неродная?
   Анна пожала плечами:
   - Не это сейчас главное. Лучше я действительно расскажу о связи Бориса с Мыльниковым-Кофром.
   Следователь кивнула и они пошли на кухню...
   - Я чувствую, - лихорадочно прошептала Анна в заключение рассказа, что Мыльников, не получив дневников Бориса, уже отдал приказ о переправке Манечки за границу чужим людям. И наверняка - через аэропортовского таможенника, на которого ссылался, если верить дневникам Бориса. В чем же Борька промахнулся? Почему, если он один знал место захоронения сокровищ, его всё-таки убили?
   - Верно мыслишь, подруга! - одобрила Марья Павловна. - Перепутавший тебя с Алёной муженёк (царствие небесное) был им во как необходим! И покончили они с ним - прости, Анька, сейчас не до сантиментов - вследствие экстренной ситуации... - Марья Павловна задумалась. - Постой, ты сказала, что он собирался куда-то сообщить?..
   Анна подтвердила:
   - Там написано "попробую покаяться". Но если задумал, то он мог и осуществить! Помнишь, я говорила, он ведь хотел мне что-то рассказать, когда за пару дней до... - она запнулась, - до смерти приходил домой. Я как раз именно тогда орала не своим голосом на весь подъезд, что прирежу его, если он ещё раз появится. И опять выгнала... - лицо Анны заволокло тучами воспоминаний. - А вдруг он действительно написал? Могло ли его признание попасть в руки Кофра?
   Луканенкову осенило:
   - Могло. В одном случае: если адресовал его Борис не в милицию, а, к примеру, по месту работы Кофра - в Академию Наук. Мыльников ведь раньше там тоже работал. Если предположить, что у него был свой человек, например, в секретариате, как у нас, который письмо это не стал регистрировать, а показал ему...
   Анна сказала:
   - Что бы там ни было, но это - дело пройденное. Я-то всё равно отсидела, да и Борька давно уж с бабой Верой свиделся. Теперь главный вопрос: где нам искать того самого Эксперта по связям с заграницей? - она снова ожила, глаза засверкали, всю её охватило нетерпение.
   - Ну, это как раз - не вопрос! - подчеркнула Марья Павловна. - Чем, ты думаешь, я тут занималась? Гусей пасла? Правильно. Одного пасла: Смыслова! Есть у нас и все координаты Эксперта. Барский Николай Дмитриевич действительно много лет работает на аэропортовской таможне. Он определяет стоимость изделий из драгметаллов и художественных произведений, которые пересекают границу: время их изготовления, не представляют ли они художественной или исторической ценности для государства, и даёт разрешение или запрет на их вывоз (ввозить сегодня можно почти всё, кроме наркотиков). Как эксперт, Барский вызывался и нашими органами, занимавшимися хищениями. Но никогда больше, чем на "свидетеля" не тянул. Зато теперь у нас есть кассета, спасибо старой знакомой кастелянше. - Луканенкова поморщилась, вспомнив осевшую на кушетке фигуру Пышки.
   - Маш, давай адрес, прямо сейчас к нему и пойдём!
   - "Как зе, как зе!", как говорила Маринка в детстве. Разбежалась! Марья Павловна остудила её пыл: - Во-первых, сейчас ночь.
   Анна согласилась:
   - Вот и хорошо! Возьмём его тёпленьким!
   Капитан не любила, чтобы её перебивали.
   - Помолчи, наконец! Слова не даешь сказать!
   - Да-а, уж тебе не дашь, - усмехнулась Анна (впервые с момента возвращения из дома Бабы Веры).
   - Во-вторых, прекрати глупо хихикать, - повысила голос Марья Павловна. - Смыслов сказал, что ты - в розыске, поскольку не явилась по месту прописки.
   Анна тоже была не лыком шита:
   - Я вышла на свободу, значит, имею право находиться, где хочу!
   - Это - сколько угодно, но не тогда, когда в твоей квартире обнаружили труп мужика!
   - Так он же сам!.. - возмутилась Анна её непонятливости.
   Следователь разозлилась, даже прикрикнула:
   - Арбузова, ты мне-то не доказывай! Это вот мне теперь придётся всё доказывать, кому следует. Надеюсь, успею. Чтоб не вышло, как с Колосковым...
   Анна тут же остановилась. Помолчали. Потом она взмолилась:
   - Машка! Но время же уходит! И всё равно, кроме меня - больше некому: ты - безногая. Алексей... Нет его я больше не потревожу. Он и выглядит-то, как бандит с большой дороги... Вдруг она спросила, испытующе глядя на Луканенкову: - Маш, а рана Лёшки опасна?..
   Марья Павловна неопределенно пожала плечами:
   - Я же не врач! Но раз он смог проделать такой путь с дыркой в боку... Завтра будет видно. Нужно будет дать ему что-нибудь противовоспалительное. Кстати о бандитах, - вспомнила она. - Ты же мне самое интересное не рассказала! Ну, как вы? Было что-нибудь?.. - она приготовилась на минутку развлечь себя соучастием в совсем не уголовном, а чисто женском деле.
   Анна не хотела останавливаться на этом вопросе:
   - Давай решим, кто поедет к Эксперту! - упрямо твердила она. - Я всё-таки хочу сама с ним разговаривать. Кассета с его криминалом - у нас! Буду нахально его шантажировать. Пусть только попробует не вернуть Манечку! Подумаешь, розыск! В конце концов, у меня есть грим, краска для волос.
   - В самом деле? - Эта тема заинтересовала Луканенкову не меньше. - Ну, это уже кое-что!
   Они ещё некоторое время пошептались, затем решили, что перед трудным разговором Анне следует хоть немного отдохнуть.
   - Чур, я на раскладушке возле Юрки! - быстро, как в детской игре, выкрикнула Марья Павловна и невинно захлопала глазами. - Я первая сказала! К тому же, если тебе что громкое приснится, сына не испугаешь, а хахаль твой привык уже!
   - Ты, хитрованка, сводня старая! - развеселилась вдруг Анна. Потом погрустнела, потемнела лицом, исчезла ямка на правой щеке, углы губ опустились. - Они с Борисом считают, я только рожать способна. Ни на что другое - не гожусь! Мне и правда раньше - кроме деток ничего не было нужно. Но теперь... А он...
   Выведала-таки Луканенкова у Анны её обиду и полностью её поддержала:
   - Все мужики такие! - безапелляционно заявила она. - Пока ты только на них ишачишь, да вовремя даёшь - годишься! А как проявишь себя в каком-нибудь неожиданном ракурсе - они давай гайки закручивать, чтобы твоё к ним внимание оставалось неизменным и главное - неназойливым. А сам при этом "что хочу, то и ворочу"!
   - Да, - горько согласилась Анна. - "Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, а ко мне - передом!"
   Прозвучало так двусмысленно и в духе высказываний Марьи Павловны, что они снова расхохотались. Вспомнили вчерашнее утро в номере... Притихли обе. Капитан вытащила из холодильника бутылку, поставила две рюмки, принесла из прихожей "Серебряное копытце".