Страница:
Нортон и Орлин беспомощно присутствовали при постепенном умирании
маленького Гавейна. Это было душераздирающее зрелище.
А потом пришла смерть. Пришла в буквальном смысле -
персонифицированная. Это был мужчина в черном одеянии, с накинутым на
голову огромным капюшоном. Орлин увидела его первой и сдавленно
вскрикнула, стараясь руками прикрыть, защитить младенца.
Незваный гость помедлил у колыбели, и Нортон нашел в себе мужество
попристальнее рассмотреть его. В первый момент господин Смерть был
полупрозрачным призраком, но постепенно он обрел иллюзорную телесность.
- Послушайте, - воскликнул Нортон, - зачем вам это нужно? Зачем вы это
делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе?
Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под
капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами.
- Скорблю, что вынужден так поступать, - сказал черный человек
неожиданно мягким и проникновенным голосом. - Я - Танатос. Мой долг -
забирать души тех, чей жизненный срок истек.
- Вы - инкарнация Смерти?
- Да.
- И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев?
Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в
сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона.
Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные
часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего
Танатос сказал.
- Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной.
Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и
страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до
конца не верил - если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные
мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят
твои собственные глаза... Как ни удивительно, воплощение смерти не
показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то
воспользоваться?..
Танатос и Нортон вышли из комнаты.
Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же
простирая исхудалые руки над ребенком - в исступленной попытке защитить
его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск
волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей... Лишь ее огромные глаза
оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что
время в комнате остановилось...
Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В
коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон
отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а
Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед.
Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал
перебирать копытами в воздухе - при этом всадники не почувствовали никакой
перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной
дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон
спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного
дерева.
Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно
почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим
событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров.
- Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, - сказал Танатос. -
Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы
понимаете, что я имею в виду?
- Не очень. Вы его что - взвешивали?
Нортону показалось, что череп улыбнулся, - хотя какая может быть улыбка
при отсутствии лица?
- Да, в определенном смысле я его взвешивал, - сказал Танатос. -
Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки
душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад.
Если наоборот - то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей
и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако
некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту
смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище.
- Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а
совершенно реальные места?
- Нет, это не реальные места, - ответил Танатос. - Это скорее реальные
состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций,
существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной
вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов
в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть
имеет иное олицетворение.
- Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в
инкарнации! - воскликнул Нортон.
- Сознательно - быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что
таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло
и в свободу выбора?
Важнейший вопрос! И очень кстати!
- Оставим меня, - сказал Нортон. - Ребенок... откуда взяться злу в его
душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он - жертва недобрых
обстоятельств, созданных другими... которые способны более или менее
сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними!
- Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По
досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она
обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в
силах преступать собственные законы - она может лишь изредка раздвигать их
рамки... Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел!
Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели
он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу.
Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела
- вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать
ошибки - и даже горшие, чем ошибки смертных.
- Хорош "конфуз"! Он стоит человеческой жизни! - возмущенно воскликнул
Нортон.
- Гавейну будет дан второй шанс, - заявил Танатос. - Гея, сознавая свою
вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из
богинь Судьбы, и они пришли к соглашению.
- Ребенок выздоровеет?
- Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться
вторично, и на этот раз более удачно.
У Нортона холодок пробежал по спине.
- Жениться вторично? - переспросил он. - Стало быть, он разведется с
Орлин?
- Нет.
- Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю... Он что - должен
вторично жениться на Орлин?
- У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором
повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он - причина
безвременной смерти собственной матери.
- Безвременной смерти? - в ужасе переспросил Нортон.
- Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть
может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы
непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины - на ребенке.
- Но ребенок ничего дурного не сделал!
- Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать.
- Ребенок не выбирал - умирать или жить! Это несправедливо!
- Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына.
Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены.
- Не сомневаюсь, - с горечью отозвался Нортон. - В моем роду сплошь
здоровяки и долгожители... И все же в этом перебросе греха есть что-то
нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я...
- Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, - мягко
возразил Танатос. - Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не
виноваты - ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы
должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда
как путь матери очевиден - в Рай. Она - чистое, доброе существо. Такой она
была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски
- недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит
ее запредельной судьбе... Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств
избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю
жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила
этого испытания.
- Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! -
воскликнул Нортон с горькой усмешкой. - Вы объявляете, что мой ребенок...
то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая
женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все
наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь
этот разговор? Стоило ли так напрягать себя?
- Потому что я не люблю бессмысленные страдания, - наисерьезнейшим
тоном ответил Танатос. - Смерть есть неизбежность, коей не дано избежать
ни единому живому существу. Я за всяким приду в свое время. И это
справедливо, потому что венец праведной жизни - праведная смерть. Однако
сами по себе обстоятельства смерти могут быть разными. Я решительно
предпочитаю не усугублять эти обстоятельства излишней жестокостью. А
значит, не должно длить сверх меры агонию умирающего или, наоборот,
каким-либо образом укорачивать срок жизни, отпущенный человеку Атропос.
- Атропос?
- Это третья из воплощений Судьбы, одной из важнейших инкарнаций. Клото
прядет нить человеческой жизни, Лахесис, так сказать, определяет ее окрас,
ну а Атропос в назначенный час обрезает эту нить. Смерть человека ложится
тяжким бременем на души тех, кому он был дорог. Поэтому значительная часть
моих забот - не о мертвых, а о живых, таких, как вы. Я испытываю
сострадание к смертным, потому что им действительно приходится порой очень
и очень нелегко.
- Сострадание! - насмешливо передразнил Нортон.
- Да, в это трудно поверить, еще трудней это понять и принять, но
Смерть искренне сочувствует смертным.
Нортон нашел в себе мужество пристально вглядеться в пустые глазницы
черепа. Что-то подсказывало ему - это жуткое нечто, этот страшный Танатос
и в самом деле способен на сострадание. Он пытается уврачевать рану,
которую же сам и наносит. В конце концов Танатос лишь исполнитель чужой,
неведомой воли... Но эта чужая, неведомая воля... нет, Нортону она не
нравится!
- И это все? - не без раздражения спросил Нортон. - Вы потратили
столько своего драгоценного времени на то, чтобы избавить меня от
угрызений совести?
- Разве на это не стоит потратить время? - возразил Танатос. - А
впрочем, я и секунды не потерял, потому что время стоит на месте. -
Знакомым жестом он поднял широкий рукав и показал массивные черные часы. -
Я коснулся их - и остановил время, чтобы иметь возможность без спешки
побеседовать с вами.
- Спасибо, - сказал Нортон.
После всего, что произошло, ему уже не стоило труда поверить в
остановленное время. Он припомнил странную окаменелость Орлин, когда он
вместе с Танатосом покидал комнату, где лежал умирающий младенец. Да и лес
был как зачарованный - ничто в нем не двигалось, кроме них самих и
бледного коня. Хоть бы один листочек трепыхнулся, хоть бы одна тень
шелохнулась! И облака словно вмерзли в небо. За разговором Нортон не
обращал внимания на все это. Теперь же он с ясностью видел могущество
сверхъестественных сил.
- Наверно, удобно иметь такие часики и распоряжаться временем по своему
капризу, - не без иронии заметил он.
- Ну, у вас есть приспособление покруче, - сказал Танатос. - Как раз
это и стало второй причиной, побудившей меня отложить дела ради встречи с
вами.
- Второй причиной? А какая же первая?
- То, что вы сумели почувствовать и увидеть меня. Очень немногие люди
из тех, кого судьба умирающего не затрагивает напрямую, способны заметить
приближение Смерти.
- Это так естественно! - с жаром воскликнул Нортон. - Я люблю Орлин. И
все, что затрагивает ее, близко и моему сердцу!
- Вы доказали это тем, что увидели меня. А я в свою очередь увидел...
ваше кольцо.
Нортон рассеянно покосился на свою левую руку.
- А-а, ну да, - сказал он. - Это Жимчик, подарок Орлин.
- Можно только диву даваться, - заметил Танатос, - какой силы волшебный
заряд вложен в такую фитюльку! Тот, кого вы называете "Жимчиком", имеет
демоническую природу и почти так же стар, как сама Вечность.
- Но он не принадлежит к силам Тьмы! - горячо возразил Нортон. - Каким
же образом он может иметь демоническую природу?
- Демоны, как и люди, бывают разными. Этот демон хороший - покуда он
исправно служит Добру. Большая удача - иметь подобного слугу. Если он
действительно подчиняется вам, считайте себя счастливчиком.
Такой поворот разговора оказался настолько неожиданным, что мысли
Нортона на некоторое время отвлеклись от главной, трагической темы их
беседы.
- Жимчик, - обратился он к кольцу, - скажи мне, Танатос действительно
тот, кем он себя называет?
Жим. Жим. Жим.
- Значит, тебе нужно сперва проверить это? Каким образом? Притронуться
к нему?
Жим.
- Вы не будете возражать? - спросил Нортон Танатоса.
Танатос мотнул черепом - дескать, извольте.
- Приступай, Жимчик.
Жимчик соскользнул с руки хозяина и быстро пополз в сторону черной
фигуры в капюшоне. Танатос сделал нечто странное. Он потянул безмясые
костяшки своей левой руки - и снял их. Это оказался просто рисунок поверх
тонкой перчатки. А под перчаткой была нормальная рука - из плоти и крови.
Даже с грязью под ногтями.
Танатос протянул руку в сторону Жимчика, который быстро лизнул ее, как
будто пробуя на вкус. Затем змейка шустро вернулась на безымянный палец
хозяина. А Танатос тем временем снова надел на левую руку облегающую
перчатку - и его рука опять превратилась в жутковатую конечность скелета.
Даже теперь, зная секрет и внимательно приглядываясь, Нортон не мог
различить обман. Он почему-то был уверен, что и на ощупь рука Танатоса
оказалась бы рукой скелета.
- Ну так что? - спросил Нортон у Жимчика, когда тот угомонился на его
пальце и превратился в кольцо. - Танатос настоящий?
Жим.
- И все, что он мне говорит, - правда?
Жим.
- Он из числа хороших?
Жим.
Этого было достаточно. Жимчику Нортон доверял.
- Прежде я не очень-то верил в вас - просто был заинтригован вашей
таинственной персоной, - простодушно сказал Нортон. - Теперь я убедился,
что вы действительно Танатос... Я искренне благодарен вам за доброе
отношение ко мне... Но все равно попытаюсь спасти Орлин!
- В этом нет ничего неожиданного для меня. Такова уж ваша натура.
Благодаря таким упрямцам, как вы, мир становится лучше.
Танатос поднялся с поваленного ствола, на котором они сидели, и мрачно
протянул руку своему собеседнику.
Вконец озадаченный Нортон тоже встал и пожал руку Смерти. На ощупь это
действительно была рука скелета.
- Морт! - кликнул Танатос своего коня. Тот сразу же приблизился к
хозяину. Танатос и Нортон вскочили на чудесного скакуна и стремительно
проделали обратный путь - по воздуху и затем сквозь стены небоскреба.
На этот раз Нортон был более внимателен и заметил окаменелость людей во
всех коридорах и комнатах. Особое впечатление на него произвел один парень
в спортивном зале - время остановилось в тот момент, когда гимнаст делал
сальто-мортале. И так и висел в воздухе, согнувшись в три погибели -
лучшее доказательство того, что Танатос и впрямь "заморозил" время!
И это легким прикосновением к циферблату своих магических часов!..
Каким невероятным могуществом обладает инкарнация Смерти, если ей, дабы
просто поболтать со смертным, ничего не стоит остановить ход времени -
походя, небрежным жестом шахматиста, сделавшего свой ход!
Наконец конь бледный остановился в апартаментах Гавейна - в комнате,
где умирал младенец. Танатос и Нортон спешились. Орлин, словно мраморная
статуя, оставалась в прежней позе - защищая руками ребенка. Танатос вновь
коснулся циферблата своих часов.
Напоследок Нортон сказал:
- Э-э... спасибо... за все...
Обращенные к Смерти слова благодарности прозвучали довольно неуклюже.
Нортон нисколько не смирился с бессмысленной жестокостью происходящего.
Однако теперь он по крайней мере не винил во всем Танатоса.
Ответом на благодарность был торжественный кивок демона в черном.
Время возобновило свой бег.
Танатос шагнул к колыбели и потянулся за ребенком. Глядя на него
округлившимися от ужаса глазами, Орлин пронзительно закричала:
- Нет! Нет! Прочь, Смерть! Он тебе не достанется!
Рука Танатоса на мгновение замерла.
- Крошка страдает, - сказал он. - Я освобожу его от боли.
- Нет! У нас есть лекарства для облегчения боли!
Орлин хотела в гневе оттолкнуть Танатоса, но руки ее пронзили пустоту,
как если бы он был призраком. Это для Нортона он был "плотным" существом,
но не для нее.
- Смерть приходит в положенный срок - и срок пришел, - с печалью в
голосе возразил Танатос. - Ведь вы не хотите длить его страдания, правда?
- Тут он стремительно наклонился к ребенку и выхватил его душу из тела - в
руках Смерти мелькнуло что-то прозрачное, неопределенной формы.
Дыхание младенца пресеклось, личико вдруг обмякло и навеки застыло - с
таким выражением, будто маленький Гавейн наконец испытал несказанное
облегчение.
Орлин без сознания рухнула на пол.
Танатос обернулся к Нортону.
- Как мне ни жаль, - сказал он, - но это мой долг.
Он сложил забранную у младенца душу и аккуратно спрятал ее в свою
черную суму. После чего вышел вон, ведя под уздцы своего коня.
Нортон был сам не свой от горя. С могильным холодом в душе он подхватил
с пола бесчувственное тело Орлин и положил его на диван. Какой легкой
оказалась его любимая! Муки последних месяцев до последней степени
источили ее здоровье.
Затем он сделал необходимый телефонный звонок и сообщил о смерти.
Девушка на экране видеотелефона деловито кивнула. Для нее это рутина.
Она не может почувствовать тот же ужас, который...
Когда все довольно долгие формальности были закончены, Нортон отключил
связь и вернулся к Орлин.
Теперь пришло время самого важного. Внутри его все онемело, однако он
был в силах чувствовать и мыслить и теперь лихорадочно думал, что скажет
Орлин, когда та очнется.
Наконец она очнулась, и он сразу сказал ей, что ребенок умер. Было бы
нелепо прибегать к эвфемизмам.
- Я знаю, Нортон, - устало сказала она. - Прости меня... у меня есть
кое-какие дела...
И она ушла в свою спальню.
Как - и это все? Он не мог поверить, что их совместное переживание горя
сведется к вымученному "я знаю" и "прости меня".
В следующие дни Орлин оставалась такой же странно спокойной. Она
выглядела просто усталой. Исправно хлопотала по дому и касательно похорон.
Нортон удивлялся ее самообладанию. Неужели Танатос переоценил глубину горя
Орлин? Быть может, через какое-то время она действительно успокоится - и
они будут снова счастливы вдвоем... А потом смогут зачать нового ребенка,
здорового, жизнеспособного... И у всей этой гавейновской собственности
наконец появится наследник.
Уверенность Нортона в счастливом исходе возрастала изо дня в день.
А через десять дней после смерти мальчика Орлин отравилась.
Ее бумаги оказались в полном порядке. В эти десять дней она
позаботилась о том, чтобы после ее смерти не возникло никаких проблем:
распорядилась касательно своей личной не слишком большой собственности, а
также насчет похорон. Она не хотела, чтобы ее смерть доставила какие-либо
хлопоты близким людям.
Орлин сидела у пианино, уронив голову на клавиши. Как только Нортон
увидел ее, он понял, что она сыграла последнюю в своей жизни мелодию. Она
никак не попрощалась с ним. И в этом не было жестокости. Просто она знала,
что он попытается воспрепятствовать ее решению, а она все равно осуществит
свое намерение уйти из жизни. Она деликатно оградила Нортона от этой
заключительной бесплодной борьбы...
Теперь Нортон осознал, что Орлин никогда по-настоящему не любила его.
Для нее в их отношениях был слишком силен привкус незаконности. Поэтому
всю силу своей любви она перенесла на ребенка. Орлин любила лишь
маленького Гавейна - и никого больше. Нортон был для нее средством
выполнить взятое на себя обязательство - родить законному супругу
наследника. То, что Нортон оказался к тому же замечательным любовником и
другом, просто добавило приятности в процесс "созидания" ребенка.
Возможно, ей и померещилось на какое-то время, что она действительно любит
Нортона, однако в итоге истина вышла наружу. Если бы она по-настоящему
любила его, она бы не поступила так.
Есть грустная ирония, думал Нортон, в том, с какой тщательностью Орлин
подошла к выбору будущего фактического отца - вся эта магия,
многозначительное сияние вокруг человека, перебор кандидатов... и все
пошло псу под хвост из-за неожиданного, непредсказуемого поворота событий.
Судьба ударила Орлин не из-за того угла, из-за которого она опасалась
удара. Беда пришла не от "заместителя супруга", а от самого супруга,
который вмешался в естественный ход событий и, пусть и с самыми лучшими
намерениями, извратил его. Гавейн оказался поневоле ответственным за
происшедшую трагедию.
Что касается самой Орлин, то Нортон с ясностью видел, что она своим
роковым решением уйти из жизни лишь усугубила трагедию.
Многие, очень многие женщины детородного возраста, потеряв ребенка,
рыдают и рвут на себе волосы, но затем мало-помалу приходят в себя и
утешаются тем, что беременеют и рожают нового младенца, находят в себе
силы перебороть горе и энергично взяться за восстановление в семье любви и
счастья. А Орлин позволила судьбе сломать себя. Трудно упрекать женщину в
недостатке мужества, и все-таки, все-таки...
Нортон угодил в эту историю совершенно случайно - призрак мог
повстречать и другого достойного мужчину. Но теперь Нортон не мог
выбросить из души любовь к умершей женщине. Как ему жить дальше? Чем
утешиться?
После смерти Орлин он покинул апартаменты Гавейна и поселился в
лесопарке.
Сейчас он загасил костер и снова залег в своем шалаше из веток и
листьев.
Сквозь просветы меж ветками было видно предсумеречное небо. Нортон
вернулся к своему излюбленному бродячему образу жизни. Он и раньше
странствовал в одиночку и спал в лесах. Но теперь в этой жизни не было
прежней отрады. Орлин завещала ему небольшую сумму денег, так что
финансовых проблем у него в ближайшее время не предвиделось. В своей
предсмертной записке Орлин написала, что он ни в малейшей степени не
виноват в смерти ребенка и достоин пожизненно получать небольшой процент с
ее доли в гавейновских владениях. Призрак не стал оспаривать последнюю
волю Орлин. Нортон тратил эти деньги экономно - да и велики ли расходы у
человека, который странствует по лесам и спит под деревьями в спальном
мешке! Снимая деньги со счета, Нортон всякий раз мысленно благодарил
Орлин: пусть она и не любила его с той же силой, с какой он любил ее, но
он был ей по-своему дорог. Сгоряча, сразу же после ее самоубийства, Нортон
хотел отказаться от этого дара. Но теперь он радовался тому, что удержался
и не оскорбил ее память своим надменным отказом.
В просвете выхода из шалаша внезапно возникла человеческая фигура. Это
был Гавейн.
- Вот ты где шатаешься! Наконец-то я тебя нашел! - воскликнул призрак.
- Я был уверен, что рано или поздно наскочу на тебя, если начну
прочесывать парки.
- Поди прочь, - пробормотал Нортон, устало закрывая глаза.
- Твой банковский счет помог мне сузить район поисков, - невозмутимо
продолжал призрак. - Я справился о том, где ты в последний раз снимал
деньги, и вычислил, в каком именно парке ты можешь обретаться. Но это была
такая морока - искать тебя в обширном лесу! Ты же такой природолюб и
аккуратист, что не оставляешь никаких следов: не мусоришь, веток не
рубишь. Если б не дым костра, я не углядел бы твоего шалаша и пролетел
мимо и таскался бы по этому лесу до самой темноты!
- Будь другом, - сказал Нортон, нелюбезно прикрывая уши руками, - окажи
мне большую услугу: не угляди моего шалаша и пролети мимо.
Призрак не пожелал обидеться и продолжал миролюбиво:
- Видишь ли, Нортон, у меня к тебе новое предложение. С первым ты
справился блестяще. Ни в чем тебя упрекнуть не могу.
Нортон резко открыл глаза.
- Мне снилось, - воскликнул он, - что я погублю Орлин. И я, черт
побери, действительно погубил ее! Мое видение оказалось пророческим. С
моей помощью зародилась жизнь, которая в итоге убила ее. Не смей
благодарить меня за весь этот кошмар!
- Ну-ну-ну! - успокаивающе произнес Гавейн. - Ты же отлично знаешь, что
на деле все было совсем не так. Ты свою часть договора выполнил
безупречно. А я самовольно и непрошенно вторгся туда, куда вторгаться не
имел права. Я получил серьезный урок. В следующий раз не стану соваться не
в свое дело.
Нортон так и взвился:
- По-твоему, Орлин умерла лишь для того, чтобы преподать тебе урок! Ах
ты, каменное сердце! Не любил ее - и помалкивай! А я любил - и стал
орудием ее смерти. Мне тошно беседовать с тобой в том тоне, который ты мне
навязываешь! И вообще тошно с тобой беседовать!
- Послушай, Нортон, - упрямо гнул свое призрак, - кончина Орлин дает
мне возможность жениться во второй раз. Я сам или мои родичи найдут новую
жену, которая подарит мне наследника. Жених я завидный, выбирать могу. А
потому я женюсь на красивой и одаренной умнице - а тебе, Нортон, ведь
именно такие и нравятся: хорошенькие, бойкие и смышленые! Из моей воли моя
новая жена не посмеет выступить - стало быть, она примет тебя без
разговоров. Так что, давай, Нортон, собирай манатки, топай обратно в мои
апартаменты и жди там следующую бабенку.
маленького Гавейна. Это было душераздирающее зрелище.
А потом пришла смерть. Пришла в буквальном смысле -
персонифицированная. Это был мужчина в черном одеянии, с накинутым на
голову огромным капюшоном. Орлин увидела его первой и сдавленно
вскрикнула, стараясь руками прикрыть, защитить младенца.
Незваный гость помедлил у колыбели, и Нортон нашел в себе мужество
попристальнее рассмотреть его. В первый момент господин Смерть был
полупрозрачным призраком, но постепенно он обрел иллюзорную телесность.
- Послушайте, - воскликнул Нортон, - зачем вам это нужно? Зачем вы это
делаете? Кто вы такой, что позволяете себе причинять людям такое горе?
Мрачный пришелец повернулся к нему. Нортон разглядел то, что было под
капюшоном: никакого лица, лишь голый череп с пустыми глазницами.
- Скорблю, что вынужден так поступать, - сказал черный человек
неожиданно мягким и проникновенным голосом. - Я - Танатос. Мой долг -
забирать души тех, чей жизненный срок истек.
- Вы - инкарнация Смерти?
- Да.
- И вам по душе похищать из жизни невинных младенцев?
Черный капюшон Танатоса повернулся сперва в сторону Орлин, затем в
сторону колыбели. Наконец пустые глазницы снова уставились на Нортона.
Танатос приподнял широкий рукав, под которым оказались массивные черные
часы. Жуткий палец скелета, без кожи и мяса, тронул циферблат, после чего
Танатос сказал.
- Смертный, мы можем побеседовать несколько минут. Проследуй за мной.
Нортон взирал на мрачную фигуру с почтением, к которому примешивались и
страх, и ненависть. Рассказам Гавейна об инкарнациях Нортон никогда до
конца не верил - если они и существуют, думал он, то это какие-то сложные
мистификации. И вот перед ним Танатос, и трудно оспаривать то, что видят
твои собственные глаза... Как ни удивительно, воплощение смерти не
показалось ему бессердечным и равнодушным. Быть может, этим можно как-то
воспользоваться?..
Танатос и Нортон вышли из комнаты.
Орлин даже не пошевелилась. Она застыла возле колыбели, все так же
простирая исхудалые руки над ребенком - в исступленной попытке защитить
его. Вид безутешной матери был страшен. Спутанные и потерявшие блеск
волосы, кости лица пугающе обтянуты кожей... Лишь ее огромные глаза
оставались прекрасны. Казалось, что она больше не дышит. Казалось, что
время в комнате остановилось...
Нортон со своим страшным спутником вышел из апартаментов Гавейна. В
коридоре стоял конь бледный, статный красавец. Как ни странно, Нортон
отчего-то нисколько не удивился, увидев его. Танатос вскочил на коня, а
Нортон без колебаний сел у него за спиной. Скакун рванул вперед.
Нечувствительно проницая стены, конь проскакал здание насквозь и начал
перебирать копытами в воздухе - при этом всадники не почувствовали никакой
перемены. Через несколько мгновений они, словно по невидимой наклонной
дороге, добрались до ближайшего обширного парка. Танатос и Нортон
спешились на лесной поляне и присели для беседы на ствол поваленного
дерева.
Конь бледный щипал травку в стороне. Нортон был спокоен. Неизвестно
почему, разговор со скелетом уже не казался ему из ряда вон выходящим
событием. Он был весь сосредоточен на теме переговоров.
- Хочу ввести вас в курс дела относительно ребенка, - сказал Танатос. -
Сей младенец, вопреки очевидному, отнюдь не невинный. Он в равновесии. Вы
понимаете, что я имею в виду?
- Не очень. Вы его что - взвешивали?
Нортону показалось, что череп улыбнулся, - хотя какая может быть улыбка
при отсутствии лица?
- Да, в определенном смысле я его взвешивал, - сказал Танатос. -
Точнее, его бесплотную душу. У меня есть особенные весы для сортировки
душ. Если злые поступки человека перевешивают добрые, я отсылаю его в Ад.
Если наоборот - то в Рай. Это правда, что человек обладает свободной волей
и прижизненным поведением определяет свой жребий за гробом. Однако
некоторые души находятся в равновесии, то есть накопили в себе к моменту
смерти равное количество добра и зла. Таких я отсылаю в Чистилище.
- Вы хотите сказать, что Рай, Ад и Чистилище не плод вымысла, а
совершенно реальные места?
- Нет, это не реальные места, - ответил Танатос. - Это скорее реальные
состояния. Рай, Ад и Чистилище, равно как и некоторые из инкарнаций,
существуют исключительно в нашей культуре, благодаря достаточно сильной
вере в них. В других культурах иные системы. И у меня очень мало клиентов
в этих других культурах, где преобладают другие верования и где смерть
имеет иное олицетворение.
- Извините, но я-то никогда не верил ни в Рай, ни в Ад, ни в
инкарнации! - воскликнул Нортон.
- Сознательно - быть может. Однако способны ли вы поручиться за то, что
таится в сокровенных глубинах вашей души? Скажите, вы верите в Добро и Зло
и в свободу выбора?
Важнейший вопрос! И очень кстати!
- Оставим меня, - сказал Нортон. - Ребенок... откуда взяться злу в его
душе? Он никому не причинил вреда. Наоборот, он - жертва недобрых
обстоятельств, созданных другими... которые способны более или менее
сознательно верить в Добро и Зло и свободно выбирать между ними!
- Верно. Матушка Гея весьма и весьма сожалеет о том, что произошло. По
досадному недосмотру ее дар Гавейну оказался с изъяном. Когда она
обнаружила свою ошибку, было уже поздно что-либо менять. Матушка Гея не в
силах преступать собственные законы - она может лишь изредка раздвигать их
рамки... Она неимоверно могуча, но у нее такое невероятное количество дел!
Видя смертного, который за гробом так истово старается стать лучше, нежели
он был при жизни. Зеленая Мать умилилась и захотела оказать ему услугу.
Из-за большой занятости она не до конца вникла во все обстоятельства дела
- вот и вышел досадный конфуз. Да, инкарнациям тоже случается совершать
ошибки - и даже горшие, чем ошибки смертных.
- Хорош "конфуз"! Он стоит человеческой жизни! - возмущенно воскликнул
Нортон.
- Гавейну будет дан второй шанс, - заявил Танатос. - Гея, сознавая свою
вину, решила компенсировать промах. Она уже переговорила с Клото, одной из
богинь Судьбы, и они пришли к соглашению.
- Ребенок выздоровеет?
- Нет, младенец безнадежен. Гавейну будет дарована возможность жениться
вторично, и на этот раз более удачно.
У Нортона холодок пробежал по спине.
- Жениться вторично? - переспросил он. - Стало быть, он разведется с
Орлин?
- Нет.
- Значит, она родит ему второго ребенка? Не понимаю... Он что - должен
вторично жениться на Орлин?
- У Орлин не будет второго ребенка. Большая часть зла, в котором
повинен этот младенец, именно в том и состоит, что он - причина
безвременной смерти собственной матери.
- Безвременной смерти? - в ужасе переспросил Нортон.
- Мне горько сообщать это вам, но таков неизбежный ход вещей. Быть
может, вам будет легче, если вы узнаете всю подоплеку событий. Вы
непричастны к этой драме. Вся тяжесть вины - на ребенке.
- Но ребенок ничего дурного не сделал!
- Ребенок вот-вот умрет. И этим убьет свою мать.
- Ребенок не выбирал - умирать или жить! Это несправедливо!
- Если так, то, значит, грех отца лег бременем на невинную душу сына.
Не вмешайся Гея, ребенок был бы здоров. У вас, Нортон, отличные гены.
- Не сомневаюсь, - с горечью отозвался Нортон. - В моем роду сплошь
здоровяки и долгожители... И все же в этом перебросе греха есть что-то
нелепое, бесчестное. Ведь отец ребенка как бы я...
- Я не смею сказать, что система, которой я служу, идеальна, - мягко
возразил Танатос. - Но изменить ничего нельзя. Вы абсолютно ни в чем не
виноваты - ни по отношению к ребенку, ни по отношению к его матери. Вы
должны понять, что загробная судьба ребенка пока до конца неясна, тогда
как путь матери очевиден - в Рай. Она - чистое, доброе существо. Такой она
была в радости, такой осталась и в горе. Ее безвременная кончина от тоски
- недобрый поступок по отношению к близким, но сие малое зло не повредит
ее запредельной судьбе... Я надеюсь, что полное знание всех обстоятельств
избавит вас от ненужных страданий. Вы хороший человек и проживете всю
жизнь в союзе с Добром, если выйдете с неисковерканной душой из горнила
этого испытания.
- Как трогательно, что Смерть заботится о моем нравственном комфорте! -
воскликнул Нортон с горькой усмешкой. - Вы объявляете, что мой ребенок...
то есть ребенок Гавейна должен умереть. Вы объявляете, что моя любимая
женщина должна умереть. И при этом вы предлагаете мне все понять, на все
наплевать, расслабиться и наслаждаться жизнью! Чего ради вы затеяли весь
этот разговор? Стоило ли так напрягать себя?
- Потому что я не люблю бессмысленные страдания, - наисерьезнейшим
тоном ответил Танатос. - Смерть есть неизбежность, коей не дано избежать
ни единому живому существу. Я за всяким приду в свое время. И это
справедливо, потому что венец праведной жизни - праведная смерть. Однако
сами по себе обстоятельства смерти могут быть разными. Я решительно
предпочитаю не усугублять эти обстоятельства излишней жестокостью. А
значит, не должно длить сверх меры агонию умирающего или, наоборот,
каким-либо образом укорачивать срок жизни, отпущенный человеку Атропос.
- Атропос?
- Это третья из воплощений Судьбы, одной из важнейших инкарнаций. Клото
прядет нить человеческой жизни, Лахесис, так сказать, определяет ее окрас,
ну а Атропос в назначенный час обрезает эту нить. Смерть человека ложится
тяжким бременем на души тех, кому он был дорог. Поэтому значительная часть
моих забот - не о мертвых, а о живых, таких, как вы. Я испытываю
сострадание к смертным, потому что им действительно приходится порой очень
и очень нелегко.
- Сострадание! - насмешливо передразнил Нортон.
- Да, в это трудно поверить, еще трудней это понять и принять, но
Смерть искренне сочувствует смертным.
Нортон нашел в себе мужество пристально вглядеться в пустые глазницы
черепа. Что-то подсказывало ему - это жуткое нечто, этот страшный Танатос
и в самом деле способен на сострадание. Он пытается уврачевать рану,
которую же сам и наносит. В конце концов Танатос лишь исполнитель чужой,
неведомой воли... Но эта чужая, неведомая воля... нет, Нортону она не
нравится!
- И это все? - не без раздражения спросил Нортон. - Вы потратили
столько своего драгоценного времени на то, чтобы избавить меня от
угрызений совести?
- Разве на это не стоит потратить время? - возразил Танатос. - А
впрочем, я и секунды не потерял, потому что время стоит на месте. -
Знакомым жестом он поднял широкий рукав и показал массивные черные часы. -
Я коснулся их - и остановил время, чтобы иметь возможность без спешки
побеседовать с вами.
- Спасибо, - сказал Нортон.
После всего, что произошло, ему уже не стоило труда поверить в
остановленное время. Он припомнил странную окаменелость Орлин, когда он
вместе с Танатосом покидал комнату, где лежал умирающий младенец. Да и лес
был как зачарованный - ничто в нем не двигалось, кроме них самих и
бледного коня. Хоть бы один листочек трепыхнулся, хоть бы одна тень
шелохнулась! И облака словно вмерзли в небо. За разговором Нортон не
обращал внимания на все это. Теперь же он с ясностью видел могущество
сверхъестественных сил.
- Наверно, удобно иметь такие часики и распоряжаться временем по своему
капризу, - не без иронии заметил он.
- Ну, у вас есть приспособление покруче, - сказал Танатос. - Как раз
это и стало второй причиной, побудившей меня отложить дела ради встречи с
вами.
- Второй причиной? А какая же первая?
- То, что вы сумели почувствовать и увидеть меня. Очень немногие люди
из тех, кого судьба умирающего не затрагивает напрямую, способны заметить
приближение Смерти.
- Это так естественно! - с жаром воскликнул Нортон. - Я люблю Орлин. И
все, что затрагивает ее, близко и моему сердцу!
- Вы доказали это тем, что увидели меня. А я в свою очередь увидел...
ваше кольцо.
Нортон рассеянно покосился на свою левую руку.
- А-а, ну да, - сказал он. - Это Жимчик, подарок Орлин.
- Можно только диву даваться, - заметил Танатос, - какой силы волшебный
заряд вложен в такую фитюльку! Тот, кого вы называете "Жимчиком", имеет
демоническую природу и почти так же стар, как сама Вечность.
- Но он не принадлежит к силам Тьмы! - горячо возразил Нортон. - Каким
же образом он может иметь демоническую природу?
- Демоны, как и люди, бывают разными. Этот демон хороший - покуда он
исправно служит Добру. Большая удача - иметь подобного слугу. Если он
действительно подчиняется вам, считайте себя счастливчиком.
Такой поворот разговора оказался настолько неожиданным, что мысли
Нортона на некоторое время отвлеклись от главной, трагической темы их
беседы.
- Жимчик, - обратился он к кольцу, - скажи мне, Танатос действительно
тот, кем он себя называет?
Жим. Жим. Жим.
- Значит, тебе нужно сперва проверить это? Каким образом? Притронуться
к нему?
Жим.
- Вы не будете возражать? - спросил Нортон Танатоса.
Танатос мотнул черепом - дескать, извольте.
- Приступай, Жимчик.
Жимчик соскользнул с руки хозяина и быстро пополз в сторону черной
фигуры в капюшоне. Танатос сделал нечто странное. Он потянул безмясые
костяшки своей левой руки - и снял их. Это оказался просто рисунок поверх
тонкой перчатки. А под перчаткой была нормальная рука - из плоти и крови.
Даже с грязью под ногтями.
Танатос протянул руку в сторону Жимчика, который быстро лизнул ее, как
будто пробуя на вкус. Затем змейка шустро вернулась на безымянный палец
хозяина. А Танатос тем временем снова надел на левую руку облегающую
перчатку - и его рука опять превратилась в жутковатую конечность скелета.
Даже теперь, зная секрет и внимательно приглядываясь, Нортон не мог
различить обман. Он почему-то был уверен, что и на ощупь рука Танатоса
оказалась бы рукой скелета.
- Ну так что? - спросил Нортон у Жимчика, когда тот угомонился на его
пальце и превратился в кольцо. - Танатос настоящий?
Жим.
- И все, что он мне говорит, - правда?
Жим.
- Он из числа хороших?
Жим.
Этого было достаточно. Жимчику Нортон доверял.
- Прежде я не очень-то верил в вас - просто был заинтригован вашей
таинственной персоной, - простодушно сказал Нортон. - Теперь я убедился,
что вы действительно Танатос... Я искренне благодарен вам за доброе
отношение ко мне... Но все равно попытаюсь спасти Орлин!
- В этом нет ничего неожиданного для меня. Такова уж ваша натура.
Благодаря таким упрямцам, как вы, мир становится лучше.
Танатос поднялся с поваленного ствола, на котором они сидели, и мрачно
протянул руку своему собеседнику.
Вконец озадаченный Нортон тоже встал и пожал руку Смерти. На ощупь это
действительно была рука скелета.
- Морт! - кликнул Танатос своего коня. Тот сразу же приблизился к
хозяину. Танатос и Нортон вскочили на чудесного скакуна и стремительно
проделали обратный путь - по воздуху и затем сквозь стены небоскреба.
На этот раз Нортон был более внимателен и заметил окаменелость людей во
всех коридорах и комнатах. Особое впечатление на него произвел один парень
в спортивном зале - время остановилось в тот момент, когда гимнаст делал
сальто-мортале. И так и висел в воздухе, согнувшись в три погибели -
лучшее доказательство того, что Танатос и впрямь "заморозил" время!
И это легким прикосновением к циферблату своих магических часов!..
Каким невероятным могуществом обладает инкарнация Смерти, если ей, дабы
просто поболтать со смертным, ничего не стоит остановить ход времени -
походя, небрежным жестом шахматиста, сделавшего свой ход!
Наконец конь бледный остановился в апартаментах Гавейна - в комнате,
где умирал младенец. Танатос и Нортон спешились. Орлин, словно мраморная
статуя, оставалась в прежней позе - защищая руками ребенка. Танатос вновь
коснулся циферблата своих часов.
Напоследок Нортон сказал:
- Э-э... спасибо... за все...
Обращенные к Смерти слова благодарности прозвучали довольно неуклюже.
Нортон нисколько не смирился с бессмысленной жестокостью происходящего.
Однако теперь он по крайней мере не винил во всем Танатоса.
Ответом на благодарность был торжественный кивок демона в черном.
Время возобновило свой бег.
Танатос шагнул к колыбели и потянулся за ребенком. Глядя на него
округлившимися от ужаса глазами, Орлин пронзительно закричала:
- Нет! Нет! Прочь, Смерть! Он тебе не достанется!
Рука Танатоса на мгновение замерла.
- Крошка страдает, - сказал он. - Я освобожу его от боли.
- Нет! У нас есть лекарства для облегчения боли!
Орлин хотела в гневе оттолкнуть Танатоса, но руки ее пронзили пустоту,
как если бы он был призраком. Это для Нортона он был "плотным" существом,
но не для нее.
- Смерть приходит в положенный срок - и срок пришел, - с печалью в
голосе возразил Танатос. - Ведь вы не хотите длить его страдания, правда?
- Тут он стремительно наклонился к ребенку и выхватил его душу из тела - в
руках Смерти мелькнуло что-то прозрачное, неопределенной формы.
Дыхание младенца пресеклось, личико вдруг обмякло и навеки застыло - с
таким выражением, будто маленький Гавейн наконец испытал несказанное
облегчение.
Орлин без сознания рухнула на пол.
Танатос обернулся к Нортону.
- Как мне ни жаль, - сказал он, - но это мой долг.
Он сложил забранную у младенца душу и аккуратно спрятал ее в свою
черную суму. После чего вышел вон, ведя под уздцы своего коня.
Нортон был сам не свой от горя. С могильным холодом в душе он подхватил
с пола бесчувственное тело Орлин и положил его на диван. Какой легкой
оказалась его любимая! Муки последних месяцев до последней степени
источили ее здоровье.
Затем он сделал необходимый телефонный звонок и сообщил о смерти.
Девушка на экране видеотелефона деловито кивнула. Для нее это рутина.
Она не может почувствовать тот же ужас, который...
Когда все довольно долгие формальности были закончены, Нортон отключил
связь и вернулся к Орлин.
Теперь пришло время самого важного. Внутри его все онемело, однако он
был в силах чувствовать и мыслить и теперь лихорадочно думал, что скажет
Орлин, когда та очнется.
Наконец она очнулась, и он сразу сказал ей, что ребенок умер. Было бы
нелепо прибегать к эвфемизмам.
- Я знаю, Нортон, - устало сказала она. - Прости меня... у меня есть
кое-какие дела...
И она ушла в свою спальню.
Как - и это все? Он не мог поверить, что их совместное переживание горя
сведется к вымученному "я знаю" и "прости меня".
В следующие дни Орлин оставалась такой же странно спокойной. Она
выглядела просто усталой. Исправно хлопотала по дому и касательно похорон.
Нортон удивлялся ее самообладанию. Неужели Танатос переоценил глубину горя
Орлин? Быть может, через какое-то время она действительно успокоится - и
они будут снова счастливы вдвоем... А потом смогут зачать нового ребенка,
здорового, жизнеспособного... И у всей этой гавейновской собственности
наконец появится наследник.
Уверенность Нортона в счастливом исходе возрастала изо дня в день.
А через десять дней после смерти мальчика Орлин отравилась.
Ее бумаги оказались в полном порядке. В эти десять дней она
позаботилась о том, чтобы после ее смерти не возникло никаких проблем:
распорядилась касательно своей личной не слишком большой собственности, а
также насчет похорон. Она не хотела, чтобы ее смерть доставила какие-либо
хлопоты близким людям.
Орлин сидела у пианино, уронив голову на клавиши. Как только Нортон
увидел ее, он понял, что она сыграла последнюю в своей жизни мелодию. Она
никак не попрощалась с ним. И в этом не было жестокости. Просто она знала,
что он попытается воспрепятствовать ее решению, а она все равно осуществит
свое намерение уйти из жизни. Она деликатно оградила Нортона от этой
заключительной бесплодной борьбы...
Теперь Нортон осознал, что Орлин никогда по-настоящему не любила его.
Для нее в их отношениях был слишком силен привкус незаконности. Поэтому
всю силу своей любви она перенесла на ребенка. Орлин любила лишь
маленького Гавейна - и никого больше. Нортон был для нее средством
выполнить взятое на себя обязательство - родить законному супругу
наследника. То, что Нортон оказался к тому же замечательным любовником и
другом, просто добавило приятности в процесс "созидания" ребенка.
Возможно, ей и померещилось на какое-то время, что она действительно любит
Нортона, однако в итоге истина вышла наружу. Если бы она по-настоящему
любила его, она бы не поступила так.
Есть грустная ирония, думал Нортон, в том, с какой тщательностью Орлин
подошла к выбору будущего фактического отца - вся эта магия,
многозначительное сияние вокруг человека, перебор кандидатов... и все
пошло псу под хвост из-за неожиданного, непредсказуемого поворота событий.
Судьба ударила Орлин не из-за того угла, из-за которого она опасалась
удара. Беда пришла не от "заместителя супруга", а от самого супруга,
который вмешался в естественный ход событий и, пусть и с самыми лучшими
намерениями, извратил его. Гавейн оказался поневоле ответственным за
происшедшую трагедию.
Что касается самой Орлин, то Нортон с ясностью видел, что она своим
роковым решением уйти из жизни лишь усугубила трагедию.
Многие, очень многие женщины детородного возраста, потеряв ребенка,
рыдают и рвут на себе волосы, но затем мало-помалу приходят в себя и
утешаются тем, что беременеют и рожают нового младенца, находят в себе
силы перебороть горе и энергично взяться за восстановление в семье любви и
счастья. А Орлин позволила судьбе сломать себя. Трудно упрекать женщину в
недостатке мужества, и все-таки, все-таки...
Нортон угодил в эту историю совершенно случайно - призрак мог
повстречать и другого достойного мужчину. Но теперь Нортон не мог
выбросить из души любовь к умершей женщине. Как ему жить дальше? Чем
утешиться?
После смерти Орлин он покинул апартаменты Гавейна и поселился в
лесопарке.
Сейчас он загасил костер и снова залег в своем шалаше из веток и
листьев.
Сквозь просветы меж ветками было видно предсумеречное небо. Нортон
вернулся к своему излюбленному бродячему образу жизни. Он и раньше
странствовал в одиночку и спал в лесах. Но теперь в этой жизни не было
прежней отрады. Орлин завещала ему небольшую сумму денег, так что
финансовых проблем у него в ближайшее время не предвиделось. В своей
предсмертной записке Орлин написала, что он ни в малейшей степени не
виноват в смерти ребенка и достоин пожизненно получать небольшой процент с
ее доли в гавейновских владениях. Призрак не стал оспаривать последнюю
волю Орлин. Нортон тратил эти деньги экономно - да и велики ли расходы у
человека, который странствует по лесам и спит под деревьями в спальном
мешке! Снимая деньги со счета, Нортон всякий раз мысленно благодарил
Орлин: пусть она и не любила его с той же силой, с какой он любил ее, но
он был ей по-своему дорог. Сгоряча, сразу же после ее самоубийства, Нортон
хотел отказаться от этого дара. Но теперь он радовался тому, что удержался
и не оскорбил ее память своим надменным отказом.
В просвете выхода из шалаша внезапно возникла человеческая фигура. Это
был Гавейн.
- Вот ты где шатаешься! Наконец-то я тебя нашел! - воскликнул призрак.
- Я был уверен, что рано или поздно наскочу на тебя, если начну
прочесывать парки.
- Поди прочь, - пробормотал Нортон, устало закрывая глаза.
- Твой банковский счет помог мне сузить район поисков, - невозмутимо
продолжал призрак. - Я справился о том, где ты в последний раз снимал
деньги, и вычислил, в каком именно парке ты можешь обретаться. Но это была
такая морока - искать тебя в обширном лесу! Ты же такой природолюб и
аккуратист, что не оставляешь никаких следов: не мусоришь, веток не
рубишь. Если б не дым костра, я не углядел бы твоего шалаша и пролетел
мимо и таскался бы по этому лесу до самой темноты!
- Будь другом, - сказал Нортон, нелюбезно прикрывая уши руками, - окажи
мне большую услугу: не угляди моего шалаша и пролети мимо.
Призрак не пожелал обидеться и продолжал миролюбиво:
- Видишь ли, Нортон, у меня к тебе новое предложение. С первым ты
справился блестяще. Ни в чем тебя упрекнуть не могу.
Нортон резко открыл глаза.
- Мне снилось, - воскликнул он, - что я погублю Орлин. И я, черт
побери, действительно погубил ее! Мое видение оказалось пророческим. С
моей помощью зародилась жизнь, которая в итоге убила ее. Не смей
благодарить меня за весь этот кошмар!
- Ну-ну-ну! - успокаивающе произнес Гавейн. - Ты же отлично знаешь, что
на деле все было совсем не так. Ты свою часть договора выполнил
безупречно. А я самовольно и непрошенно вторгся туда, куда вторгаться не
имел права. Я получил серьезный урок. В следующий раз не стану соваться не
в свое дело.
Нортон так и взвился:
- По-твоему, Орлин умерла лишь для того, чтобы преподать тебе урок! Ах
ты, каменное сердце! Не любил ее - и помалкивай! А я любил - и стал
орудием ее смерти. Мне тошно беседовать с тобой в том тоне, который ты мне
навязываешь! И вообще тошно с тобой беседовать!
- Послушай, Нортон, - упрямо гнул свое призрак, - кончина Орлин дает
мне возможность жениться во второй раз. Я сам или мои родичи найдут новую
жену, которая подарит мне наследника. Жених я завидный, выбирать могу. А
потому я женюсь на красивой и одаренной умнице - а тебе, Нортон, ведь
именно такие и нравятся: хорошенькие, бойкие и смышленые! Из моей воли моя
новая жена не посмеет выступить - стало быть, она примет тебя без
разговоров. Так что, давай, Нортон, собирай манатки, топай обратно в мои
апартаменты и жди там следующую бабенку.