Эллиот Элизабет. Тигровая лилия (Ремингтон - 2)

   Его улыбка мгновенно исчезла.
   - Это кое-кого мне напомнило... Признаться, меня не слишком радует, что вы согласились на прогулку с моим братцем.
   - Незачем бросать на меня такие взгляды. Просто он игнорировал мой отказ. И в этом вы и ваш брат очень похожи.
   - Настойчивостью?
   - Бесцеремонностью и самонадеянностью.
   - Хм. Сначала вы относите меня к большинству мужчин, а теперь называете бесцеремонным. И это на следующий же день после венчания. Что же вы будете говорить обо мне через неделю?
   Она улыбнулась ему в ответ.
   - Похоже, вы напрашиваетесь на комплименты, милорд!
   - Майлс, - поправил он ее. - Я не настолько тщеславен.
   Смена его настроений ставила ее в тупик. Сначала он был мрачен и молчалив, теперь шутил и поддразнивал ее. Она просто не знала, что и думать. Какой загадочный человек ее муж. Однако более всего ее сейчас волновал один-единственный вопрос, и она все пыталась прочитать ответ на его лице... Доставила ли она ему удовольствие в их первую ночь? Понравилась ли она ему? Страх перед тем, что он ответит "нет", накладывал печать на ее уста, нет, лучше не спрашивать.
   - А сколько времени вам обычно приходится тратить на задания сэра Малкольма?
   Казалось, в первый момент ее вопрос вызвал у него замешательство. Затем он пожал плечами.
   - По-разному. Все зависит от самого задания. Скажем, рейс на корабле в Нормандию занимает день или два. У нас есть свои люди и в других частях Франции, и чтобы добраться туда, мне приходится уезжать из дому на неделю. Потом еще контрабандисты, это тоже моя забота. Как правило, местные власти хорошо знают, кто этим занимается, но обычно закрывают глаза на подобные дела. Обычно мы с моей командой следим за операциями, чтобы удостовериться, что все прошло нормально и наши люди вне опасности, или проверяем, нет ли у контрабандистов более криминального груза, чем французские шелка, не прячут ли они в своих трюмах шпионов. Такие задания занимают по нескольку недель.
   - А лорд Грэнджер тоже занимался контрабандой?
   - И не только.
   - Но скажите, что заставляет таких людей, как лорд Грэнджер, связываться с контрабандистами?
   Ремингтон нахмурился.
   - Все объясняется довольно просто. Единственная вещь, которую этот господин любил больше французского коньяка, это игра в карты. Он играл часто и по-крупному. Случалось, проигрывался так, что ему бы не миновать разорения, если бы не его шашни с контрабандистами. Власти терпимо относились к его грешкам, и никто не обращал внимания на то, что иногда в команде корабля оказывалось больше на одного-двух человек. Однако мы заподозрили, что дело нечисто, когда он в течение короткого времени выплатил вдруг все свои долги. Теперь мы знаем, что через Грэнджера действовали четверо шпионов. Одно время мы думали, что был еще пятый, но, видимо, он вернулся во Францию прежде, чем мы смогли его выследить.
   - Когда мы разговаривали у нас дома, сэр Малкольм сказал, что он пока не собирается их арестовывать. А он не боится, что информация, которую они здесь собирают, просочится во Францию?
   - Ни одно изих сообщений не достигает Франции. Мы об этом позаботились, признаться, пришлось изрядно потрудиться. Но сейчас об этом деле можно уже позабыть. Сэр Малкольм намеревался их арестовать - как раз тогда, когда мы с вами уехали на это памятное собрание любителей Древнего Египта.
   - И лорда Грэнджера тоже?
   Казалось, он не спешил отвечать на этот вопрос. Лицо его помрачнело. Он наконец произнес:
   - Лорд Байнбридж предложил ему на выбор два возможных варианта. Или быть повешенным за предательство, или...
   - Или? - переспросила Лили, видя, что он молчит. Ремингтон взглянул на нее и тихо, но четко произнес:
   - Три дня назад лорд Грэнджер покончил жизнь самоубийством.
   - О Боже!
   Ремингтон продолжил, обращаясь скорее к себе, чем к Лили:
   - Байнбридж сообщил обо всем нашим людям во Франции, прежде чем убрать шпионов и предупредить лорда Грэнджера. Это была одна из причин моего срочного отъезда в Нормандию на прошлой неделе. Байнбридж ожидает, что противная сторона ответит соответственным образом, арестовав того, в ком они подозревают английского шпиона. - Он глубоко вздохнул. - В течение какого-то определенного времени мы раскрываем их агентов, а они - кого-то из наших. Это игра в кошки-мышки. Мы арестовываем одного из них, и они арестовывают одного из нас. И никогда не знаешь, на кого падет жребий.
   Лили почувствовала, как страх сковал ее сердце.
   - Лэкрокс, - попыталась прошептать она, но губы плохо ее слушались. Вы думаете, они могут о нем знать?
   Ремингтон, ничего не отвечая, долго смотрел ей в глаза, и в его взгляде было что-то непонятное: то ли печаль, то ли подозрительность.
   - Я предупредил его о возможных последствиях, Лили. Он знает, что надо быть очень осторожным.
   - Но что, если... - Она была не в силах говорить, не в силах представить хоть на мгновение, что такое возможно.
   Ремингтон обнял ее за плечи и привлек к себе.
   - Постарайся не беспокоиться. Лили. Я знаю Лэкрокса довольно хорошо и уверен, что он не допустит никаких опасных для него промахов. Расскажи мне лучше о коде, который вы с ним используете. Почему вам обязательно нужен словарь?
   Конечно, она поняла, что он хотел просто поменять тему разговора, и была ему за это благодарна. Что толку переживать сейчас за Роберта, ведь все равно она никак не может ему помочь. Чтобы отвлечься от этих невеселых мыслей, она принялась подробно объяснять сложности крестового кода. Потом он стал рассказывать о своих путешествиях, о всяких курьезах, которые там случались. Его глубокий мягкий голос, нежность, с которой он ее обнимал, постепенно заставили Лили забыть свои страхи и успокоиться, хотя судьба Себастьяна Лэкрокса была весьма неопределенна на данный момент. Мягкое покачивание кареты, монотонный стук колес укачали ее, и вскоре она закрыла глаза и задремала.
   Ремингтон разбудил ее через несколько часов, когда они остановились у придорожной гостиницы. Был поздний вечер, и в карете, освещаемой только тусклым светом фонаря, было довольно темно, но Лили почувствовала, что в его настроении вновь произошли резкие изменения. Каким-то образом, пока она спала, она оказалась у него на коленях. И разбудил он ее нежным поцелуем. Ее руки скользнули вокруг его шеи, и она полусонно ответила на его поцелуй. Как только карета остановилась, он оторвался от ее губ и прижал ее голову к груди. Лили услышала его порывистое дыхание. Тогда она просунула руки под его сюртук и теснее прижалась к горячему телу.
   - Мы остановимся в гостинице под названием "Медное кольцо", - сказал он ей глухим, чуть охрипшим голосом. Лили стоило некоторых усилий понять, что он говорит, ибо в этот момент он нежно гладил ее по голове, и она полностью отдалась этим восхитительным ощущениям. - Я отправил Джека заказать нам ужин и комнату и сделать все приготовления. Что тебе понадобится на ночь из багажа?
   -Голубая ковровая сумка.
   Она чуть двинулась, стараясь прижаться к нему еще ближе, и почувствовала его руки на своей талии. Он осторожно приподнял ее и усадил напротив себя.
   - Я думаю, Джек уже все приготовил. Можно идти.
   Ремингтон помог ей выйти из кареты и затем обнял одной рукой за талию и так не отпускал от себя, пока они шли через двор к входу в здание. Хотя было уже довольно темно, во дворе кипела жизнь. "Медное кольцо" оказалась довольно большой гостиницей. Здание было каменным, трехэтажным, почти по самую крышу заросшим плющом. У входа их уже ждал Джек со своим неизменным красным платком на голове. Он проводил их в комнату на втором этаже.
   Комната была небольшой, но светлой и уютной, во всем убранстве чувствовалась женская рука. Пол был застелен цветастым ковром, возле окна расположились столик и два кресла. Покрывало на кровати было заткано розами. Лили перевела взгляд с кровати на высокую фигуру мужа и с улыбкой подумала, что его ноги скорее всего будут свешиваться. Эта мысль немного развеселила ее, но тут она вспомнила, что сегодня ночью ей предстоит разделить с ним эту постель.
   Почти сразу Джек принес огромный поднос с обедом. Вслед за ним один из слуг герцога принес вещи. Отдав распоряжения на ночь и наказав быть готовыми завтра на рассвете. Ремингтон позволил слугам удалиться. Они остались одни.
   Лили ела без всякого удовольствия, она очень утомилась, и после целого дня, проведенного в карете, ее немного подташнивало. У герцога же аппетит был отменный, судя по тому, с какой скоростью он поглощал еду. Они почти не разговаривали, ибо рот герцога был почти все время занят, однако взгляды, которые он бросал на Лили, сильно ее будоражили. Когда же она отодвинула в сторону почти не тронутую тарелку с жарким, он со знакомой ей уже повадкой поднял бровь и спросил:
   - Вы не голодны?
   Лили пожала плечами.
   - Обычно я мало ем в дороге.
   - Может быть, вам нездоровится?
   - Нет, просто я не хочу есть. - Она поднесла к губам бокал с вином и сделала небольшой глоток. Вино было лучше, чем она ожидала, и она отпила еще.
   - Так как вы все-таки себя чувствуете? - Он положил вилку и нож и испытующе посмотрел на нее, ожидая ответа.
   - Прекрасно. - Ее несколько удивил его внезапный интерес к ее здоровью. Не зная, что еще сказать, чтобы успокоить его на этот счет, она отпила несколько глотков вина.
   Он отодвинул тарелку и наклонился вперед. Понизив голос и внимательно глядя ей в глаза, он спросил, заметно волнуясь:
   - Вам все еще тяжело после вчерашней ночи?
   Смысл его слов дошел до нее не сразу. Но когда она поняла, что он имел в виду, то была так поражена, что поперхнулась вином и закашлялась. Герцог протянул через стол руку и принялся заботливо стучать ее по спине. Первый же удар оказался таким сильным, что Лили чуть не уткнулась носом в стоящую перед ней тарелку. Между третьим и четвертым ударом ей удалось все-таки перехватить его руку, иначе он мог проломить ей спину! Пытаясь сохранить гордое достоинство, она поставила бокал с вином на стол и взяла салфетку, чтобы вытереть слезы, вызванные кашлем и смехом.
   - С вами все в порядке?
   - Я это переживу. Вы гораздо сильнее, чем себе представляете, милорд... Майлс. Я все время забываю называть вас по имени. Это вполне естественно. Ведь с тех пор как себя помню, я знаю вас только как герцога Ремингтона. А знаете, мне очень нравится ваше имя. Думаю, я скоро к нему привыкну. А как вас обычно звали ваши родители?
   Ремингтон откинулся на спинку кресла и улыбнулся.
   - Вы, случаем, не стараетесь избежать ответа на мой вопрос?
   - По-моему, нет. - Она с невинным видом взглянула на него своими огромными глазами. - Я же сказала вам, что я это переживу. А это как раз и означает, что со мной все в порядке... и будет в порядке дальше.
   - Это простодушное выражение одно из ваших наиболее очаровательных, мое сокровище. Но я слишком хорошо вас знаю, чтобы вы могли меня одурачить вашим притворно-невинным видом. Вы прекрасно поняли, о чем именно я вас спрашиваю.
   Лили опустила глаза и, внимательно рассматривая небольшую лужицу вина, пролитого ею на скатерть, тихо сказала:
   - Я прекрасно себя чувствую во всех отношениях.
   Он поймал ее руку и прижал к губам ладонь.
   - Вы говорите мне правду, Лили? Мне бы не хотелось снова причинять вам боль. Если вы не совсем готовы, то мы можем подождать до... до следующей ночи.
   - Вы никогда не причиняли мне боли, - сказала она тихо. Однако, поймав его вопрошающий, проницательный взгляд, поспешно добавила: - Ну, может быть, совсем немного, когда стучали по спине.
   Тревога на его лице сменилась улыбкой.
   - Я так люблю вас, Лили, все эти ваши шуточки.
   Лили сжала губы, но не удержалась - все-таки сказала ему то, что рвалось с ее языка уже давно:
   - Как вы думаете, придет когда-нибудь день, когда вы сможете любить меня просто так? - Его губы дрогнули, и улыбка сбежала с лица. Он встал и, взяв Лили за руку, поднял с кресла.
   - Я хочу, чтобы, между нами всегда была только правда, Лили.
   Она чуть покачала головой, чувствуя, что предпочла бы немного лжи взамен горькой правды.
   - Если вы не можете сказать мне ничего хорошего, лучше вообще ничего не говорите.
   - Нет, Лили. Я не хочу, чтобы вы заблуждались или когда-нибудь обвинили меня в том, что я обманул вас. Я хотел бы, чтобы наши отношения строились на доверии и взаимопонимании. А то, что вы называете любовью, редко сочетается с этими двумя вещами. Я бы даже сказал - никогда. - Он ждал, что Лили ответит, но она упрямо молчала, явно не соглашаясь. Он горько усмехнулся. Я давно убедился, что романтическая любовь существует только в сказках. И еще я убедился в том, что у этого слова очень много значений. И поэтому мы часто обманываем сами себя, вот как вы теперь. Например, я люблю клубнику со взбитыми сливками, но это совершенно не значит, что я по уши влюблен в нее или что клубника всегда будет моей любимой едой. Вы понимаете, что я хочу сказать?
   - Я поняла, что я для вас нечто вроде десерта. - Она обхватила пальцами его запястья и попыталась снять его руки со своих плеч. - А еще я поняла, что вы считаете мои чувства по-детски наивными.
   Он сокрушенно вздохнул.
   - Я все-таки причинил вам боль.
   - Как вы проницательны. - Лили шагнула вперед, толкнув его в плечо. Удивленный, он чуть посторонился. - Я же люблю вас... чурбан вы бесчувственный! - Она опять толкнула его, заставив отступить. - И вы лгали мне прошлой ночью. Вы сказали, что мы будем любить друг друга. Я честно выполнила свою часть договора... а теперь я поняла, что то, чем мы занимались, это совсем не любовь. Я действительно сгорала от любви к вам, а вы... вы всего лишь выполняли супружескую обязанность. - Она ткнула пальцем его плечо и с укором произнесла: - Вы заставили меня поверить, что я что-то значу для вас, а на самом деле прошлая ночь ничего для вас не значила, вы просто... использовали меня!
   Он схватил ее руку прежде, чем ее пальчик снова негодующе ткнулся в его плечо.
   - Я - использовал? Я - лгал? Что вы такое говорите... И я не позволю вам оскорблять вашими домыслами нашу первую брачную ночь только потому, что ваши чувства оказались задеты.
   - Но высами только что сделали это, ну а поскольку у вас чувств нет, то и задевать было нечего. - Она яростно взглянула на него. - Ну? Что вы можете сказать в свое оправдание?
   - Вы не правы, Лили.
   - Не права? Ну конечно, меня любят, возможно, даже так же, как клубнику со сливками... Я вовсе не просила возводить меня на пьедестал, но надеялась, что буду значить для вас немного больше, чем лакомое блюдо! С чем еще мне придется делить вашу любовь? Про еду выяснили, но у вас, наверное, есть любимые сапоги или какой-нибудь великолепный рысак... Ну, тут уж я не претендую на первенство, спасибо хоть приняли на вторую роль...
   Он рванул ее на себя, так что она почти уткнулась лбом в его грудь.
   - Это не так, и тебе это прекрасно известно!
   - Ничего мне не известно! - Она отвернулась от него, но он развернул ее к себе, заставил поднять глаза.
   - Я никогда не испытывал ни малейшего желания целовать какой-нибудь ананас, или свои сапоги, или лошадь.
   - Как вы меня обрадовали!
   Он обхватил ее за талию, затем его рука скользнула ниже, по плавному изгибу бедра.
   - Я хочу, чтобы ты всегда была со мной. Лили. В моей постели и в моей жизни, но даже ради того, чтобы насладиться тобой, я не стану лгать, будто схожу с ума от любви. У тебя есть мое уважение, моя дружба, моя привязанность. Это надежные и постоянные чувства, необходимые для благополучного, стабильного брака. И я не хотел бы, чтобы моя супружеская жизнь зависела от всяких эфемерных фантазий - от того, что ты принимаешь за любовь.
   - Как вы можете быть таким холодным и рассудительным, когда говорите о сердечных чувствах?
   Он снял кончиком пальца слезинку с ее щеки и, нахмурившись, растер ее между пальцами.
   - Я давно понял, что любовь и ложь - понятия несовместимые. - Гнев его прошел, осталось только сожаление. - Но теперь я почти жалею, что не солгал тебе. Правда всегда бывает мучительна. Прости, Лили. Давай помиримся. Позволь мне доказать тебе, что и того, что мы имеем, вполне достаточно.
   Слишком поздно она поняла его намерения - когда его губы уже прильнули к ее губам. Медленно, с мучительной нежностью он ласкал ее рот. Это был не просто поцелуй, это была мольба. Ласково обхватив рукой затылок, он не позволил ей уклониться, но и не требовал ответа, он умолял ее о согласии. Его руки нежно гладили ей спину, спускаясь все ниже. Наконец он сжал ее бедра и привлек к себе, к своему пылающему от желания телу.
   Она попыталась отстраниться.
   - Я не хочу быть средством утоления физиологических потребностей.
   - Ты и не будешьим, - выдохнул он ей в висок. - Мы с тобой будем любить друг друга.
   - Но как вы можете любить, если вы в самом деле не влюблены! выкрикнула она почти в отчаянии. Однако от его жарких поцелуев, которыми он осыпал ее шею и грудь, сердце ее билось все быстрее и быстрее.
   - Тут ты заблуждаешься... - Эти слова почти слились с поцелуем. Он целовал ее до тех пор, пока у нее не начали подгибаться колени, и тогда он поднял ее на руки и отнес на кровать.
   - Не думаю, что нам следует сейчас этим заниматься. - Она никак не могла понять, как он ухитряется целовать ее и в то же время раздевать их обоих. - Я еще не успела обдумать то, что вы мне сказали.
   - У тебя еще будет для этого достаточно времени. - Его пальцы продолжали быстро расстегивать панталоны. - Завтра в карете.
   - Но я бы хотела разобраться во всем сейчас же. s Поначалу она решила воспротивиться. Но вместо того, чтобы оттолкнуть его, она почему-то принялась гладить его тело. И хотя лицо ее все еще было хмурым, ее руки сами скользили по его крепким плечам, по груди, пока не достигли плоских сосков. Под ее ласкающими движениями, они вдруг стали тверже, и, изумленная такой реакцией, она снова провела пальцами по соску. Он застонал. Его потемневшие от страсти глаза полыхнули огнем. И еще до того, как он покачал головой, она уже знала его ответ на ее упрямое требование.
   - Все завтра.
   Он опять целовал ее, и она забыла обо всем, кроме того наслаждения, которое испытывала в его объятиях. Он великолепно знал, как постепенно вести ее к вершине блаженства, когда и где прикоснуться, поцеловать. В то же время он учил ее, как дарить наслаждение, и она оказалась пылкой и старательной ученицей. А когда они оба почувствовали потребность в большем, он бережно и очень медленно проник в нее, стараясь дать ей возможность прочувствовать каждое свое движение. При этом он не отрывал взгляда от ее глаз, ловя малейшие изменения в их выражении, завораживая ее своей страстью, заставляя забыть обо всем, кроме этих восхитительных ощущений их соития. Она растворилась в его потемневших глазах, ей казалось, что это длится вечно. Завороженная гипнотическим взглядом, она лежала почти не шевелясь, пока он двигался внутри ее, и только тихо вскрикнула, когда он проник слишком глубоко, слишком близко подойдя к тому сокровенному источнику огня, что, вспыхнув, вскоре запылал в них обоих. Он оторвал от нее взгляд, осыпая ее лицо, грудь, плечи пылкими поцелуями. Она почувствовала, как он разрастается внутри ее, все больше заполняя ее при каждом толчке бедер. Его тело умело быть неистовым и нежным одновременно, в нем странным образом соединялись страсть и мощь, и - невероятная нежность. Но именно это и делалоих близость такой восхитительной и прекрасной, что она заплакала от счастья.
   Внезапно ее глаза широко раскрылись и крик восторга сорвался с ее губ, сплетаясь с его глухим стоном, но и в этот момент наивысшей телесной радости он не отвел взгляд, позволив ей увидеть всю силу восторга и наслаждения, отразившуюся в его сверкающих глазах. И в эту минуту она наконец поняла то, что он пытался сказать ей своим телом и своим взглядом.
   Он любил ее, и только что доказал ей это, творя эту любовь.
   17
   До рассвета оставался всего час. Еще не день, но уже и не ночь. Ремингтон, лежа на боку, смотрел на свою спящую жену. Он прижался к ее обнаженному плечу губами, в то время как рука его гладила ее бедро, плавные изгибы которого сводили его с ума. Она отвернулась от него во сне, но зато придвинулась ближе, прижимаясь спиной к его груди и животу. Он продолжал медленно целовать ее, лаская осторожно ее тело, которое он хотел заучить наизусть, запечатлеть в своей памяти гармонию этих дивных форм и бархатистую нежность великолепной кожи. Он провел щекой по ее волосам, вдыхаяих аромат, а затем задержал дыхание, стараясь запомнить этот запах.
   Будь на то его воля, он продержал бы ее в постели весь день и всю ночь и, может быть, не один день и не одну ночь - до тех пор, пока не насытился бы ею и не налюбовался. Он просто не мог от нее оторваться. Но теперь он уже понимал, что не только страсть и вожделение приковали его к ней. Просто держать ее в своих объятиях тоже было неслыханным счастьем - раньше он не испытывал ничего подобного.
   Однако они были не дома, до замка еще ехать и ехать. Так что любовные причуды придется оставить на потом. Он еще раз провел губами по ее плечу, а затем заставил себя отодвинуться от теплого нежного тела. В комнате все еще царил полумрак, но было достаточно светло, чтобы он смог разглядеть ее лицо. О Боже, чем же она так его заворожила?
   - Лили? - Он положил руку на ее плечо и чуть сжал его. - Лили, пора вставать.
   Ее ресницы чуть дрогнули, и на губах появилась сонная улыбка. Затем она открыла глаза, но, встретившись с его взглядом, тут же подтянула одеяло до подбородка. Чарующая улыбка, еще секунду назад озарявшая ее лицо, осталась лишь в его воспоминании. Увидев, как она настороженно напряглась, он нахмурился.
   - Я пойду проверю, всели готово к отъезду. Джек должен был проследить, чтобы нам приготовили к этому времени завтрак. Я вернусь через четверть часа, чтобы проводить тебя вниз. Запри за мной дверь - так мне будет спокойнее.
   Не дождавшись ее ответа, Ремингтон направился к выходу. У двери он намиг оглянулся и быстро вышел. Ее мрачное личико заставило его устыдиться своей черствости: она же призналась ему вчера в любви, а он ничего ей не ответил. Но как бы она на него сейчас ни дулась, он не переменит своего отношения к их браку. Страсть и желание, без всякого сомнения, прекрасны в постели, но этого недостаточно для гармоничного супружеского союза. Однажды он уже совершил ошибку и, по крайней мере, извлек из нее урок на всю жизнь. Он знал: ее страстная влюбленность очень скоро пройдет, ибо она вызвана девичьей мечтательностью, а он тут почти ни при чем. И однажды наступит день, когда она сама удивится своей бурной восторженности и совершенно в нем разочаруется.
   Им нужна размеренная, спокойная жизнь. А Лили в конце концов угомонится и поймет, что им очень повезло: их связывает дружба и обоюдное влечение. Мало кто из семейных пар может похвастаться столь удачным совпадением. Они будут сердечными друзьями днем и пылкими любовниками ночью. Но только ночью.
   В конце концов, он не из тех слабаков, которые идут на поводу у своих страстей. И он сейчас же преодолеет свое стремление вернуться к Лили и стиснуть ее в объятиях... и истомить ее неистовыми ласками. Нет, он не станет подчиняться зову своего тела, тут же откликнувшегося на ее полусонную улыбку, такую манящую... Его самообладание, и только оно, докажет надежность и стабильность его отношения к ней. Увезти ее сейчас в замок гораздо важнее, чем потакать своим мужским прихотям. Нет, он не позволит себе ничего подобного.
   Он постоял несколько мгновений снаружи, дожидаясь, когда она закроет за ним, и, услышав наконец щелчок засова, стал медленно спускаться по лестнице. Из общего зала, где были дешевые спальные места для постоянных посетителей, доносился мощный храп - значит, многие еще спят. Герцог постоял несколько мгновений внизу, затем направился через зал к двери, что вела к конюшне.
   Конечно, задержка на часили два не могла бы ничего изменить. Лили вчера правильно сказала: у них еще целый день в запасе до того, как сообщение появится в лондонских газетах. И однако он спешил. Замок Ремингтон охранял от опасностей многие поколения его рода, и в трудную минуту герцогу казалось вполне естественным искать защиту за стенами этой крепости. Теперь в защите нуждалась Лили, и он хотел не мешкая поместить ее туда, где до нее не доберется ни один убийца или насильник.
   Странное чувство вдруг сжало его сердце, холодком пробежав по позвоночнику. Оно призывало его вернуться назад. Однако на сей раз это было не вожделение, а стремление защитить ее от какой-то неведомой угрозы, потребность убедиться, что с ней всё в порядке. Он уже развернулся, чтобы идти назад, но в этот миг дверь отворилась и в общий зал вошли двое его слуг.
   Чтобы никого не разбудить, они лишь молча поклонились. Ремингтон вполголоса приказал им охранять его комнату до тех пор, пока он не вернется. Хотя он знал, что дверь надежно заперта, ему не хотелось, чтобы Лили оставалась одна. Он уже хотел послать на конюшню своего слугу, но потом подумал, что Лили решит, что он вернулся совсем не потому, что волнуется за нее. И она, без сомнений, была бы права.
   Бреясь вчера утром, он едва не перерезал себе горло, увидев в зеркале свою жену. Зеркало стояло под таким удачным углом, что он мог наблюдать за каждым ее движением. А когда она скрылась за ширмой, он стал вслушиваться в тихие, ласкающие ухо шорохи. Его воображение рисовало соблазнительные картины того, как она одевается, он представлял себя на месте всех этих вещиц, как он касается ее шелковистой кожи, скользит по ней, укрывая... Потом она вышла из-за ширмы, и он хотел лишь одного - снова снять с нее всю эту одежду. Медленно. Очень-очень медленно. В гостиничной комнате ширмы не было, а значит, он мог бы беспрепятственно наблюдать за тем, как она одевается, любоваться ее прекрасным телом и вспоминать, что он ощущал, когда касался ее бедер, груди, шеи... и знать, что в любой миг он снова может к ней прикоснуться... И он прикоснется. Только подождет, когда она полностью оденется, застегнет все пуговички, а уж тогда он...