Страница:
— Отец говорил, что я глуха к ней, — выдохнула Лиат.
— Глуха к чему?
— К магии.
— Так он и в самом деле учил тебя этому… Лиат, ты должна мне верить. Не скрывай от меня правды. Я слишком хорошо знаю твои обстоятельства.
Она и сама их знала. Девушка передернула плечами, стараясь казаться равнодушной, но от острого взгляда Вулфера ничего укрыться не могло. Она не могла его одурачить. И все же…
Вулфер приподнял брови, ожидая, когда она заговорит. Но Лиат медлила. Она принялась отряхивать одежду от соломы. Солома казалась ей последнее время настоящим бедствием: она всюду забивалась, в нос и за шиворот. Сзади лежала седельная сумка с книгой. Знал ли Вулфер о ней?
— Что вы собираетесь делать? — спросила она старика.
— Я намерен разузнать, что это за существо, которое, по словам Сангланта, руководит осадой. — Он поднялся. Лиат пришлось последовать за ним.
Смеркалось. Несколько часов назад облака затянули небо, с утра бывшее светлым и чистым. Сегодня семнадцатый день месяца сормаса — день святой Мелании, той, что увещевала патриархов из Келлаи, отказавшихся принять веру в Единых. Из-за облачности она не могла смотреть на звезды, да и не осмелилась бы. Плохо было, что Вулфер знал, что ее родители занимались запрещенным искусством. И она только ухудшила ситуацию, опрометчиво заговорив во дворце бургомистра.
Улицы опустели. Может, утренние события утомили жителей. Каблуки «орлов» гулко стучали по мостовой, нарушая покой города, только-только погрузившегося в свой беспокойный сон. Слава Владычице, барабаны, постоянно бившие в эйкийском лагере, звучали тише обычного, но Лиат казалось, что звук ее шагов попадает в унисон с их ударами, она немного замедлила ходьбу, стараясь выбиться из ритма.
Вулфер улыбнулся, и они повернули в сторону рыночной площади. Вокруг монетного двора была расставлена стража. Ветер переменился, донося до них запахи обрабатываемых кож. Работа в мастерских города шла день и ночь. Кожи, древесина и железо, привезенные беженцами из предместий, шли на изготовление оружия и доспехов.
Он привел ее через главную площадь Гента — к дверям кафедрального собора, каменный шпиль которого уходил ввысь. Они беспрепятственно вошли.
Действительно, многие беженцы нашли свой приют в одном из гигантских нефов храма. Лиат задержалась в дверях, услышав покашливания, шепот и детский плач. Из-за страха перед пожаром свет после заката нигде не зажигали — даже в каменных зданиях. С трудом можно было различить перегородки из ветхой ткани, отделявшие одну семью от другой. Вулфер взял ее за руку и повел по лестнице вниз, в подземную усыпальницу. Лиат никогда не боялась ни темноты, ни мертвых. Как учил отец, «те, что в Покоях Света, пребывают в мире. Прочие не имеют власти, чтобы причинить нам вред». Но здесь становилось страшно. Они спускались все глубже и глубже, и теперь даже она со своим острым зрением могла ориентироваться только на ощупь. Наконец Вулфер остановился. Остановилась и Лиат, от страха прижалась к нему. Было совершенно темно, пахло сырой глиной и известью. Где-то едва слышно капала вода.
Этот звук напомнил ей о подвале, в котором запер ее староста Людольф сразу после гибели отца, до прихода Хью. Не скрывается ли и он в этой тьме?
— Призови свет, Лиат! — приказал Вулфер.
— Не могу.
— Обратись к своей памяти и призови его оттуда.
Она покачала головой. Пот стекал со лба, хотя в подземелье было прохладно. Странный шум слышался вокруг. Она знала, что Хью далеко, и все же ей казалось, что он вот-вот прикоснется к ней.
Вулфер продолжил спокойнее обычного:
— Помнится, у нас был факел. Подумай об огне и зажги его.
— Меня не учили этому!
Воздух вдруг задрожал. Свет! Она закрыла глаза, ужасно боясь того, что делает. Она представила, как выглядит огонь, представила освещенную комнату, солнечные лучи, льющиеся в распахнутые окна. Окна главной башни города ее памяти. Представила, что все четыре тамошние двери распахнуты и ждут ее. Свет…
Ничего не происходило. Засиявший в замерзшей башне свет был холоднее льда. Он не давал жизни. Что-то холодное и липкое, будто обрывки паутины, касались ее затылка. Она провела по нему рукой, но ничего не ощутила. И все же что-то было сзади нее, что-то подкрадывалось.
Дольше терпеть нельзя. «Всегда надо идти вперед, — учил отец, — не оглядываясь на то, что крадется следом». Она опередила Вулфера, споткнулась об известняковую плиту и ухватилась за стену. Рука ее нащупала факел, она взяла его и взмахнула, словно оружием. Но рядом никого не было, никого, кроме Вулфера и ее собственного страха. Это разгневало ее. По какому праву Хью мог так искалечить ее душу? Его страшная тень постоянно тянулась за ее спиной. И было еще что-то, имени чему она не знала, — то, что преследовало отца столько лет.
— Оставь меня! — пронзительно закричала она. Но стены усыпальницы поглотили ее голос.
— Сейчас, Лиат… — начал было Вулфер.
Гнев жег ее как огонь. И вот факел воспламенился от этого огня. Он горел ярким, невыносимо ярким пламенем, таким, что ей пришлось отшатнуться от его жара.
Вулфер побледнел, на лице его блуждала кривая улыбка.
— Так-то лучше, — произнес он.
Лиат ужаснулась. Она не знала, каким образом призвала огонь. Теперь Вулфер решит, что она владеет искусством магии. Но она сделала это, и почему бы теперь не начать учиться остальному. По праву рождения она вполне может стать магом и математиком.
Вулфер не упоминал больше о зажженном факеле и не спрашивал ее, как она его зажгла. Он пересек усыпальницу, и она поспешила за ним, не желая оставаться одна. Под массивной каменной аркой он задержался, рассматривая саркофаг епископа Марианы, предшественницы нынешней госпожи. Между захоронением и каменной стеной стоял еще один гроб. Эпитафия на нем гласила: «Здесь покоится Флодоард, пресвитер святой церкви, слуга Господа и Владычицы, Луи, мудрый учитель короля Варрийского. Смиренный и благочестивый, он был лучшим из нас. Да почиет он во свете правды».
Лиат подумала, что если кто и может защитить ее, то только Господь, охраняющий тех, с кем правда, и больше никто — ни Вулфер, ни тем более она сама.
— Я слышал, что в усыпальнице Гентского собора спрятана гробница святого. — Вулфер осматривал дальний закоулок склепа.
В полнейшей тишине среди мерцающих факелов виднелись саркофаги. Дальней стены склепа и лестницы, ведущей наверх, видно не было. Гентский собор был древним, говорили даже, что его заложили в последние годы старой империи по приказу принца-полуэльфа, принявшего веру в Единых в то время, когда все государство рушилось.
Вулфер прошел дальше. Они спустились по другой лестнице, и вдруг на них повеяло свежим воздухом. Лиат чихнула.
— Говорят, что эту гробницу суждено найти только тем, кто свят, невинен и пребывает в великой нужде, — прибавил старик.
— Чья это гробница? — спросила Лиат, вглядываясь в надписи на саркофагах. Здесь покоились епископы, пресвитеры, диаконисы и бургомистры. Была могила графини, украшенная статуей со свитком в одной руке и кинжалом в другой.
— Святой Кристины, Мученицы Ножей. Это она сказала, что, хоть империя и пала, сила ее не исчезнет никогда.
Но гробницы они не нашли.
Лиат и Вулфер вернулись назад и по длинному темному коридору прошли в боковую подземную часовню, где оказались две древние могилы: надписи на них давно стерлись, большая плита из черного камня мерцала при свете факела.
Лиат встала на колени и коснулась поверхности камня, гладкой как стекло.
— Это обсидиан. Некоторые говорят, что это вовсе не камень, а остатки костей дракона, сгоревшего в солнечном свете.
Вулфер присел рядом.
— Воспользуемся им. Бернард не учил тебя искусству видеть?
Лиат покачала головой. Она никогда не замечала, чтобы отец «видел» что-нибудь, хотя и знала, что, используя энергию воды, огня и некоторых камней, можно видеть на дальние расстояния.
— Разве не грешно заниматься запрещенным искусством на освященной земле? В церкви?
Он посмотрел на нее мягко и уверенно.
— Господь с Владычицей никогда не запрещают необходимого. Так постановили святые отцы на соборе в Келлаи. Церковь не осуждает магии, Лиат. Нарвонский собор проклял только тех, кто практикует ее вне церкви.
Хью тоже часто говорил, что в церкви многие интересуются волшебством.
— Но разве не зовут магию запрещенным искусством?
— Запрещенным, или старшим искусством. Церковь и вправду не любит тех, кто подражает древним язычникам. И тех, кто с помощью языческих писаний пытается стяжать себе могущество. Но было бы глупо отвергать знание или осуждать его, как осудили ересь. Более того, это опасно. Поэтому по мудрости своей госпожа-иерарх Мари-Джеханна, председательствовавшая на соборе в Келлаи, первой сказала, что знание неизбежно связано с церковью. Это подтвердили и нарвонские отцы. В наши дни старшее искусство изучается сестрами из монастыря святой Валерии.
— Но ведь вы не священник.
— Я воспитывался в Аостийском монастыре. Но ты права, я не священник. А теперь слушай.
Из кожаного мешочка, висевшего на поясе, он извлек флягу. Затем достал кинжал и меч из ножен и положил их рядом с собой. Откупорил флягу, предложив Лиат сделать глоток. Она покачала головой, и Вулфер отпил сам.
Лиат выжидала. Теперь, во всяком случае, не имело смысла скрывать снедавшее ее любопытство. Старик приложил ладони обеих рук к тускло блестевшей поверхности черного камня, какое-то время просто всматриваясь в него. В склепе было так тихо, что слышалось, как поднявшаяся ими пыль оседает на крышки саркофагов.
Темнота больше не пугала ее. Не пугали молчание, тени от надгробий и бренные останки мертвых, чьи души давно миновали семь небесных сфер.
— Лиат!
Она вздрогнула и обернулась. Вулфер удивленно глянул на нее — ведь он не сказал ни слова. Вид его выражал вопрос. Лиат покачала головой:
— Прошу прощения.
— В чем дело? — спросил старик. То ли он не слышал ее голоса, то ли был куда хитрее, чем она думала.
— Ни в чем. — Она сильнее сжала факел в руке. Тот вспыхнул ярче. — Скорпион пробежал по руке.
Поверил Вулфер или нет, она не знала. Не отрывая левой руки от камня, он повел ее наверх, легонько согнув пальцы, будто под ними был шар.
— Волшебство — искусство духовное, а не телесное, управление невидимыми силами, окружающими нас, которые, будучи недостижимы для наших пяти чувств, действуют всегда и везде. Есть мастера, которые пользуются произносимыми вслух заклинаниями, молитвами и прочим, чтобы сосредоточить свою мысль и обнаружить знание в самых обыденных вещах. У волшебников разные имена, в зависимости от того, чем они управляют, меняют погоду или общаются с существами из высших сфер. Есть предсказывающие будущее по внутренностям зверей и птиц — они так и не обратились к свету Господа и Владычицы. Даже среди неученой черни встречаются люди, открывшие в себе способности к самой примитивной и простой магии.
Он замолчал и ждал, что скажет она. Мраморное надгробие слева от Лиат украшал барельеф с изображением женщины в епископской митре. «Цезария, диакониса и епископ». В руке каменной Цезарии был щит с изображением святой, держащей по кинжалу в каждой руке. И еще один кинжал как символ мученичества пронзал ее грудь. Святая Кристина…
— Таких-то и преследует церковь?
— Твоя правда. Церковь не любит тех, кто ищет власти без ее руководства. Всегда найдутся желающие поставить знание на службу себе и во вред другим. Таких мы с презрением зовем «зловредниками». Худшие из них те, что связывают себя с бесами путем кровавых жертвоприношений. Остальные тоже внушают церкви подозрение. Прежде всего это касается тех, кого зовут математиками, ибо их искусство наблюдать небеса ведет свой род от бабахаршанских магов и по природе своей языческое.
А что с теми, кто может произнести имя и сделать так, чтобы его было слышно далеко-далеко? Она не первый раз слышала голос, произносивший ее имя, и гадала, кто это мог быть: маг, ангел, или демон, или кто-то из бесов, служивших Врагу.
Вулфер ободряюще коснулся ее плеча:
— Со мной тебе ничего не грозит, Лиат.
Она молчала, не поверив. Он внимательно посмотрел на нее и отвернулся к камню. Неожиданно успокоившись, Лиат принялась разглядывать Вулфера, его суровое выражение лица, глаза, излучавшие ровный, твердый и одновременно добрый свет, морщины на лбу, волосы и бороду, когда-то густые и черные, а теперь почти совсем поседевшие.
Вряд ли этот человек желал ей вреда — так она, конечно, не думала. Лиат подозревала его в другом: он хочет использовать ее для своих целей, которые от нее скрывает. «Не доверяй никому». И даже желай ей Вулфер добра, как мог он защитить ее от того, что убило отца? Защитить от силы, способной расправиться с неугодным, не отпирая дверей и окон, не оставляя следов на теле жертвы? И как она защитит себя?
Вулфер снова приложил ладони к обсидиану.
— Если разум настроен правильно, ни один из описанных мной путей не является необходимым. Нет нужды вслух читать заклинания или распевать псалмы. Как маги тренируют свой разум?
— С помощью лестницы.
Вулфер кивнул.
— «По лестнице, где маги подымаются». Сможешь прочесть целиком?
Она так старалась не вспоминать все это, когда была рабыней у Хью. Теперь приходилось возвращаться в город памяти, отпирать все ворота… Но она вспомнила.
— У лестницы есть семь ступеней, соответствующие семи сферам небес. Первая — Роза Исцеления. Вторая — Меч силы. Затем Чаша беспредельных вод. Кольцо огня, известное как Круг Единства, символ Господа и Владычицы, которые вместе являются Господом Единым. Трон добродетели. Скипетр мудрости. И Корона Света, в просторечии именуемая Истиной.
Вулфер снова кивнул.
— Этими инструментами и пользуются маги. Следуй за мной мысленным взором. Через Кольцо огня мы можем увидеть то, что происходит в другом месте.
Он сильнее прижал руки к черному камню пристально вглядываясь в него. Лиат почувствовала в его молчании что-то новое, будто он забирал нечто у нее, — хотя Вулфер замер. Но она никогда не пыталась создать в своем уме образ огненного кольца. Дальше Меча силы они с отцом не заходили. Она смотрела на ту часть обсидиановой поверхности, что лежала между ладонями Вулфера, и все крепче сжимала факел. Старик, стиснув зубы, тяжело дышал. Его зрачки расширились и вдруг превратились в узенькие щелочки, словно при виде яркого света. Но ничего, кроме темного камня, видно не было.
— Что ты видишь? — с усилием прошептал он.
— Ничего.
Вулфер покачал головой. Казалось, он что-то ищет.
— Я тоже ничего. Костры, палатки, корабли, какая-то тьма, закрывающая сердцевину лагеря. — Он убрал руки и расслабился, как старый пес, которому разрешили отдохнуть. — Чародей защищает себя от моего взгляда. Это плохо. Мои способности не очень сильны, но как «орел» я умею кое-что. Искусство видеть — одно из тех, что мне подвластны. Ты точно ничего не видела?
— Ничего.
Но ее «ничего», поняла Лиат, было совсем иным, чем у Вулфера. Отец был прав, она не способна к магии. Но как же тогда загорелся факел?
Старый «орел» хмурился.
— Никогда не слышал, чтобы у народа эйка были маги или чтобы кто-нибудь из них обладал такими способностями. Они варвары. Но принц Санглант не ошибся в своем предчувствии. Среди них есть существо, обладающее великой силой. Это объясняет… — Он вдруг провел рукой по обсидиановой плите. — Странно!
— Что объясняет?
Теперь его голос был резким.
— Сиди тихо! — приказал он. Затем описал на камне круг и приложил к нему ладони. Она снова не видела ничего, но почувствовала движение воздуха, будто от взмаха чьих-то крыльев. — Орел! — воскликнул Вулфер. — Орел, падающий на землю. — Он поднялся. — Пошли, Лиат. Надо возвращаться. Я не знаю, что все это значит.
Он собрал с пола оружие, и они быстро по лестнице поднялись обратно. Когда Лиат поставила факел на место, тот сразу погас. Вулфер удивленно хмыкнул, но не сказал ни слова. Они покинули собор, стараясь не тревожить спящих.
Было еще темно. Но после мрака, царившего в усыпальнице, ночь казалась не столь непроглядной. Эйкийские барабаны звучали громче, в полночь их бой обычно достигал своего пика.
По дороге ко дворцу Лиат вспомнила о недоговоренной Вулфером фразе.
— Вы сказали, что присутствие чародея что-то объясняет…
Старик не сразу понял вопрос и сообразил, о чем речь, только шагов через десять.
— Когда мы въезжали в Гент, я произнес заклинание, чтобы задержать преследовавших нас варваров. Всего лишь иллюзия — ведь я только адепт искусства видеть. Помнишь, я предупреждал тебя, чтобы ты не обращала ни на что внимания?
Их прорыв в город запечатлелся в ее памяти ярко, поэтому вспомнить все не составило труда. Яркая вспышка света. Лошадь тогда чуть ее не сбросила, а Манфред закрыл глаза руками, предохраняя себя от более страшного зрелища. Покалывание в спине, слабое мерцание светляков. Вот и все, что она видела. Или способности Вулфера и вправду были ничтожны, или…
— Я знал, что там есть какое-то волшебство, — продолжал он, — теперь вижу, что оно куда могучее, чем я предполагал. Одно дело рассеять созданные мной иллюзии, и совсем другое — затуманить мой магический взор.
… Или она видела даже не их проявление, а ничтожную часть той силы, что защищала эйка.
— Ты о чем-то подумала, — сказал Вулфер.
— Нет, ни о чем. Только вспомнила слова отца: «Владеть знанием — значит черпать из него силу».
— Мудрые слова.
Частокол, опоясывавший дворец бургомистра, был перед ними. Она услышала шум множества голосов.
— Больше ты ничего не подумала?
Лиат молчала.
— И все же, — мягко настаивал Вулфер, — нанес ли я тебе какой-нибудь вред?
— Вы привели меня в Гент, — отвечала она с кривой улыбкой, пытаясь сбить его с толку.
Они прошли через ограду дворца. Вымощенный каменной плиткой двор освещали чадившие факелы. Толпа напоминала растревоженный улей. Но людей было меньше, чем утром, и вели они себя иначе.
— Вот что сделал, — шепнул Вулфер. Затем взял Лиат за руку и потащил к центру людского сборища, расталкивая «драконов», купцов и слуг. Там были бургомистр, Манфред, принц Санглант и еще один «орел», лежавший на земле, израненный, в изорванном плаще и с перевязанной головой, рядом билась в агонии лошадь.
— Найдите лекаря, — распоряжался Санглант, — принесите носилки и немного вина. — Женщина со шрамами и прихрамывающий солдат, виденные Лиат в первый день пребывания в Генте, отправились выполнять приказ.
Лицо Вернера было мертвенно-бледным, как у человека, для которого только что вырыли могилу.
— Лежи, сынок, — Вулфер присел над раненым, — какие новости?
Лиат подошла ближе. «Орел» тяжело дышал, истекая кровью. Сломанный конец стрелы торчал из груди. Девушка хотела сделать еще шаг, но чья-то рука легла на ее плечо.
Она не видела, но знала, что это принц удерживал ее. Его рука жгла сквозь одежду, она знала, что ощущает стыд за чувство, которое испытывает к нему. Впрочем, не оглянуться было бы совсем трусливо — и как только она шевельнулась, Санглант убрал руку и сделал полшага назад.
«Орел» кашлял, сплевывая кровь. Владычица, стрела пробила легкое!
— Плохие новости. — Он покраснел от натуги. — Графиня Хильдегарда… Мы шли на Гент. С большой ратью. Попали в засаду. Я сбежал, чтобы…
— Он прибыл через восточные ворота около часа назад, — вымолвил Санглант. — Люди привели его сюда, стараясь пронести побыстрее, чтобы не распространить панику.
— Что с самой графиней?
«Орел» снова закашлялся, и когда заговорил, Лиат пришлось наклониться, чтобы услышать его слова:
— Не знаю. Может, спаслась… Господи…
Он забился в конвульсиях. Лиат прижала его плечо, Манфред другое, а Вулфер с Санглантом прижали к земле ноги. Когда раненый затих, Вулфер выругался и приложил ухо к его груди.
— Не нужно, — сказал Санглант, не отрывая взгляда от Лиат, — он уже не дышит. И пульса нет. Он мертв.
Хрип в голосе выдал отчаяние принца, но чувство не отразилось на лице, будто смерть больше не печалила и не удивляла его.
Манфред закрыл умершему глаза, а Вулфер низко склонился над «орлом», на какое-то время спрятав свое лицо. Наконец он выпрямился.
Бургомистр плакал — вряд ли из-за того, что был опечален смертью вестника, причиной была скорее потеря надежды.
Санглант поднял руку. «Драконы» вытолкали посторонних со двора.
— Нет времени рыдать, — сказал он, глядя прямо на бургомистра. — Этот смельчак заслуживает хотя бы того, чтобы мы не теряли головы, услышав вести, за которые он отдал жизнь. Графиня Хильдегарда еще может появиться.
— А если нет?
— Если нет, — отвечал принц, — если войска ее окончательно разбиты, мы затянем пояса потуже и приготовимся к долгой осаде. Товарищи Вулфера, должно быть, уже добрались до короля.
Вулфер снял с мертвеца медный значок, залитый кровью, поднялся, и вместе с ним поднялись Манфред и Лиат. Очистив до блеска символ королевской службы, старик положил его на землю.
— Помнишь заповеди «орлов», Лиат?
Запомнить их было несложно.
— «Служить королю и никому иному. Говорить лишь правду о том, что видел и слышал. Не говорить ничего врагам короля. Не позволять никому и ничему вставать на твоем пути: погоде, битве, болезни или жажде удовольствий. Твой долг перед родными вторичен. Не вступай в брак с тем, кто не принес тех же клятв, что и ты».
Произнося все это, Лиат не удержалась и посмотрела на Сангланта. И не поняла, на кого же смотрит он: на нее или на Вулфера. Взгляд принца был тверд и обманчив. И договорив последние слова, она увидела, как странно глядит на нее Манфред. Разве можно было быть настолько слепой? Разве его чувство к ней не больше, нежели просто товарищеское? Она отбросила эту мысль быстро и нетерпеливо, напуганная собственным легкомыслием. То, что негодяй Хью предпочел ее всем девушкам Хартс-Реста, еще не давало повода думать, что все мужчины чувствуют так же.
Манфред грустно улыбнулся, глядя на нее. Она улыбнулась в ответ и продолжила:
— «Помоги всякому из „орлов“ в нужде. Защити товарища от любого вреда. И никогда не оставляй упований на Господа и Владычицу».
— Клянешься соблюдать все это? — спросил Вулфер.
Толпы давно не было. Только бургомистр продолжал причитать, глядя на Сангланта. С грустными лицами и молитвенно сложенными руками ему вторили слуги. Ветер донес горький дым факелов. С востока, все громче и громче, слышался бой барабанов народа эйка.
— Клянусь, — тихо сказала она, только теперь осознав, на что идет.
Манфред опустился на колени и закрыл плащом останки принесшего несчастные вести «орла». Вулфер склонился, поднимая значок. Но в этот момент Санглант шагнул вперед и встал между ним и Лиат.
— Это мое право как королевского представителя, — сказал он.
Вулфер заколебался. Что ему было делать? Он передал значок принцу, и тот закрепил его на плаще Лиат. Его губы вытянулись тонкой нитью, и девушка не поняла, улыбается он или нет. Поняла только, что покраснела. Закончив, Санглант не убрал руки, как следовало, а встретился с ней взглядом и прошептал несколько слов, которые, слава Владычице, не могли расслышать остальные.
— Не вступай в брак ни с кем.
Потом повернулся и скрылся в темноте. Она посмотрела ему вслед и смущенно опустила взор. Чтобы прийти в себя, Лиат коснулась значка и ощутила холод металла, чуть липкого от крови.
— Теперь ты настоящая «орлица», — не без гордости в голосе сказал Вулфер.
Облака разошлись, в небе поднимался холодный солнечный диск. Все говорило о приближении зимы. Девушка размяла ноги и руки. Отогнала навязчивые воспоминания о Хью — им не позволено отягощать первый день, который она встречает настоящей «орлицей». Она потрогала значок. Теперь даже Хью не осмелится заставить ее нарушить данную королю клятву. Так говорила она себе, ибо день обещал быть ясным и не хотелось чувствовать страх.
Восточный берег острова, на котором стоял Гент, покрывал туман. Вражеского лагеря видно не было, кое-где проступали построенные эйкийцами земляные укрепления. На западе виднелись облака. Послюнявив палец, Лиат подняла его вверх. Ветер дул с востока, и облака, должно быть, ночью проплывали над ее головой. Девушка чуть улыбнулась, подумав, что Хатуи посмеялась бы над ее глубокомысленным наблюдением, сравнив ее с ребенком.
В который раз вспоминала она Хатуи и Ханну. Она очень тосковала о подруге, а холодный ветер усилил тоску. Холод напоминал о Хью, о той ночи, когда она предпочла жить, замерзая в холодном свинарнике. Она увидела покачивающееся пятно света, Хью с масляной лампой в руках. Хью, когда тот привел ее к себе…
«Нечего думать о том, что приносит боль», — говорил отец. И умудрялся не замечать приближение беды, будь то растущие долги или сила, убившая его. Она вытерла слезы и, растирая руки друг о друга, пыталась согреться.
— Лиат!
Она повернулась. В дверях конюшен стоял Вулфер и махал ей. Девушка подошла.
— Мне надо приготовить тело к погребению, — сказал он. — Только вчера в усыпальнице я забыл свою флягу.
— Глуха к чему?
— К магии.
— Так он и в самом деле учил тебя этому… Лиат, ты должна мне верить. Не скрывай от меня правды. Я слишком хорошо знаю твои обстоятельства.
Она и сама их знала. Девушка передернула плечами, стараясь казаться равнодушной, но от острого взгляда Вулфера ничего укрыться не могло. Она не могла его одурачить. И все же…
Вулфер приподнял брови, ожидая, когда она заговорит. Но Лиат медлила. Она принялась отряхивать одежду от соломы. Солома казалась ей последнее время настоящим бедствием: она всюду забивалась, в нос и за шиворот. Сзади лежала седельная сумка с книгой. Знал ли Вулфер о ней?
— Что вы собираетесь делать? — спросила она старика.
— Я намерен разузнать, что это за существо, которое, по словам Сангланта, руководит осадой. — Он поднялся. Лиат пришлось последовать за ним.
Смеркалось. Несколько часов назад облака затянули небо, с утра бывшее светлым и чистым. Сегодня семнадцатый день месяца сормаса — день святой Мелании, той, что увещевала патриархов из Келлаи, отказавшихся принять веру в Единых. Из-за облачности она не могла смотреть на звезды, да и не осмелилась бы. Плохо было, что Вулфер знал, что ее родители занимались запрещенным искусством. И она только ухудшила ситуацию, опрометчиво заговорив во дворце бургомистра.
Улицы опустели. Может, утренние события утомили жителей. Каблуки «орлов» гулко стучали по мостовой, нарушая покой города, только-только погрузившегося в свой беспокойный сон. Слава Владычице, барабаны, постоянно бившие в эйкийском лагере, звучали тише обычного, но Лиат казалось, что звук ее шагов попадает в унисон с их ударами, она немного замедлила ходьбу, стараясь выбиться из ритма.
Вулфер улыбнулся, и они повернули в сторону рыночной площади. Вокруг монетного двора была расставлена стража. Ветер переменился, донося до них запахи обрабатываемых кож. Работа в мастерских города шла день и ночь. Кожи, древесина и железо, привезенные беженцами из предместий, шли на изготовление оружия и доспехов.
Он привел ее через главную площадь Гента — к дверям кафедрального собора, каменный шпиль которого уходил ввысь. Они беспрепятственно вошли.
Действительно, многие беженцы нашли свой приют в одном из гигантских нефов храма. Лиат задержалась в дверях, услышав покашливания, шепот и детский плач. Из-за страха перед пожаром свет после заката нигде не зажигали — даже в каменных зданиях. С трудом можно было различить перегородки из ветхой ткани, отделявшие одну семью от другой. Вулфер взял ее за руку и повел по лестнице вниз, в подземную усыпальницу. Лиат никогда не боялась ни темноты, ни мертвых. Как учил отец, «те, что в Покоях Света, пребывают в мире. Прочие не имеют власти, чтобы причинить нам вред». Но здесь становилось страшно. Они спускались все глубже и глубже, и теперь даже она со своим острым зрением могла ориентироваться только на ощупь. Наконец Вулфер остановился. Остановилась и Лиат, от страха прижалась к нему. Было совершенно темно, пахло сырой глиной и известью. Где-то едва слышно капала вода.
Этот звук напомнил ей о подвале, в котором запер ее староста Людольф сразу после гибели отца, до прихода Хью. Не скрывается ли и он в этой тьме?
— Призови свет, Лиат! — приказал Вулфер.
— Не могу.
— Обратись к своей памяти и призови его оттуда.
Она покачала головой. Пот стекал со лба, хотя в подземелье было прохладно. Странный шум слышался вокруг. Она знала, что Хью далеко, и все же ей казалось, что он вот-вот прикоснется к ней.
Вулфер продолжил спокойнее обычного:
— Помнится, у нас был факел. Подумай об огне и зажги его.
— Меня не учили этому!
Воздух вдруг задрожал. Свет! Она закрыла глаза, ужасно боясь того, что делает. Она представила, как выглядит огонь, представила освещенную комнату, солнечные лучи, льющиеся в распахнутые окна. Окна главной башни города ее памяти. Представила, что все четыре тамошние двери распахнуты и ждут ее. Свет…
Ничего не происходило. Засиявший в замерзшей башне свет был холоднее льда. Он не давал жизни. Что-то холодное и липкое, будто обрывки паутины, касались ее затылка. Она провела по нему рукой, но ничего не ощутила. И все же что-то было сзади нее, что-то подкрадывалось.
Дольше терпеть нельзя. «Всегда надо идти вперед, — учил отец, — не оглядываясь на то, что крадется следом». Она опередила Вулфера, споткнулась об известняковую плиту и ухватилась за стену. Рука ее нащупала факел, она взяла его и взмахнула, словно оружием. Но рядом никого не было, никого, кроме Вулфера и ее собственного страха. Это разгневало ее. По какому праву Хью мог так искалечить ее душу? Его страшная тень постоянно тянулась за ее спиной. И было еще что-то, имени чему она не знала, — то, что преследовало отца столько лет.
— Оставь меня! — пронзительно закричала она. Но стены усыпальницы поглотили ее голос.
— Сейчас, Лиат… — начал было Вулфер.
Гнев жег ее как огонь. И вот факел воспламенился от этого огня. Он горел ярким, невыносимо ярким пламенем, таким, что ей пришлось отшатнуться от его жара.
Вулфер побледнел, на лице его блуждала кривая улыбка.
— Так-то лучше, — произнес он.
Лиат ужаснулась. Она не знала, каким образом призвала огонь. Теперь Вулфер решит, что она владеет искусством магии. Но она сделала это, и почему бы теперь не начать учиться остальному. По праву рождения она вполне может стать магом и математиком.
Вулфер не упоминал больше о зажженном факеле и не спрашивал ее, как она его зажгла. Он пересек усыпальницу, и она поспешила за ним, не желая оставаться одна. Под массивной каменной аркой он задержался, рассматривая саркофаг епископа Марианы, предшественницы нынешней госпожи. Между захоронением и каменной стеной стоял еще один гроб. Эпитафия на нем гласила: «Здесь покоится Флодоард, пресвитер святой церкви, слуга Господа и Владычицы, Луи, мудрый учитель короля Варрийского. Смиренный и благочестивый, он был лучшим из нас. Да почиет он во свете правды».
Лиат подумала, что если кто и может защитить ее, то только Господь, охраняющий тех, с кем правда, и больше никто — ни Вулфер, ни тем более она сама.
— Я слышал, что в усыпальнице Гентского собора спрятана гробница святого. — Вулфер осматривал дальний закоулок склепа.
В полнейшей тишине среди мерцающих факелов виднелись саркофаги. Дальней стены склепа и лестницы, ведущей наверх, видно не было. Гентский собор был древним, говорили даже, что его заложили в последние годы старой империи по приказу принца-полуэльфа, принявшего веру в Единых в то время, когда все государство рушилось.
Вулфер прошел дальше. Они спустились по другой лестнице, и вдруг на них повеяло свежим воздухом. Лиат чихнула.
— Говорят, что эту гробницу суждено найти только тем, кто свят, невинен и пребывает в великой нужде, — прибавил старик.
— Чья это гробница? — спросила Лиат, вглядываясь в надписи на саркофагах. Здесь покоились епископы, пресвитеры, диаконисы и бургомистры. Была могила графини, украшенная статуей со свитком в одной руке и кинжалом в другой.
— Святой Кристины, Мученицы Ножей. Это она сказала, что, хоть империя и пала, сила ее не исчезнет никогда.
Но гробницы они не нашли.
Лиат и Вулфер вернулись назад и по длинному темному коридору прошли в боковую подземную часовню, где оказались две древние могилы: надписи на них давно стерлись, большая плита из черного камня мерцала при свете факела.
Лиат встала на колени и коснулась поверхности камня, гладкой как стекло.
— Это обсидиан. Некоторые говорят, что это вовсе не камень, а остатки костей дракона, сгоревшего в солнечном свете.
Вулфер присел рядом.
— Воспользуемся им. Бернард не учил тебя искусству видеть?
Лиат покачала головой. Она никогда не замечала, чтобы отец «видел» что-нибудь, хотя и знала, что, используя энергию воды, огня и некоторых камней, можно видеть на дальние расстояния.
— Разве не грешно заниматься запрещенным искусством на освященной земле? В церкви?
Он посмотрел на нее мягко и уверенно.
— Господь с Владычицей никогда не запрещают необходимого. Так постановили святые отцы на соборе в Келлаи. Церковь не осуждает магии, Лиат. Нарвонский собор проклял только тех, кто практикует ее вне церкви.
Хью тоже часто говорил, что в церкви многие интересуются волшебством.
— Но разве не зовут магию запрещенным искусством?
— Запрещенным, или старшим искусством. Церковь и вправду не любит тех, кто подражает древним язычникам. И тех, кто с помощью языческих писаний пытается стяжать себе могущество. Но было бы глупо отвергать знание или осуждать его, как осудили ересь. Более того, это опасно. Поэтому по мудрости своей госпожа-иерарх Мари-Джеханна, председательствовавшая на соборе в Келлаи, первой сказала, что знание неизбежно связано с церковью. Это подтвердили и нарвонские отцы. В наши дни старшее искусство изучается сестрами из монастыря святой Валерии.
— Но ведь вы не священник.
— Я воспитывался в Аостийском монастыре. Но ты права, я не священник. А теперь слушай.
Из кожаного мешочка, висевшего на поясе, он извлек флягу. Затем достал кинжал и меч из ножен и положил их рядом с собой. Откупорил флягу, предложив Лиат сделать глоток. Она покачала головой, и Вулфер отпил сам.
Лиат выжидала. Теперь, во всяком случае, не имело смысла скрывать снедавшее ее любопытство. Старик приложил ладони обеих рук к тускло блестевшей поверхности черного камня, какое-то время просто всматриваясь в него. В склепе было так тихо, что слышалось, как поднявшаяся ими пыль оседает на крышки саркофагов.
Темнота больше не пугала ее. Не пугали молчание, тени от надгробий и бренные останки мертвых, чьи души давно миновали семь небесных сфер.
— Лиат!
Она вздрогнула и обернулась. Вулфер удивленно глянул на нее — ведь он не сказал ни слова. Вид его выражал вопрос. Лиат покачала головой:
— Прошу прощения.
— В чем дело? — спросил старик. То ли он не слышал ее голоса, то ли был куда хитрее, чем она думала.
— Ни в чем. — Она сильнее сжала факел в руке. Тот вспыхнул ярче. — Скорпион пробежал по руке.
Поверил Вулфер или нет, она не знала. Не отрывая левой руки от камня, он повел ее наверх, легонько согнув пальцы, будто под ними был шар.
— Волшебство — искусство духовное, а не телесное, управление невидимыми силами, окружающими нас, которые, будучи недостижимы для наших пяти чувств, действуют всегда и везде. Есть мастера, которые пользуются произносимыми вслух заклинаниями, молитвами и прочим, чтобы сосредоточить свою мысль и обнаружить знание в самых обыденных вещах. У волшебников разные имена, в зависимости от того, чем они управляют, меняют погоду или общаются с существами из высших сфер. Есть предсказывающие будущее по внутренностям зверей и птиц — они так и не обратились к свету Господа и Владычицы. Даже среди неученой черни встречаются люди, открывшие в себе способности к самой примитивной и простой магии.
Он замолчал и ждал, что скажет она. Мраморное надгробие слева от Лиат украшал барельеф с изображением женщины в епископской митре. «Цезария, диакониса и епископ». В руке каменной Цезарии был щит с изображением святой, держащей по кинжалу в каждой руке. И еще один кинжал как символ мученичества пронзал ее грудь. Святая Кристина…
— Таких-то и преследует церковь?
— Твоя правда. Церковь не любит тех, кто ищет власти без ее руководства. Всегда найдутся желающие поставить знание на службу себе и во вред другим. Таких мы с презрением зовем «зловредниками». Худшие из них те, что связывают себя с бесами путем кровавых жертвоприношений. Остальные тоже внушают церкви подозрение. Прежде всего это касается тех, кого зовут математиками, ибо их искусство наблюдать небеса ведет свой род от бабахаршанских магов и по природе своей языческое.
А что с теми, кто может произнести имя и сделать так, чтобы его было слышно далеко-далеко? Она не первый раз слышала голос, произносивший ее имя, и гадала, кто это мог быть: маг, ангел, или демон, или кто-то из бесов, служивших Врагу.
Вулфер ободряюще коснулся ее плеча:
— Со мной тебе ничего не грозит, Лиат.
Она молчала, не поверив. Он внимательно посмотрел на нее и отвернулся к камню. Неожиданно успокоившись, Лиат принялась разглядывать Вулфера, его суровое выражение лица, глаза, излучавшие ровный, твердый и одновременно добрый свет, морщины на лбу, волосы и бороду, когда-то густые и черные, а теперь почти совсем поседевшие.
Вряд ли этот человек желал ей вреда — так она, конечно, не думала. Лиат подозревала его в другом: он хочет использовать ее для своих целей, которые от нее скрывает. «Не доверяй никому». И даже желай ей Вулфер добра, как мог он защитить ее от того, что убило отца? Защитить от силы, способной расправиться с неугодным, не отпирая дверей и окон, не оставляя следов на теле жертвы? И как она защитит себя?
Вулфер снова приложил ладони к обсидиану.
— Если разум настроен правильно, ни один из описанных мной путей не является необходимым. Нет нужды вслух читать заклинания или распевать псалмы. Как маги тренируют свой разум?
— С помощью лестницы.
Вулфер кивнул.
— «По лестнице, где маги подымаются». Сможешь прочесть целиком?
Она так старалась не вспоминать все это, когда была рабыней у Хью. Теперь приходилось возвращаться в город памяти, отпирать все ворота… Но она вспомнила.
— У лестницы есть семь ступеней, соответствующие семи сферам небес. Первая — Роза Исцеления. Вторая — Меч силы. Затем Чаша беспредельных вод. Кольцо огня, известное как Круг Единства, символ Господа и Владычицы, которые вместе являются Господом Единым. Трон добродетели. Скипетр мудрости. И Корона Света, в просторечии именуемая Истиной.
Вулфер снова кивнул.
— Этими инструментами и пользуются маги. Следуй за мной мысленным взором. Через Кольцо огня мы можем увидеть то, что происходит в другом месте.
Он сильнее прижал руки к черному камню пристально вглядываясь в него. Лиат почувствовала в его молчании что-то новое, будто он забирал нечто у нее, — хотя Вулфер замер. Но она никогда не пыталась создать в своем уме образ огненного кольца. Дальше Меча силы они с отцом не заходили. Она смотрела на ту часть обсидиановой поверхности, что лежала между ладонями Вулфера, и все крепче сжимала факел. Старик, стиснув зубы, тяжело дышал. Его зрачки расширились и вдруг превратились в узенькие щелочки, словно при виде яркого света. Но ничего, кроме темного камня, видно не было.
— Что ты видишь? — с усилием прошептал он.
— Ничего.
Вулфер покачал головой. Казалось, он что-то ищет.
— Я тоже ничего. Костры, палатки, корабли, какая-то тьма, закрывающая сердцевину лагеря. — Он убрал руки и расслабился, как старый пес, которому разрешили отдохнуть. — Чародей защищает себя от моего взгляда. Это плохо. Мои способности не очень сильны, но как «орел» я умею кое-что. Искусство видеть — одно из тех, что мне подвластны. Ты точно ничего не видела?
— Ничего.
Но ее «ничего», поняла Лиат, было совсем иным, чем у Вулфера. Отец был прав, она не способна к магии. Но как же тогда загорелся факел?
Старый «орел» хмурился.
— Никогда не слышал, чтобы у народа эйка были маги или чтобы кто-нибудь из них обладал такими способностями. Они варвары. Но принц Санглант не ошибся в своем предчувствии. Среди них есть существо, обладающее великой силой. Это объясняет… — Он вдруг провел рукой по обсидиановой плите. — Странно!
— Что объясняет?
Теперь его голос был резким.
— Сиди тихо! — приказал он. Затем описал на камне круг и приложил к нему ладони. Она снова не видела ничего, но почувствовала движение воздуха, будто от взмаха чьих-то крыльев. — Орел! — воскликнул Вулфер. — Орел, падающий на землю. — Он поднялся. — Пошли, Лиат. Надо возвращаться. Я не знаю, что все это значит.
Он собрал с пола оружие, и они быстро по лестнице поднялись обратно. Когда Лиат поставила факел на место, тот сразу погас. Вулфер удивленно хмыкнул, но не сказал ни слова. Они покинули собор, стараясь не тревожить спящих.
Было еще темно. Но после мрака, царившего в усыпальнице, ночь казалась не столь непроглядной. Эйкийские барабаны звучали громче, в полночь их бой обычно достигал своего пика.
По дороге ко дворцу Лиат вспомнила о недоговоренной Вулфером фразе.
— Вы сказали, что присутствие чародея что-то объясняет…
Старик не сразу понял вопрос и сообразил, о чем речь, только шагов через десять.
— Когда мы въезжали в Гент, я произнес заклинание, чтобы задержать преследовавших нас варваров. Всего лишь иллюзия — ведь я только адепт искусства видеть. Помнишь, я предупреждал тебя, чтобы ты не обращала ни на что внимания?
Их прорыв в город запечатлелся в ее памяти ярко, поэтому вспомнить все не составило труда. Яркая вспышка света. Лошадь тогда чуть ее не сбросила, а Манфред закрыл глаза руками, предохраняя себя от более страшного зрелища. Покалывание в спине, слабое мерцание светляков. Вот и все, что она видела. Или способности Вулфера и вправду были ничтожны, или…
— Я знал, что там есть какое-то волшебство, — продолжал он, — теперь вижу, что оно куда могучее, чем я предполагал. Одно дело рассеять созданные мной иллюзии, и совсем другое — затуманить мой магический взор.
… Или она видела даже не их проявление, а ничтожную часть той силы, что защищала эйка.
— Ты о чем-то подумала, — сказал Вулфер.
— Нет, ни о чем. Только вспомнила слова отца: «Владеть знанием — значит черпать из него силу».
— Мудрые слова.
Частокол, опоясывавший дворец бургомистра, был перед ними. Она услышала шум множества голосов.
— Больше ты ничего не подумала?
Лиат молчала.
— И все же, — мягко настаивал Вулфер, — нанес ли я тебе какой-нибудь вред?
— Вы привели меня в Гент, — отвечала она с кривой улыбкой, пытаясь сбить его с толку.
Они прошли через ограду дворца. Вымощенный каменной плиткой двор освещали чадившие факелы. Толпа напоминала растревоженный улей. Но людей было меньше, чем утром, и вели они себя иначе.
— Вот что сделал, — шепнул Вулфер. Затем взял Лиат за руку и потащил к центру людского сборища, расталкивая «драконов», купцов и слуг. Там были бургомистр, Манфред, принц Санглант и еще один «орел», лежавший на земле, израненный, в изорванном плаще и с перевязанной головой, рядом билась в агонии лошадь.
— Найдите лекаря, — распоряжался Санглант, — принесите носилки и немного вина. — Женщина со шрамами и прихрамывающий солдат, виденные Лиат в первый день пребывания в Генте, отправились выполнять приказ.
Лицо Вернера было мертвенно-бледным, как у человека, для которого только что вырыли могилу.
— Лежи, сынок, — Вулфер присел над раненым, — какие новости?
Лиат подошла ближе. «Орел» тяжело дышал, истекая кровью. Сломанный конец стрелы торчал из груди. Девушка хотела сделать еще шаг, но чья-то рука легла на ее плечо.
Она не видела, но знала, что это принц удерживал ее. Его рука жгла сквозь одежду, она знала, что ощущает стыд за чувство, которое испытывает к нему. Впрочем, не оглянуться было бы совсем трусливо — и как только она шевельнулась, Санглант убрал руку и сделал полшага назад.
«Орел» кашлял, сплевывая кровь. Владычица, стрела пробила легкое!
— Плохие новости. — Он покраснел от натуги. — Графиня Хильдегарда… Мы шли на Гент. С большой ратью. Попали в засаду. Я сбежал, чтобы…
— Он прибыл через восточные ворота около часа назад, — вымолвил Санглант. — Люди привели его сюда, стараясь пронести побыстрее, чтобы не распространить панику.
— Что с самой графиней?
«Орел» снова закашлялся, и когда заговорил, Лиат пришлось наклониться, чтобы услышать его слова:
— Не знаю. Может, спаслась… Господи…
Он забился в конвульсиях. Лиат прижала его плечо, Манфред другое, а Вулфер с Санглантом прижали к земле ноги. Когда раненый затих, Вулфер выругался и приложил ухо к его груди.
— Не нужно, — сказал Санглант, не отрывая взгляда от Лиат, — он уже не дышит. И пульса нет. Он мертв.
Хрип в голосе выдал отчаяние принца, но чувство не отразилось на лице, будто смерть больше не печалила и не удивляла его.
Манфред закрыл умершему глаза, а Вулфер низко склонился над «орлом», на какое-то время спрятав свое лицо. Наконец он выпрямился.
Бургомистр плакал — вряд ли из-за того, что был опечален смертью вестника, причиной была скорее потеря надежды.
Санглант поднял руку. «Драконы» вытолкали посторонних со двора.
— Нет времени рыдать, — сказал он, глядя прямо на бургомистра. — Этот смельчак заслуживает хотя бы того, чтобы мы не теряли головы, услышав вести, за которые он отдал жизнь. Графиня Хильдегарда еще может появиться.
— А если нет?
— Если нет, — отвечал принц, — если войска ее окончательно разбиты, мы затянем пояса потуже и приготовимся к долгой осаде. Товарищи Вулфера, должно быть, уже добрались до короля.
Вулфер снял с мертвеца медный значок, залитый кровью, поднялся, и вместе с ним поднялись Манфред и Лиат. Очистив до блеска символ королевской службы, старик положил его на землю.
— Помнишь заповеди «орлов», Лиат?
Запомнить их было несложно.
— «Служить королю и никому иному. Говорить лишь правду о том, что видел и слышал. Не говорить ничего врагам короля. Не позволять никому и ничему вставать на твоем пути: погоде, битве, болезни или жажде удовольствий. Твой долг перед родными вторичен. Не вступай в брак с тем, кто не принес тех же клятв, что и ты».
Произнося все это, Лиат не удержалась и посмотрела на Сангланта. И не поняла, на кого же смотрит он: на нее или на Вулфера. Взгляд принца был тверд и обманчив. И договорив последние слова, она увидела, как странно глядит на нее Манфред. Разве можно было быть настолько слепой? Разве его чувство к ней не больше, нежели просто товарищеское? Она отбросила эту мысль быстро и нетерпеливо, напуганная собственным легкомыслием. То, что негодяй Хью предпочел ее всем девушкам Хартс-Реста, еще не давало повода думать, что все мужчины чувствуют так же.
Манфред грустно улыбнулся, глядя на нее. Она улыбнулась в ответ и продолжила:
— «Помоги всякому из „орлов“ в нужде. Защити товарища от любого вреда. И никогда не оставляй упований на Господа и Владычицу».
— Клянешься соблюдать все это? — спросил Вулфер.
Толпы давно не было. Только бургомистр продолжал причитать, глядя на Сангланта. С грустными лицами и молитвенно сложенными руками ему вторили слуги. Ветер донес горький дым факелов. С востока, все громче и громче, слышался бой барабанов народа эйка.
— Клянусь, — тихо сказала она, только теперь осознав, на что идет.
Манфред опустился на колени и закрыл плащом останки принесшего несчастные вести «орла». Вулфер склонился, поднимая значок. Но в этот момент Санглант шагнул вперед и встал между ним и Лиат.
— Это мое право как королевского представителя, — сказал он.
Вулфер заколебался. Что ему было делать? Он передал значок принцу, и тот закрепил его на плаще Лиат. Его губы вытянулись тонкой нитью, и девушка не поняла, улыбается он или нет. Поняла только, что покраснела. Закончив, Санглант не убрал руки, как следовало, а встретился с ней взглядом и прошептал несколько слов, которые, слава Владычице, не могли расслышать остальные.
— Не вступай в брак ни с кем.
Потом повернулся и скрылся в темноте. Она посмотрела ему вслед и смущенно опустила взор. Чтобы прийти в себя, Лиат коснулась значка и ощутила холод металла, чуть липкого от крови.
— Теперь ты настоящая «орлица», — не без гордости в голосе сказал Вулфер.
3
Лиат проснулась на рассвете, дрожа от холода. Предыдущие ночи были теплее. Она встала, набросила на плечи плащ и вышла.Облака разошлись, в небе поднимался холодный солнечный диск. Все говорило о приближении зимы. Девушка размяла ноги и руки. Отогнала навязчивые воспоминания о Хью — им не позволено отягощать первый день, который она встречает настоящей «орлицей». Она потрогала значок. Теперь даже Хью не осмелится заставить ее нарушить данную королю клятву. Так говорила она себе, ибо день обещал быть ясным и не хотелось чувствовать страх.
Восточный берег острова, на котором стоял Гент, покрывал туман. Вражеского лагеря видно не было, кое-где проступали построенные эйкийцами земляные укрепления. На западе виднелись облака. Послюнявив палец, Лиат подняла его вверх. Ветер дул с востока, и облака, должно быть, ночью проплывали над ее головой. Девушка чуть улыбнулась, подумав, что Хатуи посмеялась бы над ее глубокомысленным наблюдением, сравнив ее с ребенком.
В который раз вспоминала она Хатуи и Ханну. Она очень тосковала о подруге, а холодный ветер усилил тоску. Холод напоминал о Хью, о той ночи, когда она предпочла жить, замерзая в холодном свинарнике. Она увидела покачивающееся пятно света, Хью с масляной лампой в руках. Хью, когда тот привел ее к себе…
«Нечего думать о том, что приносит боль», — говорил отец. И умудрялся не замечать приближение беды, будь то растущие долги или сила, убившая его. Она вытерла слезы и, растирая руки друг о друга, пыталась согреться.
— Лиат!
Она повернулась. В дверях конюшен стоял Вулфер и махал ей. Девушка подошла.
— Мне надо приготовить тело к погребению, — сказал он. — Только вчера в усыпальнице я забыл свою флягу.