Страница:
В тот день, когда по подсчетам Канси-а-лари на небе должна была появиться полная луна, женщина сказала, что им необходимо привести себя в порядок. День стоял прохладный — лето уже давно миновало, а вода просто обжигала холодом, но Канси-а-лари была непреклонна: в чурендо нужно идти чистыми. Они привыкли друг к другу за время долгого путешествия, и она, не стесняясь его наготы, принялась мыть Захарию. Она вымыла его с ног до головы, обследовав буквально каждый сантиметр его тела — уши, глаза, кожу между пальцами, тщательно вычистила грязь под ногтями, промыла рану, нанесенную Булкезу. Захария чувствовал себя жертвенным животным: еще в детстве ему довелось видеть, как его бабушка подобным образом мыла ягненка, прежде чем принести его на алтарь богов плодородия, чтобы они послали хороший урожай. Но когда Канси-а-лари так же тщательно стала мыть себя, он понял, что это часть особого ритуала и что туда, куда они идут, не принято являться с немытыми ушами и траурной каймой под ногтями. Канси-а-лари, судя по всему, не видела в нем мужчину, потому что совершенно спокойно мылась перед ним и даже попросила вымыть ее сзади, сказав, что очень неудобно мыть спину себе самой. Он чувствовал влечение к ней, и это было совершенно естественно — перед красотой Канси-а-лари не устоял бы ни один мужчина. Впрочем, Захария понимал, что подобные порывы лучше сдерживать.
Вопреки ожиданиям, когда он оделся, она не разрешила ему обуться в сандалии, зато на запястьях и щиколотках нарисовала белые браслеты, которые больше всего походили на кандалы для строптивых рабов. Свою собственную одежду и обувь она спрятала в седельную сумку.
До самого вечера он наблюдал за ее приготовлениями. Прежде всего она натерла свое тело маслом, потом достала из сумки не меньше дюжины маленьких мешочков, в которых хранились разные краски, семена и снадобья. После чего принялась разрисовывать себя странными знаками: ярко-оранжевые спирали украсили ее живот и грудь, на бедрах появились желтые ромбы, а ноги расчертили голубые зигзаги. На пальцы рук и ног она нанесла белые полоски, похожие на когти леопарда. Затем она надела свою кожаную юбку, завязала на лодыжках и коленях тесемки с кисточками, на шею повесила два ожерелья из полированных кабаньих клыков, а в волосы воткнула острую костяную иглу и три разноцветных пера — золотистое, как солнце, зеленое, как весенняя трава, и черное, как ночь. Копье она украсила лентами, а к древку привязала колокольчики.
Уже в сумерках они в последний раз напились пресной воды из ручья и наполнили две кожаные фляги. Канси-а-лари дала Захарии проглотить три семечка, одно из них оказалось горьким, другое сладким, а третье безвкусным. Потом она взяла под уздцы лошадь и повела ее к морю, велев Захарии идти следом. Колокольчики на копье легонько позванивали, а на каждом пятом шаге женщина потрясала копьем, чтобы их звон разносился вокруг.
Начался отлив, и море отступило так далеко, что казалось, что какое-то неведомое чудовище в глубинах открыло пасть, решив выпить всю воду. Они шли все дальше и дальше. Море еще никогда не отступало так далеко, и когда Захария оглянулся, то с ужасом увидел, что утесы, на которых они провели столько дней, остались далеко позади, и теперь до них не добежать, если море вернется.
Когда-то давно он умел плавать, в озерных краях дети с малолетства учатся плавать, ловить рыбу, находить съедобные коренья и собирать хворост. Но он так долго прожил среди кочевников, которые считали плохой приметой заходить в воду, что, наверное, сейчас не сможет проплыть и четверти лиги. Его захлестнут холодные волны и утянут вниз…
Что с ним тогда будет? Попадет ли его душа в Покои Света? Вряд ли. Теперь ему нет места среди праведников его народа. Или, может, его путь лежит в преисподнюю, на вечные муки? Что ждет того, кто перестал бояться и любить Бога?
Встав на колени и начертив несколько символов на песке, Канси-а-лари начала молиться на своем языке, кланяясь сначала на север, потом на восток, затем на юг и, наконец, на запад. Достав из сумки раскрашенные камушки, она разложила их в понятном только ей порядке: зеленый — на север, красно-оранжевый — на восток, темно-коричневый — на юг и белый — на запад. В свете луны песок таинственно мерцал. Издалека доносился ровный гул моря. Неужели они пойдут дальше? Скоро начнется прилив.
— Мы прошли половину пути, — сказала она, поднимаясь с колен. Откупорив флягу с водой, она сделала три глотка и дала отпить Захарии. — Надо продвигаться быстрее.
Лошадь нервно зафыркала. Налетел легкий ветерок, и снова все стихло. Они пошли дальше.
— Научи меня молиться своим богам, — неожиданно сказал он.
Прошло немало времени, прежде чем она ответила:
— Мои боги не похожи на твоих, и мы не молимся им так, как это делаете вы. Если ты не можешь молиться небесному богу своего народа, тебе надо найти других богов. Ты рассказывал мне о своей бабушке, по-моему, она была мудрой женщиной. Молись тем богам, которым молилась она. Тогда ты будешь счастлив, и, возможно, они защитят тебя.
Перед ними лежала неширокая полоска воды. Канси-а-лари перебралась через эту преграду, едва замочив ноги, Захария следовал за ней. Но чуть дальше снова разливалась вода, а за этой преградой была еще одна. Каждый ручей оказывался глубже предыдущего, и, переходя через последний, женщине пришлось высоко поднять юбку, чтобы не замочить ее. Под ногами плеснула невидимая рыба. Захария снова обернулся — теперь берег превратился в узкую темную полосу на горизонте. Лошадь фыркала и мотала головой. Вода начала прибывать, чудовище морских глубин выдохлось, ему не удалось выпить море — начался прилив.
— Далеко еще? — встревоженно спросил Захария.
— Уже пришли, — ответила она.
Перед ними возвышалось каменистое плато. Захария посмотрел наверх и полез вслед за Канси-а-лари. Камни вздымались вверх, как башни занесенного песком древнего города. Море возвращалось, затапливая дно, по которому Захария и Канси-а-лари только что прошли, не замочив ног. Высоко в небе стояла полная луна.
— Бабушка называла ее Белым Охотником, — неожиданно вспомнил Захария. — Я взываю к тебе, Великий Охотник, — смущаясь, прошептал он. — Дай мне силу, поделись со мной своим могуществом.
Они остановились перед огромной мраморной стеной, рядом с воротами. Но они не вошли, а повернули налево и направились по тропинке, выложенной черными каменными плитами. Вода начинала медленно подниматься.
— А если она поднимется еще выше? — нервно спросил Захария.
Канси-а-лари ничего не ответила, она молча шла дальше. Он попытался припомнить молитвы своей бабушки, но их слова стерлись из памяти, остался лишь образ мудрой женщины, старой, но еще крепкой и наделенной чувством юмора. Она долго не соглашалась молиться перед алтарем Единого Бога, а когда это наконец произошло, Святое Братство устроило пир для целой деревни, чтобы отпраздновать ее обращение. Но он видел, как она втайне от всех прятала вырезанную из дерева фигурку бога мудрости и изобилия, и каждый раз, опускаясь на колени перед образами Святой Матери и Отца Жизни, на самом деле она молилась прежним богам.
Они, казалось, уже целую вечность шли по выложенной черными плитами тропинке, а когда снова вернулись к черным воротам, то увидели, что вода не доходит до них всего на пару метров. И она все еще продолжала подниматься.
— Вот теперь мы пришли, — сказала женщина. Достав нож, она слегка надрезала кожу на ладони и вытерла кровь о створку ворот, потом то же самое она проделала с Захарией. Даже лошадь не избежала общего кровопускания — Канси-а-лари уколола ее в плечо и тоже мазнула ее кровью по воротам.
Потом женщина начала медленно ощупывать все выпуклости и неровности на поверхности стены. Найдя рычаг, она нажала на него, и дверь бесшумно раскрылась. Канси-а-лари переступила порог, и Захария тотчас последовал за ней, опасаясь, что она исчезнет, и тогда он останется один. Они оказались на такой же тропинке, как и та, по которой они шли вдоль стен. Лошадь сначала было заартачилась, но когда вода стала подбираться к копытам, она решилась и быстро скользнула в проем.
Канси-а-лари захлопнула створки ворот, преграждая путь наступающей воде. Захария тревожно посмотрел наверх, пытаясь выяснить, не хлынет ли вода через высокие стены. Потом он опустился на колени и дотронулся до земли — она оказалась такой сухой, словно даже дождей здесь никогда не было. Теперь они повернули направо и через некоторое время снова вышли к черным воротам.
— Теперь мы внутри, — сказала женщина.
У Захарии болела рука, и он очень хотел пить, но Канси-а-лари запретила ему прикасаться к воде. Он прислонился к стене — последние события окончательно измотали его.
— Внук.
— Кто тут? — резко обернувшись, спросил он. — В этом камне кто-то есть! Он говорит со мной голосом моей бабушки!
— Здесь нет никого, кроме нас, — уверенно отозвалась женщина. — Мы вступили в чурендо — дворец колец. Здесь сходятся воедино три мира. Не удивляйся тому, что увидишь или услышишь.
— Какие три мира? — спросил он, но она уже шагала вперед. Захария последовал за ней, таща за собой лошадь. — Какой смысл в хождении по кругу? Мы что, не можем подняться по той тропинке?
Канси-а-лари остановилась, и один ее взгляд заставил его замолчать.
Они шли по пыльной тропинке, увязая в песке. Еще раз обойдя вокруг холма, они опять оказались перед воротами, но на сей раз не черными, а из светло-розового камня. Почувствовав, что у него голова идет кругом, Захария посмотрел вниз и увидел, что внизу плещется море, а вглядевшись внимательнее, он рассмотрел и черные ворота, которые теперь почти скрылись под водой. В небе стояла луна, но, несмотря на то что они ходили уже не меньше часа, она так и не поднялась над горизонтом. Захария снова прислонился к стене и сквозь розовый кварц увидел другое море, вернее, широкую реку, за которой виднелись вздымающиеся холмы.
Словно привидения, корабли поднимались по узкой и бурной реке. Нос переднего корабля украшала голова дракона. Существа, похожие на людей, задавали такт гребцам, на солнце блестели каменные и железные наконечники копий. Впереди вокруг нескольких столбов, торчавших из воды, бурлили водовороты. Корабли неминуемо напоролись бы на них.
Но гребцы спустили якоря и сошли на берег, все сжигая на своем пути и убивая жителей. Разрушенные деревни и поселки представляли собой ужасное зрелище: солнце, низко стоящее над горизонтом, освещало пепелища и трупы. Костры усеяли склоны и долины, но не могли разогнать темноту.
Канси-а-лари скрылась за поворотом, Захария сильнее потянул за собой лошадь, он боялся отстать. Идти стало труднее, тропинка все круче забирала вверх.
Следующие ворота светились бледным металлическим блеском, вода плескалась где-то далеко внизу. Небо на востоке светилось — там вставало солнце. Но над головой по-прежнему сияли звезды. Луна скрылась. Захария наклонился и оперся рукой о ворота.
В кресле с резными подлокотниками в виде гуивров сидела женщина. На шее у нее висело золотое ожерелье — знак королевского рода, а на голове сверкала небольшая корона. Седина в волосах и морщины на лице выдавали не столько возраст, сколько выпавшие на ее долю испытания. Комната, в которой она находилась, была богато убрана драгоценными тканями и резной мебелью, но у входа стояли стражники — женщина находилась в заключении. Знаком она приказала монахине сесть, а потом тихо, чтобы не слышали охранники, спросила:
— Что ты принесла мне? Ты уверена, что Констанция ничего не знает?
— Да, ваше высочество, — отозвалась монахиня. — Епископ построила новую голубятню, а голубь прилетел в старую. Так я и узнала, что есть слуги, которые готовы служить вашему высочеству.
— Дай мне послание, — приказала женщина. Монахиня протянула ей исписанный листок, довольно мятый и грязный. Женщина взглянула на него, а затем велела: — Прочти.
Монахиня с трудом разобралась в полустертых строчках, но в конце концов, прочитала: «Единственно прямой наследнице Вендара и Варре, ее величеству королеве. Не отчаивайтесь. Есть человек, не забывший о вас и который в свое время вернется, чтобы помочь вам».
— И это все?
— Да, ваше высочество.
— А что это за знак внизу?
— Похоже на подпись, но я не уверена. Разобрать ее я не могу.
Женщина встала с кресла и, посмотрев на огонь, весело пылающий в камине, произнесла:
— Сожги письмо.
В окно залетел ветер, занавеска слегка откинулась, и стали видны низкое небо и луна, светящая из-за деревьев.
— Белый Охотник, защити меня! — взмолился Захария. Он все время поскальзывался и едва не падал, но другой дороги не было. Может, стоило молиться не Охотнику, а Повешенному, которого люди убили за мудрость? Он провисел на дереве девять дней, пока его кости не обглодали дикие звери и воронье. Но Захария не помнил, как к нему взывать, хотя ребенком ему нравилось смотреть, как молится старым богам бабушка. Но сам Захария, как и его родители, верил в Господа Единого и Круг Единства, ему нравились проповеди монахов, а позже слова, написанные в Святом Писании, которые, казалось, сами откладывались у него в памяти.
Сейчас, остановившись на узкой тропинке и удерживая перепуганную лошадь, он не мог вспомнить ни слова из тех молитв, на ум приходили лишь слова бабушки. Она не читала красивых псалмов, но зато ее слова шли от самого сердца.
— О бог урожая, вот, прими эти первые плоды из сада, их не очень много, но они вкусные. Пожалуйста, одари мою дочь вторым ребенком, она так давно ждет его. Вот еще яблоки, которые я сохранила с прошлого урожая. Четвертое дерево слева не дало плодов в этом году. Если ты слишком занят и не одаришь это дерево плодовитостью, то мой зять срубит его, и я посажу на его месте ореховый куст в твою честь. Я уже присмотрела хороший саженец на берегу реки, не слишком большой, но и не маленький.
Он помнил, что на следующую зиму его тетушка родила долгожданную дочку, которую назвали Хатуи, а бабушка посадила ореховый куст. Втайне от всех она собирала с него первые орехи и приносила на алтарь старого бога. Захария всегда ходил вместе с ней, но никому не говорил об этом.
Бабушка уже давно умерла.
Канси-а-лари скрылась за поворотом.
От нахлынувших воспоминаний Захарии казалось, что вокруг него вьются тени прошлого, он тряхнул головой и отогнал мысли. Ноги ныли от усталости, а лошадь, которая после короткого отдыха шла быстрее, все время торкалась мордой ему в плечо.
Эльфийка уже стояла у третьих ворот. Откуда-то пробивался бледный солнечный свет, отчего воздух был наполнен мерцанием. Лазоревый цвет ворот делал их похожими на большую ледяную глыбу, вставленную между двумя каменными стенами. За воротами море — темное и беспокойное, как перед штормом, земли не было видно вовсе. Захария отступил назад, готовый идти дальше, — ему очень не хотелось потерять Канси-а-лари из виду. Но она все еще стояла у ворот.
— Кто здесь? — спросила она и протянула вперед ладонь.
Высоко над шатром развевались флаги. Слуги быстро спешились и принесли сундуки с одеждой, лопаты, корзины со свежим хлебом, который пах так, что всем сразу вспомнились дом и тепло родного очага. Снег белым пушистым одеялом покрывал все вокруг. По мере того как на небо поднималось солнце, круглая луна пряталась за горизонт. Лошади бродили неподалеку, выдыхая клубы пара. Внезапно люди, словно цыплята, спасающиеся от лисы, бросились в стороны. Из палатки появился король. Это было совершенно очевидно, и даже Захария, который никогда не видел короля прежде, сразу понял, что это он. Со всех сторон его окружали придворные. К нему подбежали гонцы и, получив новые приказания, исчезли. Позади короля стояла женщина в плаще «орла» и внимательно слушала молодого человека, у которого был такой усталый вид, словно он провел в седле несколько суток и только что спешился. Она обернулась, ее лицо показалось Захарии знакомым, но он никак не мог вспомнить, где ее видел. «Орлица» наклонилась к королю и прошептала сообщение, только что полученное от ее товарища:
— Ваш верный «орел» Удала приехал из Варре, ваше величество, и привез новости от епископа Констанции. В Отуне спокойно, хотя и ходят слухи о колдовстве в западных землях, в Салии началась засуха. Еще Удала привез послание от лорда Жоффрея, кузена графа Лавастина. Он узнал, что два или три месяца назад граф умер от порчи, и просит вас приехать в Лавас, чтобы изобличить перед вами человека, который с помощью колдовства заставил графа признать его своим наследником. Он просит, чтобы вы восстановили справедливость.
Король задумчиво поглаживал бороду, казалось, он не разозлился, а всего лишь напряженно размышляет. Захария же застыл, пораженный внезапным открытием: он никогда бы не смог узнать ее по лицу, она слишком сильно изменилась с тех пор, как он последний раз видел ее. Но прежним остался голос.
Кто бы мог подумать! Когда-то давно угловатая девчонка гордилась своим старшим братом, а теперь в плаще «орла» по правую руку от короля стояла Хатуи — двоюродная сестра Захарии.
Королю подвели скакуна. Генрих вскочил в седло и уехал.
— Да-а, — сказала Канси-а-лари тоном человека, которого сбили с ног. Дотронувшись правой рукой до левого плеча, словно приветствуя монарха, она пробормотала: — Странная штука — судьба.
Она зашагала дальше, а Захария последовал за ней. Четвертые ворота глянцевито блестели желтовато-коричневым цветом — похоже, они были сделаны из янтаря. Канси-а-лари, не задумываясь, прошла мимо. Тропинка опять стала подниматься, и наконец Захария сообразил, что их путь лежал по спирали, поднимающейся к вершине холма.
Увидев пятые ворота, Захария изумился — они сверкали всеми оттенками фиолетового, как аметист. Казалось, они вобрали в себя краски моря и ночного неба. Луны не было видно. Взглянув на звезды, Захария не узнал их. Растерянный, он споткнулся и упал, оперся на скалу, пытаясь подняться, но рука скользнула по гладкой сырой поверхности ворот. Канси-а-лари предостерегающе крикнула:
— Не оглядывайся!
Но было поздно.
Девушка с черными как смоль волосами, миндалевидными глазами и широкими скулами стояла на коленях, как какая-нибудь рабыня, хотя скорее всего была принцессой. Ее роскошное платье из золотой парчи мерцало при каждом движении. Она медленно склонила голову, но взгляд, обращенный на стоящее перед ней существо, не был испуганным.
Это существо не походило ни на что, виденное им раньше, но Захария знал, что перед ним — представитель полумифического народа бирменов, жившего в заросших высокой травой степях. Существо можно было бы назвать женщиной, можно — кобылой, потому что она была одновременно и тем и другим, но в то же время и чем-то большим, нежели просто женщина и лошадь. Ее грубые волосы, заплетенные в косы и украшенные бусинами и мышиными косточками, ниспадали по обнаженной спине. Лицо и верхнюю часть туловища покрывала золотисто-зеленая краска — так что среди зеленой травы ее нельзя было заметить. Ниже талии тело женщины превращалось в тело лошади светло-серой масти.
— Ты вернешься ко мне, — сказала она девушке, — когда принесешь то, что я скажу. Мне нужны когти и сало медведя, зубы крота, мышиные кости, лоскуты из одежды покойника, чешуя дракона, кожа змеи, пепел сгоревшего в полнолуние костра, два уголька из очага беременной женщины, кусочек янтаря, лазурит, перо совы, ракушка…
Она внезапно замолчала, и Захария понял, что все это время она знала о его присутствии. Она вышла из тени, и Захария увидел, что на запястье у нее, как сокол, сидит сова.
— Лети, — говорит она сове.
Та раскрывает крылья и пускается в полет.
Канси-а-лари потянула его прочь. Разбитый локоть болел все сильнее, иногда к горлу подступала тошнота, а от быстрой ходьбы начало колоть в боку.
— Ты все испортишь, — резко сказала Аои. — Не смей больше смотреть в ворота Шагупети.
Теперь они поднимались по ступенькам вокруг холма, с одной стороны высилась бесконечная стена. Захария за все время пути не заметил ни трещины в этой стене, ни пещеры или лестницы, ведущей в жилище, ни колодца. Здесь не было ни животных, ни птиц, ни даже муравьев и пауков. В этом странном месте кроме них, похоже, не было ни души. Если, конечно, не считать странных видений.
Над головой сияло солнце, но Захария его не видел — все время приходилось смотреть под ноги, чтобы не оступиться. Он начал было считать ступени, но быстро сбился. Канси-а-лари шла слишком быстро и вскоре опять скрылась за поворотом. Похоже, ее раздражала его медлительность, но на этот раз Захария не стал ее догонять — не только потому, что ноги у него уже подгибались от усталости, но и потому, что понял: заблудиться здесь невозможно и рано или поздно он ее догонит.
Когда Захария наконец догнал Канси-а-лари, она стояла перед шестыми воротами, приложив обе ладони к зеленому камню, похожему на малахит.
Она что-то произнесла, и из камня послышался ответ. Захария подошел поближе.
— Будь осторожна, сестра, — сказал голос. — Не только мы ходим между мирами. Никто не ожидал, что откроются новые врата. Так что будь осторожнее в мире людей. Ты очень далеко от дома. И помни, у тебя мало времени, если ты задержишься там дольше, то не сможешь вернуться домой.
Как только Захария подошел ближе, она убрала руки с камня и резко повернулась.
— Пошли, — сказала она.
Ему пришлось отправиться следом, так и не удовлетворив свое любопытство. Он не осмелился дотронуться до ворот, чтобы увидеть мир, который видела она. С кем она разговаривала?
Теперь ступеньки стали намного круче — почти до колена каждая, словно их вырубили не люди, а великаны. Лошадь прыгала по ним, как горный козел, рискуя сломать ноги. Но это было выносливое животное, как и все куманские лошади, и ни разу не подвела их. Иначе и быть не могло — лошадей, которых не смогли объездить или менее крепких, чем их собратья, куманы просто-напросто отправляли в котел. А эта лошадка как-никак носила самого вождя Булкезу.
Захария запыхался, и, когда они подошли к седьмым воротам, он остановился отдышаться. Бело-голубой свет, исходящий от ворот, ослепил его, и ему пришлось прикрыть глаза рукой. Этот свет больше всего походил на расплавленный в горне кузнеца металл, но от него веяло ледяной стужей. Захария испугался и отшатнулся назад, хотя и понимал, что по эту сторону ворот с ним ничего не случится. Но в то же время он не мог отвести глаз от того, что было за воротами: этого не видел до него ни один человек и вряд ли когда-либо увидит.
Захария заметил какое-то движение, подошел ближе, и из пылающих ярким светом ворот показались крылья непонятного создания, которое пыталось вырваться из другого мира и схватить его.
Захария вскрикнул. А потом что-то горячее и темное ударило его по глазам.
— Быстрее! — скомандовала Канси-а-лари, таща его за собой.
Захария отбивался от странного создания, пока Канси-а-лари не накинула ему на голову плащ.
— Не оглядывайся, — сказала она. — Граница между мирами становится все тоньше. Они приходят издалека, и они очень опасны. Если ты прикоснешься к кому-нибудь из них, то сразу превратишься в пепел.
— Так, значит, здесь действительно кто-то есть? — воскликнул он. — Кто они?
— На твоем языке они называются ангелами.
Тропинка резко свернула направо. Захария и Канси-а-лари прошли под аркой, сложенной из грубых камней, которую охраняли два каменных льва. Захария услышал далекие раскаты грома и почувствовал влагу на губах. Это оказалась кровь, текущая у него из носа. Канси-а-лари выпустила наконец его руку, и он вышел на овальную площадку, вымощенную мраморными плитами, так плотно подогнанными друг к другу, что не оставалось никаких зазоров.
Дул безжалостный ветер, и Захария порадовался, что у него есть плащ. Ночь была безоблачная, холодная, порывы ветра пронизывали насквозь. Внизу ритмично рокотало море. На небе снова ясно сверкали знакомые звезды, на востоке мерцали созвездия — Меч Королевы, Щит и Кубок. Луна затмевала западные звезды, виднелись лишь самые яркие. Захария вспомнил, как ребенком он любил смотреть в ночное небо, надеясь увидеть ангела.
Неужели за седьмыми воротами и вправду были ангелы?
— Захария.
Женщина шагнула к воротам и прикоснулась к ним. Ее кожа, похожая на полированную бронзу, светилась мягким ровным светом. Золотые монеты на запястье тихонько позванивали. Канси-а-лари глубоко вдохнула.
— Ты чувствуешь? — спросила она. — День стал таким же длинным, как и ночь. Пришла весна. В мире все начинает расти. Как давно я не ощущала ничего подобного!
Захария растерянно посмотрел на нее. О какой весне она говорит? Они добрались до моря через пару недель после зимнего солнцестояния, не больше. За одну ночь они перебрались через пески и дошли до острова. Верно?
На востоке затеплился слабый свет зари, а на западе луна медленно опускалась за горизонт. Женщина подняла копье и потрясла им в воздухе.
— Пошли. Иди за мной след в след.
Они прошли через арку и направились в центр площади. Чем дальше они шли, тем явственнее он ощущал, что земля под ногами тает: сначала они шли по камням, потом по грязи, потом его ноги стали увязать в тине. Посреди площади была неглубокая ямка, и там Канси-а-лари остановилась и опустилась на колени. Захария медленно побрел к ней. Воздух, казалось, превратился в воду, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы пройти это небольшое расстояние. Дойдя до ямки, он вдруг покачнулся и упал. Ему показалось, что он кубарем катится вниз, потом последовал сильнейший удар о землю. Открыв глаза, Захария увидел, что он лежит возле ямы, а рядом стоит Канси-а-лари. Он посмотрел наверх.
Вопреки ожиданиям, когда он оделся, она не разрешила ему обуться в сандалии, зато на запястьях и щиколотках нарисовала белые браслеты, которые больше всего походили на кандалы для строптивых рабов. Свою собственную одежду и обувь она спрятала в седельную сумку.
До самого вечера он наблюдал за ее приготовлениями. Прежде всего она натерла свое тело маслом, потом достала из сумки не меньше дюжины маленьких мешочков, в которых хранились разные краски, семена и снадобья. После чего принялась разрисовывать себя странными знаками: ярко-оранжевые спирали украсили ее живот и грудь, на бедрах появились желтые ромбы, а ноги расчертили голубые зигзаги. На пальцы рук и ног она нанесла белые полоски, похожие на когти леопарда. Затем она надела свою кожаную юбку, завязала на лодыжках и коленях тесемки с кисточками, на шею повесила два ожерелья из полированных кабаньих клыков, а в волосы воткнула острую костяную иглу и три разноцветных пера — золотистое, как солнце, зеленое, как весенняя трава, и черное, как ночь. Копье она украсила лентами, а к древку привязала колокольчики.
Уже в сумерках они в последний раз напились пресной воды из ручья и наполнили две кожаные фляги. Канси-а-лари дала Захарии проглотить три семечка, одно из них оказалось горьким, другое сладким, а третье безвкусным. Потом она взяла под уздцы лошадь и повела ее к морю, велев Захарии идти следом. Колокольчики на копье легонько позванивали, а на каждом пятом шаге женщина потрясала копьем, чтобы их звон разносился вокруг.
Начался отлив, и море отступило так далеко, что казалось, что какое-то неведомое чудовище в глубинах открыло пасть, решив выпить всю воду. Они шли все дальше и дальше. Море еще никогда не отступало так далеко, и когда Захария оглянулся, то с ужасом увидел, что утесы, на которых они провели столько дней, остались далеко позади, и теперь до них не добежать, если море вернется.
Когда-то давно он умел плавать, в озерных краях дети с малолетства учатся плавать, ловить рыбу, находить съедобные коренья и собирать хворост. Но он так долго прожил среди кочевников, которые считали плохой приметой заходить в воду, что, наверное, сейчас не сможет проплыть и четверти лиги. Его захлестнут холодные волны и утянут вниз…
Что с ним тогда будет? Попадет ли его душа в Покои Света? Вряд ли. Теперь ему нет места среди праведников его народа. Или, может, его путь лежит в преисподнюю, на вечные муки? Что ждет того, кто перестал бояться и любить Бога?
Встав на колени и начертив несколько символов на песке, Канси-а-лари начала молиться на своем языке, кланяясь сначала на север, потом на восток, затем на юг и, наконец, на запад. Достав из сумки раскрашенные камушки, она разложила их в понятном только ей порядке: зеленый — на север, красно-оранжевый — на восток, темно-коричневый — на юг и белый — на запад. В свете луны песок таинственно мерцал. Издалека доносился ровный гул моря. Неужели они пойдут дальше? Скоро начнется прилив.
— Мы прошли половину пути, — сказала она, поднимаясь с колен. Откупорив флягу с водой, она сделала три глотка и дала отпить Захарии. — Надо продвигаться быстрее.
Лошадь нервно зафыркала. Налетел легкий ветерок, и снова все стихло. Они пошли дальше.
— Научи меня молиться своим богам, — неожиданно сказал он.
Прошло немало времени, прежде чем она ответила:
— Мои боги не похожи на твоих, и мы не молимся им так, как это делаете вы. Если ты не можешь молиться небесному богу своего народа, тебе надо найти других богов. Ты рассказывал мне о своей бабушке, по-моему, она была мудрой женщиной. Молись тем богам, которым молилась она. Тогда ты будешь счастлив, и, возможно, они защитят тебя.
Перед ними лежала неширокая полоска воды. Канси-а-лари перебралась через эту преграду, едва замочив ноги, Захария следовал за ней. Но чуть дальше снова разливалась вода, а за этой преградой была еще одна. Каждый ручей оказывался глубже предыдущего, и, переходя через последний, женщине пришлось высоко поднять юбку, чтобы не замочить ее. Под ногами плеснула невидимая рыба. Захария снова обернулся — теперь берег превратился в узкую темную полосу на горизонте. Лошадь фыркала и мотала головой. Вода начала прибывать, чудовище морских глубин выдохлось, ему не удалось выпить море — начался прилив.
— Далеко еще? — встревоженно спросил Захария.
— Уже пришли, — ответила она.
Перед ними возвышалось каменистое плато. Захария посмотрел наверх и полез вслед за Канси-а-лари. Камни вздымались вверх, как башни занесенного песком древнего города. Море возвращалось, затапливая дно, по которому Захария и Канси-а-лари только что прошли, не замочив ног. Высоко в небе стояла полная луна.
— Бабушка называла ее Белым Охотником, — неожиданно вспомнил Захария. — Я взываю к тебе, Великий Охотник, — смущаясь, прошептал он. — Дай мне силу, поделись со мной своим могуществом.
Они остановились перед огромной мраморной стеной, рядом с воротами. Но они не вошли, а повернули налево и направились по тропинке, выложенной черными каменными плитами. Вода начинала медленно подниматься.
— А если она поднимется еще выше? — нервно спросил Захария.
Канси-а-лари ничего не ответила, она молча шла дальше. Он попытался припомнить молитвы своей бабушки, но их слова стерлись из памяти, остался лишь образ мудрой женщины, старой, но еще крепкой и наделенной чувством юмора. Она долго не соглашалась молиться перед алтарем Единого Бога, а когда это наконец произошло, Святое Братство устроило пир для целой деревни, чтобы отпраздновать ее обращение. Но он видел, как она втайне от всех прятала вырезанную из дерева фигурку бога мудрости и изобилия, и каждый раз, опускаясь на колени перед образами Святой Матери и Отца Жизни, на самом деле она молилась прежним богам.
Они, казалось, уже целую вечность шли по выложенной черными плитами тропинке, а когда снова вернулись к черным воротам, то увидели, что вода не доходит до них всего на пару метров. И она все еще продолжала подниматься.
— Вот теперь мы пришли, — сказала женщина. Достав нож, она слегка надрезала кожу на ладони и вытерла кровь о створку ворот, потом то же самое она проделала с Захарией. Даже лошадь не избежала общего кровопускания — Канси-а-лари уколола ее в плечо и тоже мазнула ее кровью по воротам.
Потом женщина начала медленно ощупывать все выпуклости и неровности на поверхности стены. Найдя рычаг, она нажала на него, и дверь бесшумно раскрылась. Канси-а-лари переступила порог, и Захария тотчас последовал за ней, опасаясь, что она исчезнет, и тогда он останется один. Они оказались на такой же тропинке, как и та, по которой они шли вдоль стен. Лошадь сначала было заартачилась, но когда вода стала подбираться к копытам, она решилась и быстро скользнула в проем.
Канси-а-лари захлопнула створки ворот, преграждая путь наступающей воде. Захария тревожно посмотрел наверх, пытаясь выяснить, не хлынет ли вода через высокие стены. Потом он опустился на колени и дотронулся до земли — она оказалась такой сухой, словно даже дождей здесь никогда не было. Теперь они повернули направо и через некоторое время снова вышли к черным воротам.
— Теперь мы внутри, — сказала женщина.
У Захарии болела рука, и он очень хотел пить, но Канси-а-лари запретила ему прикасаться к воде. Он прислонился к стене — последние события окончательно измотали его.
— Внук.
— Кто тут? — резко обернувшись, спросил он. — В этом камне кто-то есть! Он говорит со мной голосом моей бабушки!
— Здесь нет никого, кроме нас, — уверенно отозвалась женщина. — Мы вступили в чурендо — дворец колец. Здесь сходятся воедино три мира. Не удивляйся тому, что увидишь или услышишь.
— Какие три мира? — спросил он, но она уже шагала вперед. Захария последовал за ней, таща за собой лошадь. — Какой смысл в хождении по кругу? Мы что, не можем подняться по той тропинке?
Канси-а-лари остановилась, и один ее взгляд заставил его замолчать.
Они шли по пыльной тропинке, увязая в песке. Еще раз обойдя вокруг холма, они опять оказались перед воротами, но на сей раз не черными, а из светло-розового камня. Почувствовав, что у него голова идет кругом, Захария посмотрел вниз и увидел, что внизу плещется море, а вглядевшись внимательнее, он рассмотрел и черные ворота, которые теперь почти скрылись под водой. В небе стояла луна, но, несмотря на то что они ходили уже не меньше часа, она так и не поднялась над горизонтом. Захария снова прислонился к стене и сквозь розовый кварц увидел другое море, вернее, широкую реку, за которой виднелись вздымающиеся холмы.
Словно привидения, корабли поднимались по узкой и бурной реке. Нос переднего корабля украшала голова дракона. Существа, похожие на людей, задавали такт гребцам, на солнце блестели каменные и железные наконечники копий. Впереди вокруг нескольких столбов, торчавших из воды, бурлили водовороты. Корабли неминуемо напоролись бы на них.
Но гребцы спустили якоря и сошли на берег, все сжигая на своем пути и убивая жителей. Разрушенные деревни и поселки представляли собой ужасное зрелище: солнце, низко стоящее над горизонтом, освещало пепелища и трупы. Костры усеяли склоны и долины, но не могли разогнать темноту.
Канси-а-лари скрылась за поворотом, Захария сильнее потянул за собой лошадь, он боялся отстать. Идти стало труднее, тропинка все круче забирала вверх.
Следующие ворота светились бледным металлическим блеском, вода плескалась где-то далеко внизу. Небо на востоке светилось — там вставало солнце. Но над головой по-прежнему сияли звезды. Луна скрылась. Захария наклонился и оперся рукой о ворота.
В кресле с резными подлокотниками в виде гуивров сидела женщина. На шее у нее висело золотое ожерелье — знак королевского рода, а на голове сверкала небольшая корона. Седина в волосах и морщины на лице выдавали не столько возраст, сколько выпавшие на ее долю испытания. Комната, в которой она находилась, была богато убрана драгоценными тканями и резной мебелью, но у входа стояли стражники — женщина находилась в заключении. Знаком она приказала монахине сесть, а потом тихо, чтобы не слышали охранники, спросила:
— Что ты принесла мне? Ты уверена, что Констанция ничего не знает?
— Да, ваше высочество, — отозвалась монахиня. — Епископ построила новую голубятню, а голубь прилетел в старую. Так я и узнала, что есть слуги, которые готовы служить вашему высочеству.
— Дай мне послание, — приказала женщина. Монахиня протянула ей исписанный листок, довольно мятый и грязный. Женщина взглянула на него, а затем велела: — Прочти.
Монахиня с трудом разобралась в полустертых строчках, но в конце концов, прочитала: «Единственно прямой наследнице Вендара и Варре, ее величеству королеве. Не отчаивайтесь. Есть человек, не забывший о вас и который в свое время вернется, чтобы помочь вам».
— И это все?
— Да, ваше высочество.
— А что это за знак внизу?
— Похоже на подпись, но я не уверена. Разобрать ее я не могу.
Женщина встала с кресла и, посмотрев на огонь, весело пылающий в камине, произнесла:
— Сожги письмо.
В окно залетел ветер, занавеска слегка откинулась, и стали видны низкое небо и луна, светящая из-за деревьев.
— Белый Охотник, защити меня! — взмолился Захария. Он все время поскальзывался и едва не падал, но другой дороги не было. Может, стоило молиться не Охотнику, а Повешенному, которого люди убили за мудрость? Он провисел на дереве девять дней, пока его кости не обглодали дикие звери и воронье. Но Захария не помнил, как к нему взывать, хотя ребенком ему нравилось смотреть, как молится старым богам бабушка. Но сам Захария, как и его родители, верил в Господа Единого и Круг Единства, ему нравились проповеди монахов, а позже слова, написанные в Святом Писании, которые, казалось, сами откладывались у него в памяти.
Сейчас, остановившись на узкой тропинке и удерживая перепуганную лошадь, он не мог вспомнить ни слова из тех молитв, на ум приходили лишь слова бабушки. Она не читала красивых псалмов, но зато ее слова шли от самого сердца.
— О бог урожая, вот, прими эти первые плоды из сада, их не очень много, но они вкусные. Пожалуйста, одари мою дочь вторым ребенком, она так давно ждет его. Вот еще яблоки, которые я сохранила с прошлого урожая. Четвертое дерево слева не дало плодов в этом году. Если ты слишком занят и не одаришь это дерево плодовитостью, то мой зять срубит его, и я посажу на его месте ореховый куст в твою честь. Я уже присмотрела хороший саженец на берегу реки, не слишком большой, но и не маленький.
Он помнил, что на следующую зиму его тетушка родила долгожданную дочку, которую назвали Хатуи, а бабушка посадила ореховый куст. Втайне от всех она собирала с него первые орехи и приносила на алтарь старого бога. Захария всегда ходил вместе с ней, но никому не говорил об этом.
Бабушка уже давно умерла.
Канси-а-лари скрылась за поворотом.
От нахлынувших воспоминаний Захарии казалось, что вокруг него вьются тени прошлого, он тряхнул головой и отогнал мысли. Ноги ныли от усталости, а лошадь, которая после короткого отдыха шла быстрее, все время торкалась мордой ему в плечо.
Эльфийка уже стояла у третьих ворот. Откуда-то пробивался бледный солнечный свет, отчего воздух был наполнен мерцанием. Лазоревый цвет ворот делал их похожими на большую ледяную глыбу, вставленную между двумя каменными стенами. За воротами море — темное и беспокойное, как перед штормом, земли не было видно вовсе. Захария отступил назад, готовый идти дальше, — ему очень не хотелось потерять Канси-а-лари из виду. Но она все еще стояла у ворот.
— Кто здесь? — спросила она и протянула вперед ладонь.
Высоко над шатром развевались флаги. Слуги быстро спешились и принесли сундуки с одеждой, лопаты, корзины со свежим хлебом, который пах так, что всем сразу вспомнились дом и тепло родного очага. Снег белым пушистым одеялом покрывал все вокруг. По мере того как на небо поднималось солнце, круглая луна пряталась за горизонт. Лошади бродили неподалеку, выдыхая клубы пара. Внезапно люди, словно цыплята, спасающиеся от лисы, бросились в стороны. Из палатки появился король. Это было совершенно очевидно, и даже Захария, который никогда не видел короля прежде, сразу понял, что это он. Со всех сторон его окружали придворные. К нему подбежали гонцы и, получив новые приказания, исчезли. Позади короля стояла женщина в плаще «орла» и внимательно слушала молодого человека, у которого был такой усталый вид, словно он провел в седле несколько суток и только что спешился. Она обернулась, ее лицо показалось Захарии знакомым, но он никак не мог вспомнить, где ее видел. «Орлица» наклонилась к королю и прошептала сообщение, только что полученное от ее товарища:
— Ваш верный «орел» Удала приехал из Варре, ваше величество, и привез новости от епископа Констанции. В Отуне спокойно, хотя и ходят слухи о колдовстве в западных землях, в Салии началась засуха. Еще Удала привез послание от лорда Жоффрея, кузена графа Лавастина. Он узнал, что два или три месяца назад граф умер от порчи, и просит вас приехать в Лавас, чтобы изобличить перед вами человека, который с помощью колдовства заставил графа признать его своим наследником. Он просит, чтобы вы восстановили справедливость.
Король задумчиво поглаживал бороду, казалось, он не разозлился, а всего лишь напряженно размышляет. Захария же застыл, пораженный внезапным открытием: он никогда бы не смог узнать ее по лицу, она слишком сильно изменилась с тех пор, как он последний раз видел ее. Но прежним остался голос.
Кто бы мог подумать! Когда-то давно угловатая девчонка гордилась своим старшим братом, а теперь в плаще «орла» по правую руку от короля стояла Хатуи — двоюродная сестра Захарии.
Королю подвели скакуна. Генрих вскочил в седло и уехал.
— Да-а, — сказала Канси-а-лари тоном человека, которого сбили с ног. Дотронувшись правой рукой до левого плеча, словно приветствуя монарха, она пробормотала: — Странная штука — судьба.
Она зашагала дальше, а Захария последовал за ней. Четвертые ворота глянцевито блестели желтовато-коричневым цветом — похоже, они были сделаны из янтаря. Канси-а-лари, не задумываясь, прошла мимо. Тропинка опять стала подниматься, и наконец Захария сообразил, что их путь лежал по спирали, поднимающейся к вершине холма.
Увидев пятые ворота, Захария изумился — они сверкали всеми оттенками фиолетового, как аметист. Казалось, они вобрали в себя краски моря и ночного неба. Луны не было видно. Взглянув на звезды, Захария не узнал их. Растерянный, он споткнулся и упал, оперся на скалу, пытаясь подняться, но рука скользнула по гладкой сырой поверхности ворот. Канси-а-лари предостерегающе крикнула:
— Не оглядывайся!
Но было поздно.
Девушка с черными как смоль волосами, миндалевидными глазами и широкими скулами стояла на коленях, как какая-нибудь рабыня, хотя скорее всего была принцессой. Ее роскошное платье из золотой парчи мерцало при каждом движении. Она медленно склонила голову, но взгляд, обращенный на стоящее перед ней существо, не был испуганным.
Это существо не походило ни на что, виденное им раньше, но Захария знал, что перед ним — представитель полумифического народа бирменов, жившего в заросших высокой травой степях. Существо можно было бы назвать женщиной, можно — кобылой, потому что она была одновременно и тем и другим, но в то же время и чем-то большим, нежели просто женщина и лошадь. Ее грубые волосы, заплетенные в косы и украшенные бусинами и мышиными косточками, ниспадали по обнаженной спине. Лицо и верхнюю часть туловища покрывала золотисто-зеленая краска — так что среди зеленой травы ее нельзя было заметить. Ниже талии тело женщины превращалось в тело лошади светло-серой масти.
— Ты вернешься ко мне, — сказала она девушке, — когда принесешь то, что я скажу. Мне нужны когти и сало медведя, зубы крота, мышиные кости, лоскуты из одежды покойника, чешуя дракона, кожа змеи, пепел сгоревшего в полнолуние костра, два уголька из очага беременной женщины, кусочек янтаря, лазурит, перо совы, ракушка…
Она внезапно замолчала, и Захария понял, что все это время она знала о его присутствии. Она вышла из тени, и Захария увидел, что на запястье у нее, как сокол, сидит сова.
— Лети, — говорит она сове.
Та раскрывает крылья и пускается в полет.
Канси-а-лари потянула его прочь. Разбитый локоть болел все сильнее, иногда к горлу подступала тошнота, а от быстрой ходьбы начало колоть в боку.
— Ты все испортишь, — резко сказала Аои. — Не смей больше смотреть в ворота Шагупети.
Теперь они поднимались по ступенькам вокруг холма, с одной стороны высилась бесконечная стена. Захария за все время пути не заметил ни трещины в этой стене, ни пещеры или лестницы, ведущей в жилище, ни колодца. Здесь не было ни животных, ни птиц, ни даже муравьев и пауков. В этом странном месте кроме них, похоже, не было ни души. Если, конечно, не считать странных видений.
Над головой сияло солнце, но Захария его не видел — все время приходилось смотреть под ноги, чтобы не оступиться. Он начал было считать ступени, но быстро сбился. Канси-а-лари шла слишком быстро и вскоре опять скрылась за поворотом. Похоже, ее раздражала его медлительность, но на этот раз Захария не стал ее догонять — не только потому, что ноги у него уже подгибались от усталости, но и потому, что понял: заблудиться здесь невозможно и рано или поздно он ее догонит.
Когда Захария наконец догнал Канси-а-лари, она стояла перед шестыми воротами, приложив обе ладони к зеленому камню, похожему на малахит.
Она что-то произнесла, и из камня послышался ответ. Захария подошел поближе.
— Будь осторожна, сестра, — сказал голос. — Не только мы ходим между мирами. Никто не ожидал, что откроются новые врата. Так что будь осторожнее в мире людей. Ты очень далеко от дома. И помни, у тебя мало времени, если ты задержишься там дольше, то не сможешь вернуться домой.
Как только Захария подошел ближе, она убрала руки с камня и резко повернулась.
— Пошли, — сказала она.
Ему пришлось отправиться следом, так и не удовлетворив свое любопытство. Он не осмелился дотронуться до ворот, чтобы увидеть мир, который видела она. С кем она разговаривала?
Теперь ступеньки стали намного круче — почти до колена каждая, словно их вырубили не люди, а великаны. Лошадь прыгала по ним, как горный козел, рискуя сломать ноги. Но это было выносливое животное, как и все куманские лошади, и ни разу не подвела их. Иначе и быть не могло — лошадей, которых не смогли объездить или менее крепких, чем их собратья, куманы просто-напросто отправляли в котел. А эта лошадка как-никак носила самого вождя Булкезу.
Захария запыхался, и, когда они подошли к седьмым воротам, он остановился отдышаться. Бело-голубой свет, исходящий от ворот, ослепил его, и ему пришлось прикрыть глаза рукой. Этот свет больше всего походил на расплавленный в горне кузнеца металл, но от него веяло ледяной стужей. Захария испугался и отшатнулся назад, хотя и понимал, что по эту сторону ворот с ним ничего не случится. Но в то же время он не мог отвести глаз от того, что было за воротами: этого не видел до него ни один человек и вряд ли когда-либо увидит.
Захария заметил какое-то движение, подошел ближе, и из пылающих ярким светом ворот показались крылья непонятного создания, которое пыталось вырваться из другого мира и схватить его.
Захария вскрикнул. А потом что-то горячее и темное ударило его по глазам.
— Быстрее! — скомандовала Канси-а-лари, таща его за собой.
Захария отбивался от странного создания, пока Канси-а-лари не накинула ему на голову плащ.
— Не оглядывайся, — сказала она. — Граница между мирами становится все тоньше. Они приходят издалека, и они очень опасны. Если ты прикоснешься к кому-нибудь из них, то сразу превратишься в пепел.
— Так, значит, здесь действительно кто-то есть? — воскликнул он. — Кто они?
— На твоем языке они называются ангелами.
Тропинка резко свернула направо. Захария и Канси-а-лари прошли под аркой, сложенной из грубых камней, которую охраняли два каменных льва. Захария услышал далекие раскаты грома и почувствовал влагу на губах. Это оказалась кровь, текущая у него из носа. Канси-а-лари выпустила наконец его руку, и он вышел на овальную площадку, вымощенную мраморными плитами, так плотно подогнанными друг к другу, что не оставалось никаких зазоров.
Дул безжалостный ветер, и Захария порадовался, что у него есть плащ. Ночь была безоблачная, холодная, порывы ветра пронизывали насквозь. Внизу ритмично рокотало море. На небе снова ясно сверкали знакомые звезды, на востоке мерцали созвездия — Меч Королевы, Щит и Кубок. Луна затмевала западные звезды, виднелись лишь самые яркие. Захария вспомнил, как ребенком он любил смотреть в ночное небо, надеясь увидеть ангела.
Неужели за седьмыми воротами и вправду были ангелы?
— Захария.
Женщина шагнула к воротам и прикоснулась к ним. Ее кожа, похожая на полированную бронзу, светилась мягким ровным светом. Золотые монеты на запястье тихонько позванивали. Канси-а-лари глубоко вдохнула.
— Ты чувствуешь? — спросила она. — День стал таким же длинным, как и ночь. Пришла весна. В мире все начинает расти. Как давно я не ощущала ничего подобного!
Захария растерянно посмотрел на нее. О какой весне она говорит? Они добрались до моря через пару недель после зимнего солнцестояния, не больше. За одну ночь они перебрались через пески и дошли до острова. Верно?
На востоке затеплился слабый свет зари, а на западе луна медленно опускалась за горизонт. Женщина подняла копье и потрясла им в воздухе.
— Пошли. Иди за мной след в след.
Они прошли через арку и направились в центр площади. Чем дальше они шли, тем явственнее он ощущал, что земля под ногами тает: сначала они шли по камням, потом по грязи, потом его ноги стали увязать в тине. Посреди площади была неглубокая ямка, и там Канси-а-лари остановилась и опустилась на колени. Захария медленно побрел к ней. Воздух, казалось, превратился в воду, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы пройти это небольшое расстояние. Дойдя до ямки, он вдруг покачнулся и упал. Ему показалось, что он кубарем катится вниз, потом последовал сильнейший удар о землю. Открыв глаза, Захария увидел, что он лежит возле ямы, а рядом стоит Канси-а-лари. Он посмотрел наверх.