Епископ Констанция обладала сдержанностью, дарованной лишь людям с чистой совестью. Если она и испытывала отвращение при виде Таллии, как Генрих, то умело это скрывала.
   — Таллия, — произнесла она, положив руку на плечо девушки. — Тебе нужно научиться владеть собой. Тут ты находишься под моим покровительством. И если твоя мать приходит сюда молиться, то это ее собственная воля. Как я слышала, ты оставила Кведлинхейм и отказалась от брака с уважаемым человеком: Теперь ты останешься в Отуне до тех пор, пока мы не решим, как с тобой поступить.
   — Умоляю вас, не оставляйте меня здесь с матерью! — Таллия вцепилась в ноги Генриха, ее рыдания не смолкали.
   Ханна лишь надеялась, что среди «львов», стоящих на страже, сейчас нет Алана, ему бы не понравилась эта унизительная сцена.
   Генрих с трудом удерживал равновесие — Таллия не отпускала его ноги. Но король сделал знак слугам, и они открыли огромные двери.
   С того места, где стояла Ханна, дверей не было видно, но она почувствовала свежий летний ветер, а потом увидела, как в часовню вошли дамы, дворяне и сама госпожа, которую сопровождала эта свита. В ее темных волосах виднелась седина, на шее сверкало золотое ожерелье. Сабела прошла вперед, удостоив епископа Констанцию, чьей узницей, в сущности, она являлась, лишь небольшим кивком.
   — Боже мой. Неужели и впрямь моя дочь валяется на полу, как нищенка, вымаливающая подаяние? Вижу, время нисколько ее не изменило. — Она слегка улыбнулась брату. — Я слышала, что моя мачеха умерла, Генрих. Мне очень жаль. Она всегда хорошо ко мне относилась, хотя и отдала своим детям то, что по праву принадлежало мне. Ты выглядишь усталым, брат. Я слышала, что у нас сегодня вечером пир?
   Таллия снова разразилась истерическими рыданиями, словно ее собирались убить. Она с новой силой вцепилась Генриху в ноги, так что тот покачнулся и едва не упал.
   — О Господи, — продолжала Сабела, — неужели никак нельзя избавить нас от этих воплей?
   Она сделала знак своим сопровождающим, из свиты выступили несколько молодых и очень красивых мужчин, которые подняли Таллию и вывели ее из часовни. Лицо Генриха ничего не выражало, на нем была все та же каменная маска, которая так хорошо позволяла ему скрывать чувства.
   — Давайте помолимся, — в наступившей тишине предложил Генрих, — за упокой души моей бедной матери. Она так хотела, чтобы мы перестали ссориться.
   Епископ Констанция склонила голову и, сложив руки, произнесла:
   — Как поется в псалме королевы Саломаи Премудрой, «Пусть будет мир между братьями и сестрами». — Она взглянула на Генриха, и у Ханны создалось впечатление, что они с братом уже давно спланировали эту встречу. — Пойдемте. Давайте помолимся.
 
   В первый день лета, Люциасмасс, всегда устраивали праздник, и на сей раз пир устроили во дворце епископа. Ханна, которая в общем-то уже привыкла к королевским пирам, была потрясена роскошью этого — на столах, покрытых белоснежными льняными скатертями, лежали вышитые салфетки, перед каждым гостем, согласно его положению, стояло золотое, серебряное или медное блюдо, отполированное так, что в него можно было смотреться, как в зеркало. Возле каждой тарелки лежали столовые приборы. На королевский стол поставили жареного лебедя, в зал внесли блюда, на которых дымились и истекали соком куски запеченного мяса, жареные цыплята, молочные поросята. От волшебных ароматов текли слюнки. Молодые дворянки прислуживали за королевским столом, разливая вино, три арфистки услаждали слух присутствующих дивными мелодиями.
   Ханна вместе с Хатуи стояла за спиной короля, поэтому ей тоже удалось попробовать кусочек лебедя и мясо с острым соусом, отведав который, она чуть не задохнулась — настолько острым тот оказался. Перед королем выросла толпа просителей, но Ханна никого не различала — у нее слезились глаза. Потом она услышала знакомый голос человека, который никогда не боялся стоять перед королем и говорить.
   — Я оставил принцессу Теофану в Аосте, ваше величество. Она была цела и невредима, хотя путешествие через горы было нелегким. Я сообщил ей, что королева Адельхейд находится в городе Венначи, осажденном лордом Джоном Айронхедом, который хотел жениться на королеве, услышав о смерти ее молодого мужа.
   Разумеется, это был Вулфер собственной персоной, спокойный и невозмутимый, как всегда. Ханна удивилась тому, что так рада снова его видеть.
   Генрих раздраженно хмыкнул и отпил вина.
   — Больше тебе ничего не известно? — Он разглядывал вино в бокале так внимательно, словно мог по нему прочесть будущее — Проклятый упрямец, — пробормотал он себе под нос, его слова донеслись только до ушей верных «орлов» и епископа Констанции. — Если бы он послушал меня и поехал… — Король отставил кубок.
   Сабела покосилась на Генриха:
   — Ходят слухи, будто Айронхед убил своего сводного брата и женился на его вдове. Но если он решился преследовать королеву Адельхейд, то она, должно быть, или мертва, или заключена в монастырь.
   Если Вулфер и удивился, увидев Сабелу за столом, то ничем этого не показал. Он склонил голову, соглашаясь с ней.
   — Я видел Джона Айронхеда, ваше высочество. Полагаю, что заключение в монастырь должно восприниматься бедной женщиной как освобождение от его настойчивого внимания.
   Сабела фыркнула, словно ее позабавили эти слова.
   — Есть и другие новости, — продолжал Вулфер. — Когда я находился в Карроне, я слышал, что Айронхед преследовал принцессу Теофану и королеву Адельхейд на северо-востоке. Они укрылись в маленьком монастыре в Капардии. С тех пор я не получал от них никаких известий.
   Пока Генрих размышлял, Ханна выскользнула за дверь распорядиться, чтобы Вулфера накормили.
   — А почему ты с ними не остался? — спросила она позже, когда Вулфер уселся за стол.
   — Ты же знаешь, Ханна, у меня есть и другие обязанности, другие послания. А как у тебя дела?
   Она сидела с ним и рассказывала о своих приключениях, а он ел цыпленка с хлебом и запивал элем.
   — Как ты думаешь, что значат эти сны? — спросила она под конец. — Это действительно видения или как?
   — Не могу точно сказать. Вполне возможно, что ты просто съела что-то несвежее, вот тебе и приснилось непонятно что. А может, это и в самом деле твоя судьба. Мне не раз доводилось вытряхивать из сапог острые камушки, но однажды мне попался прекрасный агат, который я потом отполировал и теперь ношу на цепочке. — Он улыбнулся своим воспоминаниям. — Как узнать, что тебе на самом деле ждет? Я не очень знаком с восточными обычаями. — Он усмехнулся. — Когда-то мне доводилось встречаться с принцем Бояном. Кто бы мог подумать, что принцесса Сапиентия в него влюбится?
   — Кто бы мог подумать, — пробормотала Ханна, — что он ей понравится больше, чем отец Хью? Ты не знаешь, где сейчас Лиат, Вулфер?
   — Где-нибудь в безопасности, смею надеяться, — отозвался он уклончиво. — Думаю, ей не стоит возвращаться ко двору.
   Вулфер, как всегда, ее удивил, и Ханне потребовалась минута, чтобы осознать услышанное.
   — Откуда ты знаешь о том, что произошло на совете в Отуне? Я услышала об этом всего десять дней назад, когда снова присоединилась к королю.
   — Ты уже достаточно много видела и хорошо служила, Ханна. Я научу тебя зрению «орлов», — сказал он наконец.
   Звучало это весьма подозрительно. Она потребовала объяснений.
   — Давай встретимся завтра на рассвете за лагерем «львов». — Больше от Вулфера ничего нельзя было добиться.
 
   В часовне пели Вигилии, когда Ханна прошла мимо конюшен и выбралась в поле, где стояли лагерем три сотни «львов». Тут и там были разбросаны маленькие палатки и большие шатры, стояли повозки, веревками было ограждено место для тренировок.
   Несколько «львов» охраняли лагерь. Другие вместе со слугами занимались какими-то хозяйственными делами. Как даррийские легионеры далекого прошлого, «львы» могли обеспечить себя самым необходимым, а их лагерь напоминал маленький город с его заботами.
   Ханна не могла пройти мимо, не поздоровавшись со старыми друзьями, но не будить же их в такую рань. К счастью, Инго не спал. Она обнаружила его возле повозки, с куском колбасы в руке, который он протягивал злобно шипящему котенку.
   — Инго! — позвала Ханна, и в этот момент котенок стремительно прыгнул на Инго и оцарапал его, тот вскрикнул и выронил кусок колбасы. Котенок отскочил и зарылся в кучу соломы, лежащую тут же, возле повозки. — Да у тебя опасный враг, — добавила Ханна, подходя ближе. — Прошу прощения, что отвлекла, со стороны это выглядит как настоящая баталия.
   — Бедняфки. — Инго сосал оцарапанный палец, поэтому его слова прозвучали слегка невнятно. — Фчера телегой раздафило их мать. Мы пытались выманить их оттуда, но они не выходят, даже за мясом.
   Бледная луна опускалась за деревья. Звезды таяли в небе. Скоро встанет солнце.
   — Ничего удивительного, — отозвалась Ханна. — Моя мать всегда говорила: «Попробуйте-ка заставить ребенка петь и танцевать, поставив его перед незнакомцами».
   Инго улыбнулся, вытащил кусок колбасы и зачмокал, пытаясь показать котенку, как это вкусно. Ханна слышала, как малыш шипит из своего убежища в соломе.
   — Я не видела твоего новобранца во дворце, — сказала она.
   — Теперь у нас капитаном стал Тиабольд, — рассеянно пояснил Инго, внимательно вглядываясь в солому. — И он решил, что ему стоит остаться в лагере. Ни к чему заставлять его еще больше страдать. После того, через что этот парень прошел, он ни о ком из них не сказал дурного слова.
   — Она отказалась от него, — тихо произнесла Ханна. — Но может, он был плохим мужем?
   — Тише, друг, — предостерег Инго.
   Он неожиданно встал, и Ханна увидела, что к ним приближается молодой человек, по пятам за которым следуют две собаки. Когда он подошел ближе, собаки вежливо уселись на землю, не производя ни малейшего шума. Но Ханна не решилась взглянуть на них, хотя псы не рычали и вообще никак не угрожали ей.
   — Прошу прощения, Инго, — сказал Алан. — Я тебя не заметил. — Он увидел Ханну и поздоровался с ней. Очевидно, он не знал, кто она, а Ханна не стала говорить ему о Лиат, напоминая о более счастливых днях. Алан махнул рукой в сторону повозки: — Мы сегодня уезжаем? Я не слышал приказа.
   — Нет, не сегодня. Там котята…
   Похоже, он знал о котятах. Алан отложил в сторону лопату, которую принес с собой, присел на корточки возле повозки и осмотрел лежащую под колесами солому, где теперь не угадывалось никакого движения.
   Ханна поняла по запаху и налипшим на лопату кусочкам грязи, что он убирал выгребные ямы. Странное занятие для человека, который всего несколько дней назад был на равных с первыми лордами государства. Впрочем, если это занятие и раздражало его, он никоим образом не показывал своего недовольства. Алан так пристально смотрел на солому, что Ханна подумала: не забыл ли он о том, что она и Инго стоят рядом? Алан медленно протянул вперед руку, слегка засвистел, скорее даже выдохнул что-то свистящим шепотом, но солома зашевелилась и оттуда высунулся сначала один маленький розовый нос, а за ним и второй.
   Рука Алана не шевельнулась, но серый котенок выбрался из своего убежища, подошел и обнюхал пальцы Алана, а затем слегка лизнул их. Показался и второй котенок, пестрый, а за ним и третий.
   Ханна боялась шевельнуться. Инго замер от удивления и выронил кусок колбасы. Гончие Алана насторожились, но потом снова успокоились, одна принялась вылизывать лапу.
   После того как котята облизали пальцы Алана, он медленно перевернул ладонь и погладил каждого малыша. Раздалось мурлыканье. Двигаясь по-прежнему медленно и осторожно, он взял малышей на руки, прижал к груди и встал.
   — Отнесу их кухарке, — пробормотал она. — Может, у нее найдутся сливки. — Потом он показал на лопату: — Я вернусь и…
   — Нет, друг, — ответил Инго. — Я сам отнесу лопату на место.
   — Спасибо, — отозвался Алан и отправился в глубь лагеря. По пятам за ним следовали его верные стражи.
   — Да, — сказала Ханна. — И что все это значит?
   — Он странный малый, это правда, — задумчиво ответил Инго, глядя вслед Алану. — И не то чтобы заносчивый или высокомерный, чего можно было бы ждать, учитывая, кем он был не так давно. С другой стороны, унижаться и подхалимничать — тоже не в его духе. Знаешь, такое ощущение, словно он всю жизнь был «львом». Но когда я видел его сидящим среди знатных лордов, я нисколько не сомневался, что там его истинное место. А эти гончие… Они на любого готовы броситься, а с ним — смирные, как овечки.
   — Я думала, что гончие принадлежат графу Лаваса! Они не остались у лорда Жоффрея?
   — Нет. Не знаю, сами они пошли за Аланом или их отослал Жоффрей. Все это очень странно.
   Ханна пошла дальше, думая, что вокруг творится немало странностей. Когда она пришла на место, оказалось, что Вулфер уже ждет ее. Он развел костер и сейчас подкинул в него еще одно полено. Увидев Ханну, он жестом приказал ей сесть напротив.
   — Я думал, Хатуи тоже придет, но ей пришлось остаться с королем.
   — Он ее уважает и доверяет ей.
   — Так и должно быть, — отозвался Вулфер со странной усмешкой. — Я хочу научить тебя одному трюку. Мы называем это «орлиным зрением». Ты научишься видеть через огонь на очень дальнее расстояние.
   Ханна рассмеялась, предложение показалось ей абсурдным.
   — У тебя ведь не было повода сомневаться во мне, правда? — сказал Вулфер. — После некоторой тренировки многие «орлы» способны видеть через огонь тех, кого они достаточно четко могут представить мысленно. Позже ты научишься слышать голоса, но это труднее. Должен тебя предупредить, что некоторые люди в этом смысле слепы. Если так окажется с тобой, Ханна, не думай о себе плохо.
   — Просто завидуй тем, кто не слеп!
   — Ну ладно. А теперь смотри в огонь. Постарайся ничего не видеть там, кроме пламени. Ничего не ожидай, не предполагай. Пытайся увидеть через огонь, но не мои руки или деревья вдали, а ту неподвижность, что лежит в сердце всех вещей. Она объединяет всех нас, и через нее, как через окно, мы можем видеть.
   Ханна тихо сидела и смотрела в огонь.
   — Хорошо, — прошептал он.
   Похоже, Вулфер видел что-то, чего не видела она сама. Она чувствовала лишь жар пламени да биение сердца, но не своего собственного, а чужого. На мгновение ей показалось, что в огне мелькнул профиль кераитской принцессы.
   — Скажи, кого ты видишь? — пробормотал Вулфер.
   — Лиат, — прошептала Ханна. — Я хочу увидеть Лиат. И она действительно что-то увидела — не пламя, не тени, а стену, похожую на полупрозрачную вуаль света.
   — Неужели это Покои Света? Господи? Она умерла?
   — Или ее спрятали от нас, — тихо отозвался он, и страхи Ханны мгновенно улетучились. — Ты быстро этому научилась. Я начинаю думать, что твои видения не просто сны и твоя душа открыта такому знанию.
   — Но я ничего не видела! — Ханна протерла глаза, слезящиеся от дыма. — Владычица! Это не колдовство? Я не обреку свою душу на вечные муки, занимаясь этим?
   — Нет, дитя мое. — Вулфер откинулся назад. — Мы учимся этому ради короля. При помощи «орлиного зрения» мы можем прозревать многое, невзирая на расстояние или попытки утаить правду. Когда ты путешествуешь, свиту короля найти легче, если ты знаешь, где искать и куда ехать.
   — Да уж, — фыркнула она. — Куда удобнее, чем тащиться за ней, отставая на два дня! Неудивительно, что ты приехал так быстро.
   — Что ж, ты уже достаточно видела. Солнце поднимается, а у нас еще много дел.
   — К тому же, таращась в огонь, мы производим странное впечатление. Но… можно я еще разок попробую? Где принц Санглант? Он наверняка с Лиат, и я по крайней мере узнаю, где она.
   Вулфер поднял руку, Ханна снова уставилась в огонь. Она начала уже было думать, что Вулфер подшутил над ней и на самом деле она никогда ничего не увидит.
   — Ну, еще раз, — сказала она, потому что не привыкла сдаваться так просто. — По правде говоря, Вулфер, мне всегда было интересно, что случилось с епископом Антонией и братом Херибертом, если они живы, конечно. Господь свидетель, я хорошо знаю их лица. Бедняга Хериберт. Он всегда казался мне безобидным. И я никак не могла понять, почему он так верен своей госпоже.
   Сначала она видела лишь дым, темную ветку в середине костра, но вот тени обрели форму, и Вулфер пискнул, словно мышь, которую прижал к полу здоровенный кот, который собирается пообедать.
 
   — Больше нельзя откладывать, — произносит женский голос. Голос очень знакомый, но сквозь треск пламени Ханна никак не может понять, кому именно он принадлежит. — Мы уехали из Новомо прежде, чем убедились, что перевал открыт, потому что Айронхед отправился на север, чтобы захватить Адельхейд. Теперь он стал королем Аосты.
   Это шипит пламя или Вулфер выражает свое отношение к происходящему?
   Человек опускается перед женщиной на колени.
   — Он собирался последовать за мной, ваше высочество. Если у него не получилось, значит, его задержали там против его воли.
   В пламени появляются другие тени, видны стены, дома. Наконец одна из теней заговаривает:
   — Мы ничего не нашли, ваше высочество. Козья тропка спускается вниз, а на скалы невозможно взобраться. Или он врет, пытаясь спасти собственную шкуру…
   — Или там скрывается такая магия, о существовании которой мы и не подозревали, — говорит женщина. — В конце концов, мы видели все собственными глазами, а им приходится верить. Этот человек видел моего брата. Ты можешь сказать что-нибудь еще, брат Хериберт?
   Неужели это настоящее видение? Ханна не осмеливалась спросить, боясь спугнуть волшебство. Неужели это действительно брат Хериберт? Где же он скрывался все это время?
   — Больше я ничего не могу добавить, кроме того, что он был жив и здоров, когда мы расстались. Боюсь, больше мне нечего сказать, ваше высочество. Есть вещи, о которых лучше не говорить.
   — Из тростника не построишь мост, — недовольно бормочет какой-то человек.
   — Еще раз: где мой брат?
   — Если он не пошел за мной, значит, не смог, — настойчиво повторяет Хериберт. — Существуют силы, с которыми мы не можем бороться. — Он умолкает, опасаясь сказать больше.
   — Что же ты предлагаешь, брат? — несколько раздраженно спрашивает его собеседница.
   Ханна вдруг понимает, что женщина одета в дорожный плащ — обычную одежду путешественников. Она уже готова пуститься в путь.
   — Делать, как он сказал. Нужно ехать к королю, как вы и собирались.
   — Король Генрих собственноручно подписал указ, по которому ты должен предстать перед госпожой иерархом. Ты осмелишься явиться к королю, зная, что тебя ожидает?
   — Я доверяю вам, ваше высочество. Принц Санглант сказал, что вы сможете защитить меня.
   — А! — В голосе женщины звучат удивление и боль. — Значит, я связана словом, черт его побери. — Потом она слегка улыбается: — Так ты ради него рисковал?
   — А кто бы не стал? — Он искренне изумлен. Женщина смеется. — Кроме того, ваше высочество, есть вещи, о которых я могу сказать вам только наедине. Это возможно?
   Она отсылает тени. Но одна из них остается.
   — Вы доверяете этому человеку, принцесса?
   — Я доверяю своему брату, капитан Фальк, — отвечает она. — Так же, как и вы.
   Ханна видит, как тени уходят.
   Потом Хериберт снова начинает говорить. Он говорит так тихо, что ей едва удается разобрать его слова.
   — У него родился ребенок.
   — Ребенок! От этой «орлицы»?
   — Что значит от «орлицы»?
   — От женщины по имени Лиатано.
   — Да, от Лиат. Он считает, что Лиат и, значит, его дочь потомки…
 
   Ей в лицо летит комок грязи. Вулфер вскакивает на ноги, яростно затаптывает костер и уходит. Ханна отплевывается от едкого дыма и вытирает лицо. Она смотрит ему вслед и видит, что он движется так неестественно, напряженно, что она не сразу решается догнать его.
   Но у нее слишком много вопросов. Она больше его не боится. К тому же она до сих пор отплевывается от грязи и пепла.
   — Вулфер! — Ханна побежала вслед за ним. — Зачем ты это сделал? Это была принцесса Теофану? Почему брат Хериберт оказался с ней и почему он говорил о принце Сангланте так, словно они давно знакомы? Он сказал, что у Сангланта и Лиат ребенок. То, что я увидела, это настоящее откровение или послание врага рода человеческого?
   — Ты провела с Лиат много времени, это наложило на тебя определенный отпечаток, — мрачно отозвался Вулфер. А потом с горечью добавил: — Как я мог так в ней ошибаться? Или она так сильно изменилась за последнее время?
   — Но…
   — Ступай к Хатуи. — На лице его было такое выражение, словно он только что похоронил родственника. — Но больше не спрашивай меня ни о чем, потому что я не могу и не хочу отвечать на эти вопросы. У тебя доброе сердце, и ты мне нравишься. Постарайся держаться подальше от того, чего ты не понимаешь.
   Больше он не добавил ни слова, хотя она бежала за ним, как щенок, и засыпала его вопросами. Не обращая на нее внимания, он отправился на конюшню и приказал подать лошадь, хотя король не позволял ему уезжать. Вулфер уехал из Отуна и ни разу не оглянулся.
   Днем Генрих вызвал к себе Ханну.
   — Хатуи сказала мне, что ты видела, как уехал Вулфер.
   — Да, ваше величество.
   — Я не давал ему подобного разрешения, мои слуги и дворецкий тоже никуда не приказывали ему отправляться.
   Ханна посмотрела сначала на Хатуи, но та лишь вздернула подбородок. Если это и был какой-то сигнал, то Ханна не поняла, что он означает. В конце концов, она — «Королевский орел» и клялась в верности королю.
   — Да, ваше величество. Но я не знаю, куда он отправился.
   — Хатуи?
   — Я тоже не знаю, ваше величество, — кратко ответила та.
   — Это не доведет его до добра! — воскликнул Генрих и топнул ногой. Это получилось так неожиданно, что Ханна вздрогнула. — Верный «орел» покидает свой пост. Я отказываю ему в защите. Теперь, если кто-нибудь увидит его, то должен привезти Вулфера ко мне в цепях, как преступника. Я обвиняю его в измене. — Генрих снова повернулся к Ханне: — Может, ты знаешь, что заставило его бежать? Не бойся, дочь моя, скажи. Я знаю, ты невиновна в его предательстве.
   Она не могла ему лгать.
   Ханна склонила голову и уставилась на плитки, которыми был вымощен двор. Когда она снова подняла глаза, король смотрел прямо на нее:
   — Говори.
   — Вы знаете об «орлином зрении»? — спросила она.
   — Мой отец рассказал мне об этом, — без тени удивления ответил Генрих. — Разумеется, именно Вулфер научил этому трюку всех «орлов». Ты этого не знала? — Ханна не знала, и король, должно быть, понял это по ее лицу и продолжил: — За это мой отец и возвысил Вулфера, сделав его своим доверенным лицом. Но мне известно и другое. Что ты видела?
   — Сначала я видела женщину, как я поняла, это была принцесса Теофану, она допрашивала человека, который называл себя братом Херибертом. Насколько я знаю, он — тот самый Хериберт, сосланный вместе с епископом Антонией в Дарр на суд иерарха и исчезнувший вместе с ней. Мне стало интересно, что с ними произошло… — Она оборвала себя, вспомнив, чем закончилась эта встреча. Король молча ждал продолжения. — Принцесса Теофану сказала, что лорд Джон Айронхед хочет захватить королеву Адельхейд и что он провозгласил себя королем Аосты. — Генрих крякнул, словно его ударили в живот, но больше ничего не сказал. — Брат Хериберт сообщил, что недавно видел принца Сангланта… — Теперь Ханна полностью завладела вниманием короля, но ее это нисколько не радовало. — Но принцу что-то помешало последовать за ним. Хериберт сказал, что принц велел ему отправиться к вам, ваше величество. У него есть ребенок…
   — У брата Хериберта есть ребенок?
   — Нет, ваше величество, простите, я неправильно выразилась. Брат Хериберт сказал, что у принца Сангланта есть ребенок от Лиат. — Ханна замолчала, ожидая, что скажет король.
   Генрих сузил глаза, так что они превратились в маленькие щелочки, и покачал головой:
   — И за что Господь послал мне такого упрямого сына? Если бы я смог заполучить Адельхейд для него, оставалось бы лишь выгнать Айронхеда, потому что ребенок, подтверждающий его способность к деторождению, уже есть. — Через мгновение он вспомнил о Ханне и снова посмотрел на нее. Она встретилась с ним взглядом и поразилась, какого странного цвета у него глаза: карие с золотистыми и зеленоватыми искрами. — Что еще ты скажешь о моем сыне? Где он?
   — Я не знаю, ваше величество. Я не видела, где происходило дело, и даже не поняла, говорят они в помещении или на улице. Но Хериберт сказал еще одно. Он сказал, что Лиат и ребенок — потомки…
   В сад вошла епископ Констанция и направилась к брату.
   — Потомки кого? — Генрих поднял глаза, увидел Констанцию и помахал ей, а потом снова перевел взгляд на Ханну.
   — Это все, ваше величество. Больше я ничего не слышала. И я не уверена, что Вулфер не затоптал костер специально, чтобы я не узнала остального.
   Генрих задумался, накручивая на палец толстое золотое ожерелье. Сейчас на нем не было королевских одежд — Ханна вообще редко видела, чтобы он надевал их. Обычно он одевался так же, как и большинство знатных вендийских Дворян. Генрих снял одно из своих колец и протянул Ханне.
   Кольцо было очень красивым — светлый изумруд в оправе из золота, окруженный мелкими красными гранатами.
   — Какие новости, брат? — спросила епископ Констанция, присаживаясь рядом с ним на скамью. — Судя по твоей улыбке, коту сегодня не досталось лакомых сливок.