Эмар Густав. Чистое сердце (Пограничные бродяги - 3)

   Такое сильное сопротивление со стороны Охотника За Скальпами не могло не оказать своего действия - разбойникам пришлось уступить. Тогда, бросившись в другую крайность, разбойники стали умолять Сандоваля остаться их атаманом. Сандоваль после того, как заставил их долго упрашивать себя, чтобы убедить в искренности своего поведения, кончил тем, что сдался на их просьбы. Он согласился наконец сохранить власть, которую втайне, несколько минут назад, так боялся утратить.
   Мир был восстановлен как по волшебству. Пока разбойники выпивали целые реки вина, празднуя счастливое завершение дела, атаман отвел своих гостей в одно из отделений пещеры, где те наконец могли отдохнуть.
   Между тем Сандоваль, который (справедливо или нет) считал в течение нескольких минут, что из-за Белого Охотника За Скальпами ему угрожает опасность потерять власть, в глубине души не простил этого и решил отомстить при первом же случае.
   ГЛАВА XIII. Беседа
   Как мы уже знаем, Транкиль и Чистое Сердце удалились при первой возможности и возвратились в домик охотника, где Эусебио уже приготовил все, чтобы принять их достойным образом.
   Чистое Сердце был слишком меланхоличен по натуре, а канадец слишком занят своими мыслями, чтобы этих двоих людей могло заинтересовать что бы то ни было на грубом индейском торжестве. Весь этот шум, все волнение только утомили их, и они ощутили потребность покинуть празднество.
   Сеньора Хесусита встретила их с сияющей и спокойной улыбкой, которая озаряла ее лицо, как солнечный луч, просвечивающий сквозь тучи.
   Она с большой готовностью удовлетворяла малейшие их желания и была, казалось, очень довольна их возвращением, стараясь тысячей мелких услуг, секретом которых обладают только женщины, удержать их у себя как можно дольше.
   Домик охотника, тихий и удобный, хотя и был на взгляд европейца лишь немногим лучше самой жалкой деревенской лачужки, тем не менее составлял резкий контраст с вигвамами индейцев, которые не только кишат всевозможными насекомыми и отвратительно неряшливы, но в которых отсутствуют даже самые незатейливые вещи, украшающие быт.
   Почтительно поцеловав в лоб свою мать, пожав руку Эусебио и приласкав радостно прыгавших собак, Чистое Сердце сел за стол и сделал Транкилю знак последовать его примеру.
   Со вчерашнего дня в лице старого охотника и в его манере поведения произошла какая-то странная перемена. Он, державший себя всегда так свободно, казалось, чувствовал теперь стеснение. Глаза его потеряли свой прежний блеск, придававший лицу благородное выражение, брови беспрестанно хмурились под влиянием какой-то затаенной мысли, и даже речь была не так откровенна, как прежде.
   Молодой человек задумчиво, с печальной улыбкой следил за охотником. Когда обед был кончен и трубки зажжены, Чистое Сердце, жестом попросив мать и Эусебио выйти из комнаты, повернулся к канадцу.
   - Гость мой, - сказал он ему почтительно, - мы ведь давние друзья, хотя и знакомы друг с другом не очень давно, не так ли?
   - Конечно, Чистое Сердце. В прерии и дружба, и вражда быстро стареют, а мы встретились при таких обстоятельствах, когда люди в несколько минут оценивают один другого.
   - Позвольте задать вам один вопрос, - сказал Чистое Сердце.
   - Пожалуйста! - ответил охотник.
   - Но скажите сначала, - продолжал молодой человек, - обещаете ли вы ответить на него?
   - Почему же нет? - спокойно проговорил Транкиль.
   - Quien sabe! - как мы, испано-американцы, выражаемся, - заметил с улыбкой молодой охотник.
   - Ба-а! - беспечно протянул канадец. - Задайте ваш вопрос, я не думаю, что на него невозможно ответить.
   - Но если вы увидите, что это так?
   - Я не могу такого предположить. Вы слишком умны и откровенны, чтобы делать такие ошибки. Итак, говорите смело.
   - Я так и сделаю, если позволите... Итак, слушайте. Я вас слишком хорошо знаю (вернее, думаю так), чтобы предположить, что вы приехали сюда с единственной целью навестить меня, тем более, что не сегодня-завтра мы все равно встретились бы в прериях. Из этого следует, что вы предприняли поездку с вполне определенной целью. Какой-то очень серьезный повод заставил вас искать свидания со мной.
   Транкиль молча кивнул головой.
   После минутного молчания, во время которого Чистое Сердце напрасно ждал ответа собеседника, он снова заговорил:
   - Вот уже два дня, как вы здесь. Несколько раз вам представлялась возможность поговорить со мной откровенно, и скажу кстати, что я ждал этого с большим нетерпением. Я предвидел, что дело касается услуги, которую я должен буду вам оказать. Я был заранее счастлив доказать делом уважение, которое к вам питаю. Между тем вы продолжали хранить молчание и даже, напротив, старались избежать объяснений. Поведение ваше в отношении меня совершенно переменилось. Словом, со вчерашнего дня вы не тот человек, которого я знал: тот не знал колебаний, всегда открыто и смело говорил что думает, какие бы последствия это ни влекло за собой. Разве я ошибаюсь? Отвечайте, охотник.
   Канадец некоторое время казался смущенным. Вопрос, заданный ему так прямо, странным образом приводил его в смущение. Наконец он решился, поднял голову и сказал, глядя прямо в глаза собеседнику.
   - Что ж, я не могу этого отрицать. Вы правы, Чистое Сердце. Все, что вы сказали, совершенная правда.
   - А! - воскликнул молодой человек удовлетворенно. - Так я не ошибся! Я рад, что это выяснилось.
   Канадец пожал плечами, как человек, который рад доставить удовольствие собеседнику, хотя не понимает, чем именно.
   Чистое Сердце продолжал:
   - Теперь, во имя дружбы, которой мы связаны, я требую, чтобы вы были откровенны со мной. Без задней мысли, без всяких изворотов признайтесь, по какой причине вы поступили таким образом.
   - Причина эта лестна для тебя, Чистое Сердце, поверьте мне.
   - Я в этом убежден, мой друг, тем не менее я хочу ее знать.
   - В таком случае, - сказал старик-охотник с интонацией человека, принявшего известное решение, - зачем мне хранить от вас тайну, тем более, что я пришел просить вашей помощи. Вы узнаете все! Я - всего лишь неотесанный траппер, который воспитывался в глуши. Я благоговею перед Богом и люблю свободу до безумия. Я всегда старался делать добро своему ближнему и, по мере возможности, за зло платить добром, - вот, в двух словах, весь мой нравственный мир.
   - Все это истинная правда! - убежденно сказал на это Чистое Сердце.
   - Благодарю! Благодарю от души, я вам верю! Но все остальное в жизни осталось мне совершенно неизвестным. Пребывание в пустыне развило во мне только инстинкты диких животных, не дав той тонкости чувств, которую развивает даже у самых диких натур городская цивилизация.
   - Признаюсь, я не совсем понимаю истинный смысл ваших слов.
   - Сейчас поймете. С первой минуты как я вас увидел, при первых произнесенных вами словах, я помимо воли почувствовал влечение к вам. Вы стали моим другом за те несколько дней, которые мы прожили вместе, разделяя постель под открытым небом, подвергаясь одним и тем же опасностям, испытывая одни и те же радости и печали. Мне казалось, что я оценил вас по достоинству, и мое расположение к вам возросло. А потому, когда мне понадобился верный и преданный друг, я тотчас же вспомнил о вас, и, не долго думая, немедленно отправился в дорогу, чтобы увидеться с вами.
   - Вы отлично сделали.
   - Я это знаю, - ответил Транкиль с увлечением. - Но когда я переступил порог этого скромного домика, мысли мои приняли совершенно иное направление. У меня появилось сомнение, - не в вас (это было бы невозможно), но относящееся к вашему положению. Словом, оно касалось вашего таинственного образа жизни. Я задал себе вопрос: какие обстоятельства могли заставить такого человека, как вы, поселиться в поселке краснокожих и принять их обычаи, жестокие и резко отличающиеся от наших. При взгляде на вашу мать, такую красивую и добрую, на вашего слугу, относящегося к вам с такой преданностью, на то, как вы живете у себя дома, я подумал, что, наверное, какое-нибудь несчастье неожиданно обрушилось на вас и заставило вас некоторое время жить в изгнании. Но я в то же время понял, что мы с вами не ровня, что существует черта, разделяющая нас, и тут-то я почувствовал себя стесненным в вашем обществе. Вы не вольный охотник, не имеющий иного дома, кроме непроницаемого свода девственных лесов, и иного достояния, кроме ружья. Словом, вы не тот товарищ, не тот друг, с которым я с радостью делился в пустыне всем, что имел. Я не вправе держаться как равный с тем, кого случайное несчастье приблизило ко мне и кто впоследствии, без сомнения, пожалеет об этой дружбе, зародившейся случайно. Поэтому, продолжая по-прежнему любить и уважать вас, я стану на ту ступень, на которой мне надлежит находиться по отношению к вам.
   - И это должно означать? - спросил резко Чистое Сердце.
   - Что при невозможности быть вашим товарищем и не желая сделаться вашим слугой, я удалюсь.
   - Вы с ума сошли, Транкиль! - с горестью воскликнул молодой человек. То, что вы говорите мне, не имеет смысла, и ваши доводы несостоятельны!
   - Тем не менее... - отважился сказать канадец.
   - О! - продолжал тот возбужденно. - Я ведь дал вам высказаться, не так ли? Я выслушал вас, не перебивая. Теперь - моя очередь. Вы, сами того не зная, причинили мне самое большое огорчение, какое могли - вы дотронулись до незажившей и все еще кровоточащей раны, заставили меня вспомнить то, что я напрасно стараюсь забыть и что составляет несчастье всей моей жизни.
   - Я?! - воскликнул охотник с ужасом.
   - Да, вы! Но не беда! Кроме того, вы действовали слепо, сами не зная, куда заведет вас путь, по которому шли, а потому я не ставлю вам это в вину и впредь не поставлю. Но есть вещь, которая для меня выше всего, которой я дорожу больше жизни, это - ваша дружба! Я не могу согласиться потерять ее. Откровенность за откровенность: вы узнаете, кто я и какова та причина, которая привела меня в прерии, где мне суждено жить и умереть.
   - Нет! - ответил Транкиль коротко. - Я не имею ни малейшего права на вашу откровенность. Вы говорите, что я без умысла причинил вам большое огорчение. Эта сердечная боль только увеличится при вашем призвании. Клянусь вам, Чистое Сердце, я не стану вас слушать.
   - Это необходимо для вас и для меня, мой друг - таким образом мы лучше поймем друг друга. Тайна, которую я скрываю в своем сердце, - добавил он с грустной улыбкой, - тяготит меня, и было бы большим утешением поверить ее истинному другу. А кроме того, мне пенять не на кого. Обрушившееся на меня несчастье, или, вернее, наказание (это слово мне нравится больше) выпало на мою долю вполне заслуженно, хотя, возможно, оно слишком жестоко, и упрекать за это я могу только себя самого. Жизнь моя - долгое искупление прошлого; к несчастью, меня приводит в ужас мысль, что настоящего и даже будущего будет недостаточно, чтобы искупить его.
   - Вы забыли о Боге, сын мой! - сказал торжественный голос. Непогрешимый Бог будет вашим судьей. Когда Он сочтет ваше искупление достаточным, Он сумеет его прекратить.
   И Хесусита, уже несколько минут прислушивающаяся к разговору двух собеседников, положила свою нежную белую руку на плечо сына, взглянув на него с великой любовью, присущей только матерям.
   - О, я неблагодарный! - воскликнул молодой человек с горечью. - В своем бесконечном эгоизме я на минуту забыл о вас, которая покинула все ради меня.
   - Рафаэль, ты - мой первенец. То, что я сделала девять лет тому назад, я сделала бы и теперь. Но пусть сказанное мной послужит тебе утешением. Я горжусь тобой, сын мой, и, хотя ты причинил мне много горя в прошлом, сейчас ты принес столько же радости. Разве все индейские племена, населяющие бескрайние прерии, не питают к тебе уважения, граничащего с благоговением? Разве имя, которое дали тебе эти первобытные люди, не служит синонимом чести? Разве ты, наконец, не Чистое Сердце - человек, слово которого имеет силу закона, человек, которого уважают и любят друг и недруг. Чего же большего ты хочешь?
   Молодой человек покачал головой.
   - Увы, мать моя, - сказал он глухо, - разве я смогу забыть когда-нибудь, что был игроком, убийцей, поджигателем!
   Транкиль вздрогнул.
   - О! Это невозможно! - пробормотал он.
   Молодой человек услышав это, обернулся в его сторону.
   - Да, мой друг, - сказал он, - я был игроком, убийцей и поджигателем! Ну что? - добавил он с печальной и едкой усмешкой. - Вы и теперь все так же считаете себя недостойным моей дружбы? Вы все еще думаете, что вы мне не ровня?
   Молодой человек вопросительно взглянул на канадца. Тот встал, подошел к Хесусите, и, поклонившись ей почтительно, с оттенком восхищения, проговорил:
   - Сеньора, каково бы ни было преступление, совершенное человеком в минуту неудержимого возбуждения, невзирая на свою вину, он должен быть оправдан, если сумел внушить к себе такую прекрасную, великую и благородную преданность, как ваша. Вы - святая женщина, сударыня! Надейтесь! Бог, который все может, сумеет, когда настанет время, осушить ваши слезы и заставит вас забыть горести, послав им на смену великие радости. Я только бедный человек без разума и образования, но чувства мои никогда не обманывали меня. Я убежден, что как бы ни был некогда преступен ваш сын, в настоящее время его простило даже то лицо, которое, вынуждено было осудить его, и что впоследствии оно даже пожалело об этом.
   - Спасибо, мой друг, - сказал Чистое Сердце. - Я уверен, что ваши слова сказаны от души! За себя и за свою мать благодарю вас. Вы прямой и честный человек. Вы возвратили мне веру в себя, которая подчас покидает меня, и подняли меня в моих собственных глазах. Но искупление, на которое я сам себя осудил, не будет полным, если я не расскажу вам обо всех событиях моей жизни. Не откажите мне в этом! - воскликнул он, увидев отрицательный жест охотника. - Так нужно! Поверьте мне, Транкиль, рассказ мой содержит много поучительного. Как путник, который в конце долгого и трудного путешествия с чувством удовлетворения бросает взгляд на пройденный путь, так и я буду испытывать мучительное, но вместе с тем отрадное ощущение, возвращаясь к первым ужасным событиям моей жизни.
   - Да, - сказала Хесусита, - ты прав, сын мой. Надо иметь мужество оглянуться назад, чтобы хватило сил с достоинством идти вперед. Только возвратившись к прошлому, ты поймешь настоящее и получишь надежду на будущее. Говори, говори, сын мой, и если в течение твоего рассказа тебе изменит память или покинет мужество, ну что ж! Я здесь! Я буду возле тебя, как всегда, и то, что ты не сможешь сказать, то скажу я!
   Транкиль с восхищением смотрел на удивительную женщину, слова и жесты которой так гармонировали друг с другом и были исполнены такого достоинства, на прекрасном лице которой отражались ее благородные чувства. Он казался самому себе ничтожным по сравнению с этой избранной натурой, преисполненной самой великой страсти - материнской любви.
   - Чистое Сердце, - сказал он с волнением, которого не смог в себе подавить, - если вы этого требуете, я выслушаю рассказ о событиях, которые были причиной вашего переселения в пустыню. Но знайте, что бы я ни услышал, заверяю вас в том, что никогда вам не изменю. А теперь, будете ли вы говорить или оставите вашу тайну при себе, мне все равно! Помните только одно - я принадлежу вам душой и телом, несмотря ни на что, хотя бы все были против вас, и сегодня, и завтра, и через десять лет. Я клянусь вам в этом, - добавил он с некоторой торжественностью, - душой моей дорогой и горячо оплакиваемой мною матери, прах которой покоится на кладбище в Квебеке! Теперь продолжайте, я готов вас слушать.
   Чистое Сердце горячо ответил на дружеское рукопожатие охотника и усадил его возле себя по правую сторону, тогда как Хесусита села по левую.
   - Итак, слушайте, - начал он.
   В эту минуту дверь отворилась и в ней показался Эусебио.
   - Mi amo (Мой господин (исп.).), - сказал он, - индейский вождь по имени Черный Олень желает говорить с вами.
   - Как! Черный Олень? - воскликнул охотник с удивлением. - Но он в эту минуту должен участвовать в свадебных празднествах.
   - Простите меня, - возразил Транкиль, - вы забыли, Чистое Сердце, что, когда мы покинули празднество, вождь подошел к нам и сказал шепотом, что должен сообщить нам что-то важное.
   - Правда! Я действительно об этом забыл. Пусть он войдет, Эусебио. Друг мой, - добавил он, обращаясь к Транкилю, - я не могу сейчас начать рассказ, который будет прерван на первом слове, но надеюсь, что скоро вы все узнаете.
   - Не буду мешать вам заниматься делами индейцев, - сказала с улыбкой Хесусита. С этими словами она вышла из комнаты.
   Мы должны признаться, что Транкиль был в душе очень рад, что ему помешали слушать рассказ о каких-то тяжелых событиях. Благородный охотник обладал драгоценным свойством нимало не интересоваться прошлым людей, которых любил. Прямой и честный по натуре, он боялся, чтобы они не упали в его мнении. А потому он с удовольствием согласился отложить признание Чистого Сердца до другого раза и мысленно был даже благодарен Черному Оленю за то, что тот появился так кстати.
   Эусебио ввел индейца.
   Черный Олень, отрешившийся от своей напускной и привычной индейцам невозмутимости, казался очень озабоченным. Ни его мрачное лицо, ни сурово сдвинутые брови не напоминали в нем человека, который только что заключил давно желанный брак. Напротив, походка его была так торжественна, лицо носило выражение такой суровости, что это сразу бросилось в глаза обоим охотникам.
   - Ого! - воскликнул Чистое Сердце веселым тоном. - У вас очень мрачный вид! Не увидели ли вы при въезде в селение пять ворон по правую сторону от вас? Или нож ваш трижды вонзился в землю? Каждому известно, что это дурные приметы.
   Прежде чем ответить, вождь окинул комнату подозрительным взглядом.
   - Нет, - сказал он тихо и сдержанно, - Черный Олень не видел пяти ворон по правую сторону от себя, но он видел по левую сторону от себя лисицу, а в кустарнике целую стаю сов.
   - Знаете, вождь, я вас совсем не понимаю! - воскликнул Чистое Сердце, смеясь.
   - И я тоже! - заметил Транкиль с лукавой улыбкой.
   Вождь мужественно вынес двойную насмешку.
   Ни один мускул его лица не дрогнул, напротив, черты его стали еще более мрачными.
   - Пусть братья мои смеются, - сказал он. - Они бледнолицые. Какое им дело до того, что случится с индейцами!
   - Простите, вождь, - возразил Чистое Сердце, сразу став серьезным. Ни я, ни мой друг не хотели обидеть вас.
   - Я знаю это, - сказал вождь. - Братья мои не могли предположить, что в такой день, как сегодня, я могу быть печален.
   - Вы правы. Но теперь уши наши открыты. Пусть брат мой говорит, мы выслушаем его с тем вниманием, которого заслуживают его слова.
   Индеец, казалось, с минуту колебался. Но затем, нагнувшись к Чистому Сердцу и Транкилю, сидевшим рядом с ним, тихо произнес.
   - Положение серьезно. У меня в распоряжении только несколько минут. Пусть братья слушают меня внимательно, я должен вернуться в хижину Черной Птицы, где меня ждут друзья и родные. Слушают ли меня мои братья?
   - Мы слушаем, - ответили в один голос охотники.
   Прежде чем снова заговорить, Черный Олень тщательно осмотрел стены комнаты и отворил двери, точно боялся, что его подслушают. Удостоверившись в том, что никто его не может услышать, он возвратился к охотникам, с любопытством наблюдавшим за его странным поведением, и понизил голос до шепота:
   - Большая беда угрожает команчам-антилопам.
   - Почему, вождь?
   - Апачи скрываются в окрестностях селения.
   - Как вы это узнали?
   - Я их видел.
   - Мой брат видел апачей?
   Вождь тонко улыбнулся.
   - Да, - сказал он, - Черный Олень великий храбрец, у него чутье борзых, принадлежащих его брату. Он почуял врага. Почуять - значит для воина видеть.
   - Да, но пусть брат мой остережется. Чувства - плохой советчик, возразил Чистое Сердце.
   Черный Олень пренебрежительно пожал плечами.
   - Сегодня ночью в лесу не было ни малейшего движения воздуха, а между тем листья на деревьях шевелились, трава волновалась.
   - Да, это удивительно! - сказал Чистое Сердце. - Посланный от апачей-бизонов в настоящее время в нашем селении. Если так, мы - жертвы ужасного предательства.
   - Голубая Лисица - изменник, предавший свой народ, - сказал индеец с некоторым волнением, - чего можно ждать от такого человека? Он пришел сюда, чтобы усыпить бдительность воинов.
   - Да, - сказал Чистое Сердце задумчиво. - Очень может быть. Но что же делать? Предупредил ли брат мой об этом вождей?
   - Да. В то время как Голубая Лисица просил глашатая созвать совет, Черный Олень говорил с Черной Птицей, Прыгающей Пантерой и Рысью.
   - Отлично. Что они решили?
   - Решили под благовидным предлогом оставить Голубую Лисицу заложником. С закатом солнца двести воинов под предводительством Чистого Сердца нападут на врага. Черный Олень будет их проводником. Враг знает, что лазутчик его в селении. Он сам попадет в расставленный им капкан.
   Чистое Сердце несколько минут молчал, он соображал.
   - Пусть брат мой слушает, - сказал он наконец. - Я готов повиноваться приказанию совета вождей племени, но не хочу, чтобы воинов, которые будут вверены моему попечению, задушили. Апачи-бизоны - старые, болтливые и крикливые бабы и трусы, которым мы будем давать юбки всякий раз, как встретимся с ними в прериях лицом к лицу. Но теперь - иное дело, теперь они находятся в засаде, в местности, выбранной ими заранее. Ее преимущества им хорошо известны. Как бы хорошо ни повел молодых людей мой брат, апачи их выследят, а этого нельзя допустить.
   - Что же сделает мой брат? - спросил Черный Олень с чуть заметной тревогой.
   - Солнце прошло уже две трети своего пути. Черный Олень лично предупредит воинов, что каждый из них должен отправиться отдельно от других к горе Черного Медведя через час после захода солнца. Это ни в ком не возбудит подозрения, все будут думать, что они отправились на охоту. Если неприятель разослал шпионов, то и им не придет в голову, что охотники, разъехавшиеся в разные стороны, посланы для нападения на неприятеля. Затем, когда солнце скроется, мой брат, белый охотник и я сядем в священной пещере Красной горы на лошадей и присоединимся к краснокожим. Хорошо ли я сказал? Нравится ли это моему брату?
   Пока Чистое Сердце излагал свой план, вождь обнаруживал признаки живейшей радости и восхищения.
   - Мой брат хорошо говорил! - ответил он. - Разум его велик, хотя волосы его черны. Мудрость Владыки Жизни царит в нем. Все будет сделано так, как он хочет. Черный Олень будет повиноваться ему. Он в точности исполнит мудрые советы своего брата.
   - Хорошо! Пусть брат мой будет осторожен, Голубая Лисица очень хитер.
   - Голубая Лисица - собака, которой Черный Олень отрежет уши. Пусть мой брат охотник не беспокоится. Все будет сделано так, как он хочет.
   Обменявшись еще несколькими словами с Чистым Сердцем, чтобы сговориться с ним окончательно, Черный Олень удалился.
   - Вы поедете со мной, Транкиль, не так ли? - спросил молодой человек канадца, когда они остались наедине.
   - Pardieu! (Еще бы! (фр.)) Разве вы в этом сомневаетесь? - ответил тот. - Что мне здесь делать без вас? Я предпочитаю сопровождать вас, тем более, что, по моему мнению, нам предстоит резня.
   - Вы не ошиблись. Для меня очевидно, что апачи не рискнули бы приблизиться к селению, если б их было мало.
   - Двухсот человек в таком случае недостаточно! Вы должны потребовать еще людей.
   - Зачем? При внезапном нападении обычно сильнее тот, кто нападает - мы постараемся атаковать врага.
   - Правда, карамба! Я в восторге от этого. Давно уж я не слышал запаха пороха; я чувствую, что начинаю покрываться ржавчиной. Это встряхнет меня.
   В ответ на это Чистое Сердце рассмеялся, Транкиль ему вторил. После этого они заговорили о другом.
   ГЛАВА XIV. Два врага
   В северных широтах Америки ночь наступает почти мгновенно и незаметно, сумерек там нет вовсе. Не успеет солнце исчезнуть с горизонта, настает глубокая ночь. В то время года, когда происходили события, служащие предметом нашего рассказа, солнце садилось в семь часов.
   Полчаса спустя Транкиль и Чистое Сердце выехали из дома в селение верхом на прекрасных мустангах, сопровождаемые Эусебио, который во что бы то ни стало желал принять участие в этой экспедиции. Ни просьбы, ни увещания не могли заставить его остаться дома. Проехав всего несколько шагов по площади, канадец взялся за повод лошади молодого человека.
   - Что вы хотите от меня? - спросил тот.
   - Разве мы не возьмем с собой наших товарищей? - ответил вопросом на вопрос охотник.
   - А вы считаете, что это необходимо?
   - Э! За исключением монаха, который мало на что годен, все - отличные ребята, и ружья их могут при случае очень пригодиться нам.
   - Вы правы, предупредите их, посвятите в двух словах в дело и догоняйте меня.
   - А как вы думаете, отъезд такого большого числа всадников не возбудит подозрений у Голубой Лисицы, который, без сомнения, бродит где-нибудь поблизости?