Страница:
— Вы несправедливы к этому молодому человеку, милое дитя мое, он не заслуживает подобного о нем мнения; мы все здесь исполняем наш долг, и никто не вправе отказаться от него; но я уверен в том, что дон Октавио исполняет в настоящую минуту свою обязанность совершенно против воли.
— Правда, правда, отец мой, я несправедлива, — отвечала молодая девушка со слезами на глазах, — я слишком раздражительна и сама не знаю, что говорю, простите меня.
— Вас простить! — сказал Валентин, целуя ее. — В чем же мне вас прощать? Что же вы сделали дурного?
— О, как вы добры! — прошептала она, обнимая его.
Вся покраснев от волнения, она удалилась в свою пещеру.
Валентин встал, закурил сигару и вышел.
Дон Грегорио, слышавший этот короткий, но тем не менее заинтересовавший его разговор, тоже встал со своего места и отправился почти вслед за Валентином.
— Что это за человек, которого вы называете один раз Бенито Рамиресем, другой раз Октавио Варгасом и о котором вы только что говорили с донной Розарио? — спросил он Валентина, небрежно смявшего тоненькую сигаретку между своими пальцами.
Валентин улыбнулся.
— Это целый роман, мой дорогой дон Грегорио, — весело сказал Валентин, — это роман, преисполненный чистой, целомудренной и глубокой любви и который заинтересует вас так же, как и меня, если я расскажу вам его.
— Он уже и теперь интересует меня, мой друг; расскажите.
— Хорошо, я расскажу вам его, если вы хотите. Дон Октавио Варгас принадлежит к одной из лучших мексиканских фамилий, очень богат, одарен замечательными способностями и добрым сердцем и, что важнее всего, честный, неиспорченный молодой человек.
— И этот молодой человек находится здесь только для донны Розарио?
— Только для нее одной.
— Он ее любит?
— До сумасшествия. Разве я не говорил вам об этом?
— Но отчего же вы, мой друг, не рассказали мне до сих пор этой истории, которая должна быть очень интересна?
— С удовольствием расскажу ее вам теперь, тем более что, говоря откровенно, я очень люблю дона Октавио Варгаса: это мой фаворит.
— Хорошо, говорите, мой друг, я вас слушаю.
В несколько минут Валентин рассказал другу своему со всеми подробностями историю, которую читатель знает уже.
Дон Грегорио слушал с большим вниманием и не прерывал его более.
— Как вы находите эту историю? — спросил Валентин, окончив свой рассказ, — не правда ли, она очень интересна?
— О да! — отвечал дон Грегорио, — это, как видно, прекрасный молодой человек и любит, наверно, донну Розарио от всего сердца.
— Значит, вам нравится мой Октавио?
— Очень.
— И вы согласны со мной, что он сделает ее счастливой!
— Конечно, если это только от него будет зависеть. Кстати, эта новая экспедиция, ради которой вы нас завтра оставляете, очень серьезна?
— Да, мой друг; мы идем атаковать один английский отряд, который намерен соединиться с другим отрядом, идущим из Кинсбору, в английской Колумбии.
— Что вы мне говорите, мой друг?
— Правду.
— Я это знаю, но отчего вы мешаетесь в это дело, вы, человек такой опытный и дальновидный?
— Вот вследствие того, что я такой человек, как вы говорите, я и мешаюсь в это дело.
— Ровно ничего не понимаю.
— Быть может; но вы меня поймете.
— Ничего не желал бы лучше.
— Вы знаете, что Канада уступлена Англии французами?
— Да, об этой сдаче я часто слышал рассказы моих охотников, которые чрезвычайно враждебно относятся к англичанам.
— Ну вот, следствием смешения двух рас, белых и красных, были Сожженные леса.
— Жестокие люди.
— Не правда ли? В продолжение ста лет эти Сожженные леса чрезвычайно размножились, но остались почти такими же, как были и прежде, то есть полуцивилизованными, неустрашимыми охотниками, превосходными трапперами, обожавшими только свободу и сохранившими непримиримую ненависть к англичанам. Они основали несколько деревень, которые со временем превратились в города. Тогда англичанам вздумалось присоединить это народонаселение к своим владениям. Конечно, Сожженные леса начали сопротивляться, и завязалась страшная война, которая продолжалась около десяти лет и окончилась победой на стороне англичан. Теперь численное превосходство и многие другие благоприятные условия на нашей стороне; торжество же Сожженных лесов сохранит и упрочит за нами последнюю границу наших территорий охоты.
— Понимаю; но уверены ли вы в победе?
— Твердо уверен, потому что на то воля Провидения, противодействовать которой человек не в силах. Европейцы сделали свое дело в Америке и должны в недалеком будущем исчезнуть; дни существования европейских колоний в Америке сочтены; в народонаселении Канады нет ни малейшего сочувствия к Англии, которая сделала ей гораздо более вреда, чем пользы. Не более как лет через двадцать Канада составит с этой местностью одну независимую республику или же присоединится к Соединенным Штатам; это ничего более, как вопрос времени. Первый удар молота уже нанесен английскому могуществу Сожженными лесами, или союзниками Красной реки, как они себя называют; англичане разбиты своими врагами, которые теперь ничего не боятся, потому что первый успех ободрил их и вдохнул в них непреоборимое мужество, и они добьются своей единственной, заветной мечты: быть свободными.
— И вы думаете, что эта битва будет серьезная?
— Очень серьезная, мой друг.
— Вы возьмете с собой дона Луиса?
— Конечно, дон Луис никогда не простит мне, если я не возьму его с собой.
— Вы правы, но скажите пожалуйста…
— Что такое?
— В Новом Орлеане я отдал вам на сохранение одно письмо…
— От моего молочного брата?
— Да. Оно теперь при вас?
— Я никогда не оставляю его, мой друг.
— Вы помните наше условие?
— Да, конечно, у нас было условие, чтобы возвратить вам его, когда мы встретимся в пустыне.
— Совершенно справедливо.
— Вы хотите, чтобы я вам отдал его?
— Да.
— Правда, неизвестно, что может случиться.
— О, что вы говорите, мой друг! — быстро воскликнул дон Грегорио.
— Мало ли примеров, мой друг? Я подвергаюсь большой опасности и очень легко могу быть убитым. Для предосторожности передайте мне содержание этого письма.
— О, мой друг! Я вам возвращу его.
— Но не будет ли поздно?
— Нет, нет, мой друг, вы ошибаетесь; я вполне уверен, что ничего дурного не случится. Если я беру у вас это письмо, то с тем, чтобы скоро возвратить вам его.
— Да будет по-вашему.
Он вынул из своего кармана бумажник, достал оттуда запечатанный конверт и передал его дону Грегорио.
— Возьмите, мой друг, — сказал он.
— Благодарю, — ответил дон Грегорио, спрятав письмо с видом удовольствия, что очень заинтересовало Искателя следов.
— Теперь выслушайте меня, — сказал Валентин. — Тотчас же после сражения я пришлю вам Кастора и Павлета с некоторыми инструкциями, которые прошу вас выполнить и точности.
— Обещаю.
— С ними вместе придут к вам пятнадцать охотников.
— Разве вы не возвратитесь сюда?
— Нет, мы соединимся с вами после.
— Но для чего же вы мне пришлете столько людей?
— Вы это узнаете. Могу ли я положиться на вас?
— Как на самого себя.
— Благодарю. Теперь мы с вами расстанемся. Будьте так добры, пришлите ко мне дона Луиса; мне необходимо его видеть.
— Сейчас, мой друг.
И они расстались.
— Отчего он взял у меня письмо? — пробормотал Валентин в задумчивости.
— Я хочу, чтобы он был счастлив, когда возвратится! — говорил между тем дон Грегорио, направляясь к пещере.
Войдя в лагерь, Валентин позвал несколько охотников и приказал им собрать всех остальных своих товарищей, сказав, что хочет с ними говорить.
Охотники тотчас же удалились, чтобы исполнить его приказание.
В эту минуту к нему подошел дон Луис.
— Дон Грегорио передал мне, что вам необходимо со мною видеться, отец мой, — сказал он,
— Ничего нет важного, мой дорогой Луис, — отвечал Валентин с улыбкой, — я только хочу сказать вам, что мы должны расстаться на несколько дней. Вот почему я просил дона Грегорио позвать вас ко мне. Я не хотел говорить вам об этом в пещере, так как там могла меня услышать ваша сестра; ее опечалило бы это известие, а я именно этого и хотел избегнуть.
— Как, я расстанусь с вами, мой отец? Но ведь это невозможно! — воскликнул молодой человек.
— Это необходимо, дитя мое; вы слышали наш разговор при свидании с краснокожими, который происходил при вас. Завтра мы отправляемся на битву. Дело, по всей вероятности, будет серьезное и…
— Вы отправляетесь на битву, — прервал его молодой человек с жаром, — подвергаете себя опасности рискуете, быть может, своею жизнью, — что же может меня удержать здесь? О, вы не любите меня, мой отец!
— Напротив, дитя мое, из любви к вам я и не хочу подвергать вас…
— Нет, нет, мой отец, это не потому!
— Но почему же, мой милый Луис?
— Потому что вы считаете меня трусом, недостойным сражаться вместе с вами! — отвечал молодой человек, вспыхнув.
— О, дорогой мой Луис! Возможно ли так ошибаться во мне? Уверяю вас, что я только ввиду вашей безопасности хочу, чтобы вы поступили так, как я советую вам.
— Не стану спорить с вами, отец мой, — отвечал молодой человек с твердой решимостью. — Верю, что вы говорите только то, что думаете. Конечно, вы имеете право не взять меня с собою, но уверяю вас святой памятью о моей матери, что ничто не может мне помешать последовать за вами, ничто на свете! Я отправлюсь один и выполню мой долг солдата.
— Дитя мое, вы находитесь в возбужденном состоянии.
— Быть может, но не настолько, чтобы не отличить честь от бесчестия, отец мой. Моя решимость непоколебима; я ни за что не изменю своего намерения.
— Хорошо ли вы обдумали свое намерение отправиться со мною, Луис? — спросил его Валентин после небольшого молчания.
— Да, обдумал и твердо решился поступить таким образом; но я вижу, что в душе вы одобряете мое намерение, отец мой, я уверен в этом.
Валентин не мог выдержать долее, к тому же он достиг своей цели, так как ему только хотелось испытать молодого человека.
— Хорошо, пусть будет так! — сказал он, протягивая ему руку, — я согласен, Луис, чтобы вы отправились со мною.
— О, благодарю вас, благодарю, отец мой! — воскликнул молодой человек, бросаясь в его объятия.
Между тем посредине лагеря, согласно с распоряжением Валентина, собрались все охотники и ожидали его приказаний.
Они подошли к собравшейся группе охотников; Валентин поднялся на стол, молча и внимательно окинул их взглядом и, сняв свою меховую шапку, поклонился и сказал:
— Здравствуйте, товарищи; я созвал вас, чтобы говорить с вами об одном очень важном деле.
В одно мгновение все головы обнажились, и охотники почтительно приветствовали Искателя следов в один голос.
— Товарищи, я собрал вас для того, чтобы сообщить вам важное известие; обращаюсь в особенности к тем из вас, которые были приглашены от моего имени из Сен-Луи Миссури доном Грегорио Перальта; все прочие — мои старые друзья, они поклялись следовать за мною всюду; я слишком надеюсь на их доверие ко мне, чтобы спрашивать их мнения.
— Да, да! — отвечали прежние охотники.
— Я должен говорить с вами, товарищи, — продолжал Валентин, — откровенно, как с друзьями, которые мне дороги и которые знают, что я всегда защищаю их интересы, где только могу.
— Да, да! — отвечали все охотники.
— Вы знаете, что англичане из Канады давно уж ведут войну с союзниками Сожженных лесов и Красной реки. Цель их очевидна: они хотят поработить Сожженные леса, завести колонии в обильных роскошными травами равнинах Красной реки, соединить Колумбию и Ванкуве с Канадой и устроить в горах Рошез крепости. Вы теперь понимаете, товарищи, каких несчастных последствий нам следует ожидать от этого ужасного плана? Если он осуществится, то наши богатые охотничьи территории будут англичанами уничтожены, мы будем разорены и вынуждены умереть от голода.
В толпе охотников эти последние слова произвели волнение, которое продолжалось несколько минут; Валентин дал ему время утихнуть, потом продолжал:
— Я решился препятствовать осуществлению этого ненавистного плана, который для нас — все равно что смерть. Вот почему я заключил двойной союз: с краснокожими и Сожженными лесами. Завтра английская колонна, вышедшая из Канады, должна проходить недалеко от того места, где мы находимся, чтобы соединиться с другой колонной, высланной из Колумбии. Я и мои союзники решились напасть на эту колонну, разбить ее и потом пойти навстречу другой колонне, чтобы возвратить ее в Колумбию. Согласны ли вы следовать за мною и сознаете ли, что это сражение для нас полезно?
— Да, да! — закричали охотники с энтузиазмом.
— Кто хочет последовать за мною, пусть станет по правую сторону, — сказал Валентин.
— Это бесполезно! — воскликнул Том Трик, влезая на стол, — мы последуем все… впрочем, смотрите.
В эту минуту все без исключения охотники выстроились на правой стороне.
— Благодарю вас, товарищи, — сказал Валентин, — еще одно слово.
Тотчас же снова воцарилась тишина
— Битва будет жестокая, а потому берите из своей среды одиннадцать надежных вождей: один будет командовать всем отрядом, остальные десять — отдельными частями, состоящими каждая из двадцати человек.
— Командира целого отряда нетрудно выбрать, это вы! — закричал Том Трик. — Никто искуснее вас не сумеет повести нас в битву; притом, разве вы и так не вождь наш везде и всегда?
Этот первый выбор был встречен всеми охотниками с энтузиазмом.
— Благодарю вас, — сказал Валентин, — будьте уверены, что я оправдаю ваше доверие ко мне. Теперь выберите остальных вождей, но не подавайте голосов ни за Курумиллу, ни за Блю-Девиля, ни за Бенито Рамиреса, они не будут участвовать в экспедиции.
Выборы начались; дон Луис со всей юношеской восторженностью принимал в них участие.
Прения длились около часу; наконец, Том Трик приблизился к Валентину и поднес ему список выбранных охотников.
— Вожди выбраны, — сказал он, передавая ему лист бумаги.
— Хорошо, по мере того как я буду провозглашать их имена, все мною вызванные становитесь по левую сторону. Потом вы последуете за мной, чтобы получить последние инструкции. Слушайте!
Воцарилось глубокое молчание.
Валентин прочитал:
— Бальюмер, Кастор, Навая, Павлет, Луис де Пребуа-Крансе, Том Трик, Джонсон, Лесманн, Янсен, Мортье.
Каждый поименованный кланялся и отходил в сторону.
При имени Луиса Валентин сильно сжал руку молодого человека, гордясь этим отличием.
— Выбор очень удачный, — сказал Валентин. — Теперь, товарищи, почистите ваше оружие, сделайте запас продовольствия на два дня и возьмите с собою мешки; мы пойдем пешком; выступление в три часа утра; вечером мы выпьем старой французской водки, чтобы подкрепить наши силы, и затем наполним бутылки на дорогу.
Он возвратился в пещеру, сопровождаемый десятью новыми вождями.
Глава IX. Индейцы
— Правда, правда, отец мой, я несправедлива, — отвечала молодая девушка со слезами на глазах, — я слишком раздражительна и сама не знаю, что говорю, простите меня.
— Вас простить! — сказал Валентин, целуя ее. — В чем же мне вас прощать? Что же вы сделали дурного?
— О, как вы добры! — прошептала она, обнимая его.
Вся покраснев от волнения, она удалилась в свою пещеру.
Валентин встал, закурил сигару и вышел.
Дон Грегорио, слышавший этот короткий, но тем не менее заинтересовавший его разговор, тоже встал со своего места и отправился почти вслед за Валентином.
— Что это за человек, которого вы называете один раз Бенито Рамиресем, другой раз Октавио Варгасом и о котором вы только что говорили с донной Розарио? — спросил он Валентина, небрежно смявшего тоненькую сигаретку между своими пальцами.
Валентин улыбнулся.
— Это целый роман, мой дорогой дон Грегорио, — весело сказал Валентин, — это роман, преисполненный чистой, целомудренной и глубокой любви и который заинтересует вас так же, как и меня, если я расскажу вам его.
— Он уже и теперь интересует меня, мой друг; расскажите.
— Хорошо, я расскажу вам его, если вы хотите. Дон Октавио Варгас принадлежит к одной из лучших мексиканских фамилий, очень богат, одарен замечательными способностями и добрым сердцем и, что важнее всего, честный, неиспорченный молодой человек.
— И этот молодой человек находится здесь только для донны Розарио?
— Только для нее одной.
— Он ее любит?
— До сумасшествия. Разве я не говорил вам об этом?
— Но отчего же вы, мой друг, не рассказали мне до сих пор этой истории, которая должна быть очень интересна?
— С удовольствием расскажу ее вам теперь, тем более что, говоря откровенно, я очень люблю дона Октавио Варгаса: это мой фаворит.
— Хорошо, говорите, мой друг, я вас слушаю.
В несколько минут Валентин рассказал другу своему со всеми подробностями историю, которую читатель знает уже.
Дон Грегорио слушал с большим вниманием и не прерывал его более.
— Как вы находите эту историю? — спросил Валентин, окончив свой рассказ, — не правда ли, она очень интересна?
— О да! — отвечал дон Грегорио, — это, как видно, прекрасный молодой человек и любит, наверно, донну Розарио от всего сердца.
— Значит, вам нравится мой Октавио?
— Очень.
— И вы согласны со мной, что он сделает ее счастливой!
— Конечно, если это только от него будет зависеть. Кстати, эта новая экспедиция, ради которой вы нас завтра оставляете, очень серьезна?
— Да, мой друг; мы идем атаковать один английский отряд, который намерен соединиться с другим отрядом, идущим из Кинсбору, в английской Колумбии.
— Что вы мне говорите, мой друг?
— Правду.
— Я это знаю, но отчего вы мешаетесь в это дело, вы, человек такой опытный и дальновидный?
— Вот вследствие того, что я такой человек, как вы говорите, я и мешаюсь в это дело.
— Ровно ничего не понимаю.
— Быть может; но вы меня поймете.
— Ничего не желал бы лучше.
— Вы знаете, что Канада уступлена Англии французами?
— Да, об этой сдаче я часто слышал рассказы моих охотников, которые чрезвычайно враждебно относятся к англичанам.
— Ну вот, следствием смешения двух рас, белых и красных, были Сожженные леса.
— Жестокие люди.
— Не правда ли? В продолжение ста лет эти Сожженные леса чрезвычайно размножились, но остались почти такими же, как были и прежде, то есть полуцивилизованными, неустрашимыми охотниками, превосходными трапперами, обожавшими только свободу и сохранившими непримиримую ненависть к англичанам. Они основали несколько деревень, которые со временем превратились в города. Тогда англичанам вздумалось присоединить это народонаселение к своим владениям. Конечно, Сожженные леса начали сопротивляться, и завязалась страшная война, которая продолжалась около десяти лет и окончилась победой на стороне англичан. Теперь численное превосходство и многие другие благоприятные условия на нашей стороне; торжество же Сожженных лесов сохранит и упрочит за нами последнюю границу наших территорий охоты.
— Понимаю; но уверены ли вы в победе?
— Твердо уверен, потому что на то воля Провидения, противодействовать которой человек не в силах. Европейцы сделали свое дело в Америке и должны в недалеком будущем исчезнуть; дни существования европейских колоний в Америке сочтены; в народонаселении Канады нет ни малейшего сочувствия к Англии, которая сделала ей гораздо более вреда, чем пользы. Не более как лет через двадцать Канада составит с этой местностью одну независимую республику или же присоединится к Соединенным Штатам; это ничего более, как вопрос времени. Первый удар молота уже нанесен английскому могуществу Сожженными лесами, или союзниками Красной реки, как они себя называют; англичане разбиты своими врагами, которые теперь ничего не боятся, потому что первый успех ободрил их и вдохнул в них непреоборимое мужество, и они добьются своей единственной, заветной мечты: быть свободными.
— И вы думаете, что эта битва будет серьезная?
— Очень серьезная, мой друг.
— Вы возьмете с собой дона Луиса?
— Конечно, дон Луис никогда не простит мне, если я не возьму его с собой.
— Вы правы, но скажите пожалуйста…
— Что такое?
— В Новом Орлеане я отдал вам на сохранение одно письмо…
— От моего молочного брата?
— Да. Оно теперь при вас?
— Я никогда не оставляю его, мой друг.
— Вы помните наше условие?
— Да, конечно, у нас было условие, чтобы возвратить вам его, когда мы встретимся в пустыне.
— Совершенно справедливо.
— Вы хотите, чтобы я вам отдал его?
— Да.
— Правда, неизвестно, что может случиться.
— О, что вы говорите, мой друг! — быстро воскликнул дон Грегорио.
— Мало ли примеров, мой друг? Я подвергаюсь большой опасности и очень легко могу быть убитым. Для предосторожности передайте мне содержание этого письма.
— О, мой друг! Я вам возвращу его.
— Но не будет ли поздно?
— Нет, нет, мой друг, вы ошибаетесь; я вполне уверен, что ничего дурного не случится. Если я беру у вас это письмо, то с тем, чтобы скоро возвратить вам его.
— Да будет по-вашему.
Он вынул из своего кармана бумажник, достал оттуда запечатанный конверт и передал его дону Грегорио.
— Возьмите, мой друг, — сказал он.
— Благодарю, — ответил дон Грегорио, спрятав письмо с видом удовольствия, что очень заинтересовало Искателя следов.
— Теперь выслушайте меня, — сказал Валентин. — Тотчас же после сражения я пришлю вам Кастора и Павлета с некоторыми инструкциями, которые прошу вас выполнить и точности.
— Обещаю.
— С ними вместе придут к вам пятнадцать охотников.
— Разве вы не возвратитесь сюда?
— Нет, мы соединимся с вами после.
— Но для чего же вы мне пришлете столько людей?
— Вы это узнаете. Могу ли я положиться на вас?
— Как на самого себя.
— Благодарю. Теперь мы с вами расстанемся. Будьте так добры, пришлите ко мне дона Луиса; мне необходимо его видеть.
— Сейчас, мой друг.
И они расстались.
— Отчего он взял у меня письмо? — пробормотал Валентин в задумчивости.
— Я хочу, чтобы он был счастлив, когда возвратится! — говорил между тем дон Грегорио, направляясь к пещере.
Войдя в лагерь, Валентин позвал несколько охотников и приказал им собрать всех остальных своих товарищей, сказав, что хочет с ними говорить.
Охотники тотчас же удалились, чтобы исполнить его приказание.
В эту минуту к нему подошел дон Луис.
— Дон Грегорио передал мне, что вам необходимо со мною видеться, отец мой, — сказал он,
— Ничего нет важного, мой дорогой Луис, — отвечал Валентин с улыбкой, — я только хочу сказать вам, что мы должны расстаться на несколько дней. Вот почему я просил дона Грегорио позвать вас ко мне. Я не хотел говорить вам об этом в пещере, так как там могла меня услышать ваша сестра; ее опечалило бы это известие, а я именно этого и хотел избегнуть.
— Как, я расстанусь с вами, мой отец? Но ведь это невозможно! — воскликнул молодой человек.
— Это необходимо, дитя мое; вы слышали наш разговор при свидании с краснокожими, который происходил при вас. Завтра мы отправляемся на битву. Дело, по всей вероятности, будет серьезное и…
— Вы отправляетесь на битву, — прервал его молодой человек с жаром, — подвергаете себя опасности рискуете, быть может, своею жизнью, — что же может меня удержать здесь? О, вы не любите меня, мой отец!
— Напротив, дитя мое, из любви к вам я и не хочу подвергать вас…
— Нет, нет, мой отец, это не потому!
— Но почему же, мой милый Луис?
— Потому что вы считаете меня трусом, недостойным сражаться вместе с вами! — отвечал молодой человек, вспыхнув.
— О, дорогой мой Луис! Возможно ли так ошибаться во мне? Уверяю вас, что я только ввиду вашей безопасности хочу, чтобы вы поступили так, как я советую вам.
— Не стану спорить с вами, отец мой, — отвечал молодой человек с твердой решимостью. — Верю, что вы говорите только то, что думаете. Конечно, вы имеете право не взять меня с собою, но уверяю вас святой памятью о моей матери, что ничто не может мне помешать последовать за вами, ничто на свете! Я отправлюсь один и выполню мой долг солдата.
— Дитя мое, вы находитесь в возбужденном состоянии.
— Быть может, но не настолько, чтобы не отличить честь от бесчестия, отец мой. Моя решимость непоколебима; я ни за что не изменю своего намерения.
— Хорошо ли вы обдумали свое намерение отправиться со мною, Луис? — спросил его Валентин после небольшого молчания.
— Да, обдумал и твердо решился поступить таким образом; но я вижу, что в душе вы одобряете мое намерение, отец мой, я уверен в этом.
Валентин не мог выдержать долее, к тому же он достиг своей цели, так как ему только хотелось испытать молодого человека.
— Хорошо, пусть будет так! — сказал он, протягивая ему руку, — я согласен, Луис, чтобы вы отправились со мною.
— О, благодарю вас, благодарю, отец мой! — воскликнул молодой человек, бросаясь в его объятия.
Между тем посредине лагеря, согласно с распоряжением Валентина, собрались все охотники и ожидали его приказаний.
Они подошли к собравшейся группе охотников; Валентин поднялся на стол, молча и внимательно окинул их взглядом и, сняв свою меховую шапку, поклонился и сказал:
— Здравствуйте, товарищи; я созвал вас, чтобы говорить с вами об одном очень важном деле.
В одно мгновение все головы обнажились, и охотники почтительно приветствовали Искателя следов в один голос.
— Товарищи, я собрал вас для того, чтобы сообщить вам важное известие; обращаюсь в особенности к тем из вас, которые были приглашены от моего имени из Сен-Луи Миссури доном Грегорио Перальта; все прочие — мои старые друзья, они поклялись следовать за мною всюду; я слишком надеюсь на их доверие ко мне, чтобы спрашивать их мнения.
— Да, да! — отвечали прежние охотники.
— Я должен говорить с вами, товарищи, — продолжал Валентин, — откровенно, как с друзьями, которые мне дороги и которые знают, что я всегда защищаю их интересы, где только могу.
— Да, да! — отвечали все охотники.
— Вы знаете, что англичане из Канады давно уж ведут войну с союзниками Сожженных лесов и Красной реки. Цель их очевидна: они хотят поработить Сожженные леса, завести колонии в обильных роскошными травами равнинах Красной реки, соединить Колумбию и Ванкуве с Канадой и устроить в горах Рошез крепости. Вы теперь понимаете, товарищи, каких несчастных последствий нам следует ожидать от этого ужасного плана? Если он осуществится, то наши богатые охотничьи территории будут англичанами уничтожены, мы будем разорены и вынуждены умереть от голода.
В толпе охотников эти последние слова произвели волнение, которое продолжалось несколько минут; Валентин дал ему время утихнуть, потом продолжал:
— Я решился препятствовать осуществлению этого ненавистного плана, который для нас — все равно что смерть. Вот почему я заключил двойной союз: с краснокожими и Сожженными лесами. Завтра английская колонна, вышедшая из Канады, должна проходить недалеко от того места, где мы находимся, чтобы соединиться с другой колонной, высланной из Колумбии. Я и мои союзники решились напасть на эту колонну, разбить ее и потом пойти навстречу другой колонне, чтобы возвратить ее в Колумбию. Согласны ли вы следовать за мною и сознаете ли, что это сражение для нас полезно?
— Да, да! — закричали охотники с энтузиазмом.
— Кто хочет последовать за мною, пусть станет по правую сторону, — сказал Валентин.
— Это бесполезно! — воскликнул Том Трик, влезая на стол, — мы последуем все… впрочем, смотрите.
В эту минуту все без исключения охотники выстроились на правой стороне.
— Благодарю вас, товарищи, — сказал Валентин, — еще одно слово.
Тотчас же снова воцарилась тишина
— Битва будет жестокая, а потому берите из своей среды одиннадцать надежных вождей: один будет командовать всем отрядом, остальные десять — отдельными частями, состоящими каждая из двадцати человек.
— Командира целого отряда нетрудно выбрать, это вы! — закричал Том Трик. — Никто искуснее вас не сумеет повести нас в битву; притом, разве вы и так не вождь наш везде и всегда?
Этот первый выбор был встречен всеми охотниками с энтузиазмом.
— Благодарю вас, — сказал Валентин, — будьте уверены, что я оправдаю ваше доверие ко мне. Теперь выберите остальных вождей, но не подавайте голосов ни за Курумиллу, ни за Блю-Девиля, ни за Бенито Рамиреса, они не будут участвовать в экспедиции.
Выборы начались; дон Луис со всей юношеской восторженностью принимал в них участие.
Прения длились около часу; наконец, Том Трик приблизился к Валентину и поднес ему список выбранных охотников.
— Вожди выбраны, — сказал он, передавая ему лист бумаги.
— Хорошо, по мере того как я буду провозглашать их имена, все мною вызванные становитесь по левую сторону. Потом вы последуете за мной, чтобы получить последние инструкции. Слушайте!
Воцарилось глубокое молчание.
Валентин прочитал:
— Бальюмер, Кастор, Навая, Павлет, Луис де Пребуа-Крансе, Том Трик, Джонсон, Лесманн, Янсен, Мортье.
Каждый поименованный кланялся и отходил в сторону.
При имени Луиса Валентин сильно сжал руку молодого человека, гордясь этим отличием.
— Выбор очень удачный, — сказал Валентин. — Теперь, товарищи, почистите ваше оружие, сделайте запас продовольствия на два дня и возьмите с собою мешки; мы пойдем пешком; выступление в три часа утра; вечером мы выпьем старой французской водки, чтобы подкрепить наши силы, и затем наполним бутылки на дорогу.
Он возвратился в пещеру, сопровождаемый десятью новыми вождями.
Глава IX. Индейцы
Была светлая, морозная ночь; по темно-голубому безоблачному небу, усеянному сверкающими звездами, разливался бледный свет полной луны; воздух был до того чист и прозрачен, что можно было различать предметы на довольно значительном расстоянии; ни малейшее дуновение ветра не нарушало тишины, царствовавшей в горах, остроконечные, неправильные верхушки которых величественно возвышались к небу и, освещенные бледными, трепещущими лучами луны, придавали всей окрестности какой-то чудный, фантастический характер.
В пещере также все было тихо; несколько человек, завернувшись в плащи, спали, растянувшись на земле.
Курумилла сидел у огня, опершись коленями о стену и опустив на руки голову; около него стояло прислоненное к стене его ружье; он был неподвижен, как статуя. В таком положении он находился в продолжение нескольких часов.
Спал ли он?
Никто не мог ответить на этот вопрос.
Вдруг он вздрогнул, поднял голову и окинул пещеру испытующим взглядом.
Решетка, заменяющая дверь в пещере донны Розарио, тихо приподнялась, и хорошенькая головка молодой девушки показалась у этого входа.
Шум, происшедший от этого осторожного движения, до того был незначителен, что, казалось, не должен был коснуться самого утонченного слуха, но только не вождя индейцев.
Его взоры направились к молодой девушке; он улыбнулся и положил палец на губы.
Очаровательная головка исчезла, и решетка снова затворилась.
Тогда Курумилла встал, подошел к окну пещеры и, устремив глаза к небу, казалось, наблюдал за чем-то с большим вниманием в продолжение нескольких минут.
Потом, когда, по его мнению, вычисления были определены с точностью, он возвратился к огню и, слегка наклонясь к первому спавшему, опустил руку на его плечо и сказал тихим голосом:
— Вставайте, Валентин, пора!
Искатель следов потянулся и тотчас же вскочил на ноги.
Курумилла разбудил второго спящего, потом третьего и так следовал до последнего.
В несколько секунд все уже были на ногах.
Все это были новые, выбранные после обеда офицеры.
Валентин собрал их вокруг себя.
— Друзья, — сказал он, — теперь два часа, дайте нашим товарищам позавтракать и выпить водки, потому что нехорошо отправляться в дорогу с пустым желудком, тем более в такую холодную ночь. Но поспешите, мы выступаем ровно в три часа, непременно.
Все десять лейтенантов тотчас же оставили пещеру.
— Что касается вас, вы знаете, как было условленно: как только вы получите от меня подкрепление, оставьте здесь женщин под защитой десяти человек, а сами тотчас же с остальными людьми отправьтесь в Прыжок Лося, на реке Журдан, где мы с вами соединимся.
— А донна Розарио?
— Вы приведете ее ко мне; я не хочу более расставаться с ней, это бедное дитя и так уж подвергалось многим опасностям.
В эту минуту кто-то тихо ударил его по плечу.
Валентин быстро обернулся.
Перед ним стояла донна Розарио.
— Вы не хотите со мной расставаться, отец мой, — сказала она с очаровательной улыбкой, — а между тем отправляетесь, не простившись со мной.
— Хорошо, дорогое мое дитя, я поцелую вас от всего моего сердца, но я не решался будить вас в такое позднее время.
— Но вы видите, я сама встала. О, мой добрый отец! — воскликнула она, бросаясь в его объятия со слезами на глазах, — я счастлива только тогда, когда нахожусь около вас! Пожалейте меня, не подвергайте себя слишком большой опасности. Я трепещу при мысли, что вы отправляетесь на битву, потому что знаю, как вы отважны. Боже, Боже! Что со мной будет, если вы умрете! О, если бы я тоже могла умереть тогда! Умоляю вас, сохраните себя для двух несчастных детей, которых ваш молочный брат вам завещал и которые любят вас как отца!
— Бедное дитя мое, — отвечал Валентин взволнованным голосом, — успокойтесь, не плачьте, вы отнимаете у меня мужество; я не буду подвергать себя опасности. Уповайте на Бога, дорогое дитя мое; он защитит меня и теперь, как всегда до настоящего времени.
— Вы не будете безрассудно подвергать себя опасности? Вы обещаете мне это? — настаивала она.
— Я буду исполнять свой долг, как вождь и как солдат, дитя мое. Но я не стану подвергать себя опасности иначе, как для того, чтобы показать пример моим товарищам. Прощайте, дитя мое, пора нам расстаться. Уйдите к себе, я вас прошу, я должен оставить вас.
— Я повинуюсь вам, отец мой, но обнимите меня еще раз!
Валентин сжал ее в своих объятиях, и слезы невольно готовы были брызнуть из его глаз.
— Прощайте, отец мой, я иду молить Бога о вашей безопасности.
— Да, дитя мое, молитесь! Молитва утешит и подкрепит вас. Бог услышит вас, потому что вы один из Его ангелов.
Он проводил молодую девушку и затворил решетку в ее пещеру.
— О, как хорошо быть любимым, — прошептал он, — не чувствовать своего одиночества на земле и слышать около себя биение двух искренно преданных сердец.
Валентин вытер струившиеся по его щекам слезы и подошел к Курумилле.
Вождь отвернулся, чтобы не видеть слабости своего друга.
— Прощайте, вождь, — сказал Валентин, — вы приведете с собою донну Розарио и двух пленников. Не забудьте.
— Отчего же с ними не покончить здесь?
— Нет, это невозможно. Они будут нам необходимы в Прыжке Лося.
Курумилла пожал плечами, но ничего не отвечал.
Они вышли из пещеры и направились к лагерю.
Охотники завтракали, пили и грелись у разложенных костров.
— Готовы ли вы, товарищи? — весело спросил Валентин.
Охотники отвечали утвердительно.
— Разделили ли вы отряд на десять частей, как я вам говорил?
— Все сделано так, как вы говорили.
— Хорошо. Стройтесь в колонну; уже три часа.
Охотники поднялись со своих мест.
— Мы не с краснокожими ведем войну, — продолжал Валентин, — и потому не имеем надобности скрывать свои следы, — как делают это индейцы; тем не менее нам не следует пренебрегать осторожностью. Самое главное, чтобы скрыть свое число. Для этого мы должны составить плотную массу, чтобы невозможно было пересчитать наши шаги. Вы понимаете меня?
— Да, командир, — отвечали охотники.
— Хорошо. Каждый офицер должен идти около своей части отряда, чтобы быть готовыми каждую минуту. Ну, теперь пусть нам Бог поможет! Стройся справа по четыре. Смирно! Марш!
Отряд тронулся.
Валентин пожал в последний раз руку вождя и отправился во главе отряда.
Курумилла стоял неподвижно до тех пор, пока отряд не исчез совершенно в изгибах бесконечных горных тропинок; тогда он возвратился в пещеру.
Искатель следов хорошо был знаком с самыми глухими местами гор Рошез: не было ни одной тропинки, ни одного оврага, ни одного утеса в этой местности, положение которых он не мог бы определить с замечательной точностью.
Старые охотники отряда, которые в продолжение многих лет скитались в этих горах, не узнавали местности, по которой они теперь проходили; по мере того как Валентин делал поворот за поворотом, они положительно сбивались с толку в своих соображениях и должны были наконец сознаться, что совершенно не понимают направления, взятого их командиром.
По их вычислениям долина Прохода Бизонов находилась в шестнадцати лье от Воладеро, если идти обыкновенным, им известным путем; но Валентин, не упуская из виду направления этого пути, вел их по самим глухим тропинкам и тем сократил расстояние на четыре лье.
Охотники были очень удивлены, когда к семи часам утра, на рассвете, они вышли из гор и увидели совершенно неожиданно перед собою равнину Прохода Бизонов, близости которой они даже и не подозревали.
Они сделали этот переход в четыре часа, тогда как, если бы идти их обыкновенным направлением, понадобилось бы не менее шести; сверх того они выиграли в расстоянии четыре лье, — результат превосходный.
Валентин расположил свой лагерь в чаще леса, чтобы скрыть свое присутствие от лазутчиков неприятеля, если бы они приблизились к равнине, и отдал приказание зажечь огни, приготовить чай и завтрак.
Охотники тотчас же занялись этими приготовлениями с большим усердием, потому что продолжительный поход возбудил в них сильный аппетит.
Отправляясь осматривать окрестности, Искатель следов взял с собою дона Луиса, который был в восторге от своей новой роли предводителя, и притом еще во время экспедиции.
Валентин замечал не без удовольствия этот юношеский пыл и склонность молодого человека к скитальческой жизни охотника.
Перед ними раскинулся красивый горный ландшафт.
Горы со всех сторон были окружены неизмеримым девственным лесом, состоящим из дуба, сосновых, кедровых и пробковых деревьев; широкая равнина тянулась внизу вдоль реки, или скорее потока, падающего каскадами с возвышенных уступов и терявшегося в зеленых лугах, под высокой травой которых скрывались неизмеримой глубины трясины, довольно характерно названные в Мексике chinapmas; на всем пространстве равнины виднелись кое-где группы деревьев, расположенные в виде уступов и почти скрытые в высокой зеленой траве.
От равнины во все стороны, как из центра, тянулись радиусами хребты гор, покрытые густыми кустарниками и оканчивающиеся длинным и широким ущельем. Это место, в котором Валентин предполагал устроить засаду, называлось Проходом Бизонов; налево, где должны были проходить англичане, тянулось ущелье, которое было несравненно уже и длиннее первого, имело гораздо более изгибов и поднималось к верху очень крутыми, опасными покатостями.
В эту минуту испарения поднялись с болот и образовали густой туман.
Казалось, невозможно было не потерять направления в таком непроницаемом тумане, но для знаменитого Искателя следов это обстоятельство не составляло препятствия.
Валентин, спустившийся было в середину равнины, старался держаться более возвышенных мест и продолжал идти с уверенностью, которая приобретается только опытом.
Все время Искатель следов, поддерживая разговор со своим молодым спутником, объяснял ему, как следует держать себя во время похода, чтобы не скоро уставать; показывал ему знаки на деревьях, по которым можно было отыскать дорогу, и знакомил его со всеми приметами, которые не должен упускать из виду ни один охотник.
Все это молодой человек слушал с удвоенным вниманием и старался запечатлеть в своей памяти.
В пещере также все было тихо; несколько человек, завернувшись в плащи, спали, растянувшись на земле.
Курумилла сидел у огня, опершись коленями о стену и опустив на руки голову; около него стояло прислоненное к стене его ружье; он был неподвижен, как статуя. В таком положении он находился в продолжение нескольких часов.
Спал ли он?
Никто не мог ответить на этот вопрос.
Вдруг он вздрогнул, поднял голову и окинул пещеру испытующим взглядом.
Решетка, заменяющая дверь в пещере донны Розарио, тихо приподнялась, и хорошенькая головка молодой девушки показалась у этого входа.
Шум, происшедший от этого осторожного движения, до того был незначителен, что, казалось, не должен был коснуться самого утонченного слуха, но только не вождя индейцев.
Его взоры направились к молодой девушке; он улыбнулся и положил палец на губы.
Очаровательная головка исчезла, и решетка снова затворилась.
Тогда Курумилла встал, подошел к окну пещеры и, устремив глаза к небу, казалось, наблюдал за чем-то с большим вниманием в продолжение нескольких минут.
Потом, когда, по его мнению, вычисления были определены с точностью, он возвратился к огню и, слегка наклонясь к первому спавшему, опустил руку на его плечо и сказал тихим голосом:
— Вставайте, Валентин, пора!
Искатель следов потянулся и тотчас же вскочил на ноги.
Курумилла разбудил второго спящего, потом третьего и так следовал до последнего.
В несколько секунд все уже были на ногах.
Все это были новые, выбранные после обеда офицеры.
Валентин собрал их вокруг себя.
— Друзья, — сказал он, — теперь два часа, дайте нашим товарищам позавтракать и выпить водки, потому что нехорошо отправляться в дорогу с пустым желудком, тем более в такую холодную ночь. Но поспешите, мы выступаем ровно в три часа, непременно.
Все десять лейтенантов тотчас же оставили пещеру.
— Что касается вас, вы знаете, как было условленно: как только вы получите от меня подкрепление, оставьте здесь женщин под защитой десяти человек, а сами тотчас же с остальными людьми отправьтесь в Прыжок Лося, на реке Журдан, где мы с вами соединимся.
— А донна Розарио?
— Вы приведете ее ко мне; я не хочу более расставаться с ней, это бедное дитя и так уж подвергалось многим опасностям.
В эту минуту кто-то тихо ударил его по плечу.
Валентин быстро обернулся.
Перед ним стояла донна Розарио.
— Вы не хотите со мной расставаться, отец мой, — сказала она с очаровательной улыбкой, — а между тем отправляетесь, не простившись со мной.
— Хорошо, дорогое мое дитя, я поцелую вас от всего моего сердца, но я не решался будить вас в такое позднее время.
— Но вы видите, я сама встала. О, мой добрый отец! — воскликнула она, бросаясь в его объятия со слезами на глазах, — я счастлива только тогда, когда нахожусь около вас! Пожалейте меня, не подвергайте себя слишком большой опасности. Я трепещу при мысли, что вы отправляетесь на битву, потому что знаю, как вы отважны. Боже, Боже! Что со мной будет, если вы умрете! О, если бы я тоже могла умереть тогда! Умоляю вас, сохраните себя для двух несчастных детей, которых ваш молочный брат вам завещал и которые любят вас как отца!
— Бедное дитя мое, — отвечал Валентин взволнованным голосом, — успокойтесь, не плачьте, вы отнимаете у меня мужество; я не буду подвергать себя опасности. Уповайте на Бога, дорогое дитя мое; он защитит меня и теперь, как всегда до настоящего времени.
— Вы не будете безрассудно подвергать себя опасности? Вы обещаете мне это? — настаивала она.
— Я буду исполнять свой долг, как вождь и как солдат, дитя мое. Но я не стану подвергать себя опасности иначе, как для того, чтобы показать пример моим товарищам. Прощайте, дитя мое, пора нам расстаться. Уйдите к себе, я вас прошу, я должен оставить вас.
— Я повинуюсь вам, отец мой, но обнимите меня еще раз!
Валентин сжал ее в своих объятиях, и слезы невольно готовы были брызнуть из его глаз.
— Прощайте, отец мой, я иду молить Бога о вашей безопасности.
— Да, дитя мое, молитесь! Молитва утешит и подкрепит вас. Бог услышит вас, потому что вы один из Его ангелов.
Он проводил молодую девушку и затворил решетку в ее пещеру.
— О, как хорошо быть любимым, — прошептал он, — не чувствовать своего одиночества на земле и слышать около себя биение двух искренно преданных сердец.
Валентин вытер струившиеся по его щекам слезы и подошел к Курумилле.
Вождь отвернулся, чтобы не видеть слабости своего друга.
— Прощайте, вождь, — сказал Валентин, — вы приведете с собою донну Розарио и двух пленников. Не забудьте.
— Отчего же с ними не покончить здесь?
— Нет, это невозможно. Они будут нам необходимы в Прыжке Лося.
Курумилла пожал плечами, но ничего не отвечал.
Они вышли из пещеры и направились к лагерю.
Охотники завтракали, пили и грелись у разложенных костров.
— Готовы ли вы, товарищи? — весело спросил Валентин.
Охотники отвечали утвердительно.
— Разделили ли вы отряд на десять частей, как я вам говорил?
— Все сделано так, как вы говорили.
— Хорошо. Стройтесь в колонну; уже три часа.
Охотники поднялись со своих мест.
— Мы не с краснокожими ведем войну, — продолжал Валентин, — и потому не имеем надобности скрывать свои следы, — как делают это индейцы; тем не менее нам не следует пренебрегать осторожностью. Самое главное, чтобы скрыть свое число. Для этого мы должны составить плотную массу, чтобы невозможно было пересчитать наши шаги. Вы понимаете меня?
— Да, командир, — отвечали охотники.
— Хорошо. Каждый офицер должен идти около своей части отряда, чтобы быть готовыми каждую минуту. Ну, теперь пусть нам Бог поможет! Стройся справа по четыре. Смирно! Марш!
Отряд тронулся.
Валентин пожал в последний раз руку вождя и отправился во главе отряда.
Курумилла стоял неподвижно до тех пор, пока отряд не исчез совершенно в изгибах бесконечных горных тропинок; тогда он возвратился в пещеру.
Искатель следов хорошо был знаком с самыми глухими местами гор Рошез: не было ни одной тропинки, ни одного оврага, ни одного утеса в этой местности, положение которых он не мог бы определить с замечательной точностью.
Старые охотники отряда, которые в продолжение многих лет скитались в этих горах, не узнавали местности, по которой они теперь проходили; по мере того как Валентин делал поворот за поворотом, они положительно сбивались с толку в своих соображениях и должны были наконец сознаться, что совершенно не понимают направления, взятого их командиром.
По их вычислениям долина Прохода Бизонов находилась в шестнадцати лье от Воладеро, если идти обыкновенным, им известным путем; но Валентин, не упуская из виду направления этого пути, вел их по самим глухим тропинкам и тем сократил расстояние на четыре лье.
Охотники были очень удивлены, когда к семи часам утра, на рассвете, они вышли из гор и увидели совершенно неожиданно перед собою равнину Прохода Бизонов, близости которой они даже и не подозревали.
Они сделали этот переход в четыре часа, тогда как, если бы идти их обыкновенным направлением, понадобилось бы не менее шести; сверх того они выиграли в расстоянии четыре лье, — результат превосходный.
Валентин расположил свой лагерь в чаще леса, чтобы скрыть свое присутствие от лазутчиков неприятеля, если бы они приблизились к равнине, и отдал приказание зажечь огни, приготовить чай и завтрак.
Охотники тотчас же занялись этими приготовлениями с большим усердием, потому что продолжительный поход возбудил в них сильный аппетит.
Отправляясь осматривать окрестности, Искатель следов взял с собою дона Луиса, который был в восторге от своей новой роли предводителя, и притом еще во время экспедиции.
Валентин замечал не без удовольствия этот юношеский пыл и склонность молодого человека к скитальческой жизни охотника.
Перед ними раскинулся красивый горный ландшафт.
Горы со всех сторон были окружены неизмеримым девственным лесом, состоящим из дуба, сосновых, кедровых и пробковых деревьев; широкая равнина тянулась внизу вдоль реки, или скорее потока, падающего каскадами с возвышенных уступов и терявшегося в зеленых лугах, под высокой травой которых скрывались неизмеримой глубины трясины, довольно характерно названные в Мексике chinapmas; на всем пространстве равнины виднелись кое-где группы деревьев, расположенные в виде уступов и почти скрытые в высокой зеленой траве.
От равнины во все стороны, как из центра, тянулись радиусами хребты гор, покрытые густыми кустарниками и оканчивающиеся длинным и широким ущельем. Это место, в котором Валентин предполагал устроить засаду, называлось Проходом Бизонов; налево, где должны были проходить англичане, тянулось ущелье, которое было несравненно уже и длиннее первого, имело гораздо более изгибов и поднималось к верху очень крутыми, опасными покатостями.
В эту минуту испарения поднялись с болот и образовали густой туман.
Казалось, невозможно было не потерять направления в таком непроницаемом тумане, но для знаменитого Искателя следов это обстоятельство не составляло препятствия.
Валентин, спустившийся было в середину равнины, старался держаться более возвышенных мест и продолжал идти с уверенностью, которая приобретается только опытом.
Все время Искатель следов, поддерживая разговор со своим молодым спутником, объяснял ему, как следует держать себя во время похода, чтобы не скоро уставать; показывал ему знаки на деревьях, по которым можно было отыскать дорогу, и знакомил его со всеми приметами, которые не должен упускать из виду ни один охотник.
Все это молодой человек слушал с удвоенным вниманием и старался запечатлеть в своей памяти.