Страница:
В этой «семье народов и классов» Сталин играл роль отца, и он не возражал, когда его так именовали. Обращаясь к Сталину, казахский акын Джамбул Джабаев открывал свое стихотворение словами: «Отец мой любимый, учитель родной…» В песне С. Алымова говорилось, что «богатырь-народ советский славит Сталина-отца». Свою статью, посвященную 70-летию Сталина, Н.С. Хрущев закончил здравицей: «Слава родному отцу, мудрому учителю, гениальному вождю партии, советского народа и трудящихся всего мира товарищу Сталину!»
Роль отца предполагала и наличие у него детей, а поэтому Сталин старательно подчеркивал заботу Советского государства о детях. Может быть, потому, что его детская жизнь была далека от идеала, Сталин особенно остро сознавал, как важно ребенку иметь благоприятные условия, необходимые для его полноценного развития. Излагая в 1933 году свои взгляды на воспитание детей, в беседе с американским полковником Робинсом, занимавшимся вопросами педагогики, Сталин говорил: «Ребенок не может развивать свои способности при режиме замкнутости и узкой регламентации, без необходимой свободы и поощрения инициативы… У нас не бьют ребенка, очень редко его наказывают, дают ему возможность встать на тот путь, который он сам выбирает. Я думаю, что нигде нет такой заботы о ребенке, о его воспитании и развитии, как у нас, в Советском Союзе».
Разумеется, Сталин не столько констатировал реальное положение детей в СССР, сколько высказывал свои представления о необходимых условиях для воспитания подраставшего поколения. В политической пропаганде постоянно говорилось о внимании Сталина к подраставшему поколению. Эта тема отражалась в транспарантах с лозунгами: «Да здравствует Сталин – лучший друг советских детей!», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» На многих фотографиях и картинах Сталин изображался вместе с детьми, представлявшими разные народы СССР. Девочка в пионерском галстуке, дарившая Сталину цветы на Мавзолее, символизировала неразрывную связь поколений советского народа.
Возможно, поощряя эти ритуалы, Сталин демонстрировал свое искреннее доброе и нежное отношение к детям. В своих воспоминаниях С. Аллилуева говорила о «чисто грузинской, горячей нежности к детям» Сталина. О его любви к детям свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что, имея собственных детей Якова, Василия и Светлану, он взял на воспитание и сына погибшего в авиакатастрофе члена ЦК партии Артема (Ф.А. Сергеева). О его нежном отношении к детям свидетельствует его переписка с маленькой Светланой, в которой он шутливо именовал ее «Сетанка-хозяйка» и просил ее присылать ему «приказы». В своем дневнике М.А. Сванидзе привела один из «приказов» Светланы-хозяйки: «Приказываю, разрешить мне пойти с тобою в театр или в кино». Адрес – «1-му моему секретарю тов. Сталину». М.А. Сванидзе поясняла: «Светлана – хозяйка и у нее секретари. 1-й секретарь – папа, потом идут Каганович, Молотов, Орджоникидзе, Киров и некоторые другие… Светлана пишет приказы, И. (Иосиф. – Прим. авт.) подписывается, и их кнопками вешают на стенку в столовой около телефонов. Формулировка всегда вроде вышеприведенной. И при мне не было случая, чтоб папа отказал дочери. Он нежно и тепло любит ее и она также. Вася тоже последние полгода все время с отцом».
Любовь Сталина к детям не ограничивалась рамками собственной семьи. С. Аллилуева вспоминала, что «на стенах у него на даче появились огромные, увеличенные фото детей – мальчик на лыжах, мальчик у цветущей вишни». Его охранники Рыбин и Власик рассказывали, что Сталин, видя группы детей, нередко останавливал свою машину и брал их с собой покатать, а затем одаривал конфетами, купленными в придорожных киосках. По словам Власика, Сталин не раз останавливался, чтобы побеседовать со случайно встретившимися ему маленькими детьми. Возможно, такие беседы были навеяны воспоминаниями о далеком грузинском детстве.
Вероятно, помня о своих детских компаниях, Сталин поощрял создание и развитие пионерских организаций. В своем докладе по оргвопросам на XIII съезде партии в мае 1924 года он остановился на этом вопросе особо. Хотя пионерские организации взяли многое из опыта зарубежных детских организаций, например бойскаутских, подобных общенациональных детских организаций, сочетавших обучение полезным жизненным навыкам не только с игрой, но и с общественно-политической направленностью, в мире прежде не было. В сталинское время сложился особый стиль пионерской жизни, а пионерское детство стало общим для всех детей СССР: пионерские традиции, сборы и костры, дома и дворцы пионеров, пионерские лагеря, игры, торжественные ритуалы и песни. Возможно, Сталин считал, что в пионерской жизни дети играют во взрослых, подражают взрослым героям, как это делали он и его друзья, когда играли в народного героя Миндию и героев романов Александра Казбеги и Ильи Чавчавадзе.
В то же время пионерская организация была задумана как первая подготовительная ступень формирования политического сознания советского человека, затем – вступление в комсомол, а потом и в коммунистическую партию. Дети, носившие красные галстуки, воспитывались как наследники Советской страны, ее уклада, ее ценностей.
Кажется, что, став руководителем СССР, Сталин не раз возвращался к своим детским мечтам, ценностям и представлениям о мире, и поэтому пытался перенести все это на почву великой советской державы, и в новой почве они дали обильные всходы. Очевидно, что основы мировосприятия, заложенные в его грузинском детстве, оказались ус-. тойчивыми, несмотря на резкие перемены в условиях жизни Сталина.
Более того, именно из-за своей привязанности к Грузии его путь к принятию России, ее истории, русской культуры как части своего мироощущения не мог быть легким для Сталина. Хотя в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин писал, что «в Грузии нет сколько-нибудь серьезного антирусского национализма… прежде всего, потому что там нет русских помещиков или русской крупной буржуазии, которые могли бы дать пищу для такого национализма в массах», среди различных слоев населения Грузии была широко распространена ностальгия по утраченной независимости. Подобные настроения отражены и в книге Леонидзе. В ней ничего не было сказано о давних исторических связях между Грузией и Россией, только несколько строк об общей борьбе грузинских и русских трудящихся против царского строя в конце XIX века. О присоединении Грузии к России, которое, по оценке советских историков, спасло страну от порабощения Османской и Персидской империями, говорится: «Царь все обманом выиграл, дал ночь он вместо дня нам, спас ото льва – дал тигру, – вот так блага христианам… Ты нас молчать заставил, ограбил землю нашу, ты виселиц наставил, любитель казней страшных». А вот что написано о казармах русских солдат, которые были в «русском квартале» Гори: «Казарма сапогами царевыми грохочет, идет, блестя штыками, чужой землей, как хочет». Поэт вспоминал, что прадед Сталина Заза Джугашвили вступил в борьбу, «когда русский царь внезапно слово царское нарушил (имеется в виду ликвидация власти грузинских царей. – Прим. авт.), когда Картли покровитель сам врагом стал двоедушным».
Леонидзе напоминал о старых обидах и приводил различные примеры того, как российские верхи демонстрировали свое господствующее положение и презрение к истории Грузии, ее языку и культуре: «Запрещен язык грузинский, уличным наименован, горе тем, неосторожным, кто шепнет родное слово. Говорят, чтоб не попасться, все на пальцах – под немого». Более чем через полвека поэт продолжал возмущаться опубликованным в газете «Московские ведомости» в 1882 году презрительным отзывом русского публициста Каткова о постановке пьесы Д. Эристави «Родина», в которой рассказывалось об истории Грузии: «Жаль затрат, сделанных на постановку пьесы, но они, кажется, могли бы окупиться от продажи декорации, костюмов и грузинских знамен в здешний цирк братьев Годфруа». Сокрушаясь по поводу того, что унижения и оскорбления национального достоинства не встречали отпора, Георгий Леонидзе писал: «В цепях с улыбкой пляшем, а сердцем горько плачем: ты знамя славы нашей уносишь в цирк бродячий».
Подобных обид сохранилось немало в памяти грузинского народа. Неслучайно в своем выступлении на XVIII съезде партии в марте 1939 года первый секретарь Грузинской компартии Н.К. Чарквиани, говоря об успехах в развитии современного грузинского театра, привел длинную цитату из докладной чиновника особых поручений при кавказском наместнике графа Соллогуба, оскорбительную для грузинского народа. («О грузинском театре даже нельзя упоминать, и жаль было бы отвлечь для его содержания хотя одну денежку из суммы, ассигнуемой на вспоможение театру. Личный состав труппы набран из дикарей… Грузинский театр может быть допущен только в одном случае: если начальство заблагорассудит действовать на простой народ посредством национальной трибуны. При таком предположении вопрос изменяется и принимает вид высокой полицейской меры». В последнем случае, писал Соллогуб, «польза этого учреждения неоспорима, в особенности, если управление им будет поручено не грузинскому автору, а просвещенному человеку».) Комментируя это письмо более чем полувековой давности, Чарквиани заявлял: «Так обращалось царское самодержавие с десятками народов, населяющих ныне Советский Союз».
Представление о том, что Российская империя была тюрьмой для нерусских народов, было широко распространено в СССР. При этом постоянно вспоминали различные случаи унижения национальной гордости нерусских народов России. В эпопее Леонидзе так изобразил спор школьника Coco Джугашвили с его учителем: «Ты – грузин? – Да! – Очень жалко! Твоя родина зовется как, скажи? – Зовется – Грузия! – Врешь! Как Грузия! Говори: Российская империя! Говори: Российская империя! Говори: Российская империя! Империя! Грузия ж?! Была когда-то… Тебя в карцер нужно голый, ты же олух, тебе б камень бить щербатый…» Вероятно, здесь изображен школьный преподаватель русского языка Лавров, который, по свидетельству бывших одноклассников Сталина, «не скрывал, что ненавидит Грузию и грузинский язык».
Совершенно очевидно, что Сталин, не возражая против издания книги Леонидзе, считал верным содержавшиеся в ней оценки положения Грузии в составе России, которые господствовали в его окружении с детства. Вероятно, он считал правильным и описание поэтом его конфликтов с учителями в школе по поводу их пренебрежительного отношения к Грузии и грузинскому языку. Трудно поверить, что публикацию произведения, в котором пребывание Грузии в составе России расценивалось как следствие вероломного обмана и как тягостная полоса унижения национального достоинства, позволил человек, которому была безразлична Грузия или который отрекся от своей любви к родному народу и принял сторону «победителей Грузии», что ему приписывал Таккер.
На самом деле приобщение к культурам других народов началось у Сталина с детства и не было связано с его стремлением встать на сторону «победителя». Любознательность вела его за пределы родного края, его культуры. В беседе с авиаконструктором А.С. Яковлевым И.В. Сталин с удовольствием вспоминал приключенческие книги Жюля Верна, Майн Рида, Густава Эмара и других писателей Западной Европы XIX века, которыми он зачитывался в детстве. В семинарии, как свидетельствовали очевидцы, он с интересом читал произведения Шекспира, Шиллера, Теккерея, Эркмана-Шатриана. Позже познакомился с творчеством Ибсена, Франса, Брет Гарта, Альфонса Доде и многих других писателей Западной Европы и США. «Судя по моим некоторым наблюдениям, – писал А.А. Громыко, – Сталин был знаком с книгами Шекспира, Гейне, Бальзака, Гюго, Ги де Мопасссана – и последнего очень хвалил, – а также с произведениями многих других западноевропейских писателей». Этот интерес был глубоким, Сталин мог в беседе провести сравнение с персонажами западноевропейских романов, или вспомнить случаи из литературной деятельности западных писателей, посоветовать своим собеседникам прочесть те или иные иностранные книги.
Сталин любил музыку и западноевропейских композиторов, особенно «Аиду» Верди. Его интерес к культуре других стран за пределами России свидетельствовал не о его желании «принять сторону победителя», а о том, что он сумел преодолеть национальную ограниченность, которая могла бы ему помешать увидеть ценность культур других народов. Это обстоятельство благоприятствовало не только принятию им интернационалистического учения Маркса – Энгельса, но и его последующим глубоким исследованиям природы национального вопроса с позиций интернационалиста. Видимо, на каком-то жизненном этапе его убежденность в торжестве принципов интернационализма заставила его изучать искусственный язык международного общения – эсперанто.
Однако усилия по изучению эсперанто оказались безуспешными, и, несмотря на феноменальную память, он так и не выучил этот язык. Неудачами кончились и его неоднократные попытки самостоятельно выучить немецкий и английский языки. Несмотря на то что Сталин много общался с представителями различных народов Кавказа, особенно в Баку, он не овладел их языками. Это может показаться невероятным, если учитывать и мнемонические способности Сталина, и его умение быстро осваивать самые разные знания. Однако всякому успешно изучившему тот или иной иностранный язык, как и всякому преподавателю иностранного языка, известно, что чужой язык нельзя выучить, полагаясь лишь на механическое заучивание слов и грамматических правил. Иностранный язык осваивается успешно лишь на практике (во время занятий, чтения иностранной литературы или прессы, общения с иностранцами). Изучению иностранного языка способствует также осознание его необходимости для ученика. Наконец, для того чтобы выучить иностранный язык, надо пытаться говорить или думать как иностранец.
Возможно, неудачи Сталина в изучении иностранных языков были связаны с тем, что он не старался соединять учебу по самоучителям с практикой и не чувствовал острой необходимости в этих знаниях. Наконец, судя по всему, Сталин даже в ходе учебы не пытался представить себя человеком, для которого родным языком был изучавшийся им немецкий или английский. (При изучении эсперанто последнее было в принципе невозможно.) Видимо, Сталин органически не мог войти в роль представителя другого народа, поскольку освоение им в детстве родной речи, устной и письменной, было связано с сильной эмоциональной привязанностью к родине, которую он не мог искусственно вообразить, изучая языки разных народов России или других стран мира.
Однако было одно исключение. Сталин блестяще изучил русский язык, прекрасно чувствовал русскую речь. Правда, оспаривая это, Рой Медведев утверждал, что на русском языке Сталин «свободно говорить так и не мог до конца жизни», и заявлял, что он «говорил по-русски лишь тихим голосом, медленно и с сильным грузинским акцентом». Из этого замечания можно заключить, что свободно русским языком владеют лишь те, кто кричит и тараторит, как развязные торговцы, на базаре. Хотя грузинский акцент Сталина был заметен в его речи (об этом, в частности, писал Г.К. Жуков), есть основания полагать, что записи его голоса не дают верного впечатления о произношении Сталина.
Родственница Сталина М.А. Сванидзе, которая часто общалась со Сталиным, не узнала его голос, когда впервые услыхала его выступление по радио. Она записала в дневнике: «Как странно, я не узнавала его голоса – через микрофон тембр был другой, а главное акцент был на 100% сильнее, чем в жизни. Он очень чисто говорит по-русски, и обороты речи у него хорошего народного русского языка, а через микрофон он говорит в точности как в жизни говорит Шалва Элиава». (Видный участник революционного движения Ш.З. Элиава до середины 1930-х годов занимал различные правительственные посты.)
В совершенстве владея грузинским языком, Сталин постарался достигнуть такого же совершенства и в изучении русского языка. По наблюдениям Г. К. Жукова, Сталин «русский язык знал отлично и любил употреблять образные литературные сравнения, примеры, метафоры». Сталин не только блестяще овладел русским языком, но стал знатоком русской культуры, особенно литературы и музыки.
Очевидно, что в приобщении к русской культуре и русской речи у Сталина не было психологического барьера несовместимости, мешавшего ему осваивать другие языки. Хотя Сталин, как и многие грузинские патриоты, не забыл ни одно из оскорбительных высказываний в адрес культуры своей страны, даже если они были сделаны не самыми крупными деятелями России, не забыл унизительные запреты на использование грузинского языка, можно утверждать, что распространенное среди революционеров представление о России как «тюрьме народов» было по меньшей мере сильно преувеличенным. Несмотря на сохранявшиеся запреты на профессиональную деятельность и место жительства людей иных религиозных конфессий и политику «русификации», в России не было непреодолимых барьеров для представителей иных национальностей, особенно для исповедовавших православие. В русском же национальном характере никогда не господствовали установки расовой или национальной нетерпимости. Эти обстоятельства всегда благоприятствовали интеграции представителей большинства народов в жизнь российского общества. Давние и глубокие исторические связи между двумя православными народами создали прочную основу для добровольного вхождения Грузии в состав России, а затем способствовали развитию дружбы между грузинским и русским народами.
Эта дружба проявлялась, в частности, в том, что грузинский князь Багратион стал героем русского народа, а русские поэты воспевали красоту природы Грузии, благородство ее людей. Сближению России и Грузии способствовала и тяга ее лучших представителей к народным истокам своих культур, а поэтому в культуре России Сталин мог ощутить те же древние традиции, в которых он был воспитан с детства. Было очевидно, что, вопреки неизбежным обидам и непониманиям, у двух народов гораздо больше оснований для дружбы, чем для взаимной неприязни. Еще задолго до революции и создания СССР Сталин не видел непреодолимых барьеров, отделявших Грузию от России. Уже в первой своей статье в газете «Брдзола», написанной в 1901 году, он назвал Кавказ «уголком России», а Грузию – частью этого «уголка». В восприятии Сталина Грузия была частью огромной страны, на которую он распространил свои представления о родном крае, сформировавшиеся у него с детства. Очевидно, что такое восприятие места Грузии в составе России перевешивало для Сталина значимость воспоминаний о статьях Каткова и Соллогуба и высказываний его школьного учителя Лаврова.
Благодаря этому в своем изучении русского языка, своем знакомстве с Россией, ее людьми, ее образом жизни он опирался на те же способы приобщения к ее культуре, которые сделали его грузином. В основе его приобщения к русской речи, русской литературе, русской музыке лежал не холодный расчет получить выгоды от интеграции в мир «победителей Грузии», а такая же любовь, которую он испытывал к родной речи и родной культуре.
Сталин с очевидным удовольствием использовал в своих выступлениях русские пословицы и поговорки, которые явно любил, так же, как с детства полюбил грузинские народные выражения. («Молодец против овец, а против молодца – сам овца», «Если бы да кабы, то во рту росли грибы», «Рыбак рыбака видит издалека», «Знают, где раки зимуют», «Дай дураку помолиться, он себе лоб расшибет», «Захотели поделить пироги и пышки, а пришлось им поделить синяки и шишки».) Было очевидно, что ему стала близка мудрость русского народа, воплощенная в народной речи.
Любовь к грузинской народной песне стала основой для развившейся у него привязанности и к певческой традиции русского народа. В.М. Молотов вспоминал, что у Сталина было много пластинок, которые он любил прослушивать: «грузинские песни… русские народные песни очень любил… Ему нравились песни хора Пятницкого». Это подтверждала и его дочь, которая отмечала, что наряду с коллекцией пластинок с записями грузинских народных песен, у Сталина были собраны многочисленные пластинки с записями русских и украинских песен.
Приобщаясь к культурной традиции русского народа, Сталин опирался на те культурные основы, которые были заложены в его сознании еще в раннем грузинском детстве. Он искал и находил общее в судьбах народов Грузии и России, в их традициях. Сталин, как и многие его соотечественники, вряд ли забывал о том, что наиболее драматичные события в истории Грузии были вызваны тем, что она находится вблизи важного перекрестка древних мировых путей, на древней евро-азиатской магистрали между Европой и Азией. Видимо, это представление о месте Грузии позволяло ему легче увидеть, что громадная Россия также находилась на цивилизационном перепутье. В своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин писал: «Россия находится между Европой и Азией, между Австрией и Китаем». Хотя это замечание справедливо и к тому же касается не только географической стороны вопроса, но оно, вероятно, свидетельствует о привычке смотреть на мир глазами наблюдателя из Грузии, расположенной между Россией, Турцией и Персией, между Европой и Азией. Учитывая протяженные границы России, отделявшие ее от десятка стран мира, и ее тогдашние размеры (а она занимала большую часть Европы и большую часть Азии), вряд ли такое определение можно считать правильным.
В то же время такое положение России делало ее уязвимой для внешних нападений с разных сторон. Таким было географическое положение Грузии, обрекавшее ее на вечные столкновения с захватчиками. Представления о грузинской истории помогали Сталину увидеть и в прошлом России непрерывную череду вторжений иноземцев, пытавшихся ее покорить. Вопреки выводу Таккера, Сталин видел в России не хронического победителя, а страну, которая, как и Грузия, не раз терпела поражения от иностранных захватчиков. В 1931 году Сталин говорил: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны». Это замечание также справедливо, но следует учесть, что, в отличие от Грузии, Россия не только вела упорную самооборону, но в конечном счете разбивала агрессоров, расширяя свои владения.
Постоянная борьба с иноземцами заставляла народы, подвергавшиеся нападениям извне, мобилизовывать все силы на отпор врагам. Как и в грузинской истории, Сталин особо выделял в русской истории выдающихся военачальников, поднимавших народ на борьбу против иноземных захватчиков. Имена этих великих русских полководцев он воспринимал как символы славной истории «нашего» народа, как это следовало из его выступления 7 ноября 1941 года. На это и подобные его высказывания часто ссылаются, указывая, что Сталин считал себя русским человеком.
Однако и в этих случаях Сталин не забывал о славных полководцах-грузинах. Об этом свидетельствует и выбранное им название «Багратион» для операции по разгрому германских армий в Белоруссии. В разгар Великой Отечественной войны был создан двухсерийный фильм о Диди-Моурави – Георгии Саакадзе. Многотомный роман А. Антоновской «Великий Моурави» был удостоен Сталинской премии. Однако очевидно, что Сталин учитывал, что Грузия в масштабах СССР занимает сравнительно скромное место, а поэтому он не поставил грузинских полководцев в один ряд с выдающимися военачальниками России и Украины (Александром Невским, Богданом Хмельницким, Александром Суворовым, Михаилом Кутузовым, Федором Ушаковым, Павлом Нахимовым), в честь которых были учреждены боевые ордена.
Поиск общего в истории народов Грузии и России позволял Сталину обратить внимание и на великие созидательные дела двух народов в прошлом, а также на правителей, чьи имена связаны со строительством прочных, процветающих государств. В известной ему с детства истории грузинских царей он мог найти немало общего с деятельностью русских государей. Традиционное для сына грузинского народа уважительное отношение к Давиду-Строителю, царице Тамаре и другим великим правителям Грузии, вероятно, помогало Сталину испытывать такое же уважение к созидательной деятельности российских государей, а затем преодолевать нигилистическое отношение к истории Российского государства, распространившееся после революции 1917 года.
Нашествие врагов заставляло патриотов любого народа вспоминать о достижениях своей культуры. Так было всегда и в истории Грузии: грузинский народ, защищая свою землю, вспоминал о своем культурном наследии и его великих творцах. В годы Великой Отечественной войны Сталин поставил замечательные достижения великих творцов России в один ряд с деяниями ее государственных руководителей и полководцев и призвал народ вдохновляться ими в борьбе с захватчиками, пытавшимися покорить великий народ.
Среди великих деятелей русского народа, которых назвал Сталин 6 ноября 1941 года, особенно много было писателей. Будучи сыном Грузии, для которой книга Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» является национальной святыней, Сталин мог по достоинству оценить роль русской литературы. Классики грузинской литературы, которыми он зачитывался с детства, помогли ему найти путь к русской литературе. После завершения строительства библиотеки имени Ленина в 1930-х годах на фасаде ее нового здания, выходящего на Моховую, из писателей мировой литературы были изображены преимущественно классики русской литературы. В то же время знаменательно, что рядом с бюстами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Салтыкова-Щедрина, Горького, Маяковского и другими русскими писателями, поэтами и критиками, а также с бюстом основоположника украинской литературы Шевченко был поставлен и бюст Шота Руставели.
Роль отца предполагала и наличие у него детей, а поэтому Сталин старательно подчеркивал заботу Советского государства о детях. Может быть, потому, что его детская жизнь была далека от идеала, Сталин особенно остро сознавал, как важно ребенку иметь благоприятные условия, необходимые для его полноценного развития. Излагая в 1933 году свои взгляды на воспитание детей, в беседе с американским полковником Робинсом, занимавшимся вопросами педагогики, Сталин говорил: «Ребенок не может развивать свои способности при режиме замкнутости и узкой регламентации, без необходимой свободы и поощрения инициативы… У нас не бьют ребенка, очень редко его наказывают, дают ему возможность встать на тот путь, который он сам выбирает. Я думаю, что нигде нет такой заботы о ребенке, о его воспитании и развитии, как у нас, в Советском Союзе».
Разумеется, Сталин не столько констатировал реальное положение детей в СССР, сколько высказывал свои представления о необходимых условиях для воспитания подраставшего поколения. В политической пропаганде постоянно говорилось о внимании Сталина к подраставшему поколению. Эта тема отражалась в транспарантах с лозунгами: «Да здравствует Сталин – лучший друг советских детей!», «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» На многих фотографиях и картинах Сталин изображался вместе с детьми, представлявшими разные народы СССР. Девочка в пионерском галстуке, дарившая Сталину цветы на Мавзолее, символизировала неразрывную связь поколений советского народа.
Возможно, поощряя эти ритуалы, Сталин демонстрировал свое искреннее доброе и нежное отношение к детям. В своих воспоминаниях С. Аллилуева говорила о «чисто грузинской, горячей нежности к детям» Сталина. О его любви к детям свидетельствует хотя бы то обстоятельство, что, имея собственных детей Якова, Василия и Светлану, он взял на воспитание и сына погибшего в авиакатастрофе члена ЦК партии Артема (Ф.А. Сергеева). О его нежном отношении к детям свидетельствует его переписка с маленькой Светланой, в которой он шутливо именовал ее «Сетанка-хозяйка» и просил ее присылать ему «приказы». В своем дневнике М.А. Сванидзе привела один из «приказов» Светланы-хозяйки: «Приказываю, разрешить мне пойти с тобою в театр или в кино». Адрес – «1-му моему секретарю тов. Сталину». М.А. Сванидзе поясняла: «Светлана – хозяйка и у нее секретари. 1-й секретарь – папа, потом идут Каганович, Молотов, Орджоникидзе, Киров и некоторые другие… Светлана пишет приказы, И. (Иосиф. – Прим. авт.) подписывается, и их кнопками вешают на стенку в столовой около телефонов. Формулировка всегда вроде вышеприведенной. И при мне не было случая, чтоб папа отказал дочери. Он нежно и тепло любит ее и она также. Вася тоже последние полгода все время с отцом».
Любовь Сталина к детям не ограничивалась рамками собственной семьи. С. Аллилуева вспоминала, что «на стенах у него на даче появились огромные, увеличенные фото детей – мальчик на лыжах, мальчик у цветущей вишни». Его охранники Рыбин и Власик рассказывали, что Сталин, видя группы детей, нередко останавливал свою машину и брал их с собой покатать, а затем одаривал конфетами, купленными в придорожных киосках. По словам Власика, Сталин не раз останавливался, чтобы побеседовать со случайно встретившимися ему маленькими детьми. Возможно, такие беседы были навеяны воспоминаниями о далеком грузинском детстве.
Вероятно, помня о своих детских компаниях, Сталин поощрял создание и развитие пионерских организаций. В своем докладе по оргвопросам на XIII съезде партии в мае 1924 года он остановился на этом вопросе особо. Хотя пионерские организации взяли многое из опыта зарубежных детских организаций, например бойскаутских, подобных общенациональных детских организаций, сочетавших обучение полезным жизненным навыкам не только с игрой, но и с общественно-политической направленностью, в мире прежде не было. В сталинское время сложился особый стиль пионерской жизни, а пионерское детство стало общим для всех детей СССР: пионерские традиции, сборы и костры, дома и дворцы пионеров, пионерские лагеря, игры, торжественные ритуалы и песни. Возможно, Сталин считал, что в пионерской жизни дети играют во взрослых, подражают взрослым героям, как это делали он и его друзья, когда играли в народного героя Миндию и героев романов Александра Казбеги и Ильи Чавчавадзе.
В то же время пионерская организация была задумана как первая подготовительная ступень формирования политического сознания советского человека, затем – вступление в комсомол, а потом и в коммунистическую партию. Дети, носившие красные галстуки, воспитывались как наследники Советской страны, ее уклада, ее ценностей.
Кажется, что, став руководителем СССР, Сталин не раз возвращался к своим детским мечтам, ценностям и представлениям о мире, и поэтому пытался перенести все это на почву великой советской державы, и в новой почве они дали обильные всходы. Очевидно, что основы мировосприятия, заложенные в его грузинском детстве, оказались ус-. тойчивыми, несмотря на резкие перемены в условиях жизни Сталина.
Более того, именно из-за своей привязанности к Грузии его путь к принятию России, ее истории, русской культуры как части своего мироощущения не мог быть легким для Сталина. Хотя в своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин писал, что «в Грузии нет сколько-нибудь серьезного антирусского национализма… прежде всего, потому что там нет русских помещиков или русской крупной буржуазии, которые могли бы дать пищу для такого национализма в массах», среди различных слоев населения Грузии была широко распространена ностальгия по утраченной независимости. Подобные настроения отражены и в книге Леонидзе. В ней ничего не было сказано о давних исторических связях между Грузией и Россией, только несколько строк об общей борьбе грузинских и русских трудящихся против царского строя в конце XIX века. О присоединении Грузии к России, которое, по оценке советских историков, спасло страну от порабощения Османской и Персидской империями, говорится: «Царь все обманом выиграл, дал ночь он вместо дня нам, спас ото льва – дал тигру, – вот так блага христианам… Ты нас молчать заставил, ограбил землю нашу, ты виселиц наставил, любитель казней страшных». А вот что написано о казармах русских солдат, которые были в «русском квартале» Гори: «Казарма сапогами царевыми грохочет, идет, блестя штыками, чужой землей, как хочет». Поэт вспоминал, что прадед Сталина Заза Джугашвили вступил в борьбу, «когда русский царь внезапно слово царское нарушил (имеется в виду ликвидация власти грузинских царей. – Прим. авт.), когда Картли покровитель сам врагом стал двоедушным».
Леонидзе напоминал о старых обидах и приводил различные примеры того, как российские верхи демонстрировали свое господствующее положение и презрение к истории Грузии, ее языку и культуре: «Запрещен язык грузинский, уличным наименован, горе тем, неосторожным, кто шепнет родное слово. Говорят, чтоб не попасться, все на пальцах – под немого». Более чем через полвека поэт продолжал возмущаться опубликованным в газете «Московские ведомости» в 1882 году презрительным отзывом русского публициста Каткова о постановке пьесы Д. Эристави «Родина», в которой рассказывалось об истории Грузии: «Жаль затрат, сделанных на постановку пьесы, но они, кажется, могли бы окупиться от продажи декорации, костюмов и грузинских знамен в здешний цирк братьев Годфруа». Сокрушаясь по поводу того, что унижения и оскорбления национального достоинства не встречали отпора, Георгий Леонидзе писал: «В цепях с улыбкой пляшем, а сердцем горько плачем: ты знамя славы нашей уносишь в цирк бродячий».
Подобных обид сохранилось немало в памяти грузинского народа. Неслучайно в своем выступлении на XVIII съезде партии в марте 1939 года первый секретарь Грузинской компартии Н.К. Чарквиани, говоря об успехах в развитии современного грузинского театра, привел длинную цитату из докладной чиновника особых поручений при кавказском наместнике графа Соллогуба, оскорбительную для грузинского народа. («О грузинском театре даже нельзя упоминать, и жаль было бы отвлечь для его содержания хотя одну денежку из суммы, ассигнуемой на вспоможение театру. Личный состав труппы набран из дикарей… Грузинский театр может быть допущен только в одном случае: если начальство заблагорассудит действовать на простой народ посредством национальной трибуны. При таком предположении вопрос изменяется и принимает вид высокой полицейской меры». В последнем случае, писал Соллогуб, «польза этого учреждения неоспорима, в особенности, если управление им будет поручено не грузинскому автору, а просвещенному человеку».) Комментируя это письмо более чем полувековой давности, Чарквиани заявлял: «Так обращалось царское самодержавие с десятками народов, населяющих ныне Советский Союз».
Представление о том, что Российская империя была тюрьмой для нерусских народов, было широко распространено в СССР. При этом постоянно вспоминали различные случаи унижения национальной гордости нерусских народов России. В эпопее Леонидзе так изобразил спор школьника Coco Джугашвили с его учителем: «Ты – грузин? – Да! – Очень жалко! Твоя родина зовется как, скажи? – Зовется – Грузия! – Врешь! Как Грузия! Говори: Российская империя! Говори: Российская империя! Говори: Российская империя! Империя! Грузия ж?! Была когда-то… Тебя в карцер нужно голый, ты же олух, тебе б камень бить щербатый…» Вероятно, здесь изображен школьный преподаватель русского языка Лавров, который, по свидетельству бывших одноклассников Сталина, «не скрывал, что ненавидит Грузию и грузинский язык».
Совершенно очевидно, что Сталин, не возражая против издания книги Леонидзе, считал верным содержавшиеся в ней оценки положения Грузии в составе России, которые господствовали в его окружении с детства. Вероятно, он считал правильным и описание поэтом его конфликтов с учителями в школе по поводу их пренебрежительного отношения к Грузии и грузинскому языку. Трудно поверить, что публикацию произведения, в котором пребывание Грузии в составе России расценивалось как следствие вероломного обмана и как тягостная полоса унижения национального достоинства, позволил человек, которому была безразлична Грузия или который отрекся от своей любви к родному народу и принял сторону «победителей Грузии», что ему приписывал Таккер.
На самом деле приобщение к культурам других народов началось у Сталина с детства и не было связано с его стремлением встать на сторону «победителя». Любознательность вела его за пределы родного края, его культуры. В беседе с авиаконструктором А.С. Яковлевым И.В. Сталин с удовольствием вспоминал приключенческие книги Жюля Верна, Майн Рида, Густава Эмара и других писателей Западной Европы XIX века, которыми он зачитывался в детстве. В семинарии, как свидетельствовали очевидцы, он с интересом читал произведения Шекспира, Шиллера, Теккерея, Эркмана-Шатриана. Позже познакомился с творчеством Ибсена, Франса, Брет Гарта, Альфонса Доде и многих других писателей Западной Европы и США. «Судя по моим некоторым наблюдениям, – писал А.А. Громыко, – Сталин был знаком с книгами Шекспира, Гейне, Бальзака, Гюго, Ги де Мопасссана – и последнего очень хвалил, – а также с произведениями многих других западноевропейских писателей». Этот интерес был глубоким, Сталин мог в беседе провести сравнение с персонажами западноевропейских романов, или вспомнить случаи из литературной деятельности западных писателей, посоветовать своим собеседникам прочесть те или иные иностранные книги.
Сталин любил музыку и западноевропейских композиторов, особенно «Аиду» Верди. Его интерес к культуре других стран за пределами России свидетельствовал не о его желании «принять сторону победителя», а о том, что он сумел преодолеть национальную ограниченность, которая могла бы ему помешать увидеть ценность культур других народов. Это обстоятельство благоприятствовало не только принятию им интернационалистического учения Маркса – Энгельса, но и его последующим глубоким исследованиям природы национального вопроса с позиций интернационалиста. Видимо, на каком-то жизненном этапе его убежденность в торжестве принципов интернационализма заставила его изучать искусственный язык международного общения – эсперанто.
Однако усилия по изучению эсперанто оказались безуспешными, и, несмотря на феноменальную память, он так и не выучил этот язык. Неудачами кончились и его неоднократные попытки самостоятельно выучить немецкий и английский языки. Несмотря на то что Сталин много общался с представителями различных народов Кавказа, особенно в Баку, он не овладел их языками. Это может показаться невероятным, если учитывать и мнемонические способности Сталина, и его умение быстро осваивать самые разные знания. Однако всякому успешно изучившему тот или иной иностранный язык, как и всякому преподавателю иностранного языка, известно, что чужой язык нельзя выучить, полагаясь лишь на механическое заучивание слов и грамматических правил. Иностранный язык осваивается успешно лишь на практике (во время занятий, чтения иностранной литературы или прессы, общения с иностранцами). Изучению иностранного языка способствует также осознание его необходимости для ученика. Наконец, для того чтобы выучить иностранный язык, надо пытаться говорить или думать как иностранец.
Возможно, неудачи Сталина в изучении иностранных языков были связаны с тем, что он не старался соединять учебу по самоучителям с практикой и не чувствовал острой необходимости в этих знаниях. Наконец, судя по всему, Сталин даже в ходе учебы не пытался представить себя человеком, для которого родным языком был изучавшийся им немецкий или английский. (При изучении эсперанто последнее было в принципе невозможно.) Видимо, Сталин органически не мог войти в роль представителя другого народа, поскольку освоение им в детстве родной речи, устной и письменной, было связано с сильной эмоциональной привязанностью к родине, которую он не мог искусственно вообразить, изучая языки разных народов России или других стран мира.
Однако было одно исключение. Сталин блестяще изучил русский язык, прекрасно чувствовал русскую речь. Правда, оспаривая это, Рой Медведев утверждал, что на русском языке Сталин «свободно говорить так и не мог до конца жизни», и заявлял, что он «говорил по-русски лишь тихим голосом, медленно и с сильным грузинским акцентом». Из этого замечания можно заключить, что свободно русским языком владеют лишь те, кто кричит и тараторит, как развязные торговцы, на базаре. Хотя грузинский акцент Сталина был заметен в его речи (об этом, в частности, писал Г.К. Жуков), есть основания полагать, что записи его голоса не дают верного впечатления о произношении Сталина.
Родственница Сталина М.А. Сванидзе, которая часто общалась со Сталиным, не узнала его голос, когда впервые услыхала его выступление по радио. Она записала в дневнике: «Как странно, я не узнавала его голоса – через микрофон тембр был другой, а главное акцент был на 100% сильнее, чем в жизни. Он очень чисто говорит по-русски, и обороты речи у него хорошего народного русского языка, а через микрофон он говорит в точности как в жизни говорит Шалва Элиава». (Видный участник революционного движения Ш.З. Элиава до середины 1930-х годов занимал различные правительственные посты.)
В совершенстве владея грузинским языком, Сталин постарался достигнуть такого же совершенства и в изучении русского языка. По наблюдениям Г. К. Жукова, Сталин «русский язык знал отлично и любил употреблять образные литературные сравнения, примеры, метафоры». Сталин не только блестяще овладел русским языком, но стал знатоком русской культуры, особенно литературы и музыки.
Очевидно, что в приобщении к русской культуре и русской речи у Сталина не было психологического барьера несовместимости, мешавшего ему осваивать другие языки. Хотя Сталин, как и многие грузинские патриоты, не забыл ни одно из оскорбительных высказываний в адрес культуры своей страны, даже если они были сделаны не самыми крупными деятелями России, не забыл унизительные запреты на использование грузинского языка, можно утверждать, что распространенное среди революционеров представление о России как «тюрьме народов» было по меньшей мере сильно преувеличенным. Несмотря на сохранявшиеся запреты на профессиональную деятельность и место жительства людей иных религиозных конфессий и политику «русификации», в России не было непреодолимых барьеров для представителей иных национальностей, особенно для исповедовавших православие. В русском же национальном характере никогда не господствовали установки расовой или национальной нетерпимости. Эти обстоятельства всегда благоприятствовали интеграции представителей большинства народов в жизнь российского общества. Давние и глубокие исторические связи между двумя православными народами создали прочную основу для добровольного вхождения Грузии в состав России, а затем способствовали развитию дружбы между грузинским и русским народами.
Эта дружба проявлялась, в частности, в том, что грузинский князь Багратион стал героем русского народа, а русские поэты воспевали красоту природы Грузии, благородство ее людей. Сближению России и Грузии способствовала и тяга ее лучших представителей к народным истокам своих культур, а поэтому в культуре России Сталин мог ощутить те же древние традиции, в которых он был воспитан с детства. Было очевидно, что, вопреки неизбежным обидам и непониманиям, у двух народов гораздо больше оснований для дружбы, чем для взаимной неприязни. Еще задолго до революции и создания СССР Сталин не видел непреодолимых барьеров, отделявших Грузию от России. Уже в первой своей статье в газете «Брдзола», написанной в 1901 году, он назвал Кавказ «уголком России», а Грузию – частью этого «уголка». В восприятии Сталина Грузия была частью огромной страны, на которую он распространил свои представления о родном крае, сформировавшиеся у него с детства. Очевидно, что такое восприятие места Грузии в составе России перевешивало для Сталина значимость воспоминаний о статьях Каткова и Соллогуба и высказываний его школьного учителя Лаврова.
Благодаря этому в своем изучении русского языка, своем знакомстве с Россией, ее людьми, ее образом жизни он опирался на те же способы приобщения к ее культуре, которые сделали его грузином. В основе его приобщения к русской речи, русской литературе, русской музыке лежал не холодный расчет получить выгоды от интеграции в мир «победителей Грузии», а такая же любовь, которую он испытывал к родной речи и родной культуре.
Сталин с очевидным удовольствием использовал в своих выступлениях русские пословицы и поговорки, которые явно любил, так же, как с детства полюбил грузинские народные выражения. («Молодец против овец, а против молодца – сам овца», «Если бы да кабы, то во рту росли грибы», «Рыбак рыбака видит издалека», «Знают, где раки зимуют», «Дай дураку помолиться, он себе лоб расшибет», «Захотели поделить пироги и пышки, а пришлось им поделить синяки и шишки».) Было очевидно, что ему стала близка мудрость русского народа, воплощенная в народной речи.
Любовь к грузинской народной песне стала основой для развившейся у него привязанности и к певческой традиции русского народа. В.М. Молотов вспоминал, что у Сталина было много пластинок, которые он любил прослушивать: «грузинские песни… русские народные песни очень любил… Ему нравились песни хора Пятницкого». Это подтверждала и его дочь, которая отмечала, что наряду с коллекцией пластинок с записями грузинских народных песен, у Сталина были собраны многочисленные пластинки с записями русских и украинских песен.
Приобщаясь к культурной традиции русского народа, Сталин опирался на те культурные основы, которые были заложены в его сознании еще в раннем грузинском детстве. Он искал и находил общее в судьбах народов Грузии и России, в их традициях. Сталин, как и многие его соотечественники, вряд ли забывал о том, что наиболее драматичные события в истории Грузии были вызваны тем, что она находится вблизи важного перекрестка древних мировых путей, на древней евро-азиатской магистрали между Европой и Азией. Видимо, это представление о месте Грузии позволяло ему легче увидеть, что громадная Россия также находилась на цивилизационном перепутье. В своей работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин писал: «Россия находится между Европой и Азией, между Австрией и Китаем». Хотя это замечание справедливо и к тому же касается не только географической стороны вопроса, но оно, вероятно, свидетельствует о привычке смотреть на мир глазами наблюдателя из Грузии, расположенной между Россией, Турцией и Персией, между Европой и Азией. Учитывая протяженные границы России, отделявшие ее от десятка стран мира, и ее тогдашние размеры (а она занимала большую часть Европы и большую часть Азии), вряд ли такое определение можно считать правильным.
В то же время такое положение России делало ее уязвимой для внешних нападений с разных сторон. Таким было географическое положение Грузии, обрекавшее ее на вечные столкновения с захватчиками. Представления о грузинской истории помогали Сталину увидеть и в прошлом России непрерывную череду вторжений иноземцев, пытавшихся ее покорить. Вопреки выводу Таккера, Сталин видел в России не хронического победителя, а страну, которая, как и Грузия, не раз терпела поражения от иностранных захватчиков. В 1931 году Сталин говорил: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны». Это замечание также справедливо, но следует учесть, что, в отличие от Грузии, Россия не только вела упорную самооборону, но в конечном счете разбивала агрессоров, расширяя свои владения.
Постоянная борьба с иноземцами заставляла народы, подвергавшиеся нападениям извне, мобилизовывать все силы на отпор врагам. Как и в грузинской истории, Сталин особо выделял в русской истории выдающихся военачальников, поднимавших народ на борьбу против иноземных захватчиков. Имена этих великих русских полководцев он воспринимал как символы славной истории «нашего» народа, как это следовало из его выступления 7 ноября 1941 года. На это и подобные его высказывания часто ссылаются, указывая, что Сталин считал себя русским человеком.
Однако и в этих случаях Сталин не забывал о славных полководцах-грузинах. Об этом свидетельствует и выбранное им название «Багратион» для операции по разгрому германских армий в Белоруссии. В разгар Великой Отечественной войны был создан двухсерийный фильм о Диди-Моурави – Георгии Саакадзе. Многотомный роман А. Антоновской «Великий Моурави» был удостоен Сталинской премии. Однако очевидно, что Сталин учитывал, что Грузия в масштабах СССР занимает сравнительно скромное место, а поэтому он не поставил грузинских полководцев в один ряд с выдающимися военачальниками России и Украины (Александром Невским, Богданом Хмельницким, Александром Суворовым, Михаилом Кутузовым, Федором Ушаковым, Павлом Нахимовым), в честь которых были учреждены боевые ордена.
Поиск общего в истории народов Грузии и России позволял Сталину обратить внимание и на великие созидательные дела двух народов в прошлом, а также на правителей, чьи имена связаны со строительством прочных, процветающих государств. В известной ему с детства истории грузинских царей он мог найти немало общего с деятельностью русских государей. Традиционное для сына грузинского народа уважительное отношение к Давиду-Строителю, царице Тамаре и другим великим правителям Грузии, вероятно, помогало Сталину испытывать такое же уважение к созидательной деятельности российских государей, а затем преодолевать нигилистическое отношение к истории Российского государства, распространившееся после революции 1917 года.
Нашествие врагов заставляло патриотов любого народа вспоминать о достижениях своей культуры. Так было всегда и в истории Грузии: грузинский народ, защищая свою землю, вспоминал о своем культурном наследии и его великих творцах. В годы Великой Отечественной войны Сталин поставил замечательные достижения великих творцов России в один ряд с деяниями ее государственных руководителей и полководцев и призвал народ вдохновляться ими в борьбе с захватчиками, пытавшимися покорить великий народ.
Среди великих деятелей русского народа, которых назвал Сталин 6 ноября 1941 года, особенно много было писателей. Будучи сыном Грузии, для которой книга Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» является национальной святыней, Сталин мог по достоинству оценить роль русской литературы. Классики грузинской литературы, которыми он зачитывался с детства, помогли ему найти путь к русской литературе. После завершения строительства библиотеки имени Ленина в 1930-х годах на фасаде ее нового здания, выходящего на Моховую, из писателей мировой литературы были изображены преимущественно классики русской литературы. В то же время знаменательно, что рядом с бюстами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Салтыкова-Щедрина, Горького, Маяковского и другими русскими писателями, поэтами и критиками, а также с бюстом основоположника украинской литературы Шевченко был поставлен и бюст Шота Руставели.