Энтони Пирс. Долина прокопиев

   — Теперь, насколько я помню, тропа должна повести прочь от этой двери, — сказала Чекс.
   Но она ошиблась: все указывало на то, что путешественники должны идти вперед, то есть вниз по ступенькам.
   — Очень любопытно, — произнесла Чекс. — Но теперь, к сожалению, я не могу сказать, что нас ждет дальше. Может, в тот раз Гораций вел нас прямым путем, а этот какой-то окружной…
   С этими словами Чекс сделала первый шаг по ступенькам, довольно робкий шаг. Ну конечно, ноги кентавров созданы для дорог и полей битв, а не для цоканья по ступенькам. Лестница заканчивалась площадкой, на которой хватило места для четверых. Спустившись с площадки, они гуськом пошли по коридору, но вскоре дорогу им перегородили ржавые запертые ворота.
 
   По ту сторону ворот стояли зомби. Их было четверо: тронутый тлением человек, подпорченный кентавр, линялый Прокопий и очень трухлявый скелет.
   — Ничего себе. Кто-то шутит над нами, не иначе, — рассматривая фигуры за воротами, заметила Чекс.
   — Хороши шутки, — испуганно произнес копуша.
   — Мы в гипнотыкве, здесь всякое бывает, в этом творилище плохих снов. Здесь вы можете встретиться не только с самим собой, но и с собственными ужасными снами, — со знанием дела пояснил Косто.
   — Можем встретиться мы? А ты? — удивилась Чекс.
   — Скелеты не спят. У них нет снов.
   — Но смотри, там, за воротами, стоит и твоя карикатура, — указала Чекс.
   — Да. Странно. Меня, должно быть, приняли за живого. Не знаю только, радоваться мне или огорчаться.
   — Так что же будем делать? — вмешался Эхс. — Ворота заперты, сквозь прутья тоже не пролезешь, слишком узко поставлены. Остается разбить ворота?
   — Насколько я понимаю, — сказал скелет, — по ту сторону стоят наши умственные отражения.
   Надо собраться с силами и взглянуть прямо на них. Вас хотят испугать, но вы не должны поддаться страху. Когда страшные сны видят, что их не боятся, они теряют силу. Ой, я кажется выболтал одну из тайн гипнотыквы. Прошу, не проговоритесь, когда окажетесь снаружи.
   Если бы не дрожь в коленках, Эхс, наверное, от души рассмеялся бы.
   — Ну что ж, я первая, — отважно сказала Чекс и сделала шаг к воротам.
   Кентавр по ту сторону ворот тут же послушно шагнул ей навстречу, словно был зеркальным отражением. Они сошлись лицом к лицу. Чекс протянула правую руку, и ей навстречу потянулась левая.
   Чекс коснулась правой рукой своего двойника и… рука прошла сквозь руку.
   Нет, не сквозь… Рука вошла в руку. Это странное нечто сложилось, стало плоским, как складной стаканчик, и исчезло.
   Изумленная Чекс отдернула свою руку. Так же сделала и зомби. И обе руки вновь появились.
   — Похоже на воду! — воскликнул Эхс. — Будто ты сунула руку в воду! Отражение тоже протянуло руку, и обе, соединившись, исчезли.
   — Должно быть, ты прав, — хмуро согласилась Чекс. Она расправила крылья. И двойник сделал то же самое.
   Чекс приблизилась к воротам и прижалась к ним. Двойник не заставил себя ждать.
   Сблизившись, они начали погружаться друг в друга и на глазах потрясенных путешественников из двух кентавров вскоре получился один — безголовый, безгрудый, но зато с двумя крупами. Движение навстречу друг другу, очевидно, продолжалось, потому что через некоторое время исчезли и крупы, остались только два хвоста, но и они долго не провисели.
   Потом, словно рисуемая на воротах, стала проявляться картинка. Это была Чекс. Она мчалась через лес, поминутно тревожно оглядываясь. От кого же она убегала?
   Затем показались преследователи — орда кентавров, среди которых были и мужчины, и женщины, и подростки. У всех у них были луки со стрелами и они целились в убегающую Чекс, явно намереваясь ее убить.
   Лес сменился крутым каменистым склоном. Копыта кентаврицы скользили по камням, ей трудно было взбираться, а преследователи приближались.
   И стрелы уже готовы были полететь ей в спину…
   Склон становился все круче и круче, но Чекс как-то удалось взобраться. А по ту сторону крутой горы ревел и пенился бурный поток. Как же через него перебраться? Сделав попытку, она тут же разобьется о камни. Чекс замерла на берегу. Ужасная ловушка…
   — Но это всего лишь видение! — раздался голос Эхса. — Не бойся! Это всего лишь страшный сон!
   И Чекс расслышала его голос.., и тут же вновь оказалась рядом с друзьями. Сон растаял без следа.
   Кентаврица-зомби тоже заняла свое место за воротами, которые по-прежнему оставались запертыми.
   — Ты видел, что там было? — тяжело дыша, спросила у Эхса кентаврица Чекс.
   — Видел, — ответил Эхс. — Кентавры наступали тебе на пятки.
   — Они хотели расправиться со мной.., из-за крыльев, — сказала Чекс. — Я для них ничто.
   — Как в жизни, — согласился Эхс.
   — В этом и заключается твой глубочайший страх и стыд, — сказал Косто. — Какой самый страшный твой сон? Это сон о кентаврах, о твоих соплеменниках, закрывших перед тобой вход в сообщество кентавров.
   — Да, — с тоской в голосе согласилась Чекс. — Я пытаюсь это отогнать, но оно возвращается и ранит. Я хочу, чтобы кентавры меня приняли, но добиться этого не могу.
   — Ты должна встретиться с кентаврами лицом к лицу, — сказал скелет.
   — Но как же? Ведь только я остановлюсь, они тут же изрешетят меня стрелами.
   — Смерть во сне — это не настоящая смерть, — напомнил Эхс.
   — Тогда полагаюсь на твои слова, — по-прежнему мрачно сказала Чекс. — В этот раз не прерывайте мой сон.
   И Чекс вновь пошла к своему двойнику. Обе исчезли друг в друге и вновь появилась картина.
   Опять лес, опять Чекс спасается от преследователей, но вдруг останавливается и поворачивается навстречу разъяренным кентаврам.
   — Не смейте меня преследовать! — отчаянно выкрикивает она. — Я есть такая, как есть! И это не моя вина!
   — Уродина! Уродина! — хором вопят кентавры, — Смерть уродам!
   И начинают колоть ее копьями, протыкать стрелами, резать ножами… До крови! До смерти!
   Чекс очнулась с воплем ужаса. Второй сон оказался еще страшнее первого.
   Эхс метнулся к ней на помощь и оттащил от решетки.
   — Ужасно! — рыдала Чекс. — Я умерла? Они убили меня!
   — В самом деле ужасно, — согласился Эхс. Он пытался ласково обнимать Чекс, хотя это выглядело смешно, потому что ростом он был ей по грудь.
   — Значит, и этот способ не годится, — сказал Косто.
   — Сначала я убегала от преследователей, потом не убегала! — чуть не плача, выкрикнула Чекс. — И то, и это не удалось. Так что же мне делать?!
   — Надо подумать, — подал голос и копуша. — В одном фне ты убегала, в другом не убегала. Это так называемые крайнофти. А что лежит пофредине? Ведь что-то там лежит?
   — И в первом, и во втором сне я вела себя как глупая девчонка, — приободрившись, начала рассуждать Чекс. — То убегала во все лопатки, то вдруг обратилась к собственным убийцам с речью. Есть же что-то третье. Не белое, и не черное, а.., среднее. Но поймите, сон так захватил меня, оказался таким жизне правдоподобным, что я…
   — Каким, каким? — переспросил Эхс, ошеломленный этим безразмерным словом.
   — То есть очень реалистическим, — пояснила Чекс. — Я даже стала сомневаться, а сон ли это?
   — Знаешь, я тоже засомневался, — признался Эхс.
   — И поэтому ты пришел ко мне на помощь? Я тебе очень благодарна. Ты поступил, как настоящий друг.
   — Ефли Эхв фмог во фне прийти к тебе на помощь, то давай и мы проникнем в твой фон и будем там фражатьфя вмефте? — предложил копуша.
   — Молодец, копуша! — радостно поддержал его Эхс. — Четверо — это уже сила! А Косто вообще без труда обратит их в бегство!
   — Я ценю ваше благородство, — сказала Чекс. — Но не хочу подвергать вас опасности. Там, в моем страшном сне, вас, может, и не убьют, но ранить могут наверняка. Когда стрелы и ножи касались меня, мне, поверьте, было больно. В общем, как бы там ни было, это вызов лично мне. И я должна справиться своими силами.
   Друзья не могли не прислушаться к ее доводам.
   — Но если ты не в силах ни победить их, ни уговорить, ни спастись бегством, то что же тебе остается? — спросил Эхс.
   — Отвергнуть, — с нажимом произнес скелет.
   — Ты прав, Косто! — воскликнула Чекс. — До сих пор я относилась к ним слишком серьезно, и это придавало им силы. Я сама наделяла их этой силой! Но теперь я буду действовать иначе. Пожелайте мне удачи, ребята!
   — Ни пуха ни пера, — сказал Эхс.
   — Ни камешка ни пылинки, — подхватил копуша.
   — Ни косточки ни полкосточки, — завершил Косто.
   Вдвинувшись друг в друга, Чекс и ее двойник опять исчезли, после чего появилась картина.
   …Чекс снова бежит по лесу, потом вдруг останавливается и поворачивается к ватаге преследователей. А те уже готовят ножи и стрелы.
   — По какому праву вы здесь хозяйничаете! — кричит Чекс. — Это мой сон! Убирайтесь из него, вы, узколобые, тупые, жестокие! Это мой путь, и вам нет на нем места!
   Но кентавры продолжали наступать, бряцая оружием. Слова Чекс их нисколько не впечатлили.
   И тогда Чекс расправила крылья и поднялась в воздух и поплыла по воздуху над их головами, медленно, величаво.
   Кентавры задрали головы и следили за ней, открыв рты.
   — Вы — рабы земли, смотрите, я свободна! — вскричала Чекс. — У вас нет крыльев и вы ненавидите всех крылатых! Эй, вы, навозные жуки…
   Один за другим кентавры начали приходить в себя и снова замелькало оружие.., но Чекс сильнее замахала крыльями и поднялась высоко в небо, туда, куда не смогла бы долететь ни одна кентаврская стрела.
   — Я не нуждаюсь в вашем одобрении! Я не боюсь вашего проклятия! — с высоты прокричала она. — Что мне нравится, то и буду делать! А вы оставайтесь…
   И тут Чекс проснулась. Сон развеялся, но Чекс поняла, что там, во сне, победила.
   — Хотя в настоящей жизни я еще не умею летать, но зато теперь я освободилась от власти кентавров, — сказала Чекс. — Мне не нужно ни их прощение, ни их одобрение. У меня есть своя жизнь, и она куда интереснее обычной, кентаврской. Заискивание перед ними лишало меня сил. Я стремилась походить на них, и это меня связывало. Но как только я разрешила себе стать самой собой, эти тетеньки и дяденьки тут же задрали лапки!
   И тут Чекс осознала, что все с каким-то непонятным удивлением смотрят на нее.
   — Что случилось? Вы мне не верите? — спросила она.
   — Ты прошла? — первым обретя дар речи, сказал Эхс.
   — Как… — Чекс осмотрелась по сторонам. — О!
   Так я по другую сторону ворот!
   — Ты победила, — сказал скелет.
   — Я победила! — и Чекс расплылась в радостной улыбке. — Победила то, чего раньше больше всего стыдилась и боялась. Призраки исчезли, а с ними исчезла и преграда, которая была всего лишь неким образным отражением моих страхов. Теперь я ничего не боюсь…
   И, чтобы подтвердить это, Чекс прошла сквозь железные прутья ворот, потом вернулась и снова прошла.
   Эхс подошел к воротам — его двойник подошел тоже. Эхс коснулся ворот — двойник коснулся ворот. Эхс убрал руку. Для него ворота не исчезли.
   — Кентавр ифчез, но офтальные по-прежнему там, за воротами, — вздохнул копуша.
   — Каждому из нас предстоит победить свой плохой сон, — сказал Эхс.
   — Вперед, Прокопий, — скомандовал копуша и пошел к воротам.
   Оба Прокопия, настоящий и зомбический, сошлись нос к носу. Потом они взаимопоглотились и начался сон…
   …Тоннель, стены которого увешаны гнилушками, излучающими мягкий свет. Копуша проникает в тоннель сквозь стену, без труда раскопав ее своими магическими железными когтями.
   В тоннеле уже кто-то есть… Хотя очертания туманны, но можно догадаться, что это фемина, и она не из рода Прокопиев. Глаза ее и мех меняют цвет, как у Прокопиев, но все равно она другая.
   — Королева скалдырников? — полувопросительно произнесла Чекс.
   Эхс вдруг вспомнил демонессу Метрию. Демонесса, королева… Так вот, оказывается, что мучит копушу — женщина?
   Тем временем Прокопий успел приблизиться к скалдырнице. Они обнюхались, и вдруг покатились откуда-то волны благоухания, словно разом расцвели сотни цветов. Медяшка Роза… Эхс почему-то вспомнил о ней. Хотя она-то ведь медная и пахнет от нее не цветами, а металлом.
   Копуша отпрянул.., и сон выключился. Копуша как стоял по эту сторону ворот, так там и остался.
   — Этого я и боялся, — с горечью произнес он.
   — В тебе, как я поняла, пробудилась страсть к королеве? — спросила Чекс.
   — Да. Но ефли б я уфтупил этой фтрафти, то попал бы в ловушку.
   — А ты не уступил, значит, тебе нечего стыдиться. Ты выполнил свой долг, иначе бы мы не шли сейчас за направляющим заклинанием.
   — Однако я был так близок к падению, — признался копуша. — И вфе из-за того, что я никудышный.
   — Никудышный? — почти возмутился Эхс. — Да таких Прокопиев еще поискать надо! Ты отличный парень!
   — Ну что ты, — махнул лапкой копуша. — На фамом деле я, как и Чекф, отверженный.
   — Ничего не понимаю, — сказала Чекс. — Разве все это время ты не был послом своего народа?
   — Был.., но не потому, что я фамый лучший, а потому, что.., фамый нефчафтный.
   — Несчастный? Но в чем же твое несчастье? — продолжала допытываться Чекс.
   — Ну что ж, раз вфе признаютфя, то и я признаюфь, — тяжко вздохнул Прокопий. — Я был влюблен в одну крафавицу, но она предпочла другого.
   — Красотка предпочла другого? Ну и что? Другая бы приголубила.
   — У наф, Прокопиев, иные нравы. Ефли фемина отвергает мужчину, то на нем навеки офтаетфя клеймо. Путь к любви и фемейной жизни перед ним закрыт.., закрыт навеки.
   — Из-за одной любовной неудачи — навеки? — подняла брови Чекс. — Довольно глупо!
   — Ефли бы ты была нашей феминой, то раффуждала бы иначе, — сказал копуша. — Прокопий, отвергнутый феминой, вфе равно, что крылатый кентавр.
   — Да, плохи твои дела, — согласилась Чекс.
   — Но ты же помогаешь своему народу? Это очень даже почетно, — пожал плечами Эхс.
   — Я не помогаю, а профто.., убегаю от фамого фебя.
   — И все же у тебя есть миссия, и ты делаешь все, чтобы ее выполнить!
   — Да. Но как только вфпомню Фкалди…
   — ..Тебе тут же хочется на все, кроме любви, махнуть рукой, — договорила за него Чекс. — И я тебя понимаю. Но при встрече с королевой ты поборол искушение, значит, тебе нечего стыдиться.
   — Но прежде, чем побороть, я же его почувфтвовал, — возразил копуша. — Фтыдно, что почуфтвовал.
   — А мне кажется, что ты боишься и стыдишься чего-то другого, — сказала Чекс. — И встреча с этим другим у тебя еще впереди.
   — Ну что ж, — вздохнул копуша, — пофмотрим.
   И он вновь направился к своему двойнику.
   Вновь образовалась картина. Сладчайшая королева Скалди снова приблизилась к копуше. Сильно повеяло ароматом цветов.
   Копуша не стал убегать. Чуть подумав, он неуклюже обнял королеву. Значит, искушения он не стыдится? Тогда в чем же дело?
   Королева пошевелила носиком. Кажется, она принюхивалась. И тут появилась еще одна картинка. Картинка внутри картинки: какая-то прокопиевская фемина разочарованно отворачивается от копуши.
   — А, я поняла — королева учуяла, что наш копуша неудачливый жених, — вполголоса проговорила Чекс.
   Королева порывисто отвернулась. Аромат цветов поблек. Копуша остался один.., снова отверженный.
   Проснувшись, копуша понуро отошел от ворот.
   Теперь причина его тревоги стала ясна: он боялся, что королева, почувствовав в нем неудачника, отвергнет его ухаживание. И получится, что из-за любовного увлечения он позабыл о своей миссии, но и любовное увлечение тоже окончилось бесславно..
   — Пустяки, — успокоила Чекс, — Для спасения Долины ты делаешь все, что в твоих силах. А чем это завершится, никто не знает. Если поражением, то в этом не ты будешь виноват. А королеве, если она тебя отвергла, самой же будет хуже. Не тебе, а ей!
   — Но я же так размягчилфя! — горестно возопил копуша.
   — Только во сне, в плохом сне, — напомнила Чекс. — А» это вполне поправимо.
   И копуша вновь пошел к воротом. Вновь начался сон.., и тут же закончился, а копуша наконец оказался по другую сторону ворот.
   — Вот видишь, — сказала Чекс. — Этот сон утратил власть над тобой. Ему даже начаться как следует не удалось.
   — Да, теперь я верю — бодро сказал копуша. — Я выполню миффию, нефмотря ни на какие ифкушения и прочие помехи.
   Настал черед Эхса идти к воротам.
   Зомби приблизился к нему. Оба исчезли — и начался сон.
   Сон Эхса был полон вращающихся звездных туманностей, летающей космической пыли, движущихся по своим прихотливым путям лун. Луна из круглого желтого сыра превратилась в огромный, испещренный кратерами каменный круг.
   И что самое удивительное, волшебный Ксанф оказался всего лишь маленьким полуостровом на гигантском обыкновенском шаре. Нет, это мне только кажется, во сне подумал Эхс… Картина неуклонно приближалась и приближалась к нему, пока наконец не стало ясно, что это карта Ксанфа, а на ней стоит он, Эхс. Потом образовалась еще одна картина, повторяющая первую, но с одним отличием — на этой второй картине не было Эхса.
   Эхс, превратившийся в бестелесного духа, смотрел на эти картины. На одной он был, а на второй отсутствовал, а в остальном изображения были абсолютно схожи.
   Эхс в страхе закричал — и проснулся. Чекс подбежала к нему и обняла, пытаясь успокоить.
   — Что бы вфе это значило? — спросил озадаченно копуша. — В твоем фне не было ни чудовищ, ни фоблазнительных крафавиц…
   — Но картинки были похожи! — вскричал Эхс. — Целиком и полностью!
   — Да, правда, — пробормотала Чекс. — Но что в этом страшного? Что тебя испугало?
   — На одной я есть, а на другой меня нет, но при этом вокруг ничего не меняется! Значит, есть я или нет, это все равно?
   — Может, и так, — пожала плечами Чекс.
   — Жив я или мертв, все равно? — продолжил в отчаянии Эхс. — Ксанфу все равно? Значит, моя жизнь бессмысленна?
   — Но это ты так думаешь, а в действительности все может быть совсем иначе, — возразила Чекс.
   — А может, то, что я думаю, и есть действительность!? Может, я и в самом деле никто и ничто! Я что-то делаю, но мои поступки не имеют смысла. О, теперь я понимаю, что толкнуло меня отправиться к Доброму Волшебнику. Мне просто нужно было доказать самому себе, что я что-то значу, что у меня есть в жизни хоть какая-то цель.
   Избавиться от демонессы, спасти родителей — это только предлог. А на самом деле я надеялся, что.., что Добрый Волшебник убедит меня, что я не пустышка.
   — Нет, ты не пустышка! — вскричала Чекс. — Как ты можешь так думать!
   — Я всячески себя убеждаю в обратном, — сказал Эхс, — но в глубине души сомнения не отпускают меня. Способен ли я сделать что-нибудь такое.., важное, без чего Ксанф не проживет? Родился я или нет, какая в этом разница? Картина, где я есть, ничем ведь не отличается от картины, где меня нет.
   — Ну что поделаешь, — вздохнула Чекс. — А мы все.., чего мы стоим? кто мы такие? что мы для Ксанфа? Но мне кажется, ответ все равно найдется.
   Ты еще многое можешь совершить. И копуша тоже.
   Вот тогда и картина изменится.
   — Когда ты так говоришь, мне хочется верить, — сказал Эхс. — Но в силах ли я что-либо сделать?
   Ксанф такой большой, а я такой маленький.
   — А спасти Люблю-реку и Долину? Разве это не важное дело?
   — Очень важное, — согласился Эхс. — Но это дело копуши, а мы только помогаем.
   — Но без нашей.., без твоей помощи справится ли он? — задала наводящий вопрос Чекс.
   — Значит.., свершится что-то. И свершится только потому, что я буду в этом участвовать? — начал догадываться Эхс.
   С этими словами он вновь направился к воротам, за которыми стоял его двойник. И вновь начался сон.
   — Пока я ничто, — сказал Эхс, — но я хочу сделать попытку. Если мне повезет, я стану кем-то.
   Пытаться хоть что-то сделать — вот и все, что мне остается… Всем нам только это и остается: честная попытка что-нибудь сделать. Если и в попытке нет смысла, тогда и во всем прочем его тоже нет, а уж в плохих снах и подавно.
   Картины покрылись рябью. Когда рябь исчезла, стало видно, что река, которая на одном изображении была почти прямой, на другом начала превращаться в извилистую.
   Вот и все. Это был всего лишь сон, но Эхса он наполнил огромной радостью. Теперь он знал, как победить свой глубочайший страх. Теперь в его жизни появился смысл.
   Картина исчезла. И Эхс обнаружил себя по другую сторону ворот.
   Все переместились, кроме скелета, который одиноко белел на той стороне.
   — Мой черед, — произнес скелет. — Но я сомневаюсь.
   — Это понятно, — сказала Чекс. — Каждый из нас поначалу робел перед своим плохим сном.
   — Я не боюсь плохих снов, — ответил Косто. — Тем более, что сны мне не снятся, ведь я не принадлежу к миру живых. Беда в ином — мне нечем победить своего двойника, потому что мы, скелеты, не чувствуем ни вины, ни страха, у нас нет никаких сокровенных тайн. Но если все же я попытаюсь перейти, то кто знает, не включится ли нечто такое, что повредит вам всем.
   — Как это? — удивился Эхс.
   — Нынешние испытания предназначены для живых существ, способных видеть сны, — начал объяснять скелет. — Если среди живых окажется какой-то бессонный, то механизм может разладиться и все пойдет наперекосяк. Я боюсь вам повредить.
   — Скелет прав, — пробормотала Чекс. — Если из их братии как раз и составляются плохие сны, то ему самому они ведь сниться не могут?
   — А что случится, если механизм разладится? — решил уточнить Эхс.
   — Выход из тыквы может стать таким узким, что вам не удастся выбраться, — объяснил Косто. — Если не это, то с телом у вас может что-нибудь приключиться, или с душой…
   — Кофто отличный проводник, — сказал копуша. — Без него мы тут точно заблудимфя.
   — Тогда рискнем? — предложил Эхс.
   — Рискнем, — согласилась Чекс. — Ведь этот трухлявый двойник для чего-то здесь оказался. Ну, Косто, вперед, смелее.
   — Как говорит пословица, старые кости захотели в гости, — пожал плечевыми костями скелет и направился к воротам. Остов за воротами проскрипел ему навстречу.
   Начало образовываться подобие картинки. На ней Косто стоял в коридоре, точно так же, как наяву. Не успев толком образоваться, картинка исчезла — и Косто вернулся на прежнее место.
   — Это действительно была завязь какого-то сна, — произнес Эхс.
   — Но дальше сон не развился, потому что не было из чего, — объяснил скелет.
   — Ну это ты поторопился заявить, — возразила Чекс. — Начало ведь было и оно из чего-то получилось. Прежде чем утверждать что-то, надо очень хорошо подумать. Особенно в таком важном деле.
   — Сон решил начаться, но потом понял, что ничего не выйдет, и тут же закончился, — попытался осмыслить случившееся Эхс.
   — Вот видишь, сон все-таки был, — ухватилась за его слова Чекс. — Пусть минутный, но все же сон.
   Значит, у Косто что-то есть, как говорится, за душой.., какая-то жизнь.
   Теперь и копуша заинтересовался.
   — Что же это может быть? Ведь Кофто не живой.
   — Это был даже не сон, а просто портрет Косто, похожий на него, как две капли воды, — заметил Эхс.
   — Да, это был мой портрет, — согласился Косто. — Лишенный жизни, я лишен и снов. Кроме точной копии меня, на картине ничего не могло появиться.
   — Твой портрет, наверное, и есть отражение самых глубоких твоих страхов и самого глубокого стыда.
   — Я ничего не боюсь и ничего не стыжусь, — возразил скелет.
   — Ты упрямо настаиваешь на своем и тем самым мешаешь своему сну развиться в полную силу, — предположила Чекс.
   — Но во мне нет для него содержания.
   И Косто указал на свой пустой череп.
   — Не содержания нет, а.., ты не хочешь уступить, — не сдавалась Чекс.
   — Ну как можно уступить тому, чего нет? — вмешался Эхс.
   — А я говорю — есть, — отрезала Чекс. — Если бы не было, то и двойника бы у Косто не было, и он без всяких усилий оказался бы сейчас рядом с нами.
   — Да я пуст! — вспылил Косто. — Снам среди моих костяшек просто нечего делать!
   И он еще раз, в виде доказательства, стукнул себя по черепу.
   — А что было во сне? Тоже костяшки!
   — То есть ты намекаешь, что Косто боится самого себя? — вмешался Эхс.
   — Может быть, — сказала Чекс и, поглядев на Косто, спросила:
   — Ты боишься себя?
   — Мне нечего бояться, — отмахнулся Косто.
   — Не уходи от ответа.
   — Ну с какой стати я должен самого себя бояться? Я создан для того, чтобы меня боялись. И этим все сказано.
   — А сон намекает на то, что ты себя боишься, — упорно гнула свою линию Чекс. — Тебе нравится быть скелетом? Нравится пугать?
   — Нравится, не нравится… Разве у меня есть выбор? Таким я создан, и точка.
   — И снова ты уклоняешься от ответа.
   — Чекс хочет, чтобы ты объяснил свои чувства, — сказал Эхс. — Взять, к примеру, меня. Я очень боялся, что ничего важного в жизни не совершу, что Ксанфу все равно, был я на свете или не был.
   Но я хотя бы живой, а ты нет. О, может, это тебя и мучит?
   — Я не жив, но и не так глуп, чтобы стремиться к жизни, — коротко ответил скелет. — Жизнь так неуклюжа.
   — Ну вот, видишь, и у тебя есть стремления, — обрадовалась Чекс.
   — Живые существа обречены есть и приседать, и снова есть, и снова приседать, — продолжил скелет. — Не говоря уже о прочих церемониалах, громоздких, болезненных и стыдных. И в конце концов все становятся такими, как я — скелетами. И нет во всем этом ни крошки смысла.
   — Живые умеют чувствовать, — сказала Чекс. — Чувствовать способен и ты. Вот скажи, охватывает ли тебя необоримый страх при мысли, что ты можешь быть только таким?
   — У меня нет бытия. Каким захочу, таким и могу не быть.