Страница:
На расстоянии двадцать световых лет они остановились.
– Ближе нам не подойти, – сказала Афра. Минимальный прыжок – сорок-пятьдесят лет, так что мы окажемся с другой стороны лет на тридцать дальше, или того хуже.
– Ничего не остается, как пробовать еще разок, – возразил Гарольд. Изменим направление и понадеемся на лучшее.
– Шен говорит, он сможет...
Если он хочет что-то сообщить нам – прекрасно, – ответил Гарольд. – Но если он хочет купить в обмен на информацию участие в нашей экспедиции, то передайте, чтобы и не надеялся. Пусть мы и идиоты, но все же как-нибудь сами справимся.
Они немного отошли и сделали еще одну попытку, до разрушителя оставалось десять световых лет. Третий прыжок был хуже, но после четвертого они оказались совсем рядом – меньше парсека, чуть больше трех световых лет.
– По-моему, нам уже не представится лучшего случая, – сказала Афра. – Нужно расконсервировать Джозефа и отправляться. Несколько лет в расплавленном виде...
– Но в целях безопасности нам придется восстанавливаться каждый год, – напомнил ей Иво. – У протоплазмы ограничено гарантированное время жизни.
– Я не люблю рисковать, – заявил Гротон. – Но в этом случае я бы рискнул. Давайте еще несколько раз попробуем. Что-то мне не хочется приближаться к разрушителю в расплавленном виде. На этот случай я хотел бы иметь при себе действующий мозг, а не его расплав.
Они рискнули – и проиграли. Еще шесть прыжков, и им не удавалось подойти ближе, чем на пять световых лет. Парсек был их лучшим результатом, и они не моли его повторить. Четырехмерное подпространство оказалось очень сложной головоломкой.
– Шен говорит...
– Передайте ему, чтобы он заткнулся! – зло бросила ему Афра, и Иво почувствовал прилив теплоты. Он вспомнил слово ЛЮБЛЮ на бюллетене, но не осмеливался даже предполагать... Теперь его любовь к ней изменилась, но оставалась столь же крепкой. Он узнал ее, ее достоинства и недостатки, и любил в ней и то, и другое. Его любовь была без иллюзий – он ничего не ждал в ответ и хотел лишь находиться рядом. По крайней мере, так он говорил это себе.
Не она ли написала это слово? Гарольд бы не сделал этого, Беатрикс это даже не пришло бы в голову.
Все же...
– Думаю, – сказал Гарольд, – эту станцию нам пока лучше оставить в покое. В галактике их еще несколько, и для начала нам вполне будет достаточно одного. Может, удастся выскочить поближе к какой-то из остальных.
Спускаясь по Млечному Пути, они выяснили, что разрушителей действительно много. Их сигналы можно принимать на расстоянии восемнадцать тысяч световых лет, как внутри галактики, так и в близлежащих окрестностях. Однажды они приняли сигналы двух разрушителей одновременно и проверили их идентичность, наложив один на другой. Сигналы полностью совпадали.
Они опять рискнули, но с новой целью. И опять неудача. Но со второй попытки они оказались на расстоянии не более одного светового дня от разрушителя.
Теперь стало понятно, почему было невозможно получить толковую макронную информацию о разрушителях. Практически все естественные макронные импульсы подавлялись искусственным сигналом или, скорее, превращались в искусственное излучение. Из этой точки космоса исходил только один поток макронов – сигналы разрушителя, и другая информация в этом потоке отсутствовала. Макроскоп впервые оказался не у дел.
Но, что удивительно, основной сигнал принимался так же уверенно. Это было еще одним подтверждением превосходства внегалактической технологии: этот сигнал нельзя было ни подавить, ни заглушить, ни отклонить в сторону.
– Нам чертовски повезло, – сказал Гротон. – Правда, стоит подумать, как мы будем уносить отсюда ноги.
Афра возилась с телескопом, пока другие занимались расконсервацией Джозефа. Корабль был погребен в недрах Тритона, который, в свою очередь был вплавлен в ядро Нептуна, и выбраться на поверхность было не таким уж простым делом. К счастью, – хотя Гарольд не признавал случайностей в таком деле и все старался предусмотреть, – они так же законсервировали тяжелое оборудование. Гарольд собрал его в свое время по чертежам внегалактической программы, и сейчас все, что было разобрано для хранения, можно было вновь запустить. Все, что не было спрятано в шахту, естественно расплавилось при падении Тритона на Нептун.
– Я сфотографировала комплекс разрушителя, – сообщила Афра во время обеда. – С этими примитивными оптическими приборами не многое увидишь, но, насколько я разобралась, центр комплекса имеет около двух миль в диаметре и сделан из металла. Так как макроскоп нам не поможет, придется входить внутрь самим.
– Мне кажется, мы пресыщены уже космическими технологиями, – сказал Гарольд. – Мы уже жалуемся на недостаток разрешения при расстоянии в один световой день! Но действительно, а почему бы не войти внутрь?
– Потому, что они могут подпалить нам перышки, вот почему, – ответила Афра, – надо бросить пробный камень.
Она была чрезвычайно оживлена, казалось, ее оставили мрачные мысли.
– Как? – спросил Гарольд. – Джозеф – это все, что у нас есть.
– Катапульта, глупенький, – ответила она. – У нас же есть точечный компенсатор гравитационного поля, помните? И много материала.
Гарольд выразительно постучал кулаком по лбу. Он тоже был неестественно оживлен.
– Ну конечно же! Мы же в состоянии состряпать макет корабля и запустить его в сторону разрушителя.
– Давайте начнем со спутников, – сказала она. – Думаю, что это боевые корабли.
– Спутников?
– Я разве не говорила? Разрушитель окружен шестью стофутовыми сферами, находящихся на расстоянии пяти световых минут от него – на север, восток, запад, юг, вверх и вниз.
– Мисс, вы не говорил мне о них, из ваших слов можно было понять, что такие детали не различить. Это сильно усложняет наше положение.
– Я говорила вам. Где же вы были, когда я сказала – «комплекс разрушителя»?
– Кто это сказал: «Нет веры прочнее, чем вера сварливой женщины в ее собственную непогрешимость»?
– Кейбелл сказал. Но он также сказал, что сварливой женщине нужен спокойный мужчина.
Оба улыбнулись.
Иво отправился поесть, но замечательная стряпня Беатрикс показалась ему безвкусной. Гротон и Афра? Нет – он делал поспешные и необоснованные выводы. Их открытое подшучивание в адрес друг друга было всего лишь свидетельством все большего сплочения их маленького коллектива. Это было как во времена проекта, когда он, Брад и другие осваивали высокую науку и всегда находили время для острот и веселья. Афре и Гротону пришлось работать рука об руку со времени высадки на Тритон, особенно они сблизились, когда Иво попал в Тир, оставив их одних в глубоком космосе. После суда между ними установились отношения отца и дочери. Ведь Афра когда-то потеряла отца...
Гротон и его роботы вновь сотворили инженерное чудо, и через некоторое время у Нептуна появилась планетарная пушка. Шахта-ствол имела тридцать пять футов в диаметре и длину две мили, в нижней части помещался блок деформации поля. Были проложены длинные трубы, один конец такой трубы выходил на поверхность планеты на расстоянии нескольких миль от шахты, а другой подходил к казенной части ствола. Были построены огромные отражатели, служившие для направления потоков газа, образующихся при включении генератора, создававшего колонну с нулевой гравитацией.
Все собрались в комнате управления, чтобы наблюдать за запуском. Нептун вращался вокруг комплекса разрушителя, поэтому необходимо было правильно выбрать момент. Афра сделала все вычисления, обращаясь к Иво, только чтобы их проверить. Она уже не раз давала понять ему косвенным образом, что их отношения изменились. Для подобной работы он ей больше не нужен.
Гарольд возился с аппаратурой управления запуском, которая казалась на вид ничуть не проще пульта управления макроскопом, на экране видно было, как чудовищный корабль-макет приподнялся и въехал в ствол. Это была простая пушка, укрепленная на четырех анкерах – создавать что-то более сложное для запуска макета было бы расточительством.
Гротон нажал кнопку запуска. Включился генератор, ему понадобилось некоторое время, чтобы набрать полную мощность. Поле компенсации вырабатывал специальный генератор, отличный от того, что стоял рядом с жилыми помещениями, так как необходимо было постоянно уравновешивать огромное притяжение и давление планеты.
Струи газа начали извергаться из труб, ударили по основанию снаряда, ничего не весившего в поле нулевой гравитации. Комната управления содрогнулась.
Верху атмосфера Нептуна ринулась в колонну с нулевой гравитацией, встретила там отражатели и мгновенно образовался тайфун, глазом которого был гейзер метанового снега. Давление всей атмосферы вытолкнуло снаряд в космос: один миллион фунтов на квадратный фут.
Пройдя облака испаренной воды и аммиака, слой водорода, ракета вышла за пределы атмосферы. На расстоянии тысяча миль от видимой поверхности планеты включился двигатель. Ракета развила такое ускорение, которое раздавило бы пассажиров и разрушило бы не приспособленное к перегрузкам оборудование. Двигатель был временным, его главной задачей была мощность, а не надежность, и он сам сгорал в течение полета. Ракета быстро набрала скорость, при которой она за несколько дней достигнет разрушителя.
– Очень похоже на корабль, если смотреть отсюда, – восхищенно заметила Афра. – Вы уверены, что не запустили по ошибке Джозефа?
– Это бутафория, честное слово. Весит десятую часть Джозефа, эта галактическая «Формула» быстро бы вышибла из нас дух, да и к тому же она пожирает себя в полете. От химического двигателя можно многого добиться, если не надо на нем сидеть.
Полет продолжался. Каждый следил за снарядом в течение четырехчасовой смены и готов были поднять тревогу при любых движениях со стороны разрушителя. Световой день был мизерной дистанцией, по сравнению с теми, к которым они привыкли, но даже модернизированный с помощью галактических технологий двигатель был слабоват для таких расстояний. Ракета достигла максимальной скорости и теперь неслась дальше, уже просто как пустая металлическая бочка.
Их вахта длилась четверо суток. Макет прошел мимо ближайшего спутника и направился, собственно, к разрушителю. Ничего не происходило. Он совершил виток вокруг сферы, на расстоянии одной световой минуты по-видимому его притянула огромная гравитационная сила, прошел мимо еще одного спутника и умчался в космос.
– То ли они все там мертвы, то ли прикидываются, – нарушил молчание Гротон. – Попробуем еще один?
Иво подумал с тоской, что предстоит еще две недели скучного ожидания, но согласился, что это разумный путь.
– Я удовлетворена, – сказала Афра. – Очевидно, системы защиты не работают. Жаль, что мы потеряли столько времени. Нужно самим ехать.
Иво хотел было возразить, но передумал. Она так сказала, значит, так оно и будет, разумно это или нет. Теперь командовала она.
И вновь они в космосе – странное ощущение. С тех пор, как они пристали к Шену, спутнику спутника, Джозеф не отлучался надолго от планеты. Прошли месяцы, рефлексы, если таковые были, утрачены, невесомость казалась непривычным состоянием, и приходилось контролировать каждое движение.
– А мне нравится, – сказала Афра. – Нептун – дом, а мы как бы в отпуске.
Чему она так радуется, не мог понять Иво. Их странная миссия подходила к концу, правда, пока не ясно, чем все это закончится, и, чем ближе к концу, тем сильнее должны быть воспоминания о ее покойном женихе. Похоже, ее уже мало интересовал разрушитель, хотя она и затеяла все это сама. Гротон потрепал ее по плечу, и она отлетела в сторону.
– Девушка, если вы не сделаете ваши вычисления до того, как я все приготовлю, капитан отправит вас мыть гальюн.
Они закрепили оборудование и начали медленно отдаляться от Нептуна, не решаясь использовать компенсатор гравитации. Это забирало немного топлива, но было безопасней как для оборудования, так и для экипажа.
Сейчас корабль набирал водород в верхних слоях атмосферы Нептуна и нагнетал его в баки, для последующего использования на марше в космосе. Они готовы были переменить способ передвижения и попробовать «прямой» космический полет.
Правда, вопреки ожиданиям Гротона, им пришлось пройти деструкцию – иначе такую дистанцию было не преодолеть. Но процесс уже стал привычным и даже просто рутинным. Они восстановились в бодром настроении и в одной световой секунде пути от одного из спутников. Представлялось разумным посетить сначала одного из слуг, а уж потом хозяина.
Иво и сам было расхрабрился, воодушевленный бравым настроем остальных, но стоило ему взглянуть в телескоп на огромную металлическую сферу, которая нависала так близко, чтобы тут же вспомнить, что это первый физический контакт с творением внеземной цивилизации.
Спутник выглядел чудовищем, когда они приблизились к нему, но ужасал не столько его сто футовый диаметр (Афре пришлось выполнить довольно кропотливую работу, чтобы рассчитать его с расстояния один световой день, даже имея в своем распоряжении плоды галактических технологий), сколько его непоколебимая мощь. Поверхность была покрыта выбоинами, казалось, потоки метеоритов долбят ее уже на протяжении миллионов лет. Местами были видны какие-то выступы, наводящие на мысли о пушках.
Афра работала с телескопом, фотографируя детали. Она была увлечена работой, и Иво мог спокойно наблюдать за ней. Она вся светилась – волосы были заплетены в косу, ниспадавшую на плечо и спускавшуюся дальше на грудь, – золото волос на снегу белой блузы. Она прибавила в весе и вся дышала здоровьем. Губы полуоткрыты – она улыбалась, глядя в телескоп. Свет от оборудования играл на ее щеках, ее совершенном подбородке, подчеркивая тенями красоту ее лица.
Но была ли это та роза, аромат которой когда-то очаровал его?
«Лунатик» – назвал его как-то Брад, поставив перед ним западню, Афра была той самой Луной. Иво знал, что любил бы ее несмотря на то, какой бы умной была она, или каков бы был цвет ее кожи. Поначалу его покорила скорее внешность Афры, чем ее индивидуальность, но со временем он подрастерял свой романтизм и стал смотреть на нее более трезвыми глазами, отмечая изъяны ее характера. Но все равно, любовь его принимала ее всю, неистовую и прекрасную. Всю, несмотря ни на что.
Она внезапно оторвалась от окуляров, озарив его голубым огнем широко раскрытых глаз. Иво смущенно вздрогнул, решив, что она заметила его бесцеремонный взгляд, но ее слова разогнали его напрасные опасения:
– Они следят за нами!
Гротон и Беатрикс появились рядом с ней словно из-под земли.
– Они живы, – с тревогой продолжала она. – За нами следит радар!
– Ну, раз уж влипли, остается только расслабиться, – сказал Гротон, но вид его не был таким уж беззаботным.
Беатрикс осмелилась вставить одно из нечастых своих замечаний:
– Но если бы они хотели, то наверное уже сделали бы с нами чего-нибудь?
Афра в ответ мило улыбнулась, так, как она часто делала это в последнее время:
– Ты права, Трикс. Я просто ударилась в истерику, когда это обнаружила. Они бы давно сделали из нас лепешку, если бы захотели. До них сорок тысяч миль, и на таком расстоянии их оружие, несомненно действует. Так что, согласно гороскопу, нам не суждено умереть сегодня.
Странная антенна продолжала следить за ними, пока корабль приближался. Это была проволочная спираль, выгнутая в форме чаши, около двух футов в диаметре. В центре ее торчал штырь, на который были нанизаны шарики. Других признаков жизни не было. У Иво на ладонях выступил холодный пот, он незаметно вытер его. Неужели только он испытывает этот немодный нынче страх?
Основная часть путешествия была уже проделана, огромное расстояние было пройдено почти незаметно благодаря деструкции и 10G. Оставались сущие пустяки – торможение и стыковка. Афра вывела корабль на синхронную относительно спутника орбиту вокруг разрушителя, на дистанции пяти световых минут, и выключила двигатели. Никто не имел понятия, как тело размером не более двух миль создавало гравитационное поле, эквивалентное полю небольшой звезды. Галактические технологии использовали гравитацию как обычный инструмент – вот и все объяснения.
– Кто-то должен остаться на корабле, – сказал Гротон. – Мы не знаем, что нас там ждет.
– Иво должен остаться, – ответила Афра. – Если что-то случится, он единственный, кто сможет увести корабль и Нептун.
Она сказала это так, будто он был мебелью, вещью, даже не спросив его мнения.
– Оставьте мне компаньона, я очень боюсь темноты.
– Я останусь, – сказала Беатрикс. – Иди, Гарольд.
Иво не смог придумать достойного возражения.
Гротон и Афра надели скафандры и по очереди вышли через шлюз в космос. Иво остался наедине с Беатрикс первый раз после их беседы на Шене, казалось, это было очень давно. За это время он побывал в далеком прошлом Земли, в ее геологическом прошлом, путешествовал за пределами галактики. Его тело претерпело бесконечное количество циклов деструкции и восстановления, сам процесс стал уже просто скучен. Он прожил много жизней, и многие его убеждения остались в тех, прошедших жизнях. Почему же его так беспокоит, что Афра и Гротон ушли вдвоем?
Он хотел было сказать что-то Беатрикс, но понял, что его вопросы могут нарушить ее душевный покой. Она свято верила своему мужу. Он задумчиво смотрел на нее и замечал, сколь разительные перемены произошли с ней. Когда он впервые встретил ее, перед ним была полная женщина лет сорока на вид в возрасте тридцати семи лет. В период кризиса на Тритоне, несмотря на истощенность, на вид ей было те же сорок. Но теперь она выглядела на тридцать, ну на тридцать пять – восстановив здоровье, она не вернула свой вес. Волосы были ярко-белыми, ноги стали стройнее, а тело напоминало тело той богини, что лишь мгновение видел Иво при восстановлении. Перемены происходили в ее облике постепенно, удивительно, что он только сейчас обратил на это внимание.
– Вы изменились, Иво, – сказала она.
– Я изменился?
– После визита в Тир. Вы были так молоды и неуверенны. Теперь вы повзрослели.
– Я не чувствую себя взрослым, – ответил он недоверчиво, но был польщен. – Во мне еще много сомнений и колебаний. А в Тире не было ничего, кроме насилия и интриг – эта жизнь не по мне. Не понимаю, как она могла изменить меня.
Она только пожала плечами.
Иво взглянул на экран и вспомнил, что половина их группы штурмует сейчас инопланетный объект. Гротон и Афра...
– Ее уже не мучает память о Брадли Карпентере, – сказала Беатрикс. – Вы заметили разницу? Она так изменилась. Это замечательно.
Можно ли быть слишком добрым? Да, Гротон и Афра рисковали своими жизнями, пытаясь установить контакт с цивилизацией, которая, скорее всего, могущественна и враждебна, но нельзя же совсем забывать о том, что чувствуют другие.
– Да, я заметил разницу.
– И она уже гораздо лучше ладит с Гарольдом. Я уверена, он всегда был добр к ней. Он ведь такой спокойный.
Иво кивнул.
– Она такая прелестная девушка, – продолжала Беатрикс. В ее голосе не было злобы, не было ничего, кроме доброжелательности и участия.
– Прелестная.
– Вы выглядите уставшим, Иво. Я подежурю, а вы отдохните, хорошо?
– Вы очень добры.
Он пробрался к своему гамаку и пристегнулся. В невесомости гамак был скорее якорем, нежели ложем.
А она ведь счастлива, подумал Иво о Беатрикс. В ее жизненной философии нет места ревности и мелким сплетням. Она не беспокоилась о своем муже, поскольку душе ее неведомы были сомнения.
Чего бы они достигли без нее? Причин для вражды и ссор было более чем достаточно, особенно вначале, когда сталкивались две сильные личности – Гротон и Афра, да еще маячил мрачный призрак Шена. Но Беатрикс каким-то образом гасила все вспышки гнева. Она делала это и находила свое призвание в этом. Ум, решимость, умение – все эти прекрасные качества бесполезны, если не на месте душа.
Должно быть, он уснул, так как опять был Сиднеем Ланье: бледным, больным, непонятым. Он опять пробовал преподавать, но ученики были непослушны, а начальство требовало слишком многого. Шла Реконструкция, это было настоящим бедствием, северные дельцы скупали все. Он писал:
В 1869 году Джеймс Вуд Девидсон опубликовал антологию поэтов Юга США – в ней было двести сорок одно имя. Ланье тоже был включен, но скорее для полноты картины, гораздо больше места было отведено тем, кого считали тогда великими.
Но вы были величайшим из них! – прокричал Иво. – Если бы только ваши современники были в состоянии вас понять!
Но ничего не изменилось. Разум Иво жил судьбой другого человека: он мог быть похожим, мог все о нем знать, но не мог ничего изменить.
То же чувствует Шен, глядя сейчас на него...
В Маконе говорили о Сиднее Ланье: «Молодой дурак, что пишет стихи». Они не обращали внимания на его диалектические поэмы – форма произведения, которую позже припишут другому человеку, – или на его предупреждения об опасности методов ведения сельского хозяйства, используемых фермерами Джорджии. Хлопок истощал почву, гораздо лучше было бы сеять пшеницу или кукурузу, но фермеры не желали перемен.
Он выразил свои мысли и чувства в большой поэме «Зерно» и отослал ее в ведущий в то время литературный журнал «Атлантический Ежемесячник Ховелла».
Ховелл отверг поэму.
Ланье был буквально убит отказом. Он ведь верил в то, что писал, в то время, как незамысловатые поделки других поэтов завоевывали внимание публики. Он написал однажды: «Я просматривал публикации молодых поэтов. Я поражен тем, что никто даже не пытался написать что-то великое. Болезненный страх прикоснуться к чему-то неблагородному и грубому руководит ими при выборе тем для своих стихов».
Не только в поэзии, – подумал Иво. Всем обществом управляет меркантильный расчет. Мы так ничему и не научились.
В конце концов «Липпинкотс мэгэзин» принял поэму. Публикация принесла Ланье славу, он стал известен, но остался все так же болен и беден.
Это было в 1875 году, ему было тридцать пять лет и оставалось еще пять прожить.
Он, по-видимому, спал очень долго, потому что исследовательская партия уже вернулась.
– Ну и бомба! – воскликнула Афра. – Здесь достаточно оружия, чтобы отразить атаку целого флота! Химическое, лазерное и куча другого, которое на земле не изобретут и через века. И все дезактивировано.
– Не понимаю, – сказал Иво.
– Это целый линкор, дорогуша, – пояснил Гротон. – Но кто-то все выключил. Все, кроме систем слежения.
– Он мог бы разнести Нептун в клочья! – продолжала Афра, возможная и страшная опасность возбудила ее. – Там были такие штуки – думаю, это гравитационные бомбы. Прибор, который превращает в хаос любое материальное тело. Тот, кто построил этот линкор, знал толк в военном деле!
Иво решил принять участие в беседе:
– Должно быть, все это оставлено здесь для охраны разрушителя. Но почему они все дезактивировали? Если бы это все отключил их неприятель, то он бы стер в пыль и разрушитель.
– Тогда зачем нужно было строить такой арсенал и затем его не использовать? – спросил Гротон. – Это тоже бессмысленно.
Но Афра выглядела уверенной:
– Мы знаем, где искать ответ.
– Не хотите ли вы сказать, что нам может очень не понравится ответ, когда мы его отыщем? – Гротон, по крайней мере, серьезно относился к делу.
– Ответ среди звезд. Кто я, чтобы сомневаться в этом?
Рядом со спутниками двухмильный шар выглядел, как маленькая планета. Несмотря на то, что его гравитационное поле было чудовищным, напряженность его увеличивалось медленно по мере приближения и на поверхности, и вес корабля составил около одной четверти его веса на Земле. Но, тем не менее, пришлось проявить особую осторожность при маневрировании, так как корпус макроскопа был очень чувствителен к перегрузкам. Сооружения на экваторе сферы напоминали причалы, и Афра повела корабль прямо к ним, минуя промежуточную орбиту. Строители, по-видимому, предполагали прием гостей и предусмотрели удобные терминалы.
Это был еще один непонятный и противоречивый момент, касающийся разрушителя. Иво уже утомился от нелепостей и противоречий ситуации и решил просто воспринимать все как есть, как это делали другие.
Терминал представлял собой канал, открытый с обеих сторон, казалось, что крупнокалиберный снаряд прошил край сферы разрушителя в этом месте. Гравитация внутри была минимальной – как раз достаточной, чтобы поддерживать Джозефа в середине трубы. Корпус макроскопа нигде не касался стенок, и можно было войти в док вместе с ним.
Гротон и Афра опять забрались в скафандры и первыми вышли наружу. Иво заметил, как он подтолкнул ее к шлюзу – хорошо знакомым шлепком по заду.
– Ближе нам не подойти, – сказала Афра. Минимальный прыжок – сорок-пятьдесят лет, так что мы окажемся с другой стороны лет на тридцать дальше, или того хуже.
– Ничего не остается, как пробовать еще разок, – возразил Гарольд. Изменим направление и понадеемся на лучшее.
– Шен говорит, он сможет...
Если он хочет что-то сообщить нам – прекрасно, – ответил Гарольд. – Но если он хочет купить в обмен на информацию участие в нашей экспедиции, то передайте, чтобы и не надеялся. Пусть мы и идиоты, но все же как-нибудь сами справимся.
Они немного отошли и сделали еще одну попытку, до разрушителя оставалось десять световых лет. Третий прыжок был хуже, но после четвертого они оказались совсем рядом – меньше парсека, чуть больше трех световых лет.
– По-моему, нам уже не представится лучшего случая, – сказала Афра. – Нужно расконсервировать Джозефа и отправляться. Несколько лет в расплавленном виде...
– Но в целях безопасности нам придется восстанавливаться каждый год, – напомнил ей Иво. – У протоплазмы ограничено гарантированное время жизни.
– Я не люблю рисковать, – заявил Гротон. – Но в этом случае я бы рискнул. Давайте еще несколько раз попробуем. Что-то мне не хочется приближаться к разрушителю в расплавленном виде. На этот случай я хотел бы иметь при себе действующий мозг, а не его расплав.
Они рискнули – и проиграли. Еще шесть прыжков, и им не удавалось подойти ближе, чем на пять световых лет. Парсек был их лучшим результатом, и они не моли его повторить. Четырехмерное подпространство оказалось очень сложной головоломкой.
– Шен говорит...
– Передайте ему, чтобы он заткнулся! – зло бросила ему Афра, и Иво почувствовал прилив теплоты. Он вспомнил слово ЛЮБЛЮ на бюллетене, но не осмеливался даже предполагать... Теперь его любовь к ней изменилась, но оставалась столь же крепкой. Он узнал ее, ее достоинства и недостатки, и любил в ней и то, и другое. Его любовь была без иллюзий – он ничего не ждал в ответ и хотел лишь находиться рядом. По крайней мере, так он говорил это себе.
Не она ли написала это слово? Гарольд бы не сделал этого, Беатрикс это даже не пришло бы в голову.
Все же...
– Думаю, – сказал Гарольд, – эту станцию нам пока лучше оставить в покое. В галактике их еще несколько, и для начала нам вполне будет достаточно одного. Может, удастся выскочить поближе к какой-то из остальных.
Спускаясь по Млечному Пути, они выяснили, что разрушителей действительно много. Их сигналы можно принимать на расстоянии восемнадцать тысяч световых лет, как внутри галактики, так и в близлежащих окрестностях. Однажды они приняли сигналы двух разрушителей одновременно и проверили их идентичность, наложив один на другой. Сигналы полностью совпадали.
Они опять рискнули, но с новой целью. И опять неудача. Но со второй попытки они оказались на расстоянии не более одного светового дня от разрушителя.
Теперь стало понятно, почему было невозможно получить толковую макронную информацию о разрушителях. Практически все естественные макронные импульсы подавлялись искусственным сигналом или, скорее, превращались в искусственное излучение. Из этой точки космоса исходил только один поток макронов – сигналы разрушителя, и другая информация в этом потоке отсутствовала. Макроскоп впервые оказался не у дел.
Но, что удивительно, основной сигнал принимался так же уверенно. Это было еще одним подтверждением превосходства внегалактической технологии: этот сигнал нельзя было ни подавить, ни заглушить, ни отклонить в сторону.
– Нам чертовски повезло, – сказал Гротон. – Правда, стоит подумать, как мы будем уносить отсюда ноги.
Афра возилась с телескопом, пока другие занимались расконсервацией Джозефа. Корабль был погребен в недрах Тритона, который, в свою очередь был вплавлен в ядро Нептуна, и выбраться на поверхность было не таким уж простым делом. К счастью, – хотя Гарольд не признавал случайностей в таком деле и все старался предусмотреть, – они так же законсервировали тяжелое оборудование. Гарольд собрал его в свое время по чертежам внегалактической программы, и сейчас все, что было разобрано для хранения, можно было вновь запустить. Все, что не было спрятано в шахту, естественно расплавилось при падении Тритона на Нептун.
– Я сфотографировала комплекс разрушителя, – сообщила Афра во время обеда. – С этими примитивными оптическими приборами не многое увидишь, но, насколько я разобралась, центр комплекса имеет около двух миль в диаметре и сделан из металла. Так как макроскоп нам не поможет, придется входить внутрь самим.
– Мне кажется, мы пресыщены уже космическими технологиями, – сказал Гарольд. – Мы уже жалуемся на недостаток разрешения при расстоянии в один световой день! Но действительно, а почему бы не войти внутрь?
– Потому, что они могут подпалить нам перышки, вот почему, – ответила Афра, – надо бросить пробный камень.
Она была чрезвычайно оживлена, казалось, ее оставили мрачные мысли.
– Как? – спросил Гарольд. – Джозеф – это все, что у нас есть.
– Катапульта, глупенький, – ответила она. – У нас же есть точечный компенсатор гравитационного поля, помните? И много материала.
Гарольд выразительно постучал кулаком по лбу. Он тоже был неестественно оживлен.
– Ну конечно же! Мы же в состоянии состряпать макет корабля и запустить его в сторону разрушителя.
– Давайте начнем со спутников, – сказала она. – Думаю, что это боевые корабли.
– Спутников?
– Я разве не говорила? Разрушитель окружен шестью стофутовыми сферами, находящихся на расстоянии пяти световых минут от него – на север, восток, запад, юг, вверх и вниз.
– Мисс, вы не говорил мне о них, из ваших слов можно было понять, что такие детали не различить. Это сильно усложняет наше положение.
– Я говорила вам. Где же вы были, когда я сказала – «комплекс разрушителя»?
– Кто это сказал: «Нет веры прочнее, чем вера сварливой женщины в ее собственную непогрешимость»?
– Кейбелл сказал. Но он также сказал, что сварливой женщине нужен спокойный мужчина.
Оба улыбнулись.
Иво отправился поесть, но замечательная стряпня Беатрикс показалась ему безвкусной. Гротон и Афра? Нет – он делал поспешные и необоснованные выводы. Их открытое подшучивание в адрес друг друга было всего лишь свидетельством все большего сплочения их маленького коллектива. Это было как во времена проекта, когда он, Брад и другие осваивали высокую науку и всегда находили время для острот и веселья. Афре и Гротону пришлось работать рука об руку со времени высадки на Тритон, особенно они сблизились, когда Иво попал в Тир, оставив их одних в глубоком космосе. После суда между ними установились отношения отца и дочери. Ведь Афра когда-то потеряла отца...
Гротон и его роботы вновь сотворили инженерное чудо, и через некоторое время у Нептуна появилась планетарная пушка. Шахта-ствол имела тридцать пять футов в диаметре и длину две мили, в нижней части помещался блок деформации поля. Были проложены длинные трубы, один конец такой трубы выходил на поверхность планеты на расстоянии нескольких миль от шахты, а другой подходил к казенной части ствола. Были построены огромные отражатели, служившие для направления потоков газа, образующихся при включении генератора, создававшего колонну с нулевой гравитацией.
Все собрались в комнате управления, чтобы наблюдать за запуском. Нептун вращался вокруг комплекса разрушителя, поэтому необходимо было правильно выбрать момент. Афра сделала все вычисления, обращаясь к Иво, только чтобы их проверить. Она уже не раз давала понять ему косвенным образом, что их отношения изменились. Для подобной работы он ей больше не нужен.
Гарольд возился с аппаратурой управления запуском, которая казалась на вид ничуть не проще пульта управления макроскопом, на экране видно было, как чудовищный корабль-макет приподнялся и въехал в ствол. Это была простая пушка, укрепленная на четырех анкерах – создавать что-то более сложное для запуска макета было бы расточительством.
Гротон нажал кнопку запуска. Включился генератор, ему понадобилось некоторое время, чтобы набрать полную мощность. Поле компенсации вырабатывал специальный генератор, отличный от того, что стоял рядом с жилыми помещениями, так как необходимо было постоянно уравновешивать огромное притяжение и давление планеты.
Струи газа начали извергаться из труб, ударили по основанию снаряда, ничего не весившего в поле нулевой гравитации. Комната управления содрогнулась.
Верху атмосфера Нептуна ринулась в колонну с нулевой гравитацией, встретила там отражатели и мгновенно образовался тайфун, глазом которого был гейзер метанового снега. Давление всей атмосферы вытолкнуло снаряд в космос: один миллион фунтов на квадратный фут.
Пройдя облака испаренной воды и аммиака, слой водорода, ракета вышла за пределы атмосферы. На расстоянии тысяча миль от видимой поверхности планеты включился двигатель. Ракета развила такое ускорение, которое раздавило бы пассажиров и разрушило бы не приспособленное к перегрузкам оборудование. Двигатель был временным, его главной задачей была мощность, а не надежность, и он сам сгорал в течение полета. Ракета быстро набрала скорость, при которой она за несколько дней достигнет разрушителя.
– Очень похоже на корабль, если смотреть отсюда, – восхищенно заметила Афра. – Вы уверены, что не запустили по ошибке Джозефа?
– Это бутафория, честное слово. Весит десятую часть Джозефа, эта галактическая «Формула» быстро бы вышибла из нас дух, да и к тому же она пожирает себя в полете. От химического двигателя можно многого добиться, если не надо на нем сидеть.
Полет продолжался. Каждый следил за снарядом в течение четырехчасовой смены и готов были поднять тревогу при любых движениях со стороны разрушителя. Световой день был мизерной дистанцией, по сравнению с теми, к которым они привыкли, но даже модернизированный с помощью галактических технологий двигатель был слабоват для таких расстояний. Ракета достигла максимальной скорости и теперь неслась дальше, уже просто как пустая металлическая бочка.
Их вахта длилась четверо суток. Макет прошел мимо ближайшего спутника и направился, собственно, к разрушителю. Ничего не происходило. Он совершил виток вокруг сферы, на расстоянии одной световой минуты по-видимому его притянула огромная гравитационная сила, прошел мимо еще одного спутника и умчался в космос.
– То ли они все там мертвы, то ли прикидываются, – нарушил молчание Гротон. – Попробуем еще один?
Иво подумал с тоской, что предстоит еще две недели скучного ожидания, но согласился, что это разумный путь.
– Я удовлетворена, – сказала Афра. – Очевидно, системы защиты не работают. Жаль, что мы потеряли столько времени. Нужно самим ехать.
Иво хотел было возразить, но передумал. Она так сказала, значит, так оно и будет, разумно это или нет. Теперь командовала она.
И вновь они в космосе – странное ощущение. С тех пор, как они пристали к Шену, спутнику спутника, Джозеф не отлучался надолго от планеты. Прошли месяцы, рефлексы, если таковые были, утрачены, невесомость казалась непривычным состоянием, и приходилось контролировать каждое движение.
– А мне нравится, – сказала Афра. – Нептун – дом, а мы как бы в отпуске.
Чему она так радуется, не мог понять Иво. Их странная миссия подходила к концу, правда, пока не ясно, чем все это закончится, и, чем ближе к концу, тем сильнее должны быть воспоминания о ее покойном женихе. Похоже, ее уже мало интересовал разрушитель, хотя она и затеяла все это сама. Гротон потрепал ее по плечу, и она отлетела в сторону.
– Девушка, если вы не сделаете ваши вычисления до того, как я все приготовлю, капитан отправит вас мыть гальюн.
Они закрепили оборудование и начали медленно отдаляться от Нептуна, не решаясь использовать компенсатор гравитации. Это забирало немного топлива, но было безопасней как для оборудования, так и для экипажа.
Сейчас корабль набирал водород в верхних слоях атмосферы Нептуна и нагнетал его в баки, для последующего использования на марше в космосе. Они готовы были переменить способ передвижения и попробовать «прямой» космический полет.
Правда, вопреки ожиданиям Гротона, им пришлось пройти деструкцию – иначе такую дистанцию было не преодолеть. Но процесс уже стал привычным и даже просто рутинным. Они восстановились в бодром настроении и в одной световой секунде пути от одного из спутников. Представлялось разумным посетить сначала одного из слуг, а уж потом хозяина.
Иво и сам было расхрабрился, воодушевленный бравым настроем остальных, но стоило ему взглянуть в телескоп на огромную металлическую сферу, которая нависала так близко, чтобы тут же вспомнить, что это первый физический контакт с творением внеземной цивилизации.
Спутник выглядел чудовищем, когда они приблизились к нему, но ужасал не столько его сто футовый диаметр (Афре пришлось выполнить довольно кропотливую работу, чтобы рассчитать его с расстояния один световой день, даже имея в своем распоряжении плоды галактических технологий), сколько его непоколебимая мощь. Поверхность была покрыта выбоинами, казалось, потоки метеоритов долбят ее уже на протяжении миллионов лет. Местами были видны какие-то выступы, наводящие на мысли о пушках.
Афра работала с телескопом, фотографируя детали. Она была увлечена работой, и Иво мог спокойно наблюдать за ней. Она вся светилась – волосы были заплетены в косу, ниспадавшую на плечо и спускавшуюся дальше на грудь, – золото волос на снегу белой блузы. Она прибавила в весе и вся дышала здоровьем. Губы полуоткрыты – она улыбалась, глядя в телескоп. Свет от оборудования играл на ее щеках, ее совершенном подбородке, подчеркивая тенями красоту ее лица.
Но была ли это та роза, аромат которой когда-то очаровал его?
«Лунатик» – назвал его как-то Брад, поставив перед ним западню, Афра была той самой Луной. Иво знал, что любил бы ее несмотря на то, какой бы умной была она, или каков бы был цвет ее кожи. Поначалу его покорила скорее внешность Афры, чем ее индивидуальность, но со временем он подрастерял свой романтизм и стал смотреть на нее более трезвыми глазами, отмечая изъяны ее характера. Но все равно, любовь его принимала ее всю, неистовую и прекрасную. Всю, несмотря ни на что.
Она внезапно оторвалась от окуляров, озарив его голубым огнем широко раскрытых глаз. Иво смущенно вздрогнул, решив, что она заметила его бесцеремонный взгляд, но ее слова разогнали его напрасные опасения:
– Они следят за нами!
Гротон и Беатрикс появились рядом с ней словно из-под земли.
– Они живы, – с тревогой продолжала она. – За нами следит радар!
– Ну, раз уж влипли, остается только расслабиться, – сказал Гротон, но вид его не был таким уж беззаботным.
Беатрикс осмелилась вставить одно из нечастых своих замечаний:
– Но если бы они хотели, то наверное уже сделали бы с нами чего-нибудь?
Афра в ответ мило улыбнулась, так, как она часто делала это в последнее время:
– Ты права, Трикс. Я просто ударилась в истерику, когда это обнаружила. Они бы давно сделали из нас лепешку, если бы захотели. До них сорок тысяч миль, и на таком расстоянии их оружие, несомненно действует. Так что, согласно гороскопу, нам не суждено умереть сегодня.
Странная антенна продолжала следить за ними, пока корабль приближался. Это была проволочная спираль, выгнутая в форме чаши, около двух футов в диаметре. В центре ее торчал штырь, на который были нанизаны шарики. Других признаков жизни не было. У Иво на ладонях выступил холодный пот, он незаметно вытер его. Неужели только он испытывает этот немодный нынче страх?
Основная часть путешествия была уже проделана, огромное расстояние было пройдено почти незаметно благодаря деструкции и 10G. Оставались сущие пустяки – торможение и стыковка. Афра вывела корабль на синхронную относительно спутника орбиту вокруг разрушителя, на дистанции пяти световых минут, и выключила двигатели. Никто не имел понятия, как тело размером не более двух миль создавало гравитационное поле, эквивалентное полю небольшой звезды. Галактические технологии использовали гравитацию как обычный инструмент – вот и все объяснения.
– Кто-то должен остаться на корабле, – сказал Гротон. – Мы не знаем, что нас там ждет.
– Иво должен остаться, – ответила Афра. – Если что-то случится, он единственный, кто сможет увести корабль и Нептун.
Она сказала это так, будто он был мебелью, вещью, даже не спросив его мнения.
– Оставьте мне компаньона, я очень боюсь темноты.
– Я останусь, – сказала Беатрикс. – Иди, Гарольд.
Иво не смог придумать достойного возражения.
Гротон и Афра надели скафандры и по очереди вышли через шлюз в космос. Иво остался наедине с Беатрикс первый раз после их беседы на Шене, казалось, это было очень давно. За это время он побывал в далеком прошлом Земли, в ее геологическом прошлом, путешествовал за пределами галактики. Его тело претерпело бесконечное количество циклов деструкции и восстановления, сам процесс стал уже просто скучен. Он прожил много жизней, и многие его убеждения остались в тех, прошедших жизнях. Почему же его так беспокоит, что Афра и Гротон ушли вдвоем?
Он хотел было сказать что-то Беатрикс, но понял, что его вопросы могут нарушить ее душевный покой. Она свято верила своему мужу. Он задумчиво смотрел на нее и замечал, сколь разительные перемены произошли с ней. Когда он впервые встретил ее, перед ним была полная женщина лет сорока на вид в возрасте тридцати семи лет. В период кризиса на Тритоне, несмотря на истощенность, на вид ей было те же сорок. Но теперь она выглядела на тридцать, ну на тридцать пять – восстановив здоровье, она не вернула свой вес. Волосы были ярко-белыми, ноги стали стройнее, а тело напоминало тело той богини, что лишь мгновение видел Иво при восстановлении. Перемены происходили в ее облике постепенно, удивительно, что он только сейчас обратил на это внимание.
– Вы изменились, Иво, – сказала она.
– Я изменился?
– После визита в Тир. Вы были так молоды и неуверенны. Теперь вы повзрослели.
– Я не чувствую себя взрослым, – ответил он недоверчиво, но был польщен. – Во мне еще много сомнений и колебаний. А в Тире не было ничего, кроме насилия и интриг – эта жизнь не по мне. Не понимаю, как она могла изменить меня.
Она только пожала плечами.
Иво взглянул на экран и вспомнил, что половина их группы штурмует сейчас инопланетный объект. Гротон и Афра...
– Ее уже не мучает память о Брадли Карпентере, – сказала Беатрикс. – Вы заметили разницу? Она так изменилась. Это замечательно.
Можно ли быть слишком добрым? Да, Гротон и Афра рисковали своими жизнями, пытаясь установить контакт с цивилизацией, которая, скорее всего, могущественна и враждебна, но нельзя же совсем забывать о том, что чувствуют другие.
– Да, я заметил разницу.
– И она уже гораздо лучше ладит с Гарольдом. Я уверена, он всегда был добр к ней. Он ведь такой спокойный.
Иво кивнул.
– Она такая прелестная девушка, – продолжала Беатрикс. В ее голосе не было злобы, не было ничего, кроме доброжелательности и участия.
– Прелестная.
– Вы выглядите уставшим, Иво. Я подежурю, а вы отдохните, хорошо?
– Вы очень добры.
Он пробрался к своему гамаку и пристегнулся. В невесомости гамак был скорее якорем, нежели ложем.
А она ведь счастлива, подумал Иво о Беатрикс. В ее жизненной философии нет места ревности и мелким сплетням. Она не беспокоилась о своем муже, поскольку душе ее неведомы были сомнения.
Чего бы они достигли без нее? Причин для вражды и ссор было более чем достаточно, особенно вначале, когда сталкивались две сильные личности – Гротон и Афра, да еще маячил мрачный призрак Шена. Но Беатрикс каким-то образом гасила все вспышки гнева. Она делала это и находила свое призвание в этом. Ум, решимость, умение – все эти прекрасные качества бесполезны, если не на месте душа.
Должно быть, он уснул, так как опять был Сиднеем Ланье: бледным, больным, непонятым. Он опять пробовал преподавать, но ученики были непослушны, а начальство требовало слишком многого. Шла Реконструкция, это было настоящим бедствием, северные дельцы скупали все. Он писал:
Но любовь к Мери Дэй, теперь уже Мери Дэй Ланье, поддерживала его. Она была также нездорова, как и он, также обременена заботами, но их брак был настоящей милостью божьей. Он души не чаял в своем сыне Чарльзе. Сидней вообще любил детей, хотя и не всегда их понимал.
Мы немы в темноте, не молим даже Бога,
Лежим в цепях и стали слишком слабы,
Уж даже для того, чтобы бояться.
В 1869 году Джеймс Вуд Девидсон опубликовал антологию поэтов Юга США – в ней было двести сорок одно имя. Ланье тоже был включен, но скорее для полноты картины, гораздо больше места было отведено тем, кого считали тогда великими.
Но вы были величайшим из них! – прокричал Иво. – Если бы только ваши современники были в состоянии вас понять!
Но ничего не изменилось. Разум Иво жил судьбой другого человека: он мог быть похожим, мог все о нем знать, но не мог ничего изменить.
То же чувствует Шен, глядя сейчас на него...
В Маконе говорили о Сиднее Ланье: «Молодой дурак, что пишет стихи». Они не обращали внимания на его диалектические поэмы – форма произведения, которую позже припишут другому человеку, – или на его предупреждения об опасности методов ведения сельского хозяйства, используемых фермерами Джорджии. Хлопок истощал почву, гораздо лучше было бы сеять пшеницу или кукурузу, но фермеры не желали перемен.
Он выразил свои мысли и чувства в большой поэме «Зерно» и отослал ее в ведущий в то время литературный журнал «Атлантический Ежемесячник Ховелла».
Ховелл отверг поэму.
Ланье был буквально убит отказом. Он ведь верил в то, что писал, в то время, как незамысловатые поделки других поэтов завоевывали внимание публики. Он написал однажды: «Я просматривал публикации молодых поэтов. Я поражен тем, что никто даже не пытался написать что-то великое. Болезненный страх прикоснуться к чему-то неблагородному и грубому руководит ими при выборе тем для своих стихов».
Не только в поэзии, – подумал Иво. Всем обществом управляет меркантильный расчет. Мы так ничему и не научились.
В конце концов «Липпинкотс мэгэзин» принял поэму. Публикация принесла Ланье славу, он стал известен, но остался все так же болен и беден.
Это было в 1875 году, ему было тридцать пять лет и оставалось еще пять прожить.
Он, по-видимому, спал очень долго, потому что исследовательская партия уже вернулась.
– Ну и бомба! – воскликнула Афра. – Здесь достаточно оружия, чтобы отразить атаку целого флота! Химическое, лазерное и куча другого, которое на земле не изобретут и через века. И все дезактивировано.
– Не понимаю, – сказал Иво.
– Это целый линкор, дорогуша, – пояснил Гротон. – Но кто-то все выключил. Все, кроме систем слежения.
– Он мог бы разнести Нептун в клочья! – продолжала Афра, возможная и страшная опасность возбудила ее. – Там были такие штуки – думаю, это гравитационные бомбы. Прибор, который превращает в хаос любое материальное тело. Тот, кто построил этот линкор, знал толк в военном деле!
Иво решил принять участие в беседе:
– Должно быть, все это оставлено здесь для охраны разрушителя. Но почему они все дезактивировали? Если бы это все отключил их неприятель, то он бы стер в пыль и разрушитель.
– Тогда зачем нужно было строить такой арсенал и затем его не использовать? – спросил Гротон. – Это тоже бессмысленно.
Но Афра выглядела уверенной:
– Мы знаем, где искать ответ.
– Не хотите ли вы сказать, что нам может очень не понравится ответ, когда мы его отыщем? – Гротон, по крайней мере, серьезно относился к делу.
– Ответ среди звезд. Кто я, чтобы сомневаться в этом?
Рядом со спутниками двухмильный шар выглядел, как маленькая планета. Несмотря на то, что его гравитационное поле было чудовищным, напряженность его увеличивалось медленно по мере приближения и на поверхности, и вес корабля составил около одной четверти его веса на Земле. Но, тем не менее, пришлось проявить особую осторожность при маневрировании, так как корпус макроскопа был очень чувствителен к перегрузкам. Сооружения на экваторе сферы напоминали причалы, и Афра повела корабль прямо к ним, минуя промежуточную орбиту. Строители, по-видимому, предполагали прием гостей и предусмотрели удобные терминалы.
Это был еще один непонятный и противоречивый момент, касающийся разрушителя. Иво уже утомился от нелепостей и противоречий ситуации и решил просто воспринимать все как есть, как это делали другие.
Терминал представлял собой канал, открытый с обеих сторон, казалось, что крупнокалиберный снаряд прошил край сферы разрушителя в этом месте. Гравитация внутри была минимальной – как раз достаточной, чтобы поддерживать Джозефа в середине трубы. Корпус макроскопа нигде не касался стенок, и можно было войти в док вместе с ним.
Гротон и Афра опять забрались в скафандры и первыми вышли наружу. Иво заметил, как он подтолкнул ее к шлюзу – хорошо знакомым шлепком по заду.