Энтони Пирс. Макроскоп

   Русский кивнул и взял на себя бремя первого хода. Вскоре Иво почувствовал себя уверенно и заиграл в привычной выигрышной манере. Русский остановился после решающего хода Иво, нахмурил густые брови и, не продолжая игру, спросил: – Мизер? – это было первое слово, сказанное за всю игру.
   Иво пожал плечами, недоумевая, почему русский не играет дальше. Неужели сдался?
   Русский тронул за плечо стоявшую рядом женщину. Она была моложе его, не старше тридцати пяти, очевидно еще не утратившая женскую гордость особа. Женщина была классическим монголоидом: приземистая, с плоским лицом, миндалевидными глазами и крохотными руками. Вероятно, происходила из Северного Китая и была типичным представителем своей расы, так же, как Афра своей. К этой женщине он был так же близок, как и к Афре – в нем была одна треть крови ее народа.
   Русский что-то спросил у женщины, когда она к нему обернулась. Затем повторил: – Мизер.
   – Он вас спрашивает, понимаете ли вы, что такое мизер? – тихо спросила она Иво. – Красный карандаш – проигрывает тот, кто делает последний ход.
   Проиграть, чтобы выиграть! Вот что значил этот цвет. Красный, игра на дефицит. И он опять, – опять! – упустил очевидное, сосредоточившись на деталях. Он уже сотворил победу – для русского, если тот, конечно же, не ошибется. Но, судя по всему, это маловероятно. Он совершил ошибку, не ознакомившись поначалу с полными правилами. Необходимо было спросить о значении цвета карандаша. Это была грубая ошибка, хуже, чем неверный ход.
   – Я понял, – сказал он.
   Все кончено. Они завершили партию, и он проиграл.
   Следующим был Фред Бланк, он также взял красный карандаш. Иво выиграл у него.
   Официально счет не велся. По-видимому, это было личным делом каждого. Пройдя полный круг, Иво имел девять побед и одно поражение.
   Игроки стали расходиться, представление закончилось. Никто не поздравлял и не вручал призы. Он не мог поверить, что все уже завершилось, и надеялся выяснить все, расспросив Гротона.
   Он направился к двери, соображая, спит ли еще Афра. Вся эта «ночь» представлялась каким-то жутким сюрреалистическим фильмом. Все было не так, как он ожидал, хотя, по-видимому, он просто уже ничего не ожидал.
   Опять чья-то рука легла на его плечо. Он обернулся, это была китаянка, которая переводила ему.
   – Вы – вы проиграли только раз, – сказала она.
   Иво кивнул.
   – Доктор Ковонов тоже, – она указала на русского, все еще одиноко сидящего за столом. Все остальные разошлись.
   – Финал? А на что играем?
   Она удалилась не ответив, и ему ничего не оставалось, как присоединиться к доктору Ковонову. Он вспомнил – это тот самый серый кардинал, о котором так много говорят. Тот самый важный русский, равный по интеллекту Браду.
   Была ли какая-то зловещая связь между этим турниром и вчерашним срочным разговором Ковонова с Брадом? Неужели они сошлись на том, что Брад должен будет войти в разрушитель с сенатором Борландом? Знал ли Ковонов о секрете Иво, о том, какую власть он имеет над Шеном? В последнем он сомневался, просто невероятно, чтобы Брад кому-либо об этом проболтался. Разве что Афре... – нет, ни за что. Все же, казалось, этот человек многое знает о причинах, повлекших поступки Брада. И он не говорил по-английски!
   Ковонов взял красный карандаш и нарисовал семь точек, как и в прошлой игре. Иво улыбнулся – хитрый доктор надеялся победить и этот раз.
   Но Иво, уже ознакомившийся с правилами, играл безукоризненно и выиграл мизер.
   Лицо русского даже не дрогнуло. Иво стер рисунок, взял синий карандаш и вопросительно взглянул на Ковонова. Тот кивнул. Иво поставил на листе четырнадцать точек.
   Ковонов усмехнулся и принял вызов. Пошла игра. Стратегия была предательски сложна, и Ковонов долго думал над каждым ходом. Интуиция Иво отчаянно металась в поисках комбинации, но тщетно. Он понял, что значит опыт в этой игре. Переступив порог, где инстинкты бессильны, Иво оказался плохим игроком. Если Ковонов найдет комбинацию раньше него, то талант окажется бесполезен, он только поможет сохранить лицо и вовремя сдаться. Ситуация была столь запутана, что он мог проиграть, даже разработав выигрышный план, а русский, придерживаясь удачной стратегии, мог выиграть и не прибегая к тщательному анализу.
   Прошло двадцать минут. На высоком челе русского появилась испарина, волосы взъерошились. Иво тоже занервничал, он уже не представлял, на каком этапе игра, и хочет ли он вообще выиграть партию. Играли на что-то важное, на то, что Ковонову могло вполне принадлежать по праву. Хотя призом могло оказаться и вовсе что-то неосязаемое.
   Почему он должен беспокоиться о победе или поражении? Гротон хотел, чтобы он победил, но Гротон вряд ли знал правду. Неужели нет ничего более важного, чем этот дурацкий чемпионат, к которому Гротон отнесся серьезней, чем к чему бы то ни было? К чему этот турнир, если его ближайший друг уже относится к флоре? Имя Иво будет красоваться первым в списке игроков в спраут – стоит ли это усилий?
   Наконец ситуация прояснилась. Иво увидел выигрышную комбинацию. Через три хода русский нехотя признал поражение, и все закончилось. Ковонов встал и прошел к статуэтке, возвышающейся в центре комнаты. Осторожно поднял сверкающий экскаватор, видать, изрядно тяжелый для своих габаритов, и поставил его на стол.
   Это и есть приз?
   – Что это означает? – спросил Иво, указав на аббревиатуру СПДС на пьедестале, просто чтобы хоть что-то сказать. Он уж и не ждал ответа после всего произошедшего, но русский сказал, с сильным акцентом, недобро улыбаясь:
   – Супер-Дупер-Пупер-Скупер. ^[10]
   Затем он тоже покинул Иво, а тот все глядел на еще один пример неземного юмора Брада.
   Покрытый платиной паровой экскаватор, с полумесяцем на двери и всем миром в пасти. Дружеский шарж на станцию, обладавшую самым чувствительным носом всех времен.
   Так что, видимо, они устроили турнир в память о Браде, и победитель получил талисман. Его ценность была, несомненно, очень высока, – и в прямом, и в переносном смысле, – но нужен ли он Иво?
   Иво неловко пристроил приз под мышкой и потащил его в свою комнату. Он посчитал, что будет неправильно понят, если вернет приз на место.
   Как только он вошел, Афра проснулась и встревоженно спросила его:
   – Что вы с этим делаете?
   Она была еще в ночной рубашке и забыла одеть тапочки – зрелище довольно необычное, принимая во внимание ее щепетильность в одежде, но ее красота прорывалась через все преграды.
   – По-моему, я это выиграл.
   – Это вы так думаете, – на ее ногах был розовый педикюр.
   – Я участвовал в соревновании, а это был приз. Мне что, поставить его назад?
   – Помолчите и дайте подумать.
   Она нашла тапочки, отряхнула ноги и одела их. Затем начала расхаживать в задумчивости по комнате, причем, по-мужски, делая широкие шаги и резко поворачиваясь. При движении, однако, проступали чисто женские детали ее тела. Иво глядел на нее, все еще прижимая к груди СПДС. Он понял, что Афра ему нравится в гневе не меньше. Она сорвала платок, и ее волосы развевались при поворотах. Стопроцентный белый, северо-западный европеец, никаких примесей... движения ее тела завораживали – мощная поступь, сильные взмахи рук, ритмичные сокращения диафрагмы. Определенно, она хотела видеть в нем не полиглота – замухрышку. Рожденная в Джорджии...
   Внезапно она остановилась – волосы, груди, тапочки, – все замерло.
   – Хорошо. Хотя, конечно, ничего хорошего. Нужно воспользоваться случаем. Бегите к Гарольду, я уверена, это он вас сюда впутал, и тащите его сюда срочно. Нет, это оставьте здесь. Ступайте.
   Иво поставил статуэтку и поспешно вышел. Ему следовало сначала посоветоваться с Гротоном, зачем он тащился сюда с этим СПДС?
   Кого он пытался обмануть? Он прекрасно знал, что привело его сюда.
   – Вам удалось! – воскликнул Гротон, когда Иво рассказал ему о ходе турнира. – Вы выиграли Скупер!
   – Так оно и было. Но Афра вне себя. Она хочет вас видеть, говорит – срочно.
   – Хорошо. Умная девочка. Ну все, теперь у нас до черта работы.
   Иво раньше не слышал от Гротона подобных выражений и восклицаний, это был еще один признак того, что ситуация серьезная.
   – На них повеяло дыханием войны, – коротко процитировал Иво. История, как обычно, повторялась. Смерть сенатора обрекла макроскоп и все планы исследований в интересах человечества.
   Гротон громко окликнул:
   – Беатрикс!
   – Да, дорогой, – немедленно послышался ответ.
   – Надевай скафандр и жди нас возле шлюза – нам нужно будет перевезти кое-какое барахло.
   Не дождавшись ее согласия, он потащил Иво в коридор.
   – Боже, как я рад, что вам это удалось, – сказал он. – Они уже до нас добрались, это был единственный выход.
   – Но я ничего не знаю. О чем вы говорите?
   – Нет времени, – бросил Гротон.
   Иво опять пожал плечами и последовал за ним. Афра уже была в скафандре, за спиной болтался прозрачный шлем.
   – Переодевайтесь, Иво, – скомандовала она. – Гарольд, помоги лучше ему, он тяжел на подъем.
   – Я еще раз спрашиваю: что происходит? – воскликнул Иво, в то время как Гротон запихивал его в скафандр. – Зачем вы выставили меня на этот турнир, и почему Афра расстроилась, когда я выиграл?
   Похоже, вся станция сошла с ума.
   Дыхание войны...
   – Это все из-за смерти сенатора, – сказал Гротон. Будто эти слова все проясняли. – Борланд важная фигура в политике, и нас обвинят в его убийстве. Этот хлыщ побежал к телетайпу прежде, чем все опомнились и завизжал, что совершено убийство – буквально так. Теперь нам конец.
   – Разумеется, будет следствие. Но сенатор сам захотел посмотреть разрушитель и был предупрежден. Это должно стать хорошим алиби.
   Гротон остановился на мгновение.
   – Но вы же тут недавно! Вы не знакомы с ситуацией?
   – Знаю только, что макроскоп находится под покровительством ООН, как и все космические проекты. Брад мне говорил о положении по использованию рабочего времени и финансированию.
   На самом деле он не мог понять, почему существование разрушителя вызовет закрытие проекта, особенно после этого происшествия. Но он хотел услышать объяснения Гротона, так как это могло прояснить связь происходящего с турниром и СПДС.
   Гротон закончил одевание Иво и начал сам натягивать скафандр. Урывками, в промежутках между движениями, он изложил Иво политическую обстановку, как ее видел человек, который сам не беседовал с сенатором. Эта альтернативная точка зрения показалась Иво любопытной.
   Сенатор Борланд, как рассказывал Гротон, не был обычным человеком. У него были солидные связи, даже не столько в Америке, сколько в ООН. За ним стояли влиятельные фигуры и большие деньги. Его похвальба о том, что он знает правительства сотрудников станции лучше, чем они сами (это замечание облетело весь персонал), не была вовсе пустой: он был опытным политическим игроком международного уровня. Правительства и дворы во всем мире знали, что Борланд сможет сделать то-то и то-то, если взамен получит то-то и то-то. Например, Китай хотел иметь влияние на политику США по отношению к фермерам, чтобы изменить баланс в торговле зерном; Россия проявляла интерес к комитету по стандартам в автомотоэкспорте, так как этот комитет устанавливал стандарты не только для автомобилей, но и для других изделий – от прецизионных подшипников до теодолитов; Южная Африка пыталась установить неформальные отношения с корпорацией БлаПоу Инк.
   Борланд был всем для всех – и у него это хорошо получалось.
   Посредник способен на многое, если он нетривиален. Борланд доказал, что способен делать дело, занимаясь при этом политикой. Он знал многих и обладал обаянием, – после каждой частной встречи у него появлялись новые сторонники.
   Припомнив диалог Борланд-Карпентер, Иво согласился с этим. Он сам был таким неофитом.
   По мнению Гротона, смерть такого человека всегда, при любых обстоятельствах, означает крупные неприятности. Слишком уж многие проекты висели в воздухе, и кончина жонглера неизбежно приведет к их падению. Обещания больше никому не нужны, а самими проектами заниматься уже некому.
   Макроскоп был главной заботой ООН. Здесь, как нигде, сфокусировались интересы многих стран. Борланд знал о могуществе макроскопа и хотел воспользоваться им. Это должно было здорово помочь ему в делах и принести пользу всему миру. По-видимому, он пошел на это из чистого альтруизма (для Иво это было неожиданностью). По-видимому, он не смог сопоставить свои амбиции с возможностями, но кому, как не ему, было знать положение Земли и как ей необходима помощь.
   Может, Борланд был как раз тот человек, который способен повернуть Землю с пути планеты Санга, тот, кто смог бы найти практическое применение неземным знаниям. Хотя, кто сейчас может сказать что-то определенное?
   Борланд погиб, и при отягчающих обстоятельствах. Он не оставил никаких свидетельств, ведь он не верил до самого конца, что разрушитель погубит его. Он думал, что это блеф – и проиграл. А в ООН будут подозревать, что персонал станции убил его, вероятно умышленно, подставив его под эти лучи смерти из космоса.
   Неприятности? Когда разразится скандал, будет большая необходимость в международном козле отпущения. Очевидная причина кризиса: макроскоп.
   Оба уже были в скафандрах, а Иво все не понимал, к чему такая спешка.
   Афра возилась на складе, легко двигая ящики в условиях частичной гравитации. Иво заметил коробки с лекарствами, специями, крупами, бинтами и сыром, контейнеры с кислородом и сжиженным питанием.
   – Какая у вас группа крови? – спросила она Иво.
   – О-положительная. – Ему оставалось только отвечать на вопросы.
   Афра выбрала канистру и бросила ее возле входа. На канистре было написано: «Конденсат крови. О-положительная». Были еще какие-то технические подробности, но он отвел взгляд, чувствуя легкое головокружение. Наверное, был еще миллиард факторов, которые нужно учитывать, чтобы переливание крови было безопасным. Почему она думает, что это ему понадобиться?
   За столом сидел начальник склада, его голова упала на грудь, будто он спал.
   – Наверное, надо будет все ему показать, – неуверенно спросил Иво.
   – Я дала ему снотворное, – ответила Афра. – Или вы пошутили?
   Иво не знал, что на это сказать и поэтому промолчал. Слишком много таинственного происходит вокруг.
   Афра повернулась к Гротону.
   – Я все свяжу и повезу на подъемнике. А вы собирайте ваше личное барахло. Желательно, чтобы все влезло в одну коробку.
   – Что вам необходимо? – спросил Гротона Иво.
   Так много вопросов без ответа, а его все дергают...
   – Если вы имеете в виду, что я должен взять, если покину станцию, то я отвечу – ничего. Флейта со мной.
   – Я и забыла, вы уже в скафандре, – сказала Афра. – Я соберу для вас кое-какую одежду – так будет быстрей. – Она повернулась к Гротону. – А вы давайте на Джозеф.
   Иво вздрогнул:
   – Джозеф? Это та самая суперракета?
   – Точно, – ответил Гротон. – Пошли.
   Они двинулись к гигантской ракете точно так же, как когда-то он и Брад добирались к макроскопу, только на этот раз им пришлось изменить курс. Струя газа из цилиндра с перекисью водорода служила им двигателем.
   Джозеф казался большим, чем на самом деле, так как рядом не было предметов для сравнения. Иво удачно приземлился на ноги, памятуя о своем опыте, и магниты в подошвах ботинок прижали его к корпусу, так что можно было ходить. Они подошли к люку шлюза и постучали.
   Места внутри оказалось намного больше, чем в шаттле. Джозеф был перестроен и модернизирован, конструкция была невиданной доселе. По всей видимости, ядерное оборудование занимало меньше места, чем химическое топливо и двигатели, появилась возможность использовать один из топливных баков монстра под жилье. Создавалось ощущение, что находишься в футуристической субмарине. В некотором роде это и была футуристическая субмарина.
   – Коррекция курса, – сказал Гротон дежурному. – Вы можете прицепить скоп к этому малышу?
   – Разумеется, дня за два, – охотно ответил тот.
   – Дело срочное. Два часа.
   – Я могу подвести его туда. Но укрепить скоп на ракете – это требует времени. Нужна бригада человек в двадцать, причем квалифицированных.
   Гротон закатил глаза:
   – Черт! Хорошо, подведите ракету, а я сделаю все, что смогу. Иво, давайте назад, на станцию, и расскажите все Афре, а я поговорю пока с Ковоновым. Будет нелегко.
   Дежурный поднял руку:
   – Я, конечно, понятия не имею, о чем вы говорите, но не лучше ли будет, если вы поговорите с мисс Саммерфилд?
   – Нет. Иво не знает, – он запнулся. – Черт возьми. Конечно. Так и должно быть. Иво, идите к Ковонову и скажите, что нам нужно. Не теряйте времени.
   Терпение Иво лопнуло.
   – Что, конкретно, вы замышляете? Зачем нужно цеплять макроскоп к Джозефу?
   – Я же сказал, для коррекции курса.
   – А чем плох нынешний курс? Макроскоп прикреплен к станции, в конце концов.
   – Мы считаем, что он скоро упадет на Солнце.
   – Это же смешно! Он на орбите! И станция...
   Дежурный улыбнулся:
   – Она тоже может упасть. Все равно ООН все взорвет.
   – Теперь понятно, зачем нужна бригада? Объясните это Ковонову.
   Иво понял, что более внятного объяснения ему не добиться. Он сердито защелкнул шлем и вышел в тамбур шлюза.
   Жилищем Ковонова была комната на уровне с высокой гравитацией, – Иво нашел, что это хороший способ отваживать надоедливых визитеров, любой кто находится здесь слишком долго, быстро утомлялся. Недолгое увеличение веса легко переносимо, но длительная доза должна быть малоприятна. Интересно, как переносит этот сам хозяин?
   Ковонов поднял глаза от книжки, напечатанной незнакомым шрифтом, Иво решил, что она на русском.
   Ковонов ничего не сказал. Языковый барьер!
   – Гротон говорит, что нам нужна бригада из двадцати человек, иначе макроскоп упадет на Солнце, – изложил просьбу Иво, отметив про себя, что русский не понял ни слова.
   Ковонов серьезно выслушал его, затем нажал два тумблера. Иво услышал собственную речь – это была запись. Другой голос протараторил нечто невразумительное – перевод.
   Ковонов кивнул.
   – Вы мне можете объяснить, в чем дело? Я не понимаю...
   Ковонов жестом заставил его замолчать. Он выключил аппарат, даже не выслушав перевод и достал маленькую доску и два цветных мелка. Затем поставил на доске три синие точки.
   Что за спраут-мания? Создавалось впечатление, что для ученых на станции игра значила больше, чем жизнь. Неужели Ковонов решил уйти от вопроса и заодно взять реванш?
   Но на этот раз на турнир было не похоже. Ковонов соединил точки сам, не предлагая мелок Иво. Он проиграл не очень сложную трехточечную партию. Всего было семь ходов: 
 

 
 

 
   В результате получилось нечто вроде лопаты.
   – Но игра не закончена, – сказал Иво. – Есть еще две свободные точки на концах.
   Ковонов перевернул доску, не вытирая рисунок, и поставил три точки, но уже ближе друг к другу, и красным мелком. И на этот раз игра тоже была остановлена за один ход до конца, и рисунок напоминал телескоп. 
 

 
   Он протянул доску Иво. Очевидно, рисунки были важнее, чем сама игра, породившая их. На одной стороне лопата, на другой телескоп. Интуиция подсказала Иво, что они топологически идентичны, один образ можно деформировать в другой, не стирая и не пересекая линии. Это была, по сути, одна и та же игра, одинаково сыгранная. Трехточечный этюд спраута, один ход до завершения.
   Ковонов пытался что-то сообщить ему.
   Он понял и это. Лопата и скоп, оба связаны спраутом. Или, обобщая, паровой экскаватор и макроскоп. Он участвовал в турнире и – выиграл макроскоп!
   Смерть сенатора Борланда положила конец проекту, как ты тут не крути. Это был исход, которого не желали ни научные сотрудники, ни персонал станции. Так думали все, вне зависимости от национальности. Казалось, ничто уже не остановит ООН от осуществления принятого им политически выверенного решения.
   Только если кто-нибудь не сопрет макроскоп и спасет его тем самым от разрушения. Ковонов, очевидно, полагал, что это будет он – пока Иво не победил его в финале. Сейчас макроскоп был его бременем.
   А ведь это, несомненно, означает бегство с Земли. Такая грандиозная кража...
   Иво был уверен, что совершит ее. Все верно – макроскоп был слишком большой ценностью, чтобы просто бросить его, или вверить его судьбу политическим интригам. Одно лишь существование разрушителя заставляло продолжать начатые исследования. Самоизоляция означала для человечества путь хоботоидов.
   Знания Вселенной (или, как минимум, галактики) лежали перед человеком, даже если он не мог до них пока дотянуться. Необходимо добыть это знание, невзирая на недальновидность местных политиков. Иво мог работать с макроскопом, поскольку вышел живым из разрушителя. Он мог не бояться ловушек или разрушения мозга в главном диапазоне. Кроме того, ему придется связаться – попытаться связаться – с человеком, который сможет максимально использовать это знание – с Шеном. Видимо, именно поэтому Брад и хотел вызвать его. Не для того, чтобы разгадать тайну разрушителя, а для того, чтобы использовать знание, которое будет получено, когда тайна будет раскрыта.
   Только Иво не хотел впутывать в это дело Шена. Он должен будет справиться сам – как бы ни было трудно и одиноко. Он имел на это право. По крайней мере, в компании у него будет макроскоп, который позволит наблюдать, что творится на Земле. Если политическая ситуация улучшится, то он об этом узнает и привезет инструмент обратно.
   Ковонов терпеливо ждал, пока Иво раздумывал над ситуацией. Иво стер доску с обоих сторон и положил ее. Он встал и с серьезным видом подал русскому руку. Из них двоих у русского, по всей видимости, более сложная задача. Расследование ООН будет жестким. Головы покатятся в прямом и в переносном смысле. Русский столь же серьезно пожал протянутую руку Иво.

Глава четвертая 

   Бригада уже взялась за дело, очевидно, немногословных команд Ковонова оказалось более, чем достаточно. Просто удивительно, как много можно было сделать, минуя официальные каналы. И, разумеется, все будут отрицать свое участие, так что следователям из ООН придется попотеть, пытаясь повесить на кого-нибудь обвинение в краже, в то время, как каждый будет покрывать каждого. Как, например, доказать, что начальник склада сознательно принял снотворное?
   С другой стороны, эта кража решала некоторые проблемы ООН. Они хотели закрыть макроскоп, а за них это уже сделали. Конечно, будет большой скандал, но заинтересованные частные лица не очень опечалятся. Как, однако, лихо работало его воображение. Сначала он считал, что катастрофа неизбежна, и персонал с ней смирился, затем он был уверен, что все в порядке. Но в дальнейшем ему уже не нужно будет строить догадки, он будет видеть все в макроскоп!
   Нос ракеты был пристыкован в выемку в нижней части макроскопа, так что растяжки не мешали. Иво был уверен, что выемки раньше не было, должно быть, бригада сняла часть листов обшивки макроскопа. Внутри, наверняка, стало тесней, но для путешествия годилось и так. В сборе вся конструкция напоминала гигантский гриб с массивной ножкой и маленькой сферической шляпкой. Сорокафутовый шар выпирал за обводы ракеты, диаметр которой составлял тридцать три фута, но по объему он был много меньше. Казалось, что в нем мало пространства, чтобы вместить необходимое оборудование – несмотря на то, что использовались миниатюрные компьютеры с лазерной памятью и другие ухищрения.
   Скорее всего, они тронутся под прямым углом к тору и, после того, как разорвутся растяжки, совершат маневр и двинутся в нужном направлении.
   Но где было это нужное направление? Он не имел понятия. Космос так велик... но куда лететь Джозефу, куда скрыться, чтобы телескопы с Земли не могли их выследить, а ракеты догнать? Благородная миссия имела не очень приятные аспекты.
   Иво пролетел над местом работы. Люди еще что-то делали, хотя, казалось, задача уже выполнена. Никто не обратил на него внимания, – умышленная и необходимая невежливость, подумалось ему.
   Он представил следующий диалог:
   ООН: Что случилось с макроскопом?
   Персонал: Мы ничего не видели. Это все должно быть тот парень, которого привез доктор Карпентер. Мы как раз собирались провести коррекцию орбиты...
   А доктор Карпентер не в состоянии отвечать на вопросы.
   В конце концов расследование обстоятельств смерти сенатора Борланда зайдет в такой же тупик. Только два человека были свидетелями его смерти: у одного потерян разум, другой отсутствует физически. Может, во всем виноват внеземной сигнал? Доктор Ковонов не преминет указать на странные поступки Иво, предшествовавшие краже: вломился в комнату, где проходила невинная вечеринка, забрал эмблему с пьедестала, слонялся с ней по помещениям станции. Затем на свет появится запись его голоса в тот момент, когда он вторгся в кабинет русского – что вызовет общее недоумение. Очевидно, что эта ужасная демонстрация убила одного, превратила другого в идиота, а третьего сделала сумасшедшим, который одержим манией украсть скоп.