Резким движением он дернул рубашку в стороны и вверх, и хотя грубая ткань выдержала и не порвалась, Джон пошатнулась от неожиданного толчка и стараясь сохранить равновесие, опустила голову; рубашка выскочила из панталон, распахнулась…
Воцарилось внезапное молчание. Джон быстро привела в порядок одежду, но было поздно. Они видели…
— Будь я проклят! — воскликнул Бастскин. — Это девчонка.
Джон попыталась одурачить его.
— Ну и что ж?! Просто не хотела, чтобы меня продали на Рынке Девочек! Мальчикам легче приходится. И тебе совсем не обязательно доносить!
Глаза Бастскина были готовы выскочить.
— Доносить? Дьявол! Ну уж нет, у меня на уме кое-что другое!
Он сделал несколько шагов к Джон.
— Покажи, что у тебя под рубашкой, кошечка! Зачем рассказывать о том, что я сделал с той девчонкой на плантации? Лучше показать, правда?
— Ну уж нет, меня оставь в покое! — огрызнулась Джон.
— Неужели?
Бастскин снова схватил ее. Теперь хочешь — не хочешь, приходилось драться. Джон из всех сил лягнула наглеца в колено, зная, что от этого удара достаточно, чтобы тот согнулся от боли. Но Бастскин, не выпуская ее, только поморщился.
— Давай-ка, стягивай эту штуку, — велел он, ухватившись за панталоны.
Положение становилось все серьезнее… Джон подняла колено, пытаясь ударить врага в пах, но негодяй привык к уличным дракам и, сумев вовремя увернуться, вцепился в поднятую ногу Джон, стягивая панталоны.
— Мило, очень мило, — пропыхтел он, стиснув ягодицы девушки.
Остальные мальчишки зачарованно наблюдали за происходящим. Большинство из них были совсем молоды, такого им видеть еще не доводилось.
— Ты не можешь сделать это! — запротестовал Том Йокс.
Бастскин на секунду прекратил свое занятие, помедлив ровно столько, чтобы успеть врезать Тому кулаком поддых.
— Ты знал ее и не сказал! — злобно процедил он. — Я тебя по стене разотру, вот только кончу с ней!
Том, не в силах вздохнуть, схватился за живот. Ясно, что у него не хватало сил защитить девочку. Но эта передышка дала Джон возможность собраться.
Когда Бастскин вновь повернул голову, девушка молниеносно размахнувшись, целя ему в нос, но опыт уличных драк вновь спас негодяя; тот дернулся, и удар пришелся в рот. Из рассеченной губы закапала кровь, но это, конечно, его не остановило. Костяшки пальцев Джон ныли — зубы оказались ужасно твердыми.
Теперь Бастскин старался стянуть с Джон панталоны, а Джон из последних сил держалась за них, яростно брыкаясь. Голова ее моталась взад-вперед, волосы рассыпались по плечам, но вырваться не удавалось. Краем глаза Джон заметила кравшегося к двери Тома, и на секунду пожелала, что бы тот был хоть немного старше, выше и сильнее. Беда его в том, что он хоть и порядочный спокойный парнишка, помочь бы ей все равно не смог; даже сумей он побороть Бастскина, мальчишки бы одолели его и держали бы, пока Бастскин не покончил бы с Джон.
Медленно-медленно сползли панталоны, обнажив ноги девушки. Еще рывок и слетели порванные подштанники.
Мальчишки все, как один, застыли, не сводя глаз с боровшихся — наверняка почти ни один не видел раньше обнаженную девушку.
Джон лягалась, брыкалась, даже ударила наглеца головой, но тот, бросив ее на пол, придавил всем весом и извиваясь, начал стягивать с себя одежду, торопясь обнажить наиболее важную часть своего тела. Очевидно, Бастскин не придумал всю историю с дочерью надсмотрщика; он явно знал, как обращаться с девушками.
Джон клацнула зубами, пытаясь укусить насильника, но это тоже не удалось. Он коленом раздвинул ее ноги, готовый совершить задуманное. Девушка устала от борьбы и не могла сопротивляться. Но сдаться Джон тоже не собиралась и продолжала вырываться, надеясь, что представится случай ударить его в то самое место, после чего он уже ни на что не будет способен.
Но тут над ними нависла зловещая тень стражника. Мускулистая ручища ухватила негодяя за воротник и подняла в воздух.
— Девчонка! — воскликнул стражник. — Идиот проклятый! Неужели не сообразил, что девственница стоит на Рынке в десять раз больше, чем ты! Знаешь, каково наказание за такие проступки!
Бастскин попятился. Руки инстинктивно дернулись к ширинке штанов. Он, видимо, вспомнил чем может грозить подобный промах.
Стражник отбросил его, оценивающе оглядывая Джон, лихорадочно натягивающую панталоны, и очевидно увидев все, что считал необходимым, кивнул:
— Первый сорт! Получим награду за такую находку! Пойдем со мной, девушка!
Другого выбора не было. Джон, не глядя по сторонам, пошла следом за стражником. У двери, скорчившись, стоял Том.
— Сэр, вспомните…
Стражник приостановился.
— Да, ты позвал на помощь.
— Они убьют меня, если…
— Ладно, переведу тебя в отдельную камеру, — решил стражник. — Пойдем.
— Больше ничего не смог придумать, — прошептал Том девушке.
Та быстро коснулась его руки.
— Знаю.
Но тут ее втолкнули в загон, где содержались девушки, а Тома повели в одиночную камеру. Джон не знала, увидит ли его снова когда-нибудь.
9. РЫНОК ДЕВУШЕК
10. АУКЦИОН
Воцарилось внезапное молчание. Джон быстро привела в порядок одежду, но было поздно. Они видели…
— Будь я проклят! — воскликнул Бастскин. — Это девчонка.
Джон попыталась одурачить его.
— Ну и что ж?! Просто не хотела, чтобы меня продали на Рынке Девочек! Мальчикам легче приходится. И тебе совсем не обязательно доносить!
Глаза Бастскина были готовы выскочить.
— Доносить? Дьявол! Ну уж нет, у меня на уме кое-что другое!
Он сделал несколько шагов к Джон.
— Покажи, что у тебя под рубашкой, кошечка! Зачем рассказывать о том, что я сделал с той девчонкой на плантации? Лучше показать, правда?
— Ну уж нет, меня оставь в покое! — огрызнулась Джон.
— Неужели?
Бастскин снова схватил ее. Теперь хочешь — не хочешь, приходилось драться. Джон из всех сил лягнула наглеца в колено, зная, что от этого удара достаточно, чтобы тот согнулся от боли. Но Бастскин, не выпуская ее, только поморщился.
— Давай-ка, стягивай эту штуку, — велел он, ухватившись за панталоны.
Положение становилось все серьезнее… Джон подняла колено, пытаясь ударить врага в пах, но негодяй привык к уличным дракам и, сумев вовремя увернуться, вцепился в поднятую ногу Джон, стягивая панталоны.
— Мило, очень мило, — пропыхтел он, стиснув ягодицы девушки.
Остальные мальчишки зачарованно наблюдали за происходящим. Большинство из них были совсем молоды, такого им видеть еще не доводилось.
— Ты не можешь сделать это! — запротестовал Том Йокс.
Бастскин на секунду прекратил свое занятие, помедлив ровно столько, чтобы успеть врезать Тому кулаком поддых.
— Ты знал ее и не сказал! — злобно процедил он. — Я тебя по стене разотру, вот только кончу с ней!
Том, не в силах вздохнуть, схватился за живот. Ясно, что у него не хватало сил защитить девочку. Но эта передышка дала Джон возможность собраться.
Когда Бастскин вновь повернул голову, девушка молниеносно размахнувшись, целя ему в нос, но опыт уличных драк вновь спас негодяя; тот дернулся, и удар пришелся в рот. Из рассеченной губы закапала кровь, но это, конечно, его не остановило. Костяшки пальцев Джон ныли — зубы оказались ужасно твердыми.
Теперь Бастскин старался стянуть с Джон панталоны, а Джон из последних сил держалась за них, яростно брыкаясь. Голова ее моталась взад-вперед, волосы рассыпались по плечам, но вырваться не удавалось. Краем глаза Джон заметила кравшегося к двери Тома, и на секунду пожелала, что бы тот был хоть немного старше, выше и сильнее. Беда его в том, что он хоть и порядочный спокойный парнишка, помочь бы ей все равно не смог; даже сумей он побороть Бастскина, мальчишки бы одолели его и держали бы, пока Бастскин не покончил бы с Джон.
Медленно-медленно сползли панталоны, обнажив ноги девушки. Еще рывок и слетели порванные подштанники.
Мальчишки все, как один, застыли, не сводя глаз с боровшихся — наверняка почти ни один не видел раньше обнаженную девушку.
Джон лягалась, брыкалась, даже ударила наглеца головой, но тот, бросив ее на пол, придавил всем весом и извиваясь, начал стягивать с себя одежду, торопясь обнажить наиболее важную часть своего тела. Очевидно, Бастскин не придумал всю историю с дочерью надсмотрщика; он явно знал, как обращаться с девушками.
Джон клацнула зубами, пытаясь укусить насильника, но это тоже не удалось. Он коленом раздвинул ее ноги, готовый совершить задуманное. Девушка устала от борьбы и не могла сопротивляться. Но сдаться Джон тоже не собиралась и продолжала вырываться, надеясь, что представится случай ударить его в то самое место, после чего он уже ни на что не будет способен.
Но тут над ними нависла зловещая тень стражника. Мускулистая ручища ухватила негодяя за воротник и подняла в воздух.
— Девчонка! — воскликнул стражник. — Идиот проклятый! Неужели не сообразил, что девственница стоит на Рынке в десять раз больше, чем ты! Знаешь, каково наказание за такие проступки!
Бастскин попятился. Руки инстинктивно дернулись к ширинке штанов. Он, видимо, вспомнил чем может грозить подобный промах.
Стражник отбросил его, оценивающе оглядывая Джон, лихорадочно натягивающую панталоны, и очевидно увидев все, что считал необходимым, кивнул:
— Первый сорт! Получим награду за такую находку! Пойдем со мной, девушка!
Другого выбора не было. Джон, не глядя по сторонам, пошла следом за стражником. У двери, скорчившись, стоял Том.
— Сэр, вспомните…
Стражник приостановился.
— Да, ты позвал на помощь.
— Они убьют меня, если…
— Ладно, переведу тебя в отдельную камеру, — решил стражник. — Пойдем.
— Больше ничего не смог придумать, — прошептал Том девушке.
Та быстро коснулась его руки.
— Знаю.
Но тут ее втолкнули в загон, где содержались девушки, а Тома повели в одиночную камеру. Джон не знала, увидит ли его снова когда-нибудь.
9. РЫНОК ДЕВУШЕК
На Рынке Мальчиков воняло немытыми телами и башмаками, заляпанными навозом. Рынок Девушек был почище, но Джон боялась его гораздо больше. Мальчиков отправляли на тяжелые работы, но девушек покупали для развлечения, а эта участь была гораздо худшей.
Джон оказалась в темной камере, где восемь-десять девочек, погруженных в тяжкие мысли, молча сидели по стенам.
Джон стоически перенесла необходимые процедуры — ее раздели, проверили, чтобы убедиться в девственности и отсутствии болезней, вымыли холодной водой и обрядили в рубашку из грубой ткани и шлепанцы. Теперь Джон стояла перед девушками, ощущая обнаженное тело под рубашкой. Видимо девушек, выводимых на продажу, раздевали догола, чтобы покупатели смогли оценить их достоинства.
Однако Джон ухитрилась сохранить остатки гордости — ей удалось пронести в камеру драконьи ягоды, спрятав их за щекой. Конечно, они были совсем ей ни к чему, но сильнее всего жгло желание доказать, что они не смогут раскрыть все ее секреты и лишить последней собственности. Правда, вкус ягод был ужасным, хотя Джон даже не надкусывала их — щека страшно онемела. Но ей удалось пронести ягоды мимо бдительных надзирателей, и девушка находила в этом утешение, хотя и слабое.
Джон сделала шаг вперед, пошатнулась от внезапной слабости и чуть не упала, попыталась выпрямиться, но ноги подкосились и девушка рухнула на пол.
Подбежала девушка постарше и нагнулась над Джон.
— Знаю, милая, в первый раз это так тяжело! Они тебя били?
Джон открыла рот, но говорить не смогла. Изо рта вывалились смятые ягоды.
— Господи! Неужели? — воскликнула девушка, и подняв ягоду, покачала головой. — Они!
— Я просто не хотела, — начала Джон, но тут голос вновь изменил ей — на пол вылетело еще несколько ягод.
— Ты их глотала?
— Нет. Я только…
— Грэкл! Тэнеджер! — позвала девушка. — Скорее сюда! Поднимите ее, тащите к ведру и промойте рот хорошенько! Быстро! Может, еще не поздно!
Две коренастых девушки тут же повиновались.
— Но ведь я не ругалась, — запротестовала Джон.
Старшая девушка рассмеялась.
— Ругаться! Кто на это обращает внимание? Неужели не знаешь, что это за ягоды?
— Нет. Нашла их у логовища дракона.
Грэкл и Тэнеджер наклонили ей голову над ведром.
— Полощи хорошенько!
Джон повиновалась, и делала это снова и снова, пока не исчез вкус ягод, хотя во рту все болело.
— Думаю, выживешь, — сказал девушка. — Как тебя зовут? Я — Торнфлауэр.
— Джон, просто Джон, — пробормотала она, чувствуя себя обойденной. У девушек были такие красивые имена.
— Мы сами их придумываем, — пояснила Торнфлауэр, словно прочитав мысли Джон, — чтобы скрыть наш позор. Пусть никто из родных не знает, что случилось с нами.
— О, да… Но эти ягоды…
— Они страшно ядовиты! От одной ягоды человек заболевает, от двух — теряет сознание, от трех — умирает. А у тебя во рту целая дюжина! Зачем ты сделала это?
— Из чистого упрямства! Хотела скрыть что-нибудь от них и доказать, что я могу сделать это, а кроме ягод ничего не было.
Торнфлауэр покачала головой.
— Понимаю… Но драконьи ягоды! Подумать только, класть их в рот! От одного этого можно заболеть!
— Теперь знаю, — слабо пролепетала Джон.
— Тебе лучше выбрать комнату и лечь. Нужно восстановить силы пред завтрашним аукционом. Если увидят, что ты больна, подумают притворяешься, и изобьют до полусмерти. Церемониться не будут. Какую комнату хочешь?
— Можно выбрать? — удивилась Джон.
— Во всех есть свободные топчаны. У нас тут не то, что у мальчишек!
Джон нерешительно оглядела комнаты. Все открывались в основную камеру, в каждой стояло по два топчана. Кто-то лежал, что-то сидел, склонив голову на руки. Вообще обстановка была лучше, чем у мальчиков: владельцы не хотели портить красоту девушек, снижая тем самым цену на товар.
В одной из комнат, в углу, скорчившись сидела девушка, прижав ладони к ушам.
— Что с ней? — спросила Джон.
— Это Фламбо, ей хуже всех. Она круглоухая. Поэтому и закрывает уши.
— Круглоухая? — встрепенулась Джон.
— Ну знаешь, ребенок пришельца с другой планеты. Они, в общем, похожи на нас, и если бы не эти ужасные уши…
— Я буду жить с ней, — решила Джон.
— Она не станет говорить с тобой, — предостерегла Торнфлауэр. — Хочет умереть.
Джон, нагнувшись, подобрала выпавшие изо рта ягоды:
— Ну что ж, может это годится…
— Ну и нервы у тебя? — восхищенно заметила Торнфлауэр. — Но лучше стражникам не знать, кто ей дал ягоды, иначе…
— Меня изобьют, — закончила Джон. — Никто не проговориться?
— Никто, — заверила Торнфлауэр.
— Спасибо. Мне здесь нравится больше, чем на Рынке Мальчиков.
— Ты была там?
— Притворялась мальчишкой. Бастскин обнаружил и пытался…
— В первый раз хуже всего, — вдохнула Торнфлауэр. — Я помню, мне тогда было десять.
— Изнасиловали в десять лет?! — в ужасе спросила Джон.
— Да, в первый раз. Пожилой мужчина. Он не был слишком жесток, только очень грязен и неуклюж. Я чувствовала себя так, будто умираю.
Джон снова взглянула на круглоухую девочку.
— Так она поэтому?..
— Конечно. Я думала, ты поняла. За нее дадут мало, так что стражники знали — терять нечего.
— Стражники?
— Да ты совсем глупая! Неужели не знала? Ну конечно, нет, ведь они не делают этого с девственницами, только с такими как мы.
— И… и с тобой?
— Со всеми. То — есть, с кем хотят. Если мы подчиняемся, делают кое-какие поблажки — дают больше еды или воду приносят. Если же нет… ну тогда дело плохо.
— И Фламбо…
— Дралась, как дикая кошка. Она здесь новенькая, как ты. Ничего не понимала.
— Значит, мне повезло, — вздохнула Джон, вздрагивая.
— Зависит от того, что ты под этим подразумеваешь, — пожала плечами Торнфлауэр.
Джон поблагодарила ее, и войдя в комнату, села рядом с сжавшейся в комок девушкой.
— Фламбо! — позвала она.
Ответа не было.
— Фламбо, слушай меня, — начала Джон. — Мой брат — круглоухий.
Девушка медленно подняла голову. Черные волосы, карие глаза…
Была бы хорошенькой, если бы не спутанные волосы и распухшие от слез веки.
Взглянув на Джон, она тут же опустила лица.
— Не смейся надо мной, — пробормотала она, сквозь рыданья.
— Нет-нет, правда! Я тоже наполовину круглоухая, только уши как у матери. Когда мне сказали, что ты…
Джон остановилась: ладони девушки вновь были плотно прижаты в ушам. Неужели и вправду желает умереть?
Джон нерешительно поднесла ягоды к самому носу девушки. Увидев ягоды, Фламбо схватила их и мгновенно сунула в рот.
— Подожди! — закричала Джон. — Они…
Девушка вновь подняла голову; судорожно сглотнула.
— Знаю. Спасибо.
Джон вовсе не хотела быть виновницей смерти девушки. Что же теперь делать?! Поднять тревогу и попросить остальных потащить Фламбо к ведру, сунуть палец ей в глотку и вызвать рвоту: это спасет ее жизнь. Но зачем? Если Фламбо действительно хочет умереть, лучше позволить ей сделать это: Джон знала, как тяжело приходится круглоухим, хотя бы тому же Келвину, а уж о девушках и говорить нечего. Так что Фламбо, возможно, была права.
Значит оставить ее на произвол судьбы? Джон мучили сомнения, но они ничего не предприняли, хотя и терзались угрызениями совести. Правда, если она помогает кому-то уйти из жизни в этом ужасном месте, значит, возможно, так тому и быть.
Настало время обеда. Торнфлауэр следила за тем, чтобы все получили равные порции хлеба из муки грубого помола и жидкого супа. Еды было маловато, но никто не жаловался — все знали, что могут не получить и этого.
Фламбо ничего не ела и не вставала с топчана — фигура девушки была хорошо развита и наверняка за нее много бы дали, не будь круглых ушей. Но, по крайне мере, хоть ее новый владелец не получил желанного удовольствия. Правда, это было весьма слабым утешением. Теперь Джон жалела, что вообще подсунула ей ягоды.
Но что сделано, то сделано — Джон вела себя точно так же, как когда не была уверена, выжил Келвин ли в схватке с драконом, то-есть как ни в чем не бывало. Что еще ей оставалось?
Через три часа Фламбо пошевелилась. Джон подбежала к ней. Девушка была жива!
— Прости, что дала тебе эти ягоды! — закричала Джон. — Не думала, что ты выживешь.
Девушка открыла глаза.
— Я нашла его!
— Кого?
— Твоего брата. С круглыми ушами. Он герой.
— Ты видела сон! — засмеялась Джон. — Братец — прекрасный парень, но куда ему до героя! Сама мысль о драке вызывает у него дрожь, хотя он честно выполняет свою роль.
— Келвин, — сказала Фламбо. — У него перчатка.
— Ничего подобно у Келвина нет!
Но тут Джон опомнилась:
— Откуда ты знаешь его имя? Я ничего не говорила!
— Я была там. Душа вылетела из тела и нашла его. Это так легко — ведь он единственный круглоухий в окрестностях. Я ни о чем не думала, кроме сказанного тобой, и внезапно очутилась там. Он красивый!
— Ты… что?
Джон понимала слова, но смысл до нее явно не доходил.
— Я вылетела из тела и нашла Келвина. Могла видеть его и слышать, но не говорить, потому что была призраком.
Но тут Фламбо встряхнула головой и ошеломленно огляделась.
— О чем я?
Это уже лучше. Девушка так же сбита с толку, как сама Джон.
— Ты проглотила три драконьих ягоды и едва не умерла. По крайней мере, точно была привидением. Но потом очнулась и, слава Богам, жива. Как себя чувствуешь?
— Очень слабой, — пробормотала девушка. — Меня зовут Хелн.
— Но мне сказали…
— Настоящее имя. В честь моей круглоухой матери, Хелен. Хелн Фламбо.
— А я Джон. Джон Хэклберри.
— Знаю. Келвин говорил о тебе. Хочет тебя спасти.
— Ты все это видела во сне?
— Не думаю, что это был сон, — покачала головой Хелн.
— Считаешь, что драконьи ягоды не отравили тебя, просто послали душу странствовать?
— По-моему, да. Я могла отправиться куда хочу. Что-то вроде полета, только мгновенного. И я решила посмотреть на круглоухого, о котором ты говорила, потому что…
Хелн пожала плечами.
— Знаешь, я больше не хочу умирать. Я… Я… Со мной произошло что-то ужасное, но теперь я чувствую себя излеченной, словно очутилась в новом мире, а то, что случилось в старом, больше не имеет значения. Я оставила позади прежнюю страшную жизнь и теперь хочу жить и путешествовать в пространстве.
— Лучше не надо, — решила Джон. — Эти ягоды убили много народа, и если съешь еще, сразу после…
— Да. Я подожду. Но теперь мне есть для чего жить. Хочу встретиться с твоим братом. Келвин хороший, и мой ровесник.
— Хороший, — согласилась Джон.
Но можно ли верить девушке?
— Слушай, Хелн, этому трудно поверить. Может, ты в самом деле только спала. Не расскажешь побольше о моем брате?
— Глаза у него голубые, — улыбнулась Хелн, — а волосы каштановые. Худой. Хочет спасти тебя и возвратить какую-то драконью чешую, но его вынудили стать героем, и все из-за латной перчатки.
— Какой еще латной перчатки? У него таких нет.
— Нашел где-то. Я появилась как раз после этого, так что не знаю, где, но все говорят — такое означает, что пришел герой из Пророчества. Правда, мне и об этом ничего не известно.
Джон поняла, что Хелн говорит правду — иначе вряд ли ей были бы известны такие подробности. Значит, и в самом деле дух ее был там.
— Но ягоды ядовиты. Почему ты не умерла?
— Не знаю. Разве только… брат твой их не пробовал?
— Нет. Зачем?
— Может, они не действуют так на круглоухих? Убивают только людей Рада, а у нас отделяют душу от тела, потому что метаболизм другой. Где ты их достала?
Джон рассказала о драконе и его саде.
— Но почему дракон сохранил их? Они любят ягоды?
— Да он проглотил бы их и даже не заметил! Драконы питаются мясом.
— Все равно, у них должны быть причины возделывать такие сады. По крайней мере, у этого дракона уж точно были. Может ягоды оказывают на чудовище какое-то действие? Позволяют им повсюду странствовать, не трогаясь с места? Искать добычу?
— Скорее всего, — согласилась Джон. — Я всегда удивлялась, почему так трудно отыскать дракона? Когда охотники собираются большими группами и пытаются его выследить, это никогда не удается. Мы-то думали, что дракон слышит их шаги, но возможно…
— Наверное, мы открыли тайну дракона, — решила Хелн. — Никто этого не знал, потому что драконы хорошо охраняют свои сады, да и кто ел ягоды, умирал. Я тоже хотела, потому что…
Хелн запнулась: видно воспоминания о пережитом ужасе были еще свежи.
— Торнфлауэр рассказала, что с тобой случилось, — прошептала Джон. — Мне очень жаль. Со мной произошло почти тоже самое… Правда, видишь, остальные девушки это пережили.
Хелн наморщила лоб.
— А Келвин… смог бы?
— Ему и в голову не придет кого-то насиловать! — ужаснулась Джон.
— Я… хотела… смог бы он полюбить девушку, которую…
— Уверена, он не стал бы ее осуждать за это… то есть, хочу сказать, Келвин знает, какие негодяи иногда встречаются. Ты не виновата. И я подошла потому, что ты круглоухая, как он. Думаю, ты ему понравилась бы.
— Я рада. Потому что мне он все больше нравится. Келвин был совсем сбит с толку, но пытался поступить по справедливости, а не вел себя как последний мерзавец. Такой не уверенный в себе мальчик.
— Тогда это точно мой брат.
— Да! А остальные… Они… У них нет сострадания… только используют…
— Да, — понимающе кивнула Джон. Он на них не походил.
— Но нас, конечно, обеих продадут завтра на аукционе. Если бы только, я была совсем не видима. Он знает, что ты здесь, потому что кто-то передал ему, но…
— Келвин спасет меня, я знаю это, — твердо объявила Джон, — а потом вернем наше золото. Но когда он придет, я попрошу его спасти и тебя тоже. Он, конечно, захочет с тобой познакомиться, и ты очень поможешь ему, если расскажешь про тайну ягод.
Джон помолчала.
— Да, но что если они действуют только один раз, а во второй можно отравиться?
— Значит, попробую съесть только одну и посмотрю, что выйдет. Только не сегодня — я просто дрожу от слабости.
— А может, от голода. Пропустила обед.
— Наверное, — еле слышно засмеялась Хелн. — Вечером съем все, что смогу.
Джон оказалась в темной камере, где восемь-десять девочек, погруженных в тяжкие мысли, молча сидели по стенам.
Джон стоически перенесла необходимые процедуры — ее раздели, проверили, чтобы убедиться в девственности и отсутствии болезней, вымыли холодной водой и обрядили в рубашку из грубой ткани и шлепанцы. Теперь Джон стояла перед девушками, ощущая обнаженное тело под рубашкой. Видимо девушек, выводимых на продажу, раздевали догола, чтобы покупатели смогли оценить их достоинства.
Однако Джон ухитрилась сохранить остатки гордости — ей удалось пронести в камеру драконьи ягоды, спрятав их за щекой. Конечно, они были совсем ей ни к чему, но сильнее всего жгло желание доказать, что они не смогут раскрыть все ее секреты и лишить последней собственности. Правда, вкус ягод был ужасным, хотя Джон даже не надкусывала их — щека страшно онемела. Но ей удалось пронести ягоды мимо бдительных надзирателей, и девушка находила в этом утешение, хотя и слабое.
Джон сделала шаг вперед, пошатнулась от внезапной слабости и чуть не упала, попыталась выпрямиться, но ноги подкосились и девушка рухнула на пол.
Подбежала девушка постарше и нагнулась над Джон.
— Знаю, милая, в первый раз это так тяжело! Они тебя били?
Джон открыла рот, но говорить не смогла. Изо рта вывалились смятые ягоды.
— Господи! Неужели? — воскликнула девушка, и подняв ягоду, покачала головой. — Они!
— Я просто не хотела, — начала Джон, но тут голос вновь изменил ей — на пол вылетело еще несколько ягод.
— Ты их глотала?
— Нет. Я только…
— Грэкл! Тэнеджер! — позвала девушка. — Скорее сюда! Поднимите ее, тащите к ведру и промойте рот хорошенько! Быстро! Может, еще не поздно!
Две коренастых девушки тут же повиновались.
— Но ведь я не ругалась, — запротестовала Джон.
Старшая девушка рассмеялась.
— Ругаться! Кто на это обращает внимание? Неужели не знаешь, что это за ягоды?
— Нет. Нашла их у логовища дракона.
Грэкл и Тэнеджер наклонили ей голову над ведром.
— Полощи хорошенько!
Джон повиновалась, и делала это снова и снова, пока не исчез вкус ягод, хотя во рту все болело.
— Думаю, выживешь, — сказал девушка. — Как тебя зовут? Я — Торнфлауэр.
— Джон, просто Джон, — пробормотала она, чувствуя себя обойденной. У девушек были такие красивые имена.
— Мы сами их придумываем, — пояснила Торнфлауэр, словно прочитав мысли Джон, — чтобы скрыть наш позор. Пусть никто из родных не знает, что случилось с нами.
— О, да… Но эти ягоды…
— Они страшно ядовиты! От одной ягоды человек заболевает, от двух — теряет сознание, от трех — умирает. А у тебя во рту целая дюжина! Зачем ты сделала это?
— Из чистого упрямства! Хотела скрыть что-нибудь от них и доказать, что я могу сделать это, а кроме ягод ничего не было.
Торнфлауэр покачала головой.
— Понимаю… Но драконьи ягоды! Подумать только, класть их в рот! От одного этого можно заболеть!
— Теперь знаю, — слабо пролепетала Джон.
— Тебе лучше выбрать комнату и лечь. Нужно восстановить силы пред завтрашним аукционом. Если увидят, что ты больна, подумают притворяешься, и изобьют до полусмерти. Церемониться не будут. Какую комнату хочешь?
— Можно выбрать? — удивилась Джон.
— Во всех есть свободные топчаны. У нас тут не то, что у мальчишек!
Джон нерешительно оглядела комнаты. Все открывались в основную камеру, в каждой стояло по два топчана. Кто-то лежал, что-то сидел, склонив голову на руки. Вообще обстановка была лучше, чем у мальчиков: владельцы не хотели портить красоту девушек, снижая тем самым цену на товар.
В одной из комнат, в углу, скорчившись сидела девушка, прижав ладони к ушам.
— Что с ней? — спросила Джон.
— Это Фламбо, ей хуже всех. Она круглоухая. Поэтому и закрывает уши.
— Круглоухая? — встрепенулась Джон.
— Ну знаешь, ребенок пришельца с другой планеты. Они, в общем, похожи на нас, и если бы не эти ужасные уши…
— Я буду жить с ней, — решила Джон.
— Она не станет говорить с тобой, — предостерегла Торнфлауэр. — Хочет умереть.
Джон, нагнувшись, подобрала выпавшие изо рта ягоды:
— Ну что ж, может это годится…
— Ну и нервы у тебя? — восхищенно заметила Торнфлауэр. — Но лучше стражникам не знать, кто ей дал ягоды, иначе…
— Меня изобьют, — закончила Джон. — Никто не проговориться?
— Никто, — заверила Торнфлауэр.
— Спасибо. Мне здесь нравится больше, чем на Рынке Мальчиков.
— Ты была там?
— Притворялась мальчишкой. Бастскин обнаружил и пытался…
— В первый раз хуже всего, — вдохнула Торнфлауэр. — Я помню, мне тогда было десять.
— Изнасиловали в десять лет?! — в ужасе спросила Джон.
— Да, в первый раз. Пожилой мужчина. Он не был слишком жесток, только очень грязен и неуклюж. Я чувствовала себя так, будто умираю.
Джон снова взглянула на круглоухую девочку.
— Так она поэтому?..
— Конечно. Я думала, ты поняла. За нее дадут мало, так что стражники знали — терять нечего.
— Стражники?
— Да ты совсем глупая! Неужели не знала? Ну конечно, нет, ведь они не делают этого с девственницами, только с такими как мы.
— И… и с тобой?
— Со всеми. То — есть, с кем хотят. Если мы подчиняемся, делают кое-какие поблажки — дают больше еды или воду приносят. Если же нет… ну тогда дело плохо.
— И Фламбо…
— Дралась, как дикая кошка. Она здесь новенькая, как ты. Ничего не понимала.
— Значит, мне повезло, — вздохнула Джон, вздрагивая.
— Зависит от того, что ты под этим подразумеваешь, — пожала плечами Торнфлауэр.
Джон поблагодарила ее, и войдя в комнату, села рядом с сжавшейся в комок девушкой.
— Фламбо! — позвала она.
Ответа не было.
— Фламбо, слушай меня, — начала Джон. — Мой брат — круглоухий.
Девушка медленно подняла голову. Черные волосы, карие глаза…
Была бы хорошенькой, если бы не спутанные волосы и распухшие от слез веки.
Взглянув на Джон, она тут же опустила лица.
— Не смейся надо мной, — пробормотала она, сквозь рыданья.
— Нет-нет, правда! Я тоже наполовину круглоухая, только уши как у матери. Когда мне сказали, что ты…
Джон остановилась: ладони девушки вновь были плотно прижаты в ушам. Неужели и вправду желает умереть?
Джон нерешительно поднесла ягоды к самому носу девушки. Увидев ягоды, Фламбо схватила их и мгновенно сунула в рот.
— Подожди! — закричала Джон. — Они…
Девушка вновь подняла голову; судорожно сглотнула.
— Знаю. Спасибо.
Джон вовсе не хотела быть виновницей смерти девушки. Что же теперь делать?! Поднять тревогу и попросить остальных потащить Фламбо к ведру, сунуть палец ей в глотку и вызвать рвоту: это спасет ее жизнь. Но зачем? Если Фламбо действительно хочет умереть, лучше позволить ей сделать это: Джон знала, как тяжело приходится круглоухим, хотя бы тому же Келвину, а уж о девушках и говорить нечего. Так что Фламбо, возможно, была права.
Значит оставить ее на произвол судьбы? Джон мучили сомнения, но они ничего не предприняли, хотя и терзались угрызениями совести. Правда, если она помогает кому-то уйти из жизни в этом ужасном месте, значит, возможно, так тому и быть.
Настало время обеда. Торнфлауэр следила за тем, чтобы все получили равные порции хлеба из муки грубого помола и жидкого супа. Еды было маловато, но никто не жаловался — все знали, что могут не получить и этого.
Фламбо ничего не ела и не вставала с топчана — фигура девушки была хорошо развита и наверняка за нее много бы дали, не будь круглых ушей. Но, по крайне мере, хоть ее новый владелец не получил желанного удовольствия. Правда, это было весьма слабым утешением. Теперь Джон жалела, что вообще подсунула ей ягоды.
Но что сделано, то сделано — Джон вела себя точно так же, как когда не была уверена, выжил Келвин ли в схватке с драконом, то-есть как ни в чем не бывало. Что еще ей оставалось?
Через три часа Фламбо пошевелилась. Джон подбежала к ней. Девушка была жива!
— Прости, что дала тебе эти ягоды! — закричала Джон. — Не думала, что ты выживешь.
Девушка открыла глаза.
— Я нашла его!
— Кого?
— Твоего брата. С круглыми ушами. Он герой.
— Ты видела сон! — засмеялась Джон. — Братец — прекрасный парень, но куда ему до героя! Сама мысль о драке вызывает у него дрожь, хотя он честно выполняет свою роль.
— Келвин, — сказала Фламбо. — У него перчатка.
— Ничего подобно у Келвина нет!
Но тут Джон опомнилась:
— Откуда ты знаешь его имя? Я ничего не говорила!
— Я была там. Душа вылетела из тела и нашла его. Это так легко — ведь он единственный круглоухий в окрестностях. Я ни о чем не думала, кроме сказанного тобой, и внезапно очутилась там. Он красивый!
— Ты… что?
Джон понимала слова, но смысл до нее явно не доходил.
— Я вылетела из тела и нашла Келвина. Могла видеть его и слышать, но не говорить, потому что была призраком.
Но тут Фламбо встряхнула головой и ошеломленно огляделась.
— О чем я?
Это уже лучше. Девушка так же сбита с толку, как сама Джон.
— Ты проглотила три драконьих ягоды и едва не умерла. По крайней мере, точно была привидением. Но потом очнулась и, слава Богам, жива. Как себя чувствуешь?
— Очень слабой, — пробормотала девушка. — Меня зовут Хелн.
— Но мне сказали…
— Настоящее имя. В честь моей круглоухой матери, Хелен. Хелн Фламбо.
— А я Джон. Джон Хэклберри.
— Знаю. Келвин говорил о тебе. Хочет тебя спасти.
— Ты все это видела во сне?
— Не думаю, что это был сон, — покачала головой Хелн.
— Считаешь, что драконьи ягоды не отравили тебя, просто послали душу странствовать?
— По-моему, да. Я могла отправиться куда хочу. Что-то вроде полета, только мгновенного. И я решила посмотреть на круглоухого, о котором ты говорила, потому что…
Хелн пожала плечами.
— Знаешь, я больше не хочу умирать. Я… Я… Со мной произошло что-то ужасное, но теперь я чувствую себя излеченной, словно очутилась в новом мире, а то, что случилось в старом, больше не имеет значения. Я оставила позади прежнюю страшную жизнь и теперь хочу жить и путешествовать в пространстве.
— Лучше не надо, — решила Джон. — Эти ягоды убили много народа, и если съешь еще, сразу после…
— Да. Я подожду. Но теперь мне есть для чего жить. Хочу встретиться с твоим братом. Келвин хороший, и мой ровесник.
— Хороший, — согласилась Джон.
Но можно ли верить девушке?
— Слушай, Хелн, этому трудно поверить. Может, ты в самом деле только спала. Не расскажешь побольше о моем брате?
— Глаза у него голубые, — улыбнулась Хелн, — а волосы каштановые. Худой. Хочет спасти тебя и возвратить какую-то драконью чешую, но его вынудили стать героем, и все из-за латной перчатки.
— Какой еще латной перчатки? У него таких нет.
— Нашел где-то. Я появилась как раз после этого, так что не знаю, где, но все говорят — такое означает, что пришел герой из Пророчества. Правда, мне и об этом ничего не известно.
Джон поняла, что Хелн говорит правду — иначе вряд ли ей были бы известны такие подробности. Значит, и в самом деле дух ее был там.
— Но ягоды ядовиты. Почему ты не умерла?
— Не знаю. Разве только… брат твой их не пробовал?
— Нет. Зачем?
— Может, они не действуют так на круглоухих? Убивают только людей Рада, а у нас отделяют душу от тела, потому что метаболизм другой. Где ты их достала?
Джон рассказала о драконе и его саде.
— Но почему дракон сохранил их? Они любят ягоды?
— Да он проглотил бы их и даже не заметил! Драконы питаются мясом.
— Все равно, у них должны быть причины возделывать такие сады. По крайней мере, у этого дракона уж точно были. Может ягоды оказывают на чудовище какое-то действие? Позволяют им повсюду странствовать, не трогаясь с места? Искать добычу?
— Скорее всего, — согласилась Джон. — Я всегда удивлялась, почему так трудно отыскать дракона? Когда охотники собираются большими группами и пытаются его выследить, это никогда не удается. Мы-то думали, что дракон слышит их шаги, но возможно…
— Наверное, мы открыли тайну дракона, — решила Хелн. — Никто этого не знал, потому что драконы хорошо охраняют свои сады, да и кто ел ягоды, умирал. Я тоже хотела, потому что…
Хелн запнулась: видно воспоминания о пережитом ужасе были еще свежи.
— Торнфлауэр рассказала, что с тобой случилось, — прошептала Джон. — Мне очень жаль. Со мной произошло почти тоже самое… Правда, видишь, остальные девушки это пережили.
Хелн наморщила лоб.
— А Келвин… смог бы?
— Ему и в голову не придет кого-то насиловать! — ужаснулась Джон.
— Я… хотела… смог бы он полюбить девушку, которую…
— Уверена, он не стал бы ее осуждать за это… то есть, хочу сказать, Келвин знает, какие негодяи иногда встречаются. Ты не виновата. И я подошла потому, что ты круглоухая, как он. Думаю, ты ему понравилась бы.
— Я рада. Потому что мне он все больше нравится. Келвин был совсем сбит с толку, но пытался поступить по справедливости, а не вел себя как последний мерзавец. Такой не уверенный в себе мальчик.
— Тогда это точно мой брат.
— Да! А остальные… Они… У них нет сострадания… только используют…
— Да, — понимающе кивнула Джон. Он на них не походил.
— Но нас, конечно, обеих продадут завтра на аукционе. Если бы только, я была совсем не видима. Он знает, что ты здесь, потому что кто-то передал ему, но…
— Келвин спасет меня, я знаю это, — твердо объявила Джон, — а потом вернем наше золото. Но когда он придет, я попрошу его спасти и тебя тоже. Он, конечно, захочет с тобой познакомиться, и ты очень поможешь ему, если расскажешь про тайну ягод.
Джон помолчала.
— Да, но что если они действуют только один раз, а во второй можно отравиться?
— Значит, попробую съесть только одну и посмотрю, что выйдет. Только не сегодня — я просто дрожу от слабости.
— А может, от голода. Пропустила обед.
— Наверное, — еле слышно засмеялась Хелн. — Вечером съем все, что смогу.
10. АУКЦИОН
На аукцион съехались покупатели со всех концов Рада — приобрести дешевый рабочий скот для плантаций. Среди плантаторов там и сям сидели моряки, набиравшие гребцов на галеры. Их плоские белые шапки походили на снежные островки в бурном море качающихся зеленых и желтых колпаков.
В заднем ряду, где сидел Квито, слова сливались в ровный гул — мужчины толковали об урожае, покупке и продаже рабов. Чувствуя, как острая щепка впивается в толстый зад, ощущая, как всегда в подобном окружении, горькую желчь, сжигающую горло, Квито постарался забыться в любимых фантазиях.
В мозгу клубились густые черные облака ненависти, но он представлял, что вынимает деньги из набитых до отказа карманов и покупает мальчиков для собственных целей и нужд. В мечтах у него не было горба, а сам Квито представлялся себе высоким, спокойным с гордым лбом и гривой черных волос… совсем как тот, кого он с гордостью называл хозяином — Затанас. Ниспровергатель Справедливости, Защитник Уродов и Калек.
Наконец, появился аукционист: высокий, одетый в черное, седой с длинной бородой, словно сошедший с картины, изображающий древних пророков. Он откашлялся, стукнул дважды молотком, ожидая, пока все замолчат, и начал:
— Некоторые из вас, прибыли из дальних королевств и не знают обычаев Рада, касающихся Рынков Мальчиков и Девочек. Некоторые из нашего э… э… стада были схвачены за неуплату налогов, другие осуждены за преступления. Большинство же — просто бродяги, а бродяжничество в Раде запрещено законом.
Квито заерзал, вспомнив, что тоже был бродягой, хотя ни один охотник за легкой добычей не польстился бы на него. С самого детства здоровые краснощекие дети издевались над ним; мальчишка был вынужден красть и постоянно скрываться, иначе умер бы с голоду. И так продолжалось до тех пор, пока он не встретил Хозяина.
— А теперь, — продолжал аукционист, — первый лот: шесть мальчиков с плантации Мак-Грегора. Проработали сезон, нуждаются в замене, хотя еще могут на что-то пригодиться.
В центральной арене появились шестеро тощих мальчишек, подгоняемых кнутом надсмотрщика. Очевидно, они постоянно подвергались побоям и унижениям. Несомненно, не годились для целей Хозяина и Квито, конечно.
Мальчики были проданы на плантацию поменьше. У покупателя был такой злобный вид, что гнусная физиономия порадовала даже сердце критически настроенного карлика Квито.
Торги продолжались, вскоре аукционист начал продавать по одному крепких деревенских парнишек, схваченных за неуплату налогов. Наблюдая их страдания, Квито чувствовал себя хотя немного отомщенным за страшные годы детства.
Но и они не вполне подходили для Хозяина, а Квито знал, как опасно покупать не тех мальчиков. Он вздохнул: придется на этот раз возвращаться с пустыми руками.
— А теперь, — объявил аукционист, — девочки!
Шум и болтовня немедленно смолкли. Даже те, что не имел намерения купить, желали поглядеть на девочек.
Большинство бедняжек совсем не были привлекательны, несмотря на молодость и очевидные усилия надзирательниц хоть как-то их превратить ожесточившуюся сердцем юную шлюху в красавицу. Правда, были и исключения. Особенно одна, с красивой грудью и прелестным личиком, изуродованным, правда, натянутым на самый лоб колпаком. Другая — высокая, стройная, лет четырнадцати, выглядела так, словно дух ее был не окончательно сломлен. Именно такие нужны Хозяину!
Аукционист вытащил девушку из толпы.
— Сколько предложишь за этот великолепный экземпляр? Начнем с десяти радн.
— Пять, — предложил моряк.
Девчонка показала ему кукиш. Значит, она вовсе не так невинна! Это, конечно снижало ее цену. Обычный покупатель предпочитал растлевать добычу на свой манер, а не пытаться переделать уже укрощенную девку! Квито молча наблюдал.
Наконец, аукционист вытащил ту, четырнадцатилетнюю, с желтыми блестящими на солнце волосами. Гладкую кожу немного портил багровый синяк, но щеки были розовыми, а глаза так и сверкают, полные красного сока жизни! В точности, то что требовалось мастеру и могло удовлетворить аппетит Квито. Даже пол в данном случае не имел значения.
— А вот свеженькая девственница, четырнадцать лет, приведена возмущенным гражданином, у которого пыталась украсть осла.
— Вовсе нет! — огрызнулась девочка.
— Четырнадцать радн, — объявил аукционист, выслушав широкоплечего краснощекого человека, сидящего с двумя мужчинами помоложе справа от Квито.
— Кто предложит двадцать?
Молчание. Конечно, девчонка стоит и больше, но покупатели все еще приценивались, прикидывая тем временем, сколько могут дать. Девушка, взглянув на первого покупателя, как-то странно вскинулась. Неужели знает его? Это может быть хорошо для нее или плохо, в зависимости от их прежних отношений.
— Двадцать! — предложил плантатор.
Если хочет отвезти ее домой и отдать работникам, девчонка дни и ночи будет проводить, лежа на спине!
— Господа! Это несерьезно, — заявил аукционист, и сдернул с девушки рубашку, обнажив довольно широкие бедра, но не совсем развитую грудь. Девушка, очевидно, еще не окончательно оформилась, а полувызывающий, полустыдливый вид лучше любых уверений аукциониста говорили о невинности. Да, лакомый кусочек! Должно быть, похитили их какого-то крестьянского дома.
Торг обещал быть жарким. Квито решил сразу отсечь всех конкурентов.
— Сто радн, — объявил он.
Это было огромной суммой, но деньги ничего не значили ни для него, ни для Хозяина. Недолго этому ребенку осталось быть столь наивным.
— Сто две радны! — перебил здоровый мужчина.
Квито был ошеломлен. Он не ожидал, что кто-то посмеет предложить больше. Но, поколебавшись какую-то долю секунды, добавил:
— Сто двадцать пять.
Послышались недоверчивые возгласы, шепоток, даже язвительные замечания. Все знали, что даже самые хорошенькие девчонки никогда не шли за такую сумму. Дело было не в деньгах, а в принципе: к чему незаслуженно утяжелять кошельки продавца, увеличивать долю аукционистов!
В заднем ряду, где сидел Квито, слова сливались в ровный гул — мужчины толковали об урожае, покупке и продаже рабов. Чувствуя, как острая щепка впивается в толстый зад, ощущая, как всегда в подобном окружении, горькую желчь, сжигающую горло, Квито постарался забыться в любимых фантазиях.
В мозгу клубились густые черные облака ненависти, но он представлял, что вынимает деньги из набитых до отказа карманов и покупает мальчиков для собственных целей и нужд. В мечтах у него не было горба, а сам Квито представлялся себе высоким, спокойным с гордым лбом и гривой черных волос… совсем как тот, кого он с гордостью называл хозяином — Затанас. Ниспровергатель Справедливости, Защитник Уродов и Калек.
Наконец, появился аукционист: высокий, одетый в черное, седой с длинной бородой, словно сошедший с картины, изображающий древних пророков. Он откашлялся, стукнул дважды молотком, ожидая, пока все замолчат, и начал:
— Некоторые из вас, прибыли из дальних королевств и не знают обычаев Рада, касающихся Рынков Мальчиков и Девочек. Некоторые из нашего э… э… стада были схвачены за неуплату налогов, другие осуждены за преступления. Большинство же — просто бродяги, а бродяжничество в Раде запрещено законом.
Квито заерзал, вспомнив, что тоже был бродягой, хотя ни один охотник за легкой добычей не польстился бы на него. С самого детства здоровые краснощекие дети издевались над ним; мальчишка был вынужден красть и постоянно скрываться, иначе умер бы с голоду. И так продолжалось до тех пор, пока он не встретил Хозяина.
— А теперь, — продолжал аукционист, — первый лот: шесть мальчиков с плантации Мак-Грегора. Проработали сезон, нуждаются в замене, хотя еще могут на что-то пригодиться.
В центральной арене появились шестеро тощих мальчишек, подгоняемых кнутом надсмотрщика. Очевидно, они постоянно подвергались побоям и унижениям. Несомненно, не годились для целей Хозяина и Квито, конечно.
Мальчики были проданы на плантацию поменьше. У покупателя был такой злобный вид, что гнусная физиономия порадовала даже сердце критически настроенного карлика Квито.
Торги продолжались, вскоре аукционист начал продавать по одному крепких деревенских парнишек, схваченных за неуплату налогов. Наблюдая их страдания, Квито чувствовал себя хотя немного отомщенным за страшные годы детства.
Но и они не вполне подходили для Хозяина, а Квито знал, как опасно покупать не тех мальчиков. Он вздохнул: придется на этот раз возвращаться с пустыми руками.
— А теперь, — объявил аукционист, — девочки!
Шум и болтовня немедленно смолкли. Даже те, что не имел намерения купить, желали поглядеть на девочек.
Большинство бедняжек совсем не были привлекательны, несмотря на молодость и очевидные усилия надзирательниц хоть как-то их превратить ожесточившуюся сердцем юную шлюху в красавицу. Правда, были и исключения. Особенно одна, с красивой грудью и прелестным личиком, изуродованным, правда, натянутым на самый лоб колпаком. Другая — высокая, стройная, лет четырнадцати, выглядела так, словно дух ее был не окончательно сломлен. Именно такие нужны Хозяину!
Аукционист вытащил девушку из толпы.
— Сколько предложишь за этот великолепный экземпляр? Начнем с десяти радн.
— Пять, — предложил моряк.
Девчонка показала ему кукиш. Значит, она вовсе не так невинна! Это, конечно снижало ее цену. Обычный покупатель предпочитал растлевать добычу на свой манер, а не пытаться переделать уже укрощенную девку! Квито молча наблюдал.
Наконец, аукционист вытащил ту, четырнадцатилетнюю, с желтыми блестящими на солнце волосами. Гладкую кожу немного портил багровый синяк, но щеки были розовыми, а глаза так и сверкают, полные красного сока жизни! В точности, то что требовалось мастеру и могло удовлетворить аппетит Квито. Даже пол в данном случае не имел значения.
— А вот свеженькая девственница, четырнадцать лет, приведена возмущенным гражданином, у которого пыталась украсть осла.
— Вовсе нет! — огрызнулась девочка.
— Четырнадцать радн, — объявил аукционист, выслушав широкоплечего краснощекого человека, сидящего с двумя мужчинами помоложе справа от Квито.
— Кто предложит двадцать?
Молчание. Конечно, девчонка стоит и больше, но покупатели все еще приценивались, прикидывая тем временем, сколько могут дать. Девушка, взглянув на первого покупателя, как-то странно вскинулась. Неужели знает его? Это может быть хорошо для нее или плохо, в зависимости от их прежних отношений.
— Двадцать! — предложил плантатор.
Если хочет отвезти ее домой и отдать работникам, девчонка дни и ночи будет проводить, лежа на спине!
— Господа! Это несерьезно, — заявил аукционист, и сдернул с девушки рубашку, обнажив довольно широкие бедра, но не совсем развитую грудь. Девушка, очевидно, еще не окончательно оформилась, а полувызывающий, полустыдливый вид лучше любых уверений аукциониста говорили о невинности. Да, лакомый кусочек! Должно быть, похитили их какого-то крестьянского дома.
Торг обещал быть жарким. Квито решил сразу отсечь всех конкурентов.
— Сто радн, — объявил он.
Это было огромной суммой, но деньги ничего не значили ни для него, ни для Хозяина. Недолго этому ребенку осталось быть столь наивным.
— Сто две радны! — перебил здоровый мужчина.
Квито был ошеломлен. Он не ожидал, что кто-то посмеет предложить больше. Но, поколебавшись какую-то долю секунды, добавил:
— Сто двадцать пять.
Послышались недоверчивые возгласы, шепоток, даже язвительные замечания. Все знали, что даже самые хорошенькие девчонки никогда не шли за такую сумму. Дело было не в деньгах, а в принципе: к чему незаслуженно утяжелять кошельки продавца, увеличивать долю аукционистов!