Я неоднократно ставил перед Ставкой вопрос о необходимости более конкретной и действенной помощи фронту, но по известным теперь причинам нам отказывали.
   К этому добавился еще один конфликт, правда, мелкий, но с последствиями.
   3 или 5 ноября мне позвонил по ВЧ секретарь ЦК, начальник Главного политического Управления Красной Армии товарищ Щербаков и пожурил за то, что я без его ведома наградил некоторых работников фронтовой газеты. Я возразил, сказав, что актом награждения никакого преступления не совершил и считаю, что поступил правильно.
   – Мне предоставлено законом, – сказал я, – награждать любого военнослужащего фронта. Люди вполне заслуженно получили от меня самые маленькие награды; они изо дня в день находились на передовых позициях, выискивали материал, высматривали героику. Это настоящие труженики и храбрые люди. Вы должны благодарить меня за проявленную заботу, а не ругать.
   Такое мое поучение еще больше обострило наш разговор. Щербаков чуть ли не закричал в ответ:
   – Бросьте читать мне нотацию, мы приказ о вашем награждении работников редакции отменим, а выданные вами награды вы отберете сами.
   – Никаких наград я отбирать не буду, сами этим занимайтесь, а если мой приказ о наградах отмените, то мне нечего здесь делать, присылайте нового командующего.
   А.С. Щербаков ничего не ответил и молча повесил трубку.
   Эта моя стычка с А.С. Щербаковым, человеком властным, не терпевшим возражений, подлила масла в огонь.
   Приказ мой о наградах был отменен.
   Не могу без возмущения вспоминать этот случай. Лишать 15 человек, включая редактора Кассина, заслуженных наград только потому, что они выданы Еременко, а не Щербаковым, – это чудовищно. Даже если допустить на минуту, что я как командующий поступил неправильно, можно наказать меня, но зачем травмировать людей?!
   До этого я уже командовал пятью фронтами, оправдал доверие партии и народа, а здесь Щербаков просто измолотил меня.
   Через пару дней после отмены моего приказа, к вечеру 19 ноября 1943 г., приехал генерал армии Иван Христофорович Баграмян и вручил мне приказ Верховного Главнокомандующего о передаче ему командования 1-м Прибалтийским фронтом.

Часть II. УДАР С КЕРЧЕНСКОГО ПЛАЦДАРМА (февраль – апрель 1944 г.)

Глава пятая. НА КЕРЧЕНСКОМ ПЛАЦДАРМЕ

   3 февраля 1944 г. я был вызван в Ставку Верховного Главнокомандования. Здесь, кроме И.В. Сталина, были В.М. Молотов, А.С. Щербаков, А.А. Андреев и другие. Сталин объяснил мое освобождение от должности командующего 1-м Прибалтийским фронтом состоянием моего здоровья. Какое лицемерие, я-то знал истинные причины.
   – Есть мнение, – сказал И.В. Сталин, – направить вас в качестве командующего в Отдельную Приморскую армию, действующую в Крыму и на его подступах на правах фронта. В эту армию входят две воздушные армии, и наряду с общевойсковыми соединениями ей подчинены в оперативном отношении также Черноморский флот и Азовская военная флотилия и ВВС Черноморского флота.
   Я понимал, что, подробно говоря о составе армии, Верховный Главнокомандующий заботился о том, чтобы не ущемить, что называется, мое самолюбие, поскольку я назначался командовать армией после того, как командовал фронтами.
   – Армии предстоят наступательные бои, а дела там идут пока не блестяще. Дважды планировались на ее участке наступательные операции, но попытки осуществить их оказались неуспешными.
   И.В. Сталин, как обычно, осведомился о моем согласии с назначением. Я ответил утвердительно.
   Прощаясь, Сталин вроде в шутку, но все же вспомнил про статью в журнале «Славяне», заметив с улыбкой:
   – А вы, товарищ Еременко, все же любите печататься.
   – Товарищ Сталин, вас неверно информировали. Статью о Сталинградской битве у меня вырвали буквально силой, причем действовали от имени ЦК. Мне сказали, что без вашей санкции печатать не будут, так что я здесь ни при чем, – ответил я.
   – Товарищ Щербаков, слышите, – воскликнул Сталин, – а вы мне докладывали совсем по-другому. Так нельзя поступать с нашими командующими.
   На это замечание Сталина А.С. Щербаков что-то ответил, но что именно, я не расслышал.
   – Вы все же фотографироваться любите, – сказал Сталин, обращаясь ко мне.
   – Товарищ Сталин, это снова наговоры.
   – Так вы же хотели сфотографироваться со мной, когда я приезжал к вам на Калининский фронт.
   – Да, – ответил я, – было такое желание, но вы отказались, сказали, что мы сделаем это после войны. В этом своем желании я не видел ничего плохого или тщеславного. Ведь редко Верховный Главнокомандующий выезжает на фронт. Эта фотография была бы исторической. Я ведь такой же человек, как и другие, и желание сфотографироваться рядом с вами нельзя считать плохим качеством моей натуры. Я был делегатом 18-го съезда КПСС и видел делегатов, желающих сфотографироваться с вами. Было просто паломничество, все толкались, давились, каждый стремился поближе подойти к вам, хотя народ-то был солидный.
   – Ну, ладно, не будем больше вспоминать об этом, – сказал Сталин и пожелал мне успеха.
   С совещания в ГКО я ушел в хорошем настроении, будто гора свалилась с плеч, но должен сказать, что в дальнейшем отношение Сталина ко мне было изменчивым: то приятно ласковое, с ехидцей, то грубое, с плохо скрытым недовольством.
   Направляясь к новому месту службы, я мысленно восстановил ход ожесточенного противоборства, ареной которого был Крымский полуостров начиная с осени 1941 г. Многое, однако, мне в то время известно было лишь в общих чертах. На последующих страницах читатель найдет краткое изложение событий в Крыму с учетом того, что выяснилось в послевоенное время.
   Борьба за Крым обусловливалась стратегическим значением полуострова, являвшегося одной из важнейших баз нашего Черноморского флота и нетонущим авианосцем на крайнем южном крыле фронта, способным держать под ударом румынские нефтепромыслы, игравшие существенную роль в снабжении вермахта горючим.
   В сферу военных действий Крым был втянут после того, как Гитлер, убедившись в конце лета 1941 г. в невозможности осуществить план «Барбаросса» в первоначально назначенные сроки, временно перенес центр тяжести с центрального на южный участок советско-германского фронта.
   «Соображения командования сухопутных сил относительно хода операций на Востоке, от 18 августа, – писал Гитлер Браухичу, – не согласуются с моими решениями. Я приказываю следующее: главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце, лишение русских возможности получать нефть с Кавказа»[48].
   Что касается нацистской политики в отношении Крыма, то в ней было немало сумасбродных идей. Александр Верт в своей книге «Россия в войне 1941–1945 гг.», в частности, пишет: «Так, уже 16 июля 1941 г. Гитлер решил, что Крым должен стать чисто немецкой колонией, откуда всех «иностранцев» надлежит выслать или эвакуировать. Крыму предназначалась роль «немецкого Гибралтара» на Черном море. По мнению же начальника немецкого Трудового фронта и руководителя организации «Сила через радость» Роберта Лея, Крым должен был стать гигантским курортом, излюбленным местом отдыха для немецкой молодежи. Позже Гитлер тешил себя также мыслью урегулировать с Муссолини южнотирольскую проблему путем переселения в Крым тех жителей итальянского Тироля, родным языком которых был немецкий.
   После падения Севастополя в июле 1942 г. «герою Крыма» Манштейну был подарен один из бывших царских дворцов крымской Ривьеры. Наиболее сумасбродным «открытием» Розенберга было утверждение, что с «геополитической» точки зрения Крым является-де частью германского достояния, ибо именно в Крыму еще в XVI в. жили последние готы. В декабре 1941 г. он предложил Гитлеру переименовать Крым в «Готенланд». «Я сообщил ему, что думаю также о переименовании городов. Я считал, что Симферополь можно было бы назвать Готенбургом, а Севастополь – Теодорихгафеном…»[49], – говорил Розенберг. Населению Крыма пришлось воочию увидеть все атрибуты «нового порядка».
   Проследим, однако, как фактически развернулась борьба на полуострове.
   При распределении сил южного стратегического направления для непосредственного удара на Крым вражеским командованием были выделены две армии: 11-я германская армия под командованием Манштейна в составе двенадцати дивизий общей численностью до 300 тысяч человек со значительным усилением и 3-я румынская армия под командованием Думитреску в составе двух армейских корпусов со средством усиления до 100 тысяч человек.
   Эти сухопутные армии взаимодействовали с Военно-Воздушными силами, насчитывавшими 350–370 самолетов и Черноморским Военно-Морским флотом немцев и румын.
   Планируя захват Крыма, гитлеровская ставка определила главный удар нанести с суши вдоль Каркитинского залива с целью прорыва нашей обороны по Турецкому валу и Ишунским позициям с выходом в дальнейшем к Севастополю и овладению им.
   Ставка советского Верховного Главнокомандования возложила оборону Крыма на 51-ю армию (командующий генерал-лейтенант Федор Исидорович Кузнецов).
   Ф.И. Кузнецову подчинялись все воинские формирования, расположенные на территории Крыма, в том числе войска пограничного округа и Черноморский флот. Задача, поставленная командующему, была сформулирована так: «Не допустить противника в Крым с суши через Перекоп, с моря и с воздуха». Подобная формулировка не ориентировала войска на предотвращение главной угрозы и, будучи формально понята командованием армии, привела к распылению сил, рассредоточению их по всей территории полуострова с целью не допустить высадки морского и воздушного десантов.
   В итоге Перекоп, на который пришлись главные усилия врага, обороняла одна 156-я стрелковая дивизия (командир генерал-лейтенант П.В. Черняев). Несмотря на беззаветную храбрость, проявленную воинами 417 и 361-го стрелковых полков этой дивизии, перекопские укрепления были взяты противником. У командования армией не оказалось никаких резервов для поддержки дивизии и организации контрудара. Генеральный штаб своевременно не сориентировал командование 51-й армии на принятие правильного решения. Лишь 30 сентября 1941 г., когда Перекоп был уже взят, Ставка, приказав 51-й армии всеми силами удержать перешеек, выдвинула ей на помощь из Одессы Отдельную Приморскую армию. В конце октября генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов был освобожден от должности, и ответственность за оборону Крыма была возложена на вице-адмирала Левченко. В течение последующего времени вплоть до 15 ноября 1941 г. наши войска вели кровопролитные оборонительные бои в Крыму, в итоге которых, несмотря на самоотверженность и героизм воинов, территория Крыма, за исключением Севастополя, оказалась в руках врага.
   Оборона Севастополя вошла немеркнущей страницей в летопись минувшей войны как символ стойкости, верности долгу и несгибаемого мужества солдат и матросов. Оборона длилась 250 дней и имела важное военно-политическое значение, так как сковала большое количество войск противника.
   Советское верховное командование стремилось оказать помощь доблестным защитникам крымской твердыни и вернуть Крым. Было организовано несколько наступательных операций. Целью первой из них, названной Керченско-Феодосийской десантной операцией, был захват Керченского полуострова как плацдарма для того, чтобы развернуть наступление по освобождению всего Крыма.
   Эта операция проводилась двумя армиями: 44-й во взаимодействии с Черноморским флотом (Феодосийское направление) и 51-й во взаимодействии с Азовской военной флотилией (Керченское направление).
   В ночь на 26 декабря 1941 г. операция началась ударом 51-й армии. Двумя сутками позже удар нанесла 44-я армия. Сражение длилось всего 7 суток и окончилось успехом благодаря полной внезапности, четкой организации, умелым действиям военно-морских сил, правильному выбору направления главного удара. В результате операции были заняты города Керчь и Феодосия, создан довольно обширный плацдарм для дальнейшего наступления. Однако проведением этой искусной десантной операции и закончились наши успехи. Противник, первоначально слабый на этом направлении, сумел быстро нарастить силы и упредил наше наступление с плацдарма. Его контрудар, начатый 15 января, привел к тяжелым изнурительным боям вплоть до 18 января. Пришлось оставить Феодосию. Наши войска организовали оборону на Акмонайских позициях (был образован Крымский фронт в составе 44, 51 и 47-й армий).
   27 февраля 1942 г. началось наше второе наступление, в результате которого 51-я армия продвинулась на 10–12 км. Бои с несколькими перерывами продолжались до 13 апреля, но решающего успеха не принесли. Значение этой операции состояло в том, что она отвлекала силы противника, чем оказывалась помощь героическому Севастополю. Главные причины, лишавшие операцию стремительности и силы, – это недостатки в управлении войсками со стороны командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Козлова и представителя Ставки Л.З. Мехлиса, бывшего в то время заместителем Наркома Обороны.
   С 14 февраля Крымский фронт по приказу Ставки перешел к обороне, в организации которой были также допущены крупные просчеты. 8 мая гитлеровцы начали наступление при массированном ударе авиации, артиллерии и танков. Войска фронта оказывали героическое сопротивление. Упорные бои продолжались до 20 мая. Однако остановить врага не удалось, Керченский полуостров и город Керчь были оставлены.
   Причинами этого неуспеха, кроме превосходства противника в авиации и танках, были: слабость нашей обороны, отсутствие второй полосы, неудачное распределение резервов. Надо сказать, что повинен в этом был Л.З. Мехлис, ничего не понимавший в оперативных вопросах, но вмешивавшийся в непосредственное управление войсками. Его методы грубого окрика и необоснованных репрессий дезорганизовывали работу командования и штабов фронта и армий.
   Командующий юго-западным направлением С.М. Буденный, которому подчинялся Крымский фронт, прибыл в Керчь 12 мая, но его приезд не оказал никакого влияния на улучшение дела.
   Так Севастополь вновь оказался единственным участком Крымской земли, не занятой оккупантами. Его доблестные защитники продолжали сопротивление, как известно, до 4 июля 1942 г.
   Спустя год, а точнее в ноябре 1943 г., Крым вновь стал ареной вооруженной борьбы. Этому предшествовали крупные события на всем советско-германском фронте.
   За период летних наступательных боев 1943 года Красная Армия, как известно, ликвидировала ряд немецких укрепленных плацдармов: Орловский стратегический, Белгородско-Харьковский, плацдарм в восточной части Донбасса с основным оборонительным рубежом по линии рек Сев. Донец и Миус, а также сильно укрепленный район на подступах к Крыму и в низовьях Днепра; взломала линию немецкой обороны на Десне и форсировала эту реку; заняла Смоленский стратегический плацдарм и форсировала Днепр в его верхнем течении; заняла оперативно важную для врага территорию на Кубани; преодолела мощную оборонительную полосу на рубеже р. Молочная и, форсировав крупную водную преграду – Днепр, заняла ряд стратегических плацдармов на его правом берегу.
   Красная Армия возвратила Родине огромную территорию в 350 тысяч квадратных километров, важную в экономическом и военно-стратегическом отношении. Были полностью очищены от немецко-фашистских захватчиков Краснодарский край и ряд таких областей, как Ростовская, Луганская, Донецкая, Харьковская, Полтавская, Сумская, Черниговская, Курская, Орловская и Смоленская. Освобождена значительная часть Запорожской, Днепропетровской и Киевской областей. Началось изгнание немцев из Белоруссии.
   Наступая на фронте в 2 тыс. км, наши войска продвинулись далеко на запад (от 300 до 450 км) и освободили более 30 тыс. населенных пунктов. За этот период было разбито более 100 дивизий противника, из них 28 танковых и моторизованных.
   С выходом наших войск к нижнему течению реки Днепр и Перекопу (Южный фронт), а также с завершением очищения от немцев Таманского полуострова (Северо-Кавказский фронт) 9 февраля 1943 года в Крыму была отрезана группировка противника в составе 17-й армии, ранее действовавшей на Кубанском плацдарме.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента