Страница:
– Книжка твоя навеяла, я ее еще немного подержу - можно?
– Держи, сколько хочешь, не к спеху, - сказал Горлов.
– Ты-то сам ее читал?
– Читал, но, честно говоря, не понял, отчего ею так восхищаются. Одна моя знакомая на нее, как на Библию молится.
– Хороший человек твоя знакомая, - сказал Рубашкин.
– Кстати, Петя, не мог бы помочь, ты ведь многих знаешь. Жене одного моего приятеля какой-то дурацкий диагноз ставят по женской части. Устроить бы к хорошему специалисту на консультацию, - вдруг решил спросить Горлов.
– Какой диагноз?
– Подозревают опухоль… доброкачественную, - Горлов почему-то не смог повторить ту болезнь, которую назвала Лариса.
– У Вити Таланова кто-то был в институте Отто[56]. Сегодня же позвоню. Думаю, что-нибудь получится. Ты куда?
– Поеду к себе. Считай, вторую ночь не сплю. К тому же в Мурманске тяжело пришлось. Пошел с моряками в баню, утром еле ноги унес, - зевнув, сказал Горлов. - Приеду и лягу спать. Завтра опять ни свет, ни заря.
– Выпили с Рубашкиным, - виновато объяснил Горлов.
– Он недавно звонил, просил перезвонить, как только придешь.
– Больше никто не спрашивал?
– Из Краснодара просили передать, что пригонят твою машину на следующей неделе, а две фуры с консервами пока задерживаются. Зато могут отгрузить двадцать ящиков грузинского коньяка. Ждут, чтобы ты решил.
– Понятно! Поступим как в том анекдоте: украли ящик коньяка, продали, а деньги пропили. Помнишь?
Пока Нина готовила ужин, Горлов позвонил Рубашкину.
– Все в порядке, Таланов обещал все устроить, но просил, чтобы ты с ним связался, запиши телефон и позвони сразу, пока он дома, - сказал Петр и быстро продиктовал номер.
– Подожди, я забыл, как его зовут?
– Витя… то есть Виктор Львович.
– Все готово, иди, - заглянув в комнату, позвала Нина, но Горлов махнул рукой, чтобы не мешала.
– Виктор Львович, это Горлов, Петя Рубашкин сказал…
– Да, он только что со мной говорил. Пусть ваша знакомая позвонит… - Таланов назвал номер и к кому обратиться. - Но у меня к вам ответная просьба.
– Мы уже с Петром договорились, сделаю все, что могу, - торопясь, сказал Горлов.
– Я выдвинут кандидатом в депутаты Ленсовета по 213 округу. Это в Куйбышевском районе. До выборов не так уж много времени…
– Что конкретно я могу сделать? - спросил Горлов.
– Вряд ли уместно просить вас ходить по квартирам. Но есть одно направление, на котором очень нужна помощь. У меня совсем плохо с изготовлением печатных материалов: листовки, письма и всякое такое.
– Что-нибудь придумаем. Давайте завтра встретимся вместе с Петром и все обговорим, - обещал Горлов. Отказать было невозможно, хотя ввязываться в трудную и хлопотную работу очень не хотелось.
– Все стынет! - крикнула из кухни Нина, и Горлов почувствовал, что она раздражена.
Нужно было сообщить Ларисе, но звонить ей домой было нельзя - ее муж видимо запомнил его голос. К тому же Горлов вспомнил, что она собиралась ехать к родителям. Их телефона он не знал и решил попросить Ларисину подругу. Та записала его номер и обещала разыскать Ларису, чтобы та срочно позвонила.
Прошло минут пятнадцать. За это время Горлов успел съесть картошку с остывшей подливкой и выпил чая. Когда зазвонил телефон, он вскочил так резко, что уронил тарелку.
– Можно Бориса Петровича? - осторожно спросила Лариса.
– Это я! - воскликнул он. - Запиши номер: завтра ты должна позвонить в институт Отто и сказать, что от Таланова Виктора Львовича. Тебя будут ждать и сделают все, что возможно. Никаких денег или подарков - я обо всем договорился.
– Бесполезно!
– Сейчас не время для споров, делай, как я сказал! - закричал Горлов.
– Хорошо, позвоню, - неожиданно согласилась Лариса. - Куда тебе звонить?
– Вечером буду у себя в конторе. После шести.
– С кем ты так грубо разговариваешь? Разве так можно? - спросила Нина.
– С кем надо! - оборвал ее Горлов и стал раздеваться. Он заснул, едва коснувшись подушки и не чувствовал ничего, пока яркий луч солнца не проник сквозь неплотно закрытую занавеску.
3.18 Мы на выдумки хитры
3.19 Белые птицы на мертвой воде
– Держи, сколько хочешь, не к спеху, - сказал Горлов.
– Ты-то сам ее читал?
– Читал, но, честно говоря, не понял, отчего ею так восхищаются. Одна моя знакомая на нее, как на Библию молится.
– Хороший человек твоя знакомая, - сказал Рубашкин.
– Кстати, Петя, не мог бы помочь, ты ведь многих знаешь. Жене одного моего приятеля какой-то дурацкий диагноз ставят по женской части. Устроить бы к хорошему специалисту на консультацию, - вдруг решил спросить Горлов.
– Какой диагноз?
– Подозревают опухоль… доброкачественную, - Горлов почему-то не смог повторить ту болезнь, которую назвала Лариса.
– У Вити Таланова кто-то был в институте Отто[56]. Сегодня же позвоню. Думаю, что-нибудь получится. Ты куда?
– Поеду к себе. Считай, вторую ночь не сплю. К тому же в Мурманске тяжело пришлось. Пошел с моряками в баню, утром еле ноги унес, - зевнув, сказал Горлов. - Приеду и лягу спать. Завтра опять ни свет, ни заря.
* * *
– Наконец-то! Ты совсем замотался, на себя не похож. Ужинать будешь? - Нина подозрительно принюхалась, но ничего не сказала.– Выпили с Рубашкиным, - виновато объяснил Горлов.
– Он недавно звонил, просил перезвонить, как только придешь.
– Больше никто не спрашивал?
– Из Краснодара просили передать, что пригонят твою машину на следующей неделе, а две фуры с консервами пока задерживаются. Зато могут отгрузить двадцать ящиков грузинского коньяка. Ждут, чтобы ты решил.
– Понятно! Поступим как в том анекдоте: украли ящик коньяка, продали, а деньги пропили. Помнишь?
Пока Нина готовила ужин, Горлов позвонил Рубашкину.
– Все в порядке, Таланов обещал все устроить, но просил, чтобы ты с ним связался, запиши телефон и позвони сразу, пока он дома, - сказал Петр и быстро продиктовал номер.
– Подожди, я забыл, как его зовут?
– Витя… то есть Виктор Львович.
– Все готово, иди, - заглянув в комнату, позвала Нина, но Горлов махнул рукой, чтобы не мешала.
– Виктор Львович, это Горлов, Петя Рубашкин сказал…
– Да, он только что со мной говорил. Пусть ваша знакомая позвонит… - Таланов назвал номер и к кому обратиться. - Но у меня к вам ответная просьба.
– Мы уже с Петром договорились, сделаю все, что могу, - торопясь, сказал Горлов.
– Я выдвинут кандидатом в депутаты Ленсовета по 213 округу. Это в Куйбышевском районе. До выборов не так уж много времени…
– Что конкретно я могу сделать? - спросил Горлов.
– Вряд ли уместно просить вас ходить по квартирам. Но есть одно направление, на котором очень нужна помощь. У меня совсем плохо с изготовлением печатных материалов: листовки, письма и всякое такое.
– Что-нибудь придумаем. Давайте завтра встретимся вместе с Петром и все обговорим, - обещал Горлов. Отказать было невозможно, хотя ввязываться в трудную и хлопотную работу очень не хотелось.
– Все стынет! - крикнула из кухни Нина, и Горлов почувствовал, что она раздражена.
Нужно было сообщить Ларисе, но звонить ей домой было нельзя - ее муж видимо запомнил его голос. К тому же Горлов вспомнил, что она собиралась ехать к родителям. Их телефона он не знал и решил попросить Ларисину подругу. Та записала его номер и обещала разыскать Ларису, чтобы та срочно позвонила.
Прошло минут пятнадцать. За это время Горлов успел съесть картошку с остывшей подливкой и выпил чая. Когда зазвонил телефон, он вскочил так резко, что уронил тарелку.
– Можно Бориса Петровича? - осторожно спросила Лариса.
– Это я! - воскликнул он. - Запиши номер: завтра ты должна позвонить в институт Отто и сказать, что от Таланова Виктора Львовича. Тебя будут ждать и сделают все, что возможно. Никаких денег или подарков - я обо всем договорился.
– Бесполезно!
– Сейчас не время для споров, делай, как я сказал! - закричал Горлов.
– Хорошо, позвоню, - неожиданно согласилась Лариса. - Куда тебе звонить?
– Вечером буду у себя в конторе. После шести.
– С кем ты так грубо разговариваешь? Разве так можно? - спросила Нина.
– С кем надо! - оборвал ее Горлов и стал раздеваться. Он заснул, едва коснувшись подушки и не чувствовал ничего, пока яркий луч солнца не проник сквозь неплотно закрытую занавеску.
3.18 Мы на выдумки хитры
Горлов обомлел, увидев Ларису. Она была похожа на картинку из модного журнала или на счастливую героиню французского фильма из жизни миллионеров.
– К тебе не прорваться, - с порога сказала Лариса и, подойдя, поставила на его стол бутылку коньяка "Двин". - Никогда не задумывалась, что обычно дарят волшебникам.
– Девочки, пройдите в соседнюю комнату там все объяснят. И ты, Таня, пока погуляй, - велел Горлов, выпроваживая всех из комнаты.
– Милый, у меня все хорошо. Представь, я совершенно здорова, - Лариса обняла и поцеловала его в губы, едва они остались одни. - Я так странно себя чувствую, будто несла какую-то непосильную тяжесть, и вдруг стала легкой, как пушинка.
На приставном столике звонили сразу три телефона, в дверь кто-то заглянул, но Горлов услышал только удивленное "Ой, извините!"
– Значит, ничего не было? - спросил он.
– Ничего-ничегошеньки! Там замечательная врачиха, она сказала, что мне еще рожать и рожать…
– Давай пока подождем, - вставил Горлов.
– … и можно летать! Без всяких ограничений. Прости, но я тебя не послушалась - съездила в распределитель и подарила врачу огромную коробку конфет.
– Борис Петрович, мы уже час ждем, - заглянули в дверь сразу три девушки.
– Идите в соседнюю комнату к Пете Рубашкину, он объяснит, - виновато развел руками Горлов.
– Что здесь творится? В коридоре тьма-тьмущая народу и все - женщины, а к тебе не протолкнуться: меня чуть не побили, что без очереди…
– Потом, я занят! - закричал Горлов, заметив открывающуюся дверь. - Отсюда надо удирать! Я, кстати, сегодня не обедал и не ужинал. Поедем?
– На край света! - смеясь, воскликнула Лариса. - Хоть на край света. С тобой!
– На край, так на край, подожди, только найду визитную карточку, - сказал Горлов, перебрасывая с места на место наваленные на стол бумаги. - Вот! Это в Репино, кооперативный ресторан "Волна". Дерут безбожно, но, говорят, очень вкусно и мало народа. Ты когда-нибудь ела шашлык из форели? Или не из форели, а из осетрины, я забыл.
Продолжая говорить, Горлов снимал и опускал трубки телефонов, но секунду помолчав, те снова начинали звонить. Наконец он не выдержал и, уместив в одной руке три трубки, вежливо сказал: "У нас технический перерыв, позвоните через пятнадцать минут". И бросив трубки на стол, добавил: "Когда нас не будет".
На ходу сказав, Рубашкину, чтобы оставался за него, Горлов провел Ларису через заполненный людьми коридор, и они сели в машину.
– В Репино, Володя! - велел Горлов водителю и, предупреждая его недовольство, объяснил: "Там и пообедаем… вместе с ужином".
– Ты меня вспоминал? - тихо спросила Лариса.
– Пожалуй, не часто, - подумав, признался Горлов. - Правда, иногда очень хотелось позвонить, но стеснялся тревожить твою подружку. В эти дни столько всего навалилось - самая настоящая круговерть. Если бы меня спросили, что я больше всего хочу…
– Я тоже, - сказала Лариса и, потянувшись, поцеловала его в щеку.
– Вовсе не это. Больше всего я хочу выспаться. За четыре дня, что мы не виделись, вряд ли наберется часов двенадцать…
– Что же ты делал? Впечатление такое, будто готовишь конкурс красоты, - сейчас это модно, - столько девушек у себя собрал.
– Вовсе нет! - засмеялся Горлов. - Это я твою диагностику отрабатываю. А все девушки, которых ты видела - это телеграфистки. Приезжают со всего города и, не поверишь, совершенно бесплатно.
– Какая связь? - удивилась Лариса.
– Когда ты мне рассказала, я сперва не знал, что делать и кого просить. А потом вспомнил про Рубашкина - он столько всякого народа знает…
– Это который раньше у тебя работал, из-за него тебя хотели посадить?
– Тот самый. Он все бросил и пошел в журналисты. Правда, не очень у него получается, хотя делает вид, что все в порядке. При этом Петя просто сдвинулся на борьбе за демократию, про коммунистов заговоришь, он трястись начинает, и не остановить. В общем у него много всяких знакомых, в самых неожиданных местах. Я и попросил его помочь. Он мне в тот же вечер позвонил, что его приятель все устроит. Так все и получилось. Однако приятель тоже оказался демократом, какая-то шишка в их Народном фронте. Слышала про такой?
– Конечно! Дома только и слышно: "лэ-нэ-фэ такой, лэ-нэ-фэ сякой". Впечатление, что в этом "эл-эн-фе" сплошные шпионы и враги народа, поголовно все!
– Так, этот приятель хочет стать депутатом Ленсовета и попросил помочь в агитации. Отказаться невозможно. Но как помочь, он и сам не знает. До выборов меньше двух недель осталось! Я конечно посадил всех, кто под руку попался за пишущие машинки. Картина еще та: входишь в лабораторию, а там, будто из пулеметов стреляют - листовки печатают! Однажды тип из парткома завалился: дескать, что это тут делается? К счастью никто не подвел. Ответили, что срочно готовят секретные документы и без спецразрешения ничего ему не покажут. Тот, хоть и подозревал что-то, но ушел несолоно хлебавши. День потрудились: вижу, что ничего не выходит. Одна закладка - это пять-шесть листовок, на печать уходит минут сорок, а машинок мало. И тут мне одна сотрудница напомнила про новый телетайп с памятью на один килобайт. Нажмешь две кнопки - он тут же выплевывает четверть страницы. Я позвонил Рубашкину, он переписал свои воззвания до нужного размера, и я ему к вечеру целый чемодан привез - хоть печку ими топи.
– Ты очень долго рассказываешь, а мне нужно знать, зачем у тебя столько девиц. Там есть очень красивые, - сказала Лариса.
– Я же подробно рассказываю! - воскликнул Горлов. - Иначе не поймешь.
– Я, между прочим, стала очень ревнивая. Раньше такого не было, я вообще не знала, что такое ревность. Однажды представила, что ты с другой, и - красные круги перед глазами. Захотелось что-нибудь расколотить или ударить…
– Рубашкин посмотрел и сказал: "Мало! Этого на полквартала не хватит". Стали думать, где бы еще один такой телетайп оседлать. И тут я вспомнил, как мы этот аппарат из Минпромсвязи[57] выбивали. Пришлось чуть ли не через ВПК[58] заявку пробивать, потому что у связистов горел план по внедрению новой техники. Короче, оказалось, что нужные телетайпы есть почти на каждой почте - на них телеграммы принимают. Когда я это рассказал, Петя так обрадовался, что самую последнюю бутылку достал, и мы на радостях выпили. У него, оказывается, несколько девушек-телеграфисток листовки печатали. Он их тут же вызвал, все объяснил, а они - своим подружкам. На следующую ночь полсотни телетайпов на нас заработала, а еще через день наступил полный обвал. Желающие помочь повалили толпами. Мы уже несколько пунктов в разных концах города организовали. У меня - только Петроградский и Василеостровский районы. Сейчас готовим списки, чтобы в ночь перед голосованием в каждую квартиру принесут короткую телеграмму. Что-нибудь вроде: "Голосуйте за кандидата Народного фронта Тяпкина Ивана Ивановича! Долой партноменклатуру!". Технически это сложно, но я уже придумал, как все организовать. Настоящих почтальонов, конечно, не хватит, но вместо них пойдут агитаторы. Самое трудное, чтобы в нужную ночь на телеграфах дежурили наши девочки…
– Итак, почта и телеграф уже в наших руках. Осталось взять мосты с вокзалами, и ты, как Ленин в девятьсот семнадцатом, захватишь власть! Каким будет первый декрет? - смеясь спросила Лариса.
– А какой бы ты хотела?
– Всех одеть, обуть, накормить, и каждому - по отдельной квартире. И самый главный - о любви! Чтобы все любили всех, как у Окуджавы: "Давайте, говорить друг другу комплименты! Тем более. что жизнь короткая такая…" - кажется так?
– Ты - хороший политик! Именно это и обещают демократы. Армию распустим, оружие разломаем на лом и продадим, а выручку распределим поровну - по тысяче долларов на каждого гражданина плюс квартира или дом, если в сельской местности. Тем, кто помогает, - в первую очередь или вообще без очереди.
– Ты так увлеченно обо всем рассказываешь, будто и сам стал демократом… - сказала Лариса.
– Честно говоря, не нравится мне эта публика. Эти ребята чем-то похожи на лакеев, рвущихся к барскому столу. У большинства за душой - круглый ноль. Хотя есть и безусловно честные люди, которые искренне верят, что могут что-то изменить к лучшему.
– Зачем же ты затеял эту, как бы сказать точнее - операцию? - спросила Лариса.
– Таланов же устроил тебя к врачам, я не мог ему отказать, - удивился Горлов ее вопросу.
– Но ты работаешь не только в его округе?
– Остальное получилось само и так быстро, что я даже не успел задуматься. Я не ожидал, что так много людей будут помогать. Они работают совершенно бесплатно и с немалым риском.
– А в чем риск?
– В уголовном кодексе есть дурацкая статья: использование государственного оборудования в личных целях. В случае провала у девушек будут крупные неприятности.
– А у тебя?
– Если рассуждать логически, нам с Петей Рубашкиным придется брать на себя роль организаторов. Подсчитают стоимость работы телетайпов, бумаги, электроэнергии и предъявят хищение в особо крупных размерах в составе организованной группы. Я еще осенью весь УК[59] изучил: от корки до корки, - засмеялся Горлов.
– Это почти самоубийство! Органам наверняка уже все известно. Боренька, зачем ты в то ввязался? - спросила Лариса и, прижавшись к его плечу, добавила: "Я боюсь…".
– Я, пожалуй, тоже боюсь. Но не так, как в прошлый раз. Тогда я чувствовал себя обложенным со всех сторон зайцем, а теперь знаю где охотники, и где сидят фазаны…
– Обкладывают волков и медведей, а зайцев травят собаками!
– Вот, я и не хочу быть зайцем, которого гонят борзые. Впрочем, когда мы в первый раз говорили с Талановым, я этого еще не понимал. Ситуация была простая: он помог мне, я должен помочь ему. Вот и все.
– Выходит, ты из-за меня рискуешь жизнью? - спросила Лариса.
– Выходит, из-за тебя, - рассеянно ответил Горлов, вглядываясь в окно.
– Как странно: чтобы помочь любимой женщине, ты пытаешься изменить результаты выборов…
– Мушкетеры по тем же причинам и не такое вытворяли, - сказал Горлов и неожиданно перегнувшись через сиденье показал куда-то вперед.
– Володя, заворачивай налево! Видишь огни между деревьями? Мы уже приехали!
– К тебе не прорваться, - с порога сказала Лариса и, подойдя, поставила на его стол бутылку коньяка "Двин". - Никогда не задумывалась, что обычно дарят волшебникам.
– Девочки, пройдите в соседнюю комнату там все объяснят. И ты, Таня, пока погуляй, - велел Горлов, выпроваживая всех из комнаты.
– Милый, у меня все хорошо. Представь, я совершенно здорова, - Лариса обняла и поцеловала его в губы, едва они остались одни. - Я так странно себя чувствую, будто несла какую-то непосильную тяжесть, и вдруг стала легкой, как пушинка.
На приставном столике звонили сразу три телефона, в дверь кто-то заглянул, но Горлов услышал только удивленное "Ой, извините!"
– Значит, ничего не было? - спросил он.
– Ничего-ничегошеньки! Там замечательная врачиха, она сказала, что мне еще рожать и рожать…
– Давай пока подождем, - вставил Горлов.
– … и можно летать! Без всяких ограничений. Прости, но я тебя не послушалась - съездила в распределитель и подарила врачу огромную коробку конфет.
– Борис Петрович, мы уже час ждем, - заглянули в дверь сразу три девушки.
– Идите в соседнюю комнату к Пете Рубашкину, он объяснит, - виновато развел руками Горлов.
– Что здесь творится? В коридоре тьма-тьмущая народу и все - женщины, а к тебе не протолкнуться: меня чуть не побили, что без очереди…
– Потом, я занят! - закричал Горлов, заметив открывающуюся дверь. - Отсюда надо удирать! Я, кстати, сегодня не обедал и не ужинал. Поедем?
– На край света! - смеясь, воскликнула Лариса. - Хоть на край света. С тобой!
– На край, так на край, подожди, только найду визитную карточку, - сказал Горлов, перебрасывая с места на место наваленные на стол бумаги. - Вот! Это в Репино, кооперативный ресторан "Волна". Дерут безбожно, но, говорят, очень вкусно и мало народа. Ты когда-нибудь ела шашлык из форели? Или не из форели, а из осетрины, я забыл.
Продолжая говорить, Горлов снимал и опускал трубки телефонов, но секунду помолчав, те снова начинали звонить. Наконец он не выдержал и, уместив в одной руке три трубки, вежливо сказал: "У нас технический перерыв, позвоните через пятнадцать минут". И бросив трубки на стол, добавил: "Когда нас не будет".
На ходу сказав, Рубашкину, чтобы оставался за него, Горлов провел Ларису через заполненный людьми коридор, и они сели в машину.
– В Репино, Володя! - велел Горлов водителю и, предупреждая его недовольство, объяснил: "Там и пообедаем… вместе с ужином".
– Ты меня вспоминал? - тихо спросила Лариса.
– Пожалуй, не часто, - подумав, признался Горлов. - Правда, иногда очень хотелось позвонить, но стеснялся тревожить твою подружку. В эти дни столько всего навалилось - самая настоящая круговерть. Если бы меня спросили, что я больше всего хочу…
– Я тоже, - сказала Лариса и, потянувшись, поцеловала его в щеку.
– Вовсе не это. Больше всего я хочу выспаться. За четыре дня, что мы не виделись, вряд ли наберется часов двенадцать…
– Что же ты делал? Впечатление такое, будто готовишь конкурс красоты, - сейчас это модно, - столько девушек у себя собрал.
– Вовсе нет! - засмеялся Горлов. - Это я твою диагностику отрабатываю. А все девушки, которых ты видела - это телеграфистки. Приезжают со всего города и, не поверишь, совершенно бесплатно.
– Какая связь? - удивилась Лариса.
– Когда ты мне рассказала, я сперва не знал, что делать и кого просить. А потом вспомнил про Рубашкина - он столько всякого народа знает…
– Это который раньше у тебя работал, из-за него тебя хотели посадить?
– Тот самый. Он все бросил и пошел в журналисты. Правда, не очень у него получается, хотя делает вид, что все в порядке. При этом Петя просто сдвинулся на борьбе за демократию, про коммунистов заговоришь, он трястись начинает, и не остановить. В общем у него много всяких знакомых, в самых неожиданных местах. Я и попросил его помочь. Он мне в тот же вечер позвонил, что его приятель все устроит. Так все и получилось. Однако приятель тоже оказался демократом, какая-то шишка в их Народном фронте. Слышала про такой?
– Конечно! Дома только и слышно: "лэ-нэ-фэ такой, лэ-нэ-фэ сякой". Впечатление, что в этом "эл-эн-фе" сплошные шпионы и враги народа, поголовно все!
– Так, этот приятель хочет стать депутатом Ленсовета и попросил помочь в агитации. Отказаться невозможно. Но как помочь, он и сам не знает. До выборов меньше двух недель осталось! Я конечно посадил всех, кто под руку попался за пишущие машинки. Картина еще та: входишь в лабораторию, а там, будто из пулеметов стреляют - листовки печатают! Однажды тип из парткома завалился: дескать, что это тут делается? К счастью никто не подвел. Ответили, что срочно готовят секретные документы и без спецразрешения ничего ему не покажут. Тот, хоть и подозревал что-то, но ушел несолоно хлебавши. День потрудились: вижу, что ничего не выходит. Одна закладка - это пять-шесть листовок, на печать уходит минут сорок, а машинок мало. И тут мне одна сотрудница напомнила про новый телетайп с памятью на один килобайт. Нажмешь две кнопки - он тут же выплевывает четверть страницы. Я позвонил Рубашкину, он переписал свои воззвания до нужного размера, и я ему к вечеру целый чемодан привез - хоть печку ими топи.
– Ты очень долго рассказываешь, а мне нужно знать, зачем у тебя столько девиц. Там есть очень красивые, - сказала Лариса.
– Я же подробно рассказываю! - воскликнул Горлов. - Иначе не поймешь.
– Я, между прочим, стала очень ревнивая. Раньше такого не было, я вообще не знала, что такое ревность. Однажды представила, что ты с другой, и - красные круги перед глазами. Захотелось что-нибудь расколотить или ударить…
– Рубашкин посмотрел и сказал: "Мало! Этого на полквартала не хватит". Стали думать, где бы еще один такой телетайп оседлать. И тут я вспомнил, как мы этот аппарат из Минпромсвязи[57] выбивали. Пришлось чуть ли не через ВПК[58] заявку пробивать, потому что у связистов горел план по внедрению новой техники. Короче, оказалось, что нужные телетайпы есть почти на каждой почте - на них телеграммы принимают. Когда я это рассказал, Петя так обрадовался, что самую последнюю бутылку достал, и мы на радостях выпили. У него, оказывается, несколько девушек-телеграфисток листовки печатали. Он их тут же вызвал, все объяснил, а они - своим подружкам. На следующую ночь полсотни телетайпов на нас заработала, а еще через день наступил полный обвал. Желающие помочь повалили толпами. Мы уже несколько пунктов в разных концах города организовали. У меня - только Петроградский и Василеостровский районы. Сейчас готовим списки, чтобы в ночь перед голосованием в каждую квартиру принесут короткую телеграмму. Что-нибудь вроде: "Голосуйте за кандидата Народного фронта Тяпкина Ивана Ивановича! Долой партноменклатуру!". Технически это сложно, но я уже придумал, как все организовать. Настоящих почтальонов, конечно, не хватит, но вместо них пойдут агитаторы. Самое трудное, чтобы в нужную ночь на телеграфах дежурили наши девочки…
– Итак, почта и телеграф уже в наших руках. Осталось взять мосты с вокзалами, и ты, как Ленин в девятьсот семнадцатом, захватишь власть! Каким будет первый декрет? - смеясь спросила Лариса.
– А какой бы ты хотела?
– Всех одеть, обуть, накормить, и каждому - по отдельной квартире. И самый главный - о любви! Чтобы все любили всех, как у Окуджавы: "Давайте, говорить друг другу комплименты! Тем более. что жизнь короткая такая…" - кажется так?
– Ты - хороший политик! Именно это и обещают демократы. Армию распустим, оружие разломаем на лом и продадим, а выручку распределим поровну - по тысяче долларов на каждого гражданина плюс квартира или дом, если в сельской местности. Тем, кто помогает, - в первую очередь или вообще без очереди.
– Ты так увлеченно обо всем рассказываешь, будто и сам стал демократом… - сказала Лариса.
– Честно говоря, не нравится мне эта публика. Эти ребята чем-то похожи на лакеев, рвущихся к барскому столу. У большинства за душой - круглый ноль. Хотя есть и безусловно честные люди, которые искренне верят, что могут что-то изменить к лучшему.
– Зачем же ты затеял эту, как бы сказать точнее - операцию? - спросила Лариса.
– Таланов же устроил тебя к врачам, я не мог ему отказать, - удивился Горлов ее вопросу.
– Но ты работаешь не только в его округе?
– Остальное получилось само и так быстро, что я даже не успел задуматься. Я не ожидал, что так много людей будут помогать. Они работают совершенно бесплатно и с немалым риском.
– А в чем риск?
– В уголовном кодексе есть дурацкая статья: использование государственного оборудования в личных целях. В случае провала у девушек будут крупные неприятности.
– А у тебя?
– Если рассуждать логически, нам с Петей Рубашкиным придется брать на себя роль организаторов. Подсчитают стоимость работы телетайпов, бумаги, электроэнергии и предъявят хищение в особо крупных размерах в составе организованной группы. Я еще осенью весь УК[59] изучил: от корки до корки, - засмеялся Горлов.
– Это почти самоубийство! Органам наверняка уже все известно. Боренька, зачем ты в то ввязался? - спросила Лариса и, прижавшись к его плечу, добавила: "Я боюсь…".
– Я, пожалуй, тоже боюсь. Но не так, как в прошлый раз. Тогда я чувствовал себя обложенным со всех сторон зайцем, а теперь знаю где охотники, и где сидят фазаны…
– Обкладывают волков и медведей, а зайцев травят собаками!
– Вот, я и не хочу быть зайцем, которого гонят борзые. Впрочем, когда мы в первый раз говорили с Талановым, я этого еще не понимал. Ситуация была простая: он помог мне, я должен помочь ему. Вот и все.
– Выходит, ты из-за меня рискуешь жизнью? - спросила Лариса.
– Выходит, из-за тебя, - рассеянно ответил Горлов, вглядываясь в окно.
– Как странно: чтобы помочь любимой женщине, ты пытаешься изменить результаты выборов…
– Мушкетеры по тем же причинам и не такое вытворяли, - сказал Горлов и неожиданно перегнувшись через сиденье показал куда-то вперед.
– Володя, заворачивай налево! Видишь огни между деревьями? Мы уже приехали!
3.19 Белые птицы на мертвой воде
После первой же рюмки Горлов почувствовал, что его тянет в сон. Он заказал крепкого кофе, но помогло ненадолго.
– Ты совсем не слушаешь, что я говорю, - сказала Лариса, когда едва поковыряв вилкой, он отставил блюдо с запеченной на осиновых углях рыбой.
– Извини, - сказал он, - я задумался о том, что ты говорила в машине.
– О чем же?
– Это правда: все началось из-за тебя, когда я позвонил Таланову. Но все, что я делал потом, было как бы само по себе. Я не то, чтобы забыл, почему ввязался в эту историю, вовсе нет! Не знаю, как объяснить.
– Ты поплыл по течению?
– Скорее направлял то течение, которое меня понесло. В детстве я любил осушать лужи. Да, да не смейся! Особенно весной, когда тает снег. Я рыл канавки и пускал в них кораблики. Чем быстрее текла вода, тем было интереснее. И, пожалуй, ты права: я представлял, будто это настоящие реки, и я плыву на корабле, - Горлов ощущал, что говорит несвязно и едва сдерживался, чтобы не закрыть глаза.
– Ты совсем спишь, - наконец заметила Лариса. - Боренька! Если бы ты знал, как я не хочу тебя отпускать!
– Давай попробуем, - сказал Горлов. - Давай попробуем друг друга не отпускать. Мне почему-то кажется, что сегодня особенный день, и все получится…
Он встал и пошел искать официанта. Тот сидел за столом в подсобном помещении и пил чай.
– Здесь рядом гостиница "Репинская". Можешь устроить на ночь два номера: один для меня с водителем, другой для дамы? - спросил Горлов. - Правда, дама забыла паспорт.
– А ваш и водителя? - поднявшись, попросил официант.
– Лучше обойтись без этого, - решил Горлов.
– Двести, - оглянувшись, прошептал официант.
– Бери! Здесь по счету, а остальное - тебе! - Горлов достал бумажник и отсчитал семьсот рублей. - Захвати в номер яблок, апельсинов и так далее, сам знаешь.
– Отнести в тот, где вы с водителем? - подмигнул официант, но заметив недовольный взгляд Горлова, стал серьезным. - Минут через десять. Я скажу, чтобы пока мороженое и кофе принесли.
– Володя, переночуем здесь. Иди с товарищем, он по дороге все объяснит, - позвал Горлов шофера и, дождавшись, когда они уйдут, вернулся к столику.
Официант все устроил и через четверть часа они перешли через двор в гостиницу. Номер на пятом этаже был обычным: две кровати, разделенные тумбочками, два стула, стол, на котором едва помещался поднос из ресторана рядом с треснувшим и пыльным графином.
– Представляешь, горячая вода течет, - сказала Лариса через открытую дверь ванной. Потом раздался шелест падающей воды. Горлов постоял у окна - там было черно, только вдалеке, у самого горизонта вспыхивал и вновь зажигался маяк. Он решил полежать и, раздевшись, забрался под одеяло, но крепко заснул, едва коснувшись подушки.
– Стало рано светать. Скоро будут белые ночи, - сказала Лариса, заметив, что он открыл глаза. Она сидела на соседней кровати, укутавшись в одеяло, и ела яблоко. - И лето! Ненавижу осень и зиму. Кругом мрак и непогода. Лица кажутся желтыми и зелеными, и люди, будто во сне, будто спят на ходу.
– Иди сюда, - еще не совсем проснувшись, позвал Горлов. Не опуская с плеч одеяло, она перешагнула к нему и, прижавшись, прошептала:
– Я всю ночь ждала, когда ты проснешься… - он не дал ей договорить, и спустя мгновенье она счастливо засмеялась. - Господи, какой ты колючий, как наждачная бумага, как глупая наждачная бумага…
– У подружки, - удивляясь, что совсем не смущается, соврала Лариса. - Посидели, выпили шампанского.
– С чего вдруг?
– У меня все в порядке! Я прошла обследование в институте Отто и совершенно здорова. Врач сказала, что мне рожать и рожать!
– Это дело! А то мой Колька весь извелся. Приходит - из себя черный, уходит - зеленый, лицо - словно из болота вынырнул.
– С детьми подождем. Я летать буду, я еще летать хочу.
– Вижу, что не налеталась! Экая у тебя подружка! Посмотри в зеркало: глаза-то бесстыжие, да шальные, как из-под хорошего мужика только что вылезла.
– Все-то вы видите, Евгения Васильна, - легко рассмеялась Лариса. - И почему я раньше не знала, что вы добрая?
– Потому что дура, в голове ветер, и жизни не знаешь. А я всегда дочку хотела, но не получилось. Среди мужиков жила, так без внучки и помирать придется, - уходя, беззлобно проворчала свекровь.
– Чуть не забыла, тебе из отдела кадров звонили. Если до послезавтра не привезешь заявление, уволят по статье, - крикнула она из кухни.
– Фигушки им, а не заявление! Не дождутся! Здорова я, Евгения Васильна, здорова, как… Как, не знаю кто! - зайдя следом, воскликнула Лариса.
– Как кошка недраная, вот, как кто! - буркнула свекровь, и Лариса, не удержавшись, чмокнула ее в щеку.
– Иди, мойся, сейчас пирог вынимать стану! - смущенно отворачиваясь, сказала Евгения Васильевна.
– Но вы меня только осмотрели, и в Свердловке - тоже. А в институте Отто провели полное обследование и эту… - Лариса замялась, забыв, как называется эта штука, которую вводили ей внутрь. - Я же принесла полостную, - кажется она так называется? - фотографию. Мне говорили, что по ней даже первокурсник может сказать, что никакой болезни у меня нет.
– Хоть десять фотографий и справок принесите, к полетам не допущу!
– А кто может допустить? Главный врач может? - чувствуя, что спорить бесполезно, спросила Лариса.
– Главный врач может! Идите к нему, он решит ваш вопрос, - врачиха сразу успокоилась и, вложив Ларисины бумаги в ее подшивку, велела медсестре, чтобы та позвала следующую.
– Отдайте, пожалуйста мою справку, - вставая, попросила Лариса.
– Она останется в вашей истории болезни, - снова занервничала врачиха. - Идите, не мешайте работать!
Главврач был у себя, но Ларисе пришлось ждать почти час, пока ее приняли. Главный врач был сравнительно молод, из-под накрахмаленного белого халата выглядывала импортная сорочка и модный шелковый галстук - Лариса видела такие в спецотделе "Березки", когда выбирала подарок мужу на день рождения.
– Ваше заболевание не входит в перечень профессиональных, поэтому направить вас в нашу больницу я не могу. У вас есть прикрепление к Свердловке. Там хорошие врачи, думаю, вас вылечат, - сказал он, перекладывая лежавшие на столе бумаги.
– От чего меня лечить, если я совершенно здорова? - удивилась Лариса. - Я принесла справку и прошу допустить меня к полетам.
– Относительно вашей справки не все ясно. Кто вам ее выдал, на каком основании вы проходили обследование в институте Отто? Туда вас никто не направлял. Ведь у вас не было направления, не так ли? Во всем этом мы разберемся и виновные в том, что ввели вас в заблуждение, будут серьезно наказаны, - он смотрел куда-то в сторону, и Ларисе показалось, что он недоговаривает.
– Кто будет наказан? - спросила она.
– Те, кто организовал вам незаконное обследование и выдал на руки ложное заключение, - вежливо улыбнувшись, объяснил главврач.
– Организовал мой муж, он работает в Обкоме, - соврала Лариса, испугавшись, что у обследовавших ее врачей из Отто будут неприятности.
– Ваш муж? Это меняет дело, - удивился главврач, но, спохватившись, тут же добавил: "Все равно, пока не будет полной ясности, я не могу допустить вас к работе".
– Я буду жаловаться! - воскликнула Лариса.
– Ваше право, - ухмыльнувшись, пожал плечами главврач.
– Я буду жаловаться в Обком! - уточнила она.
– Это - самое лучшее решение. Полагаю, ваш муж поможет принять верное решение, - с видимым облегчением заключил главврач.
Лариса не могла понять, почему в медсанчасти наотрез отказывались допустить ее к полетам. Всю дорогу до дома она вспоминала, что ей говорили, и тем более странным ей это казалось. Как будто никто не интересовался, больна она или нет, их это совсем не интересовало, главное - чтобы она не вернулась к летной работе. И при чем здесь муж? Почему главврач так облегченно вздохнул, когда она пригрозила пожаловаться в Обком? Другой на его месте, наверное, испугался, а он нет - словно обрадовался.
Остаток дня она провела с сыном. Они долго гуляли, потом вместе делали уроки, и Лариса даже смогла решить две задачи.
– Мамочка, ты больше не улетишь? - укладываясь в кровать, спросил Миша.
– Почему ты так решил? - удивилась Лариса.
– Папа сказал бабушке, что тебя уволят.
– Папа пошутил, откуда он может знать, что меня уволят?
– Нет, не пошутил. Он знает, он сказал что ты всегда будешь дома, или он переломает все самолеты.
– Все самолеты папа не сломает, - засмеялась Лариса, в который раз решив, что надо больше бывать с сыном.
Дождавшись, пока Миша уснет, она решила дождаться Николая и включила в спальне телевизор. Показывали передачу "Взгляд" и говорили о политике. Ведущий был чем-то похож на мужа в молодости, когда они только поженились, и он работал в Обкоме комсомола. Смотреть было скучно, и она заснула, сидя в кресле.
Николай пришел почти в двенадцать. У него был усталый вид, лицо какого-то землистого цвета, и Ларисе стало его жалко.
– Раздевайся, я согрею ужин, - сказала она.
– Налей полстакана, там в холодильнике, - хмуро сказал он, усаживаясь за стол.
– Ты не слишком много стал пить? Даже Евгения Васильевна тревожится, - осторожно спросила Лариса, подавая ему начатую бутылку "Столичной".
– Все не так, как надо. Если комитетчики правы, то выборы уже проиграны. А виноваты будем мы, всех собак повесят на наш отдел. Но, главное: никто не знает, что теперь делать, и что будет после, - рассеянно объяснил Николай. Перед тем, как выпить, он зачем то поболтал стакан с водкой и, зажмурившись, опрокинул его в рот.
– Вроде, полегчало, - буркнул он через минуту и взялся за еду.
– Может, найдешь другую работу? - спросила Лариса не решившись добавить: "… пока не поздно".
– Я уже присмотрел одно совместное предприятие. Сам же его и организовал, но не отпускают. Говорят, либо работаешь до последнего, либо иди, куда хочешь, но без партбилета. А куда мне без партбилета? Вот Кузин - молодец! Ушел тихо, по-хорошему со всеми попрощался, теперь главный редактор в "Ленправде". Если разобраться, так это даже повышение - на этой должности может стать членом бюро Обкома, должность позволяет, - Николай налил себе еще, и будто, не замечая, что делает, быстро выпил.
– Ты совсем не слушаешь, что я говорю, - сказала Лариса, когда едва поковыряв вилкой, он отставил блюдо с запеченной на осиновых углях рыбой.
– Извини, - сказал он, - я задумался о том, что ты говорила в машине.
– О чем же?
– Это правда: все началось из-за тебя, когда я позвонил Таланову. Но все, что я делал потом, было как бы само по себе. Я не то, чтобы забыл, почему ввязался в эту историю, вовсе нет! Не знаю, как объяснить.
– Ты поплыл по течению?
– Скорее направлял то течение, которое меня понесло. В детстве я любил осушать лужи. Да, да не смейся! Особенно весной, когда тает снег. Я рыл канавки и пускал в них кораблики. Чем быстрее текла вода, тем было интереснее. И, пожалуй, ты права: я представлял, будто это настоящие реки, и я плыву на корабле, - Горлов ощущал, что говорит несвязно и едва сдерживался, чтобы не закрыть глаза.
– Ты совсем спишь, - наконец заметила Лариса. - Боренька! Если бы ты знал, как я не хочу тебя отпускать!
– Давай попробуем, - сказал Горлов. - Давай попробуем друг друга не отпускать. Мне почему-то кажется, что сегодня особенный день, и все получится…
Он встал и пошел искать официанта. Тот сидел за столом в подсобном помещении и пил чай.
– Здесь рядом гостиница "Репинская". Можешь устроить на ночь два номера: один для меня с водителем, другой для дамы? - спросил Горлов. - Правда, дама забыла паспорт.
– А ваш и водителя? - поднявшись, попросил официант.
– Лучше обойтись без этого, - решил Горлов.
– Двести, - оглянувшись, прошептал официант.
– Бери! Здесь по счету, а остальное - тебе! - Горлов достал бумажник и отсчитал семьсот рублей. - Захвати в номер яблок, апельсинов и так далее, сам знаешь.
– Отнести в тот, где вы с водителем? - подмигнул официант, но заметив недовольный взгляд Горлова, стал серьезным. - Минут через десять. Я скажу, чтобы пока мороженое и кофе принесли.
– Володя, переночуем здесь. Иди с товарищем, он по дороге все объяснит, - позвал Горлов шофера и, дождавшись, когда они уйдут, вернулся к столику.
Официант все устроил и через четверть часа они перешли через двор в гостиницу. Номер на пятом этаже был обычным: две кровати, разделенные тумбочками, два стула, стол, на котором едва помещался поднос из ресторана рядом с треснувшим и пыльным графином.
– Представляешь, горячая вода течет, - сказала Лариса через открытую дверь ванной. Потом раздался шелест падающей воды. Горлов постоял у окна - там было черно, только вдалеке, у самого горизонта вспыхивал и вновь зажигался маяк. Он решил полежать и, раздевшись, забрался под одеяло, но крепко заснул, едва коснувшись подушки.
– Стало рано светать. Скоро будут белые ночи, - сказала Лариса, заметив, что он открыл глаза. Она сидела на соседней кровати, укутавшись в одеяло, и ела яблоко. - И лето! Ненавижу осень и зиму. Кругом мрак и непогода. Лица кажутся желтыми и зелеными, и люди, будто во сне, будто спят на ходу.
– Иди сюда, - еще не совсем проснувшись, позвал Горлов. Не опуская с плеч одеяло, она перешагнула к нему и, прижавшись, прошептала:
– Я всю ночь ждала, когда ты проснешься… - он не дал ей договорить, и спустя мгновенье она счастливо засмеялась. - Господи, какой ты колючий, как наждачная бумага, как глупая наждачная бумага…
* * *
– Нагулялась? Где ж ты всю ночь пропадала? - спросила свекровь, услышав, как открылась дверь.– У подружки, - удивляясь, что совсем не смущается, соврала Лариса. - Посидели, выпили шампанского.
– С чего вдруг?
– У меня все в порядке! Я прошла обследование в институте Отто и совершенно здорова. Врач сказала, что мне рожать и рожать!
– Это дело! А то мой Колька весь извелся. Приходит - из себя черный, уходит - зеленый, лицо - словно из болота вынырнул.
– С детьми подождем. Я летать буду, я еще летать хочу.
– Вижу, что не налеталась! Экая у тебя подружка! Посмотри в зеркало: глаза-то бесстыжие, да шальные, как из-под хорошего мужика только что вылезла.
– Все-то вы видите, Евгения Васильна, - легко рассмеялась Лариса. - И почему я раньше не знала, что вы добрая?
– Потому что дура, в голове ветер, и жизни не знаешь. А я всегда дочку хотела, но не получилось. Среди мужиков жила, так без внучки и помирать придется, - уходя, беззлобно проворчала свекровь.
– Чуть не забыла, тебе из отдела кадров звонили. Если до послезавтра не привезешь заявление, уволят по статье, - крикнула она из кухни.
– Фигушки им, а не заявление! Не дождутся! Здорова я, Евгения Васильна, здорова, как… Как, не знаю кто! - зайдя следом, воскликнула Лариса.
– Как кошка недраная, вот, как кто! - буркнула свекровь, и Лариса, не удержавшись, чмокнула ее в щеку.
– Иди, мойся, сейчас пирог вынимать стану! - смущенно отворачиваясь, сказала Евгения Васильевна.
* * *
– Что вы мне эти бумажки тыкаете? Почему я должна верить вашему заключению, а не себе и не врачам из Свердловки? - кричала на Ларису врач-гинеколог. Ее лоб покрылся испариной, она то и дело вытирала его марлей, а на щеках выступили красные пятна.– Но вы меня только осмотрели, и в Свердловке - тоже. А в институте Отто провели полное обследование и эту… - Лариса замялась, забыв, как называется эта штука, которую вводили ей внутрь. - Я же принесла полостную, - кажется она так называется? - фотографию. Мне говорили, что по ней даже первокурсник может сказать, что никакой болезни у меня нет.
– Хоть десять фотографий и справок принесите, к полетам не допущу!
– А кто может допустить? Главный врач может? - чувствуя, что спорить бесполезно, спросила Лариса.
– Главный врач может! Идите к нему, он решит ваш вопрос, - врачиха сразу успокоилась и, вложив Ларисины бумаги в ее подшивку, велела медсестре, чтобы та позвала следующую.
– Отдайте, пожалуйста мою справку, - вставая, попросила Лариса.
– Она останется в вашей истории болезни, - снова занервничала врачиха. - Идите, не мешайте работать!
Главврач был у себя, но Ларисе пришлось ждать почти час, пока ее приняли. Главный врач был сравнительно молод, из-под накрахмаленного белого халата выглядывала импортная сорочка и модный шелковый галстук - Лариса видела такие в спецотделе "Березки", когда выбирала подарок мужу на день рождения.
– Ваше заболевание не входит в перечень профессиональных, поэтому направить вас в нашу больницу я не могу. У вас есть прикрепление к Свердловке. Там хорошие врачи, думаю, вас вылечат, - сказал он, перекладывая лежавшие на столе бумаги.
– От чего меня лечить, если я совершенно здорова? - удивилась Лариса. - Я принесла справку и прошу допустить меня к полетам.
– Относительно вашей справки не все ясно. Кто вам ее выдал, на каком основании вы проходили обследование в институте Отто? Туда вас никто не направлял. Ведь у вас не было направления, не так ли? Во всем этом мы разберемся и виновные в том, что ввели вас в заблуждение, будут серьезно наказаны, - он смотрел куда-то в сторону, и Ларисе показалось, что он недоговаривает.
– Кто будет наказан? - спросила она.
– Те, кто организовал вам незаконное обследование и выдал на руки ложное заключение, - вежливо улыбнувшись, объяснил главврач.
– Организовал мой муж, он работает в Обкоме, - соврала Лариса, испугавшись, что у обследовавших ее врачей из Отто будут неприятности.
– Ваш муж? Это меняет дело, - удивился главврач, но, спохватившись, тут же добавил: "Все равно, пока не будет полной ясности, я не могу допустить вас к работе".
– Я буду жаловаться! - воскликнула Лариса.
– Ваше право, - ухмыльнувшись, пожал плечами главврач.
– Я буду жаловаться в Обком! - уточнила она.
– Это - самое лучшее решение. Полагаю, ваш муж поможет принять верное решение, - с видимым облегчением заключил главврач.
Лариса не могла понять, почему в медсанчасти наотрез отказывались допустить ее к полетам. Всю дорогу до дома она вспоминала, что ей говорили, и тем более странным ей это казалось. Как будто никто не интересовался, больна она или нет, их это совсем не интересовало, главное - чтобы она не вернулась к летной работе. И при чем здесь муж? Почему главврач так облегченно вздохнул, когда она пригрозила пожаловаться в Обком? Другой на его месте, наверное, испугался, а он нет - словно обрадовался.
Остаток дня она провела с сыном. Они долго гуляли, потом вместе делали уроки, и Лариса даже смогла решить две задачи.
– Мамочка, ты больше не улетишь? - укладываясь в кровать, спросил Миша.
– Почему ты так решил? - удивилась Лариса.
– Папа сказал бабушке, что тебя уволят.
– Папа пошутил, откуда он может знать, что меня уволят?
– Нет, не пошутил. Он знает, он сказал что ты всегда будешь дома, или он переломает все самолеты.
– Все самолеты папа не сломает, - засмеялась Лариса, в который раз решив, что надо больше бывать с сыном.
Дождавшись, пока Миша уснет, она решила дождаться Николая и включила в спальне телевизор. Показывали передачу "Взгляд" и говорили о политике. Ведущий был чем-то похож на мужа в молодости, когда они только поженились, и он работал в Обкоме комсомола. Смотреть было скучно, и она заснула, сидя в кресле.
Николай пришел почти в двенадцать. У него был усталый вид, лицо какого-то землистого цвета, и Ларисе стало его жалко.
– Раздевайся, я согрею ужин, - сказала она.
– Налей полстакана, там в холодильнике, - хмуро сказал он, усаживаясь за стол.
– Ты не слишком много стал пить? Даже Евгения Васильевна тревожится, - осторожно спросила Лариса, подавая ему начатую бутылку "Столичной".
– Все не так, как надо. Если комитетчики правы, то выборы уже проиграны. А виноваты будем мы, всех собак повесят на наш отдел. Но, главное: никто не знает, что теперь делать, и что будет после, - рассеянно объяснил Николай. Перед тем, как выпить, он зачем то поболтал стакан с водкой и, зажмурившись, опрокинул его в рот.
– Вроде, полегчало, - буркнул он через минуту и взялся за еду.
– Может, найдешь другую работу? - спросила Лариса не решившись добавить: "… пока не поздно".
– Я уже присмотрел одно совместное предприятие. Сам же его и организовал, но не отпускают. Говорят, либо работаешь до последнего, либо иди, куда хочешь, но без партбилета. А куда мне без партбилета? Вот Кузин - молодец! Ушел тихо, по-хорошему со всеми попрощался, теперь главный редактор в "Ленправде". Если разобраться, так это даже повышение - на этой должности может стать членом бюро Обкома, должность позволяет, - Николай налил себе еще, и будто, не замечая, что делает, быстро выпил.