Страница:
Горлов хотел отдать Цветкову деньги, но тот не взял потому, что летел заграницу, разрешив тратить, сколько понадобится.
– В общем ты меня порадовал, а то я, было, совсем приуныл, - Цветков засмеялся - в первый раз за весь разговор. - Однако ж, пора. У тебя какие планы?
– Хотелось бы сразу обратно, тем же самолетом, на котором прилетел, - ответил Горлов.
– Зайди к дежурному по аэровокзалу, сегодня - Иосиф Витальевич. Скажешь, что от меня, он все устроит, - было заметно, что Цветков торопится на посадку, и Горлов не стал говорить о том, что надо бы на самом высоком уровне вмешаться в ситуацию вокруг кооперативного движения, как минимум, точно знать, что происходит и чего следует ждать.
Проводив Цветкова, Горлов уладил с билетом и с дальним прицелом позвал цветковского знакомого вместе пообедать. В ресторане его, разумеется хорошо знали, поэтому накормили быстро и вкусно. На прощание Горлов подарил Иосифу Витальевичу бутылку самого дорогого коньяка и, тот проводил Горлова к самолету без досмотра через служебный выход. Вскоре взлетели и только тогда Горлов вспомнил, что за полтора дня, которые провел в Ленинграде, не позвонил не только Рубашкину, но и домой. Вчера вечером ему было так хорошо, что он попросту забыл обо всем.
"Сразу из аэропорта - домой. Дозвонюсь до Рубашкина, а все остальное - подождет. До конца командировки еще есть время. В Северодвинск поеду завтра, нет - послезавтра. Отмечу командировку, проверю, договорюсь и обратно", - засыпая, думал Горлов.
4.13 Там впереди большие перемены…
4.14 Этот тайм мы уже отыграли…
– В общем ты меня порадовал, а то я, было, совсем приуныл, - Цветков засмеялся - в первый раз за весь разговор. - Однако ж, пора. У тебя какие планы?
– Хотелось бы сразу обратно, тем же самолетом, на котором прилетел, - ответил Горлов.
– Зайди к дежурному по аэровокзалу, сегодня - Иосиф Витальевич. Скажешь, что от меня, он все устроит, - было заметно, что Цветков торопится на посадку, и Горлов не стал говорить о том, что надо бы на самом высоком уровне вмешаться в ситуацию вокруг кооперативного движения, как минимум, точно знать, что происходит и чего следует ждать.
Проводив Цветкова, Горлов уладил с билетом и с дальним прицелом позвал цветковского знакомого вместе пообедать. В ресторане его, разумеется хорошо знали, поэтому накормили быстро и вкусно. На прощание Горлов подарил Иосифу Витальевичу бутылку самого дорогого коньяка и, тот проводил Горлова к самолету без досмотра через служебный выход. Вскоре взлетели и только тогда Горлов вспомнил, что за полтора дня, которые провел в Ленинграде, не позвонил не только Рубашкину, но и домой. Вчера вечером ему было так хорошо, что он попросту забыл обо всем.
"Сразу из аэропорта - домой. Дозвонюсь до Рубашкина, а все остальное - подождет. До конца командировки еще есть время. В Северодвинск поеду завтра, нет - послезавтра. Отмечу командировку, проверю, договорюсь и обратно", - засыпая, думал Горлов.
4.13 Там впереди большие перемены…
Рубашкин не думал, что будет так переживать из-за провала на выборах. "Было бы не так обидно, если б я действительно проиграл. В конце концов избирателю не прикажешь: кто больше понравится - за того и проголосует", - в который раз рассуждал он. - "Но самому дать повод избирательной комиссии уличить во лжи и поэтому отменить его регистрацию? Нужно быть полным идиотом, чтобы собственными руками загнать себя в такую дурацкую ситуацию".
Рубашкин не предполагал, что назвав себя журналистом и указав местом работы "Вечерку", угодит в капкан. Он был искренне уверен, в том, что записал в анкете - не писать же в предвыборной листовке: "безработный инженер". Он понимал, что появившийся в "Ленправде" пасквиль придумали вовсе не ветераны и не в СТК[92] Объединения. Это был котовский стиль: ужалить по-змеиному и смертельно. Рубашкин подозревал только Котова, и ругал себя за несдержанность. Если бы не та встреча в Москве, на Съезде, когда он всласть поиздевался над Котовым, тот о нем бы и не вспомнил, мало ли у секретаря райкома накопилось врагов?
Утешало, что многие заметные члены ЛНФ и клуба "Перестройка" также не стали депутатами. Рамм, на прошлых выборах пытавшийся бороться с Гидасповым, популярный экономист Сергей Андреев, Юрий Дорофеев, в свое время организовавший предвыборную кампанию Собчака. Умница и честняга Виталик Савицкий тоже не попал в Ленсовет. Все они по разным причинам проиграли выборы, но Рубашкин переживал только за себя, будто его на полном ходу выбросили из поезда, и никто этого не заметил.
Правда, первые дни телефон разрывался: кое-кто не скрывал злорадства, но в большинстве утешали и обнадеживали, а Витя Таланов твердо обещал устроить Рубашкина на работу в Ленсовет, как только начнется обновление аппарата.
Удивил Мигайлин. Неожиданно позвонив, он передал привет от Салье и сказал, что Марина Евгеньевна не забудет заслуг, равно как и неоценимого вклада Петра в победу демократии и становление подлинно народной Советской власти - Миагйлин буквально так и сказал, видимо, умиляясь от важности порученной ему миссии.
Потом стали звонить реже и уже не звали Петра в Ленсовет, где беспрерывно заседали всякие подготовительные комитеты и комиссии. Через полторы недели после выборов о Рубашкине, похоже, совсем забыли.
Поэтому телефонному звонку Горлова Рубашкин очень обрадовался. Во-первых, Борис сильно помог в выборной кампании. Пожалуй, только он знал, сколько сделал Рубашкин для победы кандидатов "Демвыбора-90", только с ним можно было поговорить об этом, не натыкаясь на безразличие или усмешку. Во-вторых, денег у Петра совсем не было, и предложение отправиться на Север оказалось очень кстати. Задача была очень интересной: зафиксировать и описать, как военные варварски губят природу. Правда, имелась и трудность: Горлову требовались статьи непременно в центральных газетах. Но тема была настолько острой и сверх актуальной, что Рубашкин надеялся пристроить материал в "Литературку" или в "Московские новости", а если удастся сделать фотографии выброшенных на берег ржавеющих кораблей, то - чем черт не шутит? - даже пробиться в "Огонек". К тому же он наверняка будет первым, ведь на секретные базы и склады до сих пор не ступала нога независимого журналиста; только трижды проверенные в КГБ корреспонденты "Правды" и "Красной звезды"[93] заливали соловьиные трели о мужестве и героизме защитников Северных рубежей Родины. Горлов же обещал, что все трудности, связанные с оформлением пропусков и разрешений, он возьмет на себя.
– Кстати, Петя, чуть не забыл! - неожиданно весело сказал Горлов. - Ты будешь смеяться, но я тоже получил телеграмму. Специально ношу - хотел тебе показать, да никак не выбраться. Вот, послушай:
– А кто другие кандидаты, - сразу заинтересовавшись, спросил Рубашкин.
– В Верховный Совет - Миронов и Богомолов, а в Ленсовет - Васильев и еще кто-то: не разобрать, смазано.
– Миронова знаю - он военный прокурор. За участие в демократическом движении его выслали служить на Крайний Север, куда Макар телят не гонял, а о других двоих первый раз слышу. Прочитай-ка еще раз, - попросил Рубашкин и, выслушав, заключил: - Нет, это не наша работа. В наших телеграммах были только номера квартир - откуда же у нас имена жильцов? - мы же не милиция и не КГБ, чтобы иметь пофамильные списки.
– Значит, кто-то под нас сработал, или девчонки на почте проявили инициативу - заключил Горлов. - Ты уверен, что это чужие телеграммы?
– Уверен! У нас были другие обращения: "Дорогие ленинградцы! Или - дорогие избиратели!" Точно помню - сам писал: текст начинался иначе, а в конце, после фамилий кандидатов был призыв: "Вся власть Советам! Нет - партномеклатуре!"
– Узнаю руку мастера: сразу видно, что не Пушкин. И даже - не Маяковский. Тот глаголами сердца жег, а у тебя - ни одного сказуемого, сплошные подлежащие. Но новаторский подход налицо. Так, что не печалься, пред тобою светлый путь в русскую литературу, - засмеялся Горлов.
– Такой светлый, что в глазах черно, хоть волком вой, - не сдержавшись, вздохнул Рубашкин.
– Переживаешь, что провалился на выборах? Плюнь! Даст бог, не в последний раз, - сказал Горлов.
– Намекаешь, в следующий раз тоже провалюсь? Спасибо, Боря, утешил! Но все равно приятно, что победили и сопли коммунякам утерли. Их время кончилось!
– Победа убедительная! Признаться, не ожидал. А у Таланова как дела?
– Обыграл Яковлева - это его конкурент - почти вдвое. Просил передать тебе привет, сказал, что наша задумка сыграла решающую роль. Никто не ждал, что мы телеграммами всех забросаем.
– Кто-то ждал и хорошо воспользовался, - рассудительно сказал Горлов.
– Видимо, только в Петроградском районе. Из других сигналов не было. Впрочем, теперь всем наплевать, это уже история.
Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату заглянул Филиппов. Рубашкин никак не ожидал, что тот к нему придет, подумав, что о нем наконец-то вспомнили.
– Посмотрите, Петр Андревич, какую гадость обо мне напечатали! - усаживаясь напротив Рубашкина, сказал Филиппов.
Рубашкин познакомился с Филипповым года полтора назад, они вместе работали в Редакционной комиссии Народного фронта, ругались часто, но тот, как и в первый день знакомства обращался на "вы" - Рубашкину казалось, что с некоторой надменностью, будто его тезка дает понять, насколько он умнее и значительнее.
– Боря, ко мне пришли, давай вечером созвонимся. Не забудь деньги на билеты и командировочные. Писателям Литфонд[94] СССР платит, а кто позаботится о честных, но бедных журналистах?
– В тройном размере! - согласился Горлов. - Но помни про дикие законы рынка: кто платит, тот и содержание заказывает.
Повесив трубку, Рубашкин повернулся к Филиппову, и тот перебросил через стол сложенную газету с обведенной красным карандашом статьей.
– Полюбуйтесь! И эту гадость печатает не коммунистическая пресса, а "Смена". Стоило Югину стать депутатом, как началось шельмование всенародно избранных демократических лидеров.
– Вы, Петр Сергеевич, себя имеете в виду? - разворачивая газету, спросил Рубашкин.
– Конечно себя, кого же еще! - возмутился Филиппов. - Надо же, нашли время подгадить: завтра будет решаться вопрос о кандидатуре на пост председателя Ленсовета.
– Завтра? - удивился Рубашкин. - Мне никто не сообщал.
– Ну, это наше внутреннее, депутатское дело, решили вас не беспокоить, - Филиппов говорил свысока, будто намекал, что Рубашкин при решении важных вопросов уже не нужен. - Вы прочитайте внимательно, я хочу поручить вам подготовить опровержение.
Рубашкина покоробило не то, что сказал Филиппов, а его вдруг проявившиеся начальственные интонации.
"С чего он так раскомандовался? Уверен, что кроме него председательствовать в Совете некому?", - подумал Рубашкин и молча начал читать. Статью написала Таня Зазорина, та самая: недавно она придумал новую рубрику - "Я - ваша сваха", и после первой же публикации, "Смену" завалили письмами - тысячи одиноких женщин мечтали, как можно скорее, выйти замуж.
Статья, точнее, интервью с Филипповым было озаглавлено коротко и внушительно:
– Ничего себе динамичное! - вскричал тот. - Это оскорбление чести и моего личного достоинства! Кто дал ей право сравнивать меня с памятником? И как понять вот это: "стоит через дорогу, напротив"? Она намекает, что я нахожусь по другую сторону от политики?
– Да что же тут оскорбительного? Корреспондент просто оживила ваши слова, привлекла внимание читателя, - ответил Рубашкин.
– Но я не это говорил, то есть - не только это. У нее вышло, что я намерен брать власть в свои руки! Выставила меня диктатором, монстром каким-то! И - накануне решения по кандидатуре председателя Ленсовета! Петр Андреевич, настоятельно требую, чтобы вы подготовили резкое опровержение, и чтобы оно сегодня же было напечатано!
– Если вы не говорили, что хотите взять власть в свои руки, то опровержение должны напечатать, - согласился Рубашкин.
– Нет, что-то подобное я действительно говорил, но в контексте! Совершенно в другом контексте! - волнуясь, закричал Филиппов.
– В каком?
– Я говорил в том смысле, что нынешнему, подлинно демократическому составу Ленсовета выпала тяжелая и почетная обязанность: решительно и непреклонно взять в Ленинграде власть в свои руки. У кого эта власть сейчас? С одной стороны у насквозь коррумпированного аппарата Обкома КПСС, с другой - у аппарата Ленгорисполкома. Прежний состав депутатов играл роль статистов, это была машина для голосования за нужные Обкому КПСС решения. Самоуправство и бесконтрольность хорошо заметны на примере нашего ленинградского телевидения. Инструкторы Обкома всеми правдами и неправдами блюдут неприкосновенность ТВ, препятствуют появлению правдивой информации о взглядах сотрудников Демократической платформы в КПСС, блока "Демократические выборы-90", Ленинградского народного фронта и других неформальных общественных организаций. Я привел еще один пример: Лениздат, распоряжаюйщийся всеми ленинградскими газетами принадлежит Обкому, а прибыль от продажи изданий идет в партийную кассу ЦК КПСС. Я говорил - и это есть в моей предвыборной программе, - что Лениздат должен перейти в подчинение Ленсовету, а всю прибыль нужно направить на нужды города! Кроме того, Смольный следует отдать Университету, а все дворцы, которые сейчас заняты райкомами, передать музеям и детским учреждениям, - увлекшись, Филиппов говорил громко и внятно, будто перед многолюдным залом.
– Куда же девать Обком? - спросил Рубашкин. Ему стало скучно, все это он слышал уже много раз.
– Это не наш вопрос! Пусть выкупают небольшое здание где-нибудь на окраине. Почему у Ленинградского народного фронта нет собственных зданий в центре, а у КПСС - есть?
– Петр Сергеевич, вы же слово в слово повторяете то, что напечатано, - дочитав до середины, удивился Рубашкин.
– Читайте внимательней! То, что напечатано, не соответствует действительности и высказанным мною мыслям, - приподняв подбородок с окладистой бородой, заявил Филиппов.
– Хорошо, ответьте мне на один вопрос: вы говорили, что собираетесь брать власть в свои руки или не говорили? - теряя терпение, спросил Рубашкин.
– Тогда говорил, а сейчас это политически нецелесообразно!
– Какого же опровержения вы от меня ждете?
– Если не хотите слушать, что вам говорят, я найду других журналистов, гораздо более ответственных. Любой профессионал будет благодарен, что я дал ему возможность выступить с политически значимым материалом! Мы учтем вашу позицию, когда встанет вопрос о вашей работе в Ленсовете. Я буду категорически против, предупреждаю заранее! - вставая, сказал Филиппов и, не попрощавшись, вышел.
"Семь бед - один ответ", - подумал Рубашкин, но настроение окончательно испортилось.
– Эй, политик! Ты подготовил письмо, которое в номер запланировано? - заглянув в открытую дверь, крикнул Кокосов.
– Сейчас сделаю, - буркнул Рубашкин и взял тетрадочый листок с корявыми, наползающим друг на друга строчками:
– Готово! - сказал он встретившемуся в коридоре Кокосову.
– Зайду, как только закончу. Не уходи, есть маленький вопрос.
– На двоих? - понимающе улыбнулся Рубашкин.
– Потапенко с Черенком зайти обещали. Выходит - на четверых, и закуску принесут, - радостно сообщил Кокосов.
Рубашкин не предполагал, что назвав себя журналистом и указав местом работы "Вечерку", угодит в капкан. Он был искренне уверен, в том, что записал в анкете - не писать же в предвыборной листовке: "безработный инженер". Он понимал, что появившийся в "Ленправде" пасквиль придумали вовсе не ветераны и не в СТК[92] Объединения. Это был котовский стиль: ужалить по-змеиному и смертельно. Рубашкин подозревал только Котова, и ругал себя за несдержанность. Если бы не та встреча в Москве, на Съезде, когда он всласть поиздевался над Котовым, тот о нем бы и не вспомнил, мало ли у секретаря райкома накопилось врагов?
Утешало, что многие заметные члены ЛНФ и клуба "Перестройка" также не стали депутатами. Рамм, на прошлых выборах пытавшийся бороться с Гидасповым, популярный экономист Сергей Андреев, Юрий Дорофеев, в свое время организовавший предвыборную кампанию Собчака. Умница и честняга Виталик Савицкий тоже не попал в Ленсовет. Все они по разным причинам проиграли выборы, но Рубашкин переживал только за себя, будто его на полном ходу выбросили из поезда, и никто этого не заметил.
Правда, первые дни телефон разрывался: кое-кто не скрывал злорадства, но в большинстве утешали и обнадеживали, а Витя Таланов твердо обещал устроить Рубашкина на работу в Ленсовет, как только начнется обновление аппарата.
Удивил Мигайлин. Неожиданно позвонив, он передал привет от Салье и сказал, что Марина Евгеньевна не забудет заслуг, равно как и неоценимого вклада Петра в победу демократии и становление подлинно народной Советской власти - Миагйлин буквально так и сказал, видимо, умиляясь от важности порученной ему миссии.
Потом стали звонить реже и уже не звали Петра в Ленсовет, где беспрерывно заседали всякие подготовительные комитеты и комиссии. Через полторы недели после выборов о Рубашкине, похоже, совсем забыли.
Поэтому телефонному звонку Горлова Рубашкин очень обрадовался. Во-первых, Борис сильно помог в выборной кампании. Пожалуй, только он знал, сколько сделал Рубашкин для победы кандидатов "Демвыбора-90", только с ним можно было поговорить об этом, не натыкаясь на безразличие или усмешку. Во-вторых, денег у Петра совсем не было, и предложение отправиться на Север оказалось очень кстати. Задача была очень интересной: зафиксировать и описать, как военные варварски губят природу. Правда, имелась и трудность: Горлову требовались статьи непременно в центральных газетах. Но тема была настолько острой и сверх актуальной, что Рубашкин надеялся пристроить материал в "Литературку" или в "Московские новости", а если удастся сделать фотографии выброшенных на берег ржавеющих кораблей, то - чем черт не шутит? - даже пробиться в "Огонек". К тому же он наверняка будет первым, ведь на секретные базы и склады до сих пор не ступала нога независимого журналиста; только трижды проверенные в КГБ корреспонденты "Правды" и "Красной звезды"[93] заливали соловьиные трели о мужестве и героизме защитников Северных рубежей Родины. Горлов же обещал, что все трудности, связанные с оформлением пропусков и разрешений, он возьмет на себя.
– Кстати, Петя, чуть не забыл! - неожиданно весело сказал Горлов. - Ты будешь смеяться, но я тоже получил телеграмму. Специально ношу - хотел тебе показать, да никак не выбраться. Вот, послушай:
"Уважаемый товарищ Горлов Бэ-Пэ! Ленинградский народный фронт и предвыборный блок "Демократические выборы-90" просят вас поддержать кандидатов в народные депутаты:…"Почти, как настоящая! Только кандидат в райсовет написан от руки - некий Кошелев Павел Константинович, военный пенсионер, подполковник в отставке. Это вы без меня придумали - вписывать? Вроде мы с тобой так не планировали.
– А кто другие кандидаты, - сразу заинтересовавшись, спросил Рубашкин.
– В Верховный Совет - Миронов и Богомолов, а в Ленсовет - Васильев и еще кто-то: не разобрать, смазано.
– Миронова знаю - он военный прокурор. За участие в демократическом движении его выслали служить на Крайний Север, куда Макар телят не гонял, а о других двоих первый раз слышу. Прочитай-ка еще раз, - попросил Рубашкин и, выслушав, заключил: - Нет, это не наша работа. В наших телеграммах были только номера квартир - откуда же у нас имена жильцов? - мы же не милиция и не КГБ, чтобы иметь пофамильные списки.
– Значит, кто-то под нас сработал, или девчонки на почте проявили инициативу - заключил Горлов. - Ты уверен, что это чужие телеграммы?
– Уверен! У нас были другие обращения: "Дорогие ленинградцы! Или - дорогие избиратели!" Точно помню - сам писал: текст начинался иначе, а в конце, после фамилий кандидатов был призыв: "Вся власть Советам! Нет - партномеклатуре!"
– Узнаю руку мастера: сразу видно, что не Пушкин. И даже - не Маяковский. Тот глаголами сердца жег, а у тебя - ни одного сказуемого, сплошные подлежащие. Но новаторский подход налицо. Так, что не печалься, пред тобою светлый путь в русскую литературу, - засмеялся Горлов.
– Такой светлый, что в глазах черно, хоть волком вой, - не сдержавшись, вздохнул Рубашкин.
– Переживаешь, что провалился на выборах? Плюнь! Даст бог, не в последний раз, - сказал Горлов.
– Намекаешь, в следующий раз тоже провалюсь? Спасибо, Боря, утешил! Но все равно приятно, что победили и сопли коммунякам утерли. Их время кончилось!
– Победа убедительная! Признаться, не ожидал. А у Таланова как дела?
– Обыграл Яковлева - это его конкурент - почти вдвое. Просил передать тебе привет, сказал, что наша задумка сыграла решающую роль. Никто не ждал, что мы телеграммами всех забросаем.
– Кто-то ждал и хорошо воспользовался, - рассудительно сказал Горлов.
– Видимо, только в Петроградском районе. Из других сигналов не было. Впрочем, теперь всем наплевать, это уже история.
Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату заглянул Филиппов. Рубашкин никак не ожидал, что тот к нему придет, подумав, что о нем наконец-то вспомнили.
– Посмотрите, Петр Андревич, какую гадость обо мне напечатали! - усаживаясь напротив Рубашкина, сказал Филиппов.
Рубашкин познакомился с Филипповым года полтора назад, они вместе работали в Редакционной комиссии Народного фронта, ругались часто, но тот, как и в первый день знакомства обращался на "вы" - Рубашкину казалось, что с некоторой надменностью, будто его тезка дает понять, насколько он умнее и значительнее.
– Боря, ко мне пришли, давай вечером созвонимся. Не забудь деньги на билеты и командировочные. Писателям Литфонд[94] СССР платит, а кто позаботится о честных, но бедных журналистах?
– В тройном размере! - согласился Горлов. - Но помни про дикие законы рынка: кто платит, тот и содержание заказывает.
Повесив трубку, Рубашкин повернулся к Филиппову, и тот перебросил через стол сложенную газету с обведенной красным карандашом статьей.
– Полюбуйтесь! И эту гадость печатает не коммунистическая пресса, а "Смена". Стоило Югину стать депутатом, как началось шельмование всенародно избранных демократических лидеров.
– Вы, Петр Сергеевич, себя имеете в виду? - разворачивая газету, спросил Рубашкин.
– Конечно себя, кого же еще! - возмутился Филиппов. - Надо же, нашли время подгадить: завтра будет решаться вопрос о кандидатуре на пост председателя Ленсовета.
– Завтра? - удивился Рубашкин. - Мне никто не сообщал.
– Ну, это наше внутреннее, депутатское дело, решили вас не беспокоить, - Филиппов говорил свысока, будто намекал, что Рубашкин при решении важных вопросов уже не нужен. - Вы прочитайте внимательно, я хочу поручить вам подготовить опровержение.
Рубашкина покоробило не то, что сказал Филиппов, а его вдруг проявившиеся начальственные интонации.
"С чего он так раскомандовался? Уверен, что кроме него председательствовать в Совете некому?", - подумал Рубашкин и молча начал читать. Статью написала Таня Зазорина, та самая: недавно она придумал новую рубрику - "Я - ваша сваха", и после первой же публикации, "Смену" завалили письмами - тысячи одиноких женщин мечтали, как можно скорее, выйти замуж.
Статья, точнее, интервью с Филипповым было озаглавлено коротко и внушительно:
КАК ВЗЯТЬ ВЛАСТЬ?– Динамичное начало, - заметив нетерпение Филиппова, сказал Рубашкин.
Я - избиратель Московского района, поэтому каждый день прохожу мимо входа в метро "Парк Победы". За последние три месяца привычной частью городского пейзажа около метро стали агитационные стенды, а рядом - живые, говорящие политики, точнее: те, кто хочет стать политиками. И среди них, словно памятник композитору Римскому-Корсакову (этот памятник стоит через дорогу, напротив метро), всегда возвышался дважды кандидат в депутаты - ВС России и Ленсовета - Петр Филиппов. Я неоднократно слышала, как он выступал, запомнила его программу. И мне стало интересно, что он собирается делать сейчас, когда в числе других демократически настроенных кандидатов получил двойной депутатский мандат. С таким вопросом я и обратилась к Петру Сергеевичу Филиппову.
– Как, что собираюсь делать? Конечно, брать власть в свои руки…"
– Ничего себе динамичное! - вскричал тот. - Это оскорбление чести и моего личного достоинства! Кто дал ей право сравнивать меня с памятником? И как понять вот это: "стоит через дорогу, напротив"? Она намекает, что я нахожусь по другую сторону от политики?
– Да что же тут оскорбительного? Корреспондент просто оживила ваши слова, привлекла внимание читателя, - ответил Рубашкин.
– Но я не это говорил, то есть - не только это. У нее вышло, что я намерен брать власть в свои руки! Выставила меня диктатором, монстром каким-то! И - накануне решения по кандидатуре председателя Ленсовета! Петр Андреевич, настоятельно требую, чтобы вы подготовили резкое опровержение, и чтобы оно сегодня же было напечатано!
– Если вы не говорили, что хотите взять власть в свои руки, то опровержение должны напечатать, - согласился Рубашкин.
– Нет, что-то подобное я действительно говорил, но в контексте! Совершенно в другом контексте! - волнуясь, закричал Филиппов.
– В каком?
– Я говорил в том смысле, что нынешнему, подлинно демократическому составу Ленсовета выпала тяжелая и почетная обязанность: решительно и непреклонно взять в Ленинграде власть в свои руки. У кого эта власть сейчас? С одной стороны у насквозь коррумпированного аппарата Обкома КПСС, с другой - у аппарата Ленгорисполкома. Прежний состав депутатов играл роль статистов, это была машина для голосования за нужные Обкому КПСС решения. Самоуправство и бесконтрольность хорошо заметны на примере нашего ленинградского телевидения. Инструкторы Обкома всеми правдами и неправдами блюдут неприкосновенность ТВ, препятствуют появлению правдивой информации о взглядах сотрудников Демократической платформы в КПСС, блока "Демократические выборы-90", Ленинградского народного фронта и других неформальных общественных организаций. Я привел еще один пример: Лениздат, распоряжаюйщийся всеми ленинградскими газетами принадлежит Обкому, а прибыль от продажи изданий идет в партийную кассу ЦК КПСС. Я говорил - и это есть в моей предвыборной программе, - что Лениздат должен перейти в подчинение Ленсовету, а всю прибыль нужно направить на нужды города! Кроме того, Смольный следует отдать Университету, а все дворцы, которые сейчас заняты райкомами, передать музеям и детским учреждениям, - увлекшись, Филиппов говорил громко и внятно, будто перед многолюдным залом.
– Куда же девать Обком? - спросил Рубашкин. Ему стало скучно, все это он слышал уже много раз.
– Это не наш вопрос! Пусть выкупают небольшое здание где-нибудь на окраине. Почему у Ленинградского народного фронта нет собственных зданий в центре, а у КПСС - есть?
– Петр Сергеевич, вы же слово в слово повторяете то, что напечатано, - дочитав до середины, удивился Рубашкин.
– Читайте внимательней! То, что напечатано, не соответствует действительности и высказанным мною мыслям, - приподняв подбородок с окладистой бородой, заявил Филиппов.
– Хорошо, ответьте мне на один вопрос: вы говорили, что собираетесь брать власть в свои руки или не говорили? - теряя терпение, спросил Рубашкин.
– Тогда говорил, а сейчас это политически нецелесообразно!
– Какого же опровержения вы от меня ждете?
– Если не хотите слушать, что вам говорят, я найду других журналистов, гораздо более ответственных. Любой профессионал будет благодарен, что я дал ему возможность выступить с политически значимым материалом! Мы учтем вашу позицию, когда встанет вопрос о вашей работе в Ленсовете. Я буду категорически против, предупреждаю заранее! - вставая, сказал Филиппов и, не попрощавшись, вышел.
"Семь бед - один ответ", - подумал Рубашкин, но настроение окончательно испортилось.
– Эй, политик! Ты подготовил письмо, которое в номер запланировано? - заглянув в открытую дверь, крикнул Кокосов.
– Сейчас сделаю, - буркнул Рубашкин и взял тетрадочый листок с корявыми, наползающим друг на друга строчками:
"Уважаемая редакция! Пишет вам ветеран Советского демократического движения, четыре раза участвовавший в демонстрациях Народной Демократии, несмотря на угрозы быть арестованным и брошенным в сталинские застенки."Действительно, непорядок! Следует немедленно установить норму на потребление воздуха: для жителей Ленинграда двадцать кубометров в день, для приезжих - по десять, а Главное управление торговли должно прекратить отпуск иногородним (кроме иностранцев) продовольственных и промышленных товаров, в том числе - соли и спичек", - быстро дописал Рубашкин и, подчеркнув заголовок рубрики "На заметку депутатам!", отнес заметку в набор.
Несмотря на победу прогрессивных сил всего Советского народа над мракобесием, партийной мафией и застоем, в нашем городе до сих пор наблюдается большой беспорядок, а именно - давка в автобусах и на остановке в него невозможно попасть.
Поэтому в свете предстоящих важных решений Ленинградского Совета, в победе которого есть и моя немалая заслуга, предлагаю для ликвидации толкотни и антисанитарных условий проезда в общественном транспорте впускать в него пассажиров только по предъявлению паспорта с непросроченным штампом о постоянной ленинградской прописке…"
– Готово! - сказал он встретившемуся в коридоре Кокосову.
– Зайду, как только закончу. Не уходи, есть маленький вопрос.
– На двоих? - понимающе улыбнулся Рубашкин.
– Потапенко с Черенком зайти обещали. Выходит - на четверых, и закуску принесут, - радостно сообщил Кокосов.
4.14 Этот тайм мы уже отыграли…
Волконицкий выглядел жалким. Да, жалким - Котов подумал и решил, что сказать по-другому не получается. Впрочем, так и должен выглядеть предатель или трус, когда под давлением обстоятельств вынужден признаться в собственной подлости - с трясущимися руками, избегая смотреть в глаза старшему товарищу, с растерянным и потным лицом.
– Однако, прохладно! - заметил Котов. - Будешь уходить, напомни позвонить в ЖЭУ[95], чтобы не жалели мазута. Забыли разгильдяи, что Ленинград не в тропиках.
– Так вы сможете мне помочь, Виктор Михайлович? - заискивающе улыбнулся Волконицкий и в который раз вытер лоб измятым носовым платком.
– Смочь-то смогу, нежилых помещений в районе хватает, это не вопрос, но надо ли?
– Надо, Виктор Михайлович, очень надо! Я всегда относился к вам с уважением, всегда старался помочь…
"Этого говорить не следовало! Мало ли что было раньше? Да и ничем особо хорошим Волконицкий себя не проявил", - подумал Котов, так и не вспомнив ни одной по настоящему значимой услуги.
– Если я выделю помещение, ты уйдешь из Обкома? - будто невзначай спросил Котов.
– К тому идет, и так складывается. Поговаривают, что аппарат Обкома сократят, отраслевые отделы уже получили разнарядку. Объясняют, что отменили 6-ю статью, и теперь курировать отрасли будут другие структуры - видимо, по линии горисполкома. Хотя толком никто ничего не знает, но выборы мы проиграли, и во всем винят меня.
– Ну, и загнул! Ты кто? Кто ты такой, чтобы во всем тебя винить? Свой участок завалил с треском и не в первый раз - это факт. В 89-м была такая же картина. Еще тогда нужно было решать, да пожалели и, пожалуй, прошляпили. Твое счастье, что я тогда еще не был в бюро Обкома, другой был бы разговор! Кстати, не ты ли тогда слушок пустил: дескать, Котов против перестройки, против линии партии? Что говоришь? Повтори, не расслышал…
– Что вы, Виктор Михайлович, слова худого о вас не было! Злые люди нашептали, не верьте, Виктор Михайлович, - откашлявшись, сказал Волконицкий.
– Вот ты и выясни, что это за люди, кто они, откуда и почему, - тут же нашелся Котов и, переложив несколько бумажек с одного края стола на другой, продолжил: - Эти шептуны еще при Григории Васильевичи Романове себя проявили, после того, как он меня всему городу в пример поставил: "Учитесь большевистской принципиальности у товарища Котова!" Вот они и зашевелились, и ясно почему: испугались! Вместо того, чтобы за дело душой болеть, они в интриги ударились. И ты с ними был, не спорь, - был! Я знаю, мне все докладывают: кто с кем и зачем. Эх, не хватило времени Борису Вениаминовичу, не успел разобраться с кадрами среднего звена, кто, как говорится, есть ху[96]. А выборы тем и полезны, что стало ясно, кому какая цена. Возьми, например, мой район! Больше восьмидесяти процентов в райсовете - это наши люди. Что посчитаем нужным и правильным, то и проведем. Сперва на бюро райкома порешаем, по-ленински проголосуем, а через Совет само пойдет! И никакие горлопаны нам не помешают, они нам только на руку, чтобы мы духом крепчали и бдительность не теряли. Это и есть партийная демократия, если вдуматься - ленинский демократический централизм на современном этапе. А отмена 6-й статьи коммунистам не помеха. Сейчас отменили, без нее пока обойдемся, а завтра - бац! - и восстановим. Да так восстановим, что вся шелуха сразу осыпется, будто и не было. Вот, скоро во всех райсоветах будут выбирать председателей. Мы своего человека наверняка проведем, а остальные - большой вопрос. Тогда и посмотрим, кто как умеет работать, - монотонно говорил Котов, будто забыл, о чем шел разговор.
– В Ленсовете тоже готовятся, но ничего не выходит. Салье с Филипповым разодрались, никак поделиться не могут. Кресло одно, а голосов у каждого - поровну, - поддакнул Волконицкий.
– Это дело поправимое. Пусть меж собой грызутся, нам на пользу, - нарочито зевнув, Котов поглядел на часы.
– Так, Виктор Михайлович, как с моим вопросом? - видя, что Котов собирается закончить разговор, спросил Волконицкий.
– Не вижу вопроса! - вдруг воскликнул Котов. - Ты дело делай, что партия поручила и доверила, а ты крысятничать вздумал, выходы туда-сюда роешь, ищешь, где потеплее, а на товарищей, на общее наше дело - плевать! На своем посту каждый должен, до последнего!
Волконицкий замялся, не зная, что ответить.
– Виктор Михайлович, вы просили напомнить про ЖЭУ, - наконец промямлил он.
– Сам помню, склерозом не балуюсь. Помещение для твоего "эс-пэ"[97] поищем, если докажешь, что дело на общую пользу, а ты за это повыясняй, кто чем дышит. Что прослышишь или узнаешь, как про меня слухи пускают, сразу приходи, сразу, не стесняйся. А я тем временем подумаю, посоветуюсь, посмотрю, как ты усвоил то, о чем тебе было говорено, - буркнул Котов и, не взглянув на протянутую Волконицким руку, нажал кнопку селектора: "Федоровского сюда, срочно".
В кабинете было душно и пахло пылью. Обогнув стол, Котов настежь распахнул форточку и с удовольствием вдохнул резкий, прохладный воздух.
– Видишь, весна на двор просится, а не теплеет, - сказал он вошедшему Федоровскому.
– Прошел марток, одевай пять порток, - тут же нашелся тот.
– Каких порток? - не расслышав, переспросил Котов.
– Пословица такая, Виктор Михайлович, в том смысле, что март прошел, а одеваться надо теплее.
– Вроде анкета в порядке, проверенная, а я никак не пойму: кто ты по роду-племени - русский или, черт знает, кто. Если русский, то не искажай выверенную веками линию народной мудрости. Это, что сейчас сказал, все переврал! Во-первых, не прошел, а пришел. Во-вторых, не пять, а семь! Правильно надо цитировать, не ошибаться. Разницу хорошо усвоил? - Котов дождался утвердительного кивка и приказал: - Тогда повтори!
– Пришел марток - одевай семь порток! - громко отчеканил Федоровский.
– То-то, а то искажать вздумал. Сегодня - народную пословицу, а завтра? Ну, ладно, давай к делу. Встреча с депутатским активом подготовлена?
– Люди собираются: ветераны, пенсионеры, как всегда, первыми. В целом уже половина на месте. Через двадцать восемь минут начнем, как намечено.
– Продуктовые наборы готовы?
– Сейчас ваши персональные поздравления дораскладывают. После окончания в фойе раздадим.
– Почему не сразу? Людей перед началом надо воодушевлять, а не после.
– Не хочется, чтобы в зал входили с пакетами. Начнут рассматривать, перебирать, а там и стеклянные банки. Вдруг у кого-нибудь разобьется? Отвлекутся, не до дела будет, и эффект отрицательный, - объяснил Федоровский.
"Вот и пригодились Цветков с Горловым для общего дела. Небось, не обеднеют, других бы тоже тряхнуть как следует, чтобы знали, откуда ноги растут", - подумал Котов и спросил:
– Как у нас в этом квартале с динамикой роста кооперативного движения?
– Точная статистика дойдет где-то через неделю, но по предварительным данным имеется увеличение на восемь с половиной процентов. Несмотря на принятые меры по ограничению, растут, как грибы, я хотел сказать, как поганки, - удивленный неожиданным вопросом, ответил Федоровский и не, дождавшись реакции начальника, неуверенно продолжил: - В разрезе специализации картина лучше. Торгово-закупочные сокращены на шесть процентов, по производственным, включая сферу бытовых и прочих услуг, имеется повышение - точно не помню - около пятнадцати процентов.
– Не в процентах дело, - Котов как всегда сделал ударение на первом слоге, - а в том, как кооператоры помогают району: сколько детсадов отремонтировали, как райкому помогают с наборами для ветеранов и актива, как о трудящихся, о рабочем классе заботятся. Скажи, чтобы справочку подготовили в данном плане. На первой же сессии Совета поставим вопрос жестко: кто только о себе думает, как карман набить, с теми - все отобрать и без проволочек! Как Ленин при НЭП'е, чтобы знали толстопузые, по чьей земле ходят, чей хлеб едят и кто им прибавочную, так сказать, стоимость создает. А нормальных кооператоров, которые делятся, которые понимают, что делиться надо - те пусть работают, пусть жиреют - нам больше достанется, когда эту нечисть прихлопнем.
– Однако, прохладно! - заметил Котов. - Будешь уходить, напомни позвонить в ЖЭУ[95], чтобы не жалели мазута. Забыли разгильдяи, что Ленинград не в тропиках.
– Так вы сможете мне помочь, Виктор Михайлович? - заискивающе улыбнулся Волконицкий и в который раз вытер лоб измятым носовым платком.
– Смочь-то смогу, нежилых помещений в районе хватает, это не вопрос, но надо ли?
– Надо, Виктор Михайлович, очень надо! Я всегда относился к вам с уважением, всегда старался помочь…
"Этого говорить не следовало! Мало ли что было раньше? Да и ничем особо хорошим Волконицкий себя не проявил", - подумал Котов, так и не вспомнив ни одной по настоящему значимой услуги.
– Если я выделю помещение, ты уйдешь из Обкома? - будто невзначай спросил Котов.
– К тому идет, и так складывается. Поговаривают, что аппарат Обкома сократят, отраслевые отделы уже получили разнарядку. Объясняют, что отменили 6-ю статью, и теперь курировать отрасли будут другие структуры - видимо, по линии горисполкома. Хотя толком никто ничего не знает, но выборы мы проиграли, и во всем винят меня.
– Ну, и загнул! Ты кто? Кто ты такой, чтобы во всем тебя винить? Свой участок завалил с треском и не в первый раз - это факт. В 89-м была такая же картина. Еще тогда нужно было решать, да пожалели и, пожалуй, прошляпили. Твое счастье, что я тогда еще не был в бюро Обкома, другой был бы разговор! Кстати, не ты ли тогда слушок пустил: дескать, Котов против перестройки, против линии партии? Что говоришь? Повтори, не расслышал…
– Что вы, Виктор Михайлович, слова худого о вас не было! Злые люди нашептали, не верьте, Виктор Михайлович, - откашлявшись, сказал Волконицкий.
– Вот ты и выясни, что это за люди, кто они, откуда и почему, - тут же нашелся Котов и, переложив несколько бумажек с одного края стола на другой, продолжил: - Эти шептуны еще при Григории Васильевичи Романове себя проявили, после того, как он меня всему городу в пример поставил: "Учитесь большевистской принципиальности у товарища Котова!" Вот они и зашевелились, и ясно почему: испугались! Вместо того, чтобы за дело душой болеть, они в интриги ударились. И ты с ними был, не спорь, - был! Я знаю, мне все докладывают: кто с кем и зачем. Эх, не хватило времени Борису Вениаминовичу, не успел разобраться с кадрами среднего звена, кто, как говорится, есть ху[96]. А выборы тем и полезны, что стало ясно, кому какая цена. Возьми, например, мой район! Больше восьмидесяти процентов в райсовете - это наши люди. Что посчитаем нужным и правильным, то и проведем. Сперва на бюро райкома порешаем, по-ленински проголосуем, а через Совет само пойдет! И никакие горлопаны нам не помешают, они нам только на руку, чтобы мы духом крепчали и бдительность не теряли. Это и есть партийная демократия, если вдуматься - ленинский демократический централизм на современном этапе. А отмена 6-й статьи коммунистам не помеха. Сейчас отменили, без нее пока обойдемся, а завтра - бац! - и восстановим. Да так восстановим, что вся шелуха сразу осыпется, будто и не было. Вот, скоро во всех райсоветах будут выбирать председателей. Мы своего человека наверняка проведем, а остальные - большой вопрос. Тогда и посмотрим, кто как умеет работать, - монотонно говорил Котов, будто забыл, о чем шел разговор.
– В Ленсовете тоже готовятся, но ничего не выходит. Салье с Филипповым разодрались, никак поделиться не могут. Кресло одно, а голосов у каждого - поровну, - поддакнул Волконицкий.
– Это дело поправимое. Пусть меж собой грызутся, нам на пользу, - нарочито зевнув, Котов поглядел на часы.
– Так, Виктор Михайлович, как с моим вопросом? - видя, что Котов собирается закончить разговор, спросил Волконицкий.
– Не вижу вопроса! - вдруг воскликнул Котов. - Ты дело делай, что партия поручила и доверила, а ты крысятничать вздумал, выходы туда-сюда роешь, ищешь, где потеплее, а на товарищей, на общее наше дело - плевать! На своем посту каждый должен, до последнего!
Волконицкий замялся, не зная, что ответить.
– Виктор Михайлович, вы просили напомнить про ЖЭУ, - наконец промямлил он.
– Сам помню, склерозом не балуюсь. Помещение для твоего "эс-пэ"[97] поищем, если докажешь, что дело на общую пользу, а ты за это повыясняй, кто чем дышит. Что прослышишь или узнаешь, как про меня слухи пускают, сразу приходи, сразу, не стесняйся. А я тем временем подумаю, посоветуюсь, посмотрю, как ты усвоил то, о чем тебе было говорено, - буркнул Котов и, не взглянув на протянутую Волконицким руку, нажал кнопку селектора: "Федоровского сюда, срочно".
В кабинете было душно и пахло пылью. Обогнув стол, Котов настежь распахнул форточку и с удовольствием вдохнул резкий, прохладный воздух.
– Видишь, весна на двор просится, а не теплеет, - сказал он вошедшему Федоровскому.
– Прошел марток, одевай пять порток, - тут же нашелся тот.
– Каких порток? - не расслышав, переспросил Котов.
– Пословица такая, Виктор Михайлович, в том смысле, что март прошел, а одеваться надо теплее.
– Вроде анкета в порядке, проверенная, а я никак не пойму: кто ты по роду-племени - русский или, черт знает, кто. Если русский, то не искажай выверенную веками линию народной мудрости. Это, что сейчас сказал, все переврал! Во-первых, не прошел, а пришел. Во-вторых, не пять, а семь! Правильно надо цитировать, не ошибаться. Разницу хорошо усвоил? - Котов дождался утвердительного кивка и приказал: - Тогда повтори!
– Пришел марток - одевай семь порток! - громко отчеканил Федоровский.
– То-то, а то искажать вздумал. Сегодня - народную пословицу, а завтра? Ну, ладно, давай к делу. Встреча с депутатским активом подготовлена?
– Люди собираются: ветераны, пенсионеры, как всегда, первыми. В целом уже половина на месте. Через двадцать восемь минут начнем, как намечено.
– Продуктовые наборы готовы?
– Сейчас ваши персональные поздравления дораскладывают. После окончания в фойе раздадим.
– Почему не сразу? Людей перед началом надо воодушевлять, а не после.
– Не хочется, чтобы в зал входили с пакетами. Начнут рассматривать, перебирать, а там и стеклянные банки. Вдруг у кого-нибудь разобьется? Отвлекутся, не до дела будет, и эффект отрицательный, - объяснил Федоровский.
"Вот и пригодились Цветков с Горловым для общего дела. Небось, не обеднеют, других бы тоже тряхнуть как следует, чтобы знали, откуда ноги растут", - подумал Котов и спросил:
– Как у нас в этом квартале с динамикой роста кооперативного движения?
– Точная статистика дойдет где-то через неделю, но по предварительным данным имеется увеличение на восемь с половиной процентов. Несмотря на принятые меры по ограничению, растут, как грибы, я хотел сказать, как поганки, - удивленный неожиданным вопросом, ответил Федоровский и не, дождавшись реакции начальника, неуверенно продолжил: - В разрезе специализации картина лучше. Торгово-закупочные сокращены на шесть процентов, по производственным, включая сферу бытовых и прочих услуг, имеется повышение - точно не помню - около пятнадцати процентов.
– Не в процентах дело, - Котов как всегда сделал ударение на первом слоге, - а в том, как кооператоры помогают району: сколько детсадов отремонтировали, как райкому помогают с наборами для ветеранов и актива, как о трудящихся, о рабочем классе заботятся. Скажи, чтобы справочку подготовили в данном плане. На первой же сессии Совета поставим вопрос жестко: кто только о себе думает, как карман набить, с теми - все отобрать и без проволочек! Как Ленин при НЭП'е, чтобы знали толстопузые, по чьей земле ходят, чей хлеб едят и кто им прибавочную, так сказать, стоимость создает. А нормальных кооператоров, которые делятся, которые понимают, что делиться надо - те пусть работают, пусть жиреют - нам больше достанется, когда эту нечисть прихлопнем.