Страница:
Говорю искренне, без игры: туда тебе нельзя. Что ты знаешь о Сашке Дружинине, о последствиях? Ничего. А я - знаю всё. Ты видишь в нём только ещё одно тело в ряду других тел. А я знаю, как далеко за пределы тела простирается его душа, и как, поэтому, лишённая оболочки в подавляющей своей части, не имеющая защиты в виде волос, кожи, мягких и костных тканей, она гола и уязвима. Ты вообще ничего о душах не знаешь, откуда ж тебе знать, как далеко она у человека простёрта? Да, и я в этом твоём незнании виноват. Я воспитал тебя, как это нужно мне. Иначе говоря - развратил. Но я воспитывал тебя для себя, только для себя, и в этом частичное моё оправдание. Ты УЖЕ не для иных, ясно? Если ты знаешь разницу между иными и другими... Тебе пусто в моё отсутствие, понимаю. Но это не причина для таких действий, могла б себе найти что-нибудь ДАЛЁКОЕ от меня. Хотя, знаю, ты именно тем и оправдываться станешь: что хотела БЛИЗКОГО. Ты станешь утверждать, что искала замену именно мне, так как я сам виновник того, что твоё чувство ко мне не утолено. А виноват я в том, что опустошаю тебя, вместо того, чтобы наполнять.
Как бы такое утверждение ни было обоснованно... Как бы я сам ни расценивал свои слабости, если хочешь, свой недостаток... Пусто? Да конечно же - пусто! И грустно, и печально! Но вот тебе на нашем с тобой языке тому объяснение, если ты ещё не выучила его наизусть: интимный акт между нами совершается не низменными частями организмов, а происходит в определённой части мозга. Он есть процесс простого направленного возбуждения части мозга, торможение которого и связано с ощущением пустоты и печали. Но это у нас с тобою, и это наше знание предмета! А у Сашки, у иного - всё иначе. Торможение в соответствующей части его мозга не печалью кончится, а смертью: он может и убить себя. У него никаких в этой области знаний, никакой подготовки, никакой защиты. И если ты с таким знанием лезешь к нему, беззащитному, то у тебя, значит, оного мозга вовсе нет. Не смеши меня.
Тебе всё человечество представляется размноженной тобою же. Как в зеркале, когда ты стоишь к нему спиной и смотришь в него посредством другого зеркала, маленького. Тебе всё человечество представляется, как в зеркале, как в зеркалах, мириадами твоих же ягодиц. Тебе представляется, что всё такое человечество, не исключая и женщин, тебя любит, как любишь себя ты: то есть, всегда и по-всякому. И обязано ласкать: тоже по-всякому, как ласкаешь сама себя каждодневно ты. На самом же деле - ты опасно заблуждаешься, есть и иные люди, непохожие на тебя, на нас, если хочешь... И они нам по существу враждебны! Хотя и кажутся иногда дружелюбными. Хотя им самим кажется, что они наши друзья. Но на самом деле иные люди опасны для нас, и когда они очнутся от своей иллюзии - берегись. Чёрт с тобой, но я не позволю тебе подставлять под удар меня. Ты жаждешь во что бы то ни стало расправить яичники в тёпленьком бульончике? Да ради Бога! Но - подальше от меня. Я ценю в Сашке его иллюзию дружбы со мной. И потому: подальше от него. Не сомневайся, я не стану тебя удерживать подле себя. Я отпущу тебя, но только в безопасную для меня сторону! Только, когда я буду вне опасности. Стало быть - НЕ к Сашке. А до тех пор, пока я тебя отпущу, всё должно оставаться, как БЫЛО. И всё с этим вариантом.
А если в ходу вариант другой, если ты затеяла всё это, чтоб загнать в угол именно меня, чтобы привязать меня, а Сашка лишь средство!.. То ты забыла, что я не таракан, и при свете не убегаю, но и не замираю в оцепенении. У меня на насилие другие реакции. Я - крыса. И если меня загоняют в угол, я кусаюсь, я прыгаю навстречу угрозе. Чтобы укусить, я пройду сквозь стенки угла, ловушки, и нападу сзади. Для меня все стены станут проницаемы, выведи только меня из себя. То есть, придай мне угрозой энергии и твёрдости. Я пройду сквозь всё, как через нас самих проходит излучение, как сквозь нас протекает свободная жизнь. Моя твёрдость, само моё Я - в этом моя свобода. Ни прекрасное, ни ужасное меня, как и жизнь, не остановит: я пройду сквозь.
Возможно, ты не понимаешь, о чём я говорю. Ну, и не надо. Запомни, однако, мои слова, или запиши их в свой катехизис, если память слаба: с годами я научился ощущать, нет, знать своё Я как подлинную личность. Подлинную, это значит - без тех призрачных одежд, в которые его облекают иные для того, чтобы его не потерять вовсе. Это значит: своё Я без приложимой к нему профессии, знаний, положения, семьи, подружки, денег, страха перед чужим и любви к другому, всей этой презренной одежонки, потребной иным, чтобы распознавать своё Я среди других. Я только тогда и есть Я, когда совлекаю с себя все эти одежонки. И такому мне - преграды нет. Пройду насквозь.
Таким я научился видеть и Сашку. Хотя он вовсе не таков! Но именно таким он мне нужен, и я не потерял ещё надежд, что он действительно станет таким. Я его выбрал для этого и воспитываю, как тебя, но для иного. Я имею дело с Сашкой будущим, если ему повезёт, а ты покушаешься именно на это будущее. В будущем мы с Сашкой, наши Я, будем особями без всяких приложений, в чистоте вынутых из этих грязных одежонок душ. И потому я сделаю всё, чтобы в настоящем тебя, прилипчивейшего из приложений, не было рядом с ним. Да, я знаю, что сегодняшний Сашка - его собственная иллюзия. Он ещё не состоялся. Но я сам создатель этой иллюзии. Но у меня есть шанс, и я его не отдам. Сашка мне не друг, не любовница, не комендант. Он - моё будущее. Поскольку хотя бы в будущем, хотя бы!, я не желаю быть одинок. Я РАБОТАЮ с ним для своего будущего. Если хочешь - для моей старости. Предупреждаю: будь со мной поосторожней. Не смеши меня. И не пробуй сама сейчас смеяться надо мной... От смешного до преступления тоже один лишь шаг. Оставь, поэтому, восстанови всё, как оно было. По-моему, я всё сказал.
Теперь о том же, но с лирической стороны. Ведь есть же и она во мне!.. Я приступал к письму, как Магомет к горе, и не желаю, чтоб, осилив эту гору, я породил мышь. Если б ты подумала, каково мне-то будет после того, как мне придётся пройти... Если б только подумала! То не надо было бы и писем таких писать. Я пройду, но чего это стоит! А дело-то, дело проще репы: приходить к тебе - когда хочется, получить то - зачем пришёл, то есть, тишину, покой, неяркий свет, отмытую тебя, и, если очень нужно, - водки с солёным огурцом. Если этого нельзя получить, если это исчезнет, то зачем вообще ты? Ну и исчезнешь, вместе с огурцом.
Сашка же... Сашка всегда был "кузнец" своего счастья, бил по нему молотом наотмашь. В чистом виде - унтер-офицерская вдова.
19 мая Мадрид. О.
12. Е. А. СЕВЕРЦЕВОЙ В МОСКВУ.
Как живёшь, Катишь? Как тебе спится?
А вот я сегодня во сне орал, в смысле - кричал. Теперь очень понимаю Гауптманна, который, по слухам, частенько этим занимался. Как я узнал, что кричу, если во сне? Нет, не то, что ты подумала, ты послушай...
Сначала мне приснилось, что я пишу стихи. Каково? Этого одного достаточно, чтобы возопить. Но было и другое. А стихи, вернее, последние их строчки, я упомнил: та-ра та-ра от полки к полке, и взятое ладонями в кольцо твоё носил перемещённое лицо. По-моему, шедевр. А после него во сне, но за моими плечами, появилось ощущение. Именно - ощущение, но воплощённое в некое существо. Существо приблизилось ко мне со спины справа, потом оказалось там же слева, и стало превращаться в белый, слабый, но смертельно опасный туман. Страх лопнул во мне, как набухшая почка, там, где он до поры тихонько прячется: под ложечкой. Я и подумать над этим не успел, сразу двинул за плечо кулаком. И проснулся.
Казалось бы, тут я уже мог бы и подумать... То есть, вспомнить аналогичные видения Толстого, отметить, стало быть, их объективность, связать свои страхи - и его, и назвать это всё смертью, и обрадоваться, что её на этот раз пронесло... что, может быть, я теперь вслед за стихами напишу "Войну и мир"...
Но! Уже просыпаясь, я слышал окончание своего крика, такой высокий фальцет, как у деревенских баб на похоронах. Это помешало мне думать, и мне стало совсем не по себе.
Ещё помешало мне думать то, что я заснул не где-нибудь, а в автобусе на пути к одному из приятелей Реверса. А поскольку сам Дж. Т. сидел в это время ошуюю, то я своим ударом за плечо самым удачным макаром сшиб его с сиденья на пол. Чем вынудил его, как человека воспитанного, сказать "сорри", а потом и... Ну, да пока он мне ответную кровь пустил, я успел ему объяснить вышеописанное. Он постарался меня понять. И примирение состоялось.
Всё это, разумеется, от обильной пищи, которую мы вкусили в одном винном заведении. И от длительного созерцания раскиданных по всему берегу реки глиняных ваз с разноцветными мозаиками производства князя Церетели, членкора местной академии изящных искусств. Точно таких ваз, какие он же поставил на берегах нашего Понта. Что за коммунальная квартира, эта белая цивилизация! Как она скучна, эта общепитовская обжорка, увы.
Взгляд мой упал на второй абзац этого письма, и нашёл там удачное выражение: разбухшая почка. Находка лишь ухудшила моё настроение, ибо только половина этого выражения применима сейчас ко мне. Мой и без того небравый солдатик в каске похож ныне на почку дерева ива в январе, отнюдь не разбухшую. Что с того, что и таким он тебе нравился, а временами даже больше именно таким! Ведь я, глядя на него такого, начинаю думать о бренности существования, о бренности самой жизни! А это - очень опасно, и грозит небывалыми переменами. Голубушка, что же это такое! Всё, что является основой жизни, усыхает зимой. А у меня? Ведь сейчас лето! А я словно замёрз. Что же, во мне нет никаких основ, ничего непреходящего, вечного? Я пахну французским одеколоном, это, конечно, благородно. Но ведь всё, что составляет основы жизни, пахнет дурно: выделения половых органов, ложь, самопожертвование, даже вино. Вчерашняя еда благоухала всеми одеколонами мира. Стало быть, изысканная пища, так утончённо испускающая различные сладостные испарения, не относится к основам жизни и нужно голодать, чтобы их не терять? И, значит, нужно умереть от голода - чтобы по-настоящему жить? Или, по меньшей мере, жрать что попало в беспорядке и в самых непристойных трактирах... Вот тебе парадокс, подумай.
А вот и второй: зачем это я вчера из-за пустяка набузил тебе, а сегодня Джону? Сам Дж. Т. на это отвечает, что и я, и все русские - Дж. всегда обобщает - относимся к классу людей, при взгляде на которых сразу ясно: жизнь бессмысленна, утомительна и при этом коротка, как вздох. Люди названного класса, по Дж., знают это твёрдо и их не проведёшь. И поэтому мужчины этого класса всегда вызывают у женщин вожделение, а женщины - попытку на них жениться. То есть, так или иначе погубить свою жизнь. Что б он сказал, увидев тебя? Успокойся, я не нашёл в таком обобщении ни малейшего смысла, как и во многих обобщениях соотечественников Дж. Тем более, что оно противоречит моему подлинному отношению к жизни: ведь я, как никто, стараюсь устроить её, упрочить, всеми силами ума и всей энергией души и тела. Доказательство? А хотя бы моё вчерашнее письмо к тебе.
Но Джону я ответил другими словами. "Джон", сказал я, "ты заблудился. И не в основах, это бы было нормально, а просто в словах. Мы, русские, просто духовны. Ты это слово, конечно, как и все твои соотечественники, давно забыл. А мы - нет. И то, что ты видишь в нас своим бездуховным взором и называешь бессмысленным утомлением, есть торжество духа, его стигматы на наших телах, благородные язвы. Язвы! Ибо дух разъел, разъязвил наши тела. И вылез наружу. Нравится тебе это, Джон, или нет. И не тебе, бездуховному, составлять классификацию таких язв, не тебе писать Русскую Энциклопедию. Тебе и Британскую составить не по силам. Что там - составить: прочесть."
Вот что я сказал Джону, будь спокойна, я не повторял того, что писал тебе во вчерашнем письме. Но и не брал его обратно. И описав таким образом круг, вернее - обежав шар, я снял все вчерашние и сегодняшние противоречия.
Будущие же я сниму, когда приеду. Как ты сегодня на это смотришь?
20 мая Мадрид. О.
13. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ.
Получил твоё послание! А говорят - нет чудес. Рад, что тебе нравится на хуторе. Я же тут, в жизни кипучей, осатанел. И мне ведь ещё приходится отсюда московские вожжи натягивать! Обещали зато добыть для меня книгу Тумарта, если тебе что-то говорит это имя. Обещали дать глянуть. Она - моя давняя мечта.
Но я и сам намерен написать книгу не менее бессмертную. И для бессмертия. Для вечности. Ведь наше собственное бессмертие в вечности волнует всех. Даже умные люди говорят: если в памяти народной оставишь след, ты и бессмертен. Но что такое память? Она ведь вроде хорошо спланированного бульвара, а след на бульваре оставляют и собачки, у каждого дерева. Понюхать только - и никаких доказательств не потребуется. Да и не хочу я бессмертия призрачного, бессмертия запахов, паров и облаков! Мне подавай его в моём теле, в собственном. Я хочу на Страшном Суде быть Я, со всеми моими причиндалами, а не в облике лужи мочи, оставшейся от Еруслана Лазаревича коня. И буду. Как говаривают иные умные люди - не только в моём сегодняшнем теле, но и во всех других: от того моего тела с жабрами, что было в маменькином пузе, до завтрашнего, где у него самого пузо не меньшее. А подмышкой у всех моих тел та самая книжка, которую я напишу... послезавтра.
Бессмертие, однако, вещь тихая. А тут суетится жизнь актуальная, орёт во всю глотку и мешает о вечности размышлять. Хотя она же поставляет пищу для размышлений: то террорист жахнет, и мозги человеческие обрызгивают твои сапоги, то педераст в женском платье и парике накинется... Нас учили, что люди делятся на классы. А других учили - что на расы и народы. Я учил: на дураков и умных. И потому, де, они вечно дерутся друг с другом. Всё - чушь!
Полезность путешествий неоспорима. И не столько потому, что видишь новое, сколько потому, что переоцениваешь старое. Во время этого путешествия я постоянно вспоминал то, о чём здесь и не слыхали, о бане. А точней - о моих наблюдениях за людьми в бане, месте, где почти все случайные различия стираются при помощи наготы, пара и мочалки. "Сотри случайные черты и ты увидишь", помнишь? Это написано, несомненно, про баню. И вот, я увидел. Благодаря бане и путешествию, позволяющему на неё глянуть со стороны, я установил подлинное, то есть - природное различие людей, которое и разделило человечество, да так, что оно грызёт свою же собственную глотку, ведёт непрерывные войны, народ против народа, человек против общества, человек против человека и так далее. Это различие дано нам от Адама и Евы. Нет, это не различие полов, разве я не писал тебе, что и они в Европе так же легко стираются, как социальные различия в наших банях? Значит, они не основные, не природные. Итак, моё открытие: люди делятся на выпуклопупых и впалопупых. Или, если хочешь, впуклопупых. Вот, вот где пропасть между людьми, которую мы чувствуем с первого взгляда, вот откуда вражда с первого взгляда и с первого взгляда любовь!.. Взгляда вовсе даже не на пуп, ведь при первом знакомстве раздеваются достаточно редко - а вражда, не скажу о любви, вещь частая. Как же узнают? А как угодно. Ведь это запечатлено в линии носа, в форме ушей, в качестве волос, ведь это написано в глазах - узнают же диагносты о заболевании кишечника по рисунку на радужной оболочке глаза! Откуда и пошло известное выражение: глаз на жопу натянуть. Узнают и по соответствующему запаху. Бессознательно, разумеется, но неотразимо узнают: какой именно у кого пуп.
Так называемая бисексуальность - лучшее подтверждение моему открытию. Ведь если бы пол был основой жизни человеческого организма, как этому идиотски учили венские мудрые люди, разделение людей по полам было бы непреодолимо. Но ведь жизнь показывает, по крайней мере европейская, что вполне преодолимо! И тогда те же венские мудрецы, если уж они отказываются признать своё учение в корне ошибочным, обязаны применить к этому факту обыкновеннную аристотелевскую, чему их учили ещё в школе, логику. После чего сознаться: коли пол преодолим, то есть, если бисексуальность возможна, то значит - мы уже не о людях говорим. О ком же? И почему, зачем так велико, так соблазнительно сходство этих не людей с людьми? Но это уже другая тема... Замечу лишь, что и лицо имеет больше всего сходства с... иной, противоположной частью тела. И венские мудрецы должны это наконец признать, и закрыть свои клиники, где они столь злостно обирают именно людей. А после, переквалифицировавшись, если такое мудрым венцам доступно, открыть в помещениях этих клиник бесплатные бани с массажем и массовые обжорки с даровой жратвой, чтобы постепенно вернуть людям награбленное и заслужить отпущение хотя бы части грехов.
Я знаю, что говорю: меня познакомили со знаменитейшим психоаналитиком Испании. У него четыре дома только на Юге, в Марбейе. И ни в одном из них нет бани. Не приглашает он и к обеду. Но и не только он: ведь и донья Росария также...
Вот, вот оно, победившее в развитом правовом обществе равноправие мужчин и женщин: оба одинаково не приглашают к обеду. Не подумай только, что я против равноправия. Я даже очень за. Только я именно за равноправие полов, а не мужчин и женщин. А так - все люди конечно же братья, включая людей слабого пола и людей с половыми слабостями, включая гермафродитов, включая снежного человека и еврея.
21 мая Мадрид. Олег.
Не подумай также, что я на что-то жалуюсь. Мне не на что жаловаться. Жизнь моя так прекрасна, что даже мёртвые могут позавидовать мне. Но одно-таки смущает меня, только одно: чтой-то никак не удаётся так же вкусно пожрать, как это бывало в Сеговии. Отчего, не знаешь ли? Какая-то сила, которая вечно хочет блага, а... не спорь, я лучше знаю! Но писать по два письма ежедневно мне удаётся по-прежнему. И буду. Любой ценой.
14. В. ГЁТЕ. (Адрес не уст.)
Дорогой и многоуважаемый, хотя это двойное обращение к одному человеку невероятно противоречиво, г-н советник! Беру на себя смелость, не будучи сам представленным (букву Д из последнего слова можете выбросить, если она Вам уже не нравится), рекомендовать моего друга, Дж. Т. Реверса. Космополита, если Вам это слово что-либо говорит. Романиста, если желаете - посмотрите значение этого слова в БСЭ. Историка... но достаточно. Нельзя пройти мимо Дж. Т. незамеченным. Я хочу сказать, никто не должен пройти... То есть, не дайте ему пройти... Впрочем, ладно, не откажите в любезности принять его и побеседовать с ним. А также дать оценку его стихам. Проза пока в оной не нуждается. Образец прилагаю.
Я ходила за кладбищенской оградкой
и увидела Его.
Он мне тайно не сказал украдкой
ничего.
Припев. Мёртвый плющ на каменной стене.
Рыцарь, Вы приснились мне?
По тропинке он прошёл. Так надо.
Или нет?
Над калиткой - арка винограда.
У калитки - след.
Припев. Мёртвый плющ на каменной стене.
Рыцарь, Вы приснились мне.
Я калитку не открою наудачу,
для чего?
Он в меня войдёт иначе.
Я - в него.
Припев. Мёртвый плющ. Не буду. Не заплачу.
Ничего не значит.
Перевод мой. Ставлю также Вас в известность, что аналогич-ные послания получили: В. Маяковский и Махатма Баркуджававозневтусветклюеблоксейфульмулючингизискандер-бей. Г. Гейне отдельно.
Дела мои идут отлично, если Вас это интересует. Я счастлив. Хотя бы тем, что нахожусь не в Германии. Как и Вы, извините...
22 мая Магриб. Ваш безымянный поклонник ОДИН.
15. Г-НУ Г. ГЕЙНЕ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ.
Хочу спросить Вас, г. Г. Гейне: ДОКОЛЕ!? Ведь Вы, всё-таки, тоже уже не в Германии!
22 мая Магриб.
Искренне любящий и почитывающий Вас.
16. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ.
В продолжение к моему предыдущему посланию тебе. Переварив позавчерашний обед с психоаналитиком, который он всё же выставил, чтобы вернее погубить меня. Ты просто ревнуешь свою барышню, Володинька. Ибо, когда ты уходишь домой от неё, то уже по пути воображаешь, что она запустила к себе другого соседа. А то и направилась за тем же на скотный двор. Вот поэтому ты, я уверен, задумал перевезти барышню в СВОЙ дом. А СВОЕГО-ТО дома у тебя и нет. Что делать? Ну, не дом же для этого покупать... А ты приучи её любить не соседей, и даже не тебя, а самоё себя! Вот выход, проверенный мною неоднократно, проверяемый и сейчас. Интеллигентные дамы и без нас его находят. Но твоя буколическая барышня - дело иное, тут нужно вмешаться. Пусть огород твой принесёт подлинную пользу тебе. И ей. То есть, выращивать надо только морковку.
Но пусть барышня как следует чистит и моет этот полезный овощ, чтобы не было у неё заноз, а у тебя потом - грибка. Морковка - любезное дело, ей можно придавать любую форму, по вкусу. Можно ублажить её, морковку, специями, а если останется слишком суха - впрыснуть в неё смесь масла и вина. Кроме того, морковка хороша тем, что вводится с усилиями лишь в одну сторону, вперёд, а назад её вытаскивать не надо, она выскакивает сама, если держать её за верный конец. Таким образом, вытащить её придётся только один раз, и только тебе, но не барышне: из грядки, загодя. Ты сделаешь прекрасный подарок подруге, а затрат никаких. И ревности твоей - как не бывало, верь. К чему же, к морковке, что ли? К своему же подарку? Не смеши.
Когда морковка приходит в негодность, её легко заменить новой, а старую выбрасывать не надо, сгодится в суп.
Научи также подругу древнему приёму одиноких, и потому - изобретательных людей... Обвязывать себя подмышками, по животу вокруг талии, и по разделительной линии, предусмотренной природой на тот случай, если простая неделимая барышня всё же посложнеет, пройдя высшую школу в городе, шнурком. Шнурок должен быть гладким и достаточно широким. Обвязывать следует плотно, тогда это действительно напоминает тесное объятие. В сочетании с морковкой это даст ей всё желаемое. И главное - последующий покой. Тебе.
Конечно, поскольку барышня твоя из оседлых туземных кельтов, то есть - ей далеко ещё до развитых городских кочевниц, ты рискуешь быть поначалу непонятым. Но тебе не привыкать, ведь и живопись твою пока не понимают. Терпение и труд. В наш век самых жутких кровосмешений, кастовые преграды - что за препятствие для упорного естествоиспытателя!
Не обижайся, я шучу глупо, потому что преисполнен отвращения... к науке и искусствам. А письма пишу по утрам, когда отвращение по понятным причинам распространяется и на всё другое. Что, кстати, нового тут в живописи? Ничего. И здесь тот же Глазунов жалуется на того же Шилова, и оба вывешивают свои мультфильмы сериями. Был в музее Дали. И даже там видел мышку на ковре.
Про верёвку же - я знаю, что говорю. Её же потом можно мылом намазать, и...
23 мая Мадрид. О.
17. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.
Дорогой Сашук!
Читал тут лекцию твой приятель Солоухин. В ней он сравнил себя с плотом деревянным, который плывёт хоть и по течению всегда, но всё же по фарватеру. Этим он отвечал на запрос из публики: нужны ли у нас перемены, а если нужны, то почему он за них не борется. Затем приятель твой привёл пример обратного. Некий другой писатель решил писать заведомо в стол. Для чего сказался отсутствующим в Москве и на звонки не отвечал. Жена его всем сообщала, что писатель в отъезде. Потому один из звонивших оставил свой телефон, дабы писатель, когда вернётся в Москву, позвонил: де, очень важно. Ну, раз важно, писатель назавтра же сказался приехавшим и позвонил по оставленному номеру. Оказалось, что он звонит Сталину. И что это Сталин звонил намедни с делом очень важным: приглашал к себе. Конфуз. С тех пор, сказал Слоноухин, тот писатель никогда не сказывается, да и не бывает в отъезде.
Хотел тут и я вопрос задать: неужто даже теперь не бывает, когда по меньшей мере один из тех двоих помер? И дальше я хотел спросить: чего ж это вы, писатель Многоухин, шляетесь в таком случае по миру, ежели в Москве такие дела? А вдруг - звонок? Хотел я так спросить, но спросил: где тут у вас выход, господа.
Вспомни, Сашук, я тебе всегда советовал подбирать приятелей со вкусом построже.
Между тем не приятелю, а другу твоему, пусть и сомнительному, - мне выпало такое, что вчера утром, проснувшись всё на той же сиротской постельке своей, а точней: очнувшись, я покаялся. В отличие от того мелкого писателя-преступника - бескорыстно. Ни о какой выгоде я не думал, а снился мне всю ночь сон ужасный, будто сижу я на лекции в Прадо, или в Пушкинском музее, не узнал, на балконе. А он, проклятый, сильно наклонён в сторону партера, так что кресла там тоже с наклоном и скользкие, падлы. Кроме того, на лобном том месте нет перил, или другого заметного барьера, так что если съедешь - то и ядранёшься с высот в зал, придавив внизу кого-нибудь из буржуйчиков в кудрях бараньих. Всю эту ночь я учился сидеть на этом пыталище, но так и не научился. Однако же и не упал. Ибо так решил Господь для вящей Славы Своей. Чтобы я ночью не разбился, а смог бы наутро раскаяться.
Утром же все мышцы мои оказались сотворёнными не из глины, не из ничего, а из говна. И пот из него же. И у меня не осталось сомнений: я должен покаяться.
Итак, я стал горестно каяться, покачиваясь на постели, как это делают лукавые иудеи на молитве - но искренне, в отличие от них. И стал трактовать свои сны, как это делали их предки, но не выдавая их за пророчества всему человечеству, а принимая только на свой счёт. В это время Дж. Т. подымался по лестнице в мою каморку и раздумывал над тем, как бы ему начать свою омерзительно пошлую речь, чтобы она пошлой не выглядела. Не додумав как следует, но уже войдя, он и выпалил: "Не находишь ли, дражайший кум, что пора того... завязывать, ибо..."
Я не дал ему закончить. Вскочил с постели и обнял, радостно! Какое единомыслие, что там, единодушие! Какое и облегчение душевное! Вот что такое, Сашук, настоящий друг. Как самый хороший сон слетел с меня дурной сон мой. И я почистил зубы, и я умылся как следует, и мы отправились к завтраку, на пружинящих ногах и с упругими, как мячи, как наливные сливы, душами.
Как бы такое утверждение ни было обоснованно... Как бы я сам ни расценивал свои слабости, если хочешь, свой недостаток... Пусто? Да конечно же - пусто! И грустно, и печально! Но вот тебе на нашем с тобой языке тому объяснение, если ты ещё не выучила его наизусть: интимный акт между нами совершается не низменными частями организмов, а происходит в определённой части мозга. Он есть процесс простого направленного возбуждения части мозга, торможение которого и связано с ощущением пустоты и печали. Но это у нас с тобою, и это наше знание предмета! А у Сашки, у иного - всё иначе. Торможение в соответствующей части его мозга не печалью кончится, а смертью: он может и убить себя. У него никаких в этой области знаний, никакой подготовки, никакой защиты. И если ты с таким знанием лезешь к нему, беззащитному, то у тебя, значит, оного мозга вовсе нет. Не смеши меня.
Тебе всё человечество представляется размноженной тобою же. Как в зеркале, когда ты стоишь к нему спиной и смотришь в него посредством другого зеркала, маленького. Тебе всё человечество представляется, как в зеркале, как в зеркалах, мириадами твоих же ягодиц. Тебе представляется, что всё такое человечество, не исключая и женщин, тебя любит, как любишь себя ты: то есть, всегда и по-всякому. И обязано ласкать: тоже по-всякому, как ласкаешь сама себя каждодневно ты. На самом же деле - ты опасно заблуждаешься, есть и иные люди, непохожие на тебя, на нас, если хочешь... И они нам по существу враждебны! Хотя и кажутся иногда дружелюбными. Хотя им самим кажется, что они наши друзья. Но на самом деле иные люди опасны для нас, и когда они очнутся от своей иллюзии - берегись. Чёрт с тобой, но я не позволю тебе подставлять под удар меня. Ты жаждешь во что бы то ни стало расправить яичники в тёпленьком бульончике? Да ради Бога! Но - подальше от меня. Я ценю в Сашке его иллюзию дружбы со мной. И потому: подальше от него. Не сомневайся, я не стану тебя удерживать подле себя. Я отпущу тебя, но только в безопасную для меня сторону! Только, когда я буду вне опасности. Стало быть - НЕ к Сашке. А до тех пор, пока я тебя отпущу, всё должно оставаться, как БЫЛО. И всё с этим вариантом.
А если в ходу вариант другой, если ты затеяла всё это, чтоб загнать в угол именно меня, чтобы привязать меня, а Сашка лишь средство!.. То ты забыла, что я не таракан, и при свете не убегаю, но и не замираю в оцепенении. У меня на насилие другие реакции. Я - крыса. И если меня загоняют в угол, я кусаюсь, я прыгаю навстречу угрозе. Чтобы укусить, я пройду сквозь стенки угла, ловушки, и нападу сзади. Для меня все стены станут проницаемы, выведи только меня из себя. То есть, придай мне угрозой энергии и твёрдости. Я пройду сквозь всё, как через нас самих проходит излучение, как сквозь нас протекает свободная жизнь. Моя твёрдость, само моё Я - в этом моя свобода. Ни прекрасное, ни ужасное меня, как и жизнь, не остановит: я пройду сквозь.
Возможно, ты не понимаешь, о чём я говорю. Ну, и не надо. Запомни, однако, мои слова, или запиши их в свой катехизис, если память слаба: с годами я научился ощущать, нет, знать своё Я как подлинную личность. Подлинную, это значит - без тех призрачных одежд, в которые его облекают иные для того, чтобы его не потерять вовсе. Это значит: своё Я без приложимой к нему профессии, знаний, положения, семьи, подружки, денег, страха перед чужим и любви к другому, всей этой презренной одежонки, потребной иным, чтобы распознавать своё Я среди других. Я только тогда и есть Я, когда совлекаю с себя все эти одежонки. И такому мне - преграды нет. Пройду насквозь.
Таким я научился видеть и Сашку. Хотя он вовсе не таков! Но именно таким он мне нужен, и я не потерял ещё надежд, что он действительно станет таким. Я его выбрал для этого и воспитываю, как тебя, но для иного. Я имею дело с Сашкой будущим, если ему повезёт, а ты покушаешься именно на это будущее. В будущем мы с Сашкой, наши Я, будем особями без всяких приложений, в чистоте вынутых из этих грязных одежонок душ. И потому я сделаю всё, чтобы в настоящем тебя, прилипчивейшего из приложений, не было рядом с ним. Да, я знаю, что сегодняшний Сашка - его собственная иллюзия. Он ещё не состоялся. Но я сам создатель этой иллюзии. Но у меня есть шанс, и я его не отдам. Сашка мне не друг, не любовница, не комендант. Он - моё будущее. Поскольку хотя бы в будущем, хотя бы!, я не желаю быть одинок. Я РАБОТАЮ с ним для своего будущего. Если хочешь - для моей старости. Предупреждаю: будь со мной поосторожней. Не смеши меня. И не пробуй сама сейчас смеяться надо мной... От смешного до преступления тоже один лишь шаг. Оставь, поэтому, восстанови всё, как оно было. По-моему, я всё сказал.
Теперь о том же, но с лирической стороны. Ведь есть же и она во мне!.. Я приступал к письму, как Магомет к горе, и не желаю, чтоб, осилив эту гору, я породил мышь. Если б ты подумала, каково мне-то будет после того, как мне придётся пройти... Если б только подумала! То не надо было бы и писем таких писать. Я пройду, но чего это стоит! А дело-то, дело проще репы: приходить к тебе - когда хочется, получить то - зачем пришёл, то есть, тишину, покой, неяркий свет, отмытую тебя, и, если очень нужно, - водки с солёным огурцом. Если этого нельзя получить, если это исчезнет, то зачем вообще ты? Ну и исчезнешь, вместе с огурцом.
Сашка же... Сашка всегда был "кузнец" своего счастья, бил по нему молотом наотмашь. В чистом виде - унтер-офицерская вдова.
19 мая Мадрид. О.
12. Е. А. СЕВЕРЦЕВОЙ В МОСКВУ.
Как живёшь, Катишь? Как тебе спится?
А вот я сегодня во сне орал, в смысле - кричал. Теперь очень понимаю Гауптманна, который, по слухам, частенько этим занимался. Как я узнал, что кричу, если во сне? Нет, не то, что ты подумала, ты послушай...
Сначала мне приснилось, что я пишу стихи. Каково? Этого одного достаточно, чтобы возопить. Но было и другое. А стихи, вернее, последние их строчки, я упомнил: та-ра та-ра от полки к полке, и взятое ладонями в кольцо твоё носил перемещённое лицо. По-моему, шедевр. А после него во сне, но за моими плечами, появилось ощущение. Именно - ощущение, но воплощённое в некое существо. Существо приблизилось ко мне со спины справа, потом оказалось там же слева, и стало превращаться в белый, слабый, но смертельно опасный туман. Страх лопнул во мне, как набухшая почка, там, где он до поры тихонько прячется: под ложечкой. Я и подумать над этим не успел, сразу двинул за плечо кулаком. И проснулся.
Казалось бы, тут я уже мог бы и подумать... То есть, вспомнить аналогичные видения Толстого, отметить, стало быть, их объективность, связать свои страхи - и его, и назвать это всё смертью, и обрадоваться, что её на этот раз пронесло... что, может быть, я теперь вслед за стихами напишу "Войну и мир"...
Но! Уже просыпаясь, я слышал окончание своего крика, такой высокий фальцет, как у деревенских баб на похоронах. Это помешало мне думать, и мне стало совсем не по себе.
Ещё помешало мне думать то, что я заснул не где-нибудь, а в автобусе на пути к одному из приятелей Реверса. А поскольку сам Дж. Т. сидел в это время ошуюю, то я своим ударом за плечо самым удачным макаром сшиб его с сиденья на пол. Чем вынудил его, как человека воспитанного, сказать "сорри", а потом и... Ну, да пока он мне ответную кровь пустил, я успел ему объяснить вышеописанное. Он постарался меня понять. И примирение состоялось.
Всё это, разумеется, от обильной пищи, которую мы вкусили в одном винном заведении. И от длительного созерцания раскиданных по всему берегу реки глиняных ваз с разноцветными мозаиками производства князя Церетели, членкора местной академии изящных искусств. Точно таких ваз, какие он же поставил на берегах нашего Понта. Что за коммунальная квартира, эта белая цивилизация! Как она скучна, эта общепитовская обжорка, увы.
Взгляд мой упал на второй абзац этого письма, и нашёл там удачное выражение: разбухшая почка. Находка лишь ухудшила моё настроение, ибо только половина этого выражения применима сейчас ко мне. Мой и без того небравый солдатик в каске похож ныне на почку дерева ива в январе, отнюдь не разбухшую. Что с того, что и таким он тебе нравился, а временами даже больше именно таким! Ведь я, глядя на него такого, начинаю думать о бренности существования, о бренности самой жизни! А это - очень опасно, и грозит небывалыми переменами. Голубушка, что же это такое! Всё, что является основой жизни, усыхает зимой. А у меня? Ведь сейчас лето! А я словно замёрз. Что же, во мне нет никаких основ, ничего непреходящего, вечного? Я пахну французским одеколоном, это, конечно, благородно. Но ведь всё, что составляет основы жизни, пахнет дурно: выделения половых органов, ложь, самопожертвование, даже вино. Вчерашняя еда благоухала всеми одеколонами мира. Стало быть, изысканная пища, так утончённо испускающая различные сладостные испарения, не относится к основам жизни и нужно голодать, чтобы их не терять? И, значит, нужно умереть от голода - чтобы по-настоящему жить? Или, по меньшей мере, жрать что попало в беспорядке и в самых непристойных трактирах... Вот тебе парадокс, подумай.
А вот и второй: зачем это я вчера из-за пустяка набузил тебе, а сегодня Джону? Сам Дж. Т. на это отвечает, что и я, и все русские - Дж. всегда обобщает - относимся к классу людей, при взгляде на которых сразу ясно: жизнь бессмысленна, утомительна и при этом коротка, как вздох. Люди названного класса, по Дж., знают это твёрдо и их не проведёшь. И поэтому мужчины этого класса всегда вызывают у женщин вожделение, а женщины - попытку на них жениться. То есть, так или иначе погубить свою жизнь. Что б он сказал, увидев тебя? Успокойся, я не нашёл в таком обобщении ни малейшего смысла, как и во многих обобщениях соотечественников Дж. Тем более, что оно противоречит моему подлинному отношению к жизни: ведь я, как никто, стараюсь устроить её, упрочить, всеми силами ума и всей энергией души и тела. Доказательство? А хотя бы моё вчерашнее письмо к тебе.
Но Джону я ответил другими словами. "Джон", сказал я, "ты заблудился. И не в основах, это бы было нормально, а просто в словах. Мы, русские, просто духовны. Ты это слово, конечно, как и все твои соотечественники, давно забыл. А мы - нет. И то, что ты видишь в нас своим бездуховным взором и называешь бессмысленным утомлением, есть торжество духа, его стигматы на наших телах, благородные язвы. Язвы! Ибо дух разъел, разъязвил наши тела. И вылез наружу. Нравится тебе это, Джон, или нет. И не тебе, бездуховному, составлять классификацию таких язв, не тебе писать Русскую Энциклопедию. Тебе и Британскую составить не по силам. Что там - составить: прочесть."
Вот что я сказал Джону, будь спокойна, я не повторял того, что писал тебе во вчерашнем письме. Но и не брал его обратно. И описав таким образом круг, вернее - обежав шар, я снял все вчерашние и сегодняшние противоречия.
Будущие же я сниму, когда приеду. Как ты сегодня на это смотришь?
20 мая Мадрид. О.
13. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ.
Получил твоё послание! А говорят - нет чудес. Рад, что тебе нравится на хуторе. Я же тут, в жизни кипучей, осатанел. И мне ведь ещё приходится отсюда московские вожжи натягивать! Обещали зато добыть для меня книгу Тумарта, если тебе что-то говорит это имя. Обещали дать глянуть. Она - моя давняя мечта.
Но я и сам намерен написать книгу не менее бессмертную. И для бессмертия. Для вечности. Ведь наше собственное бессмертие в вечности волнует всех. Даже умные люди говорят: если в памяти народной оставишь след, ты и бессмертен. Но что такое память? Она ведь вроде хорошо спланированного бульвара, а след на бульваре оставляют и собачки, у каждого дерева. Понюхать только - и никаких доказательств не потребуется. Да и не хочу я бессмертия призрачного, бессмертия запахов, паров и облаков! Мне подавай его в моём теле, в собственном. Я хочу на Страшном Суде быть Я, со всеми моими причиндалами, а не в облике лужи мочи, оставшейся от Еруслана Лазаревича коня. И буду. Как говаривают иные умные люди - не только в моём сегодняшнем теле, но и во всех других: от того моего тела с жабрами, что было в маменькином пузе, до завтрашнего, где у него самого пузо не меньшее. А подмышкой у всех моих тел та самая книжка, которую я напишу... послезавтра.
Бессмертие, однако, вещь тихая. А тут суетится жизнь актуальная, орёт во всю глотку и мешает о вечности размышлять. Хотя она же поставляет пищу для размышлений: то террорист жахнет, и мозги человеческие обрызгивают твои сапоги, то педераст в женском платье и парике накинется... Нас учили, что люди делятся на классы. А других учили - что на расы и народы. Я учил: на дураков и умных. И потому, де, они вечно дерутся друг с другом. Всё - чушь!
Полезность путешествий неоспорима. И не столько потому, что видишь новое, сколько потому, что переоцениваешь старое. Во время этого путешествия я постоянно вспоминал то, о чём здесь и не слыхали, о бане. А точней - о моих наблюдениях за людьми в бане, месте, где почти все случайные различия стираются при помощи наготы, пара и мочалки. "Сотри случайные черты и ты увидишь", помнишь? Это написано, несомненно, про баню. И вот, я увидел. Благодаря бане и путешествию, позволяющему на неё глянуть со стороны, я установил подлинное, то есть - природное различие людей, которое и разделило человечество, да так, что оно грызёт свою же собственную глотку, ведёт непрерывные войны, народ против народа, человек против общества, человек против человека и так далее. Это различие дано нам от Адама и Евы. Нет, это не различие полов, разве я не писал тебе, что и они в Европе так же легко стираются, как социальные различия в наших банях? Значит, они не основные, не природные. Итак, моё открытие: люди делятся на выпуклопупых и впалопупых. Или, если хочешь, впуклопупых. Вот, вот где пропасть между людьми, которую мы чувствуем с первого взгляда, вот откуда вражда с первого взгляда и с первого взгляда любовь!.. Взгляда вовсе даже не на пуп, ведь при первом знакомстве раздеваются достаточно редко - а вражда, не скажу о любви, вещь частая. Как же узнают? А как угодно. Ведь это запечатлено в линии носа, в форме ушей, в качестве волос, ведь это написано в глазах - узнают же диагносты о заболевании кишечника по рисунку на радужной оболочке глаза! Откуда и пошло известное выражение: глаз на жопу натянуть. Узнают и по соответствующему запаху. Бессознательно, разумеется, но неотразимо узнают: какой именно у кого пуп.
Так называемая бисексуальность - лучшее подтверждение моему открытию. Ведь если бы пол был основой жизни человеческого организма, как этому идиотски учили венские мудрые люди, разделение людей по полам было бы непреодолимо. Но ведь жизнь показывает, по крайней мере европейская, что вполне преодолимо! И тогда те же венские мудрецы, если уж они отказываются признать своё учение в корне ошибочным, обязаны применить к этому факту обыкновеннную аристотелевскую, чему их учили ещё в школе, логику. После чего сознаться: коли пол преодолим, то есть, если бисексуальность возможна, то значит - мы уже не о людях говорим. О ком же? И почему, зачем так велико, так соблазнительно сходство этих не людей с людьми? Но это уже другая тема... Замечу лишь, что и лицо имеет больше всего сходства с... иной, противоположной частью тела. И венские мудрецы должны это наконец признать, и закрыть свои клиники, где они столь злостно обирают именно людей. А после, переквалифицировавшись, если такое мудрым венцам доступно, открыть в помещениях этих клиник бесплатные бани с массажем и массовые обжорки с даровой жратвой, чтобы постепенно вернуть людям награбленное и заслужить отпущение хотя бы части грехов.
Я знаю, что говорю: меня познакомили со знаменитейшим психоаналитиком Испании. У него четыре дома только на Юге, в Марбейе. И ни в одном из них нет бани. Не приглашает он и к обеду. Но и не только он: ведь и донья Росария также...
Вот, вот оно, победившее в развитом правовом обществе равноправие мужчин и женщин: оба одинаково не приглашают к обеду. Не подумай только, что я против равноправия. Я даже очень за. Только я именно за равноправие полов, а не мужчин и женщин. А так - все люди конечно же братья, включая людей слабого пола и людей с половыми слабостями, включая гермафродитов, включая снежного человека и еврея.
21 мая Мадрид. Олег.
Не подумай также, что я на что-то жалуюсь. Мне не на что жаловаться. Жизнь моя так прекрасна, что даже мёртвые могут позавидовать мне. Но одно-таки смущает меня, только одно: чтой-то никак не удаётся так же вкусно пожрать, как это бывало в Сеговии. Отчего, не знаешь ли? Какая-то сила, которая вечно хочет блага, а... не спорь, я лучше знаю! Но писать по два письма ежедневно мне удаётся по-прежнему. И буду. Любой ценой.
14. В. ГЁТЕ. (Адрес не уст.)
Дорогой и многоуважаемый, хотя это двойное обращение к одному человеку невероятно противоречиво, г-н советник! Беру на себя смелость, не будучи сам представленным (букву Д из последнего слова можете выбросить, если она Вам уже не нравится), рекомендовать моего друга, Дж. Т. Реверса. Космополита, если Вам это слово что-либо говорит. Романиста, если желаете - посмотрите значение этого слова в БСЭ. Историка... но достаточно. Нельзя пройти мимо Дж. Т. незамеченным. Я хочу сказать, никто не должен пройти... То есть, не дайте ему пройти... Впрочем, ладно, не откажите в любезности принять его и побеседовать с ним. А также дать оценку его стихам. Проза пока в оной не нуждается. Образец прилагаю.
Я ходила за кладбищенской оградкой
и увидела Его.
Он мне тайно не сказал украдкой
ничего.
Припев. Мёртвый плющ на каменной стене.
Рыцарь, Вы приснились мне?
По тропинке он прошёл. Так надо.
Или нет?
Над калиткой - арка винограда.
У калитки - след.
Припев. Мёртвый плющ на каменной стене.
Рыцарь, Вы приснились мне.
Я калитку не открою наудачу,
для чего?
Он в меня войдёт иначе.
Я - в него.
Припев. Мёртвый плющ. Не буду. Не заплачу.
Ничего не значит.
Перевод мой. Ставлю также Вас в известность, что аналогич-ные послания получили: В. Маяковский и Махатма Баркуджававозневтусветклюеблоксейфульмулючингизискандер-бей. Г. Гейне отдельно.
Дела мои идут отлично, если Вас это интересует. Я счастлив. Хотя бы тем, что нахожусь не в Германии. Как и Вы, извините...
22 мая Магриб. Ваш безымянный поклонник ОДИН.
15. Г-НУ Г. ГЕЙНЕ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ.
Хочу спросить Вас, г. Г. Гейне: ДОКОЛЕ!? Ведь Вы, всё-таки, тоже уже не в Германии!
22 мая Магриб.
Искренне любящий и почитывающий Вас.
16. В. А. БУРЛЮКУ В ЗДОЙМЫ.
В продолжение к моему предыдущему посланию тебе. Переварив позавчерашний обед с психоаналитиком, который он всё же выставил, чтобы вернее погубить меня. Ты просто ревнуешь свою барышню, Володинька. Ибо, когда ты уходишь домой от неё, то уже по пути воображаешь, что она запустила к себе другого соседа. А то и направилась за тем же на скотный двор. Вот поэтому ты, я уверен, задумал перевезти барышню в СВОЙ дом. А СВОЕГО-ТО дома у тебя и нет. Что делать? Ну, не дом же для этого покупать... А ты приучи её любить не соседей, и даже не тебя, а самоё себя! Вот выход, проверенный мною неоднократно, проверяемый и сейчас. Интеллигентные дамы и без нас его находят. Но твоя буколическая барышня - дело иное, тут нужно вмешаться. Пусть огород твой принесёт подлинную пользу тебе. И ей. То есть, выращивать надо только морковку.
Но пусть барышня как следует чистит и моет этот полезный овощ, чтобы не было у неё заноз, а у тебя потом - грибка. Морковка - любезное дело, ей можно придавать любую форму, по вкусу. Можно ублажить её, морковку, специями, а если останется слишком суха - впрыснуть в неё смесь масла и вина. Кроме того, морковка хороша тем, что вводится с усилиями лишь в одну сторону, вперёд, а назад её вытаскивать не надо, она выскакивает сама, если держать её за верный конец. Таким образом, вытащить её придётся только один раз, и только тебе, но не барышне: из грядки, загодя. Ты сделаешь прекрасный подарок подруге, а затрат никаких. И ревности твоей - как не бывало, верь. К чему же, к морковке, что ли? К своему же подарку? Не смеши.
Когда морковка приходит в негодность, её легко заменить новой, а старую выбрасывать не надо, сгодится в суп.
Научи также подругу древнему приёму одиноких, и потому - изобретательных людей... Обвязывать себя подмышками, по животу вокруг талии, и по разделительной линии, предусмотренной природой на тот случай, если простая неделимая барышня всё же посложнеет, пройдя высшую школу в городе, шнурком. Шнурок должен быть гладким и достаточно широким. Обвязывать следует плотно, тогда это действительно напоминает тесное объятие. В сочетании с морковкой это даст ей всё желаемое. И главное - последующий покой. Тебе.
Конечно, поскольку барышня твоя из оседлых туземных кельтов, то есть - ей далеко ещё до развитых городских кочевниц, ты рискуешь быть поначалу непонятым. Но тебе не привыкать, ведь и живопись твою пока не понимают. Терпение и труд. В наш век самых жутких кровосмешений, кастовые преграды - что за препятствие для упорного естествоиспытателя!
Не обижайся, я шучу глупо, потому что преисполнен отвращения... к науке и искусствам. А письма пишу по утрам, когда отвращение по понятным причинам распространяется и на всё другое. Что, кстати, нового тут в живописи? Ничего. И здесь тот же Глазунов жалуется на того же Шилова, и оба вывешивают свои мультфильмы сериями. Был в музее Дали. И даже там видел мышку на ковре.
Про верёвку же - я знаю, что говорю. Её же потом можно мылом намазать, и...
23 мая Мадрид. О.
17. А. П. ДРУЖИНИНУ В МОСКВУ.
Дорогой Сашук!
Читал тут лекцию твой приятель Солоухин. В ней он сравнил себя с плотом деревянным, который плывёт хоть и по течению всегда, но всё же по фарватеру. Этим он отвечал на запрос из публики: нужны ли у нас перемены, а если нужны, то почему он за них не борется. Затем приятель твой привёл пример обратного. Некий другой писатель решил писать заведомо в стол. Для чего сказался отсутствующим в Москве и на звонки не отвечал. Жена его всем сообщала, что писатель в отъезде. Потому один из звонивших оставил свой телефон, дабы писатель, когда вернётся в Москву, позвонил: де, очень важно. Ну, раз важно, писатель назавтра же сказался приехавшим и позвонил по оставленному номеру. Оказалось, что он звонит Сталину. И что это Сталин звонил намедни с делом очень важным: приглашал к себе. Конфуз. С тех пор, сказал Слоноухин, тот писатель никогда не сказывается, да и не бывает в отъезде.
Хотел тут и я вопрос задать: неужто даже теперь не бывает, когда по меньшей мере один из тех двоих помер? И дальше я хотел спросить: чего ж это вы, писатель Многоухин, шляетесь в таком случае по миру, ежели в Москве такие дела? А вдруг - звонок? Хотел я так спросить, но спросил: где тут у вас выход, господа.
Вспомни, Сашук, я тебе всегда советовал подбирать приятелей со вкусом построже.
Между тем не приятелю, а другу твоему, пусть и сомнительному, - мне выпало такое, что вчера утром, проснувшись всё на той же сиротской постельке своей, а точней: очнувшись, я покаялся. В отличие от того мелкого писателя-преступника - бескорыстно. Ни о какой выгоде я не думал, а снился мне всю ночь сон ужасный, будто сижу я на лекции в Прадо, или в Пушкинском музее, не узнал, на балконе. А он, проклятый, сильно наклонён в сторону партера, так что кресла там тоже с наклоном и скользкие, падлы. Кроме того, на лобном том месте нет перил, или другого заметного барьера, так что если съедешь - то и ядранёшься с высот в зал, придавив внизу кого-нибудь из буржуйчиков в кудрях бараньих. Всю эту ночь я учился сидеть на этом пыталище, но так и не научился. Однако же и не упал. Ибо так решил Господь для вящей Славы Своей. Чтобы я ночью не разбился, а смог бы наутро раскаяться.
Утром же все мышцы мои оказались сотворёнными не из глины, не из ничего, а из говна. И пот из него же. И у меня не осталось сомнений: я должен покаяться.
Итак, я стал горестно каяться, покачиваясь на постели, как это делают лукавые иудеи на молитве - но искренне, в отличие от них. И стал трактовать свои сны, как это делали их предки, но не выдавая их за пророчества всему человечеству, а принимая только на свой счёт. В это время Дж. Т. подымался по лестнице в мою каморку и раздумывал над тем, как бы ему начать свою омерзительно пошлую речь, чтобы она пошлой не выглядела. Не додумав как следует, но уже войдя, он и выпалил: "Не находишь ли, дражайший кум, что пора того... завязывать, ибо..."
Я не дал ему закончить. Вскочил с постели и обнял, радостно! Какое единомыслие, что там, единодушие! Какое и облегчение душевное! Вот что такое, Сашук, настоящий друг. Как самый хороший сон слетел с меня дурной сон мой. И я почистил зубы, и я умылся как следует, и мы отправились к завтраку, на пружинящих ногах и с упругими, как мячи, как наливные сливы, душами.