Страница:
В течение следующих полчаса они осаждали нас, безуспешно пытаясь подняться по двум лестницам, ведущим на наш сектор стены. Я посматривал краем глаза на дверь, через которую мы вошли сюда, так как было достаточно одной гранаты, чтобы уничтожить ее замок. На их выстрелы мы отвечали короткими очередями, экономя патроны. С их же стороны плотность огня оставалась достаточно высокой. Перестрелка оставалась безрезультатной для обеих сторон.
Издалека доносились звуки стрельбы, идущей в другом крыле замка. Потом там вдруг наступила тишина.
Магазины наших автоматов были пусты. У каждого осталось по пять пуль в револьверах. И тут я вспомнил о пулемете, стоящем на стене. Я подтащил его вместе с треногой к вершине одной из лестниц и затаился, ожидая штурма.
Но текли минуты, и ничего не происходило. По зрелому размышлению я пришел к выводу, что у них тоже, должно быть, плохо с боеприпасами. Ноли и все его люди весьма поспешно покинули горящее здание усадьбы, и у них вряд ли было время, чтобы захватить их с собой в достаточном количестве. Калибан был в подобной же ситуации, так как ему и его двум старикам пришлось поспешно покинуть подбитый самолет, грозящий взорваться с минуты на минуту. Что касается людей, засевших в развалинах замка заранее, их запасы тоже не могли быть бесконечными.
Как я уже говорил, я не видел у противника другого оружия, кроме автоматов, винтовок и револьверов. Следовательно, лишь у меня была моя последняя граната. Скорее всего, у них были еще ножи. К тому же, в залах замка были многочисленные коллекции холодного оружия, украшавшие стены: цепи, боевые булавы, протазаны, пики, алебарды, гизармы <Гизарм – средневековое оружие в виде пики с двумя крюками для стаскивания рыцарей с лошадей (прим. перев.).> рогатины и большие топоры.
Я дал короткую очередь вниз по лестнице. В ответ раздалось семь выстрелов. Пули свистнули мимо меня, впиваясь в камень зубцов. Осколки хлестнули меня по спине. Триш по моему указанию тоже выстрелила один раз в них. Ей ответило восемь выстрелов. Я решился.
– Триш! – крикнул я. – У них почти не осталось патронов. Я перехожу в атаку!
Я бросил пустой автомат в лестничный колодец. Внизу трижды выстрелили. Триш сделала то же, что и я, на что ей ответили всего двумя выстрелами. У них осталось, наверное, не больше нескольких патронов.
Внизу кто-то закричал:
– Эй, ребята! Ноли нас зовет! Калибана загнали в угол, и у него совсем не осталось патронов! У нас тоже, но зато нас гораздо больше!
Несомненно, это была уловка. Если нет, то с какой стати они давали мне знать, что отступают? Может быть, у большинства больше нечем было стрелять и они оставляют в засаде только тех, у кого хоть что-то еще осталось?
Я бесшумно спустился по лестнице, сжимая в руках пулемет. Из зала снизу донесся шум удаляющихся шагов. Потом наступила тишина. Но это были детские игры. Вариантов было несколько. Или они ушли все и затаились в следующем зале, или ушло большинство, оставив в засаде двух-трех человек.
Я вновь поднялся на стену. Мне казалось, я нашел самый приемлемый вариант в данной обстановке: пока я отсутствую, Триш с пулеметом остается наверху, делая челночные рейсы от одной лестницы к другой. Она согласилась.
Я решил спуститься по наружной стороне стены. Какому-то из моих предков пришла в голову счастливая мысль оставить с внешней стороны ряд выступающих наружу кирпичей, которые вполне смогли теперь сыграть роль ступенек. Мое вооружение теперь составлял револьвер с тремя оставшимися патронами, граната и ножи.
Мне удалось спуститься до уровня окна, скорее узкой амбразуры. Глядя на нее, я задумался, сумею ли протиснуться внутрь или нет. Но я не привык отступать. Заглянув в зал, я увидел у подножия лестницы всего двух человек, каждый из которых был вооружен револьвером. Прицелившись, я выстрелил дважды. Один был убит сразу. У другого, прежде чем он упал, на лице успело появиться удивленное выражение, с которым он и умер.
У меня остался всего один патрон.
Какое-то время было тихо, потом я услышал торопливое клацанье каблуков по камню пола. Это были люди, которые остались в засаде у подножия второй лестницы. Теперь они прибежали узнать, что случилось. Вероятно, они думали, что стреляли их товарищи, которые, скорее всего, получили приказ стрелять лишь наверняка.
Они бегом вбежали в зал и остановились, удивленно глядя на распростертые на полу тела. Думаю, они никак не могли уразуметь, каким это образом мне удалось спуститься по лестнице, убить двух их сообщников и выйти из зала так, что меня не Заметил никто из оставшихся в живых.
Моя последняя пуля попала точно в грудь одного из них. Двое оставшихся выстрелили наугад по окну и выбежали из зала. С трудом, оцарапав себе и спину, и живот, я все же протиснулся внутрь зала, хотя одно мгновение думал, что застрял в окне навсегда. Подбежав к трупам, я первым делом проверил наличие патронов в их револьверах. Они были 45-го калибра, и мне пришлось на время отложить мой, 38-го. Оставшимися патронами, которых насчиталось всего шесть в трех револьверах, я зарядил один барабан.
Предупредив Триш, чтобы не стреляла, я поспешно поднялся к ней на стену. Вниз мы спускались каждый по своей лестнице. У Триш был револьвер и арбалет, у меня – тяжелый пулемет. Оставшиеся в живых двое бандитов о чем-то тихо совещались, остановившись в середине коридора, соединяющего оба зала. Чтобы не показываться у них на виду, я выстрелил в стену с таким расчетом, чтобы пуля срикошетила в них. Они отступили к другому залу, где их уже ждала Триш, которая спокойно уложила обоих. После чего у нее осталось три пули в револьвере и три стрелы для арбалета. В ленте моего пулемета еще было десятка два патронов.
Выстрелы вынудили вернуться часть людей, которые якобы должны были присоединиться к Ноли. Я опорожнил в них всю оставшуюся ленту, убив при этом троих. Какой-то тип высунул голову из-за двери этажом ниже, и я швырнул в него бесполезный теперь пулемет. Но, жалко, не попал.
– Их, должно быть, еще немало прячется за той дверью, – сказал я Триш. – Мы можем их обогнуть, но для этого вновь нужно будет подняться на стену. Оттуда ведут вниз еще пять лестниц. Но мне не хотелось бы оставлять их в нашем тылу. Лучше я воспользуюсь гранатой.
Я спустился вниз. Триш страховала меня, держа дверь на мушке своего револьвера 45-го калибра. Она заверила меня, что умеет обращаться со столь мощным оружием. Но я никогда не доверял ему в том, что касается меткости стрельбы, особенно если его держат руки женщины. Ведь что бы там ни говорили, как бы ни сильна была женщина, она никогда не будет сильнее здорового мужчины. Поэтому я немного опасался за целостность собственной шкуры, если она откроет огонь по нашим противникам в то время, когда я еще буду находиться на линии ее огня.
Я прислушался. За дверью тихо переговаривались мужские голоса. Я насчитал троих. Обоняние подтверждало мой вывод, но запах пороха не позволял быть уверенным с этой стороны.
– Черт бы его побрал! – говорил один из них. – У него не может быть много патронов, даже если он забрал все, что оставалось у парней наверху. Думаю, нам стоит попытаться прорваться.
– Дурацкая затея, – ответил другой голос.
– Все равно мы в хреновом положении. Если мы останемся здесь, он может спуститься по другой лестнице и зайти нам в тыл. Или просто оставить нас здесь. А сам, тем временем, смоется куда-нибудь.
– Это было бы лучше всего, – отозвался третий голос. – Пусть Ноли сам разбирается с ним.
– Черт, черт и еще раз черт! А если у них тоже нет зарядов? Что они сделают?
– Ну, мы тоже не богачи, – вновь сказал первый. – У нас на троих шесть пуль. Мы не имеем права истратить попусту ни одной.
– Да, но если у них больше, чем мы думаем, нам всем крышка, – произнес второй.
– А если рвануть отсюда когти? – спросил тот, у которого чувствовался американский акцент. – Это же сплошной бордель! Все идет совсем не по тому сценарию, о котором нам говорили. Ноли убеждал нас, что это не дело, а конфетка. Нужно лишь развернуть ее и положить в рот. Но я в жизни не видел ничего худшего, после Катанги.
– Мы уже получили от Ноли аванс, значит, надо оставаться, – сказал другой. – Впрочем, если сейчас мы соберем манатки, можно будет поставить крест на оставшиеся обещанные пять тысяч долларов. К тому же прошел слушок, что сверх этого нам заплатят золотишком.
Я вынул чеку из гранаты, сосчитал до трех и бросил ее под дверь. Она ударилась о камень с сухим металлическим звуком. Наступила короткая тишина, после которой раздались испуганные возгласы и шум поспешного бегства. Я прижался к стене, спрятав голову между рук и заткнув пальцами уши. Тем не менее взрыв наполовину оглушил меня. Дверь разлетелась в куски, и из-за нее повалили клубы дыма, заставившие меня чихать и кашлять.
Когда дым немного рассеялся, я заглянул внутрь. Все трое были убиты. Взрыв размазал их по стене, переломав, как тряпичные куклы. Кое-где на трупах еще тлели остатки одежды. К несчастью, взрыв также уничтожил и их оружие: у двух револьверов были погнуты стволы, а третий вообще взорвался.
Глава XXXVIII
Глава XXXIX
Издалека доносились звуки стрельбы, идущей в другом крыле замка. Потом там вдруг наступила тишина.
Магазины наших автоматов были пусты. У каждого осталось по пять пуль в револьверах. И тут я вспомнил о пулемете, стоящем на стене. Я подтащил его вместе с треногой к вершине одной из лестниц и затаился, ожидая штурма.
Но текли минуты, и ничего не происходило. По зрелому размышлению я пришел к выводу, что у них тоже, должно быть, плохо с боеприпасами. Ноли и все его люди весьма поспешно покинули горящее здание усадьбы, и у них вряд ли было время, чтобы захватить их с собой в достаточном количестве. Калибан был в подобной же ситуации, так как ему и его двум старикам пришлось поспешно покинуть подбитый самолет, грозящий взорваться с минуты на минуту. Что касается людей, засевших в развалинах замка заранее, их запасы тоже не могли быть бесконечными.
Как я уже говорил, я не видел у противника другого оружия, кроме автоматов, винтовок и револьверов. Следовательно, лишь у меня была моя последняя граната. Скорее всего, у них были еще ножи. К тому же, в залах замка были многочисленные коллекции холодного оружия, украшавшие стены: цепи, боевые булавы, протазаны, пики, алебарды, гизармы <Гизарм – средневековое оружие в виде пики с двумя крюками для стаскивания рыцарей с лошадей (прим. перев.).> рогатины и большие топоры.
Я дал короткую очередь вниз по лестнице. В ответ раздалось семь выстрелов. Пули свистнули мимо меня, впиваясь в камень зубцов. Осколки хлестнули меня по спине. Триш по моему указанию тоже выстрелила один раз в них. Ей ответило восемь выстрелов. Я решился.
– Триш! – крикнул я. – У них почти не осталось патронов. Я перехожу в атаку!
Я бросил пустой автомат в лестничный колодец. Внизу трижды выстрелили. Триш сделала то же, что и я, на что ей ответили всего двумя выстрелами. У них осталось, наверное, не больше нескольких патронов.
Внизу кто-то закричал:
– Эй, ребята! Ноли нас зовет! Калибана загнали в угол, и у него совсем не осталось патронов! У нас тоже, но зато нас гораздо больше!
Несомненно, это была уловка. Если нет, то с какой стати они давали мне знать, что отступают? Может быть, у большинства больше нечем было стрелять и они оставляют в засаде только тех, у кого хоть что-то еще осталось?
Я бесшумно спустился по лестнице, сжимая в руках пулемет. Из зала снизу донесся шум удаляющихся шагов. Потом наступила тишина. Но это были детские игры. Вариантов было несколько. Или они ушли все и затаились в следующем зале, или ушло большинство, оставив в засаде двух-трех человек.
Я вновь поднялся на стену. Мне казалось, я нашел самый приемлемый вариант в данной обстановке: пока я отсутствую, Триш с пулеметом остается наверху, делая челночные рейсы от одной лестницы к другой. Она согласилась.
Я решил спуститься по наружной стороне стены. Какому-то из моих предков пришла в голову счастливая мысль оставить с внешней стороны ряд выступающих наружу кирпичей, которые вполне смогли теперь сыграть роль ступенек. Мое вооружение теперь составлял револьвер с тремя оставшимися патронами, граната и ножи.
Мне удалось спуститься до уровня окна, скорее узкой амбразуры. Глядя на нее, я задумался, сумею ли протиснуться внутрь или нет. Но я не привык отступать. Заглянув в зал, я увидел у подножия лестницы всего двух человек, каждый из которых был вооружен револьвером. Прицелившись, я выстрелил дважды. Один был убит сразу. У другого, прежде чем он упал, на лице успело появиться удивленное выражение, с которым он и умер.
У меня остался всего один патрон.
Какое-то время было тихо, потом я услышал торопливое клацанье каблуков по камню пола. Это были люди, которые остались в засаде у подножия второй лестницы. Теперь они прибежали узнать, что случилось. Вероятно, они думали, что стреляли их товарищи, которые, скорее всего, получили приказ стрелять лишь наверняка.
Они бегом вбежали в зал и остановились, удивленно глядя на распростертые на полу тела. Думаю, они никак не могли уразуметь, каким это образом мне удалось спуститься по лестнице, убить двух их сообщников и выйти из зала так, что меня не Заметил никто из оставшихся в живых.
Моя последняя пуля попала точно в грудь одного из них. Двое оставшихся выстрелили наугад по окну и выбежали из зала. С трудом, оцарапав себе и спину, и живот, я все же протиснулся внутрь зала, хотя одно мгновение думал, что застрял в окне навсегда. Подбежав к трупам, я первым делом проверил наличие патронов в их револьверах. Они были 45-го калибра, и мне пришлось на время отложить мой, 38-го. Оставшимися патронами, которых насчиталось всего шесть в трех револьверах, я зарядил один барабан.
Предупредив Триш, чтобы не стреляла, я поспешно поднялся к ней на стену. Вниз мы спускались каждый по своей лестнице. У Триш был револьвер и арбалет, у меня – тяжелый пулемет. Оставшиеся в живых двое бандитов о чем-то тихо совещались, остановившись в середине коридора, соединяющего оба зала. Чтобы не показываться у них на виду, я выстрелил в стену с таким расчетом, чтобы пуля срикошетила в них. Они отступили к другому залу, где их уже ждала Триш, которая спокойно уложила обоих. После чего у нее осталось три пули в револьвере и три стрелы для арбалета. В ленте моего пулемета еще было десятка два патронов.
Выстрелы вынудили вернуться часть людей, которые якобы должны были присоединиться к Ноли. Я опорожнил в них всю оставшуюся ленту, убив при этом троих. Какой-то тип высунул голову из-за двери этажом ниже, и я швырнул в него бесполезный теперь пулемет. Но, жалко, не попал.
– Их, должно быть, еще немало прячется за той дверью, – сказал я Триш. – Мы можем их обогнуть, но для этого вновь нужно будет подняться на стену. Оттуда ведут вниз еще пять лестниц. Но мне не хотелось бы оставлять их в нашем тылу. Лучше я воспользуюсь гранатой.
Я спустился вниз. Триш страховала меня, держа дверь на мушке своего револьвера 45-го калибра. Она заверила меня, что умеет обращаться со столь мощным оружием. Но я никогда не доверял ему в том, что касается меткости стрельбы, особенно если его держат руки женщины. Ведь что бы там ни говорили, как бы ни сильна была женщина, она никогда не будет сильнее здорового мужчины. Поэтому я немного опасался за целостность собственной шкуры, если она откроет огонь по нашим противникам в то время, когда я еще буду находиться на линии ее огня.
Я прислушался. За дверью тихо переговаривались мужские голоса. Я насчитал троих. Обоняние подтверждало мой вывод, но запах пороха не позволял быть уверенным с этой стороны.
– Черт бы его побрал! – говорил один из них. – У него не может быть много патронов, даже если он забрал все, что оставалось у парней наверху. Думаю, нам стоит попытаться прорваться.
– Дурацкая затея, – ответил другой голос.
– Все равно мы в хреновом положении. Если мы останемся здесь, он может спуститься по другой лестнице и зайти нам в тыл. Или просто оставить нас здесь. А сам, тем временем, смоется куда-нибудь.
– Это было бы лучше всего, – отозвался третий голос. – Пусть Ноли сам разбирается с ним.
– Черт, черт и еще раз черт! А если у них тоже нет зарядов? Что они сделают?
– Ну, мы тоже не богачи, – вновь сказал первый. – У нас на троих шесть пуль. Мы не имеем права истратить попусту ни одной.
– Да, но если у них больше, чем мы думаем, нам всем крышка, – произнес второй.
– А если рвануть отсюда когти? – спросил тот, у которого чувствовался американский акцент. – Это же сплошной бордель! Все идет совсем не по тому сценарию, о котором нам говорили. Ноли убеждал нас, что это не дело, а конфетка. Нужно лишь развернуть ее и положить в рот. Но я в жизни не видел ничего худшего, после Катанги.
– Мы уже получили от Ноли аванс, значит, надо оставаться, – сказал другой. – Впрочем, если сейчас мы соберем манатки, можно будет поставить крест на оставшиеся обещанные пять тысяч долларов. К тому же прошел слушок, что сверх этого нам заплатят золотишком.
Я вынул чеку из гранаты, сосчитал до трех и бросил ее под дверь. Она ударилась о камень с сухим металлическим звуком. Наступила короткая тишина, после которой раздались испуганные возгласы и шум поспешного бегства. Я прижался к стене, спрятав голову между рук и заткнув пальцами уши. Тем не менее взрыв наполовину оглушил меня. Дверь разлетелась в куски, и из-за нее повалили клубы дыма, заставившие меня чихать и кашлять.
Когда дым немного рассеялся, я заглянул внутрь. Все трое были убиты. Взрыв размазал их по стене, переломав, как тряпичные куклы. Кое-где на трупах еще тлели остатки одежды. К несчастью, взрыв также уничтожил и их оружие: у двух револьверов были погнуты стволы, а третий вообще взорвался.
Глава XXXVIII
В течение двух последующих минут мы израсходовали все пули и стрелы, что еще у нас оставались. В то время, когда мы поспешным шагом пересекали огромный холл при главном входе в замок, освещенный электрическими торшерами в виде горящих факелов, с галереи, идущей вдоль стены холла, на нас упала какая-то темная масса. Триш вскрикнула, и я успел отскочить в сторону, сделав при этом поворот на сто восемьдесят градусов. Тяжелый рыцарский доспех, принадлежавший одному из моих предков в середине XV века, сэру Джону Лоамж де Клизье Вильяму Кламби, барону Грандриту, обрушился на пол позади Триш. Она выстрелила в направлении галереи, утопающей в темноте. Там был смутно виден удаляющийся бегом силуэт мужчины. Револьвер Триш был уже пуст, но она, вероятно, все-таки задела его, потому что, пробежав несколько метров, человек зашатался, упал на перила балюстрады и тяжело рухнул вниз, на камни холла.
В этот момент в противоположном конце холла появился еще один человек с револьвером в руках и тут же открыл по нас огонь. Моя стрела пронзила ему плечо. От удара человек, сделав полный оборот вокруг себя, рухнул на пол. Я перезарядил арбалет. И вовремя. Другой человек, выскочивший из коридора, ведущего к центральному входу, подбежал к упавшему и поднял его револьвер. Он выстрелил, но тоже промахнулся. Не то, что я. У него был единственный шанс, и он его упустил. На второе нажатие курка его револьвер ответил сухим щелчком. Обойма была пуста. В следующее мгновение моя стрела торчала в его горле.
Раненный в шею был бледен. Его широко раскрытые глаза с испугом следили за мной.
– Сколько еще засад вы мне приготовили? Его глаза от боли и страха стали стеклянными.
– Ни одной. Все оставшиеся с Ноли в другом крыле замка.
– У них есть еще огнестрельное оружие?
– Нет. Ноли отдал нам все, что у него оставалось, так как вы были вооружены. У него хватит людей на трех Калибанов или даже больше.
– На твоем месте я не был бы в этом так уверен, – закончил я, перерезав ему горло.
Триш побледнела. Ей стало не по себе.
– Так ли уж это было необходимо? – спросила она.
– Не люблю оставлять в тылу врагов, – объяснил я.
Мы поспешно прошли тремя залами, затем вдоль длинного коридора, который вел в заднюю часть замка, и спустились по извилистой лестнице. Она привела нас к подземному залу под башней, служившему когда-то замковой тюрьмой. Он был довольно просторный, круглой формы. В стенах, за толстыми решетками, были видны камеры, в которых когда-то держали узников. На стенах между электрическими светильниками висели старинные пыточные орудия. В глубине виднелась массивная каменная дверь противоатомного убежища. Зал был ярко освещен. Кроме светильников на стенах, с потолка свисало несколько люстр. Другого выхода из зала не было. Каменная дверь убежища была вся испещрена следами пуль, покрыта копотью и даже потрескалась кое-где. Но выдержала, несмотря на то, что Ноли, вероятно, пытался ее открыть при помощи динамита.
Воздух в зале дрожал от выкриков и проклятий. В глубине его у одной из стен развернулась настоящая битва. Мне понадобилось несколько минут, чтобы разобраться в том, что происходило перед нашими глазами.
В глубине, спиной к стене, находился Калибан. Я не сразу его разглядел за грудой тел, лежащих вокруг него на полу. Около пятнадцати мужчин пытались добраться до него. Правда, некоторые скорее хотели отодвинуться от него подальше. В их руках виднелись ножи, револьверы, которые они держали за дуло, кастеты. Один размахивал в воздухе булавой, сорванной где-то со стены в замке. У других ничего не было в руках, и они стояли в разных позах каратэ.
Но все они видели перед собой не человека, а какой-то живой ураган. Калибан ни секунды не стоял на месте, что не позволяло его противникам приблизиться и нанести прицельный удар. Его руки невозможно было рассмотреть, так быстро они двигались: они били рубящими ударами ладоней или вонзались пальцами в глазные орбиты; согнутые локти били по желудкам и солнечным сплетениям так быстро и в стольких направлениях, что казалось, что у него не две руки, а гораздо больше. В его руках я не видел оружия, но из-под пальцев его брызгала кровь. Крики боли и агонии создавали ужасную какофонию звуков в то время, как он перебивал предплечья, ломал берцовые кости, дробил стопы или коленные чашечки, выбивал или вырывал глаза, отрывал ушные раковины, или хватал одного из нападавших за одежду, высоко подымал в воздух и швырял в наседавших на него озверевших мужчин, сбивая с ног сразу троих или четверых.
Я никогда еще не видел, чтобы кто-то мог перемещаться с такой невероятной скоростью, нанося удары немыслимой силы и точности. Думаю, никто не мог и секунды уследить за ним взглядом. Он все время выпадал из поля зрения. У всех. Кроме меня, конечно. И все же он не мог сдерживать их до бесконечности. В любую секунду, как только он начнет уставать и невероятная быстрота его движений замедлится, какой-нибудь удар ножа или приклад винтовки достанет его, и тотчас вся свора окажется сверху, пронзая и уродуя это великолепное тело со всех сторон. От его одежды остались одни лохмотья, и сам он с головы до ног был покрыт кровью. Я надеялся, что только чужой.
Весь пол вокруг него усеивали тела мертвых или потерявших сознание. Таких я насчитал восемь человек. Шестеро других сидели на полу, еще живые, но полностью выведенные из строя.
Двое стариков сражались бок о бок, прижавшись спиной к стене. Они отбивались винтовками, как дубинками, схватив их за дула. У их ног неподвижно лежало еще четыре трупа.
Едва я произвел оценку развернувшейся передо мной картины, как Риверс и Симмонс рухнули под ударами нападавших. Хрупкий Риверс получил удар кастетом в висок. Обезьяноподобный Симмонс, который при каждом удачном ударе издавал трубный клич, упал на тело друга, продержавшись на несколько секунд дольше. Огромный детина с черными волосами и выбритой до синевы нижней челюстью бросился на старика в тот момент, когда тот опускал дуло своей винтовки на череп кривоногого рыжего здоровяка. Детина ударил Симмонса рукоятью пистолета по шее. Симмонс выпустил оружие из рук и тут же получил удар ножом в свою огромную бочкообразную грудь гориллы, покрытую густым жестким седым волосом.
Как и на Калибане, на телах старцев почти не осталось одежды. Они провели свой последний бой с такой отвагой и решимостью, на которые решится далеко не всякий молодой человек.
Везде на стенах и полу были видны следы крови, и все присутствующие здесь были в избытке перепачканы ею. Все, кроме Ноли. Он стоял в самом центре зала, повернувшись ко мне спиной, и размахивал огромным мачете, выкрикивая приказы своим людям, окружившим Калибана. Но никто не слушал их. Подавив сопротивление Риверса и Симмонса, освободившиеся люди присоединились к группе, окружившей Дока. Нас еще никто не заметил.
За моей спиной раздался голос Триш.
– Док!
– Стой здесь и не двигайся с места, – почти приказал я и протянул ей арбалет. – В нем осталась всего одна стрела.
Я едва не добавил: «Не истрать ее впустую», – но сдержался. Это было бы оскорбительно для нее и выглядело бы настоящим хамством с моей стороны.
Я издал рев подобно взрослому самцу-антропоиду, завидевшему леопарда или другого самца из враждебного стада. У меня нет, как у них, мешка под горлом, но легкие и глотка у меня достаточно мощные.
Все застыли в оцепенении, охваченные ужасом. Все, кроме Калибана, который воспользовался замешательством противника, чтобы сломать шею еще одному из нападавших.
Но никто этого почти и не заметил. Все внимание было обращено на меня. Ноли медленно повернулся. Его лысина и хищная рожа смертельно побледнели.
Я повторно издал боевой клич и бросился в атаку. Ноли принял оборонительную позу: согнул ноги в коленях и выставил свое мачете перед собой.
О том, что произошло дальше, у меня осталось лишь смутное представление. Но я сделал ошибку, едва не стоившую мне жизни. Я позволил себе полностью подчиниться моему бешенству, моему неистовому желанию уничтожить эту гнусную личность, надругавшуюся и унизившую меня, и к тому же еще позволившую себе угрожать моей жене. Перед глазами возник сплошной красный туман, исчерченный черными сполохами молний. Когда я вновь овладел своими чувствами, все уже было кончено.
Я до сих пор не знаю, почему люди Ноли не вмешались в эту схватку. Быть может, из-за того, что все произошло слишком быстро. Или из-за того, что они решили наказать его, оставив биться со мной один на один, так как он держался в стороне, в то время как они и их товарищи гибли под ударами Калибана и его друзей.
И уже если говорить о наказании, то да, это было наказание из наказаний.
Все происходило примерно так. Я вырвал у него из рук мачете и искромсал им его одежду в клочки, оставив совершенно голым. С помощью ли мачете или голыми руками, уж не знаю, я разодрал ему промежность и выдрал из окружающих тканей его прямую кишку. Он взревел от боли. Я зажал кишку в левой руке, а правой поднял его вверх, ухватив за кожу одной из ягодиц. Я толкнул его, как ядро, изо всех сил, придав по пути вращательное движение. И в ту секунду меня обуял оргазм.
Продолжая завывать во все горло, Ноли взлетел в воздух. Должно быть, в тот момент я разом израсходовал весь наличный запас адреналина в моем теле, так далеко он улетел.
Его кишки разматывались за ним, как пуповина младенца, пока он не пролетел первые семь метров и с клюкающим звуком не оторвались от его желудка.
Он приземлился лицом вниз, раскинув руки в стороны.
Под влиянием шока кожа его стала серого цвета, но он еще был жив. Его кишки грязно-зелено-розовой лентой вытянулись на полу.
Потом он дернулся и умер.
Я отпустил его окровавленный анус.
Я сам был в шоке и лишь сейчас почувствовал, что под брюками у меня мокро от извергнутой спермы.
Это был мой первый оргазм с тех пор, как мы с Триш занимались любовью. За это время я убил стольких людей, но оргазм наступил лишь сейчас. Я хорошо помню момент, когда у меня началась эрекция, но я так к этому привык, что не обратил на это особого внимания.
Лишь теперь я понял, что неизвестная мне сила накапливала во мне оргастическую энергию в предвидении момента, когда я убью Ноли.
Но в этот раз я не испытал никакого удовольствия. Или чувство бешенства, охватившее меня, в этот раз было настолько сильным, что полностью заслонило его.
В этот момент в противоположном конце холла появился еще один человек с револьвером в руках и тут же открыл по нас огонь. Моя стрела пронзила ему плечо. От удара человек, сделав полный оборот вокруг себя, рухнул на пол. Я перезарядил арбалет. И вовремя. Другой человек, выскочивший из коридора, ведущего к центральному входу, подбежал к упавшему и поднял его револьвер. Он выстрелил, но тоже промахнулся. Не то, что я. У него был единственный шанс, и он его упустил. На второе нажатие курка его револьвер ответил сухим щелчком. Обойма была пуста. В следующее мгновение моя стрела торчала в его горле.
Раненный в шею был бледен. Его широко раскрытые глаза с испугом следили за мной.
– Сколько еще засад вы мне приготовили? Его глаза от боли и страха стали стеклянными.
– Ни одной. Все оставшиеся с Ноли в другом крыле замка.
– У них есть еще огнестрельное оружие?
– Нет. Ноли отдал нам все, что у него оставалось, так как вы были вооружены. У него хватит людей на трех Калибанов или даже больше.
– На твоем месте я не был бы в этом так уверен, – закончил я, перерезав ему горло.
Триш побледнела. Ей стало не по себе.
– Так ли уж это было необходимо? – спросила она.
– Не люблю оставлять в тылу врагов, – объяснил я.
Мы поспешно прошли тремя залами, затем вдоль длинного коридора, который вел в заднюю часть замка, и спустились по извилистой лестнице. Она привела нас к подземному залу под башней, служившему когда-то замковой тюрьмой. Он был довольно просторный, круглой формы. В стенах, за толстыми решетками, были видны камеры, в которых когда-то держали узников. На стенах между электрическими светильниками висели старинные пыточные орудия. В глубине виднелась массивная каменная дверь противоатомного убежища. Зал был ярко освещен. Кроме светильников на стенах, с потолка свисало несколько люстр. Другого выхода из зала не было. Каменная дверь убежища была вся испещрена следами пуль, покрыта копотью и даже потрескалась кое-где. Но выдержала, несмотря на то, что Ноли, вероятно, пытался ее открыть при помощи динамита.
Воздух в зале дрожал от выкриков и проклятий. В глубине его у одной из стен развернулась настоящая битва. Мне понадобилось несколько минут, чтобы разобраться в том, что происходило перед нашими глазами.
В глубине, спиной к стене, находился Калибан. Я не сразу его разглядел за грудой тел, лежащих вокруг него на полу. Около пятнадцати мужчин пытались добраться до него. Правда, некоторые скорее хотели отодвинуться от него подальше. В их руках виднелись ножи, револьверы, которые они держали за дуло, кастеты. Один размахивал в воздухе булавой, сорванной где-то со стены в замке. У других ничего не было в руках, и они стояли в разных позах каратэ.
Но все они видели перед собой не человека, а какой-то живой ураган. Калибан ни секунды не стоял на месте, что не позволяло его противникам приблизиться и нанести прицельный удар. Его руки невозможно было рассмотреть, так быстро они двигались: они били рубящими ударами ладоней или вонзались пальцами в глазные орбиты; согнутые локти били по желудкам и солнечным сплетениям так быстро и в стольких направлениях, что казалось, что у него не две руки, а гораздо больше. В его руках я не видел оружия, но из-под пальцев его брызгала кровь. Крики боли и агонии создавали ужасную какофонию звуков в то время, как он перебивал предплечья, ломал берцовые кости, дробил стопы или коленные чашечки, выбивал или вырывал глаза, отрывал ушные раковины, или хватал одного из нападавших за одежду, высоко подымал в воздух и швырял в наседавших на него озверевших мужчин, сбивая с ног сразу троих или четверых.
Я никогда еще не видел, чтобы кто-то мог перемещаться с такой невероятной скоростью, нанося удары немыслимой силы и точности. Думаю, никто не мог и секунды уследить за ним взглядом. Он все время выпадал из поля зрения. У всех. Кроме меня, конечно. И все же он не мог сдерживать их до бесконечности. В любую секунду, как только он начнет уставать и невероятная быстрота его движений замедлится, какой-нибудь удар ножа или приклад винтовки достанет его, и тотчас вся свора окажется сверху, пронзая и уродуя это великолепное тело со всех сторон. От его одежды остались одни лохмотья, и сам он с головы до ног был покрыт кровью. Я надеялся, что только чужой.
Весь пол вокруг него усеивали тела мертвых или потерявших сознание. Таких я насчитал восемь человек. Шестеро других сидели на полу, еще живые, но полностью выведенные из строя.
Двое стариков сражались бок о бок, прижавшись спиной к стене. Они отбивались винтовками, как дубинками, схватив их за дула. У их ног неподвижно лежало еще четыре трупа.
Едва я произвел оценку развернувшейся передо мной картины, как Риверс и Симмонс рухнули под ударами нападавших. Хрупкий Риверс получил удар кастетом в висок. Обезьяноподобный Симмонс, который при каждом удачном ударе издавал трубный клич, упал на тело друга, продержавшись на несколько секунд дольше. Огромный детина с черными волосами и выбритой до синевы нижней челюстью бросился на старика в тот момент, когда тот опускал дуло своей винтовки на череп кривоногого рыжего здоровяка. Детина ударил Симмонса рукоятью пистолета по шее. Симмонс выпустил оружие из рук и тут же получил удар ножом в свою огромную бочкообразную грудь гориллы, покрытую густым жестким седым волосом.
Как и на Калибане, на телах старцев почти не осталось одежды. Они провели свой последний бой с такой отвагой и решимостью, на которые решится далеко не всякий молодой человек.
Везде на стенах и полу были видны следы крови, и все присутствующие здесь были в избытке перепачканы ею. Все, кроме Ноли. Он стоял в самом центре зала, повернувшись ко мне спиной, и размахивал огромным мачете, выкрикивая приказы своим людям, окружившим Калибана. Но никто не слушал их. Подавив сопротивление Риверса и Симмонса, освободившиеся люди присоединились к группе, окружившей Дока. Нас еще никто не заметил.
За моей спиной раздался голос Триш.
– Док!
– Стой здесь и не двигайся с места, – почти приказал я и протянул ей арбалет. – В нем осталась всего одна стрела.
Я едва не добавил: «Не истрать ее впустую», – но сдержался. Это было бы оскорбительно для нее и выглядело бы настоящим хамством с моей стороны.
Я издал рев подобно взрослому самцу-антропоиду, завидевшему леопарда или другого самца из враждебного стада. У меня нет, как у них, мешка под горлом, но легкие и глотка у меня достаточно мощные.
Все застыли в оцепенении, охваченные ужасом. Все, кроме Калибана, который воспользовался замешательством противника, чтобы сломать шею еще одному из нападавших.
Но никто этого почти и не заметил. Все внимание было обращено на меня. Ноли медленно повернулся. Его лысина и хищная рожа смертельно побледнели.
Я повторно издал боевой клич и бросился в атаку. Ноли принял оборонительную позу: согнул ноги в коленях и выставил свое мачете перед собой.
О том, что произошло дальше, у меня осталось лишь смутное представление. Но я сделал ошибку, едва не стоившую мне жизни. Я позволил себе полностью подчиниться моему бешенству, моему неистовому желанию уничтожить эту гнусную личность, надругавшуюся и унизившую меня, и к тому же еще позволившую себе угрожать моей жене. Перед глазами возник сплошной красный туман, исчерченный черными сполохами молний. Когда я вновь овладел своими чувствами, все уже было кончено.
Я до сих пор не знаю, почему люди Ноли не вмешались в эту схватку. Быть может, из-за того, что все произошло слишком быстро. Или из-за того, что они решили наказать его, оставив биться со мной один на один, так как он держался в стороне, в то время как они и их товарищи гибли под ударами Калибана и его друзей.
И уже если говорить о наказании, то да, это было наказание из наказаний.
Все происходило примерно так. Я вырвал у него из рук мачете и искромсал им его одежду в клочки, оставив совершенно голым. С помощью ли мачете или голыми руками, уж не знаю, я разодрал ему промежность и выдрал из окружающих тканей его прямую кишку. Он взревел от боли. Я зажал кишку в левой руке, а правой поднял его вверх, ухватив за кожу одной из ягодиц. Я толкнул его, как ядро, изо всех сил, придав по пути вращательное движение. И в ту секунду меня обуял оргазм.
Продолжая завывать во все горло, Ноли взлетел в воздух. Должно быть, в тот момент я разом израсходовал весь наличный запас адреналина в моем теле, так далеко он улетел.
Его кишки разматывались за ним, как пуповина младенца, пока он не пролетел первые семь метров и с клюкающим звуком не оторвались от его желудка.
Он приземлился лицом вниз, раскинув руки в стороны.
Под влиянием шока кожа его стала серого цвета, но он еще был жив. Его кишки грязно-зелено-розовой лентой вытянулись на полу.
Потом он дернулся и умер.
Я отпустил его окровавленный анус.
Я сам был в шоке и лишь сейчас почувствовал, что под брюками у меня мокро от извергнутой спермы.
Это был мой первый оргазм с тех пор, как мы с Триш занимались любовью. За это время я убил стольких людей, но оргазм наступил лишь сейчас. Я хорошо помню момент, когда у меня началась эрекция, но я так к этому привык, что не обратил на это особого внимания.
Лишь теперь я понял, что неизвестная мне сила накапливала во мне оргастическую энергию в предвидении момента, когда я убью Ноли.
Но в этот раз я не испытал никакого удовольствия. Или чувство бешенства, охватившее меня, в этот раз было настолько сильным, что полностью заслонило его.
Глава XXXIX
Никто не двигался. Наемники Ноли не могли поверить своим глазам. Но когда через несколько секунд их оцепенение прошло, они с ужасом поняли, что их ожидает.
Вполне боеспособными оставались еще восемнадцать человек. Они оказались между Калибаном, силу и быстроту которого наемники успели оценить, и еще кое-кем, казавшимся им еще более опасным и беспощадным.
При виде того, как я расправился с Ноли, Калибан был потрясен не менее остальных. Но он быстрее всех пришел в себя от ступора и, воспользовавшись моментом, успел нанести два удара: ногой по копчику того, что был ближе всех слева, и тут же в прыжке ребром ладони по затылку ближнего справа. Осталось только шестнадцать.
Противники разделились, девять остались с Доком, семеро предпочли меня. И вновь закружилась смертельная карусель. Мой нож уже торчал в чьем-то брюхе, когда я почувствовал скользящий удар ножа по плечу. Внезапно хлынувший поток крови едва не ослепил меня, но это была кровь из сонной артерии следующего противника, которого достал мой нож. Он действовал почти самостоятельно, не нуждаясь в моих приказах. Разум мой как бы раздвоился, и я со стороны наблюдая за его непостижимо быстрыми фекалиями. Следующим на него натолкнулся какой-то здоровяк, решивший во что бы то ни стало оставить его себе на память. Он так прижал его к своей груди, что мне с трудом удалось вырвать его оттуда. Эта секундная задержка стоила мне оружия: откуда-то сверху обрушилась палица и выбила нож из моей руки. Руку почти парализовало от удара, но это не помешало моей левой руке захватить запястье врага и сжать так, что хрустнули кости. Одновременно моя пятка раздробила ему коленную чашечку. Выпустив булаву из рук, человек взревел, как бугай, и запрыгал на одной ноге. Не давая ему опомниться, я одним движением вздернул его на вытянутых руках высоко вверх и швырнул в двух оставшихся, приготовившихся одновременно прыгнуть на меня. Все трое покатились по полу. Булава, однако, вновь оказалась у одного из нападавших. Ускользнув от ее очередного удара, который слегка оцарапал мне волосистую часть головы, ударом ноги я раздробил затылок одного из трех, которые только поднимались с пола, и бросился на человека с булавой.
Тот успел замахнуться, и теперь булава стремительно падала на меня. Я вовремя отпрыгнул назад. Булава пронеслась в сантиметре от моего лица, и тут же я, как леопард, прыгнул вперед.
Человек пытался отпихнуть меня булавой, я чувствовал, как она уперлась мне в плечо. Но моя голова уже погружалась в его живот, и я пришпилил его к стене, как жука на булавку. Человек как-то не то ойкнул, не то всхлипнул, и тело его, обмякнув, мешком сползло к подножию стены. Булава валялась в двух шагах, и я прыгнул на нее, как кот на мышку. Секунда – и она оказалась у меня в руках. Передо мной остался всего один противник, вооруженный ножом. Отступив на шаг, он подбросил его вверх, ловко поймал за лезвие и метнул в меня. В ту же секунду, что и моя булава понеслась ему навстречу. Они столкнулись в воздухе и изменили направление полета. Человек благополучно избежал булавы и решил, вероятно, что с него достаточно. Он показал мне свою спину и решил было удрать, но я схватил его за затылок и сжал. Его лицо побагровело. Я поднял его над землей, и он беспомощно забарахтался, лягая ногами пустой воздух. Я с оттяжкой ударил его два раза по почкам и отпустил. Он упал на пол, как тряпичная кукла, и уже больше не двигался.
Я огляделся. Из девяти противников Калибана трое уже валялись на полу, навсегда выбыв из игры. Один человек сделал два поспешных шага назад и готовился метнуть в Дока свой нож. Может показаться парадоксальным, но теперь, когда количество противников заметно убавилось, Доку стало гораздо труднее драться. Они обрели место для маневра и больше не заслоняли его друг перед другом своими телами. Теперь можно было гораздо эффективнее пользоваться ножами, бросая их в него, или винтовками в качестве дубины.
Человек отвел назад руку для броска и… застыл на месте. Потом медленно повернулся по оси, выронил нож и осел на землю со стрелой между лопаток. Я лишь услышал негромкий звук спущенной тетивы и басовитое зззз! промчавшейся мимо стрелы. Триш с толком распорядилась своей последней стрелой.
Я был доволен, что она так поступила, предпочитая видеть ее безоружной в момент, когда дело шло к развязке.
Надо было заканчивать, и я бросился в кучу-малу. Первому же подвернувшемуся под руки типу я разом оторвал оба уха, а когда он, взвыв от боли, обернулся, ударил ребрами рук по бокам. Уже падая, тип натолкнулся своим подбородком на мое стремительно поднимающееся вверх колено, вскинул голову, но рубящий удар по затылку доконал его.
В это время Калибан перехватил запястье человека, пытавшегося ударить его ножом, и побежал по залу, увлекая того за собой. Потом внезапно остановился и перебросил человека через согнутую спину. Тот дважды сделал кульбит в воздухе и с лету угодил головой в каменную стену.
Осталось трое. Один из них бросился на меня. Но, думаю, скорее с отчаяния, в надежде удрать, чем рассчитывая поквитаться со мной. Я мог бы дать ему уйти, но не люблю оставлять живых свидетелей. Он был невысокого роста, но внушительных габаритов, и весил не менее ста семидесяти килограммов. В отличие от мощных, но коротких и кривых ног, руки у него были длинные и покрытые буграми узловатых мышц спортсмена, увлекающегося штангой и гантелями. Широкая бочкообразная грудь была покрыта кровью. Смятый и сбитый в сторону нос говорил, что человек был знаком с боксом или родственными ему видами. Я прыгнул ему навстречу и в прыжке ударил пяткой в солнечное сплетение. Человек как бы сразу осел, согнув ноги в коленях и пригнувшись вперед. Из его горла вырвалось удивленное: «Уу-уф!». Прежде чем к нему возвратилось дыхание, я успел сломать ему три пальца на правой руке и нанести удар ребром ладони по его искореженному носу. Из носа и рта у него разом хлынула кровь. Затем мои пальцы погрузились в его орбиты, и завершил все заключающий удар коленом в промежность. Человек булькал и хрипел, лежа на земле. Я не любил долгих мучений. Его собственный нож, погрузившись в мякоть его необъятного живота, разом оборвал их.
Вполне боеспособными оставались еще восемнадцать человек. Они оказались между Калибаном, силу и быстроту которого наемники успели оценить, и еще кое-кем, казавшимся им еще более опасным и беспощадным.
При виде того, как я расправился с Ноли, Калибан был потрясен не менее остальных. Но он быстрее всех пришел в себя от ступора и, воспользовавшись моментом, успел нанести два удара: ногой по копчику того, что был ближе всех слева, и тут же в прыжке ребром ладони по затылку ближнего справа. Осталось только шестнадцать.
Противники разделились, девять остались с Доком, семеро предпочли меня. И вновь закружилась смертельная карусель. Мой нож уже торчал в чьем-то брюхе, когда я почувствовал скользящий удар ножа по плечу. Внезапно хлынувший поток крови едва не ослепил меня, но это была кровь из сонной артерии следующего противника, которого достал мой нож. Он действовал почти самостоятельно, не нуждаясь в моих приказах. Разум мой как бы раздвоился, и я со стороны наблюдая за его непостижимо быстрыми фекалиями. Следующим на него натолкнулся какой-то здоровяк, решивший во что бы то ни стало оставить его себе на память. Он так прижал его к своей груди, что мне с трудом удалось вырвать его оттуда. Эта секундная задержка стоила мне оружия: откуда-то сверху обрушилась палица и выбила нож из моей руки. Руку почти парализовало от удара, но это не помешало моей левой руке захватить запястье врага и сжать так, что хрустнули кости. Одновременно моя пятка раздробила ему коленную чашечку. Выпустив булаву из рук, человек взревел, как бугай, и запрыгал на одной ноге. Не давая ему опомниться, я одним движением вздернул его на вытянутых руках высоко вверх и швырнул в двух оставшихся, приготовившихся одновременно прыгнуть на меня. Все трое покатились по полу. Булава, однако, вновь оказалась у одного из нападавших. Ускользнув от ее очередного удара, который слегка оцарапал мне волосистую часть головы, ударом ноги я раздробил затылок одного из трех, которые только поднимались с пола, и бросился на человека с булавой.
Тот успел замахнуться, и теперь булава стремительно падала на меня. Я вовремя отпрыгнул назад. Булава пронеслась в сантиметре от моего лица, и тут же я, как леопард, прыгнул вперед.
Человек пытался отпихнуть меня булавой, я чувствовал, как она уперлась мне в плечо. Но моя голова уже погружалась в его живот, и я пришпилил его к стене, как жука на булавку. Человек как-то не то ойкнул, не то всхлипнул, и тело его, обмякнув, мешком сползло к подножию стены. Булава валялась в двух шагах, и я прыгнул на нее, как кот на мышку. Секунда – и она оказалась у меня в руках. Передо мной остался всего один противник, вооруженный ножом. Отступив на шаг, он подбросил его вверх, ловко поймал за лезвие и метнул в меня. В ту же секунду, что и моя булава понеслась ему навстречу. Они столкнулись в воздухе и изменили направление полета. Человек благополучно избежал булавы и решил, вероятно, что с него достаточно. Он показал мне свою спину и решил было удрать, но я схватил его за затылок и сжал. Его лицо побагровело. Я поднял его над землей, и он беспомощно забарахтался, лягая ногами пустой воздух. Я с оттяжкой ударил его два раза по почкам и отпустил. Он упал на пол, как тряпичная кукла, и уже больше не двигался.
Я огляделся. Из девяти противников Калибана трое уже валялись на полу, навсегда выбыв из игры. Один человек сделал два поспешных шага назад и готовился метнуть в Дока свой нож. Может показаться парадоксальным, но теперь, когда количество противников заметно убавилось, Доку стало гораздо труднее драться. Они обрели место для маневра и больше не заслоняли его друг перед другом своими телами. Теперь можно было гораздо эффективнее пользоваться ножами, бросая их в него, или винтовками в качестве дубины.
Человек отвел назад руку для броска и… застыл на месте. Потом медленно повернулся по оси, выронил нож и осел на землю со стрелой между лопаток. Я лишь услышал негромкий звук спущенной тетивы и басовитое зззз! промчавшейся мимо стрелы. Триш с толком распорядилась своей последней стрелой.
Я был доволен, что она так поступила, предпочитая видеть ее безоружной в момент, когда дело шло к развязке.
Надо было заканчивать, и я бросился в кучу-малу. Первому же подвернувшемуся под руки типу я разом оторвал оба уха, а когда он, взвыв от боли, обернулся, ударил ребрами рук по бокам. Уже падая, тип натолкнулся своим подбородком на мое стремительно поднимающееся вверх колено, вскинул голову, но рубящий удар по затылку доконал его.
В это время Калибан перехватил запястье человека, пытавшегося ударить его ножом, и побежал по залу, увлекая того за собой. Потом внезапно остановился и перебросил человека через согнутую спину. Тот дважды сделал кульбит в воздухе и с лету угодил головой в каменную стену.
Осталось трое. Один из них бросился на меня. Но, думаю, скорее с отчаяния, в надежде удрать, чем рассчитывая поквитаться со мной. Я мог бы дать ему уйти, но не люблю оставлять живых свидетелей. Он был невысокого роста, но внушительных габаритов, и весил не менее ста семидесяти килограммов. В отличие от мощных, но коротких и кривых ног, руки у него были длинные и покрытые буграми узловатых мышц спортсмена, увлекающегося штангой и гантелями. Широкая бочкообразная грудь была покрыта кровью. Смятый и сбитый в сторону нос говорил, что человек был знаком с боксом или родственными ему видами. Я прыгнул ему навстречу и в прыжке ударил пяткой в солнечное сплетение. Человек как бы сразу осел, согнув ноги в коленях и пригнувшись вперед. Из его горла вырвалось удивленное: «Уу-уф!». Прежде чем к нему возвратилось дыхание, я успел сломать ему три пальца на правой руке и нанести удар ребром ладони по его искореженному носу. Из носа и рта у него разом хлынула кровь. Затем мои пальцы погрузились в его орбиты, и завершил все заключающий удар коленом в промежность. Человек булькал и хрипел, лежа на земле. Я не любил долгих мучений. Его собственный нож, погрузившись в мякоть его необъятного живота, разом оборвал их.