Богоподобные существа, должно быть, заставили Луну вращаться быстрее, потому что Солнце всходило и заходило спустя двенадцать часов. Потом он заскользил над ухоженной, напоминающей парк землей и увидел росшие вокруг деревья, населенные людьми и множеством различных видов и типов разумных существ. Все негуманоидные народы, за исключением одного, казалось, произошли от земных животных.
Исключением служили высокие розовокожие двуногие с курчавыми волосами на голове и под мышками, в районе живота и на задней стороне ног. Их лица были похожи на человеческие, за исключением мясистых наростов, как у крота, которые украшали кончики их курносых носов. Там было множество подобных созданий, очевидно пришельцев с планеты другой звезды. Но он не видел ни одного звездолета.
Улисс продолжал скользить, как призрак, над поверхностью Луны и вдруг нежно, осторожно, будто легкий ветер влетел в дерево, в котором находилась какая-то лаборатория. Здесь он увидел людей и негуманоидов, следивших за экспериментом. Внутри пластикового прозрачного куба находилась неподвижная фигура. Она освещалась многоцветными колеблющимися лучами механизма, похожего на лазерную пушку. Пушка выбрасывала энергию, которая отражалась стенками куба и освещала всю фигуру.
Он узнал статую. Это был он сам. Наверное, ученые пытались возродить естественное движение атомов.
Он узнал, какого успеха они добились.
Но что он делал на Луне? Его передали туда ученым по каким-то неизвестным соображениям? Если так, то хотя бы спустя тысячелетия вернули обратно. Путешествовать можно не только в космосе. Сколько же прошло времени?
Земля обезлюдела. Ее окутали раскаленные ветры. Растаяли полярные льды, а землетрясения, извержения вулканов и разрушения береговых масс изменили лик планеты до неузнаваемости.
Оставалось загадкой, что произошло или что вызвало этот глобальный катаклизм? Возможно, в этом были повинны громадные светящиеся капли, которые метались в дыму, покрывавшем опаленную землю. Но это была только гипотеза. Дым рассеялся, и воздух стал вновь чистым, за исключением редких пылевых бурь. Наружу вылезли маленькие группки разумных существ и животных, ушедших вместе с ними под землю. Они посеяли семена и освоили крохотные кусочки земли. Посадили несколько деревьев, которые бережно сохранили в подземных убежищах.
Но вновь появились светящиеся капли и стали парить над молодыми колониями. Они ничем себя не проявляли, за исключением одной. Та выпустила энергетические молнии, которые спалили маленькое дерево, где находились сорок выживших хомо сапиенс.
Остальных разумных, кошколюдей, собаколюдей, леопардолюдей, медведелюдей, слонолюдей не тронули. Видно, тот, кто управлял каплями — если сами по себе они не были живыми — хотел истребить только хомо сапиенс.
Летучие люди были модифицированной формой хомо сапиенс и их тоже должны были уничтожить.
Но когда светящиеся капли удалились, те вылезли из потайного убежища, в котором заблаговременно спрятались.
Нешгайские рабы и врумау не были людьми. Они произошли от мутировавших обезьян. Вот почему их помиловали светящиеся капли.
Он продолжал парить над поверхностью Земли. Летело время или он летел по времени. На всей громадной массе Земли остались только отдельные деревья. Деревья росли, развивались, встречались, сливались и становились единым. А оно разрасталось все больше и больше. Разумные животные один за другим уходили жить на его поверхность. Дерево заполнило весь континент. Только прибрежные районы оставались свободными, потому что соленая вода сдерживала его развитие. Но эволюционируя, Дерево могло и должно было преодолеть и эту преграду. И потом все континентальные деревья сольются друг с другом, отказавшись от своей индивидуальности посредством какого-то растительного механизма, который Улисс не в силах был вообразить. Они будут иметь один мозг, одну личность, одно тело. И Дерево станет хозяином планеты. Отныне и во веки веков. Аминь.
Если нешгаи и Каменный Бог не расстроят его планы.
Как и Алисе, ему не хотелось отходить от диска.
Позже, побеседовав с высшим священником, он сформулировал собственную теорию Книги Тизнака. Кушмурз придерживался теологических объяснений странных явлений, которые виделись читателям Книги. Неш высказывает собственные суждения по поводу того, что, по его мнению, каждый читатель должен найти в Книге. Но высший священник признал, что его объяснение может быть ошибочным. И это — не догма.
Улисс рассуждал, что кто бы ни создавал этот диск, он заложил в него запись прошлого. Вряд ли запись делали, когда происходили описываемые события. Одной из особенностей Книги было то, что Улисс назвал «резонансом». Каждый читатель видел в Книге лишь то, что больше всего его интересовало. Это все равно что разыскивать книгу по основному историческому разделу в библиотеке. Книга, действуя на мысленное восприятие, обнаруживала, что хочет узнать читатель и предоставляла ему информацию в той же манере.
— Вполне возможно, — заметил Высший Священник. Он глянул своими темно-синими глазами из-под треугольной шляпы на Улисса. — Ваше объяснение может вполне соответствовать фактам и не противоречит официальной версии, будто Неш диктует свои суждения. К тому же, кто бы ни создал диск, он сделал это по велению Неша.
Улисс покорился. Спорить было бесполезно.
— Теперь ты понимаешь, что Дерево разумно и оно — наш враг? — спросил Кушмурз.
— Так сказала мне Книга.
— Ты считаешь, что Книге верить не обязательно? — спросил с улыбкой Высший священник.
Улисс решил промолчать. Он мог сказать, что большая часть Книги — правда, но что диск создали разумные существа, а любое существо из плоти и крови склонно к ошибкам или заблуждениям. Но в ответ Высший Священник наверняка бы заметил, что диск не может ошибаться, потому что воплощает мысли Неша, а Неш — единственный Бог, который не ошибается.
Возвратившись на аэродром, он переменил свое отношение к Зеби. Она больше не была потенциальной матерью его детей. И он очень сомневался, что кто-то из рабов или врумау вообще на это способен. Мало отличаясь от хомо сапиенс она имела совершенно чужой хромосомный аппарат. Сколько бы они ни жили вместе, она останется бесплодной. А чтобы убедиться в этом прошло уже достаточно времени.
Конечно, она могла быть стерильна и тогда, кем бы ни был ее муж, ничего бы не изменилось. Но Луша прожила с ним довольно долго и вполне могла бы забеременеть. Пусть даже и она была стерильна. Или обе женщины втайне от него принимали какие-то противозачаточные средства. Но это казалось маловероятным, поскольку он не слышал ни о чем подобном ни от одного известного ему племени. Плодородие почиталось здесь как во времена палеолита.
За месяцы, прошедшие после его первого посещения замка Неш, он выкроил время еще для нескольких визитов. Хотя ему больше не позволяли читать Книгу Тизнака, он мог спокойно исследовать подземный город или музей, как думал о нем Улисс. Он открыл множество вещей, цель и назначение которых казались ему понятными, хотя большинство так и остались бесполезными, поскольку он не знал, как привести их в действие. Он нашел прибор, который не сильно отличался от его времени и не изменился настолько, чтобы его не узнать. Он взял у себя и нескольких рабынь образцы тканей кожи и поместил их в сравнительное устройство. Когда образцы вернулись назад, ткани рабынь стали ярко-красными. Вопрос о потомстве был исчерпан.
Он отодвинул прибор с чувством утраты и опустошения. И все же где-то в глубине сердца звенела радость.
Он прогнал это смутное чувство прочь. Оно должно исчезнуть. Если он позволит ему вырасти во что-то сильное, то потом будет жестоко раскаиваться.
— Но почему? — спросил он самого себя. Почему случилось так, что ему не дано стать отцом нового человечества. Разве не надо, чтобы на Земле вновь появился человек? Человеческий род почти уничтожил Землю. Летающие капли поставили цель искоренить хомо сапиенс и оставить остальных разумных существ в одиночестве. Не то чтобы они были менее опасны, но они не причиняли вреда Земле и поэтому их помиловали.
Зачем ему возрождать свое пагубное и разрушительное племя?
Вроде бы незачем. И все-таки он чувствовал себя виноватым, потому что был неспособен на это.
И еще он чувствовал вину, потому что предпочел Авину Зеби или кому-то из осла Зеби.
Это объяснило, почему он держал Зеби на положении слуги, а потом взял еще несколько рабов. Он все еще называл их людьми. Там была одна золотокожая зеленоглазая девочка по имени Фанус. Как и все, она была лысой, но имела не такой выпяченный подбородок и очень красивую фигуру.
Авина ничего не сказала, когда в его кабинете появилась Фанус. Она только одарила Улисса косым взглядом, который был красноречивее всяких слов, и его охватило раскаяние за те мучения, которые он ей причинил. Чтобы хоть как-то сгладить их отношения, он отдал обеих женщин под личный надзор Авине. Он догадывался, на что будет похожа их жизнь: если не ад, то хорошего будет явно мало. Но он очень был занят своим воздушным флотом, чтобы обращать внимание на подобные вещи.
Наконец, пришло время, когда первый дирижабль был закончен. Громадный серебристый корабль имел двенадцать мощных моторов в шести гондолах и мог нести множество людей, бомб или того и другого вместе взятого… Потом Улисс напомнил о своих требованиях и склоки между военно-морским ведомством и армией были урегулированы. Каждая сторона хотела заполучить воздушный флот и его персонал под свое начало. В результате это мешало Улиссу доставать материалы, набирать людей и принимать решения. Наконец, он ворвался в кабинет Великого Визиря и потребовал автономии. Здесь и сию же минуту. Медлить было нельзя, и так слишком много волокиты, и у врагов было достаточно времени, чтобы организовать новое нападение. И это будет уже настоящее вторжение, а не просто налет.
Шегниф согласился и сделал Улисса адмиралом флота, хотя и не главой воздушных сил. Он дал этот пост своему племянничку Грушпазу. Улисс ненавидел его, но ничего не мог поделать. Тогда он проинспектировал поставляемые флоту товары, большинство которых оказалось самого низкого качества. Шегниф попытался замять результаты следствия, но Улисс подал рапорт правителю, Зигбрузу.
Грушпаз, племянничек, продавал воздушным силам самые дрянные товары. Более того, человекоподобный офицер набрался храбрости, пришел к Улиссу и рассказал ему, что люди в воздушных силах находятся на грани бунта из-за скверной пищи, которую они получают. Продовольствие в воздушные силы поставлял тоже Грушпаз.
Улисс согласился пощадить племянника, если спекуляция и волокита больше не повторятся.
Шегниф согласился, но настоял, чтобы Грушпаз остался главой воздушных сил. Иначе Грушпазу пришлось бы покончить с жизнью самоубийством, а он, Шегниф, был бы дискредитирован.
— Ведь все знают, что он виновен! — сказал Улисс. — Почему же его не разжалуют?
— Все знают, верно, — ответил Шегниф. — Но пока его публично не разжалуют и не опозорят, он не должен кончать самоубийством.
— Я не хочу больше ввязываться в его грязные дела, — сказал Улисс. — И я не настаиваю, чтобы его не было с нами, когда отправимся к дулуликам!
— Он должен лететь с вами, — сказал Шегниф. — Потому что это единственный путь искупить вину и оправдаться. Ему необходимо совершить что-нибудь выдающееся в войне, наверстать упущенное.
Улисс сдался. Потом он горько улыбался, вспоминая это. Не дай бог, что-то упустить. Слоноподобные нешгаи не слишком отличались от человека.
Но он перестал улыбаться, когда Шегниф стал гнуть свою политику и перегружать дирижабли своими офицерами. Несмотря на авторитет Улисса перед правителем и Вашим Священником, он не пользовался особым доверием Великого Визиря. Но его отношение понятно в связи с недавним бунтом, произошедшим десять дней назад в пограничном селении. Солдаты врумау отказались подчиняться приказу разместиться в бараках рабов. Наверное, они считали зазорным жить рядом с рабами. Когда нешгаи двинули против них новые войска, те перешли на сторону восставших. Против них бросили нешгайских солдат и завязалась битва. Этим воспользовались рабы и перерезали несколько нешгайских хозяев. Потом, очевидно, нешгаи собрали больше своих тяжеловесных войск и потопили бунт в крови.
Эти новости облетели все человеческое население. Положение оставалось напряженным и со стороны нешгаев было столько всяких предосторожностей, что работа Улисса сильно осложнилась.
Но после набега трехсот летучих на аэродром ситуация упростилась. На этот раз их обнаружили разведчики Улисса, расставленные по краю Дерева. Он получил возможность выслать навстречу пять дирижаблей, нагруженных лучниками, бомбардирами и ястребами. Ястребы с честью выдержали первую пробу, а воздушные силы показали, насколько хороша их слаженность и дисциплина. Не обошлось, конечна, без потерь, но все корабли вернулись в целости и сохранности. Летучие, понеся тяжелые потери, улетели прочь.
Влияние Улисса резко возросло. Но главной заслугой рейса было то, что люди поняли — пока они должны сражаться на стороне нешгаи, а не против. Летучие потеряли послание, где говорилось, что им велено уничтожить как нешгаев, так и их человеческих союзников.
Был холодный рассвет, чистое небо и шестимильный бриз с моря, когда первый из десяти дирижаблей поднялся в воздух. Флагман «Визгвалх» («Голубой дух») был четыреста тридцати футов длиной и имел шестьдесят футов в диаметре. Его оболочка сверкала серебром, а на носу был нарисован голубой краской отвратительный демон. Гондола управления размещалась прямо под носом корабля, а с каждого бока свешивалось по три гондолы моторов. В его пустотелой оболочке находился скелет из очень легкой сшитой вместе скорлупы растений, киль, главная палуба, трапы, камеры аккумуляторов и десять гигантских газовых баллонов. Сверху были расположены открытые кабины для лучников, бомбардиров, ракетчиков и ястребиных тренеров. Вдоль каждого борта, вдоль средней линии находились выступающие отсеки, в которых стояли катапульты и располагались ракетчики. Другие отверстия позволяли выпускать стрелы, бомбы и ястребов. В хвостовой надстройке находилось несколько площадок и отверстий вдоль дна дирижабля, где находились метатели и клетки с птицами. Там располагались также бомбовые люки и люки для сброса якорей и абордажных крюков.
Улисс стоял на мостике нижней палубы прямо за рулевым. В гондоле управления также находились: радист, навигаторы, вестовые офицеры, разносящие приказы в различные части корабля, и несколько лучников. «Не будь здесь столько нешгаев, — подумал Улисс, — у них осталось бы на мостике куда больше места».
Он прошел сквозь толпу в хвост гондолы и выглянул наружу. Остальные корабли шли сзади, но быстро нагоняли. Последний казался сверкающей точкой в синем небе, но через час он уже присоединился к остальным и они построились в боевой порядок.
От мысли, что эти удивительные корабли были его детищем, у него перехватило в горле. Он очень гордился ими, несмотря на то, что они получились слабее и уязвимее тех, которые он когда-то задумал. Летучие могли летать над дирижаблями и сбрасывать на них бомбы. Но они не смогут сделать этого, пока он не спустится на низкую высоту. Сейчас корабли поднимались и не остановятся, пока не наберут тринадцати тысяч футов. Там воздух был слишком разряжен, чтобы удержать летучих. Они не смогут подобраться к дирижаблям, пока те не спустятся к своей мишени.
Если верить полученной информации, их цель находилась в центре Дерева. Боль всегда побеждала ложь, а захваченные во время первого и второго рейдов летучие испытали столько боли, сколько могли выдержать их хилые тела. Двое молчали до самой смерти, но остальные, наконец, поклялись, что говорят истинную правду. Их показания сравнили и поверили.
А с собой взяли летучих, которые могли еще говорить, чтобы те показали ориентиры и нашли основной город.
Внизу до самого горизонта тянулась путаница переплетений сырых ветвей Дерева. То тут, то там в водных потоках отражалось солнце и сверкали яркие оттенки поселившихся на Дереве кустов и растений. Раз из самой чащи зеленых джунглей поднялось бледное розовое облако. Это была необъятная стая птиц, населявшая густой виноградник между двумя могучими ветками. Розовое облако пролетело между несколькими стволами, опустилось и исчезло в другом густом винограднике.
Улисс обернулся, увидев, что по лестнице с верхней палубы в гондолу спускается Авина. Отдохнувшая, она была прекрасна, как бывает прекрасна только сиамская кошка. Двигаясь, она была красива как ветер, если бы, конечно, его кто-нибудь увидел. Теперь, когда Зеби и Фанус с ним не было, и она одна могла ухаживать за своим Повелителем, Авина, казалось, смеялась и мурлыкала от удовольствия. Он подумал было попросить ее остаться, но решил, что не стоит. Он знал: шанс вернуться у них не больше, чем один к четырем. И она бы обиделась, попроси он ее остаться, и стала бы срывать злость на обеих женщинах, поскольку считала бы их во всем виноватыми.
Она носила защитные очки, которые Улисс приказал сделать обязательным атрибутом формы вооруженных сил. Нуждались в них редко, если вообще нуждались, но они ему нравились. Они были отличительной чертой первых воздухоплавателей и вызывали сентиментальный приступ ностальгии. Он наверняка страдал по временам первой мировой войны.
Кожаный ремешок с яркими голубыми символами, как у мальтийцев, свешивался с шеи Авины. Вокруг талии виднелся пояс с каменным ножом. Это дополняло ее униформу.
Она взглянула на него, удостоверившись, что не мешает, и сказала:
— Мой Повелитель, это во много раз лучше, чем карабкаться вверх и вниз по Дереву и вести плоты среди крокодилов и гиппопотамов!
Он рассмеялся.
— Верно. Но не забывай, что возможно нам придется возвращаться домой пешком.
И хорошо, если бы так, подумал он.
Авина придвинулась пока ее бедро не коснулось его тела, и край плеча не пришел в контакт с его рукой. Кончик хвоста несколько раз обвился вокруг его ног. В гондоле было слишком много шума, чтобы услышать ее урчание. А она стояла не так близко, чтобы его почувствовать. Но он мог поклясться, что она урчала от удовольствия.
Он отодвинулся. У него не было времени думать о ней. Командование десятью кораблями поглощало слишком много времени. У офицеров и экипажей было столько тренировок, сколько он мог устроить за такой короткий срок. Но все равно, они были новичками.
Пока все шло довольно гладко. На этой высоте они сели ветру на хвост и в результате увеличили свою скорость до пятидесяти миль в час. Но это значило, что на той же высоте им не возвратиться, пришлось бы выжимать из моторов всю мощность. А сейчас они могли достигнуть цели за восемь часов, вместо шестнадцати, если бы двигались в спокойном воздухе. Он позволил моторам несколько часов отдыха, двигаясь только по ветру, стремясь достигнуть города дулуликов за два часа до заката. Этого времени будет достаточно для задуманного плана.
Дерево неслось под ними подобно громадному серо-зеленому облаку. Иногда они пролетали над местами, где ветки не пересекались, и тогда он почти различал дно этой гигантской пропасти. Что за колоссальное создание! Мир не знал ничего подобного! За все четыре миллиарда лет своего существования. Или, во всяком случае, за последние двадцать тысяч лет, уточнил он. Это было Дерево. И разве не позорно и не стыдно уничтожать такое существо.
Тут он поймал самого себя. Кто собрался уничтожать его? И как?
То здесь, то там он видел крошечные длиннокрылые фигурки принадлежавшие дулуликам. Они знали, что корабль Каменного Бога и нешгаев летит к их городу. Даже если бы он никого не заметил, он мог бы гарантировать, что кожекрылые пигмеи, спрятавшись в джунглях, наблюдают за десятью серебряными иглами, летящими над их головой. Им не нужно было посылать курьеров. Давным-давно они отправили сообщение через импульсные диафрагмы и нервные волокна самого Дерева.
Он предполагал, что они заранее знали, когда корабли отправятся к их основному городу. У них было вдоволь шпионов и, несомненно, они подкупили рабов, а возможно даже нескольких нешгаев, чтобы те на них работали. Коррупция и предательство, казалось, были присущи всем разумным. И люди здесь не пользовались монополией.
Авина прижалась вновь и он потерял нить своих мыслей.
Шли часы, не занятые командирскими заботами. Внизу медленно сменялись декорации. Разнообразия было мало, лишь слегка изменялись направления веток, варьировалась форма переплетения лиан, уменьшалась или увеличивалась высота стволов и изменялась расцветка птичьих стай: розовых, зеленых, алых, лиловых, оранжевых, желтых, которые проносились между стволами и над ветками.
Солнце достигло своего зенита и Улисс приказал сбавить скорость. В гондоле наступила полная тишина, лишь иногда слышались тихие голоса мелких офицеров, говоривших в радиоящички, шарканье громадных ног нешгаев или сипение воздуха в их хоботах, урчание нешгайских желудков, покашливание людей; доносились и более характерные звуки: поскрипывала жесткая оболочка гондолы.
Солнце клонилось к горизонту и Улисс приказал своему помощнику привести пленного дулулика. Им был Кстуувх, испуганный маленький человечек со связанными за спиной руками и сшитыми вместе крыльями. Немного огня, лизнувшего кожу, отразилось жаром в его глазах.
— Мы должны видеть город, — сказал Улисс. — Покажи его мне.
— Со связанными руками? — усмехнулся Кстуувх.
— Кивни, когда я увижу правильное место, — отозвался Улисс.
Большинство стволов достигало десяти тысяч футов, где, казалось, они взрывались зеленым грибом. Около десяти миль впереди был ствол, достигавший почти тринадцати тысяч футов. На нем, где-то в гуще ветвей, и находился город дулуликов. Отсюда, за исключением Дерева, ничего не было видно. Летучие, конечно, будут скрываться до последнего момента.
— Этот громадный ствол и означает город? — спросил Улисс.
— Я не знаю, — проговорил Кстуувх.
Грушпаз положил пальцы своей гигантской руки на тонкую шею летучего и сжал. Лицо Кстуувха посинело, глаза вылезли из орбит, а язык вывалился наружу.
Нешгай ослабил хватку. Дулулик закашлялся, захрипел и, наконец, произнес:
— Я не знаю.
Улисс восхитился его стойкостью, хотя и знал, на какие муки она его обрекает.
— Если мы не вытянем это из тебя у нас найдется вдосталь твоих приятелей, которые не будут такими строптивыми.
— Попробуй на мне огонь, — сказал Кстуувх.
Улисс улыбнулся. Летучий знал теперь, как воспламеняется водород и сколько предосторожностей было принято в путешествии, чтобы избежать случайной искры или огня.
— Игла будет не хуже, — отозвался Улисс. И больше не уделял внимания маленькому человечку, за исключением того, что велел отправить его на верхнюю палубу. Слишком много летучих, включая Кстуувха, описывали этот ориентир под пытками.
Он издал приказ, где указал всем кораблям точное место при бомбардировке в индейском строю. Они начали снижаться, а потом радиоящички флота облетели приказы — занять боевой порядок. Флагман спустился на десять тысяч футов и достиг громадного ствола. Он все еще находился вне действия дулуликов, которые могли летать не выше десяти тысяч футов, и то без какой либо дополнительной нагрузки.
«Голубой дух» оставил вершину кроны ствола с правого борта. Несколько лилово-красных длиннокрылых маленьких птичек и густошерстных выдр уставились на пролетающий мимо Голиаф.
В нескольких милях от вершины ствола флагман сделал разворот на триста шестьдесят градусов левым бортом и подошел к стволу на высоте девяти тысяч футов над поверхностью земли. Он двигался с относительной скоростью десяти миль в час против ветра, который дул со скоростью пятнадцати миль в час. Внизу до сих пор не было и признаков дулуликов, хотя имелось сколько угодно доказательств другой жизни. Тысячи чернокрылых, зеленотелых, желтоголовых летающих зверюшек поднялись им навстречу, кинулись в сторону и бросились вниз, в чащу листвы в миле от дирижабля.
Город был отлично замаскирован. Наблюдатели ничего не видели, обычные джунгли и потоки воды.
И все же под пыткой дулулики сознались, что там жило около тридцати пяти тысяч человек. Они божились, что с Дерева на защиту города могло вылететь до шести тысяч пятисот летучих.
Флагман продолжал спускаться, подойдя по ветру к стволу, вздымавшемуся над его массивным правым бортом, двинулся в пятистах футах над веткой.
— Бомбардирам приготовиться к огню! — объявил Улисс.
Он глянул в свой иллюминатор. Казалось, ствол мчался на них так стремительно, что вызывал желание отдать приказ повернуть корабль в сторону. Он проделал необходимые вычисления, получалось, что они пройдут в сотне ярдов от ствола, прежде чем ветер отнесет их в сторону, к северу.
Открыли бомбовые люки, а бомбардиры с остальными стали ждать, когда появятся соответственные мишени.
Улисс ждал. За ним переминался Грушпаз. Его желудок урчал, а хобот нервно изгибаясь, то и дело касался раздвоенным кончиком улиссова плеча. Улисс вздрогнул.
— Бомбы сброшены, — доложил бомбардир. Корабль тут же дернулся вверх. Улисс взглянул в боковое окно. Темные капли еще падали. Некоторые промазали мимо ветви и помчались дальше, к нижней. Около десятка бомб взорвалось. Сверкнуло пламя и сквозь огонь и черный дым полетели громадные обломки дерева. Среди них виднелись куски меньших деревьев, росших на Дереве и какие-то темные предметы, которые вполне могли казаться маленькими телами. Но были ли это животные или крылатые человечки, определить было невозможно.
Исключением служили высокие розовокожие двуногие с курчавыми волосами на голове и под мышками, в районе живота и на задней стороне ног. Их лица были похожи на человеческие, за исключением мясистых наростов, как у крота, которые украшали кончики их курносых носов. Там было множество подобных созданий, очевидно пришельцев с планеты другой звезды. Но он не видел ни одного звездолета.
Улисс продолжал скользить, как призрак, над поверхностью Луны и вдруг нежно, осторожно, будто легкий ветер влетел в дерево, в котором находилась какая-то лаборатория. Здесь он увидел людей и негуманоидов, следивших за экспериментом. Внутри пластикового прозрачного куба находилась неподвижная фигура. Она освещалась многоцветными колеблющимися лучами механизма, похожего на лазерную пушку. Пушка выбрасывала энергию, которая отражалась стенками куба и освещала всю фигуру.
Он узнал статую. Это был он сам. Наверное, ученые пытались возродить естественное движение атомов.
Он узнал, какого успеха они добились.
Но что он делал на Луне? Его передали туда ученым по каким-то неизвестным соображениям? Если так, то хотя бы спустя тысячелетия вернули обратно. Путешествовать можно не только в космосе. Сколько же прошло времени?
Земля обезлюдела. Ее окутали раскаленные ветры. Растаяли полярные льды, а землетрясения, извержения вулканов и разрушения береговых масс изменили лик планеты до неузнаваемости.
Оставалось загадкой, что произошло или что вызвало этот глобальный катаклизм? Возможно, в этом были повинны громадные светящиеся капли, которые метались в дыму, покрывавшем опаленную землю. Но это была только гипотеза. Дым рассеялся, и воздух стал вновь чистым, за исключением редких пылевых бурь. Наружу вылезли маленькие группки разумных существ и животных, ушедших вместе с ними под землю. Они посеяли семена и освоили крохотные кусочки земли. Посадили несколько деревьев, которые бережно сохранили в подземных убежищах.
Но вновь появились светящиеся капли и стали парить над молодыми колониями. Они ничем себя не проявляли, за исключением одной. Та выпустила энергетические молнии, которые спалили маленькое дерево, где находились сорок выживших хомо сапиенс.
Остальных разумных, кошколюдей, собаколюдей, леопардолюдей, медведелюдей, слонолюдей не тронули. Видно, тот, кто управлял каплями — если сами по себе они не были живыми — хотел истребить только хомо сапиенс.
Летучие люди были модифицированной формой хомо сапиенс и их тоже должны были уничтожить.
Но когда светящиеся капли удалились, те вылезли из потайного убежища, в котором заблаговременно спрятались.
Нешгайские рабы и врумау не были людьми. Они произошли от мутировавших обезьян. Вот почему их помиловали светящиеся капли.
Он продолжал парить над поверхностью Земли. Летело время или он летел по времени. На всей громадной массе Земли остались только отдельные деревья. Деревья росли, развивались, встречались, сливались и становились единым. А оно разрасталось все больше и больше. Разумные животные один за другим уходили жить на его поверхность. Дерево заполнило весь континент. Только прибрежные районы оставались свободными, потому что соленая вода сдерживала его развитие. Но эволюционируя, Дерево могло и должно было преодолеть и эту преграду. И потом все континентальные деревья сольются друг с другом, отказавшись от своей индивидуальности посредством какого-то растительного механизма, который Улисс не в силах был вообразить. Они будут иметь один мозг, одну личность, одно тело. И Дерево станет хозяином планеты. Отныне и во веки веков. Аминь.
Если нешгаи и Каменный Бог не расстроят его планы.
Как и Алисе, ему не хотелось отходить от диска.
Позже, побеседовав с высшим священником, он сформулировал собственную теорию Книги Тизнака. Кушмурз придерживался теологических объяснений странных явлений, которые виделись читателям Книги. Неш высказывает собственные суждения по поводу того, что, по его мнению, каждый читатель должен найти в Книге. Но высший священник признал, что его объяснение может быть ошибочным. И это — не догма.
Улисс рассуждал, что кто бы ни создавал этот диск, он заложил в него запись прошлого. Вряд ли запись делали, когда происходили описываемые события. Одной из особенностей Книги было то, что Улисс назвал «резонансом». Каждый читатель видел в Книге лишь то, что больше всего его интересовало. Это все равно что разыскивать книгу по основному историческому разделу в библиотеке. Книга, действуя на мысленное восприятие, обнаруживала, что хочет узнать читатель и предоставляла ему информацию в той же манере.
— Вполне возможно, — заметил Высший Священник. Он глянул своими темно-синими глазами из-под треугольной шляпы на Улисса. — Ваше объяснение может вполне соответствовать фактам и не противоречит официальной версии, будто Неш диктует свои суждения. К тому же, кто бы ни создал диск, он сделал это по велению Неша.
Улисс покорился. Спорить было бесполезно.
— Теперь ты понимаешь, что Дерево разумно и оно — наш враг? — спросил Кушмурз.
— Так сказала мне Книга.
— Ты считаешь, что Книге верить не обязательно? — спросил с улыбкой Высший священник.
Улисс решил промолчать. Он мог сказать, что большая часть Книги — правда, но что диск создали разумные существа, а любое существо из плоти и крови склонно к ошибкам или заблуждениям. Но в ответ Высший Священник наверняка бы заметил, что диск не может ошибаться, потому что воплощает мысли Неша, а Неш — единственный Бог, который не ошибается.
Возвратившись на аэродром, он переменил свое отношение к Зеби. Она больше не была потенциальной матерью его детей. И он очень сомневался, что кто-то из рабов или врумау вообще на это способен. Мало отличаясь от хомо сапиенс она имела совершенно чужой хромосомный аппарат. Сколько бы они ни жили вместе, она останется бесплодной. А чтобы убедиться в этом прошло уже достаточно времени.
Конечно, она могла быть стерильна и тогда, кем бы ни был ее муж, ничего бы не изменилось. Но Луша прожила с ним довольно долго и вполне могла бы забеременеть. Пусть даже и она была стерильна. Или обе женщины втайне от него принимали какие-то противозачаточные средства. Но это казалось маловероятным, поскольку он не слышал ни о чем подобном ни от одного известного ему племени. Плодородие почиталось здесь как во времена палеолита.
За месяцы, прошедшие после его первого посещения замка Неш, он выкроил время еще для нескольких визитов. Хотя ему больше не позволяли читать Книгу Тизнака, он мог спокойно исследовать подземный город или музей, как думал о нем Улисс. Он открыл множество вещей, цель и назначение которых казались ему понятными, хотя большинство так и остались бесполезными, поскольку он не знал, как привести их в действие. Он нашел прибор, который не сильно отличался от его времени и не изменился настолько, чтобы его не узнать. Он взял у себя и нескольких рабынь образцы тканей кожи и поместил их в сравнительное устройство. Когда образцы вернулись назад, ткани рабынь стали ярко-красными. Вопрос о потомстве был исчерпан.
Он отодвинул прибор с чувством утраты и опустошения. И все же где-то в глубине сердца звенела радость.
Он прогнал это смутное чувство прочь. Оно должно исчезнуть. Если он позволит ему вырасти во что-то сильное, то потом будет жестоко раскаиваться.
— Но почему? — спросил он самого себя. Почему случилось так, что ему не дано стать отцом нового человечества. Разве не надо, чтобы на Земле вновь появился человек? Человеческий род почти уничтожил Землю. Летающие капли поставили цель искоренить хомо сапиенс и оставить остальных разумных существ в одиночестве. Не то чтобы они были менее опасны, но они не причиняли вреда Земле и поэтому их помиловали.
Зачем ему возрождать свое пагубное и разрушительное племя?
Вроде бы незачем. И все-таки он чувствовал себя виноватым, потому что был неспособен на это.
И еще он чувствовал вину, потому что предпочел Авину Зеби или кому-то из осла Зеби.
Это объяснило, почему он держал Зеби на положении слуги, а потом взял еще несколько рабов. Он все еще называл их людьми. Там была одна золотокожая зеленоглазая девочка по имени Фанус. Как и все, она была лысой, но имела не такой выпяченный подбородок и очень красивую фигуру.
Авина ничего не сказала, когда в его кабинете появилась Фанус. Она только одарила Улисса косым взглядом, который был красноречивее всяких слов, и его охватило раскаяние за те мучения, которые он ей причинил. Чтобы хоть как-то сгладить их отношения, он отдал обеих женщин под личный надзор Авине. Он догадывался, на что будет похожа их жизнь: если не ад, то хорошего будет явно мало. Но он очень был занят своим воздушным флотом, чтобы обращать внимание на подобные вещи.
Наконец, пришло время, когда первый дирижабль был закончен. Громадный серебристый корабль имел двенадцать мощных моторов в шести гондолах и мог нести множество людей, бомб или того и другого вместе взятого… Потом Улисс напомнил о своих требованиях и склоки между военно-морским ведомством и армией были урегулированы. Каждая сторона хотела заполучить воздушный флот и его персонал под свое начало. В результате это мешало Улиссу доставать материалы, набирать людей и принимать решения. Наконец, он ворвался в кабинет Великого Визиря и потребовал автономии. Здесь и сию же минуту. Медлить было нельзя, и так слишком много волокиты, и у врагов было достаточно времени, чтобы организовать новое нападение. И это будет уже настоящее вторжение, а не просто налет.
Шегниф согласился и сделал Улисса адмиралом флота, хотя и не главой воздушных сил. Он дал этот пост своему племянничку Грушпазу. Улисс ненавидел его, но ничего не мог поделать. Тогда он проинспектировал поставляемые флоту товары, большинство которых оказалось самого низкого качества. Шегниф попытался замять результаты следствия, но Улисс подал рапорт правителю, Зигбрузу.
Грушпаз, племянничек, продавал воздушным силам самые дрянные товары. Более того, человекоподобный офицер набрался храбрости, пришел к Улиссу и рассказал ему, что люди в воздушных силах находятся на грани бунта из-за скверной пищи, которую они получают. Продовольствие в воздушные силы поставлял тоже Грушпаз.
Улисс согласился пощадить племянника, если спекуляция и волокита больше не повторятся.
Шегниф согласился, но настоял, чтобы Грушпаз остался главой воздушных сил. Иначе Грушпазу пришлось бы покончить с жизнью самоубийством, а он, Шегниф, был бы дискредитирован.
— Ведь все знают, что он виновен! — сказал Улисс. — Почему же его не разжалуют?
— Все знают, верно, — ответил Шегниф. — Но пока его публично не разжалуют и не опозорят, он не должен кончать самоубийством.
— Я не хочу больше ввязываться в его грязные дела, — сказал Улисс. — И я не настаиваю, чтобы его не было с нами, когда отправимся к дулуликам!
— Он должен лететь с вами, — сказал Шегниф. — Потому что это единственный путь искупить вину и оправдаться. Ему необходимо совершить что-нибудь выдающееся в войне, наверстать упущенное.
Улисс сдался. Потом он горько улыбался, вспоминая это. Не дай бог, что-то упустить. Слоноподобные нешгаи не слишком отличались от человека.
Но он перестал улыбаться, когда Шегниф стал гнуть свою политику и перегружать дирижабли своими офицерами. Несмотря на авторитет Улисса перед правителем и Вашим Священником, он не пользовался особым доверием Великого Визиря. Но его отношение понятно в связи с недавним бунтом, произошедшим десять дней назад в пограничном селении. Солдаты врумау отказались подчиняться приказу разместиться в бараках рабов. Наверное, они считали зазорным жить рядом с рабами. Когда нешгаи двинули против них новые войска, те перешли на сторону восставших. Против них бросили нешгайских солдат и завязалась битва. Этим воспользовались рабы и перерезали несколько нешгайских хозяев. Потом, очевидно, нешгаи собрали больше своих тяжеловесных войск и потопили бунт в крови.
Эти новости облетели все человеческое население. Положение оставалось напряженным и со стороны нешгаев было столько всяких предосторожностей, что работа Улисса сильно осложнилась.
Но после набега трехсот летучих на аэродром ситуация упростилась. На этот раз их обнаружили разведчики Улисса, расставленные по краю Дерева. Он получил возможность выслать навстречу пять дирижаблей, нагруженных лучниками, бомбардирами и ястребами. Ястребы с честью выдержали первую пробу, а воздушные силы показали, насколько хороша их слаженность и дисциплина. Не обошлось, конечна, без потерь, но все корабли вернулись в целости и сохранности. Летучие, понеся тяжелые потери, улетели прочь.
Влияние Улисса резко возросло. Но главной заслугой рейса было то, что люди поняли — пока они должны сражаться на стороне нешгаи, а не против. Летучие потеряли послание, где говорилось, что им велено уничтожить как нешгаев, так и их человеческих союзников.
Был холодный рассвет, чистое небо и шестимильный бриз с моря, когда первый из десяти дирижаблей поднялся в воздух. Флагман «Визгвалх» («Голубой дух») был четыреста тридцати футов длиной и имел шестьдесят футов в диаметре. Его оболочка сверкала серебром, а на носу был нарисован голубой краской отвратительный демон. Гондола управления размещалась прямо под носом корабля, а с каждого бока свешивалось по три гондолы моторов. В его пустотелой оболочке находился скелет из очень легкой сшитой вместе скорлупы растений, киль, главная палуба, трапы, камеры аккумуляторов и десять гигантских газовых баллонов. Сверху были расположены открытые кабины для лучников, бомбардиров, ракетчиков и ястребиных тренеров. Вдоль каждого борта, вдоль средней линии находились выступающие отсеки, в которых стояли катапульты и располагались ракетчики. Другие отверстия позволяли выпускать стрелы, бомбы и ястребов. В хвостовой надстройке находилось несколько площадок и отверстий вдоль дна дирижабля, где находились метатели и клетки с птицами. Там располагались также бомбовые люки и люки для сброса якорей и абордажных крюков.
Улисс стоял на мостике нижней палубы прямо за рулевым. В гондоле управления также находились: радист, навигаторы, вестовые офицеры, разносящие приказы в различные части корабля, и несколько лучников. «Не будь здесь столько нешгаев, — подумал Улисс, — у них осталось бы на мостике куда больше места».
Он прошел сквозь толпу в хвост гондолы и выглянул наружу. Остальные корабли шли сзади, но быстро нагоняли. Последний казался сверкающей точкой в синем небе, но через час он уже присоединился к остальным и они построились в боевой порядок.
От мысли, что эти удивительные корабли были его детищем, у него перехватило в горле. Он очень гордился ими, несмотря на то, что они получились слабее и уязвимее тех, которые он когда-то задумал. Летучие могли летать над дирижаблями и сбрасывать на них бомбы. Но они не смогут сделать этого, пока он не спустится на низкую высоту. Сейчас корабли поднимались и не остановятся, пока не наберут тринадцати тысяч футов. Там воздух был слишком разряжен, чтобы удержать летучих. Они не смогут подобраться к дирижаблям, пока те не спустятся к своей мишени.
Если верить полученной информации, их цель находилась в центре Дерева. Боль всегда побеждала ложь, а захваченные во время первого и второго рейдов летучие испытали столько боли, сколько могли выдержать их хилые тела. Двое молчали до самой смерти, но остальные, наконец, поклялись, что говорят истинную правду. Их показания сравнили и поверили.
А с собой взяли летучих, которые могли еще говорить, чтобы те показали ориентиры и нашли основной город.
Внизу до самого горизонта тянулась путаница переплетений сырых ветвей Дерева. То тут, то там в водных потоках отражалось солнце и сверкали яркие оттенки поселившихся на Дереве кустов и растений. Раз из самой чащи зеленых джунглей поднялось бледное розовое облако. Это была необъятная стая птиц, населявшая густой виноградник между двумя могучими ветками. Розовое облако пролетело между несколькими стволами, опустилось и исчезло в другом густом винограднике.
Улисс обернулся, увидев, что по лестнице с верхней палубы в гондолу спускается Авина. Отдохнувшая, она была прекрасна, как бывает прекрасна только сиамская кошка. Двигаясь, она была красива как ветер, если бы, конечно, его кто-нибудь увидел. Теперь, когда Зеби и Фанус с ним не было, и она одна могла ухаживать за своим Повелителем, Авина, казалось, смеялась и мурлыкала от удовольствия. Он подумал было попросить ее остаться, но решил, что не стоит. Он знал: шанс вернуться у них не больше, чем один к четырем. И она бы обиделась, попроси он ее остаться, и стала бы срывать злость на обеих женщинах, поскольку считала бы их во всем виноватыми.
Она носила защитные очки, которые Улисс приказал сделать обязательным атрибутом формы вооруженных сил. Нуждались в них редко, если вообще нуждались, но они ему нравились. Они были отличительной чертой первых воздухоплавателей и вызывали сентиментальный приступ ностальгии. Он наверняка страдал по временам первой мировой войны.
Кожаный ремешок с яркими голубыми символами, как у мальтийцев, свешивался с шеи Авины. Вокруг талии виднелся пояс с каменным ножом. Это дополняло ее униформу.
Она взглянула на него, удостоверившись, что не мешает, и сказала:
— Мой Повелитель, это во много раз лучше, чем карабкаться вверх и вниз по Дереву и вести плоты среди крокодилов и гиппопотамов!
Он рассмеялся.
— Верно. Но не забывай, что возможно нам придется возвращаться домой пешком.
И хорошо, если бы так, подумал он.
Авина придвинулась пока ее бедро не коснулось его тела, и край плеча не пришел в контакт с его рукой. Кончик хвоста несколько раз обвился вокруг его ног. В гондоле было слишком много шума, чтобы услышать ее урчание. А она стояла не так близко, чтобы его почувствовать. Но он мог поклясться, что она урчала от удовольствия.
Он отодвинулся. У него не было времени думать о ней. Командование десятью кораблями поглощало слишком много времени. У офицеров и экипажей было столько тренировок, сколько он мог устроить за такой короткий срок. Но все равно, они были новичками.
Пока все шло довольно гладко. На этой высоте они сели ветру на хвост и в результате увеличили свою скорость до пятидесяти миль в час. Но это значило, что на той же высоте им не возвратиться, пришлось бы выжимать из моторов всю мощность. А сейчас они могли достигнуть цели за восемь часов, вместо шестнадцати, если бы двигались в спокойном воздухе. Он позволил моторам несколько часов отдыха, двигаясь только по ветру, стремясь достигнуть города дулуликов за два часа до заката. Этого времени будет достаточно для задуманного плана.
Дерево неслось под ними подобно громадному серо-зеленому облаку. Иногда они пролетали над местами, где ветки не пересекались, и тогда он почти различал дно этой гигантской пропасти. Что за колоссальное создание! Мир не знал ничего подобного! За все четыре миллиарда лет своего существования. Или, во всяком случае, за последние двадцать тысяч лет, уточнил он. Это было Дерево. И разве не позорно и не стыдно уничтожать такое существо.
Тут он поймал самого себя. Кто собрался уничтожать его? И как?
То здесь, то там он видел крошечные длиннокрылые фигурки принадлежавшие дулуликам. Они знали, что корабль Каменного Бога и нешгаев летит к их городу. Даже если бы он никого не заметил, он мог бы гарантировать, что кожекрылые пигмеи, спрятавшись в джунглях, наблюдают за десятью серебряными иглами, летящими над их головой. Им не нужно было посылать курьеров. Давным-давно они отправили сообщение через импульсные диафрагмы и нервные волокна самого Дерева.
Он предполагал, что они заранее знали, когда корабли отправятся к их основному городу. У них было вдоволь шпионов и, несомненно, они подкупили рабов, а возможно даже нескольких нешгаев, чтобы те на них работали. Коррупция и предательство, казалось, были присущи всем разумным. И люди здесь не пользовались монополией.
Авина прижалась вновь и он потерял нить своих мыслей.
Шли часы, не занятые командирскими заботами. Внизу медленно сменялись декорации. Разнообразия было мало, лишь слегка изменялись направления веток, варьировалась форма переплетения лиан, уменьшалась или увеличивалась высота стволов и изменялась расцветка птичьих стай: розовых, зеленых, алых, лиловых, оранжевых, желтых, которые проносились между стволами и над ветками.
Солнце достигло своего зенита и Улисс приказал сбавить скорость. В гондоле наступила полная тишина, лишь иногда слышались тихие голоса мелких офицеров, говоривших в радиоящички, шарканье громадных ног нешгаев или сипение воздуха в их хоботах, урчание нешгайских желудков, покашливание людей; доносились и более характерные звуки: поскрипывала жесткая оболочка гондолы.
Солнце клонилось к горизонту и Улисс приказал своему помощнику привести пленного дулулика. Им был Кстуувх, испуганный маленький человечек со связанными за спиной руками и сшитыми вместе крыльями. Немного огня, лизнувшего кожу, отразилось жаром в его глазах.
— Мы должны видеть город, — сказал Улисс. — Покажи его мне.
— Со связанными руками? — усмехнулся Кстуувх.
— Кивни, когда я увижу правильное место, — отозвался Улисс.
Большинство стволов достигало десяти тысяч футов, где, казалось, они взрывались зеленым грибом. Около десяти миль впереди был ствол, достигавший почти тринадцати тысяч футов. На нем, где-то в гуще ветвей, и находился город дулуликов. Отсюда, за исключением Дерева, ничего не было видно. Летучие, конечно, будут скрываться до последнего момента.
— Этот громадный ствол и означает город? — спросил Улисс.
— Я не знаю, — проговорил Кстуувх.
Грушпаз положил пальцы своей гигантской руки на тонкую шею летучего и сжал. Лицо Кстуувха посинело, глаза вылезли из орбит, а язык вывалился наружу.
Нешгай ослабил хватку. Дулулик закашлялся, захрипел и, наконец, произнес:
— Я не знаю.
Улисс восхитился его стойкостью, хотя и знал, на какие муки она его обрекает.
— Если мы не вытянем это из тебя у нас найдется вдосталь твоих приятелей, которые не будут такими строптивыми.
— Попробуй на мне огонь, — сказал Кстуувх.
Улисс улыбнулся. Летучий знал теперь, как воспламеняется водород и сколько предосторожностей было принято в путешествии, чтобы избежать случайной искры или огня.
— Игла будет не хуже, — отозвался Улисс. И больше не уделял внимания маленькому человечку, за исключением того, что велел отправить его на верхнюю палубу. Слишком много летучих, включая Кстуувха, описывали этот ориентир под пытками.
Он издал приказ, где указал всем кораблям точное место при бомбардировке в индейском строю. Они начали снижаться, а потом радиоящички флота облетели приказы — занять боевой порядок. Флагман спустился на десять тысяч футов и достиг громадного ствола. Он все еще находился вне действия дулуликов, которые могли летать не выше десяти тысяч футов, и то без какой либо дополнительной нагрузки.
«Голубой дух» оставил вершину кроны ствола с правого борта. Несколько лилово-красных длиннокрылых маленьких птичек и густошерстных выдр уставились на пролетающий мимо Голиаф.
В нескольких милях от вершины ствола флагман сделал разворот на триста шестьдесят градусов левым бортом и подошел к стволу на высоте девяти тысяч футов над поверхностью земли. Он двигался с относительной скоростью десяти миль в час против ветра, который дул со скоростью пятнадцати миль в час. Внизу до сих пор не было и признаков дулуликов, хотя имелось сколько угодно доказательств другой жизни. Тысячи чернокрылых, зеленотелых, желтоголовых летающих зверюшек поднялись им навстречу, кинулись в сторону и бросились вниз, в чащу листвы в миле от дирижабля.
Город был отлично замаскирован. Наблюдатели ничего не видели, обычные джунгли и потоки воды.
И все же под пыткой дулулики сознались, что там жило около тридцати пяти тысяч человек. Они божились, что с Дерева на защиту города могло вылететь до шести тысяч пятисот летучих.
Флагман продолжал спускаться, подойдя по ветру к стволу, вздымавшемуся над его массивным правым бортом, двинулся в пятистах футах над веткой.
— Бомбардирам приготовиться к огню! — объявил Улисс.
Он глянул в свой иллюминатор. Казалось, ствол мчался на них так стремительно, что вызывал желание отдать приказ повернуть корабль в сторону. Он проделал необходимые вычисления, получалось, что они пройдут в сотне ярдов от ствола, прежде чем ветер отнесет их в сторону, к северу.
Открыли бомбовые люки, а бомбардиры с остальными стали ждать, когда появятся соответственные мишени.
Улисс ждал. За ним переминался Грушпаз. Его желудок урчал, а хобот нервно изгибаясь, то и дело касался раздвоенным кончиком улиссова плеча. Улисс вздрогнул.
— Бомбы сброшены, — доложил бомбардир. Корабль тут же дернулся вверх. Улисс взглянул в боковое окно. Темные капли еще падали. Некоторые промазали мимо ветви и помчались дальше, к нижней. Около десятка бомб взорвалось. Сверкнуло пламя и сквозь огонь и черный дым полетели громадные обломки дерева. Среди них виднелись куски меньших деревьев, росших на Дереве и какие-то темные предметы, которые вполне могли казаться маленькими телами. Но были ли это животные или крылатые человечки, определить было невозможно.