Федоров Павел Ильич. В Августовских лесах

   Костя встретил тестя с откровенной, веселой простотой. Взяв полотенце, повел Олеся в ванную умываться, сам открыл кран, подал мыло, и когда тот, растроганный вниманием зятя, стал умываться, Костя, как бы невзначай, спросил:
   - Почему мать не приехала?
   - Прихварывает немножко.
   - Вот и нужно было привезти. Здесь есть хорошие доктора, - деловито заметил Костя, не подозревая, что творится в душе Олеся.
   - Дорога слишком тяжелая, трудно ей ехать...
   - А чем она больна? Может быть, послать врача?
   - Нет, нет! Она не захочет, - с ожесточением растирая порозовевшие щеки, сказал Олесь, удивляясь, как этот нежданный зять может так запросто разговаривать.
   - Больных в таких случаях не спрашивают. Если серьезно больна, то надо лечить. Машина есть. Все это можно быстро сделать, - заявил Кудеяров.
   - Не стоит беспокоиться. Да и не так уж она больна. Пройдет, я думаю, - смущенно проговорил Олесь.
   Выйдя из ванной, Олесь, совсем не ожидая того, встретился с начальником заставы лейтенантом Усовым и с тем самым суровым майором в роговых очках, который приезжал при разделе помещичьей земли и так рассердился на Михальского, что тот вынужден был покинуть собрание. Юзеф тогда сказал какую-то глупость насчет колхозов, а этот майор так его разделал, что даже у Олеся рубашка взмокла, - мысли Олеся и Юзефа в то время были одинаковыми... А теперь вот пришлось встретиться. И где только зятек мог разыскать его?..
   - Так вот какой у тебя тестюшка! - здороваясь, сказал Рубцов, в упор рассматривая из-под очков совсем растерявшегося Олеся, уже начавшего раскаиваться, что затеял эту поездку. Послать бы жену. Сама заварила кашу, сама пусть и расхлебывала бы.
   - В солдатах служил? - напористо спросил майор.
   - Приходилось служить и в солдатах, - с натугой проговорил Олесь.
   - Против кого воевал-то?
   - Против кайзера, в ту войну...
   - Ну и я тогда воевал против кайзера. Значит, товарищи по оружию. В этих местах, на Августовском канале.
   - Наши места! - оживился Олесь.
   - Ты садись, чего стоишь. К дочери приехал, к зятю, - косясь на Кудеярова, продолжал Рубцов и, лукаво улыбнувшись, добавил: - Ничего, скоро дедушкой будешь... Чего ты разводишь руками, старый солдат! На свадьбе не гулял, нет? Вот сейчас выпьем за будущих внуков. Хочешь не хочешь, брат, а выпьем!
   Когда все сели за стол, Зиновий Владимирович поднял бокал и, поглядывая на Олеся, проговорил:
   - Жаль, что нет здесь вашей супруги. Я бы ее немножко и огорчил и обрадовал. Как же не радоваться, коли ожидаешь внуков!
   - Да что вы, Зиновий Владимирович, - стыдливо замахала руками Галина.
   - Ты уж не смущай ее, - вступилась Мария Семеновна.
   - Всегда говорю то, что думаю. Пью за будущих внуков, пью за нашу молодежь и за дружбу русских с поляками, только не с панами, а с простыми трудовыми людьми.
   - Вот это верно вы говорите, очень верно, - расчувствовался Олесь.
   - Ведь не с фашистами вам дружить? Не так ли, Олесь Юрьевич? обернувшись к нему, сказал Усов.
   - Конечно, так, - кивая головой, подтвердил Олесь и, вспомнив разговор с Сукальским, почувствовал, как наливаются кровью его чисто выбритые щеки и дрожат кончики усов. "Какой же был я дурак, что слушал тогда всерьез эту сморщенную щуку, Сукальского!" - подумал Олесь, опрокидывая рюмку. "Может быть, рассказать?" - шевельнулась в голове острая мысль.
   Олесь выпил еще несколько рюмок и неожиданно для самого себя решил сказать, что против них организуется заговор, что скоро будет война. Выждав время, он заговорил:
   - Вы вот люди военные... Скажите, война будет скоро или нет?
   - Коль скоро на нас нападут, так, значит, будет война, - ответил Рубцов.
   - Кто же может напасть на Россию? - спросил Олесь, пристально поглядывая на аппетитно закусывающего майора.
   - Германские фашисты, например, - ответил Рубцов.
   - Так вы, значит, знаете?! - словно обрадовавшись, вскрикнул Олесь.
   - А чего ж тут не знать? Вопрос времени, товарищ Седлецкий... Мы, коммунисты, не хотим войны, но фашисты заставляют к ней готовиться.
   - А чья армия сильней, Красная или германская? - совсем осмелев, спросил Олесь.
   - Если придется воевать, выяснится, кто сильней, - уверенно ответил Костя.
   - Оно и теперь ясно. Германская армия сильная, обученная. Имеет опыт. Но мы гораздо сильней. Советские люди знают, за что им придется драться, твердо сказал Зиновий Владимирович. - Однако об этом хватит. Давайте поговорим о будущих внуках. Да, кстати, Усов, когда же догуляем на твоей свадьбе? Я завтра в те края, на все лето.
   - Моя свадьба, Зиновий Владимирович, будет не скоро, - улыбаясь, ответил Усов. - Да и невесты подходящей нет...
   - Ну это ты брось! - Рубцов погрозил ему пальцем. - Невесты нет... А сколько рыжий конь трензелей сгрыз, когда стоял у крылечка, где учительница живет?
   Все рассмеялись. Усов покраснел и не нашелся, что ответить.
   Разошлись поздно. Олесь не только смирился со своим зятем, но, кажется, и полюбил этих простых, сердечных людей. Прожив в Гродно несколько дней, он уехал в Гусарское, а Ганну оставил погостить у Галины.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   В то незабываемое лето поздно расцвела черемуха, густо растущая по берегам Августовского канала. Поздно вылетели из ульев пчелы. Березки поздно выбросили свои сережки, но, украсившись ими, зазвенели, как веселые модницы.
   Мощные дуплистые ветлы, раскинувшиеся широкими зелеными шатрами на луговой низине, манили в свою тенистую прохладу. Но едва войдешь под эти густые шатры, как невольно начинаешь чувствовать себя напряженно и чего-то ждешь. Все это происходит оттого, что ветлы растут на последних метрах советской земли. За ними начинается государственная граница. Последние дни пограничники часто слышат с той стороны чужую, не славянскую, гортанную речь и видят солдат в мутного цвета касках с желтой свастикой. Опустив ружья к ноге, они останавливаются неподалеку от пограничного столба, долго смотрят на государственный герб Советского Союза и тихо о чем-то переговариваются.
   Сегодня на редкость жаркий день. Восточный горизонт чист и прозрачен. На западе недвижимо встала темная туча. Но это только кажется, что она стоит на месте. Туча незаметно подвигается на восток и приносит с собой ураган.
   Тишина неожиданно нарушается отдаленным гулом, как будто кто-то небывало грузный ступил на землю и пошел по ней. Кусты черемухи начинают лихорадочно вздрагивать и, как снегом, осыпают траву лепестками. Птицы настораживаются и перестают щебетать. Настораживается и группа купающихся в канале пограничников.
   Сержант Башарин, поглаживая прилипшие к телу мокрые трусы, стоит по колено в воде и прислушивается.
   - Где-то гром гремит. Далеко... - пришивая к гимнастерке чистый беленький подворотничок, говорит тоже раздетый Сорока. Он уже забыл все свои прежние невзгоды, снова веселый и задорный.
   - Это совсем не далеко и не гром, - возражает Башарин.
   - Нет, это не гром, - соглашается Бражников, почесывая укушенное слепнем плечо. Плечи у него мускулистые и загорелые. Ширококостная спина перевита выпуклыми мышцами.
   - Танки, должно быть! Странно как-то гудят... - замечает Башарин и выходит из воды. Ему неприятно слышать этот тревожно нарастающий гул.
   - Так уж прямо и танки! - не соглашается Сорока. - Подумаешь, механик нашелся! Может быть, тракторы идут. Откуда тебе знать?
   - Много ты найдешь в Польше тракторов?.. И вообще отстань, тебя сроду не переспоришь.
   Пограничники, лежа на берегу в разных позах, прислушиваются. Кабанов и Малафеев перестали чинить сеть и тоже подняли головы.
   Солнце горячо припекает. По каналу, обшитому бревнами, лениво течет вода. Над водой свесилась большая коряга, от нее на поверхности воды распростерлась уродливая тень. Плеснулась крупная рыбина.
   Гул на той стороне постепенно удалялся и окончательно затих.
   - Рыбы-то сколько! Смотри, как плещется, - проговорил Сорока, свертывая вылинявшую гимнастерку. - Надо сегодня побольше наловить. Как только жар схлынет, так и забросим сетку. Линей бы покрупней захватить. У меня от Клавдии Федоровны заказ имеется. Сегодня у нее с утра стряпня идет. Пирушка будет на всю заставу - своими ушами слышал.
   - По какому такому случаю? - спрашивает Юдичев. - Уж не ты ли именины справлять собираешься?..
   - Не обо мне речь. Начальник заставы лейтенант Усов жениться собирается. У них с учительшей, которая с нами по литературе и арифметике занимается, кажется, получился баланс. - Сорока, в прошлом счетовод, по старой привычке любит щегольнуть бухгалтерскими терминами и этим забавляет товарищей. - Сошелся у них дебет с кредитом.
   - Да откуда это тебе известно? - раздаются со всех сторон голоса.
   - Сегодня, - таинственно объясняет Сорока, - меня вызвал замполитрука товарищ Стебайлов, попросил наловить рыбы и приготовить торжественную речь... Да чего вы хохочете, как филины! Ну вот, по случаю женитьбы нашего начальника мне велено приготовить свадебное поздравление...
   - Ну, и ты приготовил речь? - спрашивает Юдичев.
   Все прислушиваются. Сейчас должно последовать что-то веселое.
   - Пока еще как следует не придумал, но примерно обмозговал.
   Сорока пальцем потирает висок. Его веснушчатое мальчишеское лицо принимает лукавое и озорное выражение.
   - Врет он все. Бесшабашный человек, - осуждающе покачивая головой, заключает Башарин. Сороку он считает легкомысленным и пустым человеком, часто одергивает его, но, несмотря на это, дружит с ним и охотно ходит в наряд.
   - Я - вру! Да я такую тебе речь сочиню, реветь начнешь!
   - Будто бы... Так сейчас и разрыдаюсь.
   - А ну, попробуй, - подзадоривает Бражников.
   - Давай, давай, Сорока! - раздается со всех сторон.
   - Я бы им для начала так сказал, - польщенный всеобщим вниманием товарищей, продолжает Сорока. - Дорогие новобрачные! Вы сегодня, так сказать, записаны в книгу семейных людей. Желаю вам от всего нашего коллективного сердца поскорее заиметь маленьких человечков, которых мы, ваши боевые друзья и подчиненные товарищи, обязуемся нянчить и тетешкать всей нашей заставой... Есть у нас доблестный советский пограничник Ваня Башарин, он возьмет маленьких Усят на свои богатырские ладони и будет подкидывать до самого неба...
   - Вот идол, а! - на лице Башарина расплывается мягкая, задушевная улыбка. Такими же хорошими улыбками озаряются лица и других пограничников.
   - Ваши маленькие Усята станут расти на нашей заставе в общем государственном балансе. Мы соорудим им колясочки и будем катать по двору, а когда подрастут, завяжем красный галстук и отведем в школу, и так далее, и тому подобное... Почему вот я, хлопчики, человек женатый, а? Почему жена со мной только неделю прожила? Но и я своих ребятишек в генералы выведу!
   - Подожди маленько. Может, сам в генералы выйдешь, потом уж... поддевает его Башарин, зная, что Сорока любит мечтать о командных должностях.
   Реплика Башарина вызывает дружный хохот.
   - А что ты думаешь, и выйду! Наперед совершаю подвиг, проявляю геройство! Окружная газета помещает мой портрет и описывает мой подвиг. Командование направляет меня в училище. Проходит годика три-четыре, к вам на заставу приезжает командир, на петлицах два кубаря. Перед ним выстраивается вся застава. Вы глаза вылупили и шепчете: "Это ведь наш Сорока!"
   - Мы к тому времени демобилизуемся, не загибай, - добродушно говорит Башарин.
   - Ты, милый, на сверхсрочную останешься. Не морочь мне голову, кивает на него Сорока и вдохновенно продолжает: - Старшина Башарин, подтянутый и ловкий, командует: "Застава, смирно!" И каблуками цок-цок, рапортует: "Товарищ начальник заставы, вверенная вам пограничная застава по вашему приказанию выстроена!" - "Вольно!" - командую я, Игнат Сорока, прохожу по рядам и останавливаюсь на левом фланге, против командира отделения товарища Юдичева и спрашиваю: "Почему, товарищ Юдичев, у вас такой кислый вид, словно вы дюжину лимонов зараз скушали? Ежели вы скучаете и у вас есть зазнобушка, можете собираться в отпуск, я разрешаю. Только не портите строевой вид вверенных мне орлов своим кислым лицом..."
   - Почему у меня кислый вид? Ты это брось! У меня просто чирий вскочил, вот я и не купаюсь, - не выдерживает Юдичев и отворачивается в сторону.
   - Значит, Башарин только старшина, а ты лейтенант? Здорово отхватил, - свертывая цигарку, замечает Башарин. - А может быть, я раньше твоего махну в училище?
   Сорока резким движением подтягивает голые коленки к подбородку и, раскачиваясь всем туловищем, лукаво прищурив глаза, отвечает:
   - Видишь, какое дело, Ваня... У тебя очень фигура старшинская. Человек ты рассудительный, хозяйственный, сети добре вяжешь, рыбак настоящий, особый вид картофеля умеешь выращивать, помидоры с капустой. Вообще, так сказать, личность ты сугубо тыловая...
   - Как ты можешь своему старшему наряда говорить такие слова? притворно возмущается Башарин. Он на самом деле любит хозяйственные дела. Сорока выдает его тайную мечту: стать старшиной и поехать на такую заставу, где есть большое хозяйство, или развести его здесь.
   - Я тебе говорю это как будущий генерал... Понимаешь? А ему, товарищ Башарин, лучше знать, кого и на какую должность определить, - сделав строгое лицо и подняв палец кверху, заявляет Сорока.
   Начальник заставы Усов, выйдя из дому и услышав веселый смех пограничников, не утерпел, вернулся в комнату, взял полотенце и направился к реке. Уж очень заразительно смеялись люди. Он любил свободное время провести и отдохнуть вместе с бойцами.
   - Ну чего притихли? - спросил Усов, оглядывая улыбающихся пограничников. - Чьи байки слушали?
   - Да вот Сорока болтал, - улыбаясь, признался Башарин.
   - Продолжай, товарищ Сорока, не стесняйся, - грея на горячем солнце стройную мускулистую спину, поощрительно подмигнул Усов.
   - Что продолжать, товарищ начальник... Денек сегодня добрый, припекает здорово. - Сорока прищурил глаза. - Денек такой... Рыбки думаем наловить...
   - Давайте, ребята, поплаваем, - предложил Усов, быстро подошел к воде и бросился вниз головой. За ним с криком и хохотом кинулись остальные.
   День сегодня был праздничный.
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   В свободное от занятий время на заставе иногда проводилась военная игра. В ней принимали участие все желающие.
   Выбрав время, начальник заставы собирал пограничников и заявлял:
   - Завтра в шестнадцать часов будем играть. Я изображаю нарушителя. Буду пытаться перейти "границу". Задача - захватить "нарушителя". Кто выполнит задачу на "отлично", тому после коллективного обсуждения присуждается премия - книги "Поднятая целина" и "Чапаев".
   - Кому-то повезет, - сокрушался Сорока, которому страшно хотелось захватить такого необычного нарушителя, как начальник заставы.
   - Не беспокойтесь, товарищ Сорока. Я буду действовать на всех участках. Ваше дело - бдительно нести службу.
   - А как вы докажете, что были на всех участках? Ведь наряд-то будет действовать не один, - не унимался дотошный Сорока.
   - А след?
   - На следу-то не будет написано, что тут проходил начальник заставы, а не другой кто-нибудь!
   - Хорошо. Я буду в каком-то месте что-нибудь оставлять. Ну, скажем, на участке Сороки я "потеряю" коробку спичек, на участке Башарина платок. Если проползу к линии условной границы, то положу записку, где будет указано точное время, когда я там был. Вы предварительно проверяете полосу "границы" в обычном порядке, чтобы убедиться, что там ничего не было.
   - Здорово придумано! - хором отвечали пограничники, увлеченные игрой.
   - Ну, держитесь, товарищ начальник! - грозился Сорока и тут же спрашивал: - А ежели, товарищ лейтенант, наряд найдет этот ваш предмет, то будет наряду какое-нибудь поощрение в баллах?
   - Будет поощрение! Повесим в ленинском уголке специальную доску и станем там отмечать результаты.
   Для игры был отведен специальный лесной участок и намечена линия "границы".
   Первый раз в игре участвовало несколько нарядов. В одном из них старшим был Сорока. Однако всех постигла неудача.
   "Нарушитель" "растерял" свои вещи, но следов не оставил, словно не на ногах ходил, а летал по воздуху. Пограничники сошлись на сборный пункт и, растерянно топчась на месте, смущенно посматривали на улыбающегося начальника.
   Сорока, неловко козырнув, хотел было сесть на пенек, но начальник заставы остановил его и приказал доложить о действиях наряда.
   Сорока понял, что игра игрой, а докладывать надо, как положено по уставу. Доклад принимал политрук Шарипов и требовал соблюдения всех уставных правил.
   - Значит, ничего не обнаружено? - спросил Шарипов и, подмигнув Усову, с сомнением в голосе добавил: - А может быть, так никакого нарушителя и не было? Надо проверить!
   - Обязательно надо, товарищ политрук! - настаивал Башарин.
   Он считался одним из лучших пограничников, и ему обидно было, что он мог прозевать "нарушителя".
   - Можно, пожалуй, и не проверять, - продолжая загадочно улыбаться, сказал Усов.
   - Как же не проверять? - возразил Сорока. - Не желаю я, чтобы в моей службе отмечался позорный случай...
   - Раз настаиваете, - значит, проверим, - согласился Усов. - В доказательство того, что я прошел незамеченным на всех участках, скажу: видел вас, товарищ Сорока, как вы спокойно под кустом орешника собирали землянику...
   - Сроду этого, товарищ лейтенант, не было, - запротестовал Сорока, да и ягода совсем еще зеленая...
   - Вот вы и сказали Юдичеву: "Ягоды зараз много, а спелой ни одной".
   - По-моему, я ж это тихо сказал, - признался ошеломленный Сорока.
   Ничего подобного он не ожидал, и от его неожиданного признания пограничники дружно засмеялись.
   - Если бы вы сказали тихо, то я бы не слышал, - продолжал Усов. - Я сидел в этом самом орешнике и все видел...
   Посрамленный Сорока сначала смущенно мигал глазами, потом тоже принялся хохотать вместе с другими.
   Дальше выяснилось, что начальник заставы побывал на всех участках, пробравшись на обусловленную линию границы, оставил на участке Башарина ручные часы с запиской, в которой точно обозначил время и даже нарисовал схему своего пути. Затем по этой схеме он разъяснял всей группе, как следовало нести службу.
   - Но почему следов не видно? - спрашивали участники игры.
   На этот вопрос Усов отвечать категорически отказался.
   - Вы, может быть, полагаете, что нарушитель сообщит вам запиской, где он пойдет, и в каких сапогах, и сколько у него будет на подошве гвоздей? Нет, товарищи, должна быть своя смекалка. Надо знать свой участок так, чтобы мышонок не смог проползти, - сказал Усов и на практике объяснил, как нужно изучать местность и следы, как нужно маскироваться и терпеливо прислушиваться к каждому звуку.
   Перед следующей игрой все участвующие заранее пришли на свои участки, изучили и проверили каждый кустик и каждую кочку. Однако "нарушитель" оказался настолько осторожным и хитрым, что обманул всех и во второй раз. Башарин и Сорока выходили из себя. Как удавалось лейтенанту это делать, разгадать никто не мог. Первым, наконец, уловки "нарушителя" понял упорный и настойчивый Башарин. Изучая на другой день путь своего движения, он обнаружил, что "нарушитель" все время ухитрялся идти по их же следу. Но когда наряд приближался к линии "границы", Усов оставался сзади и, спрятавшись в кустах, наблюдал за дальнейшими действиями пограничников, записывал каждый их промах, видел, куда и как они ложились в засаду. После этого незаметно полз в нужном направлении и, положив записку, а иногда и еще какой-нибудь предмет, этими же следами возвращался обратно.
   Башарин после тщательного изучения догадался, что начальник заставы ходит в одних носках и так маскирует свои следы, что их почти невозможно заметить. На ближайшем занятии Башарин устроил "хитрую засаду" и захватил "нарушителя" на подходе. По коллективной договоренности опыт был перенесен в другие группы. Следующий раз повезло и Сороке. На его тумбочке уже красовался новенький том "Поднятой целины", и он с упоением читал вслух о приключениях деда Щукаря.
   Теперь в игре участвовали почти все пограничники. Даже повар Чубаров однажды изображал нарушителя. Поощрялись и те, кому хитрой выдумкой удавалось обмануть товарищей.
   Пограничная служба требует от людей большого умственного и физического напряжения, быстроты действия при преследовании нарушителя, железной выдержки и дисциплины. На малейшее нарушение дисциплины Усов немедленно реагировал, но, наказывая провинившегося, он внутренне был недоволен собой, чувствуя, что где-то сам чего-то недосмотрел и недоделал. Советовался по этому поводу с Шариповым.
   Молодой командир, он все советы по воспитанию людей воспринимал от политрука с благодарностью. Шарипов был старше его годами, с солидным партийным стажем. На границе он служил свыше десяти лет и успел побывать во многих, самых отдаленных уголках страны.
   Беседуя с политруком о воспитании людей, Усов каждый раз убеждался в том, что у заместителя есть чему поучиться.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   Усов написал Шурочке записку и, передавая ее Клавдии Федоровне, сказал:
   - Вы на словах ей передайте, чтобы она пораньше пришла... Чего ей сидеть в выходной день в одиночестве? Пусть с утра приходит. Глядишь, и я пораньше освобожусь...
   - Когда же вы наконец женитесь? - спросила Клавдия Федоровна. Запугал девушку своим Памиром, вот она и робеет.
   - А мне робкая жена не годится. Беру на выдержку, а там посмотрим...
   Клавдия Федоровна направилась с детьми в школу, передала записку и вернулась на заставу вместе с Александрой Григорьевной.
   После этого Клавдия Федоровна стала искать Усова, чтобы пригласить его к завтраку. Однако выяснилось, что Виктор Михайлович оседлал коня и уехал в комендатуру, куда его срочно вызвали.
   Поиграв со Славой, Шура долго ходила по комнате и рассеянно посматривала в окно. Потом, взяв первую попавшуюся в руки книгу, пошла на берег Августовского канала и села под старой вербой. Однако читать не могла, да и книга оказалась не той, какая нужна была по ее настроению. Это было наставление по сбору лечебных трав. Шура раздраженно покусывала сорванную на ходу ветку черемухи. В ушах нудно гудели противные комары, а в глаза лез проскользнувший сквозь листву солнечный луч. Повалявшись на траве и измяв тщательно выутюженное платье, Шура встала и спустилась к берегу канала. Там на деревянном мостике сидела какая-то женщина в синем платье и мыла ноги. Шура подошла ближе.
   Женщина, услышав ее шаги, обернулась. Это была Ганна Седлецкая.
   - Здравствуйте, Александра Григорьевна! - сказала Ганна. - А я, знаете, к вам заходила, и мне сказали, что вы ушли на заставу.
   - Здравствуйте, Ганна!
   Шура очень обрадовалась этой встрече, и они расцеловались.
   - Почему, Ганночка, тебя не видно? Ты даже в библиотеке не показываешься...
   - Меня здесь не было. Я два месяца жила в Гродно у Галины.
   - Как она поживает? - спросила Шура.
   - Галина очень счастлива, скоро будет матерью, а я тетушкой, грустно улыбнувшись, проговорила Ганна и вытерла платком глаза.
   - Ты плакала, Ганна?
   - Да, я сегодня поплакала... Садитесь рядом со мной, Шура. Здесь хорошо. Я была у секретаря райкома партии Викторова. Я могу преподавать польский и немецкий языки. Он посоветовал мне поступить на работу в вашу школу. Я зашла к вам и хотела поговорить... Вы знаете Викторова? спросила Ганна.
   - Еще бы. Это замечательный человек, - воскликнула Шура и, почему-то мысленно сравнив его с Усовым, к своему удивлению, нашла, что эти два человека очень похожи друг на друга своими характерами. Оба они любят острый юмор, оба упрямые и требовательные.
   - Да, это хороший человек, - задумчиво продолжала Ганна. - Я, признаться, мало встречала таких людей. Он часто бывает в школе?
   - Он везде бывает, и все его уважают, даже маленькие дети...
   - Да, да! Я вам об этом и говорю, - взволнованно перебила Ганна. Дети очень тонко и верно чувствуют хорошего человека. Их невозможно обмануть.
   Ганна, опустив голову, несколько секунд помолчала, а потом передала разговор, который у нее произошел с секретарем райкома партии.
   В Гродно Ганна много думала о том, что советские люди живут совсем не так, как жили поляки при старой власти. Ганну поражала обаятельная простота, честность, заботливость этих людей. Они не только не гордились своим положением и достатком, но и как будто не замечали всего этого.
   Никогда Ганна столько не читала, как за эти последние два месяца своей жизни в Гродно. У Рубцовых была хорошая библиотека, и книги помогли ей основательно познакомиться с жизнью Советской страны. Как-то она сказала Косте, что хотела бы стать учительницей иностранного языка. Кудеяров принес ей литературу по педагогике. При отъезде Рубцов написал записку Викторову, которого близко знал, и сказал Ганне, чтобы она с этой запиской поехала в райком партии.
   В большом светлом кабинете навстречу Ганне из-за стола поднялся человек в защитного цвета гимнастерке, в котором она не сразу узнала Викторова. Секретарь райкома был в очках, но тут же снял их, положил на стол. Он сейчас показался Ганне совсем молодым и выше ростом. Его серые живые глаза дружелюбно улыбались.
   - Здравствуйте, товарищ Седлецкая. Мы с вами немножко знакомы, сказал Викторов, напоминая о встрече на дороге.
   - Да, мы встречались... - чувствуя, как приливает кровь к щекам, ответила Ганна. - Простите, товарищ Викторов, - оправившись от волнения, продолжала она. - Моя фамилия Михновец. Ганна Михновец по мужу.
   - Виноват. Я этого не знал.
   Они постояли некоторое время молча. Пригласив Ганну присесть, Викторов сказал: