взято
из рассказов Бухарина. Оно в ряде частей -- мозаика. Я должен был счи
таться с тогдашней обстановкой", -- продолжает Николаевский ту же тему
в письме Фишеру (АГИН, ящ. 479, п. 13. Письмо Николаевского Фишеру
от 3 февраля 1960, 1 л.).
Разговор Бухарина с Каменевым
1. Москва. 9/VII 28 г.
Дорогой Л. Б. Несколько дней, как мы вернулись в Москву -- прямо к
пленуму. Я думал, что Вас здесь застану, а Вы, оказывается, еще
отсиживаетесь в Калуге. Будете ли Вы здесь вскорости? Очень нужно бы с Вами
переговорить и посовето-ваться -- нет ли у Вас возможности побывать здесь на
этих днях. Это было бы крайне важно. Пленум, видимо, кончится завтра.
Сегодня еще идут прения по Микоян[овскому] докладу и завязываются
"сражения". Если возможно, ответьте по телефону (3-49-24). До скорого
свидания. Жму руку. Г. Сокольников.
КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ КАМЕНЕВЫМ ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА С СОКОЛЬНИКОВЫМ
2. Среда. 11/VII 9 час. утра. Разговор с Сокольниковым.
Изложение. 1) Дело зашло гораздо дальше, у Бухарина
окончательный разрыв со Сталиным. Вопрос о снятии поставлен был
конкретно. Калинин и Ворошилов изменили [Бухарину] Теперь относятся легче
ввиду его уступок. 2) Бухарин дважды говорил: разве Вы не понимаете, что я
сейчас отдал бы Сталина за Каменева и Зиновьева. У Бухарина -- трагическое
положение -- больше всего боится, что Вы [Каменев] скажете: линия Сталина
правильная. 3) Четверки и пятерки (блоков. -- Ю. Ф.) не было -- клянется. 4)
На пленуме речь Ст[алина] -- две струи троцкизма, подлинная --
восстановительные цены. Бухаринцы -- троцкисты. Чтобы развивать
промышленность, нужна "дань с крестьянства". Микоян тоже: "Ножницы будут
еще долго, закрыть ножницы нельзя". (Троцкий-де тоже хотел закрыть
ножницы). "Сокольников протаскивает троцкизм". Молотов: "середняк окреп и
поэтому пришел в столкновение". 5) Ответ Бух[арина]: Теория дани ничем не
отличается от теории Преображен[ского] "закон первоначального]
социалистического] накопления". Ответ Томского: "Бели Молотов прав -- то
какая же перспектива? Вы хотите нэпа без нэпманов, кулаков и концессионеров.
Не выйдет". Рыков расколотил Кагановича. Выводы: линия Сталина будет бита.
Бухарин в трагическом положении. Не хвалите Сталина. Положительная программа
напишется вместе с Вами [Каменевым]. Бухарин сам хочет поговорить [с Вами].
Блок для снятия Сталина -- почему ничего не сделали -- Вы для него X, У, Z.
Сталин пускает слухи, что имеет Вас в кармане.
КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ КАМЕНЕВЫМ БЕСЕДЫ С БУХАРИНЫМ И СОКОЛЬНИКОВЫМ
3. Подчеркнутое* -- буквально. Копия с копии.
Через час (11/VII 10 ч. утра) после моего приезда ко мне явился без
предупреждения и звонка Бухарин [и] Сокольников, который к концу ушел. Вид
взволнованный и замученный до крайности. Очень волнуясь [Бухарин] сказал
следующее. Говорил час без моих перерывов. Записано как можно точнее:
"Прежде чем перейти к сути разговора, я должен устранить два слуха. 1)
Никакого голосования о назначении (четверка-пятерка) не было. Не было вообще
обсуждения этого вопроса. 2) Примечание к статье Зиновьева было продиктовано
Сталиным против меня как компромисс с Молотовым, который был решительно
против помещения статьи Зиновьева]. Теперь к сути дела.
Дело в ЦК партии зашло так далеко, что Вы (а также,
вероятно, и троцкисты) неизбежно будете в него втянуты и бу
дете играть в его решении важную роль.
Когда это произойдет, я не знаю. Может быть, еще не
так быстро, ибо обе стороны еще опасаются апеллировать к
Вам. Но, во всяком случае, в течение пары месяцев это неиз
бежно.
Я хочу поэтому, чтобы Вы знали ситуацию. Я знаю (или
предполагаю), что к Вам обратятся и сталинцы. Вы, конечно,
как политики будете пользоваться этим положением: "набивать
цену", но я этого не боюсь. Решать будет политическая линия,
и я хочу, чтобы Вы знали, вокруг чего идет борьба.
* Дано курсивом -- Ю. Ф.
4. Каменев: "Да серьезная ли борьба-то?". Бухарин: "Вот об этом я и
хотел поговорить. Мы считаем, что линия Сталина губительная для всей
революции. С ней мы можем пропасть. Разногласия между нами и Сталиным во
много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий с Вами. Я, Рыков и Томский
единогласно формулируем положение так: "было бы гораздо лучше, если бы мы
имели сейчас в ПБ вместо Ст[алина] -- Зиновьева и Каменева". Об этом я
говорил с Р[ыковым] и Т[омским] совершенно откровенно. Я со Сталиным
несколько недель не разговариваю. Это беспринципный интриган, который все
подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный
момент следует убрать. В "семерке" мы разругались с ним до "врешь", "лжешь"
и пр. Он теперь уступил, чтобы нас зарезать. Мы это понимаем, но он так
маневрирует, чтобы нас выставить раскольниками. Резолюция принята
единогласно, потому что он дезавуировал Молотова, заявив, что на 9/10
принимает мою декларацию, которую я прочитал в "семерке", не выпуская из рук
(ему нельзя дать в руки ни одной бумажки). Его задача сейчас отобрать у нас
моск[овскую] и ленинградскую] "Правду" и сменить Угланова
(Кагановичем),который целиком с нами. Линия же его такая (высказано на
пленуме): 1) Капитализм рос или за счет колоний, или займов, или
эксплуатацией рабочих. Колоний у нас нет, займов не дают, поэтому наша
основа -- дань с крестьянства (ты понимаешь, что это то же, что теория
Преображенского). 2) Чем больше будет расти социализм, тем больше будет
сопротивление (смотри фразу в резолюции). Это идиотская безграмотность. 3)
Раз нужна дань и будет расти сопротивление -- нужно твердое руководство.
Самокритика не должна касаться руководства, а носителей.
Самокритика на деле двинута против Томского и Угланова. В результате
получается полицейщина. Теперь дело не в "кукушке", а действительно решаются
судьбы революции. При этой теории может погибнуть все. В то же время вовне
Сталин ведет правую политику: выгон Коминтерна из Кремля провел он. Он
предлагал ни одного расстрела по шахтинскому делу (мы голоснули против), во
всех переговорах идет на уступки. Томский формулировал так: я (Томский)
правее тебя (Бух[арина]) в международных] делах на 30 километров. Но я
(Томский) левее Сталина на 100 километров. Линия губительная, но он не дает
возможности даже обсуждать. Ловит, пришивает уклоны. Фраза в его речи, в
которой сказано, что так рассуждать могут только "помещики", -- буквальная
цитата из одной речи Угланова. Нас он будет резать".
5) Я: "Каковы же Ваши силы?"
Бухарин: "Я + Р[ыков] + Т[вмский]+Угл[анов] (абсолютно). Питерцы вообще
с нами, но испугались, когда зашла речь о возможной смене Сталина, поэтому
Комаров дезавуировал речь Стецкого, но вечером ко мне прибегал Угаров
извиняться за Комарова. Андреев за нас. Его снимают с Урала.* Украинцев
Сталин сейчас купил, убрав с Украины Кагановича. Потенциальные силы наши
громадны, но 1) середняк-цекист еще не понимает глубины разногласий, 2)
страшно боятся раскола. Поэтому, уступив Сталину в чрезв [ычайных] мерах,
[середняк-це-кист] затруднит наше нападение на него. Мы не хотим выступать
раскольниками, ибо тогда нас зарежут. Но Томский в последней речи на пленуме
показал явно, что раскольник -- Сталин. Ягода и Трилиссер -- наши. 150
случаев типа маленьких восстаний. Ворошилов и Калинин изменили нам в
последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями.
Наша задача постепенно разъяснить гибельную роль Ст[алина] и подвести
середняка-цекиста к его снятию. Оргбюро наше".
Я: "Пока он снимает Вас". Он: "Что же делать? Снятие
сейчас не пройдет в ЦК. По ночам я иногда думаю: "А имеем
ли мы право промолчать? Не есть ли это недостаток мужества?"
Но расчет говорит: надо действовать осторожно. В пятницу до
клад Рыкова. Там поставим точки над i. В "Правде" я буду пе
чатать ряд статей. Может быть, нужен еще удар, чтобы партия
поняла, куда он ее ведет".
В приложение к сему и между этими приложениями куча
"разоблачений" о "семерке" и пр. и пр. Тон -- абсолютной не
нависти к Сталину и абсолютного разрыва. Вместе с тем мета
ния -- выступать открыто или не выступать. Выступать -- заре
жут по статье о расколе. Не выступать -- зарежут мелкой шах
матной игрой, да еще свалит, взвалит ответственность, если хле
ба в октябре не будет.
Я: "А на что они надеются, чтобы получить хлеб?"
Он: "В том-то и дело, что на воспроизведение чрезвычайных] мер при
воспроизведении трудностей. А это военный коммунизм и зарез".
Я: "А Вы?"
Он: "Может быть, придется идти на еще более глубокий маневр, чтобы
мириться с середняком. Кулака можно травить сколько угодно, но с середняком
мириться. Но при Стал[ине] и тупице Молотове, который учит меня марксизму и
которого мы называем "каменной задницей", ничего сделать нельзя".
8) Я: "Чего же ты хочешь от нас?"
* Северн[ый] Кавказ? -- Прим. Троцкого.
Он: "Сталин хвалится, что Вы у него в кармане. Ваши (персонально --
Жук) всюду ангажируют за Сталина. Это было бы ужасно. Вы сами, конечно,
определите свою линию, но я просил бы, чтобы Вы одобрением Сталина не
помогали ему душить нас. Сталин, вероятно, будет искать контакта с Вами. Я
хочу, чтобы Вы знали, о чем идет дело.
9) Не нужно, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече. Не
говори со мной по телефону, ибо мои телефоны прослушивают.
За мной ходит ГПУ, и у тебя стоит ГПУ. Хочу, чтобы была ин
формация, но не через секретарей и посредников. О том, что я
говорил с тобой, знают только Рыков и Томский. Ты тоже не
говори никому, но скажи своим, чтобы не нападали на нас".
10) Я: "Показал тебе Ст[алин] записку Зин[овьева]?"
Он: "Нет, первый раз слышу".
Я: "Что с нами будут делать?"
[Он]: "Не знаю, с нами об этом не говорят. Либо Сталин по-пробует Вас
"купить" высокими назначениями или назначит на такие места, чтобы
ангажировать, -- ничего наверное не знаем. До свидания. В ближайшие дни буду
очень занят Конгрессом, не смогу тебя видеть. Вообще нужно конспирировать".
Я условился с Сокольник[овым], что перед моим отъездом о" еще зайдет.
ЗАПИСКА КАМЕНЕВА, ВОЗМОЖНО, -- ЗИНОВЬЕВУ
Я передал ему твое письмо ему (личное). Он прочитал, сказал: боится
бумажек. Боится, что статья подведет. Лучше бы поговорить о программе лично.
"Программу во многих местах мне испортил Сталин. Он сам хотел читать доклад
в пленуме о программе. Я насилу отбился. Его съедает жажда стать признанным
теоретиком. Он считает, что ему только этого не хватает".
Кроме того, масса мелочей, деталей. Потрясен он чрезвычайно. Порой губы
прыгают от волнения. Порой производит впечатление человека, знающего, что он
обречен. Все думают: на днях должны появиться сигналы из другого лагеря. Их
надо спокойно выждать. Это будет. Ехать тебе сейчас сюда поэтому не следует.
Посмотрим, что скажут. Завтрашним днем звони мне ответ [в] 8 ч.
1I/VII.6 часов.
Приписка (на полях): Все это было заискивание. Другого слова не нахожу:
политически, конечно.
ДОПОЛНЕНИЕ К КОНСПЕКТИВНОЙ ЗАПИСИ БЕСЕДЫ КАМЕНЕВА, БУХАРИНА И
СОКОЛЬНИКОВА
4. Дополнение к рассказу Бухарина. Ночь с 11 на 12/VII.
В общем, впечатление скорее обреченности. Его выра
жение: не есть ли вся наша "буза" онанизм. Иногда я говорю
Ефиму*: не безнадежны ли наши дела? 1. Если страна гибнет --
мы гибнем. 2. Если страна выкручивается -- Ст[алин] вовремя
поворачивает, и мы тоже гибнем. Что делать? Что делать, ког
да имеешь дело с таким противником: Чингисханом -- низкая
культура ЦК.
Молотов и Сталин о выходе из Уханского пр[авительств]а
[в Китае].
Сталин говорит комсомольцам: как решится вопрос о
броне, зависит от того, прекратит ли Бух[арин] подлую поли
тику.
Нам начинать дискуссию -- нас за это зарежут. ЦК бо
ится дискуссии.
А что если мы подадим коллективно в отставку -- я,
Р[ыков] и Т[омский]?
Не отстраниться ли мне на время -- 2 м[есяца] -- не пу
таться в текущую политику. А когда наступит кризис -- высту
пить прямо и полностью открыто?
Дискуссию нельзя нам начинать потому, что она прямо
начинается с вооруж[енного] столкновения, ибо каковы будут
обвинения? Мы скажем: вот человек, который довел страну до
голода и гибели. А он: они защищают кулаков и нэпманов.
Партия и государство слились -- вот беда.
Сталина ничего не интересует, кроме сохранения власти.
Уступив нам, он сохранил ключ к руководству, а сохранив его,
потом нас зарежет. Что нам делать? Ибо субъективные усло
вия для снятия в ЦК Сталина зреют, но еще не созрели.
Сокольников: активизируйте свою политику, требуйте
хотя бы удаления Молотова.
Ст[алин] знает одно средство -- месть, и в то же время
всаживает нож в спину. Вспомним теорию "сладкой мести".
Серго [Орджоникидзе] -- не рыцарь. Ходил ко мне, ру
гательски ругал Ст[алина], а в решающий момент предал.
История резолюции пленума и драки. 1. Я требовал об
суждения общего вопроса. Сталин уклонялся: нужен промфин
план и т. д. 2. Пишу Ст[алину] письмо и требую общего обсуж
дения. Он прибегает ко мне: Бухарин, ты можешь даже слону
испортить нервы, но на обсуждение не соглашается. 3. Я пишу
второе письмо -- он зовет меня к себе. Начинает: мы с тобой
* Цейтлин, его секретарь? -- Прим. Троцкого.
Гималаи. Остальные -- ничтожества. 4. Идем в "семерку". Дикая сцена. Он
начинает на меня орать. Я рассказываю его слова с Гималаями. Он кричит:
"Врешь. Ты это выдумал, чтобы натравить на меня членов ПБ". Расходимся. 5. Я
читаю, не выпуская из рук, декларацию на 20 стр. Молотов объявляет
антиленинизмом, антипартийным. Сталин: на 9/10 могу принять. Молотов уходит.
Принимается как основа. Я ухожу писать резолюцию. Они тоже. Неожиданно
приносят резолюцию, украденную с моей декларации. Я делаю три поправки.
Рыков -- одну. Все принимается единогласно. Сталин рассуждает так: "Я дал
хлеб экстренными мерами. Я повернул вовремя и сам написал резолюцию. Если
понадобятся меры, я один их смогу провести". А на деле ведет к гибели.
Варга читает доклад потому, что Ст[алин] не хочет, что
бы читал Рыков. Что мне делать с этим докладом -- еще не
знаю. Варга будет развивать, что голод неизбежен, раз индуст
риализация.
О Коминтерне. Семар -- за Сталина. Тельман -- за
Ст[алина]. Эверт не правый, но его заставляют быть правым.
16. Ст[алин] нарушил постановление ПБ ("семерки"). Было решено
разослать письмо Фрумкина всем членам ПБ и составить ответ. Ст[алин], не
дождавшись этого, сам написал и отправил ответ. Мы приняли резолюцию
порицания за нарушение постановления. "Ответ признали правильным, но
неполным. Больше я не мог натянуть".
При этом или другом случае я (Бух[арин] сказал Стали
ну]: не думайте, что ПБ является совещ[ательным]органом при
генсеке.
Политика Ст[алина] ведет к гражданской] войне. Ему
придется заливать кровью восстания.
ЗАЯВЛЕНИЕ СОКОЛЬНИКОВА КАМЕНЕВУ
Сокольников (со слов Бух[арина]): на одной выпивке Томский соверш[енно]
пьяный, наклонившись к Ст[алину], говорит: наши рабочие в тебя стрелять
станут.
КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ РАССКАЗА СОКОЛЬНИКОВА КАМЕНЕВУ
12/VII. Утром. 11 часов.
Сокольников рассказал след[ующее].
Из колхозных прений интересно только следующее. Ст[алин] выступил в
резкой, грубой речью против Томск[ого]. "С большим удивлением слушал я речь
Томского. Томский думает, что
у нас нет никаких резервов, кроме уступок деревне. Это капи-тулянство и
неверие в стро[ительство] социализма. А если деревенщики потребуют уступки в
моноп[олии] вн[ешней] торговли?1 Крест[ьянский] союз? Тоже
уступить? Это капитулянтство. Наш резерв -- совхозы и работа среди бедноты".
Черный, зеленый,, злой, раздраженный. Впечатление гнетущее, теперь все
поняли,, что нападает не только Бух[арин], но и Ст[алин]. Поражала грубость.
Сок[ольников] механику пленума представляет так: открыл наступление
Рык[ов], отвечает Ст[алин]. Питерцы колебались дезавуировать Стецкого. Тогда
Бух[арин] зарылся в землю п под землей нарыл траншеи, но ни одного фугаса не
взорвал. Молотов обнаглел и обстрелял "Правду". (Астрова в особенно-сти, но
вообще "однобокость" всей "Правды" и примеч[ание] к Крицману и пр. и пр.).
Тогда Томский напал на Молотова, но по форме мягко. Тогда Ст[алин[ напал на
Томского прямо и грубо.
Сообщаем вам последние сведения о положении внутри Политбюро и вокруг
него. За точность передаваемых сведений, проверенных в большей своей части
через два и три канала, ручаемся безусловно. Многие выражения приводятся
нами дословно.
Запись разговора Каменева с Бухариным была опубликована 20/1. На верхах
этот документ ускорил столкновение, а низы оглушил. Зиновьеву и Каменеву
опубликование испортило комбинационную игру. По поводу опубликованной беседы
Политбюро заседало . .. три дня. Окончательно разругались. Фракция Сталина
решила на ближайшем пленуме вывести из П. Б. -- Бухарина, Томского и Рыкова.
Правые ведут подготовку к пассивному сопротивлению. Сталинцы торжествуют: на
их долю выпала полная и легкая победа. Наша листовка переиздана ЦК, ибо все
говорили: мы о положении вещей знаем из листовок оппозиции, а не от ЦК.
Политическое значение листовки и популярность ее в массах огромные. Все
говорят: да, партию ведут с завязанными глазами. В результате П. Б. и
президиум ЦКК устроили форменный суд над "тройкой". Сообщаем некоторые
подробности.
В декабре -- январе у Каменева были некоторые встречи с Бухариным у
Пятакова. Бухарин рассказывал о подготовке к VI пленуму следующее:
Расстановка наших сил перед пленумом была такова, что я, сидя в Кисловодске,
писал статьи для "Правды", Рыков должен был следить за хозяйством, а
Угланову, который был настроен очень драчливо, велено было сидеть спокойно,
чтоб не давать повода Сталину вмешаться в дела московской организации.
Угланов не вытерпел -- сделал вылазку на IX пленуме МК, за что был бит,
растерявшись, наговорил глупостей о мнимых ошибках своих и т. д. Я узнал,
что Рыков закончил тезисы о контрольных цифрах, для VI пленума. Решил, что
Сталин на П. Б. обведет Рыкова вокруг пальца и ухудшит и без того, может
быть, не совсем удачные те-
лисы. К очередному заседанию П. Б. я не мог уже попасть поездом,
полетел на аэроплане. В Ростове снизились. Местное начальство встретило меня
подозрительными разговорами с. вреде для меня продолжать полет и проч. и т.
д. Послал их к черту. Полетели дальше. В Артемовске снова снизились. Не
успел выйти из кабины, подают пакет с сургучными печатями, оказывается,
шифровка П. Б. с категорическим предписанием прекратить полет -- ввиду
болезни сердца. Не успел опомниться, агенты ГПУ увели куда-то летчика, а
передо мной появилась делегация рабочих с просьбой сделать доклад. Спросил,
когда поезд. Оказалось, через сутки. Пришлось делать доклад".
Каменев: "Так это ты писал резолюцию о борьбе против правого уклона?".
-- Бухарин: "Конечно, я. Должен же я был оповестить партию, что я не правый.
В Москву приехал в пятницу, а заседание П. Б. было в четверг. Ознакомился с
тезисами -- явно неудовлетворительны. Потребовал созыва П. Б. Молотов не
согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо
лечиться и т, д. и тому подобное. П. Б. было созвано. Мне удалось внести
значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала
быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать
наступление, составили одиннадцать пунктов требований снятия сталинских
людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного
пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин,
Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию
не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы
в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии
кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума,
"что это за ультиматумы, почему Крумин должен быть снят?"* и т. д. и тому
подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты. В
коридоре встретил Товстуху, которому вручил заготовленную заранее бумажку об
отставке моей и Томского. Следом шел Сталин. Товстуха передал ему заявление.
Он пробежал его и вернулся. Рыков рассказал, что руки у него тряслись, был
он бледен и выражал желание пойти на уступки. Требовал уничтожить заявление
об отставке. Там они договорились снять Кострова, Крумина и кого-то еще, но
я на пленум больше не ходил".
После этого Бухарин показал Каменеву написанный им документ на 16
страницах, в котором дана была оценка хозяйственного положения. По словам
Каменева, документ этот правее апрельских 1925 г. тезисов Бухарина. Каменев
спросил:
* Крумин был назначен фактическим редактором "Правды".
"Что ты думаешь делать с этим документом?". -- Бухарин ответил:
"Дополню главой о международном положении и закон чу внутрипартийным
вопросом". -- "Но ведь это будет платформа?" -- спросил Каменев -- "Может
быть, но разве ты не писал платформ?" -- Тут в разговор вмешался Пятаков,
который заявил: "Мой горячий совет -- не выступать против Сталина, за
которым идет большинство (большинство чиновников типа Пятакова и еще хуже?).
Опыт прошлого учит нас, что подобное выступление оканчивается плохо".
(Замечательный по цинизму довод!). Бухарин на это ответил: "Это, конечно,
верно, но что же делать?" (бедный Бухарин!). После ухода Бухарина Каменев
спросил Пятакова: зачем он дает такие советы, только мешает развязыванию
борьбы. Пятаков сказал, что он со вершенно серьезно считает, что выступать
против Сталина нельзя. "Сталин единственный человек, которого можно еще
слушаться. (Перлы, поистине, перлы: вопрос не в том, какой путь верен, а в
том, кого "слушаться", чтобы не было "плохих" последствий). Бухарин и Рыков
делают ошибку, когда предполагают, что вместо Сталина управлять будут они.
Управлять будут Кагановичи, а Кагановичей я слушаться не хочу и не буду".
(Неверно: будет слушаться и Кагановича). -- "Что ж ты предполагаешь делать?"
-- "Вот мне Госбанк поручили, я и буду заботиться, чтоб в банке были
деньги". -- "Ну, а я не хочу заботиться, чтобы в НТУ* входили ученые, -- это
не политика", -- сказал Каменев. На этом они расстались. Зиновьев и Каменев
к концу декабря положение формулировали так: "Нужно схватиться за руль. Это
можно сделать, только поддержав Сталина, поэтому не останавливаться, чтобы
платить ему полной ценой". (Бедняги: сколько уж платили, а до руля все еще
далеко). Один из них (кажется, Каменев) пошел к Орджоникидзе. Много говорили
о том, что политика ЦК в настоящий момент правильная. Орджоникидзе
поддакивал. На заявление Каменева, что им непонятно их пребывание в
Центросоюзе, Орджоникидзе ответил, что "пока рано -- надо расчистить путь.
Правые будут возражать". (А ведь по резолюции правые -- главный враг).
Каменев говорил, что необязательно нужен высокий пост, что легче всего
было б дать ему Ленинский Институт (да ведь это же главный очаг сталинской
фальсификации!), что им нужно разрешить выступление в печати и т. д.
Орджоникидзе поддакивал и обещал поставить вопрос на П. Б. Через три дня
Каменев пошел к Ворошилову, два часа распинался перед ним, расхваливая
политику ЦК, на что Ворошилов не ответил ни единым словом (за это хвалим).
Еще через два дня к Зиновьеву
* Научно-техническое управление, во главе которого стоит Каменев.
пришел Калинин, который пробыл у него 20 минут. Он сообщил о высылке т.
Троцкого, а когда Зиновьев стал спрашивать о подробностях, он ответил, что
вопрос еще не решен и что поэтому говорить об этом пока не стоит. На вопрос
Зиновьева, что делается в Германии, Калинин ответил, что не знает. "У нас
своих дел по горле". Далее он как бы в ответ на визит Каменева к Ворошилову
сказал буквально следующее: "Он (Сталин), болтает о левых делах, но в очень
скором времени он вынужден будет проводить мою политику в тройном размере,
-- вот почему я поддерживаю его". (Вот это правильно. Ничего более
правильного и меткого Калинин за всю свою жизнь не сказал и не скажет).
Узнавши о высылке Троцкого, зиновьевцы собрались. Бакаев настаивал на
выступлении по этому поводу с протестом. Зиновьев говорил, что протестовать
не перед кем, так как "нет хозяина". (Кому же собирается Зиновьев платить
полной ценой?). На том и сошлись. На следующий день Зиновьев направился к
Крупской и сказал, что слышал от Калинина о высылке Л. Д. Крупская заявила,
что и она слышала об этом. "Что же вы собираетесь с ним делать?". -- спросил
Зиновьев. "Во-первых, не вы, а они, а во-вторых, даже если бы мы и решили
протестовать, кто пас слушает?" Зиновьев рассказал ей о беседе Каменева с
Орджоникидзе, о котором Крупская сказала, что он каждому плачется в жилетку,
но что верить ему нельзя.
Каменев встретил Орджоникидзе, который сказал, что он выпускает сборник
о борьбе с бюрократизмом, и предложил Каменеву помочь ему в этом деле.
Каменев охотно согласился, после чего Орджоникидзе пригласил его и Зиновьева
к себе. При встрече о сборнике говорилось мало. Орджоникидзе заявил, что он
вопрос ставил на П. Б. и что Ворошилов сказал так: "Никакого расширения
прав. Ишь чего захотели -- Ленинский Институт! Центросоюз можно еще сменить
на другое учреждение, если не нравится Центросоюз. Печататься у нас не
запрещено, но это не значит, что все печатать можно". (Ай-да Ворошил!). --
"Ну, а Сталин?" -- Сталин сказал: "Расширить права, значит делить пополам.
из рассказов Бухарина. Оно в ряде частей -- мозаика. Я должен был счи
таться с тогдашней обстановкой", -- продолжает Николаевский ту же тему
в письме Фишеру (АГИН, ящ. 479, п. 13. Письмо Николаевского Фишеру
от 3 февраля 1960, 1 л.).
Разговор Бухарина с Каменевым
1. Москва. 9/VII 28 г.
Дорогой Л. Б. Несколько дней, как мы вернулись в Москву -- прямо к
пленуму. Я думал, что Вас здесь застану, а Вы, оказывается, еще
отсиживаетесь в Калуге. Будете ли Вы здесь вскорости? Очень нужно бы с Вами
переговорить и посовето-ваться -- нет ли у Вас возможности побывать здесь на
этих днях. Это было бы крайне важно. Пленум, видимо, кончится завтра.
Сегодня еще идут прения по Микоян[овскому] докладу и завязываются
"сражения". Если возможно, ответьте по телефону (3-49-24). До скорого
свидания. Жму руку. Г. Сокольников.
КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ КАМЕНЕВЫМ ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА С СОКОЛЬНИКОВЫМ
2. Среда. 11/VII 9 час. утра. Разговор с Сокольниковым.
Изложение. 1) Дело зашло гораздо дальше, у Бухарина
окончательный разрыв со Сталиным. Вопрос о снятии поставлен был
конкретно. Калинин и Ворошилов изменили [Бухарину] Теперь относятся легче
ввиду его уступок. 2) Бухарин дважды говорил: разве Вы не понимаете, что я
сейчас отдал бы Сталина за Каменева и Зиновьева. У Бухарина -- трагическое
положение -- больше всего боится, что Вы [Каменев] скажете: линия Сталина
правильная. 3) Четверки и пятерки (блоков. -- Ю. Ф.) не было -- клянется. 4)
На пленуме речь Ст[алина] -- две струи троцкизма, подлинная --
восстановительные цены. Бухаринцы -- троцкисты. Чтобы развивать
промышленность, нужна "дань с крестьянства". Микоян тоже: "Ножницы будут
еще долго, закрыть ножницы нельзя". (Троцкий-де тоже хотел закрыть
ножницы). "Сокольников протаскивает троцкизм". Молотов: "середняк окреп и
поэтому пришел в столкновение". 5) Ответ Бух[арина]: Теория дани ничем не
отличается от теории Преображен[ского] "закон первоначального]
социалистического] накопления". Ответ Томского: "Бели Молотов прав -- то
какая же перспектива? Вы хотите нэпа без нэпманов, кулаков и концессионеров.
Не выйдет". Рыков расколотил Кагановича. Выводы: линия Сталина будет бита.
Бухарин в трагическом положении. Не хвалите Сталина. Положительная программа
напишется вместе с Вами [Каменевым]. Бухарин сам хочет поговорить [с Вами].
Блок для снятия Сталина -- почему ничего не сделали -- Вы для него X, У, Z.
Сталин пускает слухи, что имеет Вас в кармане.
КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ КАМЕНЕВЫМ БЕСЕДЫ С БУХАРИНЫМ И СОКОЛЬНИКОВЫМ
3. Подчеркнутое* -- буквально. Копия с копии.
Через час (11/VII 10 ч. утра) после моего приезда ко мне явился без
предупреждения и звонка Бухарин [и] Сокольников, который к концу ушел. Вид
взволнованный и замученный до крайности. Очень волнуясь [Бухарин] сказал
следующее. Говорил час без моих перерывов. Записано как можно точнее:
"Прежде чем перейти к сути разговора, я должен устранить два слуха. 1)
Никакого голосования о назначении (четверка-пятерка) не было. Не было вообще
обсуждения этого вопроса. 2) Примечание к статье Зиновьева было продиктовано
Сталиным против меня как компромисс с Молотовым, который был решительно
против помещения статьи Зиновьева]. Теперь к сути дела.
Дело в ЦК партии зашло так далеко, что Вы (а также,
вероятно, и троцкисты) неизбежно будете в него втянуты и бу
дете играть в его решении важную роль.
Когда это произойдет, я не знаю. Может быть, еще не
так быстро, ибо обе стороны еще опасаются апеллировать к
Вам. Но, во всяком случае, в течение пары месяцев это неиз
бежно.
Я хочу поэтому, чтобы Вы знали ситуацию. Я знаю (или
предполагаю), что к Вам обратятся и сталинцы. Вы, конечно,
как политики будете пользоваться этим положением: "набивать
цену", но я этого не боюсь. Решать будет политическая линия,
и я хочу, чтобы Вы знали, вокруг чего идет борьба.
* Дано курсивом -- Ю. Ф.
4. Каменев: "Да серьезная ли борьба-то?". Бухарин: "Вот об этом я и
хотел поговорить. Мы считаем, что линия Сталина губительная для всей
революции. С ней мы можем пропасть. Разногласия между нами и Сталиным во
много раз серьезнее всех бывших у нас разногласий с Вами. Я, Рыков и Томский
единогласно формулируем положение так: "было бы гораздо лучше, если бы мы
имели сейчас в ПБ вместо Ст[алина] -- Зиновьева и Каменева". Об этом я
говорил с Р[ыковым] и Т[омским] совершенно откровенно. Я со Сталиным
несколько недель не разговариваю. Это беспринципный интриган, который все
подчиняет сохранению своей власти. Меняет теории ради того, кого в данный
момент следует убрать. В "семерке" мы разругались с ним до "врешь", "лжешь"
и пр. Он теперь уступил, чтобы нас зарезать. Мы это понимаем, но он так
маневрирует, чтобы нас выставить раскольниками. Резолюция принята
единогласно, потому что он дезавуировал Молотова, заявив, что на 9/10
принимает мою декларацию, которую я прочитал в "семерке", не выпуская из рук
(ему нельзя дать в руки ни одной бумажки). Его задача сейчас отобрать у нас
моск[овскую] и ленинградскую] "Правду" и сменить Угланова
(Кагановичем),который целиком с нами. Линия же его такая (высказано на
пленуме): 1) Капитализм рос или за счет колоний, или займов, или
эксплуатацией рабочих. Колоний у нас нет, займов не дают, поэтому наша
основа -- дань с крестьянства (ты понимаешь, что это то же, что теория
Преображенского). 2) Чем больше будет расти социализм, тем больше будет
сопротивление (смотри фразу в резолюции). Это идиотская безграмотность. 3)
Раз нужна дань и будет расти сопротивление -- нужно твердое руководство.
Самокритика не должна касаться руководства, а носителей.
Самокритика на деле двинута против Томского и Угланова. В результате
получается полицейщина. Теперь дело не в "кукушке", а действительно решаются
судьбы революции. При этой теории может погибнуть все. В то же время вовне
Сталин ведет правую политику: выгон Коминтерна из Кремля провел он. Он
предлагал ни одного расстрела по шахтинскому делу (мы голоснули против), во
всех переговорах идет на уступки. Томский формулировал так: я (Томский)
правее тебя (Бух[арина]) в международных] делах на 30 километров. Но я
(Томский) левее Сталина на 100 километров. Линия губительная, но он не дает
возможности даже обсуждать. Ловит, пришивает уклоны. Фраза в его речи, в
которой сказано, что так рассуждать могут только "помещики", -- буквальная
цитата из одной речи Угланова. Нас он будет резать".
5) Я: "Каковы же Ваши силы?"
Бухарин: "Я + Р[ыков] + Т[вмский]+Угл[анов] (абсолютно). Питерцы вообще
с нами, но испугались, когда зашла речь о возможной смене Сталина, поэтому
Комаров дезавуировал речь Стецкого, но вечером ко мне прибегал Угаров
извиняться за Комарова. Андреев за нас. Его снимают с Урала.* Украинцев
Сталин сейчас купил, убрав с Украины Кагановича. Потенциальные силы наши
громадны, но 1) середняк-цекист еще не понимает глубины разногласий, 2)
страшно боятся раскола. Поэтому, уступив Сталину в чрезв [ычайных] мерах,
[середняк-це-кист] затруднит наше нападение на него. Мы не хотим выступать
раскольниками, ибо тогда нас зарежут. Но Томский в последней речи на пленуме
показал явно, что раскольник -- Сталин. Ягода и Трилиссер -- наши. 150
случаев типа маленьких восстаний. Ворошилов и Калинин изменили нам в
последний момент. Я думаю, что Сталин держит их какими-то особыми цепями.
Наша задача постепенно разъяснить гибельную роль Ст[алина] и подвести
середняка-цекиста к его снятию. Оргбюро наше".
Я: "Пока он снимает Вас". Он: "Что же делать? Снятие
сейчас не пройдет в ЦК. По ночам я иногда думаю: "А имеем
ли мы право промолчать? Не есть ли это недостаток мужества?"
Но расчет говорит: надо действовать осторожно. В пятницу до
клад Рыкова. Там поставим точки над i. В "Правде" я буду пе
чатать ряд статей. Может быть, нужен еще удар, чтобы партия
поняла, куда он ее ведет".
В приложение к сему и между этими приложениями куча
"разоблачений" о "семерке" и пр. и пр. Тон -- абсолютной не
нависти к Сталину и абсолютного разрыва. Вместе с тем мета
ния -- выступать открыто или не выступать. Выступать -- заре
жут по статье о расколе. Не выступать -- зарежут мелкой шах
матной игрой, да еще свалит, взвалит ответственность, если хле
ба в октябре не будет.
Я: "А на что они надеются, чтобы получить хлеб?"
Он: "В том-то и дело, что на воспроизведение чрезвычайных] мер при
воспроизведении трудностей. А это военный коммунизм и зарез".
Я: "А Вы?"
Он: "Может быть, придется идти на еще более глубокий маневр, чтобы
мириться с середняком. Кулака можно травить сколько угодно, но с середняком
мириться. Но при Стал[ине] и тупице Молотове, который учит меня марксизму и
которого мы называем "каменной задницей", ничего сделать нельзя".
8) Я: "Чего же ты хочешь от нас?"
* Северн[ый] Кавказ? -- Прим. Троцкого.
Он: "Сталин хвалится, что Вы у него в кармане. Ваши (персонально --
Жук) всюду ангажируют за Сталина. Это было бы ужасно. Вы сами, конечно,
определите свою линию, но я просил бы, чтобы Вы одобрением Сталина не
помогали ему душить нас. Сталин, вероятно, будет искать контакта с Вами. Я
хочу, чтобы Вы знали, о чем идет дело.
9) Не нужно, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече. Не
говори со мной по телефону, ибо мои телефоны прослушивают.
За мной ходит ГПУ, и у тебя стоит ГПУ. Хочу, чтобы была ин
формация, но не через секретарей и посредников. О том, что я
говорил с тобой, знают только Рыков и Томский. Ты тоже не
говори никому, но скажи своим, чтобы не нападали на нас".
10) Я: "Показал тебе Ст[алин] записку Зин[овьева]?"
Он: "Нет, первый раз слышу".
Я: "Что с нами будут делать?"
[Он]: "Не знаю, с нами об этом не говорят. Либо Сталин по-пробует Вас
"купить" высокими назначениями или назначит на такие места, чтобы
ангажировать, -- ничего наверное не знаем. До свидания. В ближайшие дни буду
очень занят Конгрессом, не смогу тебя видеть. Вообще нужно конспирировать".
Я условился с Сокольник[овым], что перед моим отъездом о" еще зайдет.
ЗАПИСКА КАМЕНЕВА, ВОЗМОЖНО, -- ЗИНОВЬЕВУ
Я передал ему твое письмо ему (личное). Он прочитал, сказал: боится
бумажек. Боится, что статья подведет. Лучше бы поговорить о программе лично.
"Программу во многих местах мне испортил Сталин. Он сам хотел читать доклад
в пленуме о программе. Я насилу отбился. Его съедает жажда стать признанным
теоретиком. Он считает, что ему только этого не хватает".
Кроме того, масса мелочей, деталей. Потрясен он чрезвычайно. Порой губы
прыгают от волнения. Порой производит впечатление человека, знающего, что он
обречен. Все думают: на днях должны появиться сигналы из другого лагеря. Их
надо спокойно выждать. Это будет. Ехать тебе сейчас сюда поэтому не следует.
Посмотрим, что скажут. Завтрашним днем звони мне ответ [в] 8 ч.
1I/VII.6 часов.
Приписка (на полях): Все это было заискивание. Другого слова не нахожу:
политически, конечно.
ДОПОЛНЕНИЕ К КОНСПЕКТИВНОЙ ЗАПИСИ БЕСЕДЫ КАМЕНЕВА, БУХАРИНА И
СОКОЛЬНИКОВА
4. Дополнение к рассказу Бухарина. Ночь с 11 на 12/VII.
В общем, впечатление скорее обреченности. Его выра
жение: не есть ли вся наша "буза" онанизм. Иногда я говорю
Ефиму*: не безнадежны ли наши дела? 1. Если страна гибнет --
мы гибнем. 2. Если страна выкручивается -- Ст[алин] вовремя
поворачивает, и мы тоже гибнем. Что делать? Что делать, ког
да имеешь дело с таким противником: Чингисханом -- низкая
культура ЦК.
Молотов и Сталин о выходе из Уханского пр[авительств]а
[в Китае].
Сталин говорит комсомольцам: как решится вопрос о
броне, зависит от того, прекратит ли Бух[арин] подлую поли
тику.
Нам начинать дискуссию -- нас за это зарежут. ЦК бо
ится дискуссии.
А что если мы подадим коллективно в отставку -- я,
Р[ыков] и Т[омский]?
Не отстраниться ли мне на время -- 2 м[есяца] -- не пу
таться в текущую политику. А когда наступит кризис -- высту
пить прямо и полностью открыто?
Дискуссию нельзя нам начинать потому, что она прямо
начинается с вооруж[енного] столкновения, ибо каковы будут
обвинения? Мы скажем: вот человек, который довел страну до
голода и гибели. А он: они защищают кулаков и нэпманов.
Партия и государство слились -- вот беда.
Сталина ничего не интересует, кроме сохранения власти.
Уступив нам, он сохранил ключ к руководству, а сохранив его,
потом нас зарежет. Что нам делать? Ибо субъективные усло
вия для снятия в ЦК Сталина зреют, но еще не созрели.
Сокольников: активизируйте свою политику, требуйте
хотя бы удаления Молотова.
Ст[алин] знает одно средство -- месть, и в то же время
всаживает нож в спину. Вспомним теорию "сладкой мести".
Серго [Орджоникидзе] -- не рыцарь. Ходил ко мне, ру
гательски ругал Ст[алина], а в решающий момент предал.
История резолюции пленума и драки. 1. Я требовал об
суждения общего вопроса. Сталин уклонялся: нужен промфин
план и т. д. 2. Пишу Ст[алину] письмо и требую общего обсуж
дения. Он прибегает ко мне: Бухарин, ты можешь даже слону
испортить нервы, но на обсуждение не соглашается. 3. Я пишу
второе письмо -- он зовет меня к себе. Начинает: мы с тобой
* Цейтлин, его секретарь? -- Прим. Троцкого.
Гималаи. Остальные -- ничтожества. 4. Идем в "семерку". Дикая сцена. Он
начинает на меня орать. Я рассказываю его слова с Гималаями. Он кричит:
"Врешь. Ты это выдумал, чтобы натравить на меня членов ПБ". Расходимся. 5. Я
читаю, не выпуская из рук, декларацию на 20 стр. Молотов объявляет
антиленинизмом, антипартийным. Сталин: на 9/10 могу принять. Молотов уходит.
Принимается как основа. Я ухожу писать резолюцию. Они тоже. Неожиданно
приносят резолюцию, украденную с моей декларации. Я делаю три поправки.
Рыков -- одну. Все принимается единогласно. Сталин рассуждает так: "Я дал
хлеб экстренными мерами. Я повернул вовремя и сам написал резолюцию. Если
понадобятся меры, я один их смогу провести". А на деле ведет к гибели.
Варга читает доклад потому, что Ст[алин] не хочет, что
бы читал Рыков. Что мне делать с этим докладом -- еще не
знаю. Варга будет развивать, что голод неизбежен, раз индуст
риализация.
О Коминтерне. Семар -- за Сталина. Тельман -- за
Ст[алина]. Эверт не правый, но его заставляют быть правым.
16. Ст[алин] нарушил постановление ПБ ("семерки"). Было решено
разослать письмо Фрумкина всем членам ПБ и составить ответ. Ст[алин], не
дождавшись этого, сам написал и отправил ответ. Мы приняли резолюцию
порицания за нарушение постановления. "Ответ признали правильным, но
неполным. Больше я не мог натянуть".
При этом или другом случае я (Бух[арин] сказал Стали
ну]: не думайте, что ПБ является совещ[ательным]органом при
генсеке.
Политика Ст[алина] ведет к гражданской] войне. Ему
придется заливать кровью восстания.
ЗАЯВЛЕНИЕ СОКОЛЬНИКОВА КАМЕНЕВУ
Сокольников (со слов Бух[арина]): на одной выпивке Томский соверш[енно]
пьяный, наклонившись к Ст[алину], говорит: наши рабочие в тебя стрелять
станут.
КОНСПЕКТИВНАЯ ЗАПИСЬ РАССКАЗА СОКОЛЬНИКОВА КАМЕНЕВУ
12/VII. Утром. 11 часов.
Сокольников рассказал след[ующее].
Из колхозных прений интересно только следующее. Ст[алин] выступил в
резкой, грубой речью против Томск[ого]. "С большим удивлением слушал я речь
Томского. Томский думает, что
у нас нет никаких резервов, кроме уступок деревне. Это капи-тулянство и
неверие в стро[ительство] социализма. А если деревенщики потребуют уступки в
моноп[олии] вн[ешней] торговли?1 Крест[ьянский] союз? Тоже
уступить? Это капитулянтство. Наш резерв -- совхозы и работа среди бедноты".
Черный, зеленый,, злой, раздраженный. Впечатление гнетущее, теперь все
поняли,, что нападает не только Бух[арин], но и Ст[алин]. Поражала грубость.
Сок[ольников] механику пленума представляет так: открыл наступление
Рык[ов], отвечает Ст[алин]. Питерцы колебались дезавуировать Стецкого. Тогда
Бух[арин] зарылся в землю п под землей нарыл траншеи, но ни одного фугаса не
взорвал. Молотов обнаглел и обстрелял "Правду". (Астрова в особенно-сти, но
вообще "однобокость" всей "Правды" и примеч[ание] к Крицману и пр. и пр.).
Тогда Томский напал на Молотова, но по форме мягко. Тогда Ст[алин[ напал на
Томского прямо и грубо.
Сообщаем вам последние сведения о положении внутри Политбюро и вокруг
него. За точность передаваемых сведений, проверенных в большей своей части
через два и три канала, ручаемся безусловно. Многие выражения приводятся
нами дословно.
Запись разговора Каменева с Бухариным была опубликована 20/1. На верхах
этот документ ускорил столкновение, а низы оглушил. Зиновьеву и Каменеву
опубликование испортило комбинационную игру. По поводу опубликованной беседы
Политбюро заседало . .. три дня. Окончательно разругались. Фракция Сталина
решила на ближайшем пленуме вывести из П. Б. -- Бухарина, Томского и Рыкова.
Правые ведут подготовку к пассивному сопротивлению. Сталинцы торжествуют: на
их долю выпала полная и легкая победа. Наша листовка переиздана ЦК, ибо все
говорили: мы о положении вещей знаем из листовок оппозиции, а не от ЦК.
Политическое значение листовки и популярность ее в массах огромные. Все
говорят: да, партию ведут с завязанными глазами. В результате П. Б. и
президиум ЦКК устроили форменный суд над "тройкой". Сообщаем некоторые
подробности.
В декабре -- январе у Каменева были некоторые встречи с Бухариным у
Пятакова. Бухарин рассказывал о подготовке к VI пленуму следующее:
Расстановка наших сил перед пленумом была такова, что я, сидя в Кисловодске,
писал статьи для "Правды", Рыков должен был следить за хозяйством, а
Угланову, который был настроен очень драчливо, велено было сидеть спокойно,
чтоб не давать повода Сталину вмешаться в дела московской организации.
Угланов не вытерпел -- сделал вылазку на IX пленуме МК, за что был бит,
растерявшись, наговорил глупостей о мнимых ошибках своих и т. д. Я узнал,
что Рыков закончил тезисы о контрольных цифрах, для VI пленума. Решил, что
Сталин на П. Б. обведет Рыкова вокруг пальца и ухудшит и без того, может
быть, не совсем удачные те-
лисы. К очередному заседанию П. Б. я не мог уже попасть поездом,
полетел на аэроплане. В Ростове снизились. Местное начальство встретило меня
подозрительными разговорами с. вреде для меня продолжать полет и проч. и т.
д. Послал их к черту. Полетели дальше. В Артемовске снова снизились. Не
успел выйти из кабины, подают пакет с сургучными печатями, оказывается,
шифровка П. Б. с категорическим предписанием прекратить полет -- ввиду
болезни сердца. Не успел опомниться, агенты ГПУ увели куда-то летчика, а
передо мной появилась делегация рабочих с просьбой сделать доклад. Спросил,
когда поезд. Оказалось, через сутки. Пришлось делать доклад".
Каменев: "Так это ты писал резолюцию о борьбе против правого уклона?".
-- Бухарин: "Конечно, я. Должен же я был оповестить партию, что я не правый.
В Москву приехал в пятницу, а заседание П. Б. было в четверг. Ознакомился с
тезисами -- явно неудовлетворительны. Потребовал созыва П. Б. Молотов не
согласился, ругался, кричал, что я мешаю дружной работе, что мне надо
лечиться и т, д. и тому подобное. П. Б. было созвано. Мне удалось внести
значительные изменения, хотя и после этих изменений резолюция не перестала
быть каучуковой. Подвели итоги: Москву разгромили, решили форсировать
наступление, составили одиннадцать пунктов требований снятия сталинских
людей. Когда показали Сталину эти требования, он заявил: нет ни одного
пункта, который нельзя было бы выполнить. Выделили комиссию (Рыков, Бухарин,
Сталин, Молотов, Орджоникидзе). Прошел день, другой, третий. Сталин комиссию
не созывает. Открылся пленум ЦК. Обсужден первый доклад, на носу второй. Мы
в ультимативной форме потребовали созыва комиссии. Сталин на комиссии
кричал, что он не допустит, чтобы один человек мешал работе целого пленума,
"что это за ультиматумы, почему Крумин должен быть снят?"* и т. д. и тому
подобное. Я разозлился, наговорил ему резкостей, выбежал из комнаты. В
коридоре встретил Товстуху, которому вручил заготовленную заранее бумажку об
отставке моей и Томского. Следом шел Сталин. Товстуха передал ему заявление.
Он пробежал его и вернулся. Рыков рассказал, что руки у него тряслись, был
он бледен и выражал желание пойти на уступки. Требовал уничтожить заявление
об отставке. Там они договорились снять Кострова, Крумина и кого-то еще, но
я на пленум больше не ходил".
После этого Бухарин показал Каменеву написанный им документ на 16
страницах, в котором дана была оценка хозяйственного положения. По словам
Каменева, документ этот правее апрельских 1925 г. тезисов Бухарина. Каменев
спросил:
* Крумин был назначен фактическим редактором "Правды".
"Что ты думаешь делать с этим документом?". -- Бухарин ответил:
"Дополню главой о международном положении и закон чу внутрипартийным
вопросом". -- "Но ведь это будет платформа?" -- спросил Каменев -- "Может
быть, но разве ты не писал платформ?" -- Тут в разговор вмешался Пятаков,
который заявил: "Мой горячий совет -- не выступать против Сталина, за
которым идет большинство (большинство чиновников типа Пятакова и еще хуже?).
Опыт прошлого учит нас, что подобное выступление оканчивается плохо".
(Замечательный по цинизму довод!). Бухарин на это ответил: "Это, конечно,
верно, но что же делать?" (бедный Бухарин!). После ухода Бухарина Каменев
спросил Пятакова: зачем он дает такие советы, только мешает развязыванию
борьбы. Пятаков сказал, что он со вершенно серьезно считает, что выступать
против Сталина нельзя. "Сталин единственный человек, которого можно еще
слушаться. (Перлы, поистине, перлы: вопрос не в том, какой путь верен, а в
том, кого "слушаться", чтобы не было "плохих" последствий). Бухарин и Рыков
делают ошибку, когда предполагают, что вместо Сталина управлять будут они.
Управлять будут Кагановичи, а Кагановичей я слушаться не хочу и не буду".
(Неверно: будет слушаться и Кагановича). -- "Что ж ты предполагаешь делать?"
-- "Вот мне Госбанк поручили, я и буду заботиться, чтоб в банке были
деньги". -- "Ну, а я не хочу заботиться, чтобы в НТУ* входили ученые, -- это
не политика", -- сказал Каменев. На этом они расстались. Зиновьев и Каменев
к концу декабря положение формулировали так: "Нужно схватиться за руль. Это
можно сделать, только поддержав Сталина, поэтому не останавливаться, чтобы
платить ему полной ценой". (Бедняги: сколько уж платили, а до руля все еще
далеко). Один из них (кажется, Каменев) пошел к Орджоникидзе. Много говорили
о том, что политика ЦК в настоящий момент правильная. Орджоникидзе
поддакивал. На заявление Каменева, что им непонятно их пребывание в
Центросоюзе, Орджоникидзе ответил, что "пока рано -- надо расчистить путь.
Правые будут возражать". (А ведь по резолюции правые -- главный враг).
Каменев говорил, что необязательно нужен высокий пост, что легче всего
было б дать ему Ленинский Институт (да ведь это же главный очаг сталинской
фальсификации!), что им нужно разрешить выступление в печати и т. д.
Орджоникидзе поддакивал и обещал поставить вопрос на П. Б. Через три дня
Каменев пошел к Ворошилову, два часа распинался перед ним, расхваливая
политику ЦК, на что Ворошилов не ответил ни единым словом (за это хвалим).
Еще через два дня к Зиновьеву
* Научно-техническое управление, во главе которого стоит Каменев.
пришел Калинин, который пробыл у него 20 минут. Он сообщил о высылке т.
Троцкого, а когда Зиновьев стал спрашивать о подробностях, он ответил, что
вопрос еще не решен и что поэтому говорить об этом пока не стоит. На вопрос
Зиновьева, что делается в Германии, Калинин ответил, что не знает. "У нас
своих дел по горле". Далее он как бы в ответ на визит Каменева к Ворошилову
сказал буквально следующее: "Он (Сталин), болтает о левых делах, но в очень
скором времени он вынужден будет проводить мою политику в тройном размере,
-- вот почему я поддерживаю его". (Вот это правильно. Ничего более
правильного и меткого Калинин за всю свою жизнь не сказал и не скажет).
Узнавши о высылке Троцкого, зиновьевцы собрались. Бакаев настаивал на
выступлении по этому поводу с протестом. Зиновьев говорил, что протестовать
не перед кем, так как "нет хозяина". (Кому же собирается Зиновьев платить
полной ценой?). На том и сошлись. На следующий день Зиновьев направился к
Крупской и сказал, что слышал от Калинина о высылке Л. Д. Крупская заявила,
что и она слышала об этом. "Что же вы собираетесь с ним делать?". -- спросил
Зиновьев. "Во-первых, не вы, а они, а во-вторых, даже если бы мы и решили
протестовать, кто пас слушает?" Зиновьев рассказал ей о беседе Каменева с
Орджоникидзе, о котором Крупская сказала, что он каждому плачется в жилетку,
но что верить ему нельзя.
Каменев встретил Орджоникидзе, который сказал, что он выпускает сборник
о борьбе с бюрократизмом, и предложил Каменеву помочь ему в этом деле.
Каменев охотно согласился, после чего Орджоникидзе пригласил его и Зиновьева
к себе. При встрече о сборнике говорилось мало. Орджоникидзе заявил, что он
вопрос ставил на П. Б. и что Ворошилов сказал так: "Никакого расширения
прав. Ишь чего захотели -- Ленинский Институт! Центросоюз можно еще сменить
на другое учреждение, если не нравится Центросоюз. Печататься у нас не
запрещено, но это не значит, что все печатать можно". (Ай-да Ворошил!). --
"Ну, а Сталин?" -- Сталин сказал: "Расширить права, значит делить пополам.