Страница:
— У трех краснокожих имеются отточенные томагавки и сильные руки; у белых охотников есть острые ножи! — возразил Сверкающий Луч.
— Вижу, что самолюбие молодого воина не мирится с бегством. Но неужели ты рискнешь опрокинуть лодку, что было бы, впрочем, еще полбеды. Ну, а если она треснет, как сухая тыква? Ведь это станет непоправимым несчастьем! Слушай, команч! Пожертвуй тщеславием юноши в пользу отца, отыскивающего своего сына, минуты которого сочтены. Тебя просит о том старик, волосы которого поседели, а сердце полно горя!
— Лилия Озера, — отвечал индеец, не будучи в состоянии скрыть волнение, — содрогнулась бы от ужаса, увидев чудовище гор, но она встретила бы улыбкой воина, который принес ей его шкуру. И сердце Сверкающего Луча наполнила бы радость!
— Да, дитя мое, и индейцу, и белому одинаково приятно получить улыбку той, которую он любит! Но приятно также и оказать услугу старику, разыскивающему своего сына. Великий Дух благословил тогда твою охоту!
Команч молчал. Разбудили Хосе и Гайфероса и растолковали им, что узкий проход по реке сторожит серый медведь прерий, и его нельзя пройти, не потревожив хищника, а потому надо обойти это место берегом, неся лодку на руках, чтобы избегнуть опасного шума битвы с четвероногим стражем. Известие о том, что серый медведь сторожит проход по реке, было встречено испанским охотником с явным неудовольствием.
— Чтоб сатана лично свернул шею этой зверюге, — сказал он, зевая. — А я спал так сладко!
Подведя лодку к берегу, осторожный канадец решил, прежде чем всем высадиться, осмотреть ближайшую местность. Он осторожно взобрался на крутой береговой откос. Гребень откоса порос высокой травой, скрывавшей от глаз вид на равнину. С карабином в руках канадец, крадучись, двинулся вперед и на несколько минут исчез из вида своих спутников.
Последние также изготовили оружие, опасаясь, что окажется недостаточным просто обойти свирепого хищника, чтобы избежать его нападения. Было очевидно, что медведь почуял людей, неожиданно вторгшихся в его пустынные владения. Если он уже успел отведать человечины, то можно было ожидать, что теперь он попытается захватить одного из людей в виде дани, подобно тем хищным владетелям замков, которые в раннее средневековье господствовали с высоты своей скалы или башни над водными путями сообщения.
К усиленному сопению его время от времени примешивались скрежет мощных клыков и когтей, царапавших скалистую поверхность берега.
Спустя пару минут вернулся канадец.
— Скорей прочь отсюда! — сказал он тихо, садясь в пирогу. — Дюжина конных индейцев скачет по равнине вдоль берега.
— Койоты-предвестники никогда не обманывают, — сказал Сверкающий Луч. — Откуда скачут собаки-апачи?
— С той стороны, где мы оставили костры. Ну, Сверкающий Луч, теперь пора без промедления использовать наши ножи и ваши томагавки против зверя! Что бы ни случилось, нам ни единой минуты нельзя оставаться здесь, не подвергаясь опасности. Кто-нибудь из апачей может вот-вот выехать на самый берег!
Пирога снова поплыла вниз по течению к островку, несмотря на раздававшееся оттуда угрожающее рычание.
При других обстоятельствах наших путников мало тревожила бы предстоявшая встреча с хищником, несмотря на его силу и свирепость, так как все они, за исключением Гайфероса, всю жизнь провели в пустыне и привыкли спокойно смотреть в лицо опасности. Впрочем, и гамбузино, по-видимому, не особенно пугался, но, скорее, от того, что он не представлял, с каким врагом им предстояло схватиться. Оба же охотника и индейцы вполне сознавали всю опасность предстоящего боя, к тому же еще в близком соседстве с апачами.
Чтобы не обнаружить своего присутствия, путники могли употребить в дело лишь холодное оружие, если бы медведь не пропустил их мирно.
Впрочем, густая шкура, которою покрыт медведь, делала исход борьбы в высшей степени сомнительным. А в том случае, если бы он оказался только ранен, его рев мог бы привлечь сюда индейцев, всегда готовых охотиться за этим зверем. Наконец, острые когти медведя могли разорвать борта пироги, что неизбежно положило бы конец их плаванию.
Для большей безопасности, а также с целью помешать команчу открыть наступательные действия, канадец попросил его взять правое весло, а сам вооружился другим. Затем, предав себя на волю судьбы, он толкнул пирогу к правому берегу, чтобы напасть на проход с этой стороны, хотя сам рисковал в таком случае подвергнуться большой опасности, так как сидел у левого, обращенного к островку борта.
Самый опасный момент наступил тогда, когда пришлось огибать излучину, которую делала здесь река.
На носу лодки стояли три индейца с томагавками в руках, готовые поразить колосса троекратным ударом, между тем как на корме оставались Хосе и гамбузино, держа наготове ножи. Хрупкое судно беззвучно скользило по реке, из глубины которой продолжало нестись звучное сопение, точно какое-то морское чудовище застряло там на мели. Вскоре на темной поверхности воды перед глазами путешественников обрисовался островок, на котором чернела огромная масса.
— Господи Иисусе! — прошептал испуганный гамбузино, не представлявший себе размеров зверя.
— Теперь полагайся больше на нож, чем на молитву! — посоветовал Хосе мексиканцу.
Завидев людей, медведь испустил угрожающее рычание. Ударив гигантской лапой о землю, он швырнул в воду целую лавину песка, после чего медленно встал на задние лапы.
И тут пирога приблизилась к роковому проходу. Ее пассажиры держались наготове.
— Ну-ка, команч, давай приналяжем на весла! От этого, быть может, зависит жизнь семерых людей!
С этими словами бесстрашный охотник твердою рукою погрузил в воду весло, с целью как можно быстрее протолкнуть лодку мимо замеревшего на задних лапах зверя. Индеец энергично помог охотнику и поднял из воды весло в тот момент, когда лодка быстро скользила на расстоянии десяти футов от гигантского стража острова.
Тот как будто пока не решался броситься на лодку, и Красный Карабин надеялся уже благополучно миновать опасное место, когда один из команчей, отбросив томагавк, пустил в медведя стрелу, вонзившуюся ему в брюхо. Не ожидавший этого движения, канадец успел только гневно вскрикнуть, а чудовище, щелкая своими громадными клыками, с яростным ревом, словно скала, обрушилось в воду.
Не уступая команчу в проворстве, канадец вторым ударом весла отнес пирогу еще дальше, так что медведь попал в пустоту, и его передние лапы ударили лишь по воде.
— Виват! — вскричал Хосе, чуть не задохнувшись в потоке брызг пены, летевшей ему в лицо. — Смелее, Розбуа! Смелее, команч! Вы действовали, как два истых моряка. Эй, вы, там! Держитесь наготове, коли не хотите, чтобы зверь утопил нас!
Трое индейцев бросились с носа на корму в тот момент, когда взбешенное чудовище, рыча и брызгая пеной от ярости, находилось уже в трех футах от них.
— Да бейте же, бейте! — крикнул Хосе.
Впрочем, индейцы не нуждались в его приказе, которого к тому же и не поняли. Три томагавка разом обрушились на череп колосса, подобно ударам молота по наковальне.
— Бей еще! — азартно орал Хосе. — Зверюга живуча!
— Ради Бога, тише! — попытался урезонить друга канадец. — Индейцы не…
Огненная вспышка на миг разогнала тьму, и раздавшийся вслед за тем грохот выстрела прозвучал в ушах наших путников, как труба архангела.
— Дьявольщина! Это что такое? — вскричал испанец при виде какого-то тела, конвульсивно упавшего в воду, между тем как пирога продолжала уноситься вперед.
— Собака апач пьет воду, больше ничего! — ответил Сверкающий Луч.
Дикий вой огласил берега реки и равнину, на него немедленно ответили команчи, и этот хор голосов сливался с ревом хищного обитателя острова. Стрела, проникнувшая медведю во внутренности, удары топора по черепу, по-видимому, лишь больше разожгли его ярость.
— Смелее, Красный Карабин! — кричал Хосе, наблюдая с кормы вместе с команчами за ринувшимся за ними вплавь медведем, который то и дело поднимал одну из своих тяжелых лап, чтобы ударить ею хрупкое судно. — Слава Богу, и на этот раз нам удалось ускользнуть от него, — продолжал он в тот момент, как вода вновь окатила его лицо. — Ну, команч, еще последний удар веслом! Это ты стрелял сейчас, Красный Карабин?
— Да, — ответил канадец, все еще работая веслом, — и карабин не так уж плох! Но стреляй же в этого дьявольского зверя, да в морду!
В самом деле, теперь уже ни к чему было остерегаться: апачи обнаружили белых. Надо было поскорее отделаться от одного врага, чтобы затем отразить нападение других, угрожавших со стороны равнины.
— Ну, Гайферос, готов? Целься в морду!
— Готов! — откликнулся гамбузино.
Раздались разом два выстрела. Но так как лодка сильно колыхалась, то пули не попали в цель, и чудовище лишь мотнуло головой, с которой, однако, брызнула кровь.
— Проклятое животное! — в отчаянии воскликнул Хосе.
Испанец и Гайферос вторично зарядили винтовки, но прицелиться из них было очень трудно, благодаря постоянной качке пироги.
Тем не менее усилия стрелков не пропали даром, так как расстояние между суденышком и упорным зверем увеличилось; очевидно, медведь или утомился, или упал духом.
— Приналягте еще! — закричал опять испанец. — Он отстает!
Гребцы налегли на весла, и расстояние увеличилось.
— Еще, еще! Так, хорошо! А теперь приостанозитесь-ка оба на минутку: я всажу пулю между глаз…
— Не стоит! — вскричал поспешно канадец, останавливая товарища. — Лучше побереги пулю для индейцев, которые нас настигают!
Сейчас лодка проходила мимо довольно низких берегов, позволявших, несмотря на мрак, видеть равнину. Там, среди высокой травы, виднелись черные фигуры лошадей и всадников.
Другая опасность, более близкая, угрожала путешественникам, увеличивая и без того их нелегкое положение.
Медведь, как мы говорили, отставал, но лишь потому, чтоб изменить тактику, и теперь наискосок приближался к берегу.
— Держи к берегу наискось, Красный Карабин! — вскричал Хосе, следя за движениями разъяренного хищника. — Обгони его, иначе он перережет нам путь и нападет спереди!
Кинув в сторону взгляд, Сверкающий Луч увидел, что медведь уже недалеко от берега рассекал воду своими могучими лапами. Он тотчас направил лодку к правому берегу, в чем энергично помогал ему канадец, исполняя совет товарища.
Таким образом, судно понеслось наискось к берегу, и в ту минуту, как медведь уже вылез из воды на землю, туда же прыгнул с лодки и Сверкающий луч.
— Прочь от берега! Пусть Орел не мешает бесстрашному воину!
Индеец и медведь оказались в двадцати шагах один от другого.
Приготовления к бою со стороны команча заняли всего несколько секунд. В то время как медведь бежал к нему рысью, Сверкающий Луч спокойно сел на землю, чем привел в изумление даже канадца. Теперь жизнь его зависела от малейшего неловкого движения, от какой-нибудь неисправности в ружье, предвидеть которую невозможно практически ни при каких обстоятельствах, не зависящих порой от воли человека. Приставив приклад к плечу, а ствол держа у щеки, юный индеец неподвижно ждал врага, готовясь в надлежащую минуту спустить курок.
Свирепый хищник, размерами самую малость уступавший бизону, приближался к человеку, разинув окровавленную пасть, где сверкали два ряда его чудовищных зубов.
Ружье команча медленно подымалось по мере приближения врага. Когда, наконец, дуло его едва не коснулось морды медведя, грянул выстрел. Колосс зашатался, но, прежде чем свалиться, рванулся вперед, грозя придавить индейца тяжестью своего тела. Но Сверкающий Луч не дремал: с ловкостью клоуна он отпрыгнул шагов на шесть назад и потом выпрямился, держа нож в руке. Бросив гордый взгляд на поверженного врага, лежавшего на окровавленном песке, молодой индеец с опытностью хирурга отхватил одну из передних лап у первого сустава и прыгнул в пирогу.
— Сверкающий Луч храбр, как вождь! — сказал канадец, пожимая руку юноши. — Орел и Пересмешник гордятся своим юным другом! Его сердце может возрадоваться, потому что Лилия Озера улыбнется, увидев доказательство его мужества!
Глаза индейца вспыхнули гордою радостью от похвалы охотника, но главным образом от надежды, пробудившейся в его сердце.
Издав короткое восклицание, команч принялся опять грести, так как скакавшие по равнине апачи, казалось, подобно медведю, возымели намерение отрезать путешественникам путь по реке.
X. МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ
— Вижу, что самолюбие молодого воина не мирится с бегством. Но неужели ты рискнешь опрокинуть лодку, что было бы, впрочем, еще полбеды. Ну, а если она треснет, как сухая тыква? Ведь это станет непоправимым несчастьем! Слушай, команч! Пожертвуй тщеславием юноши в пользу отца, отыскивающего своего сына, минуты которого сочтены. Тебя просит о том старик, волосы которого поседели, а сердце полно горя!
— Лилия Озера, — отвечал индеец, не будучи в состоянии скрыть волнение, — содрогнулась бы от ужаса, увидев чудовище гор, но она встретила бы улыбкой воина, который принес ей его шкуру. И сердце Сверкающего Луча наполнила бы радость!
— Да, дитя мое, и индейцу, и белому одинаково приятно получить улыбку той, которую он любит! Но приятно также и оказать услугу старику, разыскивающему своего сына. Великий Дух благословил тогда твою охоту!
Команч молчал. Разбудили Хосе и Гайфероса и растолковали им, что узкий проход по реке сторожит серый медведь прерий, и его нельзя пройти, не потревожив хищника, а потому надо обойти это место берегом, неся лодку на руках, чтобы избегнуть опасного шума битвы с четвероногим стражем. Известие о том, что серый медведь сторожит проход по реке, было встречено испанским охотником с явным неудовольствием.
— Чтоб сатана лично свернул шею этой зверюге, — сказал он, зевая. — А я спал так сладко!
Подведя лодку к берегу, осторожный канадец решил, прежде чем всем высадиться, осмотреть ближайшую местность. Он осторожно взобрался на крутой береговой откос. Гребень откоса порос высокой травой, скрывавшей от глаз вид на равнину. С карабином в руках канадец, крадучись, двинулся вперед и на несколько минут исчез из вида своих спутников.
Последние также изготовили оружие, опасаясь, что окажется недостаточным просто обойти свирепого хищника, чтобы избежать его нападения. Было очевидно, что медведь почуял людей, неожиданно вторгшихся в его пустынные владения. Если он уже успел отведать человечины, то можно было ожидать, что теперь он попытается захватить одного из людей в виде дани, подобно тем хищным владетелям замков, которые в раннее средневековье господствовали с высоты своей скалы или башни над водными путями сообщения.
К усиленному сопению его время от времени примешивались скрежет мощных клыков и когтей, царапавших скалистую поверхность берега.
Спустя пару минут вернулся канадец.
— Скорей прочь отсюда! — сказал он тихо, садясь в пирогу. — Дюжина конных индейцев скачет по равнине вдоль берега.
— Койоты-предвестники никогда не обманывают, — сказал Сверкающий Луч. — Откуда скачут собаки-апачи?
— С той стороны, где мы оставили костры. Ну, Сверкающий Луч, теперь пора без промедления использовать наши ножи и ваши томагавки против зверя! Что бы ни случилось, нам ни единой минуты нельзя оставаться здесь, не подвергаясь опасности. Кто-нибудь из апачей может вот-вот выехать на самый берег!
Пирога снова поплыла вниз по течению к островку, несмотря на раздававшееся оттуда угрожающее рычание.
При других обстоятельствах наших путников мало тревожила бы предстоявшая встреча с хищником, несмотря на его силу и свирепость, так как все они, за исключением Гайфероса, всю жизнь провели в пустыне и привыкли спокойно смотреть в лицо опасности. Впрочем, и гамбузино, по-видимому, не особенно пугался, но, скорее, от того, что он не представлял, с каким врагом им предстояло схватиться. Оба же охотника и индейцы вполне сознавали всю опасность предстоящего боя, к тому же еще в близком соседстве с апачами.
Чтобы не обнаружить своего присутствия, путники могли употребить в дело лишь холодное оружие, если бы медведь не пропустил их мирно.
Впрочем, густая шкура, которою покрыт медведь, делала исход борьбы в высшей степени сомнительным. А в том случае, если бы он оказался только ранен, его рев мог бы привлечь сюда индейцев, всегда готовых охотиться за этим зверем. Наконец, острые когти медведя могли разорвать борта пироги, что неизбежно положило бы конец их плаванию.
Для большей безопасности, а также с целью помешать команчу открыть наступательные действия, канадец попросил его взять правое весло, а сам вооружился другим. Затем, предав себя на волю судьбы, он толкнул пирогу к правому берегу, чтобы напасть на проход с этой стороны, хотя сам рисковал в таком случае подвергнуться большой опасности, так как сидел у левого, обращенного к островку борта.
Самый опасный момент наступил тогда, когда пришлось огибать излучину, которую делала здесь река.
На носу лодки стояли три индейца с томагавками в руках, готовые поразить колосса троекратным ударом, между тем как на корме оставались Хосе и гамбузино, держа наготове ножи. Хрупкое судно беззвучно скользило по реке, из глубины которой продолжало нестись звучное сопение, точно какое-то морское чудовище застряло там на мели. Вскоре на темной поверхности воды перед глазами путешественников обрисовался островок, на котором чернела огромная масса.
— Господи Иисусе! — прошептал испуганный гамбузино, не представлявший себе размеров зверя.
— Теперь полагайся больше на нож, чем на молитву! — посоветовал Хосе мексиканцу.
Завидев людей, медведь испустил угрожающее рычание. Ударив гигантской лапой о землю, он швырнул в воду целую лавину песка, после чего медленно встал на задние лапы.
И тут пирога приблизилась к роковому проходу. Ее пассажиры держались наготове.
— Ну-ка, команч, давай приналяжем на весла! От этого, быть может, зависит жизнь семерых людей!
С этими словами бесстрашный охотник твердою рукою погрузил в воду весло, с целью как можно быстрее протолкнуть лодку мимо замеревшего на задних лапах зверя. Индеец энергично помог охотнику и поднял из воды весло в тот момент, когда лодка быстро скользила на расстоянии десяти футов от гигантского стража острова.
Тот как будто пока не решался броситься на лодку, и Красный Карабин надеялся уже благополучно миновать опасное место, когда один из команчей, отбросив томагавк, пустил в медведя стрелу, вонзившуюся ему в брюхо. Не ожидавший этого движения, канадец успел только гневно вскрикнуть, а чудовище, щелкая своими громадными клыками, с яростным ревом, словно скала, обрушилось в воду.
Не уступая команчу в проворстве, канадец вторым ударом весла отнес пирогу еще дальше, так что медведь попал в пустоту, и его передние лапы ударили лишь по воде.
— Виват! — вскричал Хосе, чуть не задохнувшись в потоке брызг пены, летевшей ему в лицо. — Смелее, Розбуа! Смелее, команч! Вы действовали, как два истых моряка. Эй, вы, там! Держитесь наготове, коли не хотите, чтобы зверь утопил нас!
Трое индейцев бросились с носа на корму в тот момент, когда взбешенное чудовище, рыча и брызгая пеной от ярости, находилось уже в трех футах от них.
— Да бейте же, бейте! — крикнул Хосе.
Впрочем, индейцы не нуждались в его приказе, которого к тому же и не поняли. Три томагавка разом обрушились на череп колосса, подобно ударам молота по наковальне.
— Бей еще! — азартно орал Хосе. — Зверюга живуча!
— Ради Бога, тише! — попытался урезонить друга канадец. — Индейцы не…
Огненная вспышка на миг разогнала тьму, и раздавшийся вслед за тем грохот выстрела прозвучал в ушах наших путников, как труба архангела.
— Дьявольщина! Это что такое? — вскричал испанец при виде какого-то тела, конвульсивно упавшего в воду, между тем как пирога продолжала уноситься вперед.
— Собака апач пьет воду, больше ничего! — ответил Сверкающий Луч.
Дикий вой огласил берега реки и равнину, на него немедленно ответили команчи, и этот хор голосов сливался с ревом хищного обитателя острова. Стрела, проникнувшая медведю во внутренности, удары топора по черепу, по-видимому, лишь больше разожгли его ярость.
— Смелее, Красный Карабин! — кричал Хосе, наблюдая с кормы вместе с команчами за ринувшимся за ними вплавь медведем, который то и дело поднимал одну из своих тяжелых лап, чтобы ударить ею хрупкое судно. — Слава Богу, и на этот раз нам удалось ускользнуть от него, — продолжал он в тот момент, как вода вновь окатила его лицо. — Ну, команч, еще последний удар веслом! Это ты стрелял сейчас, Красный Карабин?
— Да, — ответил канадец, все еще работая веслом, — и карабин не так уж плох! Но стреляй же в этого дьявольского зверя, да в морду!
В самом деле, теперь уже ни к чему было остерегаться: апачи обнаружили белых. Надо было поскорее отделаться от одного врага, чтобы затем отразить нападение других, угрожавших со стороны равнины.
— Ну, Гайферос, готов? Целься в морду!
— Готов! — откликнулся гамбузино.
Раздались разом два выстрела. Но так как лодка сильно колыхалась, то пули не попали в цель, и чудовище лишь мотнуло головой, с которой, однако, брызнула кровь.
— Проклятое животное! — в отчаянии воскликнул Хосе.
Испанец и Гайферос вторично зарядили винтовки, но прицелиться из них было очень трудно, благодаря постоянной качке пироги.
Тем не менее усилия стрелков не пропали даром, так как расстояние между суденышком и упорным зверем увеличилось; очевидно, медведь или утомился, или упал духом.
— Приналягте еще! — закричал опять испанец. — Он отстает!
Гребцы налегли на весла, и расстояние увеличилось.
— Еще, еще! Так, хорошо! А теперь приостанозитесь-ка оба на минутку: я всажу пулю между глаз…
— Не стоит! — вскричал поспешно канадец, останавливая товарища. — Лучше побереги пулю для индейцев, которые нас настигают!
Сейчас лодка проходила мимо довольно низких берегов, позволявших, несмотря на мрак, видеть равнину. Там, среди высокой травы, виднелись черные фигуры лошадей и всадников.
Другая опасность, более близкая, угрожала путешественникам, увеличивая и без того их нелегкое положение.
Медведь, как мы говорили, отставал, но лишь потому, чтоб изменить тактику, и теперь наискосок приближался к берегу.
— Держи к берегу наискось, Красный Карабин! — вскричал Хосе, следя за движениями разъяренного хищника. — Обгони его, иначе он перережет нам путь и нападет спереди!
Кинув в сторону взгляд, Сверкающий Луч увидел, что медведь уже недалеко от берега рассекал воду своими могучими лапами. Он тотчас направил лодку к правому берегу, в чем энергично помогал ему канадец, исполняя совет товарища.
Таким образом, судно понеслось наискось к берегу, и в ту минуту, как медведь уже вылез из воды на землю, туда же прыгнул с лодки и Сверкающий луч.
— Прочь от берега! Пусть Орел не мешает бесстрашному воину!
Индеец и медведь оказались в двадцати шагах один от другого.
Приготовления к бою со стороны команча заняли всего несколько секунд. В то время как медведь бежал к нему рысью, Сверкающий Луч спокойно сел на землю, чем привел в изумление даже канадца. Теперь жизнь его зависела от малейшего неловкого движения, от какой-нибудь неисправности в ружье, предвидеть которую невозможно практически ни при каких обстоятельствах, не зависящих порой от воли человека. Приставив приклад к плечу, а ствол держа у щеки, юный индеец неподвижно ждал врага, готовясь в надлежащую минуту спустить курок.
Свирепый хищник, размерами самую малость уступавший бизону, приближался к человеку, разинув окровавленную пасть, где сверкали два ряда его чудовищных зубов.
Ружье команча медленно подымалось по мере приближения врага. Когда, наконец, дуло его едва не коснулось морды медведя, грянул выстрел. Колосс зашатался, но, прежде чем свалиться, рванулся вперед, грозя придавить индейца тяжестью своего тела. Но Сверкающий Луч не дремал: с ловкостью клоуна он отпрыгнул шагов на шесть назад и потом выпрямился, держа нож в руке. Бросив гордый взгляд на поверженного врага, лежавшего на окровавленном песке, молодой индеец с опытностью хирурга отхватил одну из передних лап у первого сустава и прыгнул в пирогу.
— Сверкающий Луч храбр, как вождь! — сказал канадец, пожимая руку юноши. — Орел и Пересмешник гордятся своим юным другом! Его сердце может возрадоваться, потому что Лилия Озера улыбнется, увидев доказательство его мужества!
Глаза индейца вспыхнули гордою радостью от похвалы охотника, но главным образом от надежды, пробудившейся в его сердце.
Издав короткое восклицание, команч принялся опять грести, так как скакавшие по равнине апачи, казалось, подобно медведю, возымели намерение отрезать путешественникам путь по реке.
X. МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ
Место, к которому на перехват пироги направлялись апачи, поросло ивняком и ясеневыми деревьями, под защитой которых они могли напасть безо всякого риска для себя. Понятно, как важно было охотникам достичь этого пункта ранее апачей или, в противном случае, обойти его.
Два команча сменили на веслах вождя и канадца, и последние, как Хосе и Гайферос, взяли карабины наизготовку.
Апачам следовало описать на своем пути огромную дугу, чтобы все время оставаться вне выстрелов путешественников, в то время как лодка последних двигалась по прямой линии, хотя и медленнее.
— Откуда только они свалились на наши головы, — пробурчал Розбуа.
— Думается, не стоит удивляться появлению этих негодяев, — отвечал испанец. — Взгляните-ка вон на скачущего на пегом коне всадника. Масть лошади можно различить, несмотря на темноту. Не напоминает ли он того самого, который подобным же образом носился по берегу Рио-Хилы близ островка?
— Я помню его! — молвил Гайферос. — Это он накинул на меня лассо и потом сорвал с седла! Точно, его посадка и осанка!
— А в этом другом, — продолжал испанец, — не узнаешь ли ты, Розбуа, по бизоньей гриве, украшающей его голову, того самого индейца, который стоял часовым у костра? Что касается меня, то это обстоятельство мне долго будет памятно, как ни была богата приключениями наша с тобой жизнь. Держу пари, что это те самые негодяи, которые некогда осаждали нас, и что это они обнаружили наши следы в том месте, где мы высадились, чтобы направиться в Золотую долину.
— Какой смысл отрицать очевидное? — вздохнул старший охотник, в котором слова испанца и гамбузино пробудили горькие воспоминания о Фабиане.
Три четверти расстояния до прибрежных зарослей было почти пройдено. Теперь пирога сблизилась с индейцами, которые также находились недалеко от зарослей, так что охотникам представлялась возможность сразить пару-тройку противников, если, конечно, их винтовки имели достаточную дальнобойность. Несмотря на резкие удары весел, пирога шла достаточно спокойно, чтобы можно было прицелиться без риска промахнуться.
Друзья вскинули карабины и выстрелили почти одновременно.
— Вот двое и готовы, — заметил Хосе. — Ручаюсь, что никогда они не будут больше вредить нам!
— Но, может быть, они только ранены! — произнес Гайферос, к своей величайшей радости и в то же время изумленный тем, что можно поразить врага с такого расстояния, и притом ночью.
— Сомневаюсь, — возразил канадец. — В любом случае, они уже обезврежены. Но, — прибавил он с досадой, — мы не можем помешать остальным засесть прежде нас под прикрытием деревьев! Довольно грести! — продолжал он, сделав знак индейцам оставить весла.
Последние неприятельские всадники уже исчезли в чаще, за исключением одного, убитого команчем, выстрел которого раздался совершенно неожиданно для охотников. Прошло несколько мгновений, и вдруг со стороны неприятеля раздался залп, направленный прямо в пирогу. К счастью, он не имел особенно печальных результатов, если не считать раны, полученной одним из гребцов в руку, да отверстия, продырявленного пулей в борту выше ватерлинии. Ощупав здоровой рукою рану, команч убедился, что кость цела.
Взяв весло вместо него, канадец повернул лодку против течения и направил ее к левому берегу в небольшую речную заводь, густо поросшую камышами. Это было лучшее убежище поблизости.
Путешественники отдавали себе отчет в том, что, желая выбить индейцев с их выгодной позиции, откуда простреливалось все пространство от берега до берега, им пришлось бы или потерять драгоценное время, или подвергнуть свою жизнь опасности.
Итак, им следовало решиться если и не бросить совсем пирогу, что значило бы отказаться от отличного средства быстрого и легкого передвижения, то, по крайней мере попытаться перенести ее на руках, обойдя охраняемый краснокожими участок русла.
Едва они начали осторожно вытаскивать пирогу на берег, как вспышки выстрелов с вершин деревьев внезапно озарили и реку и ее берега, и несколько пуль просвистело в воздухе, срезав камыш неподалеку от беглецов. Одновременно яркое пламя взметнулось ввысь вблизи укрытия краснокожих.
Несомненно, то был сигнал, подаваемый апачами своему более отдаленному отряду.
Пучки сухой травы, собранной на равнине, вспыхнули ярко, хотя и ненадолго. На красноватом отблеске его на мгновение обрисовалась гигантская фигура канадца и испанского охотника. Послышались крики: «Орел Снежных Гор! Пересмешник! Голый Череп!» — возвестившие охотникам, что они только что узнаны.
— Зачем великий бледнолицый охотник называется Орлом, — закричал чей-то насмешливый голос, — если он не сумел скрыть своих следов от Туманных гор и берегов Рио-Хилы до берегов Красной реки?
— Не отвечай им, Хосе! — сказал канадец. — Словопрения уместны, когда есть для того время, как это было в бытность нашу на острове; здесь же следует действовать! И быстро! Ну, Сверкающий Луч, не подскажет ли твоя индейская смекалка способ скрытно улизнуть отсюда?
— К чему хитрить? — возразил индеец. — Всего лучше и проще поднять лодку на плечи и перенести ее на расстояние двух ружейных выстрелов от этой бухты.
Уже трое команчей с лодкой на плечах пошли по левому берегу, направляясь к равнине, как вдруг один из носильщиков испустил гортанное восклицание.
Хотя луна, восходящая в это время ближе к концу ночи, еще не показывалась, но звезды и Млечный путь бросали достаточно света, чтобы путешественники могли различить на том же берегу отряд апачей человек в двадцать. Четверо индейцев ехали верхом, остальные следовали за ними пешком. Медлить более было нечего.
— Хотя Сверкающий Луч и имеет твердое сердце, — вскричал канадец, — но карабин в его руках менее надежен, чем в моих или Хосе. Пусть юный вождь и Гайферос помогают воинам нести лодку как можно быстрее, а мы будем прикрывать их отход!
— Хорошо, — произнес индеец, — воин может помочь не только оружием!
С этими словами команч, а вслед за ним и Гайферос исполнили приказание старого охотника. Последний шел по одну сторону, Хосе — по другую. В таком порядке путники бегом направились по равнине. Ничто не указывало, чтобы вновь прибывшие индейцы заметили движение путешественников, тогда как со стороны их сородичей, засевших на правом берегу в ивняке, неслись крики разочарования и ярости.
— Если бы мне удалось увидеть хотя бы глаз одного из этих крикунов! — произнес Хосе, державшийся между рекою и носильщиками.
— Наблюдай лучше за теми, которые слева от тебя! — возразил канадец. — А, вот и второй отряд индейцев заметил нас! Слышите, как завыли? Однако не советую ни одному из них соваться под выстрел моего карабина! Видишь ли, Хосе, что там ни говори, а пехота, как в войнах с индейцами, так равно и в войнах цивилизованных народов, всегда предпочтительнее кавалерии. Прежде чем кто-либо из этих всадников успеет достаточно успокоить лошадь, чтобы толком прицелиться, я становлюсь и…
Говоря это, канадец встал как вкопанный.
— Знаю, что он хочет сказать! — проворчал Хосе, продолжая подвигаться бегом сбоку тащивших лодку команчей. — Я становлюсь и…
Грохот карабина канадца заглушил последние слова испанца.
— И один из индейцев, — продолжал он опять, — падает с коня как мешок! И прав, черт возьми!
— Живей вперед! — поторопил канадец, догоняя товарищей после удачного выстрела, тогда как с равнины, где его пуля настигла жертву, несмотря на значительное расстояние, грянули два ответных выстрела, и, конечно, впустую.
— Видишь, Сверкающий Луч, — продолжал Розбуа, — как в руках опытного стрелка обыкновенный карабин получает двойную дальность несмотря на то, что пули моего старого карабина маловаты для теперешнего, что отнимает у них много силы!
До сих пор неровности рельефа левого берега прикрывали беглецов от выстрелов индейцев, засевших за деревьями противоположного берега. Но теперь они приблизились к опасному месту, поскольку здесь ровный и низменный характер ландшафта не давал им никакого прикрытия. Несмотря на всю бдительность канадца и испанца, старавшихся приметить среди деревьев какую-либо мишень для прицела, сильный ружейный залп, произведенный невидимыми врагами, встретил беглецов при прохождении открытого участка. Один из тащивших пирогу команчей упал, тяжело раненный; друзья поспешили к нему на помощь. Впрочем, индейцы стреляли наугад, не рискуя показываться из-за деревьев, чтобы не подвернуться под карабины двух белых охотников, меткость которых они уже не раз испытали. Поэтому, за исключением пули, оцарапавшей кожу Хосе и оторвавшей кусок его рукава, залп этот не имел для беглецов других печальных последствий. Оставшись вдвоем, Гайферос и команч несли пирогу уже далеко не с прежнею быстротою. Другие два команча, обремененные раненым соплеменником, подвигались также крайне медленно, так что второй отряд апачей представлял для них опасность как по своей численности, так и по тому, что двигался по тому же берегу, что и беглецы, и стал явно настигать их.
Дважды обращались лицом к неприятелю неустрашимые охотники, составлявшие единственную защиту маленького отряда, и их пули сразили четырех противников. Во время отступления оба охотника, воодушевленные пороховым дымом, свистом пуль и стрел, летавших вокруг них, шли мерным шагом, не теряя из виду преследователей. Между тем их спутники, значительно далеко опередившие охотников, воспользовавшись тем временем, пока апачи, занимавшие противоположный берег, вновь заряжали ружья, достигли места уже недоступного их пулям и поспешили спустить пирогу на воду.
Неотступно следя за преследователями, канадец и испанец не замечали, как с противоположного берега индейцы оставили деревья, служившие им прикрытием, и поскакали к реке, намереваясь перехватить пирогу ниже по течению.
Громовой голос команча, сопровождаемый выстрелом, от которого лошадь одного из апачей рухнула в воду, предупредил друзей о грозившей им опасности. Быстро обернувшись, Хосе понял, в чем дело. Оставив товарища сдерживать своим грозным карабином неприятеля, наступавшего с его стороны, испанец пригнулся к земле с карабином наготове и змеей скользнул к берегу, крича канадцу:
— Отступай к пироге, Розбуа! Я сейчас последую за тобою, вот только сброшу в воду еще одного головореза!
Гром выстрела последовал за словами испанца, который внезапно с проклятием упал и исчез в траве. Горестный стон вырвался у канадца при виде упавшего друга — неизменного спутника всех его радостей и опасностей; охотника, которому, таким образом, приходилось, потеряв сына, лишиться затем и брата.
Пораженный новым несчастьем, охотник не заметил, как один их неприятельских всадников готовился выпрыгнуть на берег как раз близ того места, где недавно исчез Хосе. Еще минута — и будто оглушенный и неподвижный Розбуа, наверно, погиб бы, если бы в это мгновение из травы не вылетела огненная вспышка. Не успело смолкнуть эхо выстрела, как апач свалился с лошади в воду.
Тотчас из травы показалась голова испанца, смотревшего насмешливо и в то же время грозно. Он казался вполне цел и невредим.
— Беги сюда, Розбуа! — закричал он. — Прячься в яму, куда я сверзился по воле Провидения. Здесь место чудесное, ни один из этих негодяев не доберется до нас живым!
В два прыжка канадец очутился возле друга и скрылся в углублении, служившем убежищем его товарищу и совершенно невидимом для индейцев.
Подобно тому, как некогда возле Позо Хосе и Розбуа, стоя спина к спине, ожидали нападения ягуаров, так и теперь, засев в яме, они наблюдали: один за равниной, а другой за берегом, между тем как апачи несколько минут тщетно пытались выяснить их местонахождение.
Хосе вновь зарядил свой карабин, после чего оба охотника, выставив головы над травой, зорко следили за движением неприятеля.
Обескураженные безуспешностью своих попыток, апачи, бросившиеся раньше в реку, направились, преодолевая течение, обратно к правому берегу, чтобы там снова скрыться за деревьями. Индеец, сбитый с коня выстрелом команча, тоже напрягал усилия, стараясь достигнуть берега…
— Теперь наша лодка на воде, — сказал испанец, — задержка за нами! Вот негодяи выбираются из воды, мокрые и сконфуженные, словно выдранные пудели. С этой стороны нет более опасности, а потому вперед! К пироге!
— Постой, Хосе! — воскликнул канадец. — Чем больше мы убьем их сегодня, тем меньше врагов будет у нас завтра. Если река очищена от краснокожих, то обернись в мою сторону: здесь тебе дела хватит!
Растянувшиеся по равнине цепью индейцы искали двух внезапно исчезнувших врагов и при этом постепенно приближались к укрытию охотников. Последние могли наблюдать, как одни апачи рыскали по кустам, другие, скакавшие на конях, шарили в траве своими длинными копьями.
Два команча сменили на веслах вождя и канадца, и последние, как Хосе и Гайферос, взяли карабины наизготовку.
Апачам следовало описать на своем пути огромную дугу, чтобы все время оставаться вне выстрелов путешественников, в то время как лодка последних двигалась по прямой линии, хотя и медленнее.
— Откуда только они свалились на наши головы, — пробурчал Розбуа.
— Думается, не стоит удивляться появлению этих негодяев, — отвечал испанец. — Взгляните-ка вон на скачущего на пегом коне всадника. Масть лошади можно различить, несмотря на темноту. Не напоминает ли он того самого, который подобным же образом носился по берегу Рио-Хилы близ островка?
— Я помню его! — молвил Гайферос. — Это он накинул на меня лассо и потом сорвал с седла! Точно, его посадка и осанка!
— А в этом другом, — продолжал испанец, — не узнаешь ли ты, Розбуа, по бизоньей гриве, украшающей его голову, того самого индейца, который стоял часовым у костра? Что касается меня, то это обстоятельство мне долго будет памятно, как ни была богата приключениями наша с тобой жизнь. Держу пари, что это те самые негодяи, которые некогда осаждали нас, и что это они обнаружили наши следы в том месте, где мы высадились, чтобы направиться в Золотую долину.
— Какой смысл отрицать очевидное? — вздохнул старший охотник, в котором слова испанца и гамбузино пробудили горькие воспоминания о Фабиане.
Три четверти расстояния до прибрежных зарослей было почти пройдено. Теперь пирога сблизилась с индейцами, которые также находились недалеко от зарослей, так что охотникам представлялась возможность сразить пару-тройку противников, если, конечно, их винтовки имели достаточную дальнобойность. Несмотря на резкие удары весел, пирога шла достаточно спокойно, чтобы можно было прицелиться без риска промахнуться.
Друзья вскинули карабины и выстрелили почти одновременно.
— Вот двое и готовы, — заметил Хосе. — Ручаюсь, что никогда они не будут больше вредить нам!
— Но, может быть, они только ранены! — произнес Гайферос, к своей величайшей радости и в то же время изумленный тем, что можно поразить врага с такого расстояния, и притом ночью.
— Сомневаюсь, — возразил канадец. — В любом случае, они уже обезврежены. Но, — прибавил он с досадой, — мы не можем помешать остальным засесть прежде нас под прикрытием деревьев! Довольно грести! — продолжал он, сделав знак индейцам оставить весла.
Последние неприятельские всадники уже исчезли в чаще, за исключением одного, убитого команчем, выстрел которого раздался совершенно неожиданно для охотников. Прошло несколько мгновений, и вдруг со стороны неприятеля раздался залп, направленный прямо в пирогу. К счастью, он не имел особенно печальных результатов, если не считать раны, полученной одним из гребцов в руку, да отверстия, продырявленного пулей в борту выше ватерлинии. Ощупав здоровой рукою рану, команч убедился, что кость цела.
Взяв весло вместо него, канадец повернул лодку против течения и направил ее к левому берегу в небольшую речную заводь, густо поросшую камышами. Это было лучшее убежище поблизости.
Путешественники отдавали себе отчет в том, что, желая выбить индейцев с их выгодной позиции, откуда простреливалось все пространство от берега до берега, им пришлось бы или потерять драгоценное время, или подвергнуть свою жизнь опасности.
Итак, им следовало решиться если и не бросить совсем пирогу, что значило бы отказаться от отличного средства быстрого и легкого передвижения, то, по крайней мере попытаться перенести ее на руках, обойдя охраняемый краснокожими участок русла.
Едва они начали осторожно вытаскивать пирогу на берег, как вспышки выстрелов с вершин деревьев внезапно озарили и реку и ее берега, и несколько пуль просвистело в воздухе, срезав камыш неподалеку от беглецов. Одновременно яркое пламя взметнулось ввысь вблизи укрытия краснокожих.
Несомненно, то был сигнал, подаваемый апачами своему более отдаленному отряду.
Пучки сухой травы, собранной на равнине, вспыхнули ярко, хотя и ненадолго. На красноватом отблеске его на мгновение обрисовалась гигантская фигура канадца и испанского охотника. Послышались крики: «Орел Снежных Гор! Пересмешник! Голый Череп!» — возвестившие охотникам, что они только что узнаны.
— Зачем великий бледнолицый охотник называется Орлом, — закричал чей-то насмешливый голос, — если он не сумел скрыть своих следов от Туманных гор и берегов Рио-Хилы до берегов Красной реки?
— Не отвечай им, Хосе! — сказал канадец. — Словопрения уместны, когда есть для того время, как это было в бытность нашу на острове; здесь же следует действовать! И быстро! Ну, Сверкающий Луч, не подскажет ли твоя индейская смекалка способ скрытно улизнуть отсюда?
— К чему хитрить? — возразил индеец. — Всего лучше и проще поднять лодку на плечи и перенести ее на расстояние двух ружейных выстрелов от этой бухты.
Уже трое команчей с лодкой на плечах пошли по левому берегу, направляясь к равнине, как вдруг один из носильщиков испустил гортанное восклицание.
Хотя луна, восходящая в это время ближе к концу ночи, еще не показывалась, но звезды и Млечный путь бросали достаточно света, чтобы путешественники могли различить на том же берегу отряд апачей человек в двадцать. Четверо индейцев ехали верхом, остальные следовали за ними пешком. Медлить более было нечего.
— Хотя Сверкающий Луч и имеет твердое сердце, — вскричал канадец, — но карабин в его руках менее надежен, чем в моих или Хосе. Пусть юный вождь и Гайферос помогают воинам нести лодку как можно быстрее, а мы будем прикрывать их отход!
— Хорошо, — произнес индеец, — воин может помочь не только оружием!
С этими словами команч, а вслед за ним и Гайферос исполнили приказание старого охотника. Последний шел по одну сторону, Хосе — по другую. В таком порядке путники бегом направились по равнине. Ничто не указывало, чтобы вновь прибывшие индейцы заметили движение путешественников, тогда как со стороны их сородичей, засевших на правом берегу в ивняке, неслись крики разочарования и ярости.
— Если бы мне удалось увидеть хотя бы глаз одного из этих крикунов! — произнес Хосе, державшийся между рекою и носильщиками.
— Наблюдай лучше за теми, которые слева от тебя! — возразил канадец. — А, вот и второй отряд индейцев заметил нас! Слышите, как завыли? Однако не советую ни одному из них соваться под выстрел моего карабина! Видишь ли, Хосе, что там ни говори, а пехота, как в войнах с индейцами, так равно и в войнах цивилизованных народов, всегда предпочтительнее кавалерии. Прежде чем кто-либо из этих всадников успеет достаточно успокоить лошадь, чтобы толком прицелиться, я становлюсь и…
Говоря это, канадец встал как вкопанный.
— Знаю, что он хочет сказать! — проворчал Хосе, продолжая подвигаться бегом сбоку тащивших лодку команчей. — Я становлюсь и…
Грохот карабина канадца заглушил последние слова испанца.
— И один из индейцев, — продолжал он опять, — падает с коня как мешок! И прав, черт возьми!
— Живей вперед! — поторопил канадец, догоняя товарищей после удачного выстрела, тогда как с равнины, где его пуля настигла жертву, несмотря на значительное расстояние, грянули два ответных выстрела, и, конечно, впустую.
— Видишь, Сверкающий Луч, — продолжал Розбуа, — как в руках опытного стрелка обыкновенный карабин получает двойную дальность несмотря на то, что пули моего старого карабина маловаты для теперешнего, что отнимает у них много силы!
До сих пор неровности рельефа левого берега прикрывали беглецов от выстрелов индейцев, засевших за деревьями противоположного берега. Но теперь они приблизились к опасному месту, поскольку здесь ровный и низменный характер ландшафта не давал им никакого прикрытия. Несмотря на всю бдительность канадца и испанца, старавшихся приметить среди деревьев какую-либо мишень для прицела, сильный ружейный залп, произведенный невидимыми врагами, встретил беглецов при прохождении открытого участка. Один из тащивших пирогу команчей упал, тяжело раненный; друзья поспешили к нему на помощь. Впрочем, индейцы стреляли наугад, не рискуя показываться из-за деревьев, чтобы не подвернуться под карабины двух белых охотников, меткость которых они уже не раз испытали. Поэтому, за исключением пули, оцарапавшей кожу Хосе и оторвавшей кусок его рукава, залп этот не имел для беглецов других печальных последствий. Оставшись вдвоем, Гайферос и команч несли пирогу уже далеко не с прежнею быстротою. Другие два команча, обремененные раненым соплеменником, подвигались также крайне медленно, так что второй отряд апачей представлял для них опасность как по своей численности, так и по тому, что двигался по тому же берегу, что и беглецы, и стал явно настигать их.
Дважды обращались лицом к неприятелю неустрашимые охотники, составлявшие единственную защиту маленького отряда, и их пули сразили четырех противников. Во время отступления оба охотника, воодушевленные пороховым дымом, свистом пуль и стрел, летавших вокруг них, шли мерным шагом, не теряя из виду преследователей. Между тем их спутники, значительно далеко опередившие охотников, воспользовавшись тем временем, пока апачи, занимавшие противоположный берег, вновь заряжали ружья, достигли места уже недоступного их пулям и поспешили спустить пирогу на воду.
Неотступно следя за преследователями, канадец и испанец не замечали, как с противоположного берега индейцы оставили деревья, служившие им прикрытием, и поскакали к реке, намереваясь перехватить пирогу ниже по течению.
Громовой голос команча, сопровождаемый выстрелом, от которого лошадь одного из апачей рухнула в воду, предупредил друзей о грозившей им опасности. Быстро обернувшись, Хосе понял, в чем дело. Оставив товарища сдерживать своим грозным карабином неприятеля, наступавшего с его стороны, испанец пригнулся к земле с карабином наготове и змеей скользнул к берегу, крича канадцу:
— Отступай к пироге, Розбуа! Я сейчас последую за тобою, вот только сброшу в воду еще одного головореза!
Гром выстрела последовал за словами испанца, который внезапно с проклятием упал и исчез в траве. Горестный стон вырвался у канадца при виде упавшего друга — неизменного спутника всех его радостей и опасностей; охотника, которому, таким образом, приходилось, потеряв сына, лишиться затем и брата.
Пораженный новым несчастьем, охотник не заметил, как один их неприятельских всадников готовился выпрыгнуть на берег как раз близ того места, где недавно исчез Хосе. Еще минута — и будто оглушенный и неподвижный Розбуа, наверно, погиб бы, если бы в это мгновение из травы не вылетела огненная вспышка. Не успело смолкнуть эхо выстрела, как апач свалился с лошади в воду.
Тотчас из травы показалась голова испанца, смотревшего насмешливо и в то же время грозно. Он казался вполне цел и невредим.
— Беги сюда, Розбуа! — закричал он. — Прячься в яму, куда я сверзился по воле Провидения. Здесь место чудесное, ни один из этих негодяев не доберется до нас живым!
В два прыжка канадец очутился возле друга и скрылся в углублении, служившем убежищем его товарищу и совершенно невидимом для индейцев.
Подобно тому, как некогда возле Позо Хосе и Розбуа, стоя спина к спине, ожидали нападения ягуаров, так и теперь, засев в яме, они наблюдали: один за равниной, а другой за берегом, между тем как апачи несколько минут тщетно пытались выяснить их местонахождение.
Хосе вновь зарядил свой карабин, после чего оба охотника, выставив головы над травой, зорко следили за движением неприятеля.
Обескураженные безуспешностью своих попыток, апачи, бросившиеся раньше в реку, направились, преодолевая течение, обратно к правому берегу, чтобы там снова скрыться за деревьями. Индеец, сбитый с коня выстрелом команча, тоже напрягал усилия, стараясь достигнуть берега…
— Теперь наша лодка на воде, — сказал испанец, — задержка за нами! Вот негодяи выбираются из воды, мокрые и сконфуженные, словно выдранные пудели. С этой стороны нет более опасности, а потому вперед! К пироге!
— Постой, Хосе! — воскликнул канадец. — Чем больше мы убьем их сегодня, тем меньше врагов будет у нас завтра. Если река очищена от краснокожих, то обернись в мою сторону: здесь тебе дела хватит!
Растянувшиеся по равнине цепью индейцы искали двух внезапно исчезнувших врагов и при этом постепенно приближались к укрытию охотников. Последние могли наблюдать, как одни апачи рыскали по кустам, другие, скакавшие на конях, шарили в траве своими длинными копьями.