— Он сам убил льва, — кивнул Эрланд.
   — Это правда. Я нахожусь в затруднении. С одной стороны, убийство не соответствовало ритуалу, с другой — как отец, любящий своего сына, я хочу поблагодарить вас за помощь. — И добавил тихо:
   — И за спасение его жизни.
   Эрланд стоял неподвижно, не зная что сказать. Потом он решил избрать курс, который в сложившихся обстоятельствах доставит гордому отцу больше чести.
   — Может быть, он и без моей помощи смог бы подобрать копье. Кто знает?
   — И впрямь, — подхватил вельможа. — Лев был молодой, неопытный, взбешенный болью. Более опытный охотник ударил бы его плоскостью щита по морде — ущерба никакого, но шуму и боли много. Если лев бросается на щит, охотник пропускает его и старается поднять копье. Мы этому учим, хотя в горячке момента это может и забыться. Легко забыться, ваше высочество. Мне пора уходить, господин мой принц. Хочу заверить вас — какая бы нужда у вас ни возникла, я ваш должник.
   Эрланд не знал, что ответить на такое искреннее выражение благодарности, поэтому он просто сказал:
   — Благодарю за ваш любезный визит и за честь, что вы мне оказали своим присутствием, господин мой Джака.
   Командующий имперскими всадниками на колесницах поклонился и ушел. Эрланд повернулся к Миа.
   — Надеюсь, что с тобой мы встретимся сегодня вечером.
   Миа подошла к Эрланду, поправила ему тунику — скорее ради того, чтобы побыть рядом с ним, чем из действительной необходимости.
   — Я увижу вас раньше, мой принц. Мне ведено явиться на аудиенцию.
   — Что-то не так?
   — Нет, — пожала плечами Миа. — Всем, кто служит во дворце Той, Которая Есть Кеш, время от времени позволяется разделить славу имперского двора.
   — Хорошо. Там и увидимся.
   Эрланд махнул рукой, чтобы две девушки, стоявшие у дверей, распахнули их. Снаружи принца дожидались четыре гвардейца крондорской гвардии в парадной форме. Заняв свои места вокруг Эрланда, они зашагали по залам и переходам дворца.
   По дороге к ним присоединились Джеймс и Гамина, потом Локлир и, наконец, лорд Кафи. Когда они дошли до крыла, занимаемого императрицей, гвардейцы остановились — солдатам других наций, «не чистокровным», не разрешалось появляться вблизи императорской особы.
   Эрланд вошел в зал под звуки труб. Мастер церемоний зачитал длинный список титулов принца, и Эрланд понял, что сегодня — официальная аудиенция. Он удержался от улыбки, подумав, что разница между формальной церемонией и неформальной заключалась только в капризе императрицы. Принц горько пожалел, что не может оказаться в Крондоре — они с Боурриком, бывало, забирались в кухню и там что-нибудь жевали в уголке, не желая присутствовать на официальных обедах вместе с родителями.
   Эрланд подошел к помосту и поклонился. Мастер церемоний провозгласил:
   — О Ты, Которая Есть Кеш, я имею честь представить тебе его высочество, принца Эрланда, наследника трона Королевства Островов, рыцаря-капитана Западных земель.
   Эрланд выпрямился и произнес:
   — Ваше величество, я благодарю вас за любезность, с коей вы разделили щедроты ваши со мной и моими спутниками. Позвольте мне представить… — и он начал формальное перечисление всех членов своей свиты, как делал всякий раз, встречаясь с императрицей. Про себя он удивлялся — неужели каждый день ему придется все это повторять?
   — Судя по сообщениям, у вашего высочества был сегодня трудный день, — произнесла императрица. Эрланд ждал, что она скажет еще, но она просто закончила:
   — Мы рады снова видеть вас вместе с нами, ваше высочество. Пожалуйста, угощайтесь.
   Следом за принцем Эрландом в зал вошел принц Авари со своими придворными. Один, который проходил ближе всего к Эрланду, плюнул ему под ноги.
   Эрланд замер. Лицо его побагровело. Молодой человек, который плюнул, пошел дальше, но Эрланд повернулся и сказал:
   — Эй ты!
   Все глаза обратились на двух молодых людей. Юноша, прищурившись, смотрел на Эрланда. Он был чистокровным и, судя по всему, сыном родовитого отца, раз занимал место в свите принца; тело его было поджарым и мускулистым. Эрланд ощутил, что приближается драка, и был не в том настроении, чтобы от нее уклоняться.
   — Эрланд! — прошипел Джеймс ему в ухо. — Отойди!
   — Императрица смотрит, — пришло предупреждение от Гамины.
   Молодой аристократ остановился перед принцем, а принц бросил взгляд на трон. Императрица действительно обратила внимание на молодых людей. Один из вельмож хотел подойти к ним, но императрица призвала его к себе. Кажется, она не хотела, чтобы кто-нибудь вмешивался. Более того, в ее глазах появился заинтересованный блеск. Эрланд подумал, что это может быть испытанием — надо посмотреть, что за правитель будет у Королевства Островов через некоторое время. «Если это так, — подумал Эрланд, — они нашли в моем лице твердого противника».
   — Что такое, садарин? — спросил молодой человек, подойдя к принцу.
   Придворные зашушукались. При кешианском дворе неохотник считался ниже простолюдина, и назвать так кого-то значило нанести смертельное оскорбление.
   Эрланд взглянул на принца Авари. Принц с интересом смотрел на них и едва заметно улыбался. Принц Островов догадался, что молодой человек оскорбил его по наущению принца Авари. Эрланд вздохнул и изо всех сил ударил молодого человека тыльной стороной ладони по лицу.
   Тот зашатался и упал. Но не успел он коснуться пола, как Эрланд схватил его за ожерелье и дернул вверх.
   — Тот, кто оскорбляет меня при дворе Кеша, оскорбляет Королевство Островов. Я не могу этого допустить. — Он оттолкнул молодого человека. Тот с трудом удержался на ногах. — Тебе выбирать оружие, — сказал ему Эрланд.
   Джеймс схватил Эрланда за руку.
   — Ты не можешь идти на дуэль. Они этого от тебя и ждут, — зашептал он.
   — Я тебя не понимаю, — сказал молодой кешианец.
   — Я тебя ударил, — сказал ему Эрланд. — Ты имеешь право выбрать оружие, которым мы будем драться на дуэли.
   Лицо молодого человека сморщилось в непритворном удивлении.
   — На дуэли? Зачем мне с тобой драться? Ты наверняка меня убьешь.
   Эрланд не знал, что и сказать. И тут заговорила императрица.
   — Лорд Килава.
   Из-за столика в дальней части зала поднялся человек средних лет.
   — Чего желает моя императрица?
   — Твой сын — фигляр. Он оскорбляет гостя в моем доме. Что надлежит с ним сделать?
   Мужчина побледнел. Но, отвечая, стоял все так же прямо.
   — Воля вашего величества.
   Императрица помолчала и сказала:
   — Я бы подарила принцу его голову в банке с медом и вином как трофей, но, так как наши традиции не похожи на традиции родины его высочества, боюсь, таким подарком мы доставим ему еще больше неудобств. — Она сделала паузу. — Молодой Разаджани!
   Юнец, оскорбивший Эрланда, повернулся к императрице.
   — Да, ваше величество?
   — Твой вид мне неприятен. Тебе запрещается появляться в верхнем городе. Никогда, пока я жива, тебе не ступать на камни плато. Когда я уйду в Зал Вечной Красоты, тот, кто сменит меня на троне, может оказаться милосердным и позволить тебе вернуться. Вот и все, что я скажу тебе, — только потому, что твой отец верен мне. В моих старых костях осталось не так много милосердия. А теперь — прочь!
   Эрланд, усевшись за свой столик, спросил у Кафи:
   — К чему это все?
   — Простите, мой принц? — уроженец пустыни, кажется, не понял его вопроса.
   — Почему же он оскорблял меня, если не собирался драться? — спросил Эрланд.
   — Это особенности чистокровных, ваше высочество. Поймите — они не воины, они охотники. Воины для них — не больше чем собаки, которых можно натравить на противника. Если необходимо, они сражаются, и весьма доблестно, но не видят в этом никакой чести. Для них честь в том, чтобы выследить жертву, загнать ее и прикончить одним ударом. Молодому Разаджани не было смысла драться с вами. Никто не сомневается, что вы — храбрый и опытный воин. Вы бы легко убили его. Он знал это и никогда не стал бы драться с вами.
   — Мне трудно это понять, — произнес Эрланд.
   Кафи пожал плечами.
   — А им трудно понять, как человек может позволить обстоятельствам вынудить его сражаться с тем, кто явно превосходит его в военном искусстве. С их точки зрения это равносильно самоубийству.
   Вошла свита принцессы Шараны; на шаг отставая от них, шла Миа. Эрланд во все глаза смотрел на принцессу с золотистой кожей.
   — Почему моя служанка сегодня с принцессой? — спросил он потом у Кафи.
   — Потому что ваша «служанка» — сестра принцессы Шараны.
   — Сестра? Принцессы? Да вы шутите!
   — Конечно, нет, ваше высочество. Императрица никогда бы не позволила ни рабам, ни «низшим», таким, как я, прислуживать вам в ваших покоях, — слово «низшие» прозвучало с неприкрытой горечью. — Так что только юноши и девушки благородного происхождения — младшие в своих семьях — могут прислуживать императрице и ее гостям.
   — Все?! — воскликнул Эрланд, вне себя от удивления.
   — Да, — ответил Кафи, — все служанки в ваших покоях — дочери благородных людей. — Он махнул рукой на тех, кто — наблюдал за смущенным принцем. — Конечно, в ваших покоях все служанки — родственницы императрицы и члены императорской семьи.
   — Боги и демоны! — воскликнул Эрланд. — Боюсь, я переспал с половиной дочерей из королевской семьи!
   — Менее, чем с десятой частью, ваше высочество, — рассмеялся Кафи. — Многие являются дальними родственниками ее величества. И что с того? Чистокровные смотрят на телесные отношения не так, как вы или я. Их женщины так же свободны в выборе партнеров, как и мужчины. Это происходит оттого, что у них императриц было столько же, сколько императоров.
   Согласно требованиям протокола, последней появилась принцесса Сойана и ее свита; принцесса задала матери формальный вопрос о ее здоровье. Ритуал был соблюден, можно было начинать ужин.
   Принцесса со свитой разместилась за столом, и появились слуги. За столом Эрланда почти не разговаривали — принц и Локлир неотрывно смотрели в другой конец зала: Эрланд — на принцессу Шарану и госпожу Миа, Локлир — на их мать. ***
   Позднее, вечером, Джеймс пригласил Эрланда прогуляться с ним и Гаминой по одному из многочисленных дворцовых садов. Решив, что для этого есть причина, принц согласился.
   Они вошли в сад, и Эрланд услышал мысли Га-мины:
   — Джеймс попросил, чтобы ты поговорил с ним с моей помощью, так как ясно, что нас могут подслушивать даже в середине этого сада.
   — Не так как дома, но тоже очень красиво, правда? — сказала она вслух.
   — Да, действительно, — согласился Эрланд. С помощью Гамины Эрланд услышал то, что без слов хотел сообщить ему Джеймс.
   — Со мной наконец вышел на связь наш агент во дворце.
   — Наконец? Этому что-то мешало?
   — Мешало? Только то, что мы были под постоянным наблюдением. Половина слуг в наших покоях — шпионы, но разница между ними и не шпионами невелика — о любом нашем действии докладывается всегда, любым слугой. Мне кажется, происходит что-то очень значительное.
   Эрланд спросил Гамину, как она провела день, и они поболтали о ничего не значащих вещах, поговорили о чудесном фонтане, отделанном мрамором, — женщина на колеснице охотилась на трех смешных демонов. Эта скульптурная группа каким-то непонятным Эрланду образом подсвечивалась снизу, что создавало удивительный эффект.
   — Я должен спросить, как они этого добиваются, — вслух сказал Эрланд. — Хочу сделать что-нибудь подобное в Крондоре. Как ты думаешь, что происходит?
   — мысленно спросил он.
   — Я еще не знаю, — ответил Джеймс. — Пока я понял только вот что. Императрица слабеет здоровьем. Она гораздо более больная, чем кажется. Этот слух широко распространен по дворцу и по нижнему городу. Но никто пока не знает, что предполагается, будто она должна назвать своим наследником принца Авари, тогда как она склоняется к Сойане или даже Шаране. Императрица и ее сын много лет находятся в размолвке и часто едва разговаривают друг с другом.
   — Значит, стоит вопрос о наследовании трона?
   — Судя по всему — да, — ответил Джеймс. — Обычно трон переходит к старшему отпрыску.
   — Какая чудесная ночь, — вслух сказал Эрланд. — Но тогда это Сойана.
   — Верно, но есть большая группа аристократов, которая хотела бы видеть на троне Авари. Во-первых, потому что предыдущими правителями были две женщины, а многие из подчиненных Кешу наций твердо патриархальны, и члены Галереи опасаются, что правление трех женщин подряд приведет к матриархату. В древние времена люди Кеша прошли через такой период. Но главная причина, почему многие хотят видеть на троне Авари, — его считают более способным. Сойану многие полагают слабой. Ее покойный муж был весьма влиятельным лицом в Галерее лордов и мастеров — это у них примерно то же самое, что у нас Объединенный Совет лордов. Кто-то боится ее, считая опасней. Она вполне может заставить Авари и лордов делать то, что ей нужно… и если даже Авари провозгласят следующим императором, она все равно сможет доставить много проблем Галерее.
   — А что здесь общего с попыткой… убить моего брата?
   — Давайте посмотрим, какие еще чудеса предлагает этот сад.
   — Да, — согласилась Гамина. — Здесь очень красиво.
   — Боюсь, в другой раз, — сказал Джеймс. — У нас сегодня был очень тяжелый день. Теперь мы официально представлены, вскоре начнутся празднования. Впервые соберутся все правители Империи. Мы должны выглядеть наилучшим образом.
   — Наверное, этим можно объяснить нападение в пустыне. Партия Авари очень сильна в самом сердце Империи, тогда как сила Сойаны. сосредоточена в основном на плато. Если начнется война на севере и против нас будут брошены, отряды Псов Войны, это очень ослабит положение Авари здесь. Кроме того, именно он поведет против нас армию. Абер Букар, командующий армией, очень стар. Его мог бы сменить лорд Джака, но Братство Наездников и некоторые другие и так считают, что воины на колесницах пользуются непозволительно большим влиянием, так что вряд ли императрица решится назначить Джаку. Поэтому принц — единственная фигура, за которым армии пойдут не рассуждая. Кроме того, главенства в Галерее добивается еще один человек.
   — Кто? — спросил принц.
   — Лорд Рави, мастер Братства Наездников. Но он не чистокровный, и, хотя его кавалерийские части чрезвычайно лояльны, все же им не хватает престижа воинов на колесницах.
   — По твоим словам, при дворе кипят страсти.
   — Возможно, но помни, что, пока правит императрица, все подчиняются ей. Весьма вероятно, что, когда она умрет, разразятся беспорядки, может быть даже гражданская война. Но тот, кто хочет развязать войну, явно не желает дожидаться ее смерти. Хотя здесь мне еще не все ясно.
   Эрланд вслух сказал:
   — Если мы хотим хорошо отдохнуть, надо возвращаться, — повернув туда, где располагались его покои, он, кажется, погрузился в размышления. — Мне почти ничего не ясно. Будем надеяться, что многое прояснится, прежде чем начнутся открытые столкновения.
   Собеседники с ним молча согласились.

Глава 12. ОКОЛЬНЫЕ ПУТИ

   Боуррик указал в сторону от дороги.
   — Что это может быть? — спросил он Гуду.
   Караван двигался по хорошо наезженной дороге от Фарафры до Кеша; с обеих сторон тянулись фермерские земли. Никаких происшествий не было — до настоящего момента.
   К северу от дороги три человека на лошадях пытались поймать четвертого пешего. Тот, в желтой рясе до колен, выглядел непривычно. Его голова была обрита, как это делали монахи, но такого одеяния, как у него, Боуррик не видел ни у кого из монахов известных ему орденов. К тому же, казалось, он изрядно развлекался и производил гораздо больше шума, чем принц привык ожидать от монахов. Всадники пытались схватить его за рясу, а он увертывался, отскакивал, подныривал под лошадей и при этом громко улюлюкал и смеялся.
   Его прыжкам нисколько не мешали деревянный посох, который он держал в руке, и весьма объемистый мешок, висевший на плече. Он бегал, смеялся и выкрикивал всякую чепуху, чтобы позлить своих преследователей. Гуда и Боуррик, глядя на него, тоже засмеялись. Услышав смех, один из всадников оглянулся и, похоже, разозлился еще больше. Он схватился за дубинку и подъехав, к пританцовывающему человеку, пытался ударить его, но тот уклонился, перекатившись по земле, и, прежде чем всадник успел развернуть лошадь, уже снова был на ногах и приплясывал. Повернувшись спиной к наездникам, он повилял задом и издал губами характерный звук, призванный выразить его презрение ко всем троим.
   — Кто это? — смеясь, спросил Боуррик.
   — Этот прыгучий, судя по одежде — исалани. Это народ из Шинг-Лая, к югу от Пояса Кеша. Странные они люди. На лошадях жители степей из Ашунты. Об этом можно догадаться по их прическам и военным дубинкам; сейчас один из них как раз пытается вразумить ею прыгуна.
   Боуррик заметил, что прически у всех троих наездников были одинаковыми. Убранные назад волосы стягивались колечком, концы которого скрепляло перо; волосы свисали длинным хвостом до середины спины; над ушами оставались два локона. Но одеты они были по-разному: на одном были бриджи из оленьей кожи и кожаный жилет на голое тело, другой носил кожаные доспехи, а третий — кавалерийские сапоги, вышитую рубашку и шляпу с плюмажем.
   — Как ты думаешь, с чего это они?
   Гуда пожал плечами:
   — Кто может знать, когда дело касается исалани? Они все колдуны — провидцы, шаманы, предсказатели судьбы, и к тому же самая большая компания воров и мошенников во всем Кеше. Наверное, он надул этих троих.
   С отчаянным криком один из троих вытащил меч и всерьез замахнулся на исалани. Боуррик выпрыгнул из повозки, медленно взбиравшейся на вершину холма у подножия Светлых Пиков: Янос Сабер, хозяин каравана, берег лошадей. Он крикнул Боуррику:
   — Бешеный! Вернись в повозку! Не вмешивайся!
   Боуррик в ответ как-то неопределенно махнул рукой и поторопился к четверым людям.
   — Что у вас происходит?
   Странный человек не прекратил прыгать и уворачиваться, но один из всадников — тот, у которого был плюмаж на шляпе, — обернулся и крикнул:
   — Не суйся, чужак.
   — Я вижу, друг, что ты терпением не обладаешь, но нападать с мечом на невооруженного человека — это уж слишком.
   Всадник не стал его слушать и, криком подогнав лошадь, помчался прямо на исалани. Еще один всадник тоже пошел в атаку, и исалани оказался между ними. Первый всадник слишком поздно осознал, что происходит: исалани, пританцовывая, отскочил в сторону, и лошади столкнулись. Как бывает с лошадьми, одна решила, что сейчас наступил подходящий момент куснуть другую, а вторая, конечно же, в ответ лягнула первую. Второй всадник свалился наземь. Первый с руганью замахал руками третьему, чтобы он сдал назад. Но в этот момент посох исалани ударил его по голове, и владелец плюмажа тоже оказался на земле.
   Третий всадник, в кожаном жилете, не раздумывая, пустил лошадь галопом в гущу свалки, но в последний миг отвернул в сторону. Он сумел увернуться, когда исалани попытался сбить посохом и его, но внезапно обнаружил, что крепкие руки схватили его за полу жилета. Боуррик стащил всадника с седла и пихнул его туда, где его приятели пытались подняться на ноги.
   — Ты совершил ошибку, — сказал первый всадник, он уже вытащил свой длинный меч из ножен. По его Лицу и по решимости, с которой он направился к принцу, можно было Догадаться, что настроен он серьезно.
   — Да, — ответил Боуррик, готовясь к бою. Двое других противников тоже повернулись к нему. — Это не первая ошибка в моей жизни. Будем надеяться, что не последняя.
   Мужчина с мечом внезапно атаковал, надеясь застать Боуррика врасплох. Принц отскочил в сторону, задев противника по тыльной части бедра — это было одно из немногих мест, не защищенных кожаными доспехами. Тот упал на землю, получив глубокую, но отнюдь не смертельную рану.
   Второй и третий драчуны поняли, что встретились с опытным бойцом. Они разделились — мужчина в шляпе с плюмажем стал заходить справа, а тот, на котором был кожаный жилет, — слева, заставив Боуррика защищаться от атаки с двух Сторон. Боуррик начал разговаривать сам с собой — Эрланд с детства посмеивался над этой его привычкой.
   — Если у них есть хоть капля мозгов, то бандит слева сейчас сделает ложный выпад, а головорез справа кинется всерьез.
   Внезапно Боуррик отскочил и одновременно выхватил кинжал: человек справа от него попытался нанести удар в открытую спину принца. Но, когда он замахнулся, Боуррик обернулся и, приняв удар кинжалом, тоже ответил ударом, нанеся человеку в вышитой рубашке серьезную рану в живот.
   Тот упал, крича 6т боли, а Боуррик, опять развернувшись, оказался лицом к лицу с единственным уцелевшим противником. Тот осторожно приближался к нему. Судя по всему, этот степняк был примерно равен Боуррику по силам. Оба кружили друг против друга, ни на что не отвлекаясь. Принц, наконец, понял тактику противника.
   — Шаг, скольжение, шаг, шаг, шаг наперекрест, — тихо сказал себе принц.
   Он усмехнулся и, когда мужчина снова шагнул наперекрест, Боуррик кинулся в атаку. Противник слегка развернулся, открывшись ровно настолько, насколько и ожидал Боуррик. Он заставил противника попятиться, нанося рубящие и колющие удары сразу и мечом и кинжалом.
   Но человек пошел в атаку, и Боуррик обнаружил, что отступает. Проклиная судьбу, которая вместо рапиры вложила ему в руку длинный меч, он попытался отбить атаку.
   — Этот ублюдок хорошо дерется! — пробормотал он.
   За пять минут, которые показались Боуррику часами, они обменялись ударами, отвечая контрвыпадом на каждый выпад, ответным уколом на каждый укол. Боуррик пробовал все комбинации, которым его учили, и обнаруживал, что его противник готов ко всем.
   Наступило время короткой передышки. Оба тяжело дышали под палящим послеполуденным солнцем; слышны были только жужжание мух и шелест ветра в высокой степной траве. Боуррик покрепче сжал эфес меча, чувствуя, как на него наваливается усталость. Теперь бой стал опаснее — оба противника утомились, а усталость могла привести к роковой ошибке. Боуррик, даже имея в левой руке кинжал, избавлявший его от необходимости защищать мечом свою левую сторону, никак не мог добиться перевеса в бою. Преимущество переходило то к одному, то к другому, но никто из них не мог добиться победы. Пот тек по голой груди жителя степей; рубашка Боуррика промокла, рукоятка меча скользила в ладони. Дыхание у обоих стало хриплым и прерывистым — солнце оказалось самым безжалостным противником. Поднятая пыль забивалась в носы и пересушивала глотки, но ни один из бойцов не мог положить конец схватке. Холодея, Боуррик подумал, что встретил противника, которого ему не одолеть,
   — может быть, у того было меньше врожденных способностей, но гораздо больше опыта.
   Они опять замерли, глядя друг на друга, пригнувшись и тяжело дыша. Оба теперь понимали, что тот, кто ошибется, — умрет. Боуррик, хватая ртом воздух, пытался собраться с силами и разглядывал противника. Тот делал то же самое. Они не тратили сил на разговоры, копя их, чтобы можно было снова броситься в атаку. Потом с громким криком житель степей качнулся вперед и бросился на принца. Боуррик отступил в сторону и выставил мети и кинжал, а потом ударил противника ногой в живот. Тот повалился на спину, ударившись головой; воздух с шумом покинул его легкие. Крутанувшись, Боуррик вонзил меч в землю — противник успел откатиться в сторону. Потом что-то толкнуло принца в пятку, и он потерял равновесие.
   Принц подошел слишком близко, и мужчина захватил ногой его ногу. Боуррик тоже упал и перекатился, чтобы скорее подняться на ноги. Поднявшись на колени, Боуррик обнаружил, что на него направлен меч. Потом появился еще один клинок, и первое лезвие отлетело в сторону.
   Боуррик, подняв голову, увидел, что Гуда стоит, держа меч между двумя противниками.
   — Вы, ребята, закончили? — спросил он.
   Владелец плюмажа поднял взгляд. Он понял, что появился свежий и опасный противник, который неминуемо вступит в бой, если он решит продолжать. Боуррик ответил вялым помахиванием руки. Незнакомец попятился и покачал головой.
   — Хватит, — прохрипел он.
   — Твоим друзьям нужна помощь, — сказал ему Гуда. — Один из них может умереть от потери крови. Его бы поскорее доставить к лекарю. А ты, — обратился он к Боуррику, — лучше бы глянул вон туда на дорогу, где ты должен быть, вместо того, чтобы тягаться с этими детишками.
   Боуррик смотрел, как его противник занялся своими друзьями. Он помог тому, который был ранен в ногу, подняться, и они вдвоем стали осматривать третьего, получившего рану в живот.
   — А где этот ненормальный? — спросил Боуррик, выпив воды.
   — Не знаю, — насмешливо ответил Гуда. — Я потерял его из виду, когда начал разнимать вас, мастеров.
   — Ну он же не исчез, верно? — спросил Боуррик.
   — Боги свидетели, Бешеный, я не знаю. И дела мне до него нет. Янос Сабер совсем не был доволен, когда увидел, как ты понесся драться. Что, если это было подстроено, а за гребнем холма нас ждала засада? Тогда бы нам пришлось совсем худо.
   Гуда протянул руку и помог Боуррику подняться, но тут же его огромный кулак ударил принца в ухо, и Боуррик опять повалился на землю.
   — За что? — спросил Боуррик, тряся головой.