Фейст Раймонд. Принц крови

   — Гуда, позволь представить тебе лорда Торена Зи, посла ее величества императрицы Кеша при дворе принца Крондорского.
   — Если я закричу, сюда сбегутся десятки солдат.
   — Кричи, — ответил Боуррик, — ты будешь мертв, пока они прибегут.
   — Чего ты хочешь добиться? — злобно посмотрел на него Торен Зи.
   — Встречи с императрицей. — Принц упер кончик рапиры в горло посла.
   — Это невозможно.
   — Не знаю, что здесь происходит, — сказал Боуррик, нажимая на рапиру, — но уже понял, что, доживи мы до встречи с императрицей, — и вы погибли. Если ты хочешь избежать подобной участи, расскажи нам все, что мы хотим знать.
   — Мы расскажем вам все, — сказал тучный придворный. — Но лучше, если мы войдем в комнату и сядем, как приличные люди.
   С этими словами он распахнул дверь и бросился в комнату. Торен Зи кинулся вслед за ним. Гуда оттолкнул его. Схватив посла за золотое ожерелье на шее, Боуррик сильно дернул, едва не придушив Торена Зи, и, ворвавшись в комнату, увидел, что толстый вельможа уже подбежал к другой двери. Тогда, не мешкая, принц ударил посла по голове, и, когда тот без чувств повалился на пол, Боуррик уже бежал следом за вельможей и Гудой.
   — Убейте их! — закричал царедворец, вбегая в следующую комнату. Гуда догнал его на пороге.
   Принц добежал до двери и увидел, что изумленный Гуда стоит у входа, а вельможа висит в воздухе в футе над полом. На полу лежала без сознания добрая дюжина солдат в форме Внутреннего легиона и несколько чистокровных. Рядом с ними лежали оглушенные Джеймс, Гамина и Эрланд.
   На большом круглом столе сидел Накор. Он гримасничал и издавал странные звуки, уставив два растопыренных пальца на парящего вельможу.
   Увидев принца и старого воина, Накор отвлекся.
   — Боуррик! Гуда! — воскликнул он. В тот же момент толстый кешианец со стуком упал на пол, и Гуда подскочил к нему.
   — Накор, что ты сделал? — спросил Боуррик, подходя к своим друзьям.
   — Я играл со стражей в догонялки, а они потерялись. Вот я и пошел их искать. Я увидел тебя — ну, мне показалось, что это ты, — под конвоем солдат и хотел спросить, где ты раздобыл такую прекрасную одежду и где потерял моих друзей Гуду и Сули. А где Сули?
   — Сули погиб.
   — Это печально, — сказал маленький исалани. — У него было доброе сердце, и когда-нибудь он стал бы хорошим человеком. Надеюсь, так и будет, когда он вновь пустится в странствование по Колесу Жизни. Это твой брат? — спросил он, указывая на Эрланда.
   — Да, — ответил Боуррик. — Что ты с ними сделал?
   — Знаешь, я вошел в комнату, и все вдруг так переполошились. Некоторые были не очень рады меня видеть, и я, устав от забав, всех оглушил. Я решил, что вы придете сюда рано или поздно. Видишь — я оказался прав.
   Напряжение отпустило Боуррика и Гуду, и они рассмеялись.
   — Да, ты был прав.
   Они хохотали и хохотали, и маленький человечек веселился вместе с ними.
   — Как же ты это сделал? — спросил Боуррик сквозь смех.
   — Это такой фокус, — пожал плечами Накор.
   — А теперь что? — все еще смеясь, спросил Боуррик.
   — Хочешь апельсин? — спросил Накор, запуская руку в свой мешок.
   — Никогда не думал, что скажу тебе… — произнес Эрланд, — но знаешь, я очень по тебе скучал.
   Боуррик кивнул.
   — И я. Так что же мы теперь будем делать?
   Джеймс стряхивал остатки оцепенения, а Гамина все еще не могла прийти в себя. Гуда караулил оживающих стражников и был готов разрубить пополам каждого, кто сделает неосторожное движение; те, видя это, сидели тихо.
   Эрланд очнулся первым — это потому, что он самый молодой, пояснил Накор. Братья рассказали друг другу, что знали.
   — Может быть, если бы мы обратились к императрице… начал Джеймс.
   — Как? — спросил Боуррик.
   — Гамина, — ответил Эрланд. — Она умеет передавать мысли, разве ты забыл?
   Боуррик кивнул и нахмурился.
   — Я мог бы мысленно позвать на помощь, как только попал во дворец, и она бы услышала.
   — А почему ты не позвал? — спросил Джеймс. Гамина начала подниматься.
   — Я об этом не подумал, — беспомощно улыбнулся Боуррик.
   — А как ты спрятался от нее, когда она тебя сегодня обнаружила? — спросил Джеймс.
   Боуррик указал на Накора.
   — Он почувствовал и как-то закрыл меня от ее мыслей.
   — Ты чародей? — спросил Джеймс.
   Накор ответил гримасой отвращения.
   — Нет. Я исалани. Чародеи — серьезные люди. Они сидят в пещерах и делают всякие ужасные и важные вещи. Я же просто знаю несколько фокусов, чтобы повеселить людей. Вот и все.
   — Посмотрев на солдат и нашего толстого друга, — заметил Джеймс, — можно понять, что твои шутки хоть и не злые, но не всегда веселые.
   — Ну спасибо, — широко улыбнулся Накор. — Я хорошо умею делать то, что делаю, и мне кажется, что это очень смешно.
   Гамина увидела Боуррика.
   — Ты жив! — воскликнула она.
   — Кажется да, — смеясь, ответил ей Боуррик.
   Гамина обняла его и спросила:
   — Почему же я не могла найти тебя в пустыне?
   Боуррик нахмурился.
   — Ах да, конечно. Это все из-за плаща, который на мне был. Работорговцы приняли меня за чародея и надели наручники, которые не дают чародеям воспользоваться их силой.
   — Ба! — воскликнул Накор. — Этого бы не случилось, если бы чародеи всегда знали, что они делают.
   — Как же мы попадем отсюда к императрице? — задумчиво произнес Джеймс.
   — Это легко, — сказал Накор. — Идите за мной. И ребят этих тоже прихватите.
   Гуда разоружил солдат и втащил в комнату бесчувственного Торена Зи. Ниром предупредил:
   — Как только мы увидим отряд стражи, вас арестуют. Люди Авари занимают все крыло дворца.
   — Посмотрим, — ухмыльнулся Накор.
   Когда они дошли до зала, где стояли десятки стражников, Накор полез в свой мешок и что-то из него вытащил. Боуррик и Гуда уже привыкли к волшебному мешку, но все остальные были потрясены. Исалани поднял руку, и оказалось, что у него на руке сидит красно-золотой сокол, королевская птица Кеша, священный символ императорской власти. Эта птица считалась почти исчезнувшей — у императорских егерей остались только три самки. Сокол закричал и захлопал крыльями, но остался сидеть на запястье идущего по залу Накора.
   Солдаты, мимо которых они проходили, разевали рты при виде чудесной птицы.
   — Пожалуйста, пойдемте с нами, — говорил Накор каждому солдату, мимо которого они проходили. — Мы идем к императрице.
   — Что это? — вопросил мастер церемоний.
   Боуррик и Эрланд вышли вперед.
   — Принцы Островов Боуррик и Эрланд требуют немедленной аудиенции у ее величества, — сказал Эрланд. — Речь пойдет об измене.

***

   Вся Галерея лордов и мастеров была собрана для внеочередного заседания, когда в зал вступила необычная процессия под предводительством Накора, державшего на руке золотого сокола. Они достигли помоста, и императрица Лакеа поднялась со своего трона.
   — Что это за безумие? — Она бросила гневный взгляд на стоящих перед ней людей и заметила Боуррика рядом с Эрландом. — Ты, если я не ошибаюсь, считался погибшим…
   — Ваше величество, эти преступники… — попытался заговорить Ниром. Гуда положил клинок своего меча на плечо толстого придворного.
   — Невежливо говорить, когда тебя не спрашивают, — сказал он ему и обратился к императрице:
   — Прости, мать. Продолжай, если желаешь.
   Лакеа, кажется, поняла, что сейчас прояснятся многие тайны и решила не обижаться.
   — Благодарю тебя, — сухо сказала она. — Начнем с тебя, человечек, — обратилась она к Накору. — Ты знаешь, что владеть королевским соколом запрещено под страхом смертной казни?
   — Да, императрица, — ухмыльнулся Накор. — Но я не владею этой птицей. Я просто помог ей добраться до вашей августейшей особы. Я привез вам подарок на день рождения. — Не спрашивая позволения, веселый исалани поднялся на помост и подошел к трону. Два телохранителя-измали попытались загородить ему дорогу, но он обошел и их, и трон. Позади трона находился пустой символ солнца. Исалани посадил на него сокола, и тот захлопал крыльями.
   — Исалани, только самец может восседать на солнце императоров, — сделала ему замечание Лакеа.
   — Накор знает это, императрица. Это мальчик. Он станет отцом многих славных соколят. Я поймал его прошлой весной в горах к западу от Тао-Цзи. Там есть еще несколько соколов. Императорские соколятники могут поймать их. Семья будет восстановлена.
   Императрица не улыбалась с того момента, как узнала о смерти дочери. Сейчас на ее лице появилась слабая улыбка. Что-то тронуло ее в словах маленького человека — она поняла, что он говорил не только о редких птицах, но и об императорской семье.
   — Это неоценимый дар.
   Прежде чем сойти в зал, Накор остановился у трона и склонился к императрице.
   — С вашей стороны было бы очень мудро, если бы вы поверили мальчикам-близнецам, потому что вон те двое, — он указал на Нирома и Торена Зи, — очень плохие люди.
   Императрица посмотрела в зал.
   — Принц Эрланд, почему бы вам не начать свой рассказ?
   Эрланд и Боуррик, завладев вниманием зала, повествовали о своих наблюдениях и о том, что им удалось выяснить за время пребывания в Кеше. Они говорили без помех в течение четверти часа. Эрланд, закончив рассказывать о событиях, предваривших их появление в зале, сказал:
   — Лорд Ниром в ответе за смерть Сойаны. Локлир — хороший фехтовальщик, но он не мог сломать принцессе шею. Вот убийца, — заявил принц, указывая на Нирома. — Он и есть господин Огонь!
   — Господин мой Ниром… — начала императрица вставая, но в это время от двери раздался крик:
   — Мама!
   Вбежал принц Авари, а с ним офицеры в черных доспехах, а также лорды Рави и Джака.
   — Что за ужасные вести о Сойане? — спросил принц, встав перед троном и поклонившись.
   Императрица внимательно посмотрела в лицо сына.
   — Мы как раз и пытаемся это выяснить. Побудь с нами. Это касается и твоего будущего. Я хотела спросить, — обращаясь снова к Нирому, продолжала она, — что вы можете ответить на эти обвинения?
   — Мать Всех Нас… — начал толстый придворный.
   — Оставь, — перебила его императрица, — мне этот титул нравится еще меньше остальных. Особенно теперь.
   — Великая правительница, смилуйся. Я думал, что действую на благо Империи, и хотел привести к трону твоего сына. Но никому не хотел я причинить зла. Покушения на принца Боуррика — не более, чем уловка. Мы хотели, чтобы люди Сойаны обратили взоры на север, поэтому сочинили ложные донесения о том, что островитяне собираются напасть на Кеш. Но убийство твоей дочери — не моих рук дело! Это Авари хотел устранить соперницу.
   Принц Авари встрепенулся и уже наполовину выхватил меч из ножен, но лорд Джака положил руку ему на плечо.
   — Где же здесь правда? — произнесла императрица, оглядывая зал. — Ваши доводы очень убедительны, — сказала она близнецам, — но где доказательства?
   Она взглянула на Гамину.
   — Ты говорить, что можешь читать мысли?
   Гамина кивнула, но Ниром запротестовал:
   — Она жена чужестранца! Она солжет, чтобы угодить мужу, а он служит Островам!
   Гамина хотела ответить, но императрица перебила ее:
   — Сомневаюсь, что ты будешь лгать. Но не верю, что те, кто выслушает тебя, — она обвела рукой зал, — поверят тебе так же, как и я.
   В зал вбежал капитан в форме Внутреннего легиона и зашептал что-то на ухо мастеру церемоний. Он, в свою очередь, сделал жест, испрашивающий позволения подойти к императрице.
   Императрица выслушала мастера церемоний и откинулась на спинку кресла.
   — Ну вот. Поступили донесения, что два отряда дворцовой стражи забаррикадировались в одном из крыльев дворца, не подчинившись приказу сложить оружие, а по всему городу передвигаются вооруженные люди. Мы стоим перед лицом вооруженного восстания, — продолжала императрица поднимаясь. — Кеш — мирный город, и тот, кто первым извлечет оружие, кто бы он ни был — простолюдин или высокородный, подлежит смерти. Это ясно? — Вопрос был обращен к лорду Рави. — Снова я сталкиваюсь с предательством и изменой, — продолжала императрица садясь. — Но не могу узнать правду.
   Накор многозначительно откашлялся.
   — Да? — произнесла Лакеа. — Что ты хочешь сказать?
   — Императрица, у исалани есть старинное средство узнавать правду.
   — Я была бы рада познакомиться с ним.
   — Приведи толстого лорда и поставь его перед помостом, — сказал, усмехаясь, Накор Гуде. Воин так и сделал; Накор положил на пол свой мешок и начал там копаться. — Вот! — наконец воскликнул он и что-то вытащил.
   Все вокруг невольно сделали шаг назад — в руках у него оказалась кобра удивительной красоты и небывалых размеров. Змея толщиной с мужскую руку имела длину в шесть футов. Спинные чешуйки отливали темным золотом, а внутренняя часть капюшона и живот по цвету напоминали темный изумруд. Глаза, похожие на огненный опал с золотыми искрами, разглядывали толпу. Изо рта поминутно выскакивал кроваво-красный язычок. Змея, открыв рот, угрожающе зашипела, обнажив два ужасных, клыка. Накор положил ее на пол перед Ниромом, и придворный, отскочив, упал на первую ступеньку помоста.
   — Это — Змея Правды из Ша-Шу. Солгать перед ней — значит обрести смерть,
   — сказал Накор. Он весело подмигнул Нирому и прибавил:
   — Это очень больно.
   Змея подползла к Нирому и подняла голову. Ее глаза оказались вровень с глазами тучного вельможи. Широкий капюшон раздулся, и его золотая поверхность засияла.
   — Змея не укусит тебя, пока ты говоришь правду, — сказал Накор. — Одно лживое слово — и ты умрешь. Я тебя не пугаю. Это неизбежно.
   Ниром едва мог пошевелиться — он был загипнотизирован покачивающейся перед ним змеей. Когда она оказалась в футе от него, он выкрикнул:
   — Хватит! Я все скажу! Это я все придумал! Члены Галереи начали тихо переговариваться.
   — Как участвовал Авари? — спросила императрица.
   — Авари! — Ниром повернулся к императрице. — Этот надутый павлин! Он думал, я для него стараюсь! Я хотел обвинить Авари в смерти Сойаны или хотя бы навести на него подозрения, чтобы никто не поддержал его претензии на трон.
   — Значит, ты бы посадил на мое место Шарану, — сказала императрица. — Зачем?
   — Потому что Рави и его союзники никогда бы не приняли другую императрицу. А лорд Джака и другие чистокровные не потерпели бы нечистокровного соправителя.
   — Да, — кивнула императрица. — Выдать Шарану замуж за одного из возможных наследников. После моей, смерти сделать ее мужа императором, — она вздохнула. — А кто это может быть, как не великий миротворец лорд Ниром? Единственный член Галереи, не имеющий врагов. Единственный, кто может говорить и от лица чистокровных, и от лица всех остальных.
   Императрица закрыла лицо руками, и на миг всем показалось, что она плачет. Когда она отвела ладони, глаза ее покраснели, но следа слез не было видно.
   — Как мы дошли до того, что заговоры устраиваются не ради блага Империи, а в личных интересах? Господин мой Рави, получилось бы задуманное?
   Мастер Братства Наездников поклонился.
   — Госпожа, боюсь, предатель прав. До сего вечера мы подозревали, что ваш сын принц виновен в смерти Сойаны. Мы бы никогда не приняли Шарану как императрицу, но и не позволили бы править нами тому, кто пролил кровь императоров. Мы бы выбрали Нирома.
   Императрицу, казалось, оставили силы.
   — Все катится в пропасть! Все балансирует на грани хаоса, хорошо хоть, что судьба послала мне этих мальчиков!
   — Ваше величество, — сказал Эрланд. — Могу я просить вас о милости?
   — Чего ты хочешь, принц? — спросила его императрица.
   — Спросить Нирома. — Принц обратился к дрожащему вельможе. — Локлира обвинили в убийстве Сойаны. Это ты убил ее и обвинил моего друга?
   Ниром зачарованно глядел на нависшую над ним змею.
   — Да, — прошептал он едва слышно.
   — Где Локлир? — спросил Джеймс.
   — Он умер, — ответил Ниром, не в силах пошевелиться. — Его тело — в зернохранилище на нижнем уровне.
   У Гамины на глазах выступили слезы. Джеймс и близнецы были потрясены до глубины души. Они подозревали, что Локлир скорее всего убит, но, несмотря ни на что, продолжали надеяться.
   — Ваше высочество, — наконец заговорил Боуррик. — Я знаю, что Кеш невиновен в смерти одного из наших послов. Королевство Островов не потребует репараций, — он говорил очень тихо, но все, слушавшие его, заметили, что в уголках его глаз собираются слезы.
   Императрица поднялась и взглянула на собравшихся в зале.
   — Слушайте суд мой! — Она указала на Нирома. — Этот человек приговорил себя своими собственными словами. Ниром, теперь ты больше не лорд. Ты сам сознался во всем и должен умереть.
   — Я требую права умереть от собственной руки! — заявил дородный царедворец.
   — Ты ничего не можешь требовать! — отрезала императрица. — Теперь ты никто. Не будет тебе сладкой смерти от яда, и не сможешь ты, перерезав вены в теплой ванне, отправиться в вечный сон. В древние времена существовала особая казнь за предательство. Ниром, вот что ждет тебя. Эту ночь ты проведешь в темнице, размышляя над своими черными делами и грядущей смертью. Через каждые четверть часа страж твой будет повторять слова приговора, чтобы не знал ты покоя. На рассвете тебя отведут в храм, где страж зачитает твой приговор верховному жрецу Гуис-Вона, чтобы охотник с окровавленной пастью знал — ты недостоин места на Вечной охоте. Потом тебя отведут на плато и сорвут с тебя одежду. Дюжина солдат чистой крови плетями прогонит тебя по городу. Если ты упадешь, к твоим ягодицам приложат горячие угли, пока ты не встанешь и не побежишь снова. У ворот города тебя подвесят в железной клетке, и стража вслух каждый час будет читать твой приговор, чтобы все прохожие узнали о твоих злодеяниях. Даже низшие смогут взять бамбуковые палки и бить тебя, и ты узнаешь гнев тех, кого ты предал, и никто не дарует тебе милосердной смерти. Когда ты будешь в изнеможении, тебя будут освежать водой с уксусом. Плетями и горячими углями тебя погонят на край Оверна, на болота, где охотились первые короли чистокровных. Там ты будешь принужден до конца выпить горькое вино измены и вкусить гнилого хлеба предательства. И твое мужское достоинство отсекут от твоего тела. Потом тебя свяжут и бросят в болото, где крокодилы станут рвать твое тело на части. Во всех имперских бумагах твое имя будет вымарано, чтобы никто никогда не произнес его. На его месте будет написано: «Тот, кто предал свою страну», и именем Нирома запрещено будет называть детей чистокровных отныне и навсегда. И боги забудут, кем ты был. И во тьме забвения будет вечно томиться твоя душа. Вот мой приговор!
   — Та, Которая Есть Кеш, сказала! — провозгласил мастер церемоний. — Да будет так!
   Стражники бросились вперед, но опешили при виде кобры. Накор показал, что змея их не тронет, и солдаты взяли оцепеневшего от ужаса Нирома.
   — Нет! — кричал он, когда его тащили прочь из зала; его крики гулко разносились по коридорам.
   — Ты же, мой недавний друг, — сказала императрица, обращаясь к Торену Зи,
   — назовешь мне всех участников заговора, и тогда я обойдусь с тобой милостиво — дарую тебе легкую смерть, а может быть, и пощажу тебя. Иначе ты последуешь за Ниромом.
   — Ваше величество милосердны, — поклонился Торен Зи. — Я все расскажу. Его увели.
   — Сделай с ней что-нибудь, — сказала императрица, указывая на кобру.
   — С ней, императрица? — спросил улыбающийся маг. Он нагнулся и взял кобру за середину тела, а когда Накор выпрямился, в его руке оказалась длинная веревка. — Тут просто веревочка. — Он смотал ее и положил в свой меток.
   Эрланд от удивления вытаращил глаза, а Боуррик пояснил:
   — Это такой фокус.

Глава 18. ТРИУМФ

   Боуррик, Эрланд и их спутники вошли в маленький садик. Слуга пригласил их сесть на мягкие подушки вокруг столика, уставленного разными вкусными блюдами и дорогими винами. Гуда и Накор выбрали большой кувшин легкого пива и маленький кувшин зля; Гости начали трапезу, не дожидаясь хозяев.
   Когда в портшезе прибыла императрица, все начали подниматься. Она знаками показала, что гости могут оставаться на своих местах.
   — Редко выпадает случай, когда я могу позволить себе неформальное обращение. Сидите, сидите, — слуги установили портшез во главе низкого стола.
   Мгновением позже появилась Шарана и заняла место между бабушкой и Эрландом. Она улыбнулась Боуррику, который разглядывал ее с непритворным восхищением. На Боуррике была уже его собственная одежда — из тех тюков, которые не унесли бандиты во время налета в пустыне. Волосы приобрели свой природный цвет — Накор раздобыл какую-то вонючую жидкость, при помощи которой и смыли краску. Гуда и маленький чародей были одеты в дорогое платье, предоставленное слугами императрицы.
   — Прежде чем мы вернемся к этому проклятому юбилею, я бы хотела поговорить с вами неофициально. Не представляю, как мы переживем еще четыре с лишним недели праздников.
   — Я очень удивился, ваше величество, когда вы приказали их продолжать, — заметил Эрланд.
   Старая женщина улыбнулась.
   — Заговор Нирома покажется сущим пустяком по сравнению с теми беспорядками, которые начнутся, если я отменю празднества, Эрланд. Может быть, лордам и мастерам нужны земли или власть, но простому человеку надо повеселиться. Если мы попробуем лишить его веселья, на улицах прольется кровь. Гуда Буле, ты похож на человека из народа — правду ли я говорю?
   — Это так, ваше величество, — ответил Гуда, который чувствовал себя неловко в присутствии таких важных особ. — Люди не доставят вам особых беспокойств, если у них будет еда, крыша над головой, хорошая женщина и какие-нибудь развлечения. Иначе — очень много хлопот.
   — Философ, — рассмеялась императрица. — Я и не заметила, как с ним легко,
   — сказала она, обращаясь к остальным, и вздохнула. — А я думала, что уже разучилась смеяться. Итак, Гуда, какую награду ты просишь за то, что помог спасти Империю?
   Гуда ужасно смутился, и поэтому Боуррик решил вмешаться:
   — Ваше величество, я пообещал ему десять тысяч золотых экю.
   — Хорошо, — ответила она. — Но это не все. Не хочешь ли ты остаться и помочь управлять моей Внутренней гвардией, Гуда? У меня много свободных мест для офицеров, а после признаний Торена Зи их станет еще больше.
   Гуда, которому неловко было отказываться от такого приглашения, слабо улыбнулся.
   — Прошу прощения, ваше величество, но я думал, получив деньги, открыть таверну — в Джандовае, наверное. Там всегда хорошая погода и место спокойное. Я возьму себе в помощь парочку хорошеньких девушек, а потом, может, и женюсь на какой-нибудь из них, и будут у меня сыновья. Я уже староват для путешествий и приключений.
   — Я завидую твоим, скромным запросам, воин, — сказала императрица, тепло улыбнувшись. — Ты неплохо подзаработаешь, когда по вечерам будешь рассказывать у камелька свои истории. Но я все равно буду считать, что я у тебя в долгу, и, если когда-нибудь тебе понадобится, чтобы при дворе тебя выслушали, сообщи мне.
   — Да, ваше величество, — ответил Гуда, склоняя голову.
   — А ты? — спросила она Накора. — Как нам отблагодарить тебя?
   Исалани отер рукавом пену с губ и спросил:
   — Можно мне попросить лошадь? Большую и черную? И красивый синий плащ для выездов на ней?
   — Хоть тысячу лошадей, если захочешь». — смеясь, ответила императрица.
   Накор усмехнулся.
   — Нет, спасибо, одной хватит. Трудно ехать сразу на нескольких лошадях одновременно. Но одна лошадь и один синий плащ снова сделают меня Накором Синим Наездником.
   — Чего ты хочешь еще? Золота? Должность при дворе?
   Из заплечного мешка Накор достал колоду игральных карт.
   — Пока у меня есть карты, золота мне не нужно, — сказал он, тасуя их. — А если я займу должность при дворе, у меня не останется времени ездить на черной лошади. Спасибо, императрица, нет.
   Императрица посмотрела на этих двоих и сказала:
   — Более удивительных людей в своем дворце я не встречала, и вот не могу удержать их при себе. Хорошо, — сказала она весело. — Вот если бы мне было столько же лет, сколько Шаране, я бы нашла способ оставить вас здесь.
   Все рассмеялись.
   — Граф Джеймс, — сказала императрица, — мне жаль переходить к более серьезным предметам, но мы нашли тело вашего друга. Барона Локлира подготовят к возвращению в Крондор; почетный эскорт доставит его в поместье его отца Край Земли. Империя готова уплатить любые репарации, которые может потребовать Королевство. Барон был дворянином Королевства и нашим гостем, его безопасность была в наших руках, и на нас лежит вина за несчастье.
   — Думаю, и принц Арута, и король все поймут, — ответил Джеймс. Он задумчиво помолчал и прибавил:
   — Мы знали, что путешествие сюда будет сопряжено с риском.
   Императрица ответила ему проницательным взглядом.
   — Вы, островитяне, странный народ. Вы очень серьезно относитесь к вопросам чести и свободы.
   — Свобода дает даже самым низкорожденным права, которые аристократы не могут у них отнять, — пожал плечами Джеймс. — Даже король подчиняется законам.
   — Брр, — притворно вздрогнув, отозвалась императрица. — Мне становится зябко. Мысль о том, что нельзя отдать какие хочешь приказания, мне кажется непривычной…
   — Мы не похожи друг на друга, — улыбнулся Боуррик. — Мы с Эрландом каждый по-своему многому научились, вращаясь среди «чужаков», — взглянув на прелестную принцессу (а ее полупрозрачное одеяние ничуть не скрывало телесную красоту), Боуррик сухо прибавил: