Они пересекли лужайку, на которой собирались вороны, и поднялись в башню.
   Джиневра неподвижно сидела у едва тлеющего в очаге огня. Ее плечи были прикрыты плащом, на коленях лежала открытая книга. За последние несколько часов она не прочла ни строчки. Визит Тилли и магистра взбодрил ее, но сейчас, когда над тюрьмой сгущались ночные тени, ею снова владело отчаяние. Она больше не видела смысла в том, чтобы продумывать свою защиту. Ведь никто все равно не будет слушать. Судьи будут лицемерно убеждать ее в своей приверженности закону, а в конечном итоге отберут у нее все, что им надо.
   В замке звякнул ключ, и Джиневра медленно повернулась, ожидая увидеть одного из неразговорчивых охранников с подносом.
   – Хью? – Она вскочила, машинально заложив пальцем книгу, чтобы не потерять страницу. – Что привело вас сюда?
   – Будьте любезны, оставьте нас, – обратился Хью к топтавшемуся позади него коменданту.
   Тот поклонился и ушел, закрыв за собой дверь и не заперев ее.
   – Вы привезли мне новости о девочках? – спросила Джиневра, кладя книгу на табурет. На ее лице отражалась тревога. – Тилли и магистр доставили мне все что нужно, и я благодарна вам за это. Как… они?
   – Им не терпится увидеть вас. У меня уже нет сил отвечать на их вопросы.
   Хью стоял у двери и не делал попытки приблизиться к Джиневре. Он пристально вглядывался в ее лицо и видел, как углубились складки у рта, как запали ее глаза. Он знал, что с того момента, когда они расстались в караульном помещении дворца, ее не покидал страх, и у него сердце сжималось от жалости. Однако он держал себя в руках, потому что ощущал, что Джиневра возвела между ними прочный барьер.
   – Им нельзя сюда, – проговорила Джиневра, обводя рукой мрачную камеру.
   – Зато вам можно к ним, – сказал Хью. – У меня есть приказ короля о вашем освобождении, но при условии, что вы воспользуетесь моим гостеприимством.
   – Как вам это удалось? – спросила, прищурившись, Джиневра.
   Хью пожал плечами. Она, так или иначе, все узнает, но сейчас он не спешил рассказывать ей о визите к королю.
   – Генрих изменчив. Если найти правильный подход к нему, им можно манипулировать. Я этот подход нашел.
   Джиневра не стала настаивать на подробностях.
   – Если я ухожу отсюда, то моим тюремщиком становитесь вы?
   – Да.
   Джиневра повернулась к нему спиной и все равно ощущала на себе его пронизывающий взгляд, который, казалось, проникал ей в душу. Ей безумно хотелось броситься в его объятия, почувствовать на своих губах его губы, отдаться его ласкам. И в то же время ее пугало, что близость с ним не придаст ей сил, а наоборот, ослабит. Ведь этот человек намерен свидетельствовать против нее на суде.
   Джиневра снова повернулась к Хью. Ее голос был тверд, но полон горечи.
   – Следует ли мне ожидать, что тюремщик воспользуется моим телом в обмен на его гостеприимство?
   Хью побелел как полотно. Его нос неожиданно заострился, вокруг глаз залегли тени. Он вскинул руку, будто хотел что-то сказать этим жестом, и тут же уронил ее. Его пальцы сжались в кулаки.
   Джиневра судорожно вздохнула. Она отвела взгляд и тихо проговорила:
   – Простите меня. Не знаю, почему я это спросила. – Ей хотелось причинить ему боль, оттолкнуть его от себя, но она добилась лишь того, что стала противна самой себе.
   Хью долго молчал. Он был слишком зол, чтобы сразу простить ее.
   – Через несколько минут зазвонит колокол, – процедил он, поворачиваясь к двери. – За это время вы должны принять решение. Если вы предпочтете не ехать со мной, я приведу сюда ваших детей. Они вместе с вами будут пользоваться гостеприимством короля. Я больше не могу скрывать от них правду, поэтому решите, что им сказать. – Он открыл дверь. – Я вернусь за ответом, когда прозвонит колокол.
   – Хью!
   – Да? – Хью замер, держась за ручку двери.
   – Я поеду с вами. – Разве у нее есть выбор? Ведь он отлично понимает, что она не позволит своим детям жить в Тауэре. И не допустит, чтобы они страдали от неизвестности в ее отсутствие.
   – Тогда хватит терять время, – холодно проговорил он. – Когда мы доберемся до дома, я пошлю кого-нибудь за вашими вещами.
   Джиневра надела плащ и оглядела камеру. А вдруг ее вернут сюда после суда? После того как признают виновной? А вдруг она будет ожидать исполнения приговора здесь?
   Однако она решительно прогнала эти мысли. Отчаяние покинуло ее, она снова была полна оптимизма. Пока она свободна, ей все по плечу. Она возвращается к девочкам, и ей понадобятся все силы, чтобы пройти испытание – открыть им правду.
   Проходя мимо Хью, Джиневра внимательно посмотрела на него. Его лицо оставалось мрачным.
   – Простите меня, – еще раз попросила она. – Я сказала ужасную вещь.
   – Да, ужасную, – согласился он. – Хотелось бы мне знать, чем я заслужил это.
   Хью взял Джиневру за руку, и они спустились вниз, к лужайке. В этот момент зазвонили колокола.
   Вскоре они опять плыли под Лондонским мостом. На мосту все было тихо и спокойно: обычно после вечернего звона он закрывался. Что же касается города, то в нем жизнь била ключом. Из стоявших вдоль реки таверн доносились раскаты хохота и гул голосов, публичные дома на Южном берегу были залиты светом, и Джиневра наблюдала за тем, как слонявшиеся у дверей женщины зазывают мужчин, а те критически разглядывают их.
   – Эти бордели процветают, – заметил Хью, проследив за ее взглядом.
   – Только те, что на Южном берегу?
   – В основном да.
   Дальше они плыли в полном молчании. Джиневра спрашивала себя, простит ли ее когда-нибудь Хью. Однако если она намерена сохранять между ними дистанцию, может, и не стоит залечивать его рану?
   Они сошли на берег в Блэкфрайарз и так же в полном молчании добрались до дома. Последние ярды Джиневра почти бежала. Вдруг дверь распахнулась, и она увидела радостные лица девочек.
   – Мама, мама! Мы так скучали по тебе! – обнимая ее, кричала ей в ухо Пиппа. – Почему ты была в тюрьме? Мы ходили к королю, и он сказал, что мы можем увидеться с тобой! Правда, Пен?
   Пен, крепко сжимавшая руку матери, только кивнула – переполнявшие ее эмоции лишили ее дара речи.
   – Вы встречались с королем? – изумленно уставилась на них Джиневра, а потом перевела взгляд на Хью, ожидая от него объяснений.
   Он едва заметно пожал плечами, как бы говоря: «Ну а что еще я мог сделать?»
   Джиневра понимала: он сделал все возможное, чтобы освободить ее. Видимо, он выбрал этот способ, потому что другого просто не было. И она была от души благодарна ему.

Глава 17

   Хью вышел из дома, рассеянно перешагнул через Муската, игравшего с упавшим листком на ступеньках. Его сестра отважно сражалась с червяком, выползшим на подъездную аллею. Котята настолько изнежены, что им не надо узнавать разницу между листом, червяком и мышью, почти без раздражения подумал Хью.
   Он спустился вниз и пошел к фруктовому саду, где, как ему было известно, прогуливались Джиневра и магистр. Наверняка они, как всегда, обсуждают малейшие детали своих доказательств. За три дня, минувших с тех пор, как он привез Джиневру из Тауэра, он ни разу не оставался с ней наедине. Всегда кто-то был с ней рядом: если не девочки, то магистр или слуги. Она скрывалась в своей комнате сразу после ужина и оставалась там до утра. Утром она выходила и читала детям или работала с магистром. Джиневра была всегда вежлива, но холодна и окружила себя непроницаемой стеной отчужденности, защищавшей ее от врага.
   Все это доводило Хью до безумия. Побывав в Мэтлоке, он узнал о ее браке с Тимоти Хэдлоу и обстоятельствах его смерти достаточно, чтобы составить четкое мнение.
   Что касается гибели Стивена Мэллори, то тут у него оставались некоторые сомнения. Однако ему было отлично известно, что королевский совет никогда не будет докапываться до истины. А еще ему было известно, что его свидетельские показания, пусть и неубедительные, – это все, что требуется хранителю печати, чтобы приговорить Джиневру.
   Хью не мог осуждать ее за то, что она отдалилась от него, и в то же время он остро ощущал, как сильно она нуждается в его поддержке и дружбе, как велика ее потребность в ласках, которые им обоим приносили безграничную радость. Но Джиневра не желала сдаваться. В ее глазах он был врагом.
   Хью услышал голоса еще до того, как увидел их. Магистр Говард монотонно излагал свою точку зрения на проблему. Хью окликнул Джиневру, не желая, чтобы его заподозрили в подслушивании:
   – Леди Джиневра!
   – Лорд Хью! – холодной улыбкой приветствовала она его.
   Да, ее улыбка холодна, зато глаза загораются каждый раз, когда она видит его. Интересно, подумал Хью, сколько она еще выдержит? А он сам? Как долго ему удастся сдерживать свое желание заключить ее в объятия и впиться в ее губы поцелуем? Если бы рядом не было магистра, он бы овладел ею прямо здесь, на влажной, сладко пахнущей траве под раскидистыми ветвями яблонь. Их тела слились бы в единое целое, и она бы кричала от страсти. По ее глазам Хью понял, что она думает о том же самом.
   Как бы ища защиты, Джиневра инстинктивно придвинулась к магистру и опустила голову. Ей было трудно выносить взгляд Хью, более яркий и жаркий, чем солнце.
   Магистр Говард кашлянул, напоминая о себе.
   – Доброе утро, магистр, – поздоровался Хью и обратился к Джиневре: – Миледи, я только что получил уведомление от хранителя печати. Вам велено завтра предстать перед королевским советом в Звездной палате.
   Джиневра впилась в него взглядом. Сначала ее щеки залил яркий румянец, а потом она побледнела и машинально протянула к Хью руку. Хью сжал ее пальцы.
   – Завтра? – Да.
   – Понимаю. – Она отняла руку. Ее кожа снова приобрела естественный цвет, в голосе прозвучала твердость. – Что ж, лучше поскорее встретиться с дьяволом лицом к лицу, чем в страхе ожидать его. Имею ли я право взять с собой в Звездную палату магистра в качестве советника? – Хью отрицательно покачал головой:
   – Вы должны быть одна.
   Магистр Говард взял Джиневру за локоть, а она накрыла его руку своей.
   – Я готова, магистр. Вряд ли я могла бы мечтать о лучшей подготовке, чем та, что дали мне вы.
   – Думаю, мы затронули все возможные аспекты, – сказал магистр. – Кажется, ничего не упустили.
   – Несомненно, – согласилась Джиневра. – Хватит на сегодня разговоров об этом. Я хочу, чтобы мой мозг отдохнул.
   – Да, мадам. Прежде чем отвечать на брошенный вызов, человек должен дать мозгу отдохнуть, – с несчастным видом кивнул магистр.
   Джиневра ощутила в душе небывалое спокойствие. Ее ум был ясен. Мучивший ее страх уступил место облегчению. Наконец-то она лицом к лицу встретится с демонами – с хранителем печати и Генрихом, королем Англии! И она победит! Джиневра даже не допускала мысли о поражении.
   – Лорд Хью, вы тоже там будете? – спросила она. – Ведь вы собирали доказательства.
   – Так мне было приказано.
   – Да, конечно. – Джиневра двинулась вслед за магистром, который уже шел по извилистой тропинке к дому.
   Хью положил руку на ствол яблони, преграждая ей путь.
   – Один момент, Джиневра. Нам нужно кое-что обсудить. Вопрос непростой, но отмахиваться от него нельзя.
   Джиневра остановилась, ткнувшись грудью в его руку. У нее тут же затвердели соски.
   – А почему мы не можем обсудить его в доме? – удивилась она.
   – Потому что я хочу быть уверенным, что никто нас не услышит. – Хью опустил руку, давая понять Джиневре, что она вольна уйти. Он не даст ей повода снова обвинить его в принуждении.
   Джиневра сложила на груди руки и устремила взгляд вдаль. Наверняка он хочет поговорить о чем-то личном. У нее нет желания обсуждать это, однако она должна.
   Хью понял, что решающая минута наступила. В течение последних дней он несколько раз репетировал свою речь, но сейчас ему стало казаться, что слова, которые он так тщательно подбирал, не дойдут до ее сознания.
   – Джиневра, было бы правильно, чтобы вы подписали документ, разъясняющий ваши пожелания насчет девочек.
   Джиневра судорожно вздохнула:
   – Вы считаете, что мне не удастся доказать свою невиновность? Уверяю вас, я не намерена проигрывать.
   – И все же нужно принять в расчет подобный исход, – с трудом выговорил он.
   Джиневра молчала. Она понимала, что он прав, но не хотела признаться себе в этом.
   – Не знаю, чем мне разрешено распорядиться. А вы? – наконец нарушила она молчание.
   Хью замотал головой:
   – Я тоже не знаю, но уверен, что, если вы сделаете какие-то распоряжения, у меня будет шанс выиграть сражение за них.
   – А вы будете сражаться за них. – Это был не вопрос, а утверждение. – Я бы хотела, чтобы были выделены деньги на их образование и приданое. – Джиневра заставила себя вслух произнести то, что мучило ее с тех пор, как Хью де Боукер въехал во двор Мэллори-Холла. – Как вы думаете, они разрешат?
   – Не знаю, но попробовать стоит. – Хью поежился, как будто ему было холодно в этот погожий сентябрьский день, и после некоторого колебания добавил: – Полагаю, если вы отдадите детей под мою опеку, вашу волю никто не станет оспаривать.
   Джиневра опустила голову. Ее взгляд заскользил по траве. Она заметила, как в лучах солнца сверкает роса, как по опавшему листу ползет гусеница. Она спиной чувствовала нежное тепло осеннего солнца.
   – Вы позаботитесь о них, – тихо проговорила она, не поднимая головы. – Но у вас мало средств, чтобы обеспечить их будущее. Я знаю, как для вас важно отобрать у меня землю – ведь вы хотите обеспечить Робина. Что же вы будете делать, если моих девочек лишат всего?
   – Если вы выделите какую-то разумную часть своего состояния для обеспечения своих детей, король воспримет это спокойно, – ровным голосом адвоката, дающего совет клиенту, сказал Хью. – А хранитель печати должен исполнять волю своего короля.
   Джиневра подняла голову, но посмотреть на Хью не решилась.
   – Я проконсультируюсь с магистром. Мы с ним составим документ, который будет иметь юридическую силу. Но ведь понадобится нотариальное заверение?
   – Я позабочусь о том, чтобы вы до суда заверили его у нотариуса. Отдайте мне его завтра утром.
   Джиневра кивнула:
   – Спасибо. Я надеялась, что мне не придется до суда решать эти проблемы. И все же вы правильно сделали, напомнив мне, что конец у этого дела один. Глупо сохранять оптимизм, правда? – Она горько улыбнулась и пошла прочь.
   «Конец действительно один», – подумал Хью. И хорошо, что она отдает себе в этом отчет. Она должна сделать распоряжения сейчас, до того, как все будет потеряно. Он не смог бы назвать себя ее другом, если бы не поднял этот вопрос. Тогда почему у него такое ощущение, будто он предал ее?
   В ту ночь Джиневра засиделась с магистром допоздна. Магистр писал под ее диктовку и все сильнее мрачнел. Он не задавал вопросов и лишь уточнял кое-какие детали, когда дело касалось правильного с точки зрения юриспруденции построения фраз.
   – И в заключение, – продолжала Джиневра, глядя в огонь, – своим слугам, которые были со мной с моего детства, я оставляю поместье Колдон в Дербишире, дабы они распорядились им по своему усмотрению.
   – Мадам, не надо… – Перо магистра замерло над бумагой.
   Джиневра улыбнулась:
   – Напротив, магистр, надо. Не знаю, учтут ли они мои пожелания, но лорд Хью сказал, что он сделает все возможное. – Она встала со скамьи. – Давайте пойдем спать. Уже поздно.
   Магистр тщательно посыпал листы песком и передал их Джиневре.
   – Госпожа очень великодушна.
   – Вовсе нет, друг мой. – Джиневра сложила листки и сунула в карман платья. – Мне просто больше нечем отплатить вам за вашу доброту, которую невозможно измерить деньгами. – Она пожала ему руку и поднялась наверх.
   Тилли сидела у камина и штопала платье Пиппы.
   – Я дала малышкам немного белладонны, – извиняющимся тоном прошептала она. – Бедняжка Пен совсем извелась от тревоги, а Пиппа все плачет и плачет.
   Джиневра не рассказывала девочкам о том, что ее обвиняют в убийстве, но те отлично понимали, что ситуация очень серьезная. Они догадывались, что их маму могут снова бросить в тюрьму. Пока никто в доме даже не заикался о том, что ее могут казнить – Джиневра не видела смысла в том, чтобы обсуждать эту тему. Достаточно переживаний из-за того, что ее разлучат с ними и заключат в Тауэр.
   Джиневра положила документ на туалетный столик и, раздевшись с помощью Тилли, забралась в кровать. Девочки спали обнявшись и прерывисто дышали. Тилли задула свечу и тоже легла. Джиневра лежала не шевелясь, боясь потревожить тяжелый сон дочерей и наслаждаясь каждой минутой с ними. Она молила Господа о том, чтобы они не проснулись до ее отъезда. Если случится самое ужасное, ей наверняка разрешат попрощаться с ними. Она почувствовала, что вот-вот расплачется, и сглотнула ком в горле. Нет, она не позволит себе думать о поражении! До тех пор пока у нее не будет иного выбора.
   На стенах плясали блики от огня в камине. Интересно, а спит ли Хью, вдруг спросила себя Джиневра. Несмотря на данное себе слово, она думала о том, что, возможно, завтра все будет кончено. И она навсегда лишится радостей любви. Эта мысль была невыносима.
   Будто лунатик, Джиневра выскользнула из кровати, набросила халат и взяла документ. «Воспользуюсь им как предлогом, – отстраненно подумала она. – Отдам ему и вернусь к себе. Если получится».
   Вскоре Джиневра уже была в его комнате, освещенной огнем в камине.
   – Значит, ты пришла, – раздался голос Хью со стороны погруженной во мрак кровати.
   – Да. – Джиневра положила завещание на каминную полку.
   Хью откинул одеяло, приглашая ее лечь рядом. Джиневра сбросила халат и юркнула в кровать. Хью обнял ее и лежал не шевелясь до тех пор, пока не почувствовал, что она успокоилась. Он боялся, что она внезапно встрепенется, высвободится из кольца его рук и побежит прочь. Но она не двигалась, и ее голова покоилась на его плече.
   Джиневре казалось, что она засыпает. Она медленно погружалась в глубокий транс без сновидений, где нет места слезам, где есть покой, где сознание становится легким, как воздух или морская пена, и плывет туда, куда его влечет ветер.
   Вдруг Хью перевернулся на спину, а Джиневру уложил на себя, и она, проснувшись и осваиваясь с новым положением, мечтательно улыбнулась ему. Хью запустил пальцы в шелковистую массу ее волос, потом отбросил светлые пряди за спину, взял в ладони ее лицо и притянул к себе.
   Она просунула язык ему в рот, провела им по щекам, по небу, по зубам, ощущая привкус вина. Затем коснулась языком его губ, уголков рта, лизнула в подбородок, уколовшись при этом о щетину. Далее Джиневра перебралась к уху и прикусила мочку. Она чувствовала, что с каждой ее лаской сердце Хью бьется все чаще. Его плоть восстала и упиралась в ее мягкий живот.
   Хью гладил ее по спине. Эта неторопливая ласка мгновенно прогнала остатки сна, и Джиневра ощутила, как в ней нарастает восторг. Хью коленом развел ей ноги и, немного сдвинув ее вниз, рывком вошел в нее.
   Джиневра застонала от наслаждения. Ей хотелось раствориться в Хью, стать частью его. Для нее уже не существовало ни страхов, ни опасений, ни прошлого, ни будущего – только настоящее и всепоглощающий огонь истинного чувства.
   Хью все быстрее двигал бедрами, и вскоре Джиневра зависла над пропастью, сулящей ей неземное блаженство. Через мгновение она рухнула в эту пропасть и как бы издали услышала свой крик.
   Изможденная, она лежала на Хью, и по ее щекам текли слезы, а сердце учащенно стучало. Хью целовал ее в подбородок, слизывая соленую влагу, как нектар. Затем, не выходя из нее, дабы продлить сладостные минуты единения, он уложил ее на кровать рядом с собой. Она прильнула к нему, но он отстранился и перевернулся на спину.
   – Как такое может быть? – прошептала Джиневра.
   – Не знаю. – Он положил руку ей на живот. – С Сарой я испытывал наслаждение… потрясающее наслаждение, глубокое и неизменное… но между нами никогда не было ничего подобного.
   – Да, – пробормотала Джиневра, – ничего подобного. Ты нашел верные слова.
   Они долго лежали рядом, приходя в себя и остывая. Наконец Хью подтянул одеяло и накрыл их обоих.
   – Я должна идти, – слабо запротестовала Джиневра.
   – Нет, спи. Я разбужу тебя до того, как проснется дом. – Он сунул руку ей под голову и прижал к себе.
   Джиневра заснула, убаюканная его дыханием и мерным стуком его сердца, теплом его тела и надежностью объятий.
   А Хью не спал. Им надо быть в Вестминстере к восьми. Когда небо за окном посветлело, он осторожно высвободил руку и выбрался из кровати, а потом долго стоял и смотрел на спящую Джиневру. Ее лицо было спокойным, щеки покрывал нежный румянец, волосы разметались по подушке. Она казалась ранимой и беззащитной.
   Так убила она Стивена Мэллори?
   А какое это имеет значение?
   Хью подошел к камину и помешал угли. Вдруг его взгляд упал на сложенные листки на каминной полке. Развернув их, он пробежал глазами текст. Нужно, чтобы нотариус поставил печать. Чтобы подстраховаться, необходимо заверить завещание до суда, дабы королевский совет решил, как с ним поступить.
   Хью быстро оделся и вышел из комнаты. На то, чтобы разбудить нотариуса, жившего над типографией через две улицы, уйдет всего полчаса, и он успеет вернуться до того, как Джиневре надо будет вставать.
   Он снова на секунду замер у кровати и взглянул на спящую женщину.
   Так убила она Стивена Мэллори?
   А какое это имеет значение?

Глава 18

   Вот она, Звездная палата в Вестминстерском дворце. Хорошее название, подумала Джиневра, не в силах оторвать взгляд от потолка, усыпанного сверкающими звездами.
   – Прошу садиться, леди Мэллори. – Услышав скрипучий голос хранителя печати, Джиневра посмотрела на стол в форме подковы, стоящий в дальнем конце помещения.
   Король сидел в центре на небольшом возвышении в кресле с резной спинкой. Он был одет в черный гаун, из-под рукавов которого виднелись стеганые пурпурно-золотые рукава дублета. На груди у него золотом была вышита ветка шиповника. Его руки лежали на подлокотниках. Кольца, унизывавшие пальцы, своим сверканием соперничали со звездами на потолке.
   Джиневра присела в реверансе и склонила голову.
   Хранитель печати сидел справа от короля. Его черный гаун был отделан белоснежным горностаем, а пухлая рука в украшенной драгоценными камнями перчатке непроизвольно поглаживала мешочек, висевший у него на поясе. В этом мешочке хранилась печать, символ его должности.
   Епископ Гардинер – в алой рясе, со страдальческим выражением на лице – сидел по левую руку от короля. В его пронизывающем взгляде сквозило подозрение.
   Остальных присутствующих Джиневра не знала. Их было двенадцать, по шесть с каждой стороны стола. Они разглядывали ее с отстраненным любопытством, и в их глазах не было даже намека на дружелюбие.
   Джиневра села туда, куда приказал хранитель печати – на стул, стоявший перед столом. По обе стороны от нее, вдоль стен, в несколько рядов стояли скамьи для свидетелей и зрителей. Оттуда до Джиневры доносились шепот и шуршание шелков. Хью де Боукер, готовый в любой момент встать и дать показания, сидел во втором ряду позади Джиневры, поэтому она не видела его.
   Она сложила руки на коленях и спокойно ждала начала.
   – Вы здесь для того, чтобы оспорить выдвинутые против вас обвинения в том, что вы причастны к смерти, по меньшей мере, одного из ваших мужей. Ваше слово, мадам?
   – Я невиновна в совершении преступлений, указанных в любом из обвинений, милорд.
   – А как вы ответите на обвинение в том, что вы околдовали четырех мужчин, с помощью колдовства заманили их в постель, а потом при помощи дьявола заставили их отписать вам все их состояние? Ваше слово, мадам! – Епископ Гардинер подался вперед, вызывающе вздернув выбритый до синевы подбородок.
   Джиневра подумала о своих четырех мужьях. Один из них был тупицей, другой – жестокой скотиной. А Стивен был и тем, и другим. Мысль же о том, что она околдовала их, могла вызвать только смех. Возможно, Тимоти она и очаровала, но и она подпала под власть его чар. Однако в той страсти, что бросила их в объятия друг друга, не было ни капли колдовства.
   – Ваше слово, мадам! – грозным голосом повторил епископ.
   Как же ей хотелось плюнуть в эти жадные, горящие фанатичным огнем глаза! Однако осторожность превыше всего. Ему нужна жертва, а она как нельзя лучше подходит на эту роль. Обвинение в колдовстве при всей его абсурдности самое тяжелое, потому что его трудно опровергнуть.
   – Я не имею знаний в области колдовства, милорд епископ, – невозмутимо проговорила она. – Никто никогда не обвинял меня в этом. Мои мужья по собственной воле пришли в мою постель. – Она твердо встретила злобный взгляд епископа.
   – Я бы сказал, мадам, что вы очень умело, подстраивали свои браки. – Голос хранителя печати напоминал шипение змеи. – Вы выбирали тех мужчин, чья смерть обогатила бы вас, мужчин, которые по совершенно необъяснимой причине подписывали все составленные вами документы.
   – Да, – поддержал его епископ, – ни один мужчина в здравом уме не поступил бы так глупо, давая женщине власть над собой. Тут не обошлось без колдовства.
   – Мои мужья понимали, что я хорошо знаю право и умею неплохо управлять поместьями, милорд.
   – А подделывание документов, подтверждающих ваши права, тоже входит в число ваших талантов? – вкрадчиво осведомился хранитель печати. – Я бы сказал, мадам, что внезапное появление добрачного договора между Роджером Нидемом и его первой женой было… очень кстати. Он появился как раз вовремя… в тот самый момент, когда право лорда Хью на эту землю казалось бесспорным. У меня вызывает недоумение тот факт, чтобы вы не ознакомили его с этим документом раньше, миледи. Как я понимаю, вы с лордом Хью многие месяцы вели переписку по этому вопросу, но ни разу не упомянули о существовании столь важного документа. – Он вперил в нее тяжелый взгляд. Его слова на мгновение сбили Джиневру с толку. Почему они не обвинили ее в этом на первом допросе? Все верно, тут же успокоила она себя, ведь они задались целью пробить брешь в ее защите, смутить ее, заставить совершить ошибку на глазах у остальных членов совета. Нет, она этого не допустит.